Текст книги "Барселона. Полная история города"

* * *

Генерал Гуивон Сен-Сир мог идти в Барселону по одной из двух дорог. Дорога вдоль побережья была заблокирована и находилась в пределах досягаемости корабельных пушек Томаса Кокрейна. На внутренней дороге стояли непокоренные защитники Жироны.

Жан Шарль Ланглуа. Битва при Кардедеу, 16 декабря 1808 года. 1827

В надежде убедить Хуана Мигеля де Вивеса, что он хочет осадить Жирону, французский генерал подошел к этому городу с 15 000 человек пехоты и 1500 человек кавалерии. Но уже на другой день Сен-Сир повел свои войска в горы. Так он обошел Жирону и 15 декабря достиг внутренней дороги в Сан-Селони. Это подготовило почву для битвы при Кардедеу, которая произошла 16 декабря 1808 года.

* * *

Деревня Кардедеу находится в 17 километрах к северо-востоку от Барселоны.

В этой битве корпус под командованием Лорана Гувиона Сен-Сира атаковал испанские войска под командованием Хуана Мигеля де Вивеса и Теодора фон Рединга.

Будущий маршал Гувион Сен-Сир рисковал. Наполеон лично поставил перед ним задачу по снятию блокады Барселоны, и она должна была быть выполнена. Любой ценой! В результате Сен-Сир, оставив свою артиллерию, обоз и большую часть припасов, обошел Жирону, проведя 165 000 человек через горы, но он полностью переиграл Хуана Мигеля де Вивеса, который смог собрать только 9000 человек, чтобы заблокировать дорогу французам.

Имитируя желание осадить Жирону, генерал Гувион Сен-Сир обманул испанцев. Его люди торопились. Каждому солдату для увеличения скорости марша были выданы лишь четырехдневный паек и полсотни патронов. А риск заключался в том, что если бы его люди застряли в горах слишком надолго, начался бы голод.

Когда Хуан Мигель де Вивес узнал о том, что французы ушли в горы, он отправил генерала Рединга с 5000 человек наблюдать за внутренней дорогой. Граф Раймон Кальдагес умолял Вивеса послать всех имеющихся солдат, чтобы остановить французов, но тот оставил около 16 000 человек для поддержания блокады Барселоны.

16 ноября 1808 года на рассвете Хуан Мигель де Вивес пошел с подкреплением к Редингу. А Кальдагес с оставшимися 12 000 человек продолжил блокаду войск генерала Дюэма. Следовательно, у Сен-Сира было 165 000 солдат и офицеров против всего 9000 испанцев у Хуана Мигеля де Вивеса. При этом командующий испанцев даже не успел составить план сражения.

Все это закончилось для испанцев плохо. Они потеряли 1000 человек убитыми и ранеными. Кроме того, французам достались 1500 пленных, пять артиллерийских орудий и два знамени. Сам Гувион Сен-Сир сообщил о потерях в 600 человек, причем в основном в итальянских подразделениях генерала Доменико Пино. Швейцарский генерал Рединг едва не был схвачен при попытке остановить своих солдат. Хуан Мигель де Вивес бросил свою лошадь и спасся, убежав вверх по скалам.

В тот же день, 16 декабря, Раймон Кальдагес отразил попытку генерала Дюэма прорвать блокаду. Но когда он узнал, что Вивес разгромлен, он отступил за реку Льобрегат.

Соответственно, 17 ноября 1808 года победоносные войска Гувиона Сен-Сира вошли в Барселону. Позже он утверждал, что генерал Дюэм не сказал ему ни слова благодарности и даже настаивал на том, что Барселона могла бы спокойно продержаться еще шесть недель. При этом Сен-Сир с усмешкой предъявил Дюэму одно из его посланий, в котором тот умолял немедленно оказать ему помощь.

Историк В.Н. Шиканов характеризует Сен-Сира:

«У этого замкнутого и холодно-отстраненного полководца была незавидная репутация одного из наиболее способных и наименее любимых в войсках военачальников»⁴².

Это не помешало Гувиону Сен-Сиру, соединившись с Дюэмом, преследовать испанцев, нагнать их 21 декабря при Молино-дель-Рей и снова разбить. Швейцарец Теодор фон Рединг, сменивший Хуана Мигеля де Вивеса, в течение десяти дней был разбит 16 февраля при Луканье и 25 февраля при Альковере.

* * *

Генерал Дюэм стал военным губернатором Барселоны. На этом посту он вступил в острый конфликт с французскими дипломатами и даже приказал арестовать французского консула. Его действия вызвали громкий скандал, и 24 февраля 1810 года ему было приказано в 24 часа покинуть формально суверенную Испанию. Кроме этого, у Дюэма произошла ссора с маршалом Ожеро, который только что заменил Гувиона Сен-Сира на посту главнокомандующего. В крайне резких сообщениях Ожеро обвинил генерала Дюэма в злоупотреблении властью, пьянстве, заключении фальшивых контрактов, конфискации имущества эмигрантов в свою пользу и торговле военными припасами. Никогда еще обвинение командира наполеоновского корпуса не было таким жестоким. Во Франции даже была созвана специальная комиссия, которая, впрочем, в ходе расследования не обнаружила никаких доказательств реальной вины Дюэма, и дело было закрыто.

В марте 1809 года испанцы снова попытались блокировать Барселону, но были отброшены генералом Дево. Что касается Жироны, то французы окончательно захватили этот город 10 декабря 1809 года после того, как множество людей умерло от голода, эпидемий и холода. Сам губернатор Мариано Альварес де Кастро умер в тюрьме 22 января 1810 года.

* * *

Сейчас в Барселоне в Готическом квартале, у боковой стены Кафедрального собора Святого Креста и Святой Евлалии, можно увидеть монумент «Героям 1809 года». Он был возведен в 1929–1941 годах при участии архитектора Пере Бенавента де Барбера и скульпторов Жозепа Льимоны и Висенте Наварро.

Это даже не монумент, а целый комплекс, состоящий из скульптурной группы и алебастрового барельефа. Его ежедневно видят десятки тысяч людей, но мало кто знает, кому посвящена эта работа.

Монумент «Героям 1809 года»

Мы видим пять персонажей, и это память о жителях Барселоны, которые в 1809 году возглавили восстание горожан против наполеоновских оккупантов. Восстание потерпело неудачу, а эти пятеро предстали перед военным трибуналом и были приговорены к смертной казни.

Это случилось 3 июня 1809 года, и были казнены один военный (Хосе Наварро), двое гражданских (Хуан Массана и Сальвадор Аулет) и два священника (Хуан Галлифа и Хоакин Поу).

В народе этот монумент называют «Памятником мучеников Независимости». Но надпись на бронзовой мемориальной доске, закрепленной на гранитном постаменте, содержит имена не пяти, а восьми героев. Во время казни трое других повстанцев (Рамон Мас, Хулиан Портет и Педро Ластортас) пробрались на колокольню Кафедрального собора и устроили набат, пытаясь снова поднять народ на восстание, однако они тоже были схвачены французами и 27 июня также казнены.

Надпись на мемориальной доске гласит: «Они отдали свои жизни за Родину и короля. От благодарного города».

* * *

В январе 1812 года вся Каталония была аннексирована Францией, а на ее территории было создано четыре (позднее два) департамента. Французский доминион в Каталонии существовал до марта 1814 года, когда департаменты были официально ликвидированы.

На этом участке боевых действий происходило следующее.

После победы британо-испанской армии герцога Веллингтона при Виттории (21 июня 1813 года) наполеоновский маршал Сюше, противостоявший войскам лорда Уильяма Бентинка, завимал своими отрядами каталонские крепости. Сам лорд Бентинк вернулся на Сицилию, но его англо-сицилийская армия осталась в Испании под командованием генерала Степлтона Коттона, который продолжил боевые действия при содействии испанских войск генерал-капитана Каталонии Франсиско де Паула Мария Басо Копонса-и-Навиа.

Предполагая, что Сюше выполнит приказ маршала Сульта и перейдет к нему, герцог Веллингтон приказал Коттону идти во Францию на соединение с ним. Но маршал Сюше не пошел к Сульту (наполеоновские маршалы в Испании не очень-то горели желанием подчиняться друг другу) и оставался на прежних позициях весь октябрь и весь ноябрь 1813 года. Потому и Степлтон Коттон, не решаясь предоставить одним испанцам вести борьбу с таким опасным противником, также не пошел из Испании. В декабре маршал Сюше был задержан за Пиренеями поручением содействовать возвращению в Испанию короля Фердинанда VII, фактически арестованного Наполеоном в 1808 году, и вести переговоры об этом.

Когда герцог де Сан-Карлос (в декабре) приехал в главную квартиру маршала Сюше, французский главнокомандующий легко успел заключить с Франсиско Копонсом военную конвенцию на основаниях трактата, привезенного Сан-Карлосом из замка Валансе, где он находился с 1808 года под домашним арестом вместе с Фердинандом VII. Но эта конвенция, как пишет историк Фридрих-Кристоф Шлоссер, «была уничтожена упорным несогласием на трактат со стороны кортесов и регентства, власти которых был подчинен Копонс»⁴³.

Пока длилось дело об освобождении Фердинанда VII, Сюше укрепил свои позиции на берегу моря. Он поставил гарнизон в 8000 человек в Барселону, усилил гарнизоны Тортосы и других крепостей, но вынужден был послать к Наполеону во Францию два больших отряда и кроме того – множество хороших солдат из других полков. Первому из взятых у Сюше отрядов было назначено идти в Лион, второму – следовать за ним, но Веллингтон появился между тем на Гаронне, и этот второй отряд был послан против него. Чтобы можно было перевести опытных солдат во Францию, Сюше предлагал генерал-капитану Каталонии Копонсу, что сдаст ему все испанские крепости, кроме Фигераса и Росаса, если Копонс и Коттон согласятся спокойно пропустить во Францию гарнизоны этих крепостей. Франсиско Копонс думал принять это предложение, но герцог Веллингтон, начальник Коттона, и испанское регентство, дававшее приказания Копонсу, не согласились. Тогда маршал Сюше, взорвав укрепления всех маленьких крепостей, а также укрепления Жироны и Росаса, отступил к Фигерасу, куда пошел за ним Копонс.

Висенте Лопес Портанья. Портрет Фердинанда VII. 1831

Англо-сицилийские войска, при содействии испанцев, осадили Барселону. Оставаясь одни, без англичан, испанцы не могли держаться против французов, занимавших крепости, поэтому генерал Коттон не решился предоставить им одним боевые действия в Каталонии, чего желал Веллингтон. Коттону было приказано Веллингтоном отправить всех иностранных солдат своего войска назад на Сицилию к лорду Бентинку, а самому с англичанами идти к Веллингтону во Францию. Последний давал этот приказ, думая, что Сюше ушел. Но Сюше не пошел во Францию, не пошел и Коттон, тем более что Копонс не мог бы один продолжать осаду Барселоны.

Наконец Наполеон, взяв с Фердинанда VII слово исполнить трактат, подписанный в Валансе, отпустил его в Испанию. Когда Фердинанд (19 марта) приехал во французский лагерь, маршал Сюше предложил Копонсу проводить его в Барселону. Испанский генерал не мог согласиться, и тогда Сюше, несмотря на полученный им приказ задержать Фердинанда до той поры, пока французские гарнизоны из крепостей не будут пропущены во Францию, освободил короля, взяв с него только обещание, что он даст пропуск Барселонскому гарнизону.

По мнению историка Фридриха-Кристофа Шлоссера, Сюше не задержал Фердинанда потому, «что находил нужным показывать вид, будто можно верить обещаниям Фердинанда, хотя он уже и прежде и впоследствии целую жизнь доказывал, что не считал обязаностью соблюдать ни слова свои, ни письменные обещания, ни клятвы»⁴⁴.

Король дал слово, что пришлет к французам их гарнизоны, и тогда Сюше проводил его до реки Флувии, составлявшей границу между враждебными армиями. 24 марта, перед лицом обеих армий, он отпустил его, и испанцы торжественно приняли его как своего короля. Но в Барселону его не пустили, и французы не построились в его честь, когда он приехал к городу вместе с генералом Степлтоном Коттоном.

После этого маршал Сюше (он стал единственным полководцем Наполеона, получившим маршальский жезл за Пиренеями, и там же он стал герцогом Альбуферским – по имени лагуны Альбуфера к югу от взятой Сюше Валенсии) ушел во Францию, оставив только одну дивизию в Фигерасе. Степлтон Коттон хотел исполнить приказ Веллингтона, но генерал-капитан Каталонии Копонс убедил его остаться, боясь, что сильные гарнизоны Тортосы и Барселоны соединятся с французской дивизией, оставленной в Фигерасе, и тогда испанцы не устоят одни против них.

Неизвестный художник. Портрет маршала Сульта. XIX век

Как в южной Франции маршал Сульт не мог привыкнуть к мысли, что прекращается военное господство французов над другими нациями, точно так же не могли привыкнуть к ней и офицеры Каталонской армии, верные Наполеону. После заключения мира генерал Пьер-Жозеф Абер, оставленный маршалом Сюше (армия которого сократилась до 17 000 человек и была вынуждена эвакуировать большую часть Каталонии), комендантом Барселоны, произвел (18 апреля 1814 года) страшное кровопролитие под тем предлогом, что не имеет еще никакого официального известия о падении Наполеона. Он со всем своим малочисленным гарнизоном произвел вылазку, был отбит превосходящими силами противника, но убил или ранил более 800 испанцев, за что получил прозвище «Аякс Каталонии».

Отважный генерал Абер получил официальное уведомление о прекращении военных действий, но ни Сюше, ни военный министр не могли убедить его сдать Барселону. Он держался в ней до 28 мая 1814 года, даже зная, что сдались уже все крепости в Валенсии. И он оправдывал свое упорство тем, что ни король Испании, ни испанские генералы, ни Мадридское регентство никогда не исполняли своих обещаний.

Глава девятая
Василий Петрович Боткин о Барселоне

О прекрасной Барселоне писали многие писатели и путешественники, среди которых Василий Петрович Боткин (1811–1869).

Он более трех десятков лет находился в самой гуще русской литературной жизни. Он дружил с Н.Г. Белинским, А.И. Герценом, Н.А. Некрасовым, И.С. Тургеневым и многими другими писателями, учеными и художниками.

В середине 1840-х годов В.П. Боткин много путешествовал по Европе, летом 1845 года он совершил поездку в Испанию. Точная длительность пребывания Боткина в Испании до сих пор остается загадкой. Даты, проставленные им в начале его писем об Испании, абсолютно произвольны. Первое письмо в первом издании было датировано июнем 1846 года, а потом, в издании 1857 года, уже маем.

Исследователи считают, что длинные письма Боткина были фактически составлены из нескольких писем, а помечались они для удобства произвольными и явно нереальными названиями месяцев без числа. В частности, известный литературовед М.П. Алексеев указывает:

«Помечая свое первое печатное письмо маем месяцем, Боткин, очевидно, хотел увеличить для читателей срок своих странствий по Испании и тем самым повысить компетентность своих суждений»⁴⁵.

Как бы то ни было, В.П. Боткин путешествовал по разным городам Пиренейского полуострова в 1845 году и привез оттуда очень интересные «Письма об Испании».

Василий Петрович Боткин. 1856

Литературный критик А.В. Дружинин считал, что «Письма» были набросаны их автором в 1845 году, но первое из них появилось в оформленном виде через два года после поездки. То есть, по сути, получилась книга, составленная Боткиным из частных писем в Россию к близким людям, и письма эти были им впоследствии пересмотрены и дополнены.

Специалисты отмечают, что «это очень умные и ловко составленные статьи»⁴⁶.

В.П. Боткин проявил себя тонким наблюдателем характеров. Он вернулся из-за границы полным испанских впечатлений и создал серию очерков, которые значительно поколебали все прежние представления русских людей об Испании.

Оригинальность и свежесть «Писем» Боткина отмечалась всеми читателями. Главное заключалось в том, что автор на всё смотрел собственными глазами, не увлекаясь готовыми суждениями об Испании, рассеянными по книгам, журналам и газетам.

Этот цикл очерков был опубликован в журнале «Современник», в 1857 году был переиздан отдельной книгой и на десятилетия стал обязательным чтением для всех русских любителей этой страны. Известность «Писем об Испании» перешла и в XX век. По воспоминаниям Анастасии Цветаевой (младшей сестры Марины Цветаевой), чрезвычайно высоко оценивал труд Боткина А.М. Горький: «Боткинские письма из Испании не сравнимы ни с чем в литературе. Единственная книга, написанная русским о другой стране»⁴⁷.

Н.Г.Чернышевский, работавший тогда в журнале «Современник», писал:

«После произведений поэзии путешествия везде составляют самую популярную часть литературы. По числу изданий и по отчетам публичных библиотек видно, что и в Англии, и в Германии, и во Франции рассказы о путевых впечатлениях и приключениях, о природе чужих земель и нравах народов, населяющих эти земли, читаются с большею жадностью, нежели какие-то ни было другие книги серьезного содержания»⁴⁸.

Почему? Да потому, что «путешествие – это отчасти роман, отчасти сборник анекдотов, отчасти история, отчасти политика, отчасти естествоведение. Каждому читателю дает оно всё, что только хочет найти он»⁴⁹.

И все это было в должной мере отражено в «Письмах» В.П. Боткина и придавало особенный колорит его очеркам. Н.Г. Чернышевский отмечал:

«До г-на Боткина у нас так мало было писано об Испании, что большая часть русских читателей воображали эту страну каким-то громадным цветником <…> На самом деле Испания вовсе не такова. Ее природа скорее напоминает Африку, нежели Европу: степь, выжженная солнцем, угрюмая, грозная степь, среди которой рассеяны дивно раскошные оазисы, поражающие не столько своею грациозностью, сколько величественностью»⁵⁰.

У В.П. Боткина об этом говорилось так:

«Красота Испании давно вошла в пословицу, с давних пор поэты воспевают ее апельсинные и лимонные рощи… Увы! Это <…> одно из заблуждений, существующих насчет Испании. Впрочем, может статься, за несколько сот лет оно было и иначе, теперь же ничего нельзя себе представить унылее этой природы. Но унылость эта необыкновенно величава»⁵¹.

Жоаким Вайреда. Вайреда-Кампо де Люцерна. 1883

Согласиться с такой оценкой трудно. Природа Испании удивительна и очень разнообразна. В стране находятся разные географические зоны с собственным микроклиматом. Влажные прибрежные низменности дельты Эбро сменяют окруженные высокими холмами долины с континентальным климатом. Есть и пустынные степные районы, и отвесные скалы, в долинах рек произрастают великолепные фруктовые плантации, а в Пиренеях, на заснеженных склонах, даже в самое жаркое лето найдется место для любителей покататься на горных лыжах.

Да, наверное, нет ничего унылее Старой Кастилии. Это действительно однообразная пустыня, которая расстилается перед глазами, и там нет ни одного дерева по всем этим нескончаемым полям, нет порой даже и кустарников. Но это не везде, это лишь местами. Даже в Кастилии есть, например, два национальных парка – Кабаньерос и Таблас де Дамиель, и там обитает множество видов птиц, включая редчайших черных аистов.

Впрочем, В.П. Боткин и сам признает это, но делает он это весьма своеобразно:

«В Испании богатство лежит у ног человека – стоит только наклониться за ним; но испанцы еще не любят наклоняться»⁵².

Есть устоявшееся мнение, что испанцы – «очень неорганизованные люди, и если поезд у них приходит или отходит вовремя, то это – не норма, а „приятный сюрприз“. И если вызванный мастер является точно в назначенный час, то это – не правило, а простое совпадение»⁵³.

Сиеста, без всякого сомнения, самое любимое из всех самых любимых занятий испанцев. Два часа сна после обеда настолько святы, что всякий, кто от трех до пяти дня окажется на ногах, считается безумцем.

ДРЮ ЛОНЕЙ, английский писатель, живущий в Испании

Вот и В.П. Боткин утверждает, что испанцы не любят наклоняться. Но Чернышевский, подробно разбиравший произведение Боткина, был категорически не согласен с таким утверждением:

«Есть избитая фраза: „Южные народы ленивы; знойный климат расслабляет их энергию“ – это избитая фраза, и больше ничего. Пороки и добродетели не принадлежат исключительно тому или другому земному поясу».⁵⁴

В.П. Боткин весьма интересно характеризует политическую жизнь Испании. Он пишет:

«Политическая Испания есть какое-то царство призраков. Здесь никак не должно принимать вещи по их именам, но всегда искать сущности под кажимостью, лицо под маскою. Сколько уже лет говорят в Европе об испанской конституции, о партиях, о журналистике, разных политических доктринах, о воле народа и т.п.; всё это слова, которые в Европе имеют известный, определенный смысл,– приложенные же к Испании, имеют свое особое значение. Прежде всего, надо убедиться в том, что массы, народ, здесь совершенно равнодушны к политическим вопросам, которых они, к тому же, нисколько не понимают. Кастильцу-простолюдину нужно работать»⁵⁵.

Наверное, это так и есть. В достаточно отсталой полуфеодальной стране простой народ хорошо разбирается в своих социальных нуждах, но плохо ориентируется в политических конфликтах, больше характерных для представителей господствующих сословий.

https://youtu.be/z_ZJPt27a5g?si=2gblKwr0rtmBAelo

Пишет В.П. Боткин и об истории Испании:

«Странная участь Испании! Между тем как в средние века каждая европейская нация направляет всю жизненную силу свою на образование своего единства, Испания, разобщенная семисотлетней войною с маврами, вдруг, без приготовления приводится в единство силою Карла V и Филиппа II. С обычною своею беспечностью предается она этому новому направлению, пока, наконец, в дни страданий и смут начинает припоминать о своей прежней жизни и неожиданно находит, что сохранила глубокие следы ее. Посмотрите на самое восстание 1808 года: не удивительно ли все это бессилие „совета Кастилии“, этой центральной хунты, наконец, всего того, что хотело придать этому восстанию характер общности и единства? Жизнь и сила Испании были в ее guerrillas; ее герои – всегда начальники летучих отрядов. В дни опасности другие соединяются; испанцы, напротив, раздробляются, сила их в отдельности, в одиночестве. Право, единство в Испании мне до сих пор кажется призраком. Валенсиянец говорит языком, которого андалузец не понимает; каталонец и кастилец почти имеют надобность в переводчике, интересы разделены; и как только обстоятельства становятся важными, всякий тотчас спешит разорвать связь, которая мешает, не помогая, и замедляет только свободу движений»⁵⁶.

Хосе Вильегас Кордеро. Андалузский танец. 1893

А еще В.П. Боткин отмечает:

«В Испании постоянно делают и переделывают конституции – и никто в них не верит; составляют законы – и никто им не повинуется; издают прокламации – их никто не слушает; наконец, есть две Испании: одна – земля примерная, народ могущественный, героический, народ великих людей, предводимый еще более великими людьми, которые во всем успевают: это Испания журналов, ораторских и министерских речей и прокламаций; но вглядитесь пристальнее, проникните глубже, и вы ощутите тогда Испанию настоящую, Испанию разоренную, распустившуюся, без администрации, без финансов, без общественного духа. Испанию, изнуряемую постоянно внутреннею войною, усталую от всех этих дипломатических интриг, фантастических конституций»⁵⁷.

* * *

В.П. Боткин никогда не был историком, но он пишет:

«Едва ли какой народ в Европе одарен этою стойкостью, этою способностью свыкаться со своим бедственным положением, как испанцы. Арабы завоевали Испанию в два года,– испанцы употребили почти 800 лет на освобождение страны своей от чуждого ига»⁵⁸.

На самом деле, арабы завоевали Испанию не в два года, а в 711–718 годах. Но действительно, война с арабами (реконкиста) длилась в Испании около восьми веков: падение Гранады, последнего оплота мавров на Пиренейском полуострове, произошло 2 января 1492 года.

С этой многовековой борьбой испанцев против мавров В.П. Боткин связывает особенности менталитета испанцев. Он пишет:

«В Испании не найдете вы ничего подобного; здесь дворянин не горд и не спесив, простолюдин к нему не завистлив; между ними одно только различие – богатство, и нет никакого другого. Здесь между сословиями царствуют совершенное равенство тона и самая деликатная короткость обращения. И не только гражданин, но мужик, чернорабочий, водонос обращаются с дворянином совершенно на равной ноге. Если им открыт вход в дом испанского гранда, они пойдут туда, придут, сядут и говорят с своим благородным хозяином в тоне совершеннейшего равенства. Причина таких удивительных для нас отношений должна заключаться в самой истории Испании, и именно в том, что в Испании никогда не было плебейства, простонародья, что испанский мужик не принадлежит к племени завоеванному, а дворяне – к племени завоевательному. Новая Испания началась с изгнания мавров; только с этого времени здесь ведут свое начало права на владение землею. Но самое это изгнание показывает, что в Испании остались одни только победители»⁵⁹.

Конечно, преувеличением выглядит утверждение Карла Маркса о том, что в Испании «каждый крестьянин имел над входом своей жалкой хижины высеченный на камне дворянский герб»⁶⁰, но факт остается фактом: в испанском народе есть некое врожденное благородство, то есть благородство крови, и испанская честь – это не пустой звук.

Рамон Марти-и-Альсина. Развалины церкви Сант-Сепулькр. 1862

В.П. Боткин пишет:

«Причина того всеобщего уважения, которым всегда пользовалось в народе дворянство, заключалась в том, что предки его были первоначальными освободителями Испании от ига арабов. Тогда как народ занимался земледелием, дворянство билось с неверными и расширяло границы испанского христианства. Отсюда происходит почтение, оказываемое ему народом, но опять в этом почтении не было ничего подданнического, именно потому, что между дворянином и самым последним мужиком здесь не лежала бездна завоевания, как в остальной Европе, а только одна различная степень деятельности и храбрости»⁶¹.

В начале XVIII века в Испанию пришли Бурбоны – инородная династия, которую иначе как странной и не назовешь. Всё с ними было как-то не так, и сильно удивляешься, каким образом они смогли удержаться на престоле столь продолжительное время.

По этому поводу В.П. Боткин пишет:

«Бурбоны привезли с собой в Испанию очень мало ума и таланта, зато привезли они французский язык, который всего лучше мог тогда познакомить испанцев с Европой и ее движениями. С этой стороны, восшествие Бурбонов на испанский престол было для Испании действительно великим событием; этой всячески изнуренной, задыхавшейся в своем средневековом невежестве стране открыто было, наконец, окно в Европу; семя новой жизни было брошено на испанскую почву»⁶².

И, кстати, именно Бурбонов защищали испанцы во время наполеоновского нашествия. Карл IV был королем совершенно никчемным и слабохарактерным, и страной фактически правил любовник королевы Мануэль Годой. Потом престарелый Карл попросту «профукал» свой трон в пользу Жозефа Бонапарта (старшего брата Наполеона). А его сын, будущий Фердинанд VI, отрекся от трона вместе с отцом.

Агустин Эстеве. Портрет Мануэля Годоя. 1800-е

Обоих Бурбонов Наполеон заманил к себе в Байонну и заставил их отказаться от престола 6 мая 1808 года. Годой при этом до такой степени утратил энергию и бодрость духа, что безропотно согласился играть предназначенную ему роль. А Фердинанд обнаружил постыдную бесхарактерность, написав Наполеону письмо, полное самых унизительных изъявлений покорности.

Историк Виллиам Миллиган Слоон считает эту историю «почти сплошной летописью позора». Он писал: «Презренный характер людей, стоявших у кормила правления, казалось, совершенно подавил врожденное благородство испанского народа и заставил местную аристократию погрузиться как бы в летаргический сон»⁶³.

Но простые испанцы восстали. Виллиам Миллиган Слоон пишет:

«Однако одиннадцатимиллионный испанский народ не был в сущности испорченым и развращенным. Пассивные от природы испанцы, скованные цепями традиций и устаревших учреждений, долгое время томились в рабстве у развращенного своего правительства. С удалением Бурбонов все прежние орудия рабства были немедленно смещены. Как сам Наполеон, так и его брат Жозеф были, без сомнения, искренне убеждены, что честная и способная администрация в современном духе не замедлит возродить в Испании порядок, промышленность, благоденствие и внутренний мир. В таком случае испанский народ не преминет восчувствовать благодарность к своим освободителям, проникнется живейшими к ним симпатиями и окажется преданным и верным союзником французского императора в борьбе против коварного и тиранического английского правительства»⁶⁴.

Но всё пошло совсем не так. Потому что испанцы – патриоты. Но только тогда, когда их заденут за живое.

В.П. Боткина очень привлекали национальные черты испанцев:

«Всего более заставляет верить в будущность Испании редкий ум ее народа. Когда имеешь дело с людьми из простого народа, совершенно лишенными всякого образования, невольно изумляешься их здравому смыслу, ясному уму, легкости и свободе, с какими они объясняются»⁶⁵.

Ценителю искусств Боткину очень нравилась поэтическая натура испанцев, богатство их народной поэзии, и в их психологии он подчеркивал свободу, понимаемую не только как непринужденность, но и как отсутствие европейской (цивилизованной) условности.

Так что дело тут было не в старике Карле и не в Фердинанде. Как пишет Виллиам Миллиган Слоон, «в каждом из испанских провинциальных округов пробудился восторженный местный патриотизм. Здоровая и неиспорченная испанская кровь забила горячим ключом при известии о коварстве, с которым французы обращались не только с королевским домом, но даже и с гражданами,– настоящими испанцами и испанками,– братьями и сестрами всех испанцев. Наполеон не предусмотрел возможность такого факта и уяснил ее себе лишь много лет спустя, когда его самого умудрили многие годы горького опыта. Мадридские беспорядки, подавленные Мюратом с таким страшным кровопролитием, казались тогда французскому императору единственно только желанной случайностью, благодаря которой получалась возможность сломить упорство Фердинанда; никаких дальнейших последствий он не предусматривал»⁶⁶.

Изабелла II. 1860-е

И совершенно напрасно. Кончилось все для Наполеона в Испании очень плохо.

А что же Фердинанд? Затем он волей обстоятельств все же взял корону, но проявил себя слабым монархом, что привело к ряду гражданских войн внутри Испании и полной потере колоний в Южной Америке. Фердинанд не смог родить сына, но зато он отменил закон перехода трона через мужчин и поставил во главе Испании свою дочь, тем самым породив новые гражданские войны (так называемые Карлистские войны, названные так в честь брата короля дона Карлоса, который тоже претендовал на трон). И все же дочь Фердинанда Изабелла II взошла в 1833 году на престол… чтобы показать себя вздорной женщиной, жившей в собственное удовольствие, совершенно не считаясь с интересами государства (ее многочисленные любовники были преимущественно выходцами из более низких сословий).