Текст книги "Моя последняя ложь"

– Иди ты уже нормально, выглядишь полной дурой.

Внутри Вивиан зажгла свет и повела меня к ближайшей кабинке, схватив тампон из автомата на стене. Я спряталась внутри и действовала по инструкциям Вивиан.

– Мне кажется, я все правильно сделала. Но я не уверена.

– Если неправильно, станет понятно.

Я осталась сидеть в кабинке, чувствуя себя униженной. Настала пора женственности. От одной мысли я испугалась и загрустила, а потом расплакалась, больше не в силах удерживаться. Я же не плакала прошлой ночью.

Вивиан услышала и спросила:

– Ты ревешь?

– Нет.

– Ревешь, я же слышу. Я захожу.

Я и слова сказать не успела, а она уже была в кабинке и закрывала дверь за собой. Она подвинула меня и уселась рядом.

– Да ну, – сказала она. – Все не так уж плохо.

– А ты откуда знаешь? Ты же меня всего на три года старше.

– Ага, на целую вечность. Поверь мне. Спроси у старшей сестры.

– Я единственный ребенок в семье.

– Очень жаль. Старшие сестры – это просто отлично. По крайней мере, у меня была отличная.

– Я всегда хотела сестру, – сказала я. – Чтобы она меня учила всякому.

– Вроде того, как тампон туда засовывать каждый месяц?

Несмотря на страх и дискомфорт, я рассмеялась. Я начала хохотать и обо всем забыла.

– Так-то лучше, – сказала Вивиан. – И никаких слез. Я запрещаю. И раз уж я и так тут из кожи вон лезу, предлагаю тебе мои услуги в качестве суррогатной старшей сестры. Следующие полтора месяца говори со мной о чем угодно.

– О мальчиках можно?

– У меня полно опыта, – горько рассмеялась она. – Поверь мне, Эм, от них больше проблем, чем веселья.

– А сколько у тебя опыта?

– Если ты спрашиваешь, трахалась ли я, то да.

Я немного отпрянула от нее. Я никогда не встречала девочку, которая занималась этим.

– Ты выглядишь возмущенной, – сказала Вивиан.

– Но тебе же только шестнадцать.

– Более чем достаточно.

– Тебе понравилось?

Вивиан ухмыльнулась:

– А то!

– А ты его любила?

– Иногда дело не в любви, – сказала она. – Иногда ты просто видишь и хочешь кого-то.

Я сразу подумала про Тео. Он был очень красивый и мускулистый. Один взгляд в его сторону нарушал мое душевное равновесие. И только теперь, в полуразрушенной кабинке туалета, я поняла, что испытываю желание.

Я чуть было не расплакалась снова, но вдруг услышала, что дверь открылась, а потом по полу застучали чьи-то шлепанцы. Вивиан посмотрела в щелку и обернулась ко мне с широко распахнутыми глазами:

«Охренеть», – сказала она одними губами.

«Кто это?» – беззвучно отозвалась я.

Вивиан не удержалась и взбудораженно прошептала:

– Тео!

В душе начала хлестать вода. В самом дальнем углу. Я почувствовала, что у меня даже голова кружится от всех этих эмоций. Тепло. Счастье. Стыд. Мальчик мылся в душе, а я была рядом!

Нет, не мальчик. Мужчина.

И не просто мужчина, а Тео Харрис-Уайт.

– Что будем делать? – прошептала я.

Вивиан не ответила. Она вышла из кабинки и потащила меня следом. Она без остановки хихикала, а я въехала плечом в контейнер для бумажных полотенец.

– Стой! – сказал Тео в душе. – Кто идет?

Мы обменялись взглядами. Я паниковала. Вивиан была в восторге.

– Это Вивиан, – хитро сказала она по слогам, растягивая «а».

– Привет, Вив.

Тео произнес это так обыденно, что я сразу заревновала. Вот же Вивиан повезло, Тео ее знает. Тео с ней здоровается. Вивиан заметила мою зависть и добавила:

– Со мной Эмма.

– Какая Эмма?

– Дэвис. Она новенькая.

– А, крутая Эмма, которая стильно опаздывает.

Я пискнула, в шоке и прострации от того, что Тео меня знает. Он запомнил, что вел меня в «Кизил» в темноте. Он заметил мое существование.

Вивиан ткнула меня локтем в ребра. Я скромно проблеяла:

– Привет, Тео.

– Чего вы так рано встали? – спросил он.

Я замерла на месте, вцепившись в запястье Вивиан, взглядом умоляя ее не рассказывать правду. Я была не уверена, смогу ли умереть от смущения, но проверять точно не хотела.

– Так мы в ванную, – ответила она. – А ты-то здесь что забыл? Разве в Особняке нет душа?

– Там совсем фиговый напор, – отозвался Тео. – Не трубы, а рухлядь. Именно поэтому я поднимаю свою задницу в несусветную рань и принимаю душ здесь, пока девчонки не набежали.

– А мы первые, – сказала Вивиан.

– Может, вы уже уйдете? Тогда я наконец домоюсь спокойно.

Вивиан посмотрела на меня, ухмыльнулась и сказала:

– Подрочить хочет.

Это прозвучало так пошло и неуместно, что я рассмеялась. Тео услышал и сказал:

– Нет, ну правда. Я не могу тут торчать весь день.

– Хорошо, хорошо, – отозвалась Вивиан. – Мы ушли.

Мы убежали, не переставая хихикать, а потом взялись за руки и стали кружиться в предрассветной тишине. Мы кружились, пока у меня не поплыло перед глазами. Лагерь, душевые, лицо Вивиан – все смешалось в одно большое счастливое пятно.

10

На то, чтобы заснуть, у меня опять уходит несколько часов. Для жителя Манхэттена здесь очень тихо. Я все-таки умудряюсь задремать, но меня тревожат кошмары. В самом ярком из них я вижу женщину с фотографии из ящика Вивиан. Я смотрю в эти потерянные глаза, а потом понимаю, что уставилась в зеркало.

Я и есть женщина с фотографии. Мои волосы метут пол, мои глаза цвета грозового неба смотрят на меня.

От этого открытия я просыпаюсь и сажусь на кровати. Я едва могу перевести дыхание, а моя кожа покрыта испариной. Мне хочется в туалет. Стараясь не разбудить остальных, я нашариваю фонарик и новые ботинки. Выхожу на улицу и надеваю их, а потом смотрю на ночное небо. Я успела забыть, как оно здесь выглядит. Оно чище, чем в городе, тут нет вечного сияния реклам и миллиона самолетов. Небо похоже на холст, залитый темно-синей краской и усыпанный звездами. Луна почти у горизонта и прячется в леса на западе. Вид прекрасен, и я даже хочу его написать. Наверное, это прогресс.

В душевых я нажимаю на выключатель. Люминесцентная лампочка потихоньку загорается, и я иду в ближайшую кабинку. Кстати, ту же самую, где мы сидели с Вивиан той страшной ночью и где она меня подбадривала.

Меня и по сей день удивляет одна вещь. Я пришла в душевые в одном настроении, а ушла из них в совершенно противоположном. Сначала я была в ужасе. Я считала, что мое тело предаст меня миллионом способов. А вот на обратном пути я чувствовала одну сплошную радость. Я вцепилась в Вивиан. Я была счастлива. Я была жива.

Вспоминая это, я вздыхаю. Собираюсь выйти из кабинки, но вдруг слышу, как открывается дверь. Сначала я подумала, что это Тео. Глупая, грустная мысль, но почему бы и нет, многое в этот вечер повторяется, и мы оба снова здесь.

Я смотрю в щель и вижу девушку. Длинные голые ноги, светлые волосы. Она стоит у раковин и смотрится в зеркало. Я тоже в него смотрю, немного сдвинувшись внутри кабинки. Замечаю темные глаза, курносый нос и заостренный подбородок.

Я резко выхожу из кабинки и окликаю ее по имени:

– Вивиан?

Я понимаю, что ошиблась, еще до того, как она оборачивается. У нее не настолько светлые волосы. Загар темнее. Наконец, я вижу бриллиантовую сережку в ее ноздре. Та блестит и переливается.

– Это еще кто? – спрашивает Миранда.

– Никто… – Я не договариваю, поймав себя на лжи. – Девочка из лагеря. Я ее знала.

– Вы меня до смерти напугали.

Я верю ей на все сто процентов. Я напугала еще и себя. Я смотрю вниз и вижу, что вцепилась в браслет с птичками. Они гремят. Я заставляю себя разжать пальцы.

– Извини, – говорю я. – Я устала и запуталась.

– Не спится?

Я киваю:

– А тебе?

– И мне.

Она говорит как будто бы непринужденно, но я сразу понимаю, что это ложь. Я хорошо угадываю, когда кто-то врет. У меня были отличные учителя.

– Все в порядке?

Миранда кивает, но где-то на середине движения кивок превращается в покачивание. Я вижу, что у нее покраснели глаза и все еще блестят от слез щеки.

– Что случилось?

– Меня бросили. Первый раз, кстати. Бросаю всегда я.

Я подхожу к раковине и поворачиваю кран. Из него начинает литься холодная, приятная вода. Я смачиваю бумажное полотенце и прижимаю его к щекам и шее. Чувство просто прекрасное. Холодная вода испаряется от жары, от капелек воды остается приятное ощущение.

Миранда смотрит на меня, беззвучно умоляя о поддержке. Я вдруг думаю, что это тоже часть моей работы, и я к ней не готова. Но я знаю, что такое разбитое сердце. Даже слишком хорошо.

– Хочешь поговорить об этом?

– Нет, – отвечает Миранда. – Мы не то чтобы там серьезно… Мы встречались вроде как месяц. И я понимаю. Я уехала на шесть недель. Он хочет повеселиться летом.

– Но…

– Но он бросил меня по смс. Какой козел так поступает?

– Он тебя недостоин, – говорю я.

– Но он мне нравился. – На глазах Миранды блестят слезы. Она не плачет, а вытирает их кулаком. – Обычно все не так. Обычно мне наплевать на парней, которым нравлюсь я. Но не в этот раз. Вы, наверное, думаете, что я ребенок.

– Я думаю, что тебя обидели. Но тебе станет легче. Ты вернешься из лагеря, он будет с какой-нибудь…

– Шлюхой, – говорит Миранда.

– Именно. Он будет с какой-нибудь шлюхой, и ты даже не поймешь, чем он тебе вообще нравился.

– И он пожалеет, что бросил меня. – Миранда смотрится в зеркало и улыбается. – Я буду отлично выглядеть с загаром.

– Вот это бодрость духа. А теперь – марш в коттедж. Я скоро вернусь.

Миранда идет к двери и машет рукой. Она исчезает за дверью, и я умываюсь и пытаюсь собраться. Даже поверить не могу, что приняла ее за Вивиан. Не слишком-то хорошее начало. Все кончено, но воспоминания теснятся в моей голове – и все благодаря этому месту.

Я выхожу на улицу. И даже небо кажется мне знакомым, оно серовато-синее. Я часто использую этот оттенок в работе. Он спокоен, меланхоличен, и в нем есть капелька надежды. Небо было такого же цвета, когда мы с Вивиан вывалились из душевых рано утром, хохоча изо всех сил. Казалось, что на всей Земле больше никого нет.

Вивиан, правда, напомнила мне, что есть кое-кто еще.

«Иди сюда, – прошептала она, оперевшись на кедровую стену. – Я уверена, что ты захочешь это увидеть».

Она показала на две досочки в стене и ухмыльнулась. Одна была кривовата и оставляла щелку, через которую сочился свет. Время от времени свет гас, заслоненный кем-то по другую сторону.

Это был Тео. Он все еще принимал душ. Я услышала шум воды и то, как он напевает песенку Green Day.

«Откуда ты об этом знаешь?» – спросила я.

Улыбка Вивиан растянулась до самых ушей.

«В прошлом году нашла. Никто больше не знает».

«Ты хочешь, чтобы я подглядела за Тео».

«Нет, – ответила Вивиан. – Я беру тебя на «слабо».

«Но так нельзя».

«Давай. Посмотри уже. Он не узнает».

Я тяжело сглотнула, чувствуя, что у меня пересохло в горле. Я подошла к стене. Мне хотелось рассмотреть получше, и от этого мне стало стыдно. Однако еще более постыдным было мое желание порадовать Вивиан.

«Да все нормально, – прошептала Вивиан. – Если можно посмотреть, глупо не воспользоваться возможностью».

И я посмотрела, хотя знала, что поступаю плохо. Я наклонилась и прижалась щекой к дереву. Сначала я увидела пар и залитую водой стену душа. Потом появился Тео. У него была блестящая кожа. Тело в некоторых местах гладкое, в некоторых – покрытое темными волосами. Я не видела ничего красивее, но мне было страшно.

Я смотрела всего несколько секунд. Затем пришла в ужас от всей этой ситуации и отвернулась, красная, как рак. У меня закружилась голова. Вивиан стояла позади и покачивала головой. Я не понимала, что она имеет в виду. Я пялилась слишком долго? Слишком мало?

«Ну и как?» – спросила она, когда мы шли в коттедж.

«Фу, отвратно», – ответила я.

«Точняк, – она толкнула меня бедром. – Совершенно отвратно».

…Я направляюсь к коттеджам, как вдруг мое внимание привлекает странный звук. Это шелест – будто слева от меня кто-то идет по траве.

Я сразу вспоминаю историю Кейси о жертвах Полуночного озера. Краем глаза я замечаю какое-то движение и на мгновение думаю, что за мной явилось одно из привидений и теперь хочет затащить меня в озеро. Или один из внуков выживших занес топор для удара. Я включаю фонарик и поворачиваюсь к источнику шума.

Оказывается, это лиса, бегущая в сторону леса. Она держит в зубах какого-то зверя, уже мертвого. Я вижу только залитый кровью мех. Лиса на мгновение останавливается в свете фонаря. Ее тело напряжено, глаза светятся зеленовато-белым. Она будто решает, угроза я или нет. Конечно, нет. Даже зверь это понимает. Она продолжает свой путь и скрывается в лесу со своей добычей.

Я тоже решаю продолжить свой путь, чувствуя себя слегка напуганной и чересчур глупой. В подобном настроении я дохожу до «Кизила» и замечаю кое-что странное.

Огонек. Крошечная красная точка, будто кончик сигареты.

Он исходит от задней стены коттеджа, который стоит перед нашим. Как же он называется? «Красный дуб»? «Сикомор»? Я направляю фонарик прямо туда и вижу черный прямоугольник на самом углу. От него к земле тянется тонкий шнур.

Видеокамера. Как в магазинах.

Я выключаю фонарик и таращусь в камеру. Объектив поблескивает в темноте. Я не двигаюсь и даже не дышу.

Красный свет выключается.

Я жду пять секунд, а потом начинаю махать фонариком над головой.

Свет снова включается – явно из-за движения. Я подозреваю, что запись включается, когда кто-то заходит или выходит.

Понятия не имею, сколько времени камера тут висит. Зачем она здесь. Есть ли в лагере другие. Я знаю одно: кто-то, ответственный за лагерь (Френни или Тео, например), решил присмотреть за коттеджем.

Ирония ситуации расстраивает меня.

Пятнадцать лет спустя следят уже за мной.

11

У меня не получается заснуть. Я переодеваюсь в купальник и яркий шелковый халат, купленный во время поездки на Косумель. Достаю из ящика полотенце и тихо выхожу из коттеджа. Заставляю себя не смотреть на камеру. Не хочу видеть, что красный огонек зажегся, не хочу осознавать, что за мной следят. Я быстро прохожу мимо, отвернувшись, притворяясь, что не знаю, что она там находится. А вдруг кто-то наблюдает?

Я иду к озеру и рассматриваю другие кабинки. Я не вижу камер ни там, ни на столбах, которые освещают путь в сердце лагеря, ни на деревьях.

Я пытаюсь не волноваться.

Достигнув озера, кладу полотенце на берег, снимаю с себя халат и залезаю в воду. Озеро холодное, свежее. Совсем не похоже на подогреваемый бассейн около моего дома, в котором я плаваю каждое утро. Полуночное озеро намного темнее. Я зашла только по колено, но уже едва вижу свои ноги, которые кажутся зеленоватыми. Я набираю воды в ладони, и мне попадаются обрывки водорослей.

Я делаю глубокий вдох и ныряю, гребу изо всех сил и расправляю руки. Выбираюсь на поверхность, только когда у меня начинает болеть грудная клетка. Плыву по озеру. Туман висит над его поверхностью, и я разрезаю его на части. Прочь от меня уплывает напуганный желтый окунь.

Я останавливаюсь, достигнув середины озера – до берега мне где-то метров четыреста. Понятия не имею, глубоко ли здесь. Метров десять? Тридцать? Я думаю о том, что раньше здесь была долина. Суша. Здесь были деревья, камни и животные. Они никуда не делись. Деревья сгнили. Камни покрылись водорослями. Трупы животных обглоданы рыбой. Теперь это скелеты.

Не самые веселые мысли.

Я думаю о том, что мне рассказала Кейси. О деревне на дне озера, мертвые жители которой до сих пор лежат в своих кроватях.

Мне становится совсем неуютно.

Гребя на месте, я разворачиваюсь к лагерю. В это время он тих и спокоен. Его омывает розоватый свет восходящего солнца, уже показавшегося из-за гор на востоке. Ничего не происходит. Вот только на пристани кто-то стоит и смотрит на меня.

Даже с такого расстояния я вижу, что это Бекка Шонфельд. Я узнаю яркий шарф на ее шее и различаю, что она поднимает к глазам камеру.

Бекка остается на пристани, а я плыву к берегу. Я пытаюсь не стесняться, хотя над водой разносится стаккато щелчков затвора. Я гребу сильнее, увеличиваю скорость. Если Бекка собирается смотреть, то вот ей достойное зрелище.

Это еще один урок, преподанный мне озером.

Я встаю на ноги в нескольких метрах от берега и бреду остаток пути. Бекка слезла с пристани и сейчас стоит совсем близко, знаками прося остановиться. Я удовлетворяю ее просьбу и останавливаюсь по голень в воде. Она делает еще несколько снимков.

– Извини, – говорит она, закончив. – Такой прекрасный свет, я не устояла. Красивый рассвет.

Она держит камеру передо мной, пролистывая снимки, пока я вытираюсь. Последний ей нравится, она говорит:

– Этот оставляем.

На фотографии я уже поднялась над гладью воды. Я мокрая, а сзади горит восход. Я думаю, Бекка хотела снять что-то суровое и мощное. Женщина победила стихию, теперь она хочет завоевать сушу. Но мне кажется, что я выгляжу потерянной. Будто проснулась в воде и не поняла, как туда попала. Я начинаю стесняться и быстро закутываюсь в халат.

– Удали, пожалуйста.

– Но снимок просто отличный.

– Хорошо. Тогда обещай мне, что он не окажется на обложке «Нэшнл Джеографик».

Мы садимся на траву и смотрим на воду. Она идеально отражает розово-оранжевое небо, и между ними трудно провести границу. Бекка оказалась права: рассвет прекрасен.

– Так ты художница, – говорит она. – Я читала про твою выставку.

– А я видела твои фотографии.

Мы говорим очевидное и неловко замолкаем. Я поправляю рукава халата, Бекка крутит в руках ремень камеры. Мы обе смотрим на восход. Теперь в нем есть несколько золотых полос.

– Не могу поверить, что я снова здесь, – говорит Бекка. – Не могу поверить, что ты здесь.

– Мы вернулись в лагерь «Соловей», это правда.

– Извини, что я так повела себя вчера. Я увидела тебя в столовой и испугалась. Не знаю почему.

– Зато я знаю. Ты увидела меня и вспомнила кучу вещей, которых вспоминать не хотела.

– Ты права.

– Со мной то же самое, – признаю я. – Почти безостановочно. Куда ни посмотрю – везде воспоминания.

– Подозреваю, тебя заманила сюда Френни.

Я киваю, хотя это не совсем правда.

– Я выступила добровольцем. Я знала, что Френни попросит меня приехать. Она как-то узнала, что я возвращаюсь в Нью-Йорк, и пригласила меня на обед. Она заговорила про лагерь, и я все поняла. Я сразу согласилась.

– А меня пришлось убеждать.

– Последние три года я живу на чемоданах. Остаться где-то на полтора месяца? Отличная мысль. – Бекка растягивается на траве, словно доказывая свою расслаб-ленность. – Мне даже все равно, что я живу с тремя подростками. Дело того стоит, особенно, если я расскажу им про фотографию и покажу пару приемов. Да и вообще, мне нужен отпуск. На работе я насмотрелась на всякое.

Она приподнимает подбородок и закрывает глаза. Я понимаю, что за ней тоже гонится неведомое. Просто она приехала в лагерь «Соловей», чтобы забыть. Я – чтобы вспомнить.

– Вчера я хотела кое-что у тебя спросить.

– Дай угадаю, – говорит Бекка. – Про то лето?

Я вежливо киваю:

– Ты много помнишь?

– Про отдых или…

Она не заканчивает фразу. Такое впечатление, что она боится последнего слова. Я нет.

– Про исчезновение. Ты заметила что-нибудь странное накануне? Или с утра?

Меня настигает воспоминание. Плохое. Я стою у озера и рассказываю Френни, что девочки пропали. Вокруг собираются остальные. Бекка наблюдает из толпы через объектив и безостановочно снимает.

– Я помню тебя, – говорит она. – Ты была в истерике и напугана.

– А еще что-нибудь?

– Нет. – Она отвечает слишком быстро, ее голос забирается слишком высоко, он похож на чириканье. – Ничего.

– А ты хорошо знала девочек из моего коттеджа?

– Эллисон, Натали и Вивиан?

– Да, – отвечаю я. – Вы же были тут за год до этого. Я думала, что ты их знаешь.

– Нет, это не так.

– И даже Вивиан? Вы разве не дружили?

Я вспоминаю предупреждение. «Не дури. Со временем она на тебя окрысится».

– Ну, я знала ее, – говорит Бекка. – Но ее все знали. И у всех было о ней сложившееся мнение.

– Какое?

– Честно? Что она была сукой.

Ее тон меня ошарашивает. Бекка говорит так жестко, что я не могу придумать вежливой реакции. Бекка все видит и говорит:

– Извини. Это злые слова.

– И правда, – тихо отзываюсь я.

Я ожидаю, что Бекка сдаст назад или извинится. Вместо этого она расправляет плечи, смотрит на меня и произносит еще серьезнее:

– Ну же, Эмма. Не притворяйся. Со мной это делать необязательно. Вивиан не стала хорошей автоматически, потому что с ней случилось нечто ужасное. Тебе-то должно быть это ясно.

Она встает и стирает грязь с шорт, а потом медленно отправляется к лагерю, не оглядываясь. Я остаюсь на месте и созерцаю две правды, поведанных мне Беккой.

Первое. Она права. Вивиан была плохим человеком, и исчезновение этого не меняет.

Второе. Бекка помнит куда больше, чем говорит.

Пятнадцать лет назад

Пляж в лагере «Соловей» был сделан из песка и гальки, специально насыпанных на берег несколько десятилетий назад. Крутым его было назвать трудно, удобным – еще труднее. Даже два полотенца не заглушали неприятные ощущения, лежать все равно приходилось на камнях. Я ухмыльнулась и решила терпеть, глядя на то, как девочки толпами заходят в воду.

Мы все переоделись в купальники, но плавать пошли только Натали и Эллисон. Натали плавала как настоящий спортсмен, гребла длинно и размашисто. Она быстро достигала буйков, соваться за которые было запрещено. Эллисон все делала напоказ. Она кувыркалась в воде как синхронистка.

Я осталась на берегу. Я очень нервничала, мой купальник был слитный и скромный. Вивиан сидела сзади и мазала мне плечи кремом от загара. Он пах тошнотворно сладко – кокосом.

– Ты такая хорошенькая, что тебя должны запретить. Законодательно.

– А мне так не кажется.

– Но это правда, – сказала Вивиан. – Тебе мама об этом не говорит?

– Мама не обращает на меня внимания. И папа тоже.

Вивиан сочувственно кашлянула.

– Ну прям как мои двое. Я удивлена, что не погибла в младенчестве по недосмотру. Но мы с сестрой научились стоять за себя. Она объяснила мне, что я красивая. А я объясню тебе.

– Да я некрасивая.

– Нет, красивая, – настояла Вивиан. – А через пару лет будешь вообще. Я такое замечаю. У тебя дома есть парень?

Я покачала головой, вспоминая, что никто на меня не обращает внимания. Я поздно стала расти. До сих пор плоская как доска. А кто смотрит на доски?

– Все изменится, – сказала Вивиан. – Ты заполучишь красавчика вроде Тео.

Она показала на спасательную вышку, стоявшую неподалеку. На ней сидел Тео в красных шортах. На шее у него висел свисток. На груди вились волосы. Я смотрела на него и старалась не думать о душевой. Это было довольно сложно, потому что, если честно, я практически не отводила от Тео глаз.

А в душевой я подглядывала. Я хотела его. Я могла думать только об одном.

– Почему вы не купаетесь? – крикнул он нам.

– Просто так, – отозвалась Вивиан.

– Я не умею плавать, – сказала я.

По лицу Тео расползлась улыбка:

– Вот это совпадение. Я как раз собирался кого-нибудь научить!

Он спрыгнул с вышки, схватил меня за руку и повел к воде. Я даже пикнуть не успела. Я на мгновение затормозила, когда мои ноги коснулись скользких камней. Я испугалась, что упаду. Вода выглядела грязной, и я заволновалась еще сильнее. У самой поверхности плавали кусочки ила. Что-то коснулось моей лодыжки, и я отскочила.

Тео сжал мою руку:

– Спокойно. Водоросли еще никого не убили.

Он повел меня в озеро. Вода поглощала мое тело кусками. Сначала до колен. Потом до бедер. Потом до талии. Она была холодная, и у меня перехватило дыхание. Впрочем, возможно, я зря винила воду. Я смотрела на широкие плечи Тео, сверкающие под июньским солнцем, и его улыбку. Он почти засмеялся, когда я зашла еще глубже уже по своей инициативе.

– Эм, отлично, – сказал он. – Ты просто молодец. Но ты должна расслабиться. Вода тебе не враг. Пусть она тебя держит.

Он вдруг оказался у меня за спиной – и подхватил меня на руки. Одна обнимала мою спину, вторая поддерживала колени. Я почувствовала, что от его прикосновений у меня горит кожа.

– Закрой глаза, – сказал он.

Я подчинилась. Тео опускал меня все ниже. Наконец я перестала чувствовать его руки. Я открыла глаза – а он стоял рядом. Я плыла сама. Вода меня держала.

Тео ухмыльнулся:

– Дорогуша, ты научилась.

В этом момент над озером раздался шум. Плеск. Крики. Тревога. Паника. Девчонки вдалеке начали визжать и хлопать ладонями по поверхности. Они были похожи на уток, неспособных взлететь. За ними я увидела пару рук, которые опускались под воду. Они изо всех сил махали, а с пальцев лилась вода. Из озера на мгновение появилась голова – и тут же исчезла.

Вивиан.

Тео быстро поплыл к ней. Я ушла под воду и достигла дна. Потом начала грести, подгоняемая инстинктом, и наконец, вынырнула. Продолжила молотить руками и ногами – и вдруг поплыла.

Я посмотрела на Вивиан – та все еще тонула – потом на Натали и Эллисон. Они замерли на месте, пораженные и бледные. Я смотрела, как они следят глазами за Тео. Тот добрался до Вивиан и обхватил ее за талию, а потом поплыл к берегу, не останавливаясь, пока оба они не оказались на пляже, усеянном галькой.

Вивиан закашлялась, и из нее вылилась куча воды. По багровым щекам бежали слезы.

– Я-я-я не понимаю, что случилось, – сказала она, задыхаясь. – Я вдруг погрузилась и не смогла всплыть. Я думала, что умру.

– Если бы не я, ты бы утонула, – сказал Тео устало и сердито. – Господи, Вив, я думал, ты умеешь плавать.

Вивиан села и потрясла головой, не в силах остановиться:

– Я хотела попробовать, я же видела, как ты учишь Эмму. Выглядело все очень просто.

В нескольких метрах от них стояла Бекка. Она была в купальнике, но все равно не расставалась с камерой. Она сделала фотографию Вивиан, распростертой на пляже, а потом повернулась к озеру и нашла меня глазами в толпе шокированных купальщиц. Она улыбнулась и сказала одними губами три слова. Несмотря ни на что, я поняла смысл.

«Я же говорила».