Текст книги "Амурский сокол"

Часть 3. Сокол вылетает из гнезда

Глава 1. Город, омытый амурской волной

Было что-то особое в неторопливой, размеренной и осторожной прогулке то ли семьи, то ли небольшой компании просто близких друг другу людей. Каждый из них словно боялся упустить счастливые мгновения уходящего лета и хотел вдоволь надышаться воздухом Амура, смешанным с запахом прелой опавшей листвы.

Один из них, юноша лет шестнадцати крепкого телосложения, щеголял в форменной одежде гимназиста. Он старался подстроиться под семенящую походку женщины, которую в силу разительной непохожести с ним никак нельзя было счесть его матерью. То была китаянка изящной наружности, одетая по-европейски: широкополая светлая шляпа, длинное, до пят, платье с оборками, из-под которых при ходьбе выглядывали лакированные туфельки. В одной руке она держала кружевной зонт, а другой опиралась на руку огромного, почти на две головы выше неё, усатого мужчины.

Спутник китаянки поражал громогласностью. Каждая его реплика заставляла старушек, сидящих на длинных деревянных скамейках, испуганно вскидывать головы. Вообще-то он старался говорить тише, но близость любимых людей вызывала в нём такой восторг и умиление, что он не вполне владел собой. Мужчина тоже был одет по-европейски, хотя в движениях чувствовалось, что для него более привычна простая одежда – папаха, косоворотка, шаровары с лампасами и скрипучие сапоги. Но что делать? – Ликин заставила Никодима купить «благородную» одежду для прогулок по саду.

– Будзем как аристократы, – убеждала она смеясь. – Вот смотри, какой у нас Серёзенька красавец! Гимна-зиц! И как мы будзем выглядзеть рядзом с ним?

На набережной раздались бойкие выкрики мальчика – разносчика газет:

– «Амурская газета», «Голос тайги», «Эхо». Покупайте газеты. Сенсационная новость. Читайте в «Благовещенском утре» о состязаниях международного турнира по французской борьбе. «Голос тайги», «Эхо»…

– Мальчик, мальчик! Подь сюда! – Никодим, утомлённый бесцельным хождением по набережной, обрадовался появлению торговца новостями. – Дай-ка мне «Благовещенское утро» и «Голос тайги».

Появился благовидный предлог усесться всем троим на скамейку и узнать спортивные вести города. С некоторых пор Никодим не пропускал ни одного мало-мальски интересного турнира, поскольку Серёжа занимался английским боксом и французской борьбой, неоднократно получал призы в соревнованиях не только среди гимназистов, но и горожан.

Спортивная жизнь Приамурья была тесно связана со всей Россией, несмотря на отдалённость края. Начало Первой мировой войны не поставило крест на занятиях спортом, а напротив, оживило работу спортивных обществ, военно-спортивных комитетов, клубов и кружков. Тем самым им было придано военно-прикладное значение. Царское правительство рассчитывало создать сеть военно-спортивных комитетов при спортивных обществах и учебных заведениях по всей Российской империи.

– Ликин, смотри, что пишут: «В воскресенье, то есть сегодня, будут продолжены спортивные состязания международного чемпионата; после окончания каждого сеанса – выход трио гладиаторов-атлетов и интересная французская борьба с записавшимися местными любителями борьбы: на приз пятьдесят рублей. Перед борьбой – парадный выход всех борцов». Может, пойдём туда?..

– Фи, французская борьба! Неинцересно! Борсие поцные музсины обнимаюцся, и никцо не мозец побороць. Пойдзём луцсе на гулянье. Посмоцри, где будзуц… – Ликин под яростным несогласием явно прятала грусть от предстоящей разлуки. – Напоследзок хоцу с вами погуляць, – подтвердила догадку Никодима Ликин. – Завцра уедзу.

– Тогда вот, в «Благовещенском утре» пишут… Сегодня в городском саду праздничное детское и общее гулянье. Первое – всевозможные игры и спорт, направленные к физическому развитию детей. Затем – шествие с флагами под музыку, кинематограф… Ого, проездом в Японию остановился знаменитый Чёрная маска, приглашённый на карате… Будет поднимать тяжесть до двадцати пяти пудов, удерживать в положении моста двадцать две пудовые гири, что составляет сорок пудов… Ага, предлагает двадцать пять рублей премии любому из публики, кто устоит против неё пять минут в русско-швейцарской борьбе… Что ещё – эквилибристы-акробаты Симони, в заключение – танцы[23]23
  Реальное объявление тех лет в газете «Благовещенское утро».


[Закрыть].

– Дза, дза, дзавай цудза! – захлопала в ладоши китаянка. – Серёзенька, цы хоцес?

– Я не против, – сказал Серёжа. – Давно хотел посмотреть на этого, под именем Чёрная маска. Меня всегда интересовали различные виды бокса.

– У моего браца в Харбине своя школа Цюаньшу, – сказала Ликин, многозначительно подняв палец. – Воц закончишь гимназию, приезжай.

– Хорошо, крёстная! – обрадовался Серёжа. – Мы с отцом вместе приедем. Да, Никодим?!

– Можно, – пробасил тот. – Я же вышел в отставку подчистую.

Выйдя на проезжую часть, Никодим подозвал извозчика и приказал ехать в городской сад. По дороге, мерно покачиваясь на рессорах открытого экипажа, он неотрывно смотрел влюблённым взглядом на Ликин. Какое счастье, что она нашлась и по происшествии стольких лет есть возможность лицезреть любимую женщину!

– Ликин, дорогая, ты, может, останешься ещё?! – не особо надеясь на положительный ответ, спросил мужчина.

Ликин положила маленькую руку в белой перчатке на лапищу Никодима и сказала мягко:

– Никодзим! Я не могу… Брац здёц.

* * *

Нашлась Ликин неожиданно. Много лет искал её Никодим. Всё надеялся, что жива, – сердце подсказывало.

Первые годы поиска вообще ни к чему не привели. Затем он стал обременять просьбой тех, кто намеревался посетить ближайшие города – не только китайские, но и российские, «расспросить про китайскую девушку по имени Ликин, которая раньше проживала в Благовещенске».

Однажды, в последний год Серёжиной учёбы в гимназии, Никодим отправился с ним в Харбин. Там проводились состязания по английскому боксу среди русских поселенцев. Серёже как чемпиону города предстояло показать себя в любительском чемпионате, участники которого подобрались довольно подготовленные. Но и Сергей, несмотря на молодой возраст, стараниями Никодима был физически развит и с детских лет приучен к спорту.

Молодой человек прекрасно фехтовал казацкой саблей, отменно стрелял из карабина и лука, да и казацкая буза дала ему неплохую основу для занятий французской борьбой и английским боксом: чрезвычайно укрепила ноги, научила равновесию и умению держать удар. Поэтому в призах, добытых Сергеем на различных конкурсах и состязаниях, немалая заслуга принадлежала его первому учителю, Никодиму.

Молодой спортсмен не забывал и уроки Алексея Дмитриевича по совершенствованию духа с помощью тибетских дыхательных упражнений. Перед боем он вызывал в себе «тумо» – внутреннее тепло, которое не только согревало тело, но и давало неимоверную выносливость.

В последнем бою харбинских состязаний по английскому боксу Сергей Лысенко вышел в финал на пару с молодым русским офицером, который с малых лет проживал в Китае.

Он был ловок и опытен в таком виде борьбы, это Сергей почувствовал в первом же раунде. «Меня сегодня укусила собака, значит, она будет моим учителем», – вспомнились ему тогда мудрые слова, сказанные однажды Алексеем Дмитриевичем. – «Похоже, этот офицерик и есть та „собака“, которая меня научит».

А противник оказался действительно хорош: лёгок в ногах, быстр в руках; технично уходил от ударов, то уклоняясь, то подставляя плечо, то блокируя перчаткой. Первый раунд был разведочный, как водится. Офицер тоже увидел, что мальчик неплох в бою: физически крепок и так же, как он сам, лёгок в ногах, вынослив – к концу раунда даже не было слышно его дыхания. Это слегка сбивало с толку. Особенно странным казалось ему поведение Сергея Лысенко во время минутного перерыва: сидит, уставившись в одну точку, и сосредоточенно дышит – то грудь вздымается, то живот. Да и наставник юноши, здоровенный бугай, выглядел весьма колоритным, не походил на профессионального тренера.

Второй раунд был точной копией первого, если не считать того, что офицер пару раз достал Сергея. Но он не пал духом: учился, наблюдал, набирался движений от противника.

Возможно, и третий раунд прошёл бы без очевидного перевеса одной из сторон, если бы не громкий женский крик в самом его начале:

– Никодзи-и-и-им!

Это Ликин, которая была в зале вместе со своим братом, не веря своим глазам, узнала давнего воздыхателя. Только с началом третьего раунда она стала вглядываться в большого усатого человека, который так суетился во время боя, словно сам находился на ринге: то приседал, то уклонялся, то бил, то останавливался; наконец не сдержался и басом отдал какую-то команду.

Этот басовитый голос Ликин хорошо запомнила. Вглядевшись пристальнее, она узнала в человеке, хлопочущем вокруг молодого боксёра… Никодима. Тогда она вскочила со скамьи и выкрикнула его имя – громко и протяжно.

Этот окрик заставил Сергея отвлечься на долю секунды и тут же, пропустив правый хук, оказаться на полу. В глазах потемнело.

Очнулся от того, что кто-то обрызгал его водой и дал подышать нашатырём.

Победителем, без сомнения, был признан офицер, донельзя обрадованный удачей: неизвестно, чем завершился бы поединок, не случись заполошного возгласа в зале – юнец отвлёкся, и тут уж он не упустил своего шанса. Крепко обняв Сергея и шепча на ухо слова одобрения, победитель проводил его до угла ринга и сдал на руки наставнику.

– Александр Трояновский, к вашим услугам, – сказал офицер на прощанье, протянув руку Никодиму. – Ваш подопечный отличный спортсмен. Я доволен, что наша встреча состоялась в финале. Ему надо поработать над техникой. Найдите хорошего учителя. Всегда готов на бой-реванш. Честь имею!

В этот момент к рингу пробилась Ликин и бросилась на шею Никодиму. От неожиданного появления китаянки он впал в ступор: на шее висит Ликин, милая Ликин, любимая Ликин, а рядом стоит, пошатываясь, не менее милый и дорогой Серёженька и требует сосредоточить внимание на нём – хоть разорвись на части.

Наконец Никодим обрёл дар речи:

– Ликин, ты знаешь, кто это? Это твой крёстный сын Сергей!

Китаянка смешно всплеснула руками:

– Не мозец быць, чцо в одзина дзень сцолько радзосци! Серёзенька! Серёзенька! Какой цы сцала музсцина! Боеца! Мой браца будзеца радз! Она цоже кицайский боксёра.

Впрочем, видя состояние юноши, Ликин быстро сменила восторги на деловой тон и принялась командовать:

– Никодзим! Нузно помоць мальцику! Сейчас мы его отвезёма к нашему кицайскому дзокцору.

Она повернулась к стоящему чуть поодаль мужчине в традиционной китайской одежде и что-то резко сказала на своём языке. Тот стремительно удалился.

– Сейчас будзец повозка. Мы загрузима Серёзеньку в повозку и оцвезёма к дзокцору! Ему нельзя всцаваць.

А Никодим?.. Что Никодим… Он вернулся к себе шестнадцатилетней давности, когда при виде Ликин млел и терял всякую инициативу: стоял молча и чесал затылок большой пятернёй.

Серёжа почти неделю провалялся в постели, пока китайский врачеватель колдовал над ним: массаж сменяли примочки, за ними следовали иголки, а потом приходил черёд отваров и настоек.

Некоторые из процедур были весьма болезненны, а жидкости горьки, и через пару дней Сергей возроптал. Но китайский доктор продолжал делать своё дело, щедро оплаченное Никодимом, и реагировал на причитания молодого человека не больше, чем если бы тот пытался разжалобить камень.

Тем временем Никодим с Ликин, воспользовавшись вынужденной задержкой в Харбине, всецело погрузились друг в друга. Нет, они, конечно, ежедневно посещали больного, но большую часть дня проводили наедине, словно пытались наверстать счастье, упущенное за годы разлуки.

О делах тоже не забывали: брат Ликин посодействовал им в решении одного весьма щекотливого вопроса: в поездку Никодим взял мешочек с самородками, доверясь словам знающих людей о том, что в Харбине золото можно реализовать по выгодной цене, и брат Ликин помог эти самородки превратить в ассигнации.

После удачной сделки Никодим позволил себе немного покутить с красавицей Ликин, возможно – впервые в жизни. Тем более что китаянка не позволяла ему слишком сорить деньгами.

Вскоре, когда крёстный сын восстановился и почувствовал прилив сил гораздо больший, чем до состязания, она клятвенно пообещала на железнодорожном вокзале Никодиму, что приедет через месяц в Благовещенск.

Глава 2. «Мёртвый город»

Расставание – всегда грустное событие. Вот и сейчас, проводив милых её сердцу людей, Ликин предалась печали.

Дни, проведённые в Харбине вместе с Никодимом и Серёжей, были настолько насыщенными, что не находилось времени задуматься. Как истинная христианка, она поспешила к любимому многими харбинцами Свято-Николаевскому собору, чтобы утолить свои печали в молитвах.

Она часто ходила в эту церковь, особенно после того, как непостижимым образом осталась жива после чумной эпидемии в Харбине. То, что молодая женщина выжила в городе, где каждый день умирали сотни человек, иначе как чудом не назовёшь.

Это были страшные дни для всей Маньчжурии. Всюду работали противочумные отряды русских, китайцев, японцев и англичан. Случались и чумные бунты, при попытке подавить которые целыми батальонами погибали и сами солдаты. Ликин рассказывали, что в одну из провинций с этой целью отправили пятьсот солдат и офицеров. И когда через три дня прибыли медики, то застали одни трупы, – за исключением пятерых солдат, которые были ещё живы, но в безнадёжном состоянии.

Однажды она познакомилась с русским студентом-медиком, видимо, обратившим внимание на необычную, хрупкую красоту китаянки, молящейся в православном храме. После службы к ней подошёл высокий молодой человек и, представившись, сказал:

– Лев Беляев¹. Сударыня, я часто вижу вас в этом храме. Хочу дать совет.

– Дза, я хожу в эцу церковь, чцобы наша боженька помогала мне не заболець, а всема больныма бысцро выздзоровець.

Молодой человек улыбнулся и предложил немного проводить. Ликин неопределённо пожала плечами. Рассудив, что она не против, Лев пошёл рядом.

– На Господа надеяться – это хорошо. Но и самим тоже лучше не плошать. Вас как зовут?

– Ликин.

– Ликин, берегите себя. Чума проникает через рот и нос. И поражает лёгкие. Здесь бушует лёгочная форма «чёрной смерти». Поэтому сделайте многослойную маску и носите, когда выходите на улицу. А вообще без нужды нигде не появляйтесь. Сидите дома. Недавно барон фон Бенингсгаузен-Будберг,

¹ Лев Михайлович Беляев – реальный персонаж, один из студентов-медиков, работавших в российском противочумном отряде.

полицейский врач, рассказывал, что их постовой умер прямо на улице¹.

– Ой, я эцо видзела! – воскликнула Ликин. – Русский полицейский упала прямо передзо мной. Эцо была она?

– Не знаю. Возможно… Наконец-то ваше правительство поняло, как бороться с эпидемией. Теперь принято решение не хоронить умерших, а кремировать.

– Дза, я эцо цоже слышала.

– Ну, прощайте, Ликин. Авось снова свидимся в церкви.

– До свидания, Леф!

Но, к несчастью, им больше не суждено было встретиться. Через неделю Лев Беляев заразился во время осмотра чумного пациента. При этом находил силы шутить, что если выживет, то его затаскают по симпозиумам как уникума. Он умер через девять дней, что было действительно уникальным случаем: обычно больные лёгочной формой чумы погибали в течение первых трёх дней.

Ликин вняла совету русского студента и без надобности не выходила в город. Брат откуда-то достал карболку, и они почти каждый день обрабатывали этим раствором вход в дом: калитку, двери, пол, стены, окна и ручки дверей. Кроме того, все в семье носили шестислойные маски.

Но, несмотря на принятые меры, муж Ликин, двое детей брата вместе с женой умерли от этой страшной болезни. Сначала заболели ребятишки, которых невозможно было никакими силами удержать всё время дома. Жена брата, ухаживая за ними, сама заразилась, и практически через день пришлось и её отдать в крематорий. Ещё через день умер муж Ликин.

Китайское правительство по рекомендации русских и японских врачей предприняло беспрецедентные меры.

¹ В начале ХХ века Харбин был фактически русской колонией для строительства и ремонта КВЖД. Почти 40 процентов жителей были русскими. Наряду с китайской в городе находились русская администрация и полиция.

Традиционно всех умерших от чумы предавали земле, но это создавало новые очаги заражения. Тогда, трезво оценивая сложившуюся ситуацию, несмотря на то, что помощь русских и японских властей в Маньчжурии расценивалась китайцами как попытка усилить своё военное присутствие в Китае под предлогом ликвидации эпидемии, пришлось согласиться на приём врачей из-за рубежа.

Однако и китайские врачи приняли активное участие в борьбе с «чёрной смертью». По рекомендации правительства в Харбин был направлен главный врач Военно-морского флота Китая Се Тяньбао. Но он, узнав, что творится в Харбине, испугался и отказался ехать в этот город. Вместо него прибыл У Ляньдэ – проректор Военно-медицинского института в городе Тяньцзине. Он быстро разобрался с ситуацией в «мёртвом городе» – так китайские власти называли Харбин в донесениях, понял, что эта форма чумы передаётся воздушно-капельным путём. Заставил медицинский персонал и солдат, помогающих работать с телами умерших, носить маски, что сразу уменьшило смертность среди обслуживающего персонала.

До его прибытия умерших китайцев хоронили в гробах в неглубоких могилах. Часто трупы оставались не закопанными. Это создавало опасность дальнейшего распространения эпидемии. Только в Харбине в это время умерло более четверти китайского населения.

Озабоченный таким положением, У Ляньдэ добился разрешения на кремацию трупов. Согласно китайским традициям, сожжение тел простых людей считалось уголовно преследуемым делом. Но другого решения не было. Трупы собирали на городских пустырях и, уложив в деревянные гробы, сжигали. Первая массовая кремация длилась трое суток без перерыва. При этом было сожжено более трёх с половиной тысяч тел. Останки после сожжения закопали в глубокой яме, засыпав известью. Весь январь 1911 года специальные команды из солдат и рабочих совершали очистку города от трупов. Дома, где побывала смерть, сжигали или, если они представляли собой ценность, подвергали дезинфекции с последующим опечатыванием.

Солдаты пришли и на улицу, где жила Ликин с братом, но, ещё на подступах к их дому почувствовав стойкий запах карболки, решили, что здесь уже побывала спецкоманда, и не стали заходить для проверки.

– Тихо! – сказал брат, увидев солдат через щель в занавеске окна.

– Что там? – спросила испуганно Ликин. – Солдаты?!

– Да! Поджигают соседний дом напротив…

– К нам не зайдут?

– Не знаю… Я там, у входа, повесил простыню, смоченную в карболке.

– Где мы будем жить, если нас выселят, Линг?

– Кажется, уходят дальше… нет… – сказал шёпотом Линг. – Вот командир смотрит пристально на наш дом. Что-то показал рукой.

Ликин, крепко схватив брата за руку, затаила дыхание. Один из солдат подбежал к их дому и снял тряпку штыком винтовки. Так же резво побежал к командиру и показал её. Тот сморщил нос (этого не было видно из-под маски, но гримаса верхней части лица позволяла сделать такой вывод), махнул рукой и двинулся дальше, к следующему строению.

Таким образом, чума, забрав множество жертв, в том числе и в семье Ликин, к апрелю 1911 года отступила. За время эпидемии погибло около тысячи медицинских работников, в большинстве своём китайских врачей, фельдшеров и санитаров. Из числа русского противочумного отряда «чёрная смерть» забрала три десятка медиков. К чести русских, среди погибших от чумы не было ни одного чина пограничного стражника, так как противоэпидемические меры, принятые командованием Заамурского округа в отрядах, охранявших линию КВЖД на протяжении двух с половиной тысяч вёрст, были чрезвычайно жёсткие. Занос чумы в пределы Российской империи удалось предотвратить.

Ликин и Линг после кремации родных, избежав выселения из дома спецкомандой, принялись наводить порядок. В их жилье не осталось ни одной вещи, кроме повседневной одежды. Пришлось сжечь даже милые сердцу фотографии и рисунки детей.

* * *

Деревянное здание Свято-Николаевского собора располагалось на самом высоком месте старого города, на пересечении двух главных улиц. Ликин, отпустив извозчика, вошла в церковь. Долго молилась, всматриваясь в лица святых, пока не стало легко и радостно на душе. Слава богу: пережили «чёрную смерть», нашлись Никодимушка с Серёжей.

Своего мужа она не любила, детей от него не имела, а большого и громкого Никодима помнила всегда. Это был единственный мужчина, вызывавший трепет в её сердце.

…В тот страшный год, почти шестнадцать лет назад, она, совсем юная – как сейчас Серёженька, – шла в толпе своих соотечественников, изгнанных из Благовещенска. В какой-то момент она отстала: нести большую корзину было тяжело. Вдруг на неё наскочил конный казак и ударил саблей. От удара Ликин потеряла сознание.

А когда очнулась, то оказалась уже на своём, китайском берегу Амура. Потом брат рассказал, что её подобрали знакомые и помогли перебраться через реку. Линг словно чувствовал: ждал на китайской стороне. Увидев на дне лодки девушку с лицом, залитым кровью, сквозь которую всё же проступали узнаваемые черты, он подбежал…

– Ликин, дорогая! Ликин, очнись! Это я! Линг! Брат твой…

Ликин приоткрыла один глаз – второй был в засохшей крови, – посмотрела вокруг и, не узнавая брата, спросила по-русски:

– Где Серёзенька? Цама, в корзине… Принесице мне корзину!

– Ликин, что ты говоришь? Я не понимаю. Это я, Линг. Успокойся!

Линг подхватил сестру на руки и унёс с берега. Она была плоха: всё время бредила, говорила по-русски, звала «Серёзеньку», «Никодзима», кричала, пыталась встать…

Через несколько дней, когда ей стало получше, Линг увез её в Харбин. Он давно собирался уехать из этих мест. Трагические события в Благовещенске и приграничных с Россией китайских посёлках лишь ускорили переезд.

Харбин притягивал Линга по нескольким причинам. Во-первых, там жила его невеста, во-вторых, было легче найти работу, а в-третьих, их покойный дядя оставил ему в наследство дом – не ахти какой, но жить можно, если немного приложить руки, что и сделал Линг по прибытии в город. С работой тоже получилось удачно – открыл собственную школу китайского бокса цюань-шу (разновидность борьбы ушу). Вскоре женился, родились двое детей. Жизнь налаживалась. Только Ликин всё время грустила, вспоминая Россию, Благовещенск, Никодима…

Поняв, что уже не суждено с ним свидеться, вышла замуж за одного из помощников брата по школе ушу. Потекла семейная жизнь – унылая и бездетная. От чувства ущербности и тоски спасали только племянники – дети брата. На них Ликин изливала всю свою нерастраченную материнскую любовь. Несколько раз поднимала вопрос о разводе с мужем, но ради брата терпела.

– Ликин, потерпи, всё наладится, – успокаивал Линг. – Вон у моих знакомых в старом городе десять лет не было детей. Потом раз – и двойня появилась. Бохай хороший человек и мой первый помощник. Без него как без рук. Он держится здесь только ради тебя, а то бы давно уехал к своей родне в Шанхай.

– У нас с ним не семья, брат! Я его не люблю. И вообще, я хочу уехать.

– Как уехать?! Куда уехать? Тебе плохо с нами, Ликин, дорогая?

– Я хочу в Россию.

– Вот ещё чего! Даже не думай! Я тебе запрещаю, слышишь, Ликин? Запрещаю! Я еле вырвал тебя из лап смерти. Ты чуть не умерла. И всё из-за русских. Посмотри в зеркало! Видишь отметину на лбу?.. Вот твоя память о России.

– Ты не понимаешь, Линг! Там остался Никодим. И о судьбе ребёнка я не знаю. Моего крёстного сына. Он остался в поле один, брошенный… Я хочу разыскать их.

– Забудь! Уже столько лет прошло… Тебе надо занять себя чем-то.

– Я и так занимаюсь. Присматриваю за твоими детьми. Беру шитьё на дом.

– Нет, этого мало. Ты всё время одна. Вот и приходят в голову дурные мысли. Вот что я предлагаю… Я помню, ты с детства интересовалась кунг-фу. Предлагаю тебе тоже прийти ко мне в школу и начать заниматься с девочками. Ко мне уже обращались несколько семей по этому вопросу.

– Ой! – воскликнула по-русски Ликин. – Какой из меня учитель?

– Ничего! Сначала под присмотром Бохая или меня. Затем – сама. Это же маленькие девочки. Им надо преподать основы ушу.

– Не знаю… – сказала Ликин, прислушиваясь к своим ощущениям. – Получится ли?

– В общем, завтра приходи в школу. А там посмотришь, получается у тебя или нет.

Действительно, занятия в школе кунг-фу «Цюаньшу» с маленькими ребятишками стали настоящей отдушиной для Ликин. Эта деятельность затянула её с первого урока. Чего только стоила почтительность, с которой девочки здоровались с ней у входа в зал: «Здравствуйте, учитель Линг!»

Обучение девочек в школе не ограничивалось занятиями ушу. Они часто выходили на природу, чтобы потренироваться на свежем воздухе. Нередко Ликин посещала с ученицами различные турниры и другие состязания.

На одном из них она и встретила Никодима с Сергеем, а проводив дорогих сердцу людей, уговорила брата посетить Россию.

Если встреча в Харбине была нежданной-негаданной, не позволившей до конца осознать судьбоносность случившегося, то поездка в Благовещенск стала событием, перевернувшим её жизнь.

Всё разрешилось тогда, в городском саду у качелей, куда они поехали после прогулки на бульваре. Серёжа убежал на представление Чёрной маски – японского мастера карате, а Никодим отвёл Ликин на детскую площадку, где резвились ребятишки разных сословий. Возможно, радостный шум и гам, создаваемый детьми, придал мужчине смелости.

– Ликин, дорогая! Гхм-м… – решился на признание Никодим. – Мы с тобой люди православные. Гхм-м… Я тебя так долго искал. И вот наконец я… мы с Серёжей нашли тебя. Ты приехала сюда. Это так хорошо. Гхм-м… Я не об этом хотел сказать… Впрочем, об этом тоже. В общем, Ликин, выходи за меня замуж! Я прошу твоей руки!

Он тут же перебил попытку со стороны Ликин что-либо сказать.

– Нет! Сразу не говори. Подумай! Давай ты лучше ответишь, когда мы снова приедем в Харбин. В следующем году Серёжа оканчивает гимназию. И мы сразу приедем! Мне надо собраться с духом, чтобы услышать твоё «нет»…

– Никодзи-и-им! – Ликин даже топнула ножкой от нетерпения. Таким многословным она видела его в первый раз. – Зацема ждаць целый года оцвеца? Я согласна!

– Лики-и-ин! – пробасил в ответ мужчина и, подхватив её за талию, закружил на месте, да так, что свалился котелок с головы.

– Никодзим! Пусци! Цы же солидзный гоподзина! Деци вокруга!

– Ликин, я так счастлив! Я теперь тебя никуда не отпущу!

– Я тоже, Никодзим! Но мне надзо ехаць. Браца ждзёца. Он одзина! И у меня цама дзеци. Цы сама приезжай, Никодзим! В Харбине много русских.

– Да, знаю, что Харбин наполовину русский город. Но у меня же здесь Серёжа – ясный сокол.

– А «ясный сокол» поживёт один! – услышали они вдруг Серёжин голос.

Оказывается, он давно за ними наблюдал. Молодой человек подошёл поближе, приобнял за плечи милых ему людей и продолжил:

– Никодим, поезжай к крёстной! Я очень рад за вас. Совершенно спокойно могу пожить один. Снова перееду к Марфе Петровне. Тем более недавно я её встречал, звала в гости.

– Кцо цакая Марфа Пецровна? – спросила Ликин с нотками ревности в голосе. – Она молодая? Кцо она цебе, Никодзим?

Никодим громко засмеялся, Серёжа понятливо поддержал, только Ликин стояла, серьёзно поджав губки.

– А вот мы сейчас поедем к ней, и ты сама увидишь, какая она – молодая или не очень! Серёжа, лови извозчика!