Текст книги "Тихая речушка"

Глава 5

Солнце уже высоко поднялось над линией горизонта.

Вернулся Зиянгир, ведя под уздцы двух оседланных коней – серую с черной гривой кобылицу и гнедого жеребца с белой отметиной на лбу.

Аиткул, подойдя к кобылице, уложил в притороченную к седлу сумку снедь, привязал наполненные кислым молоком и водой турсуки и осмотрел подпругу. Зиянгир внимательно наблюдал за всеми движениями отца и за тем, как он придирчиво осмотрел подпругу, но, судя по тому, что отец не высказал ему никаких замечаний, Зиянгир понял, что отец остался довольным его работой – тем, как он оседлал кобылицу.

В это время к Аиткулу подбежала дочь. Она протянула к нему свои маленькие ручонки, прося его взять к себе на руки. Аиткул не мог отказать дочери и быстрым ловким движением подхватил ее и поднял вверх. Он прижал дочь к себе и крепко поцеловал ее в розовую щеку. Девочка громко и весело засмеялась. Она обхватила своими ручками шею отца и прижалась к нему. Карима была поздним ребенком – поскребышем. После рождения Зиянгира у них с Гуляйзой долгое время не было больше детей. Родственники Аиткула начали поговаривать, что ему следует взять молодую жену, чтобы она родила ему еще сыновей, но Аиткул не торопился следовать советам родни, несмотря на все их уговоры. Сама Гуляйза тяжело переживала, что Аллах не дал ей еще детей. Они уже было потеряли всякую надежду. Но спустя несколько лет ожиданий и надежд Всевышний сжалился над ними и подарил им ребенка – дочь. Гуляйза страшилась, что рождение дочери огорчит мужа и он охладеет к ней, но, напротив, он был очень рад этому обстоятельству. Аиткул всегда был сдержан в отношениях с сыновьями, а с рождением дочери он переменился. Всякий раз, возвращаясь в стойбище, отец привозил ей какой-нибудь подарок – безделицу: ломтик лепешки, кусочек сушеного мяса или сыра. Он говорил ей: «Это тебе прислал маленький зайчик». Карима была несказанно рада всем этим подаркам, и ее глаза светились от радости.

– Слушайся маму, – сказал Аиткул.

Еще раз крепко поцеловав ее в щеку, он поставил девочку на землю и, подойдя к лошади, вставив одну ногу в стремя, легко и проворно поднялся в седло. Зиянгир последовал примеру отца. Едва он оказался в седле, его конь, почуяв на себе седока, начал бить копытом, потряхивать гривой и раздувать разгоряченные ноздри, недовольно фыркая.

– Тор-р! – сказал Зиянгир, натягивая поводья.

Аиткул уже было собирался тронуться в путь, но остановился.

– Вчера я видел на земле следы волка, который бродит вокруг нашего стойбища, – сказал он. – Думаю, нужно взять с собой ружье, вдруг он встретится по дороге.

Гуляйза зашла в тирмэ и через некоторое время вышла, неся кремневое ружье и сумку для пороха, пыжей и патронов. Она подала их мужу. У Зиянгира за спиной висел кожаный колчан с луком и стрелами.

Собаки, все это время дремавшие под навесом, снова подняли свои морды и посмотрели на хозяина. Увидев Аиткула и Зиянгира, сидящих в седле, они уже собирались подняться и последовать за хозяином, но Аиткул приказал им оставаться на месте.

– Ты не возьмешь на этот раз с собой собак? – с удивлением спросила мужа Гуляйза.

Обычно, отправляясь к табунам, Аиткул всегда брал собак с собой. Они помогали ему пасти лошадей, предупреждали лаем о приближении чужаков, но на этот раз он почему-то решил изменить своему правилу.

– Пусть останутся, – сказал он. – Нам предстоит долгая дорога.

Попрощавшись с Гуляйзой и девочкой, оба всадника, тронув поводья, отправились в путь.

Всякий раз, выезжая в степь, Аиткул внимательно и придирчиво, по-хозяйски осматривал местность, примечая только ему заметные знаки. Степь была его домом, знакомым ему с самого его рождения. В этой степи пасли табуны его отец и дед, несколько поколений его семьи. Аиткул помнил, как они терпеливо наставляли его, обучая премудростям кочевой жизни. Это была та непрерывная связь, которая тянулась от поколения к поколению на протяжении многих веков с того времени, как первые башкорты вступили на эту благословенную землю, дарованную им Всевышним.

Давно спряталось за горизонтом их стойбище, и день близился к полудню. Высоко над их головами в голубом бездонном небе, раскинув свои большие крылья, плавно кружил коршун, высматривая добычу; он словно плыл, несомый воздушным потоком. Выстроившиеся у своих нор суслики, едва завидев всадников, начинали коротко посвистывать: «Фью-фью», оповещая своих соседей о приближении людей. На пригорке из зарослей кустов орешника выбежала лиса, отыскивающая в высокой траве мышей-полевок – излюбленное свое лакомство, но едва ветер донес до ее чутких ноздрей человеческий запах, как она, махнув пушистым хвостом, юркнула в кусты, скрывшись из виду, причем так ловко и быстро, что нельзя было заметить, куда именно она сбежала. Зиянгир уже был готов погнаться за ней, ловко выхватив из-за спины свой лук и вкладывая в тетиву стрелу, но отец остановил его.

– Не стоит, – сказал он. – Лисиц нужно бить зимой, когда у них отрастает теплый пушистый подшерсток. Сейчас мех плохой, зря только погубишь зверя. Помни, – продолжал он, – нельзя убивать животное, если в этом нет необходимости.

Им еще предстояло проделать неблизкий путь, и они решили, что хорошо бы сделать короткую остановку у их соседа, старика Ахтяма. У старика-соседа была небольшая пасека – несколько ульев с пчелами, и он угостил Аиткула и Зиянгира свежим медом, а Аиткул поделился с ним новостями. Затем они тронулись снова в путь.

Выезжая ранней весной на самые дальние от зимовья пастбища, башкорты со временем меняли стоянки, двигаясь в обратном направлении к зимовьям, чтобы с наступлением холодов и распутицы они могли успеть вернуться в свои аулы – места зимних стоянок, где и пережидали суровые зимы в теплых деревянных домах. А с наступлением весны весь этот цикл повторялся снова. У семьи Аиткула также было несколько стоянок, и всякий раз, переходя на новое место, хозяин должен был убедиться, все ли у него в порядке, не следует ли ему подправить загоны для животных или еще что – да мало ли, что могло произойти за время его отсутствия. Добравшись до нового места и осмотрев его, Аиткул решил, что оно пригодно для следующей стоянки. Нужно было кое-что починить, но в общем он остался довольным.

Закончив работу, Аиткул решил, что пришло время подкрепиться тем, что собрала им Гуляйза, прежде чем отправиться в обратный путь. Они выбрали место в тени небольшой рощи, на краю стойбища.

– Передохнем и перекусим здесь. За теми холмами пасется наш табун, – сказал он, показывая Зиянгиру в сторону гряды невысоких холмов, видневшихся вдалеке. – Соберем его и погоним к стойбищу…

Зиянгир с удивлением посмотрел на отца: его решение показалось ему странным.

– Мы только недавно их перегнали сюда, ата, – сказал он, – здесь много сочной травы, а у стойбища ее почти не осталось.

– Сделаем так, как я сказал, – твердым голосом проговорил Аиткул. – После привала отправимся собирать табун.

Подняв голову, он посмотрел на небо, на проплывающие над его головой тучи; в воздухе запахло приближающейся грозой.

– К ночи пойдет дождь, – сказал он, обращаясь к сыну. – Нужно будет поторопиться, чтобы не попасть в грозу.

Оказаться в грозу посреди степи не предвещало ничего хорошего. Разбушевавшаяся стихия пугала степняков, вселяя в их души первобытный ужас.

Аиткул отвязал от седла турсуки, достал из сумки узелок со снедью и сложил все это на траве. Ослабив подпруги коней и стреножив их, он отпустил их пастись на лугу. Найдя тенистое место под деревьями, они расположились на привал.

Наскоро перекусив просяной лепешкой, кусками вяленого мяса, запив еду айраном – смесью кислого молока с водой, они улеглись на мягкую зеленую траву, вытянули усталые ноги, чтобы дать всему телу короткий отдых. Их ждал неблизкий обратный путь к стойбищу, и нужно было перегнать табун.

Но едва они это сделали, как до них донеслись странный незнакомый звук и чьи-то голоса, которые заставили отца и сына быстро подняться на ноги и напрячь слух.

Звуки доносились из-за рощи, с дальнего ее конца.

– Там люди, – прошептал Зиянгир, указывая в сторону, откуда доносились голоса. – Всадники, – уточнил мальчик; в его голосе слышалось напряжение.

Аиткул утвердительно покачал головой и сделал знак сыну, чтобы тот не произнес больше ни звука, положив руку ему на спину, стал пригибать его к земле. Распластавшись на траве, они старались внимательно вслушиваться в слова, но из-за большого расстояния было трудно понять, о чем говорят незнакомцы.

– Эти люди пришли не с добрыми намерениями, – тихо промолвил Аиткул.

В этот момент он подумал, что он поступил правильно, не взяв с собой собак. Учуяв чужаков, они подняли бы лай и привлекли внимание.

– Нужно незаметно добраться до лошадей, – сказал он сыну, – пока эти люди не увидели нас.

Они бесшумно стали двигаться в сторону пасущихся коней. Добравшись до них, они распутали им ноги и подтянули подпруги. Все это они делали как можно незаметнее, чтобы чужаки не увидели их.

– Скачи в стойбище и предупреди всех о чужаках, появившихся в степи, – велел сыну Аиткул, когда оба оказались в седле. – Двигайся вдоль рощи, чтобы оставаться незаметным.

– А ты? – спросил отца Зиянгир.

– Я хочу проследить, куда они направляются.

Зиянгир попытался было возразить, но отец резко оборвал его:

– Делай, как я говорю.

Мальчику не оставалось ничего другого, как подчиниться воле отца, но едва он успел отъехать на несколько сотен шагов от места их привала, как за его спиной раздался выстрел. Обернувшись, он увидел клуб белого дыма и скачущего в его сторону отца, а за ним – несущихся вдогонку всадников. Пуля, выпущенная из ружья Аиткула, угодила в одного из всадников, и он, не удержавшись в седле, рухнул на землю.

На всадниках была одета кольчуга, и склонившееся к закату солнце окрасило ее багряно-красным цветом. На головах всадников были остроконечные шапки с развевающимися на конце красными кистями. Размахивая своими саблями, они подгоняли своих коней, пытаясь настигнуть Аиткула.

– Скачи! Скачи! – закричал Аиткул.

Его тело склонилось так низко, что буквально вжалось в седло, он почти слился с животным.

Зиянгир пришпорил коня, пуская его в размашистый галоп, но едва конь успел сделать несколько прыжков, как мальчик почувствовал сильный удар в спину.

Аиткул увидел, как выпущенная из лука стрела, пролетев мимо него и издав пронзительный звук, разрезая воздух, впилась в его сына. Мальчик вскрикнул от боли, почувствовав, будто кусок раскаленного железа вонзился в ему плечо, причиняя острую нестерпимую боль, и он невольно выпустил поводья, а затем стал клониться на спину. Еще мгновение – и он мог не удержаться в седле. Сделав усилие, Зиянгир поднялся и подобрал поводья, но уже в следующее мгновение он почувствовал, что все вокруг закружилось, начало чернеть, и он потерял сознание. Его тело обмякло, и он подался всем телом вперед, а руки бессильно повисли, выпуская поводья. Его конь все еще несся бешеным галопом, рискуя сбросить Зиянгира на землю. Вторая стрела угодила в заднее бедро его коня, он резко присел на раненую ногу и начал валиться на бок. Аиткул, не медлив ни минуты, поравнявшись с теряющим равновесие конем Зиянгира, крепко ухватил сына за чекмень, сильным рывком перекинул его на холку своей лошади. Нужно было во что бы то ни стало оторваться от всадников и уйти от погони.

Аиткул слышал гортанные выкрики его преследователей, подгоняющих своих коней, тяжелое дыхание животных и понял, что кони чужаков проделали неблизкий путь, они устали, и у них не хватит сил, чтобы долго гнаться за ним. Ему нужно было оторваться от преследователей и где-то укрыться. Теперь все решало время, его лошадь с двойной ношей быстро выбьется из сил. Впереди показался обрывистый берег реки. Аиткул знал, что в этом месте река делает крутой поворот, меняя свое течение, и в том самом месте, где она ударяется о берег, есть небольшое углубление, проделанное в земле водой, которое можно увидеть, только находясь на противоположном берегу реки. Его скрывали от посторонних глаз заросли кустарника, растущего вдоль берега, а сам берег очень крутой, и только в одном месте есть безопасный спуск. Еще будучи ребенком, Аиткул нашел это тайное укрытие и любил прятаться там, когда он и его сверстники, отправляясь в ночное с табуном лошадей, затевали игру в прятки. За все время ни одному из его друзей так и не удалось обнаружить его, а Аиткул строго хранил свой секрет долгие годы. Детские игры давно закончились. Аиткул надеялся, что его тайное убежище не разрушила вода. Он резко дернул повод и направил лошадь к обрыву, быстро спустился по крутому откосу к реке и, свернув в сторону, скрылся в зарослях кустарника. Приблизившись к берегу, чужаки стали внимательно осматривать окрестность. Аиткул, спрятавшись в своем укрытии, мог слышать, о чем они говорят. Один из них предложил спуститься к реке и осмотреть берег. Через мгновение он направил своего коня вниз по крутому склону, но в тот же миг его конь не удержался, опрокинулся навзничь, и они оба оказались в воде, течение подхватило их и увлекло за собой. Люди, находящиеся на берегу, закричали и поспешили на помощь товарищу, ища безопасный спуск. Аиткул, затаив дыхание, стал прислушиваться к удаляющемуся стуку копыт. В это время над самой головой Аиткула сверкнула молния, и страшный грохот разнесся по степи, сотрясая воздух и землю. Черные тяжелые тучи затянули небо. Уже в следующее мгновение на землю обрушился водяной поток. Гонимые ветром крупные капли дождя с силой ударялись о землю. Впервые в жизни Аиткул испытал радость при раскатах грома и ярких всполохах прорезающих воздух молний. Разбушевавшаяся стихия дарила им шанс на спасение. Теперь природа была на его стороне. Выждав время, пока враги окончательно скроются и не смогут их заметить, Аиткул осторожно вывел свою лошадь на берег и поскакал к стойбищу. Нужно было торопиться, и Аиткул непрестанно стегал лошадь своей плетью. Когда они добрались до стойбища, на губах лошади выступила пена, и она тяжело хрипела. Была уже ночь, дождь на время стих, и из образовавшейся прогалины между туч показалась луна. Навстречу им вышел Сагит.

– Ата… – он хотел о чем-то спросить отца, но, увидев на руках отца раненого брата, он осекся.

– Что случилось? – перехватывая из рук отца тело брата, спросил Сагит.

– Надо занести его внутрь.

Не было времени объяснять произошедшее, было дорого каждое мгновение.

Вдвоем с Сагитом они осторожно внесли Зиянгира в тирмэ. Увидев сына с торчащей в спине стрелой, Гуляйза издала громкий крик.

– Он жив, – сказал Аиткул. – Нужно расстелить на полу шкуры.

Когда Гуляйза сделала это, он осторожно уложил сына на них. Одежда вокруг раны обильно пропиталась кровью. Аиткул, взяв нож, разрезал чекмень на спине у сына, чтобы не причинять ему лишней боли, затем осторожно снял его с Зиянгира и осмотрел рану. Стрела вошла в тело выше лопатки в районе плеча, и, судя по всему, она не задела кость.

Теперь нужно было осторожно извлечь стрелу и остановить кровь. Взявшись рукой за древко стрелы, он осторожно покачал ее. Судя по всему, она вошла в тело Зиянгира неглубоко. Немного поразмыслив, Аиткул, крепко ухватив одной рукой стрелу, быстрым рывком вырвал ее из тела сына, другой он проворно прикрыл рану и сильно надавил на нее. Вытащив из очага недогоревшее полено, он приложил его горящей стороной к ране. От жгучей боли Зиянгир издал глухой и протяжный стон. Теперь оставалось только перевязать рану и ждать, уповая на милость Всевышнего, что их сын не умрет от заражения или потери крови.

Тем временем снаружи стихия вновь набирала силу. Ветер сотрясал тирмэ, капли дождя с силой ударялись о полог. Временами яркие вспышки молнии освещали внутреннее пространство, и воздух разрывали громовые раскатам. Казалось, будто земля раскалывается надвое.

Вся семья собралась вместе: старший сын Сагит был рядом с отцом, а его жена Алмабика была подле Гуляйзы у изголовья Зиянгира; маленькая Карима сидела, подобрав под себя ноги, прижавшись к матери. Гуляйза то и дело отирала платком влажный лоб сына, тихо всхлипывая.

– Не плачь, мать, – стараясь успокоить жену, сказал Аиткул. – На все воля Аллаха. Он добр к нам и не позволит нашему сыну умереть.

В это время полог, прикрывающий вход, откинулся, и, тяжело дыша, в тирмэ протиснулась черная тень. Аиткул не сразу разобрал, кто это был; только когда человек приблизился и свет от очага осветил лицо вошедшего, он узнал Авдея.

Глава 6

Алмабика лежала в густой высокой траве и смотрела в небо. Над ее головой проплывали белые облака. Легкие и пушистые, они порой принимали самые причудливые и удивительные формы.

«Откуда они приплывают и куда уходят?» – думала Алмабика. Ей очень хотелось знать, где рождаются эти воздушные создания. Алмабика попыталась представить себе эти неизведанные края, но все, что она знала и видела в своей жизни, – это те места, где она родилась и выросла, все, что окружало ее и было знакомо с самого рождения: степь, поля и рощи, озеро на краю леса, стойбище, пасущиеся табуны – все, что мог охватить ее взор… И облака, приходящие из-за горизонта и туда же уходящие, как и солнце, и луна. А что за этим краем, что там, где рождаются небесные светила, и там, где они заканчивают свой путь?

Из-за облаков показался белый диск луны.

«Странно, – подумала Алмабика. – Обычно луна светит ночью. Почему она появляется на небосводе днем, может, для того, чтобы встретиться с солнцем?»

Алмабика вспомнила сказку про девушку и колдунью, которую ей рассказывала мама, в ней говорилось, как злая колдунья заставляла девушку много работать, и однажды, отправившись за водой, сидя у реки, девушка заплакала, и в это время из-за туч вышла луна. Увидев луну, девушка стала просить забрать ее к себе на небо.

– Смотри, – говорила мать дочери, – видишь там девушку с коромыслом? Это луна сжалилась над бедной сиротой и забрала ее на небо.

Алмабика вглядывалась в белый диск луны, и ей казалось, что она действительно видит там девушку с длинной косой и с перекинутым через ее плечо коромыслом и ведрами. Но вот луна скрылась за облаками.

Алмабика снова стала разглядывать облака: это облако напоминало ей большую рыбу, немного странную, совсем не похожую на тех, которых она видела в реке: у облака была большая, прямо-таки огромная голова и маленький хвост, но все равно Алмабика угадывала знакомые очертания причудливой рыбы; это облако больше похоже на коршуна, кружащего в поисках добычи, широко раскинув свои огромные крылья и свободно паря в небе; это напоминает маленького ягненка с пушистой белоснежной шерстью; вот верблюд с двумя огромными горбами на спине и с длинной шеей; а вот облако, по форме похожее на легкий и воздушный цветок, он прямо на ее глазах начал таять и вскоре исчез; а это облако напоминает весело скачущего жеребенка, которому всего несколько дней от роду. На длинных тонких ногах он весело скачет по небу, задирая голову, и его грива и хвост развеваются по ветру.

Алмабика закрыла глаза, широко раскинула руки и провела ладонями по мягкой зеленой траве, едва касаясь ее своими длинными и тонкими пальцами. Она представила, что ее вот сейчас подхватит ветер и легкая, почти невесомая, как эти похожие на снег облака, плывущие высоко в небе, Алмабика поднимется в воздух и будет свободно парить над землей. Она целиком отдалась своему воображению. В это самое время по полю пробежал легкий ветерок. Он коснулся лица Алмабики, поиграл с ее волосами и побежал по траве. Трава зашумела и закачалась из стороны в сторону, а ветерок продолжил свой путь к небольшой роще на краю поля, коснулся зеленой листвы и, запутавшись в ней, затих.

Алмабика глубоко вздохнула, всей грудью вбирая в себя сладковатый воздух от цветущих трав, от пунцово-красной спелости ягод, во множестве рассыпавшихся среди буйной зелени, смешанный с ароматом свежескошенной травы.

Возле самого ее уха недовольно загудел большой мохнатый шмель, потревоженный ветром, он покружил над цветком и снова опустился на него. Где-то застрекотал кузнечик.

Алмабика открыла глаза. Большая желтая бабочка, покружившись над ее лицом, едва не коснувшись его своими крыльями, опустилась на растущий рядом цветок, развернула скрученный в спираль хоботок и погрузила его в самую сердцевину цветка. Рядом суетилась пчела, перебирая своими маленькими мохнатыми лапками, к которым прилипла цветочная пыльца, вздрагивая полосатым брюшком. Время от времени она взлетала, быстро махая тонкими, почти прозрачными крылышками, чтобы перенестись на новый цветок и продолжить свою работу. Пчела должна была спешить запастись нектаром, который потом превратится в душистый и сладкий мед.

Отдаваясь воле своего воображения, Алмабика перенеслась мыслями в прошлое. Рядом были маленький брат, мама, отец, играющий мелодию на курае. Звук курая был мягким и нежным. Алмабика вспомнила, как однажды отец заиграл очень красивую мелодию, а мама начала танцевать, двигаясь в такт музыке плавно, легко и грациозно. В эти минуты сердце Алмабики наполнилось радостью, и она тоже начала танцевать, повторяя движения матери.

– Что это за мелодия? – спросила она, когда они закончили танец.

– Она рассказывает о семерых красавицах, – ответила ей мать. – Однажды враги напали на нашу землю. Они убивали мужчин, стариков, детей, жгли наши жилища, угоняли скот и пленяли наших женщин. Единственными, кому удалось спастись и убежать, были семь девушек-красавиц. Но враги погнались за ними и уже готовы были их настигнуть у берега глубокого озера, рядом с которым стоял высокий каменный утес. Тогда девушки решили подняться на этот утес и сброситься с него в озеро, чтобы не стать пленницами. Взявшись за руки, девушки бросились с крутого обрыва, и вода поглотила их. Через много лет, каждую ночь, когда в небе восходила полная луна, люди видели, как из озера на поляну выходят семь девушек и танцуют удивительный танец под волшебную мелодию, а с первыми лучами солнца они снова возвращаются в озеро. И так до следующего полнолуния. В народе эту мелодию стали называть «Танец семи красавиц».

Алмабика хорошо запомнила движения, которые показала ей мама, и иногда, втайне от других, когда никто не мог за ней наблюдать, она танцевала, тихо напевая мелодию.

Вспомнила Алмабика, и как мама взяла ее в лес, куда они отправились с другими женщинами собирать ягоды. Как в лесу им повстречался медведь, который пришел полакомиться малиной. Она вспомнила, как все сильно испугались и бросились бежать в разные стороны. Сейчас это все осталось уже в прошлом. Теперь у нее есть новый дом, семья, муж и маленький сын.

Даже будучи замужней женщиной, Алмабика все еще была похожа на маленькую, хрупкую девочку. По сути, она и была еще маленькой и хрупкой девочкой, которую помимо ее воли забрали из-под родительского крыла и заставили жить среди чужих для нее людей. Уже третье лето Алмабика жила в семье мужа и растила сына.

У Алмабики были большие небесно-голубые глаза, глядя в них, ты словно окунался в небо, немного раскосые. Две линии бровей, будто бы раскинувшиеся крылья ласточки, сходящиеся у переносицы на слегка вытянутом и загорелом на летнем солнце лице. Она была высокая и стройная, с тонкой талией и красивой шеей. Ее густые черные волосы были заплетены в тугую и крепкую косу, спускающуюся ниже линии бедра.

– Травы в этом году уродилось много, – услышала Алмабика голос своего тестя. – Только бы, с Божьей помощью, хватило сил убрать всю ее до дождей.

Она подняла голову и посмотрела в ту сторону, откуда слышался голос тестя.

Ее муж играл с их маленьким сыном. Он подбрасывал мальчика высоко вверх, а затем ловил его своими сильными руками, прижимал его к себе, при этом их сын звонко и весело смеялся. Было видно, что мальчику это нравится. Но каждый раз, как отец затевал эту игру с их сыном, сердце матери сжималось от страха и готово было оборваться.

– Сагит! – едва сдержавшись, чтобы не закричать, громко сказала Алмабика. – Ты уронишь нашего сына.

Но Сагит делал вид, что не слышит ее.

Неожиданно на сторону Алмабики встала свекровь.

– Ата, скажи хоть ты ему; сохрани Аллах, он действительно уронит нашего внука.

– Не стоит вам, женщины, лишний раз беспокоиться о ребенке, – сказал Аиткул. – Смотрите, как он радуется. Из него должен вырасти мужчина, настоящий батыр, он должен расти храбрым и смелым, чтобы стать настоящим воином. Скоро ему предстоит сесть в седло, – но все же добавил: – Сагит! Опусти ребенка на землю и идите есть.

Едва Сагит исполнил волю отца, Алмабика подбежала к сыну и подхватила его на руки.

– Испугалась, – сказал Сагит, ласково посмотрев на жену. – Наш сын станет батыром.

Алмабика крепко поцеловала сына и опустила его на траву.

Маленький Валит, сидя на траве, попытался встать на ноги, но, сделав несколько неуверенных шагов, плюхнулся на землю.

– Но пока он больше напоминает новорожденного жеребенка, посмотри, как он пытается подняться и падает, – с любовью проговорила Алмабика, наблюдая за неуклюжими попытками малыша снова подняться на ноги.

– Придет день, Алмабика, он встанет и будет крепко стоять на этой земле, – уверенно ответил Сагит.

Все принялись за еду, сидя полукругом на зеленой и мягкой траве.

– Нужно бы нам поторопиться, – озабоченно сказал Аиткул, – убрать все сено до дождей. А ты, Сагит, к вечеру пригони сюда табун.