Текст книги "Чёрный молот. Красный серп. Книга 1"

По дороге на работу Давид думал, что всё-таки хорошо иметь семью. И хотя иногда ему хотелось как-то разнообразить жизнь, до сих пор он сдерживался. Ему на мгновение стало стыдно перед Маней за свою мимолётную интрижку. Последующие несколько дней Давид провёл занятым на работе под завязку, оставался сверхурочно. Мысли о Вере понемногу отходили на задний план.

В воскресенье Давид с Маней поехали на рынок. Несмотря на раннее утро, рынок оживлённо суетился и напоминал большой муравейник. Всё время приходилось останавливаться, чтобы пропустить кого-то. Их тоже пропускали, супруги начали обход павильонов. Начинать следовало с мясного. Мясо разбирали быстрее всего, а завоз не всегда был достаточным. Иногда в очереди возникали споры и потасовки. Некоторые покупатели требовали ограничить продажу мяса несколькими кило, чтобы всем хватило. Высокий гулкий мясной павильон только наполовину был заполнен продавцами и покупателями. До одесского, конечно же, было далеко, но выбор был вполне терпимым. Выбрали кусочек говядины с косточкой на борщ. Пройдя между рядами, нашли нужный кусок на фарш для котлет. Мане приглянулась светло-жёлтая курица. Птица была хорошо упитана, ощипана и имела вполне товарный вид. Немного поторговались, и курица переместилась с прилавка в корзинку покупателей. Взяли килограмм ветчины у румяной торговки и копчёной колбасы у солидной пары. Теперь следовало посетить молочный, а затем овощной павильон. Они прикупили баночку густой деревенской сметаны. Бородатый продавец, подпоясанный чистым серым фартуком, демонстрировал, как ложка стоит и не падает в самой замечательной и вкусной сметане. После дегустации Маня протянула продавцу чистую банку, и он наполнил её до краёв. Дальше была покупка творога и мёда. Наконец перешли в овощной павильон. Маня оставила Давида с корзинкой и авоськами, а сама отправилась выбирать зелень и овощи. Давид смотрел по сторонам, дожидаясь Мани. Вдруг в толпе мелькнуло розовое платье. Молния прокатилась по телу Давида. Платье скрылось и через несколько мгновений вынырнуло около него. Сомнений не осталось, это была Вера. За руку она держала девочку лет шести. Она ещё не видела Давида и шла, о чем-то разговаривая с ребенком. Обе довольно улыбались. На мгновение задержавшись у прилавка, они продолжили путь по направлению к Давиду. Вера держала в руке плетёную корзинку, из которой выглядывали красные помидоры и зелёный лук. Корзинка была уже наполнена, и Давид подумал, что они могли пересечься раньше и хорошо, что Маня сейчас не здесь. Вера подняла голову и встретилась с Давидом взглядом. Вздрогнув от неожиданности, она на секунду замерла и оказалась сзади девочки, которая, ни о чём не подозревая, продолжала идти вперёд.

– Мама, ну чего ты встала? Идём!

– Сейчас, доченька. Я только скажу дяде здравствуйте.

– Какому дяде?

– Здравствуйте, Давид, – обратилась к нему Вера на «вы».

– Здравствуйте.

– Как ваши дела?

– Спасибо, всё в порядке.

– Я вижу, вы полбазара скупили.

– Что делать, любим покушать.

– Ну так заглядывайте к нам в «Ромашку», я вас вкусно покормлю, вам понравится, – и Вера засмеялась. – Придёте? Я буду ждать. Я пойду, а то ваша жена возвращается, опять будет нервничать. До свидания, Давид.

– До свидания. – И Вера ушла, быстро растворившись в потоке покупателей.

Как не вовремя! Ну почему Маня должна была появиться именно сейчас? Он ничего не сделал, встреча была случайной, он даже не решил, пойдёт ли к Вере, и ответил положительно исключительно из вежливости. По взгляду Мани Давид понял, что ничего хорошего ждать не приходится.

– Что, мне отойти совсем уже нельзя?

– Мань, ну человек поздоровался со мной, что я должен делать?

– А я что должна делать? Я воспитываю твоих детей и тебе варю обед и ужин. Я стираю твои носки и трусы! Я что должна делать? Я не могу на минуту тебя оставить! Ты тут же находишь своих знакомых б… – Маня осеклась и не закончила фразу, ограничившись одной буквой, но весьма красноречивой.

– Мань, ну что ты болтаешь? Я, что ли, тебя сюда привёл? Ты сама решала, в какой павильон раньше, в какой позже. Я, что ли, выбирал место где стоять? Сказала стоять здесь, я и стоял. Что я должен был делать?

– Ну да, ты у нас не при чём. Я всегда во всём виновата.

– Куда тебя несёт? Что ты мелешь? Уймись, а то мы переругаемся!

Маня отвернулась и пошла прочь. Давиду не оставалось ничего другого, как подхватить корзинку и авоськи и последовать за женой. Маня порывисто шла по рынку. Давид спешил за ней, но всё время кто-то возникал на пути, и пару раз он даже столкнулся со спешащими ему наперерез покупателями. Один раз ему вслед произнесли не самую приятную фразу, включающую намёк на его национальность. В другое время он хотя бы на словах, но непременно ответил, но сейчас его мысли были заняты сложившейся ситуацией. Он абсолютно ни в чём не виноват, но доказать что-то закусившей удила Мане не представлялось возможным. Опять будет дуться и вынимать душу. Просто головная боль какая-то. Маню догнал только на остановке. Раскрасневшись от ходьбы, она часто дышала, её грудь вздымалась, натягивая цветы на блузке, и опадала, вместе с ней опадали и цветы. Маня отвернула голову в сторону. Давид не стал подходить близко, замер около остановки и закурил.

Первый подошедший автобус ожидающие брали штурмом. Пробиться вовнутрь через волнующуюся людскую массу с сумками и авоськами не представлялось возможным. Пришлось ждать следующий.

– Мама, мама, вот твой знакомый дядя, которого ты приглашала покушать!

Давид поперхнулся дымом. Вот так встреча! Да лучше б он проглотил горящую сигарету! В конце-то концов, ну обожгла бы она его, поболело бы чуток, и всё! А здесь сюжет стремительно перерастал в драму. Только отдышавшаяся Маня начала было приходить в себя и даже задумалась о том, что, может быть, зря она так напала на Давида. Ведь встретить на рынке всегда можно кого угодно. И тут эта встреча и упоминание о приглашении! Это уж слишком! Маня резко развернулась в сторону соперницы. Смерила её взглядом. Ну да, это та самая дамочка со свадьбы. Даже платье не сменила. Люмпенша! В одном платье и на свадьбе гулять, и на базар ходить. И она будет претендовать на её мужа?

– Послушайте, милочка, как вас там?

– Вы ко мне?

– Маму зовут Вера Николаевна.

– Послушайте, Вера Николаевна, у вас чудесная дочь, надеюсь, у неё есть отец.

– А вот это не ваше дело, – огрызнулась Вера.

– Предположим. Но мой муж – моё дело! И я в состоянии приготовить ему вкусный обед. Так что, будьте любезны оставить его в покое! Поищите себе свободного!

– А мне ваш нравится! – Вера уставилась на Маню.

Маня аж поперхнулась от наглости и не нашла, что ответить.

– Давид! Что ты молчишь?

Давид молчал, ошеломленный Вериным появлением и её словами. Теперь Маня его точно сживёт со свету.

Зрители на остановке оживились.

– Вот так сука, чужого мужика уводить! Кабы была б без ребёнка, то космы б тебе враз повырывали!

– Слышь, ты, коза драная, я ведь могу ребёнку дать сумку подержать и тебе космы выдрать! Хочешь? – Вера вплотную подошла к возмущавшейся женщине.

– Не смей меня трогать, гадина! Что же это такое, граждане! Уймите эту гражданку!

– Да кому ты нужна? Сама подохнешь! – Вера развернулась и пошла прочь от остановки быстрым шагом, ведя за собой ребёнка.

– А ты что стоишь, как пень? Гони полюбовницу прочь! Посмотри, у тебя жена какая статная! А та хабалка! Проси у жены прощения!

– Да пошли вы все! Вы кто такие, чтобы в чужую жизнь лезть? Без вас разберёмся!

– Ты общественностью не бросайся! Мы за здоровую семью!

– Да пошли вы со своей здоровой семьёй! – Давид развернулся и пошёл в сторону, противоположную маршруту Веры. Он быстро шагал, не оборачиваясь. И ему было плевать в тот момент, идёт ли за ним Маня или нет. Он был зол. Нет, он был не зол. Это слово было слишком мягким для этой ситуации, он был взбешён. Он был яростным быком, которому на арене стадиона с ревевшей публикой, нахальный матадор сунул под нос красную тряпку. Он готов был смести весь стадион! Ну хотя бы остановку со всеми любопытными рожами, раздающими бесплатные советы. Уф-ф! Давид резко рванул рукой, и из лопнувшей авоськи посыпалась картошка. Этого ещё не хватало! Давид принялся собирать упавшее и рассовывать по другим авоськам. Он собрал всё и выпрямился. Перед ним стояла Маня.

– За что ты меня так унизил перед всеми? – И тут Маня разрыдалась.

– Я унизил? Я слова не сказал, а ты устроила мне сцену на базаре и набросилась на человека при всех на остановке. У тебя вообще мозги есть? Ты что творишь?! Ты думаешь, что поплачешь, и я на колени встану? Ты забодала меня своими выходками! – Он выпалил Мане в лицо все гневные тирады и теперь нервно дышал. Маня откинула свою авоську и стояла, уткнув лицо в ладони. Её плечи вздрагивали.

– Не смей так говорить со мной! Убирайся к своей Вере Николаевне, может быть, ещё на обед успеешь! – Маня подняла на Давида лицо. Давид отшатнулся. Он никогда не видел Маню такой. Белое лицо с яростно выпученными глазами и этот голос. Нет, она не кричала, напротив, она сказал это тихо, но с такой сталью в голосе, что Давид осёкся. Махнув рукой, он подхватил корзинку и авоськи и, развернувшись, пошёл прочь. Ехать на автобусе Давид не собирался, мало того, что все эти зеваки были бы рады продолжению бесплатного концерта, ему пришлось бы стоять с ними в переполненном транспорте, а возможно, и выслушивать комментарии. До дома было ходу минут сорок. И Давид пошёл пешком, время от времени меняя поклажу местами, перекладывая из левой руки в правую и наоборот. Пальцы рук были цвета свеклы, так сильно их сдавили ручки авосек. Несколько раз Давид останавливался перевести дух и растереть руки. Один раз он присел на скамейку и выкурил папиросу. Мани не было видно. Она за ним не пошла. Он даже был рад этому. Им обоим нужно было остыть. Давид всё равно чувствовал свою вину перед Маней за происшедшее той ночью. Если бы не всё это, он мог бы вовсю накричать на Маню и поклясться детьми. Но что ему делать сейчас, если дело дойдёт до серьёзной размолвки, он не представлял. Этот город не был его родным. Он вырос в Полтаве, там же остались его родня и друзья. Конечно, он обзавёлся и новыми друзьями, но они были в основном мужьями Маниных подруг, а значит, рассчитывать перекантоваться у них не приходилось. Ладно, утро вечера мудренее, сначала нужно добраться до дома. Давид уже понимал, что конфликт находится на пограничной точке. Подуй ветер не в ту сторону, и конец их семейным отношениям. А ведь он так надеялся, что они всё ещё смогут освежить и поправить. Он даже не пытался найти Веру в эти дни и хотел уже вообще не искать её. Растягивая время, он плёлся домой.

Маня уже была дома. На кровати лежали её небрежно брошенные вещи.

Через несколько минут Маня вышла из ванной, вытирая на ходу мокрые волосы. Она прошла мимо Давида к комоду, открыла ящик и достала бельё. Скинула с себя халат, стоя спиной к мужу, и стала одеваться. Давид не испытывал никаких чувств, кроме нервного напряжения, готового взорваться в любую минуту. Ему было плевать, что перед ним стоит абсолютно голая женщина. Всё это он видел и не раз. Что она хочет этим сказать? Он развернулся и пошёл на кухню, разбирать покупки. Следовало поставить кастрюлю с водой на огонь, потом пропустить мясо через мясорубку. Давид начал возиться на кухне. Ему было бы намного хуже просто сидеть и ждать развязки. Через пару минут появилась Маня. Супруги старались не замечать и не мешать друг другу. Давид сделал то, что считал возможным, и вышел на крыльцо покурить. Мимо дома шли Сарафаныч с женой. Давид поздоровался. Жена Сарафаныча прошла дальше, а сам он остановился прикурить от папиросы Давида.

– Давид, что с тобой? Ты не заболел?

– Да уж лучше бы заболел.

– Что случилось?

– Да поцапался со своей на всю катушку.

– Что делать будешь?

– Пока не знаю. Может, ещё обойдётся, хотя вряд ли, в этот раз влип по полной. Может, ещё из дома выпрут.

– Ого! Вот это ты действительно попал, брат. Ну ты, если что, подходи. В хате не обещаю, а в сарае постелю. Сейчас тепло, не замёрзнешь. Ну бывай, пойду я.

– Спасибо, Сарафаныч! Ты меня здорово выручишь.

– Да чего там, дело житейское.

Давид докурил папиросу. После слов Сарафаныча немного отлегло. По крайней мере он знал, где проведёт сегодняшнюю ночь, если положение станет невыносимым. Тесть с тёщей были приглашены на юбилей к тёщиной подруге и вернуться должны были только к вечеру. Значит, у него есть несколько часов на прояснение ситуации. Он поднялся по ступенькам и зашёл внутрь. На плите булькала, выкипая, вода, Мани не было видно. Давид подошёл и уменьшил огонь. Мясо на косточке уже было серым, но нужно было поварить ещё с полчаса, иначе останется жестким. Опустив в кипящую воду луковицу и морковь, Давид решил сделать себе бутерброд. Отрезал хлеб, кусок ветчины и вымыл помидор. На кухню зашла Маня. Она демонстративно начала громыхать мисками и кастрюлями. Давид, чертыхнувшись, вышел с кухни.

– Куда ты попёрся в комнату с едой? Я тебе что, уборщица? Вернись в кухню!

Явно назревал скандал. Давид молча вернулся и сел за стол.

– Ну, и что ты молчишь? Сказать нечего?

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Когда ты собираешься к Вере Николаевне на обед?

– Завтра, сегодня уже поздно. Я устал, сетки тяжёлые тащил.

– Вот тогда завтра вещи с собой бери и катись к своей Вере Николаевне!

Глянув на Маню, Давид понял, что она не шутит. Говорить с ней было бесполезно. Маня встала в позу, а бутерброд комом в горле. Жизнь менялась стремительно безо всякого вмешательства самого Давида. Невидимый режиссёр-постановщик уготовал ему роль изгнанника. Давид молча жевал. Гнев закипал в нём, и он еле сдерживал себя. Покончив с бутербродом, он встал, стряхнул крошки со стола и пошёл в комнату, снял со шкафа фибровый чемодан и начал складывать в него бельё и одежду.

Маня заглянула в комнату.

– Ну-ну. Мальбрук в поход собрался.

Давид не ответил. Он уже решил, что воспользуется предложением Сарафаныча. Ему было наплевать, что ночь нужно будет провести в сарае. Он не мог и не хотел смотреть на Маню. Она вдруг стала физически его раздражать. Сразу вылезло всё на передний план. И начинающий расти второй подбородок, и жировые складки на животе, и обильный пушок на лице, и её высокая причёска – буквально всё раздражало Давида. Он больше не хотел её видеть. Может быть, не навсегда, но по крайней мере в ближайшее время точно. Волна неприятия основательно захлестнула его. И он ничего не мог с собой поделать. Он понимал, что выйди он сейчас из дома с вещами, возможно, обратно он уже не вернется. Давид был вполне самостоятельным человеком, прошёл войну и умел принимать непростые решения.

Не хотелось покидать мальчишек, но он же не собирается отказываться от них. Когда всё утрясётся, будет видно. А пока он не знал даже за себя. Приди он к Сарафанычу, когда его не будет дома, и идти ему по большому счёту некуда. Поэтому он торопился, зная, что старик сейчас точно дома. Мужик он правильный, от слова своего отказаться не должен. Давид закончил собирать чемодан, закрыл крышку, защелкнул замки и, взяв чемодан, пошёл на выход.

– Всё? Насовсем пошёл?

Давид не ответил и молча прошёл мимо Мани.

– Ладно, оставайся, сегодня на диване ляжешь, а там посмотрим, что с тобой делать.

– Я тебе не шут гороховый, чтоб ты решала, что со мной делать! Не хочешь со мной жить – не надо! Пей кровь кому-нибудь другому! Я не намерен терпеть твои выходки. Обратись к психиатру, пройди курс лечения, потом поговорим!

– Сволочь! Мотай отсюда и не вздумай возвращаться! Проживу и без тебя и мужика себе найду!

– Да хоть двух! Может, подобреешь! Бывай здорова!

Давид хлопнул дверью и вышел. Рыжий кот испуганно мявкунул и отскочил с дороги. Ему навстречу поднимались мальчишки.

– Пап, ты куда с чемоданом?

– Всё в порядке, у меня командировка. Давайте, проходите, умывайтесь, мама борщ варит. Я пошёл, у меня поезд.

– Пока, пап!

– Пока, пока!

Давид вышел на улицу и пошёл в сторону Сарафаныча. Около дома он остановился, перевёл дух, толкнул калитку и вошёл во двор, постучал – никто не ответил. Он постучал ещё раз. И опять нет ответа. Неужели Сарафаныч уже куда-то ушёл? Хуже всего, если ему на смену. Не скажет же он его жене, что хочет пожить у неё в сарае в отсутствие мужа. Давид не знал, что делать. Одно ясно точно, по крайней мере сегодня, возврата домой нет. Скрипнула дверь, на пороге появился Сарафаныч.

– О, Давид, а моя мне говорит, стучат. А я ей говорю – показалось. А оно не показалось. Заходи, сейчас обедать будем.

– Спасибо, я не голоден.

– Да ты не торопись. У нас сегодня вареники. У меня хозяйка знатная мастерица на них. Идём, выпьем по соточке, проходи.

Давид прошёл за Сарафанычем через сени, в которых у небольшого окошка стоял примус, а на нём кастрюля с закипающей водой. В сени вышла хозяйка с миской вареников.

– Проходи, Давид, я сейчас вареников ещё налеплю.

– Да ладно, Нин, не надо, не голодный я.

– Тю-у, да разве ж я сказала, что ты голодный? То ж так, для порядка. Попробуй, не понравится, так неволить не буду. Проходи, ставь чемодан.

Давид прошёл в небольшой зал. Из него выходила только одна дверь, вела она в спальню. Комната была небольшой, и всё в ней тоже соответствовало размерам помещения. Часть мебели Сарафаныч соорудил сам. Супруги жили скромно, но, видимо, в согласии. Давид был бы рад переехать в такую неказистую квартирку, только бы не слышать Манины упрёки и скандалы.

– Присаживайся к столу. – Сарафаныч достал из тумбочки бутылку водки. Открыл вход в подпол и стал спускаться в погреб.

– Да не надо, зачем это ты? Я и так неудобно себя чувствую.

– Да не боись, парень. Всё в порядке. Мне самому хочется со свежим человеком выпить.

Сарафаныч нырнул в погреб и появился со стеклянной банкой, наполненной солёными огурцами.

– Вот мы с тобой по маленькой, пока Нинка там с варениками управляется.

Вошла хозяйка и села за стол, ещё вареники лепить.

– Давид, ты с творогом вареники кушаешь?

– Да я всё ем, спасибо.

– Ну вот и ладно. Выпейте пока по рюмочке, а я вмиг управлюсь.

– Ну давай, Давид, по первой!

Сарафаныч опрокинул стопку, отломал кусочек хлеба, понюхал его и только после этого откусил огурец. Давид тоже опрокинул стопку. Обжигающая жидкость растекалась по организму. Сарафаныч, не мешкая, налил по второй. В голове у Давида немного зашумело, но это было даже к лучшему. Ему хотелось отвлечься и забыться. Нина поднялась и вышла в сени. Скоро подоспела первая партия вареников с картошкой. Гордая хозяйка внесла миску, окутанную паром.

– Кушайте на здоровье! Вот пока эти съедите, уже и с творожком подоспеют.

– Спасибо, хозяюшка, спасибо, любимая! – Сарафаныч налил по третьей.

– Сарафаныч, вот я сижу и не верю, что такие жёны бывают. Так и живёте без скандалов?

– Ну, всё бывает. Но мы друг друга уважаем и бережём. Да и характер у неё нормальный, не скандальный. Я вот, понимаешь, не ангел. Ну давай, по третьей.

Выпили. Вошла Нина и поставила тарелки и банку со сметаной. Мужчины стали закусывать. Полилась неспешная беседа. Давиду необходимо было выговориться. Сарафаныч всё больше слушал. Только в одном Давид не сознался, что таки изменил он Мане. Да разве ж это измена? Один единственный раз, будучи подвыпившим, случайно. Да и не запомнил он толком ничего. Впрочем, нет, запомнил. Верины глаза преследовали его. Но разве мог он об этом рассказать Сарафанычу? Как она сказала сегодня? «Мне ваш муж нравится». Смелая. А может, и вправду я ей нравлюсь? А может, она просто хотела Маню позлить? Он вспоминал её руки, которые обнимали его за сараем, мягкие губы. А голос? Помнит ли он её голос? У Мани он более резкий и надрывный. Если они начинали выяснять отношения, то у него гудело в голове. И у тёщи подобный голос. Яблочко от яблони. Так какой же голос у Веры? Он никак не мог вспомнить. Он помнил её фразы, её смех, её улыбку, но не мог вспомнить её голос. Он всё время убегал от него. А может, это потому, что он всё время что-то говорит Сарафанычу, а пока он говорит, то не может расслышать её голос? Нужно остановиться. А Сарафаныч про работу расспрашивает, про поездки по частям, техникой интересуется. Во мужик! Не то что бабы, есть с кем поговорить.

– Мальчики, вот и с творожком поспели.

– Ниночка, ты бы с нами тоже присела. Я хоть буду спокоен, что и ты с нами поешь, а то мы без тебя все вареники проглотим. Уж больно они вкусные.

– Кушай, Давид. Для тебя не жалко. Руки у тебя золотые. Как пошьёшь чего, так мне все завидуют. А присесть, присяду с вами. Ну, расскажи, чего приключилось.

Давид почти полностью повторил рассказ. Нина слушала молча. Сарафаныч налил ещё. И по четвёртой они выпили в компании Нины. Больше Нина не пила. Ей хватило одной рюмки.

– Ой, Давид, не знаю, что тебе и сказать. Сильно ты рассердил хозяйку свою. Что делать будешь?

Давид задумался. А действительно, что он будет делать? Вот завтра понедельник, нужно пойти на работу. А что потом? Куда он вернётся, домой или в сарайчик Сарафаныча? Может, найдёт Веру и попросится жить к ней? Голова шла кругом и от выпитого, и от всех этих вопросов. Давид не знал, что делать. Вилка с наколотым вареником вернулась в тарелку. Он задумался.

– Если честно, я не знаю. Одно только я знаю наверняка: в ближайшее время с Маней встречаться я не хочу. Что будет то будет.

– Насильно мил не будешь, – поддержал его Сарафаныч.

Скоро вареники доели, Сарафаныч поставил самовар.

– Ух ты! Я уж сто лет не пил чай с самовара!

– А вот сейчас я тебя побалую. И чаёк у меня отменный, и сахарок колотый имеется, настоящий.

Вскоре самовар закипел. Сарафаныч налил горячей воды в пустой заварочный чайник, ополоснул его и выплеснул воду в открытое окно. Потом открыл темную жестяную банку и на глаз насыпал заварку в чайник. Подождал немного и лишь после залил горячей водой. Дал чаю настояться. Налил полстакана и вылил назад в чайник. Подождал и теперь уже налил обоим по стакану. Давид глянул на свой стакан. Вместо привычного тёмно-коричневого чая он увидел непривычную светло-зелёную жидкость.

– Сарафаныч, а что это за чай у тебя?

– О, брат, это настоящий китайский чай. Подарок. Берёг для особого случая. Ну вот, он и настал. Гость в доме.

– Ишь ты, они зелёный пьют?

– И зелёный тоже. И чёрный пьют и даже белый. А знаешь, в чём особенность настоящего качественного зелёного чая?

– В чём?

– Если чай очень хорошего сорта, то его можно до шести раз заваривать. Во как!

– Да ну! Кто же это чай по шесть раз заваривает?

– Говорю тебе, это не от жадности, а просто чай такой, он свои соки постепенно отдаёт. Был у меня китаец знакомый, он мне и рассказал. А ты давай, сам попробуй.

Мужчины принялись пить чай с сахаром вприкуску. Оба уже давно вспотели, но продолжали поглощать стакан за стаканом. Они уже сходили по паре раз в туалет, но чай так легко пился, что им не хотелось прекращать. Несколько раз Нина заходила в комнату, смотрела на мужчин, улыбалась и выходила. Начало темнеть.

– Давид, ты извиняй, мне надо укладываться, у меня утром смена. Идём, я тебе постель сделаю.

Сарафаныч взял раскладушку и дал её Давиду. Сам же взял небольшой матрас и подушку. Сарайчик был больше мастерской Сарафаныча, чем складским помещением. Здесь он строгал свои табуретки и полки. Пол бы немного покрыт стружкой, в сарайчике стоял устойчивый запах свежего дерева, смешанный с запахом столярного клея. Давиду было всё равно. Сарафаныч помог ему расставить и застелить раскладушку, после чего откланялся. Давид остался один. Электричество в сарайчике было, и он сидел на краю раскладушки при свете лампы. Он сидел, смотрел на свою тень и думал о том, что будет делать завтра. Он выключил свет и попытался заснуть. Но сон абсолютно не шёл. Зелёный чай вымыл весь алкоголь, и голова была предельно ясна. Спать не хотелось. Давид долго ворочался, вставал в уборную, курил во дворе, наконец с трудом задремал. Он боялся проспать на работу и жалел, что не попросил Сарафаныча разбудить его, пусть хоть и ранним утром. Во сне он толкал застрявший в грязи грузовик, а в кузове сидели Вера и Маня. Вера улыбалась ему, а Маня хмурила брови и грозила пальцем. Он толкал и толкал, а грузовик не трогался с места. Маня осталась сидеть в грузовике, а Вера растворилась вдали, уведённая маленькой девочкой. Девочка смеялась и говорила: «Мама, дай дяде кушать, он голодный». Он хотел сказать Вере, чтобы она не уходила, но упал в грязь около грузовика, а вода начала стремительно прибывать, и его понесло в сторону. Он протягивал руки, чтобы она помогла ему, но каждый раз, как он открывал рот, чтобы крикнуть ей, вода душила его и тянула вниз. Давид проснулся в страшном волнении и сел на раскладушке. Его бил нервный озноб. Было такое впечатление, что он действительно тонул. Он прислушался, это и впрямь были капли дождя. Они негромко постукивали по крыше сарая. Давид поднялся, включил свет и открыл дверь. Уличный воздух и несколько капель освежили его, и он вернулся в постель. Наконец Давид заснул. Проснулся от стука в дверь. Он поднялся и выглянул, за дверью стояла Нина.

– Давид, тебе, наверное, на работу надо. Я вот тебе чаю принесла с бутербродом.

– Спасибо, Нина.

Давид принял из её рук завтрак. Дождь давно закончился, солнце уже поднималось и, заглядывая во двор, отражалось в тысячах капелек, застывших на листьях деревьев и кустов. И эти капли были розовыми в лучах восходящего солнца, совсем как Верино платье.

Давид поставил завтрак на верстак, дошёл до рукомойника, ополоснулся, почистил зубы щёткой без зубного порошка и только тут сообразил, что не взял с собой бритвенный набор. Он провёл по щеке. Конечно же будет видно, что он не бритый, но где он может сейчас взять бритву? Не просить же у Нины прибор Сарафаныча. Ладно, сойдёт и так.

Он вернулся в сарайчик, сел на табуретку и не спеша позавтракал. Достал из чемодана свежую рубашку, привёл себя в порядок, поставил стакан на перила крыльца и вышел. Он решил не идти на остановку. Кто-нибудь из соседей мог увидеть, как он двигается к остановке с другой стороны, а ему не хотелось расспросов. На подходе к ателье вновь покапал дождик. Давид вошёл в помещение, зашёл в туалет, встал напротив зеркала и как мог привёл себя в порядок. После чего прошёл на рабочее место и приступил к кройке.

На улице было пасмурно, на душе тоже. Слава богу никто не спрашивал, почему он не брит. День прошёл относительно спокойно. Только несколько раз он напрягался, когда его звали к телефону. Ему очень не хотелось услышать Манин голос. Но это были заказчики, справлявшиеся о сроках примерки. Рабочий день кончился вовремя, и Давид вышел на улицу. Идти в летних туфлях по лужам ему не хотелось, и он отправился на автобусную остановку. Вот и кафе «Ромашка». Название совсем не соответствовало виду серого здания с облупившейся штукатуркой. Давид вошёл внутрь, вымыл руки в туалете и прошёл в зал. Была пара свободных мест за столиками. Давид огляделся. Мимо проходила официантка с подносом с полными тарелками. Давид ощутил, насколько он проголодался.

– Девушка, а какие столы Вера обслуживает?

– За девушку спасибо. Вон те, крайние.

Давид прошёл к указанным столам и присел по соседству с пожилой парой. Вскоре появилась Вера с подносом в руках. Она поставила тарелки за соседним столиком и подошла туда, где сидел Давид.

– Что заказывать будем, товарищи? – На Веру в упор смотрел Давид. Она думала о нём весь вчерашний день, о сцене на остановке и чувствовала себя неловко оттого, что невольно подставила его. – Здравствуй, Давид. Ты покушать или поговорить?

– Чего ж на пустой желудок разговаривать?

– Правильно, – улыбнулась Вера. – Можно я сама тебе принесу?

Давид кивнул.

Вера взяла заказ у пары и отошла. Через несколько минут она появилась с корзинкой хлеба, которую поставила посередине. Общепит не подразумевал индивидуального подхода. Давид вспомнил, как при НЭПе можно было сидеть за столом хоть в одиночку. Никому не было дела, лишь бы ты платил деньги. Советская власть заботилась о количественном обслуживании, чтобы можно было отчитаться, как много тружеников поели. Но выбирать не приходилось. Новые времена – новые порядки. Вера порхала по помещению, то принося подносы с едой, то стряхивая крошки после ушедших посетителей. Скоро она принесла большой поднос и поставила перед Давидом зелёный салат и тарелку наваристого борща. Давид приступил к еде. Запах борща напомнил ему, что дома вчера тоже варился борщ, который он так и не попробовал. Вскоре Вера принесла картофельное пюре с двумя тефтелями и подливой. В конце Давид получил стакан компота. Ужин получился довольно сытным. Вера ни в какую не хотела брать с него деньги, но Давид настоял. Никогда в жизни он не позволял женщинам платить за него. Не стал изменять своим принципам и сейчас.

– У меня ещё час до конца смены. Подождёшь?

Давид кивнул. Сидеть бесцельно и занимать место он не мог, потому вышел на улицу. Пока он ждал Веру, прошёл пару магазинов в поисках бритвенного станка. Наконец он нашёл, что искал. Станок «Мосштампа». Это, конечно, не его германский «Ротбарт», но хотя бы он сможет бриться. А со временем, возможно, сумеет забрать и свой любимый станок.

Давид дождался Веру, и они пошли пешком вдоль по улице.

– Давид, мне так неудобно за то, что произошло вчера. У тебя были неприятности дома?

– Как тебе сказать, у меня теперь и дома-то нет.

Вера остановилась, посмотрела на него, потом потянулась и мягко поцеловала в край губ. Давид обнял её, и некоторое время они так и стояли.

– Пойдём, у тебя будет дом. Не очень роскошный, но тебя никто не прогонит. Ты сам решишь, сколько захочешь в нём оставаться.

Они прошли три квартала, свернули на боковую улочку и подошли ко второму от угла дому. Обошли большое крыльцо и, пройдя вдоль дома, подошли к боковой двери, обитой синей клеёнкой. Вера достала ключ.

– Мама, мама пришла! – раздался тоненький голосок. Давид увидел девочку, которую уже разглядел вчера. За ней на стуле сидела женщина.

– Доча, я не одна. Мама, познакомься. Это Давид, мой знакомый.

Женщина встала и протянула ему руку.

– Любовь Самуиловна.

– Давид. Не надо по отчеству. Просто Давид.

– Мама, это дядя, которого ты хотела покормить?

Давид, Вера и Любовь Самуиловна рассмеялись. Квартира представляла из себя одно вытянутое помещение, заканчивавшееся кухней. Прямо у входа стоял диван, дальше вдоль прохода шифоньер, выполнявший также роль ширмы, а за ним детская кровать. Стол был один, на кухне. На нём лежала стопка листков, а рядом несколько цветных карандашей. На верхнем листе был нарисован цветок, неровно раскрашенный красным и зелёным карандашами.