Текст книги "Казань – ностальжи"

Можно к вам на телевизор?

Да, именно этот вопрос я часто слышал вечером от своих соседей. Помню, как из десяти квартир нашей коммуналки на Баумана телевизор имели только мы. И я гордился этим. Он появился у нас в 1964 году, но по памяти я его помню только с 1965-го, то есть тогда, когда мне было три года. Я увидел в телевизоре какие-то движения непонятного существа и сильно испугался! Уже через несколько лет, когда научился читать, узнал, что наш телевизор именуется «Старт-3».

Ещё помню многих наших соседей, сидящих у нас дома на своих собственных стульях. Иногда я засыпал на стуле, а мой диван был занят зрителями и меня уносили спать в чужую квартиру. Соседи смотрели «Голубой огонёк» с космонавтами, одетыми в военную форму… и почему-то без скафандров…

Немного повзрослев, смотрел КВН. Ничего не понимал, но смотрел. Помню лысого дяденьку, ведущего «Клуб кинопутешественников». Помню молодого и энергичного диктора татарского телевидения Рустама Набиуллина. Не забуду, как весь двор смотрел фильм «Весёлые ребята». Врезалась в память картинка, когда диктор сказала о гибели космонавта Комарова. Потом во дворе то и дело повторяли: «Полёт идёт нормально! Спускаемся хорошо! Самочувствие отличное!.. Открыли люк, а все мёртвые!»

Помню, как спросил папу о том, идёт ли сейчас где-нибудь война. И папа ответил, что она началась во Вьетнаме. А уже через некоторое время отец подвёл меня к телевизору, дескать, вот эта война! Возникли первые страхи от американцев, но они через несколько лет были сняты посещением выставки «Исследования и разработки США», проходившей рядом с Центральным стадионом.

Ещё помню, как все школьники нашего двора, которые ходили в хор школы № 1, что на Булаке, бежали смотреть себя по телевизору. Я узнавал многих на телеэкране и показывал пальцем. Хором дирижировал наш учитель пения Герман Георгиевич. Это был низкорослый, хромой на одну ногу мужчина с сочным, певческим баритоном и «ёжиком» на голове… Очень талантливый и известный музыкант нашего города! Живое профессиональное пение я услышал впервые именно от него.

Себя же по телевизору я увидел лишь только в седьмом классе. Это была лаборатория телевидения КАИ. Удивился! Как будто заново познакомился с собой! Всё-таки зеркало показывает нечто иное… Нет, телевизор – это не зеркало! Это окно нашей жизни! И увидеть себя в окне – это нечто иное, чем увидеть себя в зеркале.

Если бы мне, пятилетнему мальчику, сказали тогда, что моя жизнь будет связана с тем, что мне придётся бывать в этом окне, то я бы сильно удивился…

Нет уже моих соседей тёти Розы, нет дяди Миши, нет тёти Кати, нет уже и Мухаммада-абый, но их вежливый и добрый вопрос: «Можно к вам на телевизор?» всегда будет звучать во мне!

Казанские короли деревянных самокатов

В моём дворике на Баумана никто не имел велосипедов. Помню только, как к моему однокласснику Саше должна была приехать мама из далёкого северного Архангельска. И весь наш двор знал, что мама купит Сашке двухколёсный велосипед. Сашку воспитывала бабуля, так как его мама вышла замуж за дядю Геру и уехала на Север. Этот дядя Гера и обещал Сашке купить велосипед… и не какой-нибудь «Ветерок», а «Школьник». Я знал, что такой велосипед дорогой и стоит аж двадцать девять рублей и восемьдесят копеек! Таких денег в нашем дворе мало у кого водилось для подобного подарка. Зато у многих мальчиков были деревянные самокаты на больших железных подшипниках. Поэтому они были уже не мальчики, а пацаны! Пусть мальчики катаются на своих дорогих и тихих «Школьниках», а пацаны будут кататься на громких деревянных самокатах! И действительно, эти самокаты громко гудели по Чернышевского, когда катились вниз к Булаку. Это был особый звук. Это был звук взаимодействия металла единственного в СССР Московского подшипникового завода и казанского асфальта! Это был звук демонстрации пацаном своей силы и власти над прохожими улиц Баумана и Чернышевского. Самокат шумел настолько громко, что на другом конце Баумана можно было его услышать! А если двигалась группа пацанов на таких деревянных самокатах, то это уже был музыкальный квинтет или квартет металла и асфальта! Это было так величественно! Это была особая музыка… моего детства!

Казалось бы, деревянный самокат был прост! Две досочки и два подшипника! И папа обещал мне его сколотить! Но у нас не было подшипников. А где их взять? А другие папы и мамы откуда-то доставали подшипники. Поэтому мне оставалось только завидовать пацанам с деревянно-подшипниковыми самокатами… А тут ещё Сашка, которому купили настоящий велосипед.

Сашка вышел во двор со своим новым велосипедом. Пацаны нашего двора окружили его со своими деревянными самокатами. Была пауза… зависти. Потом вздохи… тоже зависти… и пацаны пошли кататься на Баумана. Сашка остался один со своим велосипедом. Он не выглядел королём. Катался один… И порой я видел в его глазах зависть к королям деревянных самокатов…

У окна

Я всегда завидовал соседям по коммуналке, жившим этажом выше, не говоря уже о тех, которые жили аж на третьем этаже! Как-то поднялся к Витьке с третьего этажа, чтобы позвать его погулять во дворе. Он сидел за большим круглым столом и чайной ложкой уплетал сгущённое молоко, запивая его водой из большого гранёного стакана. Точно так же, как Игорь со второго этажа. Правда, Игорь не впускал меня к себе домой, но зато подходил к порогу квартиры с банкой сгущёнки. Он давал мне её немного попробовать… Витька же, наоборот, заводил меня в комнату, сажал рядом с собой за стол и начинал наслаждаться не только сгущёнкой, но и тем, как я завидно смотрю на то, как он её пожирает. Прежде чем запустить сгущёнку в рот, Витька разглядывал это сладкое молочное чудо, сопровождая вздохами предвкушения. Затем, когда сгущёнка оказывалась во рту, Витька начинал ойкать, воспевая тем самым пожираемое. Надеяться на то, что он сжалится и угостит меня, было бесполезно! Поэтому я отходил от стола к окну и наслаждался видами своего родного города. Смотрел на купола Никольской церкви, на Спасскую башню, на гостиницу «Казань», на казанское небо. Ведь из своей коммуналки, с первого этажа, окна которой выходили во двор, я видел только часть двора, часть дома напротив и маленький кусочек неба. У Витьки же неба было много, но он его почему-то не видел, а смотрел только на свою сгущёнку.

Позднее, уже учась в первом классе, я сделал для себя открытие, что первый этаж, на котором я жил, ещё не самый низ Казани. Оказывается, по улице Чернышевского многие живут в подвальных этажах. Там жил мой одноклассник Валерка. Он сгущёнку с водой не ел, но любил хрустеть кукурузными палочками, предварительно макая их в молоко. Это были необыкновенные кукурузные палочки, щедро сдобренные сахарной пудрой, и целая мощная пачка стоила всего-то двадцать восемь копеек, в отличие от банки сгущёнки за шестьдесят одну копейку. И Валерка был щедрым! Мы подолгу ели эти чудные палочки, макая их в молоко. Валерка ставил всегда тарелку с молоком на подоконнике, вытаскивал из шкафа пачку кукурузных палочек, оставленных ему мамой. Мы смотрели в окно и молча хрустели.

Квартира Валерки располагалась на подвальном этаже дома. Окна выходили на Чернышевского. Хотя какая разница, на какую улицу выходили окна Валерки? Ведь в них были видны только стопы прохожих. Только летающая обувь казанцев! Вот у одноклассницы Ленки, которая тоже жила на подвальном этаже, в окне были видны ноги, аж до коленок! А у Валерки в окне летали только стопы, заправленные в различную обувь. И каких только ботинок, сапог и туфлей мы не видели с Валеркой под хруст и таяние во рту кукурузных палочек! Эти полёты обуви в окне до сих пор в моей памяти.

Валерка мог по обуви, смотря в своё окно, определять, кто из прохожих из его двора, а кто чужак. «Тётя Галя прошла, дядя Наиль пьяный идёт… ой, мама сейчас придёт», – комментировал Валерка. И действительно, через некоторое время приходила мама Валерки, а значит, мне нужно было покидать это чудесное окно с летающими в нём стопами жителей моего родного города…

О том, как Снежная королева посещала мой дворик

Как-то зимним вечером мама читала мне сказку Андерсена «Снежная королева». И вдруг начался нервирующий вой зимнего ветра, сильно давящего на оконные рамы. Мама прекратила читать и подошла к подоконнику для того, чтобы проверить, насколько хорошо задвинуты шпингалеты и утеплены окна нашей квартиры. Я испугался и спросил у мамы: «Не Снежная ли королева это так протяжно воет?» Ведь вой больше был похож на стон какой-то женщины, чем мужчины. Мама успокоила меня и перестала читать сказку, чтобы я не зарывался в своём страхе. Но было поздно! Я уже весь горел в азарте узнать, чем закончится эта сказка и просил маму продолжать чтение! Мама читала дальше, а я в это время подходил к окну и вглядывался в него, зная, что, согласно сказке, Снежная королева заглядывает в окна к некоторым мальчикам. Я хотел увидеть эту Снежную королеву. Страх, конечно, был, но любопытство побеждало! И я подолгу стоял у окна и всматривался в него, чтобы увидеть существо, которое так воет! Мама же не говорила мне, чтобы я отошёл от окна, а значит, ничего страшного нет! Я знал, что за окном находится наш цветочный сад, засыпанный снегом. Ведь всего лишь несколько недель назад мы с мамой собирали в этом саду осенне-жёлтый гербарий для детсадовского задания. Кроме того, в ночное окно я видел промёрзшую родную рябинушку. Она качалась на сильном ветру. Гибкая была, а значит, живучая. И всё-таки вой упрямо не прекращался, как бы доказывая, что не стоит Его так игнорировать! Раз вой есть, значит, воет Кто-то. Кто же это? Ветер же сам по себе выть не может! Его же кто-то выдувает из Себя?! Если не Снежная королева, то Кто? Уверен, что если спросить у моих читателей, откуда берётся Ветер, то большинство не смогут ответить, Кто или Что его выдувает. Поэтому я стоял и вслушивался в этот вой. Я узнал, что к Виталию из соседнего дома вой вечером вообще не приходил! А ко мне приходил! А в сказке Андерсена сказано, что Снежная королева приходила лишь к некоторым мальчикам. Значит, она выбрала меня, а не Виталия? Утром я узнал, что и у Сашки тоже не было воя! Я ходил в соседние дворы на Баумана и спрашивал о вое у других мальчиков. Никто из них в прошлый вечер ничего не слышал. А вот одна девочка слышала. Она тоже читала сказку «Снежная королева» и сказала, что у неё есть брат, который старше её на один год, дескать, может быть, к нему прилетала Снежная королева и завывала, ведь он стал таким злым, непослушным и упрямым. Она была уверена, что ему льдинка в глаз попала. А глаза ведь это часть нашей души. Значит, льдинка попала в душу её брата. Девочка мне сказала, что скоро растопит эту льдинку и брат будет обязательно хорошим! Более того, она была уверена, что есть такие волшебные слова, которые могут растопить холод и лёд в душе человека! Эти слова ей обещал дать дяденька в чёрной рясе, который работал в Никольской церкви, располагавшейся напротив девочкиного дворика.

На следующий день мама купила небольшую ёлочку. Она нарядила её и поставила на тот самый подоконник, из которого вчера вечером был слышен вой. Ёлка заняла всё пространство окна. Теперь, если бы кто-то и заглянул в окно, то кроме гирлянд и ёлочных игрушек ничего бы не увидел. Пусть, кому нужно, заглядывают и смотрят на красоту нашей ёлочки!

На следующий вечер мама опять села за чтение вслух сказки «Снежная королева». Я слушал эту сказку и переживал за Кая и Герду! Спокойно подходил к окну и радовался ёлке, которая в этот Новый год стояла на подоконнике, хотя раньше она всегда стояла внутри комнаты. Никакого звука не было… но вдруг резко начал дуть ветер и опять появился вой. На этот раз он доносился уже из другого окна! Оно и понятно, ведь первое окно теперь заставлено ёлкой и нет смысла в него заглядывать! Значит, Снежная королева перешла к соседнему окну? Я подошёл к нему и громко крикнул: «Убирайся отсюда! Я тебя не боюсь!» И побежал к маме! Вой через некоторое время умолк! Мама читала сказку дальше и я был удивлён тому, что Кай точно так же, как и я, прогнал Снежную королеву.

Морозным утром следующего дня я рассказал обо всём старшекласснику Володе, который учился в художественной школе. Он в это время во дворе заканчивал лепить из снега Деда Мороза и Снегурочку. Володя так всегда забесплатно радовал жителей нашего дворика! Это была большая снежная скульптура. Он готовился покрасить её и полить сверху водой. Выслушав меня, он принялся лепить Снежную королеву. Володя нарушил традицию. Ведь раньше наш двор обходился только Дедом Морозом и Снегурочкой, слепленными его талантливыми руками. Скульптура Снежной королевы была значительно выше Деда Мороза. Она возвышалась над двором и даже превратилась в детскую горку. Из моего окна Снежная королева была видна настолько хорошо, что складывалось впечатление, будто она заглядывает ко мне в окно.

Теперь ночью я смотрел в окно и обнаруживал в нём «заглядывающую» ко мне Снежную королеву. Она уже не выла, так как своим большим телом заслоняла путь агрессивному зимнему ветру.

Дядя Стёпа купил автомобиль

Каждое утро в мой дворик заезжало несколько мотоциклов и мотороллеров. Это прибывали инвалиды, которые работали в ателье и обувной фабрике, располагавшихся в моём и соседнем доме. Кроме того, приезжал и очень маленький одноместный автомобиль для инвалидов. Двор на некоторое время наполнялся запахом бензина, который нравился нам, мальчишкам. Мы рассматривали эту технику, трогали и даже залезали на неё. Ну разве можно наглядеться на красивые задние фары мотоцикла, переливающиеся на солнце? Мы своими руками вычищали эти красные стёкла и любовались ими. Это чувство, невыразимое словами. Оно вызывало в моей душе необыкновенный комфорт и радость, несравнимую с радостью женщин, любующихся бриллиантами! К тому же от мотоцикла веяло запахом бензина, металла и кожи. Этот запах тоже был непередаваем! Мы трогали эту кожевенно-металлическую «лошадь», а потом нюхали свои руки и ещё долго их не мыли. Когда насыщение этой эстетикой заканчивалось, мы залезали верхом на этих «коняшек». Подолгу сидели на них, представляя, что уже едем. А когда и эти радости начинали угасать, то засовывали спички в ключевое отверстие мотоцикла. Причём настолько глубоко засовывали, что загоралась подсветка! Нажимали на кнопку, и на весь двор звучало мощное «пип». Сразу же выбегал владелец мотоцикла, но нас уже там не было. Мы разбегались в разные стороны. Если дети бегут отчего-то навстречу взрослому, то ему нужно на всякий случай развернуться и бежать вместе с этими опасными детьми! Вдруг что-нибудь взорвётся! Мы не были такими, чтобы взрослым приходилось бежать вместе с нами. Мы бегали от взрослых, которые что-то охраняли. И ничего не делали такого, чтобы взрослым приходилось бежать с нами в одном направлении. Ну как не побежать, если мотоцикл взял да и упал набок на землю! Ведь трудно нам, мальчишкам, удержать его в равновесии. Ноги ведь не достают до земли, если сесть на мотоцикл!

Мой друг Рафаэль как-то смекнул, что если нам уже удаётся включить подсветку у мотоцикла и сделать громкое «пип», то почему бы не завести мотор резким давлением на нижний рычаг и вращением ручки газа? Мы же видели, как дяденька заводит мотор! С больной ногой заводит! Просто завести мотор и точка! А потом как всегда убежим, а мотор пусть работает! Наверное, сам Королёв не испытывал такого азарта, когда запускал в космос Гагарина! А мы запускали всего лишь мотор мотоцикла! Первая попытка не удалась. У Рафаэля не хватило сил. Я заменил его. И на третье моё опускание педали вниз мотор заревел! Мы врассыпную! Сидя в засаде, мы ещё несколько минут наблюдали, как мотоцикл гремит на весь двор своим мотором, а хозяин всё не выходит! Я был горд за себя! Ведь завёл такой агрегат! Столько было радости!

Позднее такую же радость я испытал тогда, когда дядя Стёпа из соседнего дома купил старый серый «Москвич». Он подолгу возился под капотом своей машины. Когда двигатель заводился, дядя Стёпа начинал делать круги по двору. Дети нашего дворика забивались в эту машину, и начиналось медленное круговое путешествие по двору. Это было интереснее, чем кататься на каруселях в парке Горького. Затем на пятом круге машина глохла и мы вылезали на воздух из пропахшего бензином салона. Так проходили дни и даже недели, но «Москвич» дяди Стёпы так и не выехал через парадку на улицу Баумана! А мы так мечтали об этом!

От безысходности дядя Стёпа наконец-то доверился моему «мастерству» давить ногой на педаль газа и я стал газовать! Машина стояла, а мотор благодаря мне набирал или сбавлял обороты! Для меня, шестилетнего мальчика, это было большим достижением. Девчонки моего дворика видели, каков я! И какая у меня власть над машиной!

Но этой радости постепенно приходил конец. Всегда тихий и терпеливый дядя Стёпа стал всё чаще ворчать на машину, а потом и вовсе оставил её в покое, прямо у своих окон на первом этаже. Несколько раз я видел, как дядя Стёпа с соседскими мужиками соображали на троих, сидя в «Москвиче». Дядя Стёпа в эти мгновения был такой весёлый, а значит, машина приносила ему радость. Поэтому «Москвич» ещё много лет был главной составляющей интерьера моего дворика.

Игра с досками

Все дети нашего дворика знали Зарипа-абый. Смотреть за ним, как он с утра до вечера работает в своей столярке, было захватывающим углядением. Хотелось подолгу наблюдать, как он точно, ровно и безошибочно работает с ножовкой, временами вытаскивая карандаш, зажатый ухом к голове, а затем обратно туда же его возвращая. Весело было наблюдать, как Зарип-абый поправляет свои пыльные и задрипанные очки на резиночках. Это всё вместе, пожалуй, и было первым в моей жизни бесплатным зрелищем, которое приятно пахло всеми сортами деревьев. Уже только ради этого аромата стоило подходить к столярке моего дворика! Позднее я увидел мастерство циркачей и всяких артистов, но радость от мастерства и искусства мне открыл Зарип-абый. Он всегда говорил нам, детишкам, что космонавта Юрия Гагарина выбрали в космос только потому, что он лучше и быстрее Германа Титова смастерил деревянную табуретку, дескать, мы не станем космонавтами, если, повзрослев, не научимся делать табуретки.

Зарип-абый был добрым и разрешал нам играть с ненужными, оставшимися после распила реечками и досочками. Мы уносили их подальше от столярки и выкладывали из них свои маленькие домики. Закрепляли вертикально реечки в земле и каркас готов. Потом настилали кусочки досок сверху и крыша готова. Иногда уносили со столярки и нужное для Зарипа-абый дерево. Он медленно подходил к нам и, улыбаясь, уносил досочку к себе в столярку. Но один раз мы унесли несколько больших, хорошо обработанных досок. Мы долго играли с ними. Даже две качели из них сделали. Подошёл Зарип-абый, посмотрел на то, как мы качаемся, и видно было, что он не желает забирать эти доски, но они были нужны ему. Он всё-таки забрал их у нас и пошёл к столярке. Мы за ним. На столярке действительно что-то мастерилось. Он прикрепил наши доски к некоему деревянному основанию… и образовался гроб! Зарип-абый быстро осмотрел по краям наши доски и сказал: «Маловаты…» Вытащил их из только что собранного гроба и понёс обратно на то место, где мы только недавно играли. «Ладно, играйте!» – с этими словами он оставил доски и пошёл к себе в столярку. Мы долго стояли и глядели на них, но так и не притронулись к ним. Почему-то не игралось! Стало грустно, и мы разошлись по домам, а доски ещё долго и одиноко валялись на земле моего любимого дворика.

Как дворик обожал дядю Эдика

Как появился дядя Эдик в нашем дворике, я не заметил. Помню время, когда его не было. Потом возникло время, когда мне и жителям двора показалось, что он всегда был с нами. Он настолько сильно сроднился со всеми соседями, что трудно было представить, что двор раньше как-то умудрялся обходиться без него. Дядя Эдик был всегда на виду. Его всегда кто-то слушал. Сказать, что он был прекрасным рассказчиком – это ничего не сказать! Он был комментатором, арбитром и художником слова, знал обо всех жителях моего дворика. Причём выражал красноречиво и захватывающе то, что он видел в своём собеседнике. Выражал так, что это не было лестью или хитрым комплиментом. Поэтому всем жителям дворика хотелось его слушать и слушать! Он говорил о самобытности и ценности каждого, кто появлялся во дворе. Мог подолгу описывать красоту девушек, женщин и старушек. Делал он это так искусно, что никогда не вызывал оценки о себе, как о некоем альфонсе с длинным языком. Сказанное им было всегда полезным настолько, что женщины оживали, начинали ценить себя, свою красоту. Если рядом с такой женщиной оказывался её муж, то он никогда не возражал и не сопротивлялся тому, чтобы послушать дядю Эдика о красоте и величии собственной жены. Более того, я заметил, что некоторые мужья даже умышленно ждали его во дворе, чтобы получить очередную дозу настроя и взглянуть на красоту своей избранницы с ракурса задаваемого этим мастером красивого слова.

Дядя Эдик выглядел необычно. Это был мужчина лет сорока… как бы сошедший со сцены. Эдакий конферансье! Его бабочка-галстук был вышит бисером и бепредельно изящен! Дядя Эдик был очень аккуратно одет и выбрит. На нём был дорогой велюровый чёрный костюм и лакированные ботинки того же цвета. Белая рубашка его была настолько белоснежно накрахмалена и выглажена, что я даже щурился от этой белизны и чистоты!

Было видно, что у него в кармане нет ни гроша! Мне казалось, что у него не было ничего, кроме интересной речи и даже она теперь принадлежала не ему, так как была достоянием всего нашего дворика. И двор настолько был увлечён дядей Эдиком, что даже не интересовался тем, где и в какой квартире он живёт. Позднее во дворе появилась версия, что он у кого-то гостит. Но у кого? Куда вечером девается дядя Эдик – наш дворовый источник радости и счастья Русского Слова? Вот загадка! Я не мог познать этого, так как мама меня загоняла домой уже после восьми. А дядя Эдик допоздна был во дворе и, как всегда, кого-то, на ночь глядя, очаровывал словом. Я вглядывался в окно и хотел понять, куда он пойдёт. Несколько дней я пытался обнаружить, куда девается дядя Эдик, но он исчезал, как утренний туман. Кстати, тогда я ещё не знал, куда исчезают утренние туманы.

Ура! На четвёртый день мне всё-таки удалось заметить, что он заходит в подъезд моего дома! Я услышал его голос в коридоре подъезда. Быстро вышел из своей коммуналки и пошёл в направлении голоса дяди Эдика. Он поднимался по лестнице на второй этаж. Но не один. Рядом с ним шла тётя Нина. Она почему-то плакала. Помню, как она резко встала на лестнице и громко сказала дяде Эдику: «Живи у меня! Нигде не работай! Я тебя прокормлю! Просто будь всегда со мной! Говори… говори… говори… а я тебя буду слушать… слушать… слушать. Ты ко мне так ни разу и не прикоснулся… и не надо! Просто говори! Всю жизнь говори! А я буду стирать твою рубашку, полировать лак на твоих ботинках… Не уходи!»

На следующий день наш дворик почувствовал какую-то пустоту. Дяди Эдика во дворе не было! Все его ждали, но он почему-то не появлялся!

Через неделю я узнал от своего одноклассника Олега, который жил на Булаке, что в его дворе появился некий дядя, который завораживает всех жителей своими рассказами и беседами. Олежке не пришлось приглашать меня в свой двор. Сразу же после школы я побежал в этот двор на Булаке. И увидел те же лакированные ботинки, тот же велюровый костюм и ослепительную белую рубашку с чёрным галстуком-бантиком… и того же дядю Эдика! Он был в своём амплуа. И опять под гипнозом его слов находился весь двор… на этот раз право-булачный двор. Я спросил у Олега, у кого живёт дядя Эдик. И Олежка с гордостью ответил, что у него живёт. Мама с ним где-то познакомилась. Папы у Олежки ведь не было. Он рассказал мне, что вчера чистил лакированные ботинки, а за это ему дядя Эдик написал школьное сочинение, заданное на дом.

Ещё через неделю я узнал от Олежки, что к дяде Эдику приехала какая-то тётенька из Москвы, которая назвалась его женой. Она сильно ругалась и плакала со словами: «Эдичка! Мой Эдичка!» А дядя Эдик ей много раз повторял: «Эх, быстрее бы домой в Москву, сесть за свой письменный стол и писать… писать… о казанских двориках, которые забавнее саратовских!» Он оказался известным писателем. Выяснилось, что он успел так пожить во многих дворах Казани! Причём имея в кармане только зубную щётку и бритвенный станок. Везде его ждали, кормили, обожали. А Олежка тем временем переживал. То ли оттого, что у него нет письменного стола и приходится делать уроки на подоконнике? То ли оттого, что его покинул самый загадочный и интересный дядя на свете – дядя Эдик?..