Текст книги "Возвышение и упадок Банка Медичи. Столетняя история наиболее влиятельной в Европе династии банкиров"

Глава 2
Банк Медичи и его организационные предпосылки

Прежде чем перейти к сути, предлагаю рассмотреть четыре темы общего характера, которые красной нитью проходят через всю книгу.

Первый вопрос, который предлагается к рассмотрению, сводится к следующему. Церковь строжайше запрещала давать деньги в рост. Как же Медичи и другим банкирам удавалось ссужать деньги с прибылью, не подвергаясь обвинениям в ростовщичестве? Конечно, чтобы ответить на этот вопрос, придется рассмотреть всю систему взаимоотношений церкви и мира предпринимателей во времена Медичи. Попытаемся понять, в самом ли деле церковная доктрина ростовщичества влияла на деловую практику, и если да, то как и до каких пределов.

Следующий вопрос связан с местом Банка Медичи во флорентийской цеховой системе. Будучи банкирами, Медичи входили в корпорацию менял (Arte del Cambio). Как станет ясно впоследствии, регуляторная власть корпорации была довольно ограниченной и не имела большого веса в повседневной коммерческой деятельности.

Еще одна тема, которая заслуживает рассмотрения, связана с флорентийским прямым налогом катасто, который взимался на основании декларации о доходах того или иного лица. Процедура заполнения декларации и уплаты налога очень напоминает ту, что существует в наши дни в связи с подоходным налогом в США, Великобритании и других странах. В архивах Флоренции до наших дней сохранились многие тысячи деклараций со сведениями об имуществе и доходах физических лиц. В данной книге часто приводятся налоговые декларации – не только членов семьи Медичи, но и их знакомых. Такие декларации поучительны во многих отношениях, как с точки зрения генеалогических и биографических подробностей, так и с точки зрения количественных или экономических данных. Поэтому автор счел своим долгом познакомить читателей с этим важным источником информации и кое-что рассказать о налоге катасто и о флорентийском государственном долге.

Четвертая тема, которая нуждается в пояснении, – это деньги. Наша цель – не написать трактат о средневековых деньгах, но дать читателям некий ориентир в средневековых валютных системах в связи с различными денежными единицами и символами, которые встречаются в документах Медичи и которые будут использоваться в последующих главах.

Если у читателя мало времени или ему не терпится поскорее окунуться в главную тему книги, он может пока пропустить эту главу и отложить ее чтение до тех пор, пока не столкнется с трудностями. Однако предпочтительно систематическое прочтение; автор приложил усилия к тому, чтобы сократить такой фоновый материал к минимуму по сравнению с регулярным представлением каждой темы.

Церковная доктрина ростовщичества и деловая практика

Невозможно разобраться в проблемах средневекового банковского дела, не учитывая отношения церкви к ростовщичеству. Поскольку банкиры в этом отношении старались по возможности соответствовать религиозным предписаниям, им приходилось действовать, не навлекая на себя порицаний богословов. В результате банковское дело в Средние века – а в континентальной Европе вплоть до XVIII в. – довольно сильно отличалось от современного. Ошибочно полагать, что запретом давать деньги в рост пренебрегали и он не оказывал никакого влияния на банковскую деятельность. Наоборот, как показывают доступные свидетельства, церковный запрет ростовщичества оказывал на тогдашнюю жизнь огромное влияние. Во-первых, средневековое банковское дело во многом строилось на возможности обойти запрет, причем не нарушая законов. Во-вторых, запрет регулировал деятельность банков. И в-третьих, церковь, осуждая ростовщичество, одни операции признавала вполне законными, а другие клеймила, что оказывало влияние на деловую этику и общественное мнение.

Средневековые банкиры, такие как Медичи, несомненно, понимали, что некоторые их операции находятся на грани законности. Однако они наверняка пылко возражали бы против того, чтобы их называли ростовщиками; более того, общество не относилось к ним как к ростовщикам. Даже самые строгие богословы оставляли лазейки для неоднозначных толкований; но с мнением ученых-схоластов не обязательно соглашались практики, не вдававшиеся в тонкости казуистики.

Для того чтобы до конца понять позицию схоластов, лучше всего применить тот же метод анализа, который использовали они сами. Что такое ростовщичество? Каноническое право называло ростовщичеством любой процентный доход, большой или малый, который требуют сверх основной суммы единственно в силу mutuum, юридического термина, означавшего взаимообразную передачу товаров. Quidquid sorti accedit, usura est (все, что превышает основную сумму, есть ростовщичество). В этом определении важно каждое слово. Поэтому ростовщичество в Средние века относилось не только к заоблачным процентным ставкам, но распространялось на любой процент, высокий или низкий, избыточный или умеренный. По определению, займом назывался безвозмездный договор. Если он таковым не являлся, он в силу очевидности превращался в договор ростовщический. Иными словами, ростовщичество имело место только при прямом (явном, неприкрытом) займе или при займе, скрывавшемся под видом другого договора (скрытого ростовщичества)[4]4
  Поэтому такой договор осуждался за «обманное получение процентов».


[Закрыть]. Если можно было доказать, что тот или иной договор не является ни прямым, ни скрытым займом, его ростовщичеством не считали. За саму ссуду нельзя было требовать никакого вознаграждения, но законом дозволялось требовать damnum et interesse, или возмещение ущерба и проценты, не связанные собственно с займом, – в том случае, если заемщик, например, отказывался вернуть занятые деньги в срок. Так возникло понятие «внешних обстоятельств», которое, из-за многочисленных лазеек, вызывало бесконечные споры схоластов.

Нет смысла подробно рассматриваль все аспекты проблемы ростовщичества: утомительное исследование потребует многотомного труда. Более того, итальянские – и в меньшей степени испанские – купцы-предприниматели не вдавались в тонкости, из-за которых ожесточенно спорили схоласты. В миру получило распространение другое, упрощенное и во многом искаженное понятие о ростовщичестве. Ростовщичество подразумевало некую прибыль, извлеченную посредством займа, особенно обеспеченного залогом. С другой стороны, считалось вполне законным получать компенсацию в том случае, если кредитная операция была спекулятивной или подразумевала любой риск или принуждение. Справедливо или нет, но в коммерческих предприятиях получение процентов не осуждалось, так как они считались «даром» или партнерской долей в прибылях[5]5
  По уставу корпорации суконщиков (1332) полученные проценты надлежало вносить в бухгалтерские книги как дар.


[Закрыть]. Имелись и другие способы обойти запрет на ростовщичество; следует отметить, что они поощрялись софизмами ученых мужей. Рассматривая проблему с точки зрения законности, последние, сами того не подозревая, давали купцам возможность обойти большинство формальностей.

Церковная доктрина ростовщичества не помешала росту банков, но недавние исследования показывают, что запрет, конечно, изменил ход их развития. Поскольку взимание процентов запрещалось, банкирам пришлось придумывать другие способы предоставлять ссуды с прибылью. Любимым способом оставался обмен векселями (cambium per litteras). Такой способ заключался не в дисконтировании векселей, как в наши дни, а в учете векселей, подлежащих оплате в другом месте и обычно в другой валюте. Разумеется, проценты включались в цену бумаги, которая весьма кстати называлась «переводным векселем». Хотя присутствие скрытых процентов бесспорно, коммерсанты уверяли – а многие богословы с ними соглашались, – что такая обменная операция не заем (cambium non est mutuum), а либо обмен деньгами (permutatio), либо покупка и продажа иностранной валюты (emptio venditio). Иными словами, обменные операции обычно служили для оправдания кредитной операции, а спекулятивные прибыли на обмене служили прикрытием для взимания ссудных процентов. Тем не менее считалось, что обмен – не ростовщичество, так как в отсутствие займа ростовщичества быть не может.

Практическим следствием такого подхода стала привязка банков к обменным операциям. Деньги менялись напрямую, из рук в руки, или посредством векселей. Следует напомнить, что банкирская корпорация Флоренции называлась Arte del Cambio, или корпорацией менял. В бухгалтерских книгах итальянских торговых банкиров, в том числе в книгах Медичи, очень редко можно найти следы учета векселей, зато многие тысячи записей связаны с обменными операциями. Невозможно найти записи по доходу от процентов, зато имеется статья, озаглавленная Pro e danno di cambio (прибыли и убытки от обмена). Если бы этот вопрос не играл такой важной роли в средневековом банковском деле, не было бы смысла в многочисленных дискуссиях, которые вели авторы богословских трактатов о законности или незаконности обмена. В XV в. эта тема удостоилась пристального рассмотрения в трудах мессера Лоренцо Ридольфи (1360–1442), Бернардино Сиенского (1380–1444) и Антонина Пьероци, архиепископа Флоренции, причисленного к лику святых. Все они были современниками Джованни ди Биччи и Козимо де Медичи. Позже вопрос весьма компетентно обсуждался фра Санти (Пандольфо Ручеллаи) (1437–1497)[6]6
  Фра Санти Ручеллаи был братом Бернардо Ручеллаи, женившегося на Наннине де Медичи, сестре Лоренцо Великолепного.


[Закрыть], который стал монахом-доминиканцем в пожилом возрасте, после того как овдовел. Так как он был сыном банкира и сам ранее занимался банковской деятельностью, можно предположить, что он хорошо понимал, как работают банки. Поэтому особенно важен его интерес к обменным операциям. Главы, посвященные данному вопросу, можно найти и в коммерческих пособиях, например в любопытном трактате Бенедетто Котрульи, написанном в 1458 г., но опубликованном лишь в 1573 г. Учитывая подобные дискуссии, не приходится сомневаться, что позиция церкви по отношению к ростовщичеству имела реальное влияние на положение дел.

Неверно, что банкиры откровенно пренебрегали учением церкви. Конечно, они не всегда вели себя последовательно и часто нарушали запрет ростовщичества в частных сделках. Однако отсюда не следует, что многие тогдашние коммерсанты подвергали сомнению данный запрет, возведенный церковью в догму[7]7
  Отрицание того, что ростовщичество – грех, считалось ересью.


[Закрыть]. Более того, многих банкиров мучила совесть из-за совершенных ими нечестивых сделок. Многочисленные доказательства можно найти в средневековых завещаниях, когда завещатель распоряжался возвратить все неправедно нажитые деньги. Правда, после 1350 г. подобные распоряжения делались все реже. Конечно, торговые банкиры по-прежнему завещали часть своего состояния церкви за спасение их душ, и им совсем не хотелось, чтобы из-за условий завещания их клеймили презренными ростовщиками.

Более того, они утверждали, скорее всего убежденно, что вовсе и не давали деньги в рост, а совершали абсолютно законные операции. По мере возможности все банки действительно остерегались незаконных контрактов. Даже безжалостный и скупой банкир из Прато, Франческо ди Марко Датини (1335–1410), хвастал в письмах жене, что он никогда не получал незаконных барышей. Узнав, что управляющий филиалом его банка в Барселоне принимал участие в сомнительных обменных операциях, разгневанный хозяин устроил ему разнос и вынудил отказаться от операции. Такое же отношение заметно и в письмах сера Лапо Маццеи (1350–1412), советника и нотариуса Датини. Как правило, в партнерских соглашениях, составленных Медичи, запрет на незаконный обмен оговаривался особо. Правда, судя по бухгалтерским книгам и другим документам, запрет выполнялся далеко не всегда. Вполне понятен поступок самого Козимо де Медичи: мучимый совестью из-за неправедно нажитого богатства, он получил папскую буллу, по которой, в искупление собственной алчности, он должен был сделать богатый дар флорентийскому монастырю Сан-Марко[8]8
  В вопросе ростовщичества эту буллу можно считать антиканонической, потому что по церковному праву виновник должен был возместить ущерб лицу, пострадавшему от его действий, а не организации. Даже сам папа не имел права отпускать грехи на таких условиях.


[Закрыть].

Подобное отношение прослеживается и в XVI в., и позже. В 1517 и 1532 гг. несколько испанских купцов, проживавших в Антверпене, решили спросить совета у ученых-богословов о законности тех или иных сделок. Испанец Симон Руис (1526–1597), один из ведущих банкиров в Медине-дель-Кампо, отказался принимать участие в каких-либо сомнительных операциях. В годы правления Людовика XIV торговец мануфактурными товарами Жак Савари (1622–1690), автор коммерческого пособия «Совершенный предприниматель», строго запрещал своим читателям включать проценты в нарицательную цену векселя или банковского билета; такие действия Савари считал ростовщичеством. Зато, по его мнению, вполне допустимо было играть на разнице обменных курсов.

Зачем коммерсантам было прибегать к сложной и довольно утомительной процедуре, если бы не запрет ростовщичества? Ведь им были доступны и более простые способы. Так, гораздо легче учитывать долговые расписки, чем работать с переводными векселями, подлежащими оплате за границей в иностранной валюте. Прежде всего, такая процедура осложняет бухгалтерию. Далее, она требует, чтобы банки вели дела с сетью корреспондентов в других местах. Еще один недостаток заключается в том, что заимодавцы, как и заемщики, вынуждены спекулировать и идти на риск в силу неустойчивости валютных курсов. Более того, покупатель векселя рискует понести убытки не только из-за неплатежеспособности должника, но и из-за краха банка-корреспондента, в который отправляется денежный перевод. Возможно, именно поэтому крупные банки предпочитали вести дела с собственными отделениями. Что же касается заемщиков, если у них не было средств, способных гарантировать кредит в другом месте, им приходилось искать человека, который соглашался принять их тратты и оплатить их в срок. Векселедержателю, или трассату, затем приходилось возмещать свои издержки на свой страх и риск. Таким образом, использование переводного векселя увеличивало и помехи, и расходы, так что, вместо защиты заемщика, запрет на ростовщичество в итоге вылился в увеличение ссудного процента. Таким образом, церковные законы, запрещавшие ростовщичество, задерживали экономический рост.

Как указывал профессор Э.П. Ашер, переводный вексель или «платежное извещение», придуманное итальянскими негоциантами в XIV в., «было совершенно новым инструментом». Широта его использования, несомненно, вызывалась запретом ростовщичества. С точки зрения торгового права, действие такого запрета можно считать благом: распространение переводного векселя привело к возникновению торговых таможен и сводов законов, которые в конечном счете нашли свое выражение в общем принятии принципа обращаемости. Кроме того, не следует недооценивать юридические и экономические последствия терпимого отношения средневековых моралистов к обменным операциям. Хотя подобное отношение вело к многочисленным противоречиям, оно внесло большой вклад в подрыв всей их позиции в целом.

Банкирам, которые вели обменные операции, пользуясь всевозможными лазейками в законах, удавалось обходить запрет на ростовщичество. Важным результатом стало то, что банкиров не клеймили ростовщиками. Наоборот, они считались почтенными гражданами и часто играли ведущую роль в своих сообществах. Великие итальянские банкиры гордились тем, что их называют «менялами папы». Их сыновья, если они вступали в монашеские ордена, быстро получали продвижение и становились папами, кардиналами или епископами. Семья Медичи служит тому примером, хотя Медичи были далеко не единственными. Принятое в обществе отвращение к ростовщичеству не распространялось на торговых банкиров. Зато оно всей тяжестью обрушивалось на мелких ссудодателей и закладчиков. Во Флоренции, как и в других местах, их клеймили откровенными ростовщиками, и все почтенные граждане подвергали их остракизму. В соответствии с церковным правом несчастных отлучали от церкви, им отказывали в церковных таинствах и христианском погребении; они даже не имели права составить завещания – оно не имело юридической силы.

Как ни парадоксально, такая ужасная судьба не коснулась крупных банкиров вроде Медичи, потому что они притворялись, будто не занимаются выдачей ссуд, но ограничивают свою деятельность операциями, дозволенными законом. В самом деле, по церковным законам их позиция была оправданной, поскольку официальным ростовщичеством признавалось лишь предоставление займов.

Корпорация менял и Банк Медичи

В XV в. во Флоренции существовали три различных типа кредитных организаций, и все они по-итальянски назывались банками: 1) banchi di pegno или banchi a panello (ссудные лавки, ломбарды); 2) banchi a minuto (небольшие банки) и 3) banchi grossi (крупные банки). Чтобы избежать путаницы, желательно установить четкие различия между тремя этими категориями.

Первую группу на самом деле не причисляли к банкам; над входом в ссудные лавки, управляемые «лицензированными» ростовщиками, вывешивали красные полотнища. Там ссужали деньги под залог личной собственности и специализировались на том, что сегодня называется «микрокредитованием». Подобно домам разврата, ссудные лавки считались меньшим из двух зол. В соответствии с церковным правом владельцы таких лавок считались явными ростовщиками. В принципе властям не полагалось выдавать лицензии таким грешникам. На практике флорентийским отцам города удавалось обойти закон. Ростовщики платили 2 тыс. флоринов штрафа за «отвратительный грех ростовщичества». Однако, выплатив эту сумму раз в год, они «освобождались от всякого дальнейшего порицания, штрафа или взыскания». На деле этот так называемый штраф являлся лицензионным платежом, а истинной целью лицензирования стало допущение ростовщичества, а не его запрет.

В XIV в. флорентийские ростовщики по большей части были христианами, но похоже, что начиная с 1437 г. лицензии выдавались только евреям. Владельцам ссудных лавок как откровенным ростовщикам, независимо от того, были они христианами или евреями, строго запрещалось вступать в какие-либо цеховые организации. Особенно им воспрещался доступ в корпорацию менял.

Медичи время от времени также выдавали займы под залог. Так, Джованни ди Биччи держал в качестве залога богато украшенную драгоценными камнями митру, принадлежавшую папе Иоанну XXIII (Бальдассаре Косса), которую позже истребовал преемник последнего, папа Мартин V[9]9
  Вызволение митры из залога не обошлось без разногласий. Мартину V даже пришлось пригрозить Джованни ди Биччи отлучением от церкви, если он откажется повиноваться и не вернет залог.


[Закрыть]. Но Банк Медичи не был ссудной лавкой: хотя Медичи предоставляли займы правителям под залог драгоценностей из королевской казны и других предметов, обладавших большой ценностью, они никогда не выдавали небольшие суммы беднякам, которые закладывали одежду или орудия труда.

Кстати, нет никакой связи, пусть и отдаленной, между тремя золотыми шарами, символом ссудных лавок в англосаксонских странах, и красными кружками на гербе Медичи. Вероятно, семья Медичи использовала эти гербовые фигуры задолго до того, как их стали связывать с банковским делом. Правда, кружки на щите (безанты) в геральдике символизируют деньги. На гербе флорентийской корпорации менял также присутствуют безанты. Если ростовщики использовали три золотых шара, то лишь потому, что безанты традиционно символизируют деньги в искусстве и геральдике.

Так как деятельность ссудных лавок регулировалась напрямую синьорией (правительством Флоренции), они оставались вне власти корпораций, а под юрисдикцию корпорации менял подпадали лишь две категории банков: мелкие банки и крупные банки. Банкиров во Флоренции огульно называли банкирами или тавольерами, потому что они вели дела, сидя за лавкой (banco) или за столом (tavola). Такую терминологию использовали еще в Древней Греции, где банкиров называли словом trapeziti, образованным от слова «трапеза», то есть «стол».

Мелких банков было мало, и они не играли существенной роли. Сведений об их деятельности почти не сохранилось. Франческо ди Джулиано де Медичи (1450–1528), дальний родственник флорентийских правителей, в 1476–1491 гг. был связан с двумя разными банками, подходящими под категорию «мелких». Судя по сохранившимся бухгалтерским книгам, деятельность мелкого банка главным образом состояла в продаже украшений в рассрочку. Предоставлялись также займы под залог украшений. Кроме того, такие банки занимались обменом денег и торговлей слитками. Принимались временные депозиты под 9 и 10 %, но в книгах нет записей, связанных с депозитами, «подлежащими оплате по предъявлению». Следовательно, нельзя считать мелкий банк депозитарным.

В архиве Торговой палаты, Libro delle Accomandite, содержится больше ссылок на мелкие банки; в архиве сохранились все пассивные товарищества с ограниченной ответственностью. Так, в 1471 г. Андреа ди Лоттеринго Делла Стуфа вложил 500 флоринов в качестве пассивного партнера в компании под управлением Пьерджованни д’Андреа Мазини. Целью такого товарищества называлась предпринимательская деятельность во Флоренции в качестве мелкого банка. В партнерском соглашении особо оговаривалось, что руководящий партнер не имеет права заниматься обменом (cambiare in grosso), с векселями или без них. Поэтому ясно, что мелкие банки были чисто местными банками, а сфера их деятельности граничила с торговлей драгоценностями. Однако во Флоренции ювелиры принадлежали не к корпорации менял, а к корпорации, носившей имя Врат Святой Марии. В нее входили златокузнецы и кузнецы по серебру, торговцы шелками, оптовые торговцы сукнами и одеждой, портные, торговцы трикотажными изделиями, изготовители дублетов и вышивальщики.

Банк Медичи, конечно, относился не к мелким, а к крупным банкам, в которых обычные обменные операции и прием местных депозитарных вкладов сочетались с операциями с векселями и иностранными операциями[10]10
  В отличие от менял в Брюгге банкиры во Флоренции не были строго разделены на менял и торговых банкиров. Однако в обоих городах ростовщики держались особняком.


[Закрыть]. Как доказывает само название корпорации (Arte del Cambio), банковское дело, связанное с местными или зарубежными операциями, по-прежнему было тесно связано с обменом, либо денег, местным по натуре, или обменом векселями, что непременно подразумевало связи с другими банковскими центрами.

Около 1338 г., по сведениям из знаменитой хроники Джованни Виллани, во Флоренции существовало 80 «меняльных лавок» или банков. В 1350 г., через два года после эпидемии «черной смерти», число компаний снизилось до 57; в них состояло 120 партнеров. К 1356 г. их количество немного возросло (до 61). В 1399 г., судя по цеховому архиву, Libro di compagnie, в городе насчитывали 71 банкирский дом. В 1460 г. эта цифра упала до 33. Спустя двенадцать лет, в 1472 г., общее число банков оставалось тем же, по мнению летописца Бенедетто Деи (1418–1492). Эту цифру можно считать точной, поскольку она согласуется с цеховыми документами. Затем последовал резкий спад. К 1490 г. в правлении корпорации не хватало членов, и записи перестали вести аккуратно. Джованни Камби, еще один хроникер, заявляет, что в 1516 г. оставались всего 8 «столов» (tavole), но добавляет, что один из них, Банк да Панцано, обанкротился 29 декабря 1520 г. Иными словами, банковская система Флоренции потерпела крах, затронувший и Банк Медичи.

Резкое падение числа банков в XV в. произошло, по мнению автора, не благодаря большей концентрации, но из-за постепенного, а после 1470 г. стремительного падения деловой активности. Это явление никоим образом не сводилось к одной Флоренции. И в Брюгге, и в Венеции частные расчетные банки поразил крупный кризис, который пришелся на последние годы столетия. Только в Испании по какой-то необъяснимой причине такие банки выжили. Причины кризиса остаются загадкой, но депозитное банковское дело было почти уничтожено и возродилось лишь около 1575 г. с созданием государственных банков в Палермо, Неаполе, Венеции, Генуе и других торговых центрах.

Каковы были функции корпорации? Главным образом регулирующие, причем они ограничивались местными банковскими операциями. Зарубежные банковские операции находились вне юрисдикции корпорации и, по сути, регулировались исключительно торговым обычаем. Членство в корпорации менял было обязательным для всех, кто держал банк во Флоренции или был партнером в таком банке. В соответствии с уставом корпорации глава каждой компании должен был задекларировать имена всех партнеров или сыновей, которые помогали ему вести дела в банке. Правда, такое требование не распространялось на партнеров, которые управляли филиалами банка за пределами Флоренции. Точность таких сведений подтверждается анализом списка зачисления в корпорацию. Так, в 1470 г. в списке упоминается банк «Пьерфранческо и Джулиано де Медичи и K°.» с перечислением партнеров: Лоренцо де Медичи, Лодовико Мази, Франческо Нори и Франческо Ингирами. В списке не упомянут Франческо Сассетти, который, хотя и был главным управляющим Банком Медичи в целом, не являлся партнером флорентийского банка. Не включен в список и Джованни Торнабуони, стоявший во главе римского филиала, и другие управляющие филиалами Банка Медичи. Свидетельство столь исчерпывающее, что развивать данное положение далее нет необходимости.

В цеховых уставах флорентийские банкиры изображались людьми, которые вели по преимуществу сидячий образ жизни и занимались делами за столом, накрытым зеленым сукном. Перед ними лежала бухгалтерская книга, а в пределах досягаемости находился мешок с деньгами (sedentes ad tabulam cum tasca, libro et tappeto). Судя по всему, банкиры всегда могли поменять деньги или выписать переводный вексель. Корпорация менял занималась регулированием преимущественно двух этих функций.

Из-за запутанности флорентийской денежной системы важной задачей флорентийских банкиров и одним из главных источников их дохода оставался обмен денег, то есть мелкий обмен. Они назначали комиссию не только за обмен иностранных монет на местную валюту, но и за обмен золотых флоринов на серебряные пенни, которые находились в обращении во Флоренции. Кроме того, банкиры торговали слитками и, судя по всему, были главными поставщиками монетного двора.

Власти использовали корпорацию как орудие принуждения, и потому неудивительно, что несколько рубрик в уставе посвящены денежным делам. На всех банкиров, виновных в снижении содержания металла или стирании монет, находящихся в обращении, накладывали большой штраф, исключали из корпорации и клеймили фальшивомонетчиками. Помимо того, штрафом облагали любого менялу, который выпускал или перевыпускал монеты, подделывал их и снижал содержание в них металла. Исключение составляли случаи, когда монеты покупали на вес и резали пополам – таким образом их изымали из обращения. Та же судьба постигала любого, кто складывал «легкие» флорины в запечатанные мешки и выпускал их в обращение. Так как подобные санкции оказались несущественными, по закону 1313 г. консулы наделялись правом по своему усмотрению наказывать любого члена корпорации, который приобретал нелегальные деньги, не разрезая их. Сходные предписания можно найти в государственных указах по всей средневековой Европе. Возможно, подобные указы, нацеленные на сохранение валютного стандарта, во Флоренции имели не больше силы, чем в других городах-государствах.

В области банковского дела цеховые уставы не выходили за рамки профессиональных стандартов и защиты вкладчиков от мошенничества. Конечно, неплатежеспособные или обанкротившиеся банкиры исключались из корпорации до тех пор, пока их кредиторы не получали свои деньги сполна.

Тогдашняя коммерческая деятельность отличалась от современной: трансферты и изъятие наличных денег проводились банком чаще на основании устных приказов, чем чеков (polizze). Не случайно менял или банкиров чаще изображают сидящими за столом; перед ними лежат бухгалтерские книги, и они выслушивают устные распоряжения клиентов. Так как записи в журнале менялы или банкира были единственными свидетельствами в остальном устных действий, вполне естественно, что корпорации грозили крупными штрафами, исключением и другими карами тем, кого признают виновным в намеренном уничтожении своей документации, стирании тех или иных записей или подделке сведений, содержавшихся в бухгалтерской книге. Чтобы предотвратить обман, в добавочных колонках запрещалось пользоваться арабскими цифрами. Суммы надлежало писать римскими цифрами. Хранение документов было сопряжено с особыми требованиями. Ответственность за хранение бухгалтерских книг меняльных лавок, которые прекратили свое существование или обанкротились, возлагалась на корпорации. Руководство корпорации с этой целью держало большой сундук, запиравшийся на три замка: его открывали лишь в присутствии трех руководителей корпорации, каждому из которых вручали по одному ключу. Банкир или меняла подвергался исключению и бойкоту, если отказывался выплатить любую сумму, по праву требуемую вкладчиком. В случае судебного разбирательства меняла обязан был представить руководству корпорации свои бухгалтерские книги и копии документов.

Профессор Ашер первым заметил, что одной из характерных черт средневекового банковского дела можно считать явное предпочтение, отдаваемое устным поручениям о переводе денег перед письменными договорами, которые позже стали называть чеками. В Барселоне правила муниципального банка (taula) запрещали использование банковского чека (polissa) еще в 1567 г., хотя вскоре после того правило слегка ослабили. В Венеции, консервативном деловом центре, данное правило действовало в полную силу еще в XVIII в., и счетоводам переводных банков (Banco del Giro) не позволялось проводить переводы, если приказ не был «продиктован» самим вкладчиком или его законным представителем. В Пизе недавно обнаружены несколько чеков от 1374 г. Еще несколько чеков, относящихся к более позднему времени (1399–1400), сохранились в архиве Датини в Прато. Профессор Федериго Мелис, который внимательно изучил эти документы, справедливо считает, что большинство из них – подлинные банковские чеки, выписанные банкиру его клиентом в интересах третьей стороны. Следовательно, ясно, что к 1400 г. в Тоскане применялись банковские чеки, но по-прежнему непонятно, до какой степени они заменили устные распоряжения о переводе, которые делались банкиру, сидевшему за столом или за прилавком.

Один юридический вопрос нуждается в дополнительном разъяснении. По мнению представителей правовой школы постглоссаторов, письменное или устное распоряжение о платеже переводом в банк считалось окончательным и, если оно принималось кредитором, полностью освобождало должника от обязательств. Однако это правило не касалось распоряжений самого банка, и должник сохранял свои обязательства до тех пор, пока кредитор не был полностью удовлетворен[11]11
  Переуступка права требования или замена кредитора – вид платежа, по которому кредитор получает деньги своего должника с третьей стороны.


[Закрыть].

Возможно, во Флоренции было слишком много банков для того, чтобы допустить организацию работоспособной системы клиринговых расчетов, как в Венеции или в Брюгге. Дабы исправить ситуацию, около 1432 г. некий Андреа ди Франческо Арнольди предложил создать государственный расчетный банк и сделать выплаты в банк обязательными при всех коммерческих операциях. Кроме того, его замысел включал монетизацию государственного долга, что повлекло бы за собой высокую инфляцию. К счастью, проект не был принят.