Текст книги "Жизнь и еда"

Новый этап жизни: «Главное – образование!»

Школу я окончила с отличием и ЕГЭ сдала с прекрасными результатами. Вопроса «куда поступать?» даже не возникало. Папа – а его слово было для меня законом – хотел, чтобы я стала экономистом, потому что, во-первых, он сам экономист, а, во-вторых, я с детства очень любила математику. Папа постоянно повторял: «Главное – образование!» И мы старались его не подвести.

Мой старший брат Алибек окончил экономический и юридический факультеты института и еще финансовый колледж. В поселке, где живут родители, у него сейчас свой цех по изготовлению кованых изделий, а недавно он открыл новое направление – обработка камней для облицовки элитных домов. Несмотря на красные дипломы, Алибек решил не строить карьеру, а сразу занялся собственным бизнесом. У него семья, двое детей – мальчик и девочка. Второй брат, Абдуллабек, тоже устроился хорошо. Как и Алибек, он получил два высших образования – экономическое и финансовое. С детства у него очень пробивной характер, и это здорово помогает ему в жизни: он многого добился сам. Мы им очень гордимся. Он тоже создал семью, у них с женой два сына и дочка. Третий брат, Абдусалам, окончил нефтегазовый институт, но работы по образованию не нашел, поэтому сейчас строит дома. У них с женой один ребенок.

Мой брат Ахмед после окончания школы уехал в Петербург, в Суворовское училище, затем перевелся в военное училище в Новосибирске, которое тоже не окончил – решил, что это все же не его. И поступил на экономический факультет в Махачкале, на заочное отделение. Сестренка Амина вышла замуж и живет в Избербаше. Она учится в медицинской академии на шестом курсе лечебного факультета и очень хочет быть врачом. Замуж Амина вышла два года назад, и у них с мужем теперь двое голубоглазых близняшек. К сожалению, одна из дочек серьезно болеет – у нее порок сердца. В декабре должны сделать операцию в Германии, потому что в России такие операции не проводят. Видя успехи братьев, я не сомневалась, что учеба будет мне по плечу, но произошла глупая накладка: по каким-то причинам в нашу школу поздно поступили результаты ЕГЭ. И когда мы пришли подавать документы на экономический и юридический факультеты, нам сообщили, что мы уже опоздали – бюджетных мест нет. Тогда я подала документы на физический и математический факультеты Дагестанского государственного университета в Махачкале.

В итоге по результатам ЕГЭ я поступила на оба факультета, но выбрала физический – из-за кафедры вычислительной физики и информатики. Я любила математику, но больше меня интересовала информатика. При поступлении мне сказали, что, если буду хорошо учиться, меня возьмут на эту кафедру при распределении на третьем курсе.

Я поставила перед собой цель – стать лучшим программистом – и училась на «отлично». Конечно, в новом коллективе мне было сложнее, чем в привычном, школьном. Однокурсники и преподаватели обращали внимание на мое лицо и зачастую неловко отводили взгляд. Но это меня уже не волновало. Я была уверена в себе и спокойно и твердо двигалась к своей цели.

В университете меня, круглую отличницу, встретили очень хорошо. Кроме того, я никогда не отказывалась от общественной работы, всегда была активисткой и участвовала во всех мероприятиях. Во время учебы я занимала сразу три должности: старосты курса, секретаря комитета молодежи и профорга своего курса. Единственное, что вмешивалось в мою насыщенную студенческую жизнь, – это необходимость ездить в Москву на операции, но преподаватели шли мне навстречу. Мы учились по балльной системе, и все зачеты мне ставили заранее – за то, что хорошо учусь.

Истории других жертв ожогов

Когда мне исполнилось восемнадцать лет, меня прикрепили к другой больнице – Ожоговому центру Института хирургии им. А. В. Вишневского. Там началась новая глава моей жизни. Всего в этом центре мне сделали двенадцать операций, и после каждой приходилось лежать по три-четыре недели. Работа шла очень медленно, кожу восстанавливали по миллиметру. Но время уже не тянулось, как раньше. Теперь я занималась учебой, читала книги. Помню, меня сильно впечатлил Пауло Коэльо, и после прочтения «Алхимика» я еле дождалась, пока мне привезут новую книгу – «Пятая гора». У меня появились новые подруги и знакомые. Иногда мы ночи напролет проводили перед ноутбуком, смотрели фильмы и хохотали так, что слышно было по всему коридору. Однажды с соседкой по палате Еленой мы решили посмотреть новый мультик – «Маша и медведь». Обе после операции, с еще свежими швами, мы пугали друг друга: «Не смейся, а то швы разойдутся!» Но угрозы не помогали. Да и как тут сдержаться, если смешно до слез?

В Институте Вишневского я услышала новые истории несчастных случаев и страшных происшествий, познакомилась с другими жертвами ожогов. Поскольку в больнице было больше взрослых людей, то и истории были «взрослее» и, порой, тяжелее.

Со мной в палате лежали две девушки.

В Марину Д. влюбился парень Дима, они стали встречаться и довольно быстро поняли, что не могут жить друг без друга. Планировали пожениться. Но вскоре выяснилось, что в Диму давно влюблена его одноклассница. Она преследовала парня еще со школы, писала любовные записки, сама приглашала на свидания. А когда узнала, что Дима женится, приступила к решительным действиям. Сначала она звонила ему с угрозами по телефону, потом стала поджидать парочку и устраивать скандалы, требуя, чтобы Дима бросил Марину. В итоге у нее от ревности, видимо, помутился рассудок, и она облила соперницу серной кислотой. Все лицо Марины было в шрамах после многочисленных операций. Дима навещал ее первое время, а потом пропал…

С другой девушкой – Еленой Б. – произошло другое несчастье. Она одна находилась в квартире, когда загорелся масляный обогреватель. Елена начала тушить огонь и в итоге получила термоингаляционную травму дыхательных путей II–III степени, ожоги лица и тела I–II степени. Без сознания Елена пролежала двое суток, врачи сильно сомневались в том, что она выживет. Но Елена пришла в сознание и увидела рядом своего друга – Дмитрия Б., который держал ее за руку. Она была на искусственной вентиляции легких, говорить не могла, так как ей поставили трахеостому (искусственное горло в виде трубки, помещаемое в трахею хирургическим путем). Поэтому Елена писала Дмитрию вопросы в блокноте, пытаясь понять, сколько времени она находилась без сознания и что с ней происходит. Ответив на все ее вопросы, Дмитрий со слезами на глазах предложил ей выйти за него замуж! Ему было неважно, что лицо и тело Елены обожжены и, возможно, она станет инвалидом на всю жизнь, – он любил ее. Они обвенчались, а потом зарегистрировали брак. Сегодня они живут счастливо – у них прекрасная семья, двое детей!

После восемнадцати лет я летала в Москву самостоятельно, без сопровождения. Меня встречала моя дорогая тетя. А позже, после знакомства с Еленой, навещала и она – приходила в палату поддержать, угощала моими любимыми лакомствами. Сейчас, когда боль и ужасы операций забылись, я вспоминаю только теплые моменты, забавные случаи и интересные знакомства. Например, помню Кристину, с которой мы лежали в одной палате. Она была творческой девушкой, серьезно увлекалась фотографией, и мы даже устроили фотосессию во дворе больницы. Кристина научила меня пользоваться фотошопом. А во время последнего моего пребывания в больнице я познакомилась с путешественницей Юлией. До сих пор с удовольствием слежу за ее страничкой «ВКонтакте» и приключениями – они с мужем, а потом и втроем с дочкой, объездили весь мир.

Страшная утрата

Ахмед – самый младший из братьев – решил не связывать судьбу с карьерой военного, как предлагали ему родители, и уехал со своими друзьями работать в Нижний Новгород. Учебу на экономическом факультете он продолжал заочно, а в Нижнем Новгороде открыл бизнес, связанный с перевозками. В родное село он приезжал очень редко, о работе рассказывать не любил, никаких подробностей его новой жизни мы не знали, слышали только, что он купил себе дорогую машину и дела у него шли хорошо.

В мае, наконец-то, он навестил нас и даже задержался в родном городе почти на месяц. Я была счастлива его видеть! Несмотря на то, что именно Ахмед позвал меня разжигать злосчастную керосиновую лампу, я никогда не считала его хоть как-то виноватым в той трагедии, ведь мы были детьми. Поскольку Ахмед старше меня всего на три года, я дружила с ним больше, чем с остальными братьями, и мы были очень близки. Старшие братья относились ко мне со всей строгостью, частенько ограничивали мою свободу, а Ахмед всегда и во всем помогал, поддерживал меня. Поэтому обычно именно у Ахмеда я отпрашивалась на дни рождения одноклассников или на прогулку с подружками…

Мама уговаривала брата остаться, мы все не хотели, чтобы он жил так далеко от нас, в незнакомом городе. Мы не знали о том, что у него в Новгороде была девушка, и не понимали, что его держит там. Однажды, стирая вещи, я нашла паспорт в кармане его брюк. Сразу же спрятала его, чтобы Ахмед не уезжал. Конечно, брат не ругал меня за проказу, мы все перевели в шутку, но он, посерьезнев, попросил вернуть документ и объяснил, что для него важно уехать – там и новая работа, и уже своя жизнь. Конечно, я отдала паспорт – я ведь любила Ахмеда и считала, что так будет правильно.

Через пару дней он уехал. Прощание было тяжелым. Он хотел выехать утром, пока все спали, но мы услышали, как он собирается, и проснулись. Со слезами на глазах мы провожали его в дорогу. У нас у всех было отвратительное ощущение – будто мы больше не встретимся. А в августе, возвращаясь со свадьбы друга, он попал в аварию под Нижним Новгородом. С Ахмедом была его девушка. Она получила травмы, но выжила. На Ахмеде же не было ни царапины, но единственный сильный удар в шею оказался смертельным…

О случившемся мы узнали не сразу. Тело Ахмеда попало в морг, туда на опознание пришли его друзья. Они сначала связались с нашим дядей, а тот уже сообщил ужасные вести отцу. Нам с мамой сразу правду не сказали, и все то время, пока решались вопросы с переправкой тела на родину, мы думали, что он просто сломал ногу. Когда же из Новгорода привезли труп, для всех это стало потрясением, после которого семью накрыла затяжная депрессия. Мы очень долго, трудно отходили от потери и вспоминали о том, как уговаривали Ахмеда остаться дома, словно предчувствуя беду.

Авария за аварией

…Тот год, когда погиб брат, был не из легких. 24 октября (снова это число!), после выходных, проведенных у родителей, я возвращалась на учебу в Махачкалу. В пути предстояло провести около часа. В салоне маршрутки было семь пассажиров, многие дремали, я была увлечена своими мыслями. Вдруг кто-то из пассажиров крикнул водителю: «Берегись!» На встречную полосу, совершая обгон, выехал автомобиль. Он летел прямо на нас! Водитель маршрутки, чтобы избежать столкновения, вырулил на обочину, но не справился с управлением. Маршрутка перевернулась и вновь встала на колеса. Конечно, никто не был пристегнут, ведь ремней безопасности в маршрутках нет, поэтому всех разбросало по салону. Я сидела неудачно, полетела кувырком и ударилась ключицей. Ни пассажиры, ни водитель серьезно не пострадали, отделались ушибами. Не дожидаясь помощи, мы сами вышли из маршрутки, на которой тоже не было сильных повреждений. Водитель связался с другой маршруткой, и нас увезли с места происшествия. Ни полицию, ни «Скорую» вызывать не пришлось.

Но родителям о случившемся я ничего тогда не рассказала – не хотела давать им нового повода для переживаний. Я очень волновалась за них, ведь всего несколько месяцев назад погиб в автокатастрофе Ахмед, а после, по какому-то жуткому стечению обстоятельств, буквально за несколько недель до аварии с маршруткой, папа тоже попал в ДТП. Он возвращался из Махачкалы домой на машине, вез продукты, и кто-то в него врезался. Папа сильно пострадал, был едва жив. Как рассказывал отец позже, в беспамятстве он вдруг почувствовал, что не хватает воздуха, и стал задыхаться. Он приготовился к худшему, но с последним, как он думал, вздохом вспомнил обо мне – о дочери, которая так сильно любит его, что не мыслит без него своего существования. Папа тоже очень сильно любит меня, и мое имя – такое же, как у его матери, – придало ему сил, чтобы сделать очередной вздох. И выжить…

В Махачкале я сама обследовалась у врачей. Они зафиксировали у меня только небольшие ушибы и рекомендовали физиопроцедуры.

За годы, которые прошли с момента трагедии, я многое увидела и пережила. И перестала задумываться о том, за что мне было дано такое страшное испытание – потеря лица. Я просто смирилась с мыслью, что такова моя судьба. Даже решила, что Бог, возможно, уберег меня от другого, чего-то более жестокого и страшного. Вдруг, будучи красавицей, я начала бы гулять или плохо учиться? Останься я с «прежним» лицом – была бы я такой, как сейчас? Главными моими стремлениями стали знания. Меня не интересовали свидания и романтика, я просто мечтала встретить когда-нибудь лишь одного человека, с которым могла бы создать крепкую семью.

Абдула – любимый, верный, заботливый

С Абдулой мы сначала ссорились и подшучивали друг над другом

Я училась среди парней – в группе из двадцати восьми человек было всего шесть девочек. Практически никто за все время учебы ни разу не спросил о том, что случилось с моим лицом. Хотя я в то время даже косметикой толком не умела пользоваться. Лишь однажды одногруппница вскользь поинтересовалась, не последствия ли это какой-нибудь аварии, и я просто ответила «да», чтобы избежать лишних вопросов. Подумала: зачем ей знать всю мою длинную историю? И в дальнейшем решила придерживаться этой простой версии.

Среди одногруппников выделялся один – Абдула. День за днем он все активнее интересовался мной, оказывал мне всевозможные знаки внимания, даже ухаживал. Но, зная мой характер, прямо дарить подарки не решался. И правильно – я так воспитана, что из рук мужчины до сватовства никаких даров не приняла бы. Поэтому Абдула шел на разные ухищрения – например, попросив у меня конспект, мог вернуть его вместе с букетом роз.

А однажды он очень оригинально сходил со мной в кино. Мы поругались на дежурстве: он категорически не хотел отмывать доску от мела в аудитории, я рассердилась и в расстройстве махнула на него рукой. Вдруг, когда мы с подругой шли домой, он догнал нас и протянул мне билеты в кино: «Извини, что испортил тебе настроение. Возьми билеты, хороший фильм – он развеселит тебя». Я, конечно, категорически отказалась. Но Абдула всю дорогу следовал за нами, объясняя, что направляется к своему общежитию. Когда мы таким образом вместе дошли до квартиры, которую в то время снимали с подругами, я увидела, что Абдула положил билеты во дворе на лавочку и заботливо придавил их сверху камнем, чтобы не улетели. «Билеты я оставляю здесь. Хочешь – бери, а не хочешь – другие заберут», – сказал он и ушел. В том, что билеты заберут, сомневаться не приходилось, – студентов кругом полно, любой захочет бесплатно в кино сходить. Но я сделала вид, что ничего не слышала и не видела, и гордо прошествовала домой. Однако, едва захлопнув за собой дверь, тут же бросилась к подруге с просьбой: «Иди, быстрее возьми их, пока другие не забрали!» Билеты оказались на месте. Мы долго собирались и пришли в кинотеатр с опозданием. На входе меня поджидал Абдула с букетом белых роз. В этот раз мне пришлось принять его подарок – стало неудобно перед людьми. Он, хитрец, оказывается, взял три билета – и себе тоже. Но я все равно была строга и подругу посадила между нами. Мы посмотрели фильм и разошлись по домам.

Уже на втором курсе Абдула признался, что хочет создать семью именно со мной. Но, зная мои принципы, он старался не настаивать и не компрометировать меня. У даргинцев очень строгое воспитание. До замужества – а я вышла замуж в двадцать четыре года – ни с кем из мужчин я даже по телефону не разговаривала. И с Абдулой мы общались мало – до тех пор, пока он не посватал меня у родителей официально. Это случилось на третьем курсе, когда мне было двадцать лет. Мои родители поженились, когда папе было восемнадцать, а маме – девятнадцать лет, и они для меня – пример идеальной семьи. Сколько себя помню, ни разу не видела, чтобы они ругались между собой или выясняли отношения при нас, детях, – а женаты они уже тридцать восемь лет! Я мечтала о таком же браке…

В университете мы с Абдулой виделись в основном на лекциях и семинарах, и я никогда не смотрела на него как на будущего мужа. Но контактировать нам приходилось довольно часто, ведь я была активисткой – профоргом и старостой. Он частенько не выполнял моих требований, и мне приходилось с него спрашивать со всей строгостью и даже ругаться. Возможно, он специально не слушался меня, чтобы подразнить и обратить на себя внимание, но меня это очень раздражало. Часто мы подшучивали друг над другом. Абдула – аварец, а я – даргинка, и в Дагестане о каждой национальности сложены свои шутки и анекдоты. Например, считается, что даргинцы любят деньги, а аварцы представляют собой типаж «сила есть, ума не надо». И мы вспоминали с ним разные анекдоты на эти темы, например:

«Играет аварец в «Поле чудес». Якубович говорит:

– Перед вами слово из шести букв. Это то, без чего невозможно существование человека! Для облегчения задачи я скажу, что в этом слове есть буква «Х»! (имеется в виду «воздух»).

Аварец после долгих раздумий отвечает:

– Хинкал!»

«Поехал как-то даргинец с женой и дочерью в Дубай. Увидел один шейх их дочку и говорит ее отцу:

– Если вы отдадите ее замуж за меня, то получите столько золота, сколько она весит!

Даргинец, недолго думая, отвечает:

– В таком вопросе спешить нельзя, поговорим через месяц!

Они разошлись, а жена соглашается:

– Ты прав, эти арабы с их странными законами и гаремами… Тут подумать надо!

На что даргинец говорит:

– Тут думать не надо! Тут девочку откормить надо!»

Как меня сватали

Когда я училась на третьем курсе, ко мне приехал отец Абдулы… Как ни странно, его тоже нисколько не смутило мое лицо. Чуть позже я узнала, что у матери Абдулы имелось лишь одно возражение против меня – ей не нравилось то, что я другой национальности. Мои родители к чужой крови относились мягче, особенно после того, как брат Абдулабек женился на девушке другой нации и она оказалась очень хорошей женой. Конечно, при выборе мужа я прислушивалась к мнению «своих», но это не являлось принципиальным.

Оказывается, Абдула, предполагая подобный вариант развития событий, еще задолго до сватовства стал «наводить мосты» – через мою двоюродную сестру он пытался узнать мнение моих родителей о нашем будущем союзе. И те через сестру передавали ему отказы из-за принадлежности к другой нации. Но Абдула был очень настойчив. Он отвергал других невест, которых предлагали ему родители, потому что полюбил меня. В конце концов его отец Ахмедбег решил побеседовать со мной.

При встрече он первым делом сказал: «Сын прожужжал нам все уши о тебе. Поэтому мы хотим вас сватать. Но сначала мне нужно услышать твое мнение». Я ответила: «Если родители не будут против, то и я возражать не стану». После этого Ахмедбег на всякий случай уточнил: «Ты должна понимать, что мы люди небогатые. Если ты согласна, то мы хотели бы поехать к твоим родителям».

Потом уже состоялся разговор с моим отцом. Папа спросил меня: «Ты сама хочешь за него замуж?» Я набралась смелости и твердо ответила: «Пап, он меня принимает такой, какая я есть, не видит моих ожогов, и главное – он меня любит». Вообще у дагестанцев не принято при родителях говорить о любви, обсуждать с папой и мамой темы взаимоотношений с противоположным полом. Это запрещено воспитанием. Если хочешь что-то сообщить родителям о своих чувствах, то доводишь это до их сведения через третьих лиц – двоюродных сестер, других родственников. Поэтому такой прямой и откровенный ответ был для меня решительным и смелым поступком.

Однако я добавила: «Вы мои родители, которых я почитаю. Если вы уверены, что кто-то другой будет лучше, я приму это. Если нет – то я согласна выйти за Абдулу». Родители не были слишком строги и, конечно, всегда прислушивались к моему мнению, за что я искренне им благодарна.

До Абдулы к нам уже приходили свататься. Но со мной эти «женихи» не были знакомы. Они общались с моими братьями, знали о том, что мы хорошо живем и что у меня прекрасные родители. Я всем им отказывала. Сколько всего их было, я не знаю. Если родителям кто-то не нравился, то они со мной это даже не обсуждали. Если же кто-то приходился по нраву, они через мою двоюродную сестру узнавали у меня, согласна ли я выйти замуж за него…

В Дагестане принято жениться, обращая внимание на статус и состояние семей. Богатые женихи приходят к богатым невестам. Но я уверена: если бы меня выдали замуж согласно этим традициям, я не обрела бы такого счастья в семье, какое имею сейчас с Абдулой. Мне кажется, люди уже до свадьбы должны как минимум уважать друг друга. Любовь – любовью, но если отсутствует уважение, то как жить вместе? А для меня, в силу физических недостатков, важнее всего было одно: чтобы жених принимал меня такой, какая я есть, и не желал переделать меня или улучшить.

В общем, мама с папой приняли предложение родственников Абдулы.