Текст книги "Ганнибал"

Глава 4
Главнокомандующий в Испании

Первые шаги Ганнибала продемонстрировали, что его сторонники не обманулись в своих ожиданиях.

Когда Ганнибал стал властвовать, ему было 25–26 лет. Власть карфагенян в Испании была уже крепко определена благодаря настойчивой и последовательной политике Гамилькара Барки и Гасдрубала, и южная часть Пиренейского полуострова представлялась более или менее верным участком для похода на Рим. Сам Ганнибал обзавелся уже обычными для Баркидов крепкими отношениями с иберийским миром: он был женат на иберийке из соседнего к Карфагену города Кастулона.

Со свойственным ему юношеским максимализмом новый пунийский главнокомандующий повел себя так, будто война с Римом уже закончена и поручена ему, а областью его работы назначена Италия. Он и не прятал своего желания напасть на причастный к римлянам Сагунт и тем самым внести в Рим настоящий раздор, однако стремился он при этом сделать вид, будто атака на Сагунт совершится сама собой, в результате естественного развития событий. Именно поэтому, он прежде всего обратил натиск против олкадов, жительствовавших к югу от Ибера, среди рек Таг и Анас, на территории, что принадлежала карфагенянам.

Ганнибал быстро вторгся в страну олкадов, осадил их столицу и взял ее штурмом. Фурор карфагенян принудил и другие города олкадов принять господство Карфагена; безусловно, что на них был положен налог. Обобрав побежденных и захватив небедную добычу, Ганнибал возвратился на зимовку в Новый Карфаген; там он великодушно разделил награбленное между воинами и дал жалование, чем еще больше увеличил расположение к себе – и служивших в войсках карфагенских граждан, и наемных воинов.

Весной 220 года Ганнибал направился в поход на ваккеев, занимавших среднее течение реки Дурис, и, преодолев упорное противодействие, захватил в их районе важнейшие города – Саламантику (Полибий – Гелмантику; Ливий – Германдику) и Арбокалу.

На обратном пути через Южную Гвадарраму в Новый Карфаген торжествующий командующий столкнулся еще с одним врагом – карпетанами, каких заставили взяться за оружие уцелевшие после разгрома олкады и ваккеи – беглецы из Саламантики.

Враги ждали Ганнибала у переправы через Таг, но Ганнибал увернулся от решительной схватки. Разместив свой лагерь на берегу, он в первый же удобный момент, когда напор карпетан ослаб, вброд преодолел реку. Теперь между ним и его врагом был сильный естественный рубеж и вал, построенный, однако, так, что он открывал карпетанам доступ к реке. Ганнибал надеялся, что они предпримут попытку гнать отходящие карфагенские войска, и тут его слоны и наездники повстречают карпетанскую пехоту в реке.

Враг попался в ловушку, ложно надеясь на собственное числовое преимущество. Совместно с олкадами и ваккеями дружина карпетан достигла численности 100000 человек. Будучи убежденными, что Ганнибал не принял битвы из ужаса перед допустимым проигрышем, карпетаны с пронзительным криком, не соблюдая даже простого порядка, кинулись в реку. Исполняя свой план, Ганнибал ввел в Таг слонов, каких было у него их 40, и конницу. Во время боя карпетанские воины не оказали какое-нибудь серьезное и организованного противодействия. С трудом нащупывая брод, свергаемые лошадьми, они были слабы перед наездниками и погонщиками слонов. Множество карпетанских пехотинцев были убиты в неравном бою, некоторые утонули. Последние ряды карпетан повернули на берег, но прежде чем они сумели занять оборонительную позицию, Ганнибал, выстроив свою пехоту в каре, ввел ее в реку и, достигнув противоположного берега, устремил остатки карпетанских войск в паническое бегство. Пройдясь огнем и мечом по Карпетании, Ганнибал подчинил власть Карфагену.

Победа у Тага заключала только политическое значение. Теперь под властью Ганнибала попала вся площадь Пиренейского полуострова к югу от Ибера, за исключением Сагунта.

Пока непосредственной целью политики Ганнибала на Пиренейском полуострове стал захват Сагунта – древней колонии Закинфа, в основе которой приняли участие и выходцы из рутульской Ардеи, впрочем в III в. уже иберийского города. Не роскошь привлекала Ганнибала, когда он предпринимал свои военные действия против этого города: лишь завладев Сагунтом, он имел возможность переместиться на север. Но если прежде Ганнибал не задевал римских интересов, действуя сурово в рамках обязанностей, установленных Гасдрубалом, то сейчас осуществление его замыслов грозило привести к столкновению с Римом, тем более, что Сагунт уже совмещал к тому времени статус римского союзника и его надежность была в какой-то форме обещана еще Гасдрубалом. Однако Ганнибал мог надеяться на то, что Рим, руки которого были скованы долгой и нелегкой войной с галлами на севере Италии, а еще с иллирийскими пиратами на Балканском полуострове, не станет результативно вмешаться в испанские дела, и, как оказалось далее, этот расчет оправдался.

Благоприятное для Ганнибала общественно-политическое состояние создавали «партийные» единоборства в Сагунте. Ганнибал приведет римскую власть к необходимости огласить Карфагену войну, – собственно к этому Ганнибал и стремился. Следует только поторопиться, чтобы на поддержку Сагунту не пришли римские легионы, чтобы они не навязали Ганнибалу войну в Испании, не воспрепятствовали ему увеличить пунийские владения на Пиренейском полуострове и двинуться на покорение Италии.

Между тем, пока Ганнибал готовил набег на Сагунт, сагунтинцы развернули активную дипломатическую деятельность, чтобы побудить Рим влезть в испанские дела. Сенат решил выслать в Испанию послов, какие должны были исследовать на месте расположение дел и, если посчитают нужным, потребовать от Ганнибала покинуть Сагунт, сторонника римского народа, а после двинуться в Карфаген и там высказать претензии сагунтинцев. Прежде, чем послы пустились в путь, до Рима дошла новость об осаде Сагунта, и в сенате уготовили новое обсуждение сагунтинских дел.

Пока римский сенат обговаривал положение в Испании, Ганнибал инициировал осаду Сагунта (219 г.). Завладеть городом ему посчастливилось исключительно вследствие большого превосходства в живой силе и фактическому невмешательству римлян. Все началось с того, что Ганнибал крайне неудачно выбрал место для разрушения городской стены – как раз у того ее угла, который выходил на более ровную и открытую равнину, чем другие площади.

Здесь очень легко подвести винеи и тараны. Впрочем, он не учел, что конкретно здесь была большая вышка, конкретно тут стена была выше, чем в иных местах; само собой разумеется, что и охрана этого места была возложена на «избранную молодежь» – самому верному и боеспособному отряду сагунитинских воинов. Непрерывной перестрелкой из луков они держали карфагенян на почтительном расстоянии от стен, не давали им подвести орудия и начать осадные действия. Непрестанно делая вылазки, сагунтинцы наносили карфагенянам существенный ущерб; сам Ганнибал, принимавший в битвах активное участие, был тяжело ранен дротиком в бедро и упал, что возбудило настоящую панику среди осаждавших.

Пока Ганнибал лечил рану, карфагеняне не вели активных боевых действий, ограничиваясь исключительно блокадой города; но они усиленно строили осадные сооружения, а сагунтинцы – укрепления. Видимо, в этот период Ганнибал пересмотрел принятый им ранее план, который не только не приводил к желательному результату, но давал инициативу в руки противника. Он решил начать разрушение стены в нескольких пунктах одновременно, что давало возможность использовать и технику, и численное превосходство. Тараны заработали. В стенах стали появляться проломы. И вдруг со страшным грохотом обрушились три башни и часть стены между ними. Завязалось сражение, не беспорядочное, как это бывает в подобных случаях, но, подчеркивает Ливий, по всем правилам военного искусства. Воины – и сагунтинцы и карфагеняне – выстроились в боевой порядок; пунийцы не сумели преодолеть сопротивления горожан и вынуждены были отступить. Сагунтинцы оттеснили их сначала к развалинам стен, а затем заставили бежать к лагерю. Именно в этот момент, когда новое поражение поставило, казалось бы, под угрозу главный замысел Ганнибала – захват Сагунта и, следовательно, войну с Римом, прибыло римское посольство.

Риму грозила тяжелая война в Иллирии; эта угроза вдруг резко нависла над римлянами, и пока они не зафиксировали своего владычества там, они не могли думать о усердной и длительный войне вопреки воле Карфагена. Сложно поверить Полибию и в том, что сенат начал рассматривать дело только после падения Сагунта. Ведь речь шла об экспансии Рима, о расширении сферы его владычества, а в этом были заинтересованы авторитетные круги римского социума, чьи интересы и описывала группировка Эмилиев – Сципионов.

Ганнибал, разведав о прибытии римского представительства, отважился на решительный шаг: он категорически отказаться принять Флакка и Тамфила; по его постановлению послов известили, что их защищенность гарантирована быть не может, а сам военачальник в столь критической обстановке не имеет возможности их выслушивать. Это рассчитанное оскорбление должно было принудить римлян выставить неприемлемые требования и повергнуть к срыву переговоров. Соображая, что теперь послы пустятся в Карфаген, Ганнибал, в свою очередь, устремился с посланиями к начальникам баркидской группы, чтобы они имели возможность заблаговременно подготовиться.

В общем, поездка в Карфаген не принесла успеха римлянам. Карфагеняне осуждали Сагунт в незаконных деяниях против их подданных и свой последний ответ определили дальнейшим образом: «Война возбуждена сагунтинцами, а не Ганнибалом; римский народ поступил бы неправильно, если бы выбрал сагунтинцев древнейшему союзу с Карфагеном». С этим римские послы вернулись на родину.

Оказывая сопротивление Ганнибалу, сагунтинцы, конечно, рассчитывали на вмешательство римлян, однако положение с каждым днем становилось все более отчаянным, а римские солдаты у стен Сагунта по-прежнему не появлялись. Помощи ждать было неоткуда, и один из влиятельных сагунтинцев, Алкон, решился на последнее средство. По собственной инициативе и даже без ведома граждан он явился к Ганнибалу, надеясь вымолить у него пощаду к несчастному городу. Однако условия сдачи, которые объявил ему уверенный в победе карфагенский стратег, были таковы, что Алкон даже не посмел сообщить о них сагунтинцам и остался в лагере врага. Ганнибал потребовал, чтобы сагунтинцы удовлетворили все требования турдулов и, отдав им все золото и серебро, покинули город, взяв с собой лишь по одной одежде на человека, и поселились там, где укажет им победитель.

А пунийцы тем временем прорвали укрепления и, наконец, полностью овладели городом. Ганнибал приказал убивать всех взрослых горожан, оказывавших еще беспорядочное сопротивление на улицах и в горящих домах, но победители не щадили и малолетних. Сагунт был уничтожен. По рассказу Аппиана, сагунтинские воины погибли во время ночной вылазки на пунийский лагерь после того, как они привели в негодность драгоценный металл. Разгневанный Ганнибал приказал уничтожить все население города, а. затем заселил его пунийскими колонистами. Вероятно, только сообщение о создании пунийской колонии у Аппиана в какой-то степени соответствует действительности; все же остальное плохо сходится с тем, что известно об осаде Сагунта.

Итак, главная цель Ганнибала на этом этапе была достигнута: Сагунт пал и перед его войсками открывался беспрепятственный путь на север, в Италию. Однако для нового предприятия необходима была совершенно иная подготовка, и для этой цели Ганнибал решил использовать зимовку в Новом Карфагене.

Глава 5
От Испании до Италии

Зимой (219–218 гг.) Ганнибал создавал в Новом Карфагене снаряжения к походу в Италию и началу войны. Он собирался напасть на римлян не с моря, не в Сицилии, не в южной Италии, а в стране реки По, веря, что кельты, занимающие ее, подключатся к нему. Послы и шпионы Ганнибала направились в страну галлов с двух сторон Альп, изучили пути, прознали настроение живущих под горами племен, заключили контракты. Бойи и инсубры обязались дать хороших вожаков, уговорить своих товарищей, чтобы они благосклонно приняли карфагенское войско и давали ему пищу, съедобные запасы, прибавили к нему своих воинов. На охрану родины Ганнибал послал в Африку испанские войска, какие обязаны были служить и заложниками верности своих соотечественников; а большинство воинов составляли ливофиникийцы. Все затраты на войну, вознаграждение и содержание войска он взял на себя, дабы не вызвать гнев в карфагенском правительстве требованием денег. Ганнибал просил лишь, чтоб оно отправило крейсировать у западного берега Италии флот, который поддерживал бы работающее в Италии войско высадками и опустошением прибрежья. На первое время Ганнибал имел достаточно резервов и средств, а последующие свои затраты он надеялся закрывать добычей, какую будет покупать в Италии. Его предшественники и сам он пользовался этим методом в войну в Испании на финансы, собираемые во вражеской земле. Чтобы войско охотнее шло за ним, Ганнибал накануне похода пустил своих испанских воинов побывать дома, и приобрел их любовь, выказав такое доверие к ним; старание африканских воинов он увеличил обещанием наградить их правом карфагенских граждан, когда, поборовши врага, вернется с ними на родину. Он посетил Гадес, в храм Геракла тирского просил милость национального бога, по стопам которого жаждал вести свою армию.

Ганнибал не обманулся в расчете. Когда в первых числах весны армия собралась в наступление, она была проникнута бойким настроением. Он произнес бойцам пламенную речь, в которой рисовал обиды, нанесенные Карфагену римлянами, требовавшими от правительства выдачи его и военачальников, составлявших его совет; твердил, что римляне желают оскорбить, завоевать Карфаген; обрисовал плодородность, обилие страны, в какую поведет он своих бойцов, утверждал, что галлы встретят их благосклонно, станут их союзниками. Воины воодушевились и с нетерпением ждали отправки на войну.

В начале весны 218 г. до Р. Х. Ганнибал направился из Картагены к Эбро с войском, состоявшим из 90.000 человек пехоты, 12.000 конницы; при нем также было 37 военных слонов.

Он переходил Эбро, не наткнувшись на противодействия. Города и племена между Эбро и Пиренеями категорически отказались повиноваться, веря в римскую помощь. Ганнибал начал завоевывать их. Аналогично сагунтянам, они отважно защищались и точно также были оставлены римлянами без поддержки; Ганнибал победил их. Римляне не ожидали, что он выиграет войну так быстро; занимающиеся иными разбирательствами, они оставили Испанию без внимания и были застигнуты кампанией Ганнибала врасплох. Это убило их испанских сторонников. Завоевав землю между Эбро и Пиренеями, Ганнибал переступил эту возвышенность, не натыкаясь на большие сложности. Испанские бойцы, каких он отпускал навестить дом, родных и близких, оправдали его веру, вернулись к нему; а то, что он не засомневался в их преданности, произвело хорошее впечатление на жителей и заработало ему авторитет. Ганнибал хотел, чтобы испанцы были расположены к нему, с охотой шли к нему на службу. Часть армии он оставил для охраны новопокоренной земли и переходов через Пиренеи. Брат его Газдрубал держал в подчинении южную часть Испании, владея иной многочисленной армией. Оставив много бойцов на юге, потеряв много людей в жестоких битвах между Эбро и Пиренеями, оставив и там часть войска, Ганнибал перешел хребет, имея уже только 50,000 человек пехоты, 9,000 конницы и 37 слонов. Но воины, каких он перевел через Пиренеи, были старые, искусные в бою, привычные терпеть сложности походов, одержавшие под его начальством множество побед, и упоенно преданные ему. Так завязалась сама знаменитая в летописи Рима война с Ганнибалом.

Ганнибал шел за Пиренеями по морю, по большой военной дороге, какая расположена через Нарбон и Немавс (Ним) к Роне; он не сталкивался с противодействиями: многие из местных племен уже прежде заключили договор с ним; остальных он склонил на свою сторону деньгами или запугиванием. Только уж при переправе через Рону случилось ему сразиться. Консул Публий Корнелий Сципион, считавший сначала, что Ганнибал войдет в Италию морем, поплыл навстречу ему по лигурийскому берегу; но, получив весть, что Ганнибал идет сухим путем, высадился в Массалии – городе, союзном с Римом. Он хотел при содействии кельтских наемников, находившихся в службе у массалийцев, остановить Ганнибала на Роне. Если бы ему это удалось, завязавшаяся война с Ганнибалом, видимо, обрела бы иной поворот. Но раньше, чем римская пехота приготовилась к битве, Ганнибал уже подошел к западному берегу реки; на другом берегу собрались галлы; Ганнибал, благодаря собственной сообразительности, успел преодолеть Рону: он выкупил все лодки у береговых обитателей, повелел воинам рубить лес и сооружать плоты; а когда все было сделано, он направил ночью Ганнона, сына Бомилькара, с отрядом армии и с отличными вожаками вверх по реке до территории, где был полуостров, упрощавший переправу. Бомилькар переплыл там реку на мехах и плотах, и иным берегом пошел книзу, подошел к месту, где стояли галлы, и отдал Ганнибалу знак огнем. Ганнибал велел войску начинать переправу через Рону. Галлы с диким криком бросились к берегу отражать карфагенян и вдруг увидели, что стан их горит. Ганнибал и Ганнон напали на них с двух сторон; в смятении не имели возможность они не воспрепятствовать переправе, ни повредить нападению с тыла и после недолгого противодействия разбежались. Многие из них примчались в Массалию. Консул, присутствовавший в этом городе, не желал верить доставленному объявлению; но группа римской конницы, посланная на рекогносцировку, вернулся после сильной битвы с нумидийской конницей Ганнибала и удостоверил честность их слов. Сципион торопливо пошел со всей своей армией к месту переправы; но, пришедши туда, узнал, что уже три дня тому назад покинул реку и последний отряд конницы, занимавшийся переправой слонов. Консулу оставалось только возвратиться в Массалию и звать трусами карфагенян, отклонившихся от схватки. Забрав с собой часть войска, он отправился из Массалии в Италию, а его брат, Гней Сципион, с основными бойцами поплыл в Испанию, чтобы отбить ее у Газдрубала.

Война с Ганнибалом становилась все коварнее для Рима. Перешедши Рону, Ганнибал устроил смотр войску и раскрыл ему свой замысел. Мысли о грядущих опасностях, о сложностях операции, о схватках с римлянами могли страшить воинов, но боязливость их пропала, когда приведенный к ним Ганнибалом галльский князь Магил обещал им через переводчиков, что проведет их на войну через горы короткими, неопасными путями, хвалил им красу и плодородность Италии, уверял их, что его товарищи, живущие в равнине Пада (реки По), очень хотят бороться совместно с ними и Ганнибалом против римлян. После начал высказываться Ганнибал; припомнил бойцам доблестные их подвиги, разъяснил им бесспорность успеха в войне, богатство ждущей их добычи, закончил речь словами, что они обязаны показать себя отважными людьми, достойными своей славы, – и воины позабыли любой страх: раздался восхищенный вопль, доказывавший, что они прониклись азартом, и пойдут с доверием и преданностью за своим великим вождем. Взяв резервы продовольствия, Ганнибал пошел восточным берегом Роны на север, в богатую землю аллоброгов, которая именовалась «островом», потому что с севера и запада рубеж ее образовала Рона, с юга – Изера, а с востока – стена скалистого хребта. У аллоброгов 2 брата препирались из-за королевской власти: решение было предоставлено Ганнибалу; он высказался в пользу старшего брата, привлекшего на свою сторону множество людей, и заставил младшего повиноваться своему вердикту. Старший брат в признательность за эту услугу пополнил резервы продовольствия карфагенян, дал им одежу, снаряжение, обувь и сопровождал их по пути до подошвы Альп, каких достигли они на шестнадцатый день после переправы через Рону, впрочем, для его дружины, доходившей и после понесенных ею утрат до 50 тысяч человек, данных запасов могло хватить лишь на несколько дней.

Глава 6
Переход через Альпы

Проходило много исследований о том, какой дорогой Ганнибал прошел через Альпы. Вероятнее всего, что Ганнибал направился из «острова» аллоброгов через Малый Сен-Бернарский проход, по какому давно проходили в область реки По кельты и данные о каком, были представлены Ганнибалу заблаговременно его галльскими шпионами. Кроме береговой дороги, по какой Ганнибал не пошел оттого, что она принудила бы его отойти в сторону от его цели, в давние времена вели из Галлии в Италию только два знаменитых альпийских прохода: проход через Коттийские Альпы в страну тавринов (через Сузу или через Фенестреллу в Турин) и проход чрез Грайские Альпы (Малый Сен-Бернар) в страну салассов (на Аосту и Иврею).

Проход через Коттийские Альпы – наиболее короткий, но от того места, где он покидает долину Роны, он пройдет по непролазным и бесполезным долинам рек Драка, Романши и Верхней Дюрансы, через тяжелопроходимую и небогатую землю и требует 7 – или 8-дневного перехода через горы; военную дорогу там первый проложил Помпей с целью определить короткое сообщение между гальскими глубинками, находившимися по ту и эту сторону Альп. Дорога через Малый Сен-Бернар – порядком длиннее; но, минув первый Альпийский хребет, охраняющий долину Роны с восточной стороны, она проходит у долины Верхней Изеры, какая начинается от Гренобля через Шамбери вплотную до подножия Малого Сен-Бернара, т. е. до самой возвышенной точки Альп, и превышает по ширине, плодородию и плотности населения все остальные альпийские долины. Помимо того, дорога через Малый Сен-Бернар если и не самая низкая из всех естественных альпийских проходов, то зато особенно комфортная; хотя там не проложено ни малейшего неестественного пути. Наконец этот путь, пересекающий только 2 горных хребта, был с древних пор крупной военной дорогой из территории кельтов в землю италиков.

Поэтому карфагенской армии не пришлось стоять перед выбором; для Ганнибала было счастливым совпадением, что находившиеся с ним в союзе кельтские племена жили в Италии вплоть до Малого Сен-Бернара, между тем как дорога через Мон-Женевр привела бы его на территорию тавринов, какие были с давних пор во вражде с инсубрами.

Итак, карфагенская армия отправилась сначала вверх по течению Роны к долине Верхней Изеры – не близким путем вверх по левостороннему берегу Нижней Изеры из Валенсии на Гренобль, как можно было бы полагать, а через «остров» аллоброгов по богатой и уже в то время густонаселенной низменности, какую окружают с севера и с запада Рона, с юга – Изера и с востока – Альпы. Эта дорога была выбрана потому, что близкая дорога вела через дремучий и скудный горный край, между тем, как упомянутый «остров» – ровен и исключительно плодовит, а от долины Верхней Изеры его отделяет лишь единственный горный кряж.

Путь вдоль движения Роны по «острову» и против него вплотную до подножия Альпийской стены был пройден за 16 суток; он не доставил крупных сложностей, а на самом «острове» Ганнибал умело воспользовался размолвкой среди 2 предводителей аллоброгов, и оказал самому авторитетному из них такую услугу, что тот не только подвез карфагенянам конвой, провожавший их при переходе через всю равнину, но еще пополнил их резервы продовольствия, а боецов обеспечил снаряжением, одеждой и обувью. Только при переходе через первую цепь Альп, которая поднимается крутой стеной и через какую можно пройти лишь по одной тропе, экспедиция чуть не потерпела провала. Аллоброги крепко закрепились в теснине. Ганнибал разузнал об этом как раз вовремя, чтобы исключить неожиданную атаку; отстояв у подножия горы до того времени, когда солнце село, а кельты разбрелись по жилищам соседнего города, он в ночное время овладевал перевалом.

Таким образом, он добрался до горной вершины; но на очень крутом спуске, том, что проводит с верхушки к озеру Бурже, мулы и лошади соскальзывали и падали вниз. Атаки, какие делали кельты на армию в особенно удобных местах, были рискованны не столько сами по себе, сколько потому, что вызывали тревогу; а когда Ганнибал направлялся со своими легковесными войсками вниз на аллоброгов, он с легкостью изгнал их под гору и нанес им крупный урон. Добравшись с существенными потерями до равнины, Ганнибал незамедлительно совершил нападение на близлежащий город, чтобы проучить и запугать варваров и по возможности пополнить свои утраты вьючными животными и лошадьми.

После однодневного отдыха в колоритной равнине Шамбери войска продолжали свой путь вверх по Изере по просторной, широкой и плодовитой равнине, где их не удерживали ни недостаток запасов, ни вражеские налеты. Лишь когда войска заступили на четвертый день на землю цевтронов, где долина немного суживается, снова пришлось двигаться вперед с осторожностями.

Цевтроны встретили дружину на границе собственных владений с изумрудными ветвями и венками в руках; они обеспечили ее прекрасной скотиной и вожаками и дали ей заложников, так что она проходила по их территории как по дружественной земле. Но когда войска дошли до самой подошвы Альп в том месте, где дорога поворачивает в сторону от Изеры и, извиваясь по узкому тяжело проходимому углублению вдоль ручья Реклю, поднимается к верхушке Сен-Бернара, войска цевтронов неожиданно возникли частью в тылу дружины, частью на проходе справа и слева горных окраинах в надежде овладевать обозом и ношей. Впрочем, верная интуиция Ганнибала позволила ему заметить в предупредительности цевтронов лишь одно желание – защитить свои владения от опустошения и намерение завладеть богатой добычей; поэтому в ожидании нападения он отправил вперед обоз и конницу, а сам прикрывал движение во главе всей своей пехоты; этим он разрушил планы врага, но не мог воспрепятствовать ему двигаться следом за пехотой и кидать или скатывать на нее камни, от каких погибло много людей. У «белого камня» – возвышенного молочного утеса, того, что одиноко поднимается у подошвы Сен-Бернара и преобладает над ведущей через эту гору дорогой, – Ганнибал встал со своей пехотой, стремясь защищать конницу и вьючных животных, с трудом поднимавшихся на гору в течение всей ночи, и на следующий день наконец добрался до верхушки перевала, все время выдерживая кровавые битвы с врагом. Там, на оберегаемом горном плато, раскинувшемся на протяжении почти 2,5 миль вокруг маленького озера, из какого изливается Дория, он дал передышку своей армии.

Солдаты уже стали впадать в отчаяние. Препятствия, какие встречались на пути, становились все больше и больше сложными; резервы продовольствия заканчивались; при проходах через теснины приходилось защищаться от постоянных нападений врагов. Ряды армии сильно поредели; положение воинов отсталых и покалеченных было безвыходное; цель экспедиции казалась неосуществимой всем, кроме предводителя и его приближенных, – и все это начинало действовать на нервы даже африканских и испанских ветеранов. Но предводитель все-таки не утратил уверенности в успехе собственного предприятия. Бесчисленные отсталые солдаты стали вновь присоединяться к армии; до дружески расположенных галлов было уже недалеко; армия достигла водораздела, и уже была заметна ведущая вниз тропа, столь приятная для глаз всякого, кто перебирается через горы; после короткого отдыха все начали с новыми силами готовиться к завершающему и самому сложному предприятию – спуску с гор.

Теперь дружину немного тревожили вражеские нападения, но позже время года – уже наступил сентябрь – сменили при спуске те трудности, которые доводилось сносить во время восхождения от местного населения. На отвесном и склизком скате по течению Дории путь был занесен и испорчен опять выпавшим снегом; и люди и животные сбивались с пути, соскальзывали и падали в бездны; в конце первого дня армии довелось переходить через такое место, на какое постоянно скатывались лавины с крутых, повиснувших скал Крамона, и на каком в прохладное лето снег лежал в течение всего года. Пехота прошла, но лошади и слоны были не в состоянии преодолеть скользкие холодные глыбы, укрытые лишь тонким слоем только что вывалившегося снега; тут Ганнибал разместился вместе с обозом, конницей и слонами выше этого сложного места. На другой день наездники активно занялись саперной работой, чтобы провести путь для лошадей и вьючных животных; но лишь после трехдневной работы, во время какой усталые работники непрерывно заменялись отдохнувшими, наконец получилось переместить полуживых от голода слонов.

Таким образом, после четырехдневной паузы все войско объединилось и около середины сентября дошло до Иверийской долины после трехдневного перехода через постепенно расширявшуюся и становившуюся все более плодородной долину Дории. Жители этой долины, находившиеся под покровительством инсубров салассы, приняли карфагенян как союзников и освободителей; там измученные войска были размещены по деревням и благодаря обильному продовольствию и двухнедельному отдыху оправились от вынесенных ими невиданных лишений.

Цель была достигнута, но ценою тяжелых жертв. При переходе через Пиренеи карфагенская армия насчитывала 50 тысяч пехотинцев и 9 тысяч служивших в коннице старых солдат; из них более половины погибли в боях во время похода и при переправах через реки; по свидетельству самого Ганнибала, у него оставалось не более 20 тысяч пехотинцев, из которых 3/5 были ливийцы и 2/5 – испанцы и 6 тысяч человек конницы, часть какой осталась без коней. Сравнительно небольшие потери, понесенные конницей, свидетельствуют как о превосходстве нумидийской кавалерии, так и о верно рассчитанной бережливости.

В итоге оказалось, что поход на протяжении 526 миль, или почти в 33-дневный переход средней величины, был совершен с начала до конца без каких-либо особых непредвиденных серьезных препятствий. Его можно было совершить только благодаря счастливым случайностям и ошибкам неприятеля, на которые нельзя было рассчитывать, и что, тем не менее, он стоил громадных жертв, измучил и разрушил армию до такой степени, что она могла снова сделаться боеспособной только после продолжительного отдыха. Следовательно эта военная операция имела сомнительный успех, и едва ли сам Ганнибал считал ее удавшейся. Но это еще не дает нам права безусловно порицать полководца; мы, конечно, видим недостатки задуманного им плана военных действий, но мы не в состоянии решить, мог ли он предвидеть их (так как его путь лежал через неведомые варварские страны) и был ли менее рискованным какой-нибудь другой план, например, переход берегом моря или морской путь из Картагены или Карфагена. Во всяком случае, осмотрительное и мастерское выполнение плана во всех его подробностях достойно удивления, а всего важнее то, что великий замысел Гамилькара возобновить борьбу с Римом и Италией был теперь осуществлен на деле – все равно, была ли достигнута эта цель благодаря удаче или благодаря искусству вождя. Этот поход был задуман гением Гамилькаром. Верный такт исторических преданий всегда относился к последнему звену в длинной цепи подготовительных военных действий, к переходу через Альпы, с большим удивлением, чем к битвам при Тразименском озере и при Каннах.