Автор книги: Равиль Бухараев
Жанр: Религия: прочее, Религия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Кавары или «заговорщики», как называла их хазарская правящая верхушка, были мусульманами. После разгрома мятежа, многие из них вынуждены были бежать за пределы Хазарии и присоединиться к древне-венгерским племенам, которые в то время кочевали в печенежских степях к западу от Каспийского моря. Вместе с венграми кавары пришли в Карпаты, сыграв впоследствии значительную роль в создании венгерского государства на Дунае. В восточной Венгрии до сей поры ученые указывают на хазарско-мусульманские следы в названиях таких городков, как Хайдубесермень вблизи Дебрецена, хотя вынужденная и добровольная откочевка тюркских племен в Венгрию продолжалась, по крайней мере, до XIII века. Юное венгерское государство, которое в анналах IX–X веков называется «Великия Тюркия», нуждалось в хазарских мусульманах, так как они были гораздо более образованными, чем венгры-язычники, и более того,
«Они составляли ядро конной армии, были меткими стрелками и обеспечивали успех в сражениях не только в период обретения венграми родины, но и последующих войнах с европейскими государствами. Венгерские короли использовали их также в борьбе со своими внутренними противниками и заставляли собирать дань с населения. Каварам же доверялось королевское казначейство и ведение военно-дипломатических переговоров с иностранцами, в частности, с Византией, в связи с чем Константин Багрянородный ошибочно называл всех венгров «турками». Особенно возросла потребность в наемных каварских воинах в период венгерских экспансий в Далмации, в связи с чем венгерские короли стали вербовать новых ландскнехтов в распавшейся к тому времени Хазарии, равно как и среди печенегов. Падение Хазарии и принятие многими ее жителями ислама создали для этого весьма благоприятные условия: лишенные своей государственности и ставшие мусульманами хазарские бесермены охотно отправлялись в Венгрию, к своим сородичам и единоверцам[56]56
Закиев М. З, Кузьмин-Яманади Я. Ф. «Волжские булгары и их потомки», Казань, 1993, с. 68.
[Закрыть]».
Как бы то ни было, далеко не все хазарские мусульмане предпочли уйти на Запад после подавления восстания каваров. Исламизация Хазарии продолжалась через семейные связи и посредством торговли, однако наличие такого серьезного числа мусульман в Хазарском каганате уже в IX веке, веке каварского восстания, является свидетельством того, что хазарско-арабские отношения не всегда были напряженными, хотя начались они в 652–653 году[57]57
Некоторые исследователи относят дату дербентского похода Салмана к 642-43 гг.
[Закрыть] именно с военного противостояния. В 653 году передовые части мусульман под командованием Салмана бин Раби’и ал-Бахили, пройдя по западному побережью Каспийского моря, вышли к Дербенту, последнему непокоренному пункту Сасанидской персидской империи. Арабам удалось взять Дербент чрезвычайно легко, и эта легкость, видимо, и послужила вскоре причиной их поражения и разгрома в Хазарии. Арабы сравнительно легко взяли Семендер, однако на подходе к Баланджару на них внезапно напало большое хазарское войско, и только малая часть четырехтысячного арабского войска сумела спастись.
С Дербента, который в последующие годы не раз переходил из рук в руки, и начинается, строго говоря, история ислама в России. Однако присоединение Кавказа продолжалось и через тринадцать веков, и поэтому разве что в конце XIX века ислам в Дагестане стал российским исламом, да и поволжский ислам можно в историческом смысле рассматривать как российский только с 1552 года.
Обо всем этом речь впереди, сейчас нас интересуют в первую очередь пути проникновения ислама в самое средоточие стран Седьмого Климата, которое впервые совершилось именно через Железные Ворота Дербента.
В начале VIII века арабско-хазарское противостояние усилилось: в 713–714 году арабский полководец Маслама бин ‘Абд ал-Малик вернул Дербент под власть Халифата. Однако в окончательном смысле мусульманским городом Дербент стал в 735–736 годах, когда арабский командующий Марван ибн Мухаммад (впоследствии последний из халифов пришедшей в упадок Омеййядской династии Марван II) вторгся с многотысячным войском через Дербент в Хазарию и наголову разгромил хазарские войска. Марван разорил город Баланджар и прошел до самых низовий Волги, в земли буртасов. Как писал об этом А. Халиков:
После этого арабского похода Дербент остался в руках мусульман и превратился из пограничной персидской крепости в крупнейший средневековый город-порт Кавказа, прославленный своей торговлей и ремеслами. Однако в течение еще, по крайней мере, двухсот лет он был единственным городом ислама на территории сегодняшней России.
Интересно, однако, что Дербент остался в истории России также и единственным городом, куда ислам пришел с военным знаменем. По всей остальной территории сегодняшней России, за немногими исключениями, ислам в дальнейшем шел только с торговыми караванами или с посохом бродячего дервиша-проповедника. Между тем поход Марвана ибн Мухаммада, который, как мы уже сказали, завершился только в земле буртас в нижнем течении Волги, привел к обращению тогдашнего кагана хазар в ислам или, по крайней мере, к его обещанию стать мусульманином в обмен на прекращение военных действий. Если даже такое обещание и было дано, оно оказалось недолговечным: с уходом арабской армии каган вернулся в лоно своей веры.
Союз, в том числе, династический, с Византией сделал Хазарский каганат геополитическим противником арабского Халифата. Халифы, в частности, аббасидский халиф ал-Мансур (754–775), в попытке наладить арабско-хазарские отношения повелел наместнику Армении Язиду бин Усаду взять в жены хазарскую принцессу, которая, к несчастью, умерла в родах, что стало причиной двух крупномасштабных хазарских вторжений в Закавказье в 762–763 и 754–755 году. Эта страница хазарско-арабских отношений относится скорее к истории ислама в Грузии и Закавказье, однако в целом эти отношения были отношениями соперников, а не заклятых врагов. Достаточно вновь упомянуть вслед за ал-Мас’уди, что каганы хазар имели вокруг себя мусульманскую гвардию телохранителей иранского происхождения из Хорезма, которые назывались «ал-арсийя» и которым было позволено не участвовать в военных действиях против мусульман-единоверцев.
Наличие достаточно значительно числа мусульман в Хазарском каганате, таким образом, было результатом мирного проникновения ислама в Хазарию. Не следует забывать, что международная торговля являлась важнейшим элементом экономики Хазарии, и в этой торговле, наряду с иудеями, все более существенную роль играли мусульмане Халифата и Закавказья, а также, видимо, вернувшиеся в родные места потомки тех племен Прикаспия и низовий Волги, которые были переселены Марваном вглубь Халифата после похода 737 года.
Переселение этих племен, которых арабские историки называли «ас-сакалиба», было весьма масштабным: до 20 000 человек, как говорит и лейденская «Энциклопедия ислама». Эти 20 000 пленников, как думает А. Халиков, были булгарами-барсилами, одними из тех булгарских племен, которые в VIII–IX веке в союзе с другими булгарскими племенами основали Волжскую Булгарию на слиянии Волги и Камы.
Однако пленник в исламе, по крайней мере, в теории, никогда не становился рабом навечно. Работая, он мог выкупить сам себя, если за него не платили выкупа со стороны. Приняв ислам, он также становился свободным. Таким образом, хотя бы часть этих бывших пленников могла впоследствии возвратиться в родные места уже мусульманами, однако это только одна из возможностей раннего проникновения ислама в среду различных, в том числе и булгарских, племен Хазарского каганата.
Мы уже говорили о том, что для языческих племен одним из главных доводов в принятии религии была видимая мощь и могущество людей, которые ее исповедуют. Думается, что успех военной кампании будущего халифа Марвана бин Мухаммада в 737 году произвел не только ужас и смятение, чего и без того с избытком хватало в средневековой жизни, но и серьезное религиозное впечатление на племена, входившие в состав Хазарского каганата.
Если сам каган хазар согласился принять ислам в обмен на мир, что говорить о его подданных? По крайней мере, часть этих подданных, особенно та часть, которой по разным причинам было тесно под властью хазарских каганов, вполне могла склониться к исламу уже тогда, в середине VII века и укрепиться в новой мере по мере того, как в каганате напрягались внутренние отношения между различными племенами и союзами племен.
Мы уже говорили о восстании каваров, однако говорить о том, что булгары-барсилы уходили на Среднюю Волгу “в ужасе от ислама” было бы перенесением сегодняшнего восприятия от любого иноземного нашествия на народы, для которых нашествия были вполне обыденным явлением. Весь процесс «великого переселения народов» можно было бы назвать одним бесконечным нашествием, а уход булгар на Среднюю Волгу был, безусловно, одной из последних вольн переселения народов, после которого в истории запечатлено только одно, столь же исторически-значительное: переселение венгров-мадьяр из Приуралья в Паннонию.
Таким образом, вполне допустимо представить, что вместе с вековыми булгарскими традициями и верованиями, некоторые ушедшие на Среднюю Волгу булгары уже несли с собой знание об исламе. Более того, пути, по которым совершается такое массовое переселение, навсегда остаются историческими путями народа – теми дорогами, по которым движение в течение длительного времени идет в обе стороны.
Мы уже видели, что в Хазарии проживало значительное число мусульман, которые были заняты и военной службой, и торговлей и ремеслами. Уход булгар на Волгу, какими бы внутренними или внешними причинами он ни был продиктован, очевидно, захватил с собой те родственные племена, которые уже были отчасти мусульманскими, в первую очередь те, которые жили в VIII веке в непосредственной близости от Дербента, в пограничной полосе между Хазарией и кавказскими владениями арабского Халифата.
Именно этим следует, видимо, объяснить то свидетельство ибн Русты, что еще до официального принятия ислама Волжской Булгарией, которое, как известно, случилось в 922 году, на Средней Волге уже жило значительное число мусульман:
«Болгарская земля смежна с землей Буртасов. Живут Болгаре на берегу реки, которая впадает в море Хозарское (Каспийское) и прозывается Итиль (Волгою), протекая между землями Хозарской и Славянской. Царь Болгар, Алмуш по имени, исповедует ислам. Страна их состоит из болотистых местностей и дремучих лесов, среди которых они и живут.
Болгаре делятся на три отдела: один отдел зовется Берсула (барсилы), другой – Эсегел, а третий – Болгар; относительно образа жизни все трое стоят на одной и той же степени…
Болгаре народ земледельческий и возделывает всякого рода зерновой хлеб, как-то: пшеницу, ячмень, просо и другие. Большая часть их исповедует ислам, и есть в селениях их мечети и начальные училища с муэдзинами и имамами. Те же из них, которые пребывают в язычестве, повергаются ниц перед каждым знакомым, которого встречают…
Подать своему царю платят они лошадьми и другим. От всякого из них, кто женится, царь берет себе по верховой лошади. Когда приходят к ним мусульманские купеческие суда, то берут с них пошлину, десятую часть (товаров). Одежда их похожа на мусульманскую; равным образом и кладбища их, как у мусульман[59]59
«Знаменитые люди о Казани и Казанском крае», Казань, 1999, с. 8. Перевод приведен из книги Д. А. Хвольсона «Известия о хозарах, буртасах, Болгарах, мадьярах, славянах и руссах», 1869 г.
[Закрыть]».
Мнение о том, что данные ибн Русты говорят о мусульманском образе жизни волжских Болгар ранее официального принятия ими ислама в 922 году основано на том, что он нигде не пишет об опустошительном ладейном походе русов-варягов по Волге на мусульманские поселения западного побережья Каспия, которое состоялось в 912–913 году и о котором упоминают многие другие авторы, в том числе и ал-Мас’уди. Этот поход послужил к резкому охлаждению отношений между древней Русью и Хазарией, поскольку разграбившие каспийское побережье русы своим поведением нарушили договоренность с отцом кагана Иосифа, каганом Аароном, который, как предполагается, пропустил их через дельту Волги как мирных купцов. Ал-Мас’уди в своих «Золотых лугах» пишет об этом происшествии с чрезвычайной живописной силой:
«Руссы проливали кровь женщин и детей, грабили имущество и жгли деревни. Народы, обитавшие около этого места возопили, ибо им не случалось с древнейших времен, чтобы враг ударил на них здесь, а раньше прибывали сюда только суда купцов и рыболовов».
На обратном пути после набега русам, нагруженным богатой добычей, пришлось столкнуться с мусульманами Хазарии, которые, как свидетельствует ал-Мас’уди, пришли к хазарскому кагану и попросили позволения отомстить, «ибо этот народ напал на наших братьев-мусульман, проливал их кровь и пленил их женщин и детей». Сражение состоялось, и русы, как сообщают средневековые источники, были разбиты, причем мусульманам в этом сражении помогали и хазарские христиане.
Это событие действительно оставило по себе дольгую память, и то, что ибн Руста нигде не пишет о нем, говорит в пользу того, что его сведения о мусульманстве волжских булгар являются самыми ранними из известных. Чуть позднее о мусульманах Волжской Булгарии писал и другой старший современник ал-Мас’уди, географ ал-Балхи в своей «Книге видов земли», причем он уже упоминает о существовании в земле булгар не только кочевых становищ, но и целых городов:
«Болгар… имя города, в котором находится главная мечеть. Недалеко от этого города лежит другой город Сивар[60]60
Сувар.
[Закрыть] (или Сивара), где также находится главная мечеть… Дома… деревянные и служат зимними жилищами; летом же жители расходятся по войлочным юртам[61]61
«История Татарии в документах и материалах», там же, с. 16.
[Закрыть]».
Сведения ал-Балхи о булгарах и их городах повторяют и другие арабские географы, и сравнительные лингвистические исследования географических работ IX–X веков проявляют довольно противоречивую картину взаимных заимствований. Существует мнение, что многие труды, в том числе труд ибн Русты, восходят к неизвестной работе ал-Джейхани. Согласно этому мнению, все более или менее конкретные сведения о Волжской Булгарии начала X века черпаются из одного источника. Этот источник – свидетельство очевидца, который видел официальное принятие ислама на берегах Волги своими собственными глазами и лично присутствовал при этом поворотном событии общероссийской истории.
Его звали Ахмед бин Фадлан бин ал-Аббас бин Рашид бин Хаммад или, для краткости, ибн Фадлан. Ибн Фадлан не был профессиональным ученым и известным писателем, и поэтому имя его долгое время было окутано для историков и географов туманом забвения – еще более густым, чем имя ал-Мас’уди, из тридцати шести книг которого, как мы уже сказали, история сохранила лишь две. Он был всего лишь секретарем посольства, направленного в 921 году из Багдада на Среднюю Волгу халифом ал-Муктадиром в ответ на письмо булгарского царя Алмуша Шилки-элтабара, но его личность, а также его повествование достойны самой подробной беседы. Эта беседа будет интересна в первую очередь тем, что ее основа – дневник свидетеля и очевидца, по которому мы сможем представить начала северного мусульманства гораздо лучше, чем по всем книгам арабских географов.
Однако прежде мы должны обратиться к другим, гораздо более древним свидетельствам и представить себе те пути, по которым Знание путешествовало не только к низовьям Волги, но и к самым дальним рубежам Седьмого Климата – к рубежам античной Гипербореи.
Золото гипербореи и серебро ислама
Далеко не случайно, что, занимаясь своей книгой в жарком египетском Фустате, Ал-Мас’уди, подобно многим своим арабским коллегам, рассказывал читателям о главном богатстве недоступных и манящих северных земель – о драгоценных мехах, о баснословно дорогой пушнине. Ведь именно благодаря этому истинному «золоту» Гипербореи интерес не только античных географов, но и великих царей мира к самым отдаленным северным рубежам мира не остывал на протяжении не только веков, но и целых тысячелетий.
Туда, куда влечет торговый интерес, всегда отыщется и дорога, по которой от века путешествует не только купеческая корысть, но и бескорыстное Знание. Дорогам, ведущим из полуденных стран в Гиперборею, тысячи и тысячи лет, потому что дороги эти нерукотворны. Это великие реки – Дон, Волга и Кама, которые еще во времена Сократа и Гераклита связывали воедино скифские земли вокруг Понта Эвксинского с Уралом и Сибирью.
Громадные лесные и степные пространства от Каспийского и Черного морей до Ледовитого океана, сколько помнят люди, всегда были обитаемы. Геродот (около 484 – около 425 до нашей эры) в четвертой книге «Мельпомена» своей всеобщей «Истории», рассказывая о племенах, живущих к северу от скифов и савроматов, называет среди них исседонов, за которыми
«обитают аримаспы – одноглазые люди; за аримаспами – стерегущие золото грифы, а выше них – гипербореи на границе с морем».
Упоминает он также каких-то иирков и «лысых людей», в которых ученые видят соответственно предшественников мадьяр (В. В. Латышев) и башкир (С. Я. Лурье). Хотя Геродот и оговаривается, что об этих народах и землях никто ничего определенного не знает, а в существование гипербореев он вообще не верит, «отец истории» все же приводит известные ему сведения о племенах севера, на чьих землях через тысячу двести лет будут жить племена буртасов, Болгар, славян, веси и угров:
«По ту сторону реки Танаиса (Дон) земля уже не скифская, но первая из стран савроматов. Сей народ занимает землю от Меотийской впадины (Азовское море) к северу на пятнадцать дней пути, всю лишенную как диких, так и садовых дерев. Выше сих савроматов во второй стране сей живут будины, населяющие землю, изобильную всяким лесом. А повыше будинов к северу сперва простирается безлюдье на семь дней пути, далее, поворотя более к востоку, живут фиссагеты, народ многочисленный и особый, питающийся звериною ловлею[62]62
«Историки Греции», Библиотека античной литературы, Художественная литература, М., 1976, с. 112.
[Закрыть]».
Для Геродота все упомянутые им народы и племена обладали самыми удивительными обычаями и вели кочевой образ жизни, однако и здесь, на самых рубежах Гипербореи, существовал, как он говорит, по крайней мере, один настоящий город. Это примечательный факт, тем более что подобная городская жизнь могла поддерживаться, видимо, только посреднической, в первую очередь меховой торговлей между греческой ойкуменой античности и народами Волжско-Уральского бассейна:
«Будины суть народ великий и многочисленный, голубоглазый и красноволосый. У них есть город деревянный город, по имени Гелон, стена его с каждой стороны имеет в длину тридцать стадиев, а сама высока и вся деревянная, и дома в нем деревянные, и святилища: ибо есть там и святилища эллинских богов, по эллинскому обычаю имеющие изваяния, жертвенники и храмы деревянные; они через каждые три года празднуют Дионису и справляют вакханалии. Ибо гелоны по происхождению суть эллины, изгнанные их торжищ своих и поселившиеся у будинов: язык у них частию скифский, частию же эллинский. Равно же и образом жизни гелоны с будинами не схожи… Однако эллины и будинов называют гелонами, хотя неправильно. Земля их обилует густыми лесами всякого рода, а в густейшем лесу находится озеро большое и глубокое с болотом и тростником вокруг него, и в том озере ловятся выдры, бобры и другие звери с квадратными мордами, коих шкурами опушаются кожухи, а яички полезны против маточной немощи[63]63
«Историки Греции», Библиотека античной литературы, Художественная литература, М., 1976, с.136.
[Закрыть]».
Знатоки античной географии указывают различные места, где мог бы находиться город Гелон. Его помещают, например, в верховьях Дона или вообще считают одним из известных археологам скифских «лесных городищ». Но есть и другие мнения. Немецкий ученый Пауль Херрманн, например, помещает Гелон недалеко от слияния Волги и Камы, примерно там, где в представлениях ал-Мас’уди и его современников находился город, а вернее, древнейшее торжище Булгар[64]64
Paul Hermann, “Conquest of Man”, Harper & Brothers Publishers, New York, 1954, p. 321.
[Закрыть], откуда водный путь вел по Волге к русам, а по Каме – на Урал и в Западную Сибирь. Конечно, Булгар до середины X века не был в полном смысле городом, и совершенно прав ал-Балхи, когда пишет о Булгаре начала X века так:
Расположение Булгара при слиянии Волги и Камы было столь удобно и выгодно, что какое-то древнее торжище на этом пути с богатейшего, но мало обжитого севера на промышленный юг непременно должно было существовать с незапамятных времен. В разные эпохи и времена здесь жили и производили обмен товарами различные племена: перед приходом булгар этим торжищем пользовались, по всей видимости, не только земледельческие племена именьковской культуры, но и гости с далекого юга – из Хорезма, Персии, Индии, Китая, и более близкого севера – варяги и русь. Торговля эта происходила по большей части путем честного обмена – точно так же, как об этом пишет мусульманский историк XIII века ал-Казвини (1203–1283) в связи с меновой торговлей, которую булгары вели с северными соседями – племенем весь-вису:
«Болгары вели с весью торговлю немую, т. е. клали товары на известное место, обозначали их знаками, которыми они указывали на цены, и отходили, потом возвращались и находили разные предметы, оставляемые весью в виде меновой цены за товары; если Болгары оставались довольны этой ценою, то брали себе желаемые предметы, в противном же случае оставляли их и брали назад свои товары[66]66
«Татария в документах и материалах», там же, с. 20.
[Закрыть]«.
Другой мусульманский историк, географ и путешественник ал-Андалуси, а вернее, Абу-Хамид ал-Андалуси ал-Гарнати (1080–1169/70) из мусульманского города Гренада, который побывал в Булгаре в 30-х годах XII века, уточняет торговые отношения между весью и булгарами в следующих словах:
«Весь иногда и сами приходили в Болгар, но их не пускали в самый город под тем предлогом, что они приносят холод в страну. Истинная же причина, вероятно, заключалась в том, что Болгары не хотели, чтобы иностранные купцы, приходящие в их город, узнали, за какую ничтожную цену они покупали от веси меховые товары, продаваемые потом за высокую цену[67]67
«Татария в документах и материалах», там же, с. 21.
[Закрыть]».
В любом случае, меновая торговля с финно-угорскими племенами севера России, Урала и Западной Сибири приносила купцам огромные выгоды, искупавшие риск путешествия в столь отдаленные пределы. Горностаевые мантии южных царей и владык происходили из Ги пербореи и, независимо от того, какой народ владел северными пределами, меховой поток не иссякал, и волжско-камский путь, таким образом, представлял собой активное ответвление Шелкового Пути, соединяя гиперборейские рубежи с рубежами древней Греции, Рима и Византии.
Впрочем, мусульманские географы даже и позднее 1154 года, когда на Сицилии при дворе норманнского короля Роджера создал свою знаменитую карту мира ал-Идриси (ок. 1100 – ок. 1165), считали Волгу и Каму одной и той же рекой Итиль, начинающейся на Урале. Наследием этого древнего представления является название впадающей в Каму в Приурале реки Белой – Ак Идель или Белая Волга[68]68
Историческое название Камы – Агыйдел: «В татарских песнях под рекой Агыйдел следует чаще всего понимать Каму. Здесь Агыйдель означала только Каму до слияния с Белой, – утверждает Р. Г. Ахметьянов в книге «Общая лексика духовной культуры Среднего Поволжья», Москва, 1981; цитата из книги «Поиски и находки», Казань, 1989, с. 215, на татарском языке.
[Закрыть]. Верховьев Волги мусульманские авторы совсем не знали, полагая, что верхняя Волга, Ока и Дон – это одна и та же река, после крутого разворота на северо-запад и юг впадающая в Азовское море.
Мы еще займемся этими составленными по устным и письменным рассказам представлениями, благодаря которым в арабских описаниях народов Седьмого Климата произошла изрядная путаница, а пока вернемся к вещам неоспоримым – к северным дорогам, по которым бок-о-бок странствовали с незапамятных времен торговля и знание:
«Археологические раскопки показали, что золотоносные районы западной Сибири были некогда центром чрезвычайно высоко развитой древней культуры. В частности, совершенно бесспорно установлено наличие многосторонних и весьма активных торговых сношений между Понтийской областью и западной Сибирью в 1000 году до нашей эры. Так что смутное замечание Геродота о существовании древних северо-восточных торговых путей основано на фактах. Это подтверждается и многочисленными находками. В 1922 году вблизи Екатеринограда-Свердловска было раскопано около сорока чрезвычайно ценных серебряных предметов антично-греческого происхождения, которые, по-видимому, попали в Сибирь в обмен на меха»[69]69
Paul Hermann, “Conquest of Man”, Harper & Brothers Publishers, New York, 1954, p. 105.
[Закрыть].
Таким образом, торговый путь, столь известный в более поздние времена, существовал и во времена Геродота. Древние греки двигались тем же маршрутом, который впоследствии вел «из варяг и греки» и «из варяг в арабы». Они путешествовали через Черное и Азовское моря к устью Дона, затем перетаскивали свои суда волоком на Волгу и далее поднимались вверх по Волге до устья Камы. Менялись времена, возникали и угасали религиозные культы, приходили и уходили, разделялись и сливались воедино целые народы, однако великий Волжско-Камский путь торговли и знаний, похоже, никогда не оставался безлюдным.
Когда в VII веке обширные лесо-степные территории Среднего Поволжья по соседству с буртасами стали заселять тюркоязычные племена распавшегося на восточную и западную части Великого Тюркского Каганата, они приходили уже в давно обжитые международной торговлей места. Смешиваясь с местными финно-угорскими и праславянскими племенами именьковской культуры, они стали столь коренной частью местного населения, что русский историк В. Н. Татищев в начале XVIII века был склонен видеть в них прямых потомков аргиппеев Геродота[70]70
Орфография В. Н. Татищева.
[Закрыть]:
«Болгоры довольно известны, что жили по Волге, Каме и Свиаге, где ныне Казанская губерния. Они сами как назывались, о том никто точно не упоминает. Русские их всех вместе в имя Болгар заключали, а местами от градов и урочищ многими названиями разделяли, о чем ниже яснее скажу. Геродот, кн. 4, гл. 16, именует аргипеи, и оное, думается, греческое, значит мудрый или белый. Он их называет святыми, чему Плиний, кн. 4, гл. 12, согласно пишет, смотри выше, гл. 12, н. 24. Птоломей о них и Клюверий не упоминают, и в ландкартах Птоломеевых в том месте положены народы иных названий, как например ффирофаги, хениды, свардены и пр. По описанию же Геродотову нет другого сходного по обстоятельствам народа нашим Болгарам, как его аргипеи. 1) Он указывает от устья Дона 15 дней до них езды, весьма сходственно написал. 2) К ним ездят греки из Борисфена и других градов с торгом. Оное надобно, чтоб так далеко ездили к имеющим города и торги, а как довольно известно, что в сей стране только Болгары в такой древности великие города имели, народ был ремесленный и купечеством во всей сей стране главный… 3) Что их святыми и мудрыми именует, то со скромностию, законом их брахминским, в прим. н. 34, и трудолюбием их согласно. 4) Что, говорит, живут на горах, то разумеет правый берег Волги, как и ныне русские оный горы и нагорная сторона называют. 5) Перейдя степи, от Дона к ним великие леса, оное соответствует, ибо по Суре и к самой Волге лесов было не в давнем времени великое довольство…Теперь, об имени оставив, прочие их обстоятельства рассматривая, по истории русской нахожу, что Болгоры хотя когда-то с русскими воевали, однако ж видно, что немного в том прилежали и не искали чужого приобрести, но свое более защищать старались, из-за чего их по Геродоту или Аристею святыми именовали. В плодах земных они преизобиловали, так, что неоднократно и Руссию во времена недородов житами обеспечивали, и более в ремеслах и купечестве прилежали. Закон у них был брахманов, как выше сказано, что еще в остатках их видимо, ибо о перехождении душ из одного в другое животное нечто чуваши верят; но и магометанский закон от срацын или персов к ним дошел[71]71
В. Н. Татищев, «История российская». Часть 1, глава 25, 1, 5.
[Закрыть]».
Возвращаясь теперь к трудам арабских историков и географов, знаниями которых мог воспользоваться автор «Золотых лугов», мы видим, что и они, как и ал-Мас’уди, уделяют самое пристальное внимание торговым путям в зоне Седьмого Климата, поскольку на климатические зоны вслед за античными греками делили землю и арабские географы. Вот что пишет ибн Руста в своей «Книге драгоценных сокровищ»:
«Хозаре ведут торг с Болгарами; равным образом и Русь привозит к ним свои товары. Все из них (руссов), которые живут по обоим берегам упомянутой реки, везут к ним (Болгарам) товары свои, как-то: меха собольи, горностаевые, беличьи и другие… Главное богатство их (Болгар) составляет куний мех. Чеканеной монеты своей у них нет; звонкую монету заменяют им куньи меха. Каждый мех равняется двум диргемам с половиною. Белые круглые диргемы приходят к ним из стран мусульманских путем мены за их товары[72]72
«История Татарии в материалах и документах», с. 17.
[Закрыть]».
Ал-Балхи в своей «Книге видов земли» также обращает внимание на главные товары северных стран:
«К товарам, вывозимым из означенных стран, принадлежали: невольники из стран славян, хозар и других соседних с ними, далее – куньи, собольи, лисьи, бобровые и другие меха. Все эти товары вывозились из стран Болгар и хозар в Саманидское государство и оттуда в отдаленные места исламских земель… То, что вывозят из Хозарии, как-то: мед и воск, привозится к ним из земли руссов и Болгар. Таким же образом меха бобровые, вывозимые (из Хозарии) в различные страны, находят только в тех реках, которые текут в странах Болгара, Руси и Куяба (Киева) и, кроме них, их нигде не найдешь, сколько мне известно[73]73
«История Татарии в материалах и документах», с. 19.
[Закрыть]».
Несколько позднее того времени, когда ал-Мас’уди записывал в Фустате свои сведения о северных странах, другой арабский писатель, Шемсетдин Абу Абдаллах Мухаммед ибн Ахмед Мукаддеси в своей «Книге лучшего разделения и познания климатов» подтверждает не только сведения своих мусульманских предшественников, но и данные Геродота:
«Меха: собольи, беличьи, горностаевые, куньи и лесных куниц, лисьи, бобровые; зайцы, козьи шкуры, воск, стрелы, крупная рыба, шапки, белужий клей, рыбьи зубы, бобровая струя, янтарь, юфть, мед, орехи, барсы (или гончие собаки), мечи, кольчуги, березовый лес, славянские невольники, овцы, рогатый скот… Все эти товары из Болгарии[74]74
«История Татарии в материалах и документах», с. 20.
[Закрыть]».
Торговля невольниками шла в средневековом мире повсеместно – и на Востоке, и на Западе, будучи одной из главных статей дохода и византийцев, и генуэзцев с венецианцами, и мадьяр, и печенегов, и первых киевских князей. Как пишет Британская Энциклопедия,
«Международная работорговля развилась в прихотливые торговые сети. Например, в IX и X веках викинги и купцы-русы привозили восточно-славянских рабов на Балтику. Затем рабы переправлялись группами в Данию (через Бирку в Хедеби), где находился перевалочный пункт. Там рабов приобретали еврейские и арабские купцы, перевозившие рабов в Вердун и Лион. Там некоторые из рабов подвергались кастрации, превращались в евнухов и перепродавались далее в мусульманскую Испанию и Северную Африку».
О том, как шла эта торговля в интересующих нас северных пределах, ибн Руста рассказывает:
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
