Текст книги "На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 2"

Мильеран сообщает совету министров о положении в Шампани. Оно не очень удовлетворительно. Вначале главная квартира утверждала, что мы укрепились в двух пунктах вторых линий неприятеля. Но префект Марны, напротив, сообщает, что мы дошли до Сомм-Пюи, а потом были отброшены назад. В половине двенадцатого утра Эрбильон принес сообщение, что мы остановлены перед вторыми линиями немцев, снабженными «скрытыми» проволочными заграждениями. Эти печальные известия сильно взволновали Вивиани, он возмущается Жоффром и главной квартирой. Часть министров энергично присоединяется к его нападкам. Альбер Сарро, большой поклонник Жоффра, всеми силами защищает его. Я заметил, что мы, во всяком случае, можем поздравить себя с тактическим успехом. Согласно заграничным телеграммам, он имел хорошие моральные и дипломатические результаты.

Но если у нас нет никаких серьезных шансов прорвать фронт неприятеля, не следует упорствовать и гнаться за стратегическим успехом, который отныне оказывается весьма нелегким делом. Я сообщил совету министров то, что мне открыл Пенелон и о чем я уже догадывался по некоторым словам Жоффра во время его последнего посещения: в главной квартире готовят новое наступление, на сей раз в Эльзасе. Ради него нам отказывают в дивизиях, которые могут пригодиться на Балканах. Правительство должно иметь свое мнение на этот счет. Предоставим ли мы на усмотрение главнокомандующего начать в этом году еще одно наступление? Позволим ли мы ему бронировать для этого наступления войска и снаряжение, которые могут понадобиться для экспедиции на Балканы? Откажемся ли мы от мысли помочь сербам, то есть защищать железную дорогу из Салоников и обеспечить таким образом наше сообщение с Россией? Все эти вопросы должно решать правительство, а не один главнокомандующий. В самом приказе о его назначении говорится, что он является главнокомандующим только над армиями на нашей восточной границе. Должна быть инстанция, распределяющая контингенты между различными фронтами. Эта задача не возложена на главнокомандующего армиями на восточной границе, она лежит на правительстве. Рибо и Бриан поддержали мои замечания. Совет министров согласился с ними.

В конце дня ко мне зашел Вивиани и с искренней горечью говорит, что находит Делькассе больным и переутомленным. Эрбильон сообщает, что Жоффр отправился сегодня на командные посты де Кастельно, де Лангля и Петена совещаться с этими генералами. Перед отъездом он сказал своему штабу: «Мы добились победы, к которой стремились (Nous avons notre victoire). Я не желаю портить ее. Мы будем продолжать лишь в том случае, если есть шансы продвинуться дальше». Как видно, три генерала находят, что не следует еще останавливать войска и что нам, может, еще удастся прорвать фронт. Неужели остается еще луч надежды?

Сазонов, каждый раз меняющий взгляды, на этот раз настаивает, чтобы союзники отправили в Софию настоящий ультиматум (Петроград, № 1171 и 1172). Очевидно, на него подействовали представления Сербии, которая опасается быть атакованной с фланга и с тыла и желает иметь возможность опередить Болгарию, если последняя не разоружится. В Лондоне и Риме, напротив, предпочитают менее резкий образ действий (Лондон, № 2195; Рим, № 762). Руководить дипломатическими делами не легче, чем военными.

Как видно, греческая мобилизация, отправка союзных войск в Сербию и настроение болгарского общественного мнения заставили задуматься короля Фердинанда и болгарское правительство. Кроме того, они боятся разрыва с державами Антанты (София, № 531 и 532). Они сделали некоторую остановку. К тому же вследствие разногласий между Радославовым и Тончевым оказалось необходимо преобразование кабинета³⁷.

Николай II поздравил меня с «большим успехом доблестной французской армии». Я благодарю его и в свою очередь выражаю свое восхищение стойкостью, пример которой ежедневно подают русские войска. Ах, если бы я мог говорить об их победе!..

Среда, 29 сентября 1915 г.

Вчера Грей заявил в палате общин, что, если Болгария нападет на Сербию, Англия станет на сторону последней. Однако он не согласился на последние предложения Сазонова (Лондон, № 2205 и 2210). Английское правительство уже не спешит с отправкой войск в Салоники. Первый лорд адмиралтейства возражает, что, прежде чем отправлять в Грецию корабли с войсками, надо принять меры против германских подводных лодок (Лондон, № 2206).

Утром я пригласил к себе Вивиани, Делькассе, Оганьера и Мильерана. Делькассе с каждым днем выглядит хуже, у него совсем подавленное настроение. Другие министры того мнения, что английские возражения не должны останавливать нас и что необходимо торопиться с отправкой войск в Салоники. К тому же Жоффр дал согласие на немедленную отправку одной бригады из Бельфора. К этому мы прибавим дарданелльские дивизии, несмотря на возражения генерала Гамильтона. Собравшись к полудню, совет министров постановляет ускорить демарш в Софии на почве английской формулы как минимума, передать в Лондон спешное требование об освобождении наших двух дивизий в Дарданеллах и отправить в Салоники бельфорскую бригаду и войска из Дарданелл и Египта, при этом не считаться с тем, как поступит Англия, ограничиться одним предуведомлением ее³⁸.

Об операциях во Франции получены более утешительные известия. По согласованию с главной квартирой я послал Мильерану письмо с поздравлениями для наших войск. Одно время я боялся, когда писал его сегодня, что оно может быть принято за преждевременное возвещение конца сражения. Однако после телеграммы царя нельзя обойтись без этого жеста со стороны президента, да к тому же войска дрались так изумительно, что лучше не откладывать.

Пенелон весьма удовлетворен. Мы достигли вершины Вими, а сегодня ночью прорвали вторые линии неприятеля на северо-западе от Суэна. В образовавшуюся таким образом дыру прошло несколько наших полков, а также кавалерия. Кажется, немцы согласны принять сражение в открытом поле. Но Пенелон говорит, что это пока должно еще остаться в великой тайне. Он просит меня не говорить об этом решительно никому, так как мы можем быть остановлены и даже отброшены контратаками неприятеля. Немцы отовсюду, где только можно, собирают свои сколько-нибудь свободные части, не брезгуют даже простыми ротами. Вчера вечером Жоффр колебался, продолжать ли сражение. Его беспокоил вопрос о расходовании снарядов. К тому же Петен находил нецелесообразным атаковать вторые линии неприятеля без новой артиллерийской подготовки. Приказ о возобновлении боев дал Кастельно. И вот наступили новые часы ожидания и тревоги.

Во второй половине дня я посетил госпиталь, устроенный корпорацией нотариусов на улице Шеврез. Нашел несколько раненых из Суэна и Суше, все они в прекрасном настроении.

Затем заехал в министерство общественных работ, где Марсель Самба организовал выступление товарища английского министра финансов Робертса и члена лейбористской партии в палате общин Ходжа. Они говорили об участии Англии в войне. «Плечом к плечу с Францией, – сказал Робертс, – Англия будет сражаться до последней капли крови».

Возвратившись в Елисейский дворец, застал здесь Пенелона в еще более радужном настроении. Три наши дивизии продвинулись на север от Суэна. Одна из них идет на Сомм-Пюи, другие две свернули направо и налево, чтобы зайти в тыл пройденных нами позиций неприятеля.

Ввиду новых телеграмм из Болгарии я просил Вивиани и Делькассе прийти ко мне к концу дня на совещание. Делькассе жалуется на усталость и нездоровье. Однако он превозмог себя и обратился к России с требованием поддержать совместно с нами Сербию и в случае надобности послать войска по Дунаю. Он подписал также составленную де Маржери телеграмму, в которой мы указываем Лондону на опасность выжидательной позиции. В Софии король не принял отставки Тончева, и состоялось примирение между последним и Радославовым. Это означает триумф немцев. Они уже ведут себя здесь, как хозяева. Их офицеры работают в военном министерстве. Немцы посылают данные для немедленной оплаты реквизиций (София, № 537).

Вечером Мильеран сообщил мне по телефону, что в Шампани мы действительно пробили брешь и прошли через нее неизвестно с каким количеством войск, но потом вынуждены были отступить через эту самую брешь. Больше ничего не известно, но и этого достаточно, чтобы вызвать во мне смертельную тревогу, которая не покидала меня всю ночь. Что сталось с теми тремя дивизиями, которые, как нам сообщали, перешли за неприятельские позиции? Если они были отведены назад, то, наверное, понесли огромные потери? Вероятно, многие из наших попали в плен? Эти мысли не дают мне покоя, причиняют мне жестокие страдания. Я вспоминаю сияющие лица публики на сегодняшнем собрании в министерстве общественных работ, вспоминаю, как Жюль Гэд в порыве чувств жал мне руку и говорил: «Как хорошо вы сделали, что послали привет нашим войскам!» Бедная благородная армия, бедная дорогая страна…

Четверг, 30 сентября 1915 г.

Утром невозможно было получить никаких известий от главной квартиры. Я велел телефонировать генералу Пелле.

Он заявляет, что еще ничего не знает, кроме того, что мы через открытую брешь продвинули пехоту, кавалерию и артиллерию, что наше наступление было остановлено и, несомненно, не все вернулись назад.

Под мрачным впечатлением этих известий министры собрались на заседание. В полдень явился Эрбильон с бюллетенем. Он принес известие, что через брешь прошли не три дивизии, а три бригады. Цифра наших потерь неизвестна.

Немецкое радио до сих пор молчит. Если бы мы потерпели неудачу, тяжелую или легкую, неприятель не преминул бы протрубить об этом на весь мир. Правительство все больше приходит к убеждению, что необходимо срочно отправить войска в Салоники для ободрения наших друзей. Бельфорская бригада, которую Жоффр согласился отпустить для этой цели, будет готова к отплытию не раньше 6 октября и сможет прибыть на место только 12 или 13 октября. После длительной дискуссии было решено, что Делькассе поедет в Англию со следующим поручением: настаивать на том, что в военных интересах нельзя позволить болгарам опередить сербов; далее, объявить, что мы немедленно отправляем в Салоники одну бригаду из Франции; потребовать освобождения наших двух дивизий в Галлиполи, как нам это было обещано (Гамильтон все еще отказывается отпустить их); подчеркнуть, что мы приложим все усилия, чтобы собрать еще войска, но что мы, естественно, должны в первую очередь считаться с насущными потребностями нашего фронта; установить совместно с английским правительством окончательную цифру войск, необходимых для охраны железной дороги, ведущей от Салоников к сербской границе.

Так как Делькассе только вчера решился телеграфировать в Петроград относительно требуемой сербами помощи русских войск, я предложил в совете министров, что сам буду телеграфировать императору. Все одобрили мою мысль. Я тут же составил текст телеграммы, и правительство приняло его.

Затем Альбер Тома излагает свою производственную программу. Рибо возражает против того, что в ней производство снаряжения предусмотрено до середины лета 1916 г. Он находит это преувеличением и убежденно заявляет: «Война не будет длиться так долго, она не может продолжаться дальше весны». «Увы, – говорю я, – откуда вы это знаете? Лучше предусматривать самое худшее». – «Да, но, если она так затянется, никто из нас не останется здесь».

День близится к концу, а я все еще не имею никаких известий с фронта. Наконец, в семнадцать часов я узнал через германское радио и от Эрбильона, что, к счастью, через брешь прошли не три дивизии. Немцы утверждают, что прошла одна бригада, которую они уничтожили, причем взяли в плен 800 человек. Эрбильон говорит, что прошли только некоторые части авангарда, причем, во всяком случае, не всех трех видов оружия; мы не потеряли ни одного орудия. К тому же германский бюллетень составлен далеко не в победоносном тоне.

В конце дня ко мне один за другим пришли Дюбо, Дешанель и Вивиани и остались все вместе в моем кабинете. Разговор с Дюбо и Дешанелем затянулся, и я чувствую, что Вивиани, пришедший последним, нервничает. Я постарался любезно распроститься с Дюбо и Дешанелем и остаться наедине с Вивиани. Он немедленно сообщил мне, что Делькассе подал в отставку по состоянию здоровья. Вивиани прибавил, что намерен при таких обстоятельствах зондировать Буржуа и, в случае неудачи, Бриана и братьев Камбон. Я возразил, что в настоящий момент не следует допускать мысли об уходе Делькассе. Его уход произвел бы во Франции и у наших союзников самое нежелательное впечатление и был бы истолкован как признак разногласий в правительстве. Я вызвал Делькассе. Он действительно болен от переутомления и горя о сыне. Я умолял его остаться в министерстве по долгу патриота, объявил ему, что не приму его отставки, что она произведет самое тяжелое впечатление во Франции и у наших союзников, так как все помнят его славную роль и все доверяют ему. Он обещал подумать до завтра. Я настаивал, и он уступил. Решили лишь освободить Делькассе от поездки в Лондон. Впрочем, Англия приняла меры для освобождения наших дивизий на Дарданеллах.

Глава 3

Телеграмма царю. – Болезнь Делькассе. – Высадка в Салониках. – Прекращение операции в Шампани. – Совещания с генералом Жоффром. – Вступление Болгарии в войну. – Назначение Заимиса на место Венизелоса. – Отставка Делькассе. – Вивиани оставляет пост председателя совета министров. – Образование кабинета Бриана

Пятница, 1 октября 1915 г.

Беседовал с депутатом Шоме, который тоже в качестве парламентского контролера ездил в Мудрое и на Дарданеллы. Он рассказывает, что дух наших войск превосходен, но военное положение их нестерпимо, всякая возможность наступления окончательно парализована. Пора окончательно сделать выбор между Галлиполи и Салониками. Лондонский кабинет, в свое время увлекший нас в дарданелльскую экспедицию, до сих пор отрицательно относится к высадке наших войск в Салониках. Судя по сегодняшним депешам, большинство наших представителей за границей весьма обеспокоены медлительностью британского правительства. Грей отказывается примкнуть к предлагаемому Сазоновым демаршу в Софии, правда несколько резкому. Он предпочел бы теперь, чтобы удовольствовались предостережением болгарскому правительству в умеренном духе и объявили ему, что болгарская мобилизация не может не внушать опасений Сербии и что если в Софию действительно прибыли германские офицеры, то четырем союзным державам трудно будет удержать сербов от выступления в защиту своего существования (Лондон, № 2233). Палеолог, который долгое время был нашим представителем в Болгарии и знает болгарское правительство, находит эти проволочки крайне опасными (Петроград, № 1180). Того же мнения и Баррер: «Депеши, полученные консультой, подтверждают наши сведения из Софии и Афин о том, что немцы прибрали к рукам политическое и военное руководство в Болгарии. Здесь уже не сомневаются в том, что существует соглашение между королем Фердинандом и немцами» (Рим, № 769). Баррер настаивает на «необходимости высадки наших войск в Салониках, не считаясь с желаниями греческого короля. Этим решительным шагом мы должны показать нашу твердую готовность противодействовать замыслам немцев и болгар, прежде чем они воплотятся в дело» (Рим, № 769бис). Саландра не верит в успех дипломатии союзников в Софии, если она не будет поддержана срочными военными мерами (Рим, № 770). Гильмен сообщает, что позиция (союзных) держав по отношению к Болгарии вызывает тревогу общественных кругов Афин (Афины, № 490, 491 и 492). Ввиду болезненного состояния Делькассе я сообщил Вивиани письмом содержание этих депеш. «Мы, – пишу я ему, – можем все испортить этими непонятными колебаниями. Вчера началась концентрация войск в Болгарии, а мы еще не сделали никакого шага в Софии. Надо спешить и принять хотя бы весьма мягкую формулу сэра Эдуарда Грея. Но необходимо, чтобы наш демарш в Софии последовал сегодня же или самое позднее – завтра. Нельзя терять ни одного дня». В половине первого Вивиани, получивший мое письмо и показавший его Делькассе, сообщает мне, что последний телеграфировал в Лондон. В этой телеграмме Делькассе заявляет, что с закрытыми глазами принимает формулу сэра Эдуарда Грея, лишь бы покончить с этим делом. Кроме того, Вивиани и я решили дать перед высадкой наших войск в Салониках успокоительные заверения Венизелосу относительно нашего намерения прийти на помощь Сербии и Греции против болгарского нападения.

По требованию совета министров Делькассе отправил в Петроград мою телеграмму царю. Она составлена в следующих выражениях: «Серьезное положение, созданное определенно враждебной позицией короля Фердинанда и болгарской мобилизацией, очень тревожит французское правительство. Мы имеем самые серьезные основания опасаться, что болгары будут стараться перерезать железную дорогу между Салониками и Нишем и, таким образом, отрежут нам в ближайшее время сообщение не только с Сербией, но также с Россией. Это лишит нас возможности посылать своим союзникам снаряжение, которое мы для них производим. В настоящее время мы поставляем России ежедневно от трех до четырех тысяч снарядов; это число будет все увеличиваться и достигнет в январе десяти тысяч, которых требовало правительство вашего величества. Россия и Франция кровно заинтересованы в поддержании свободы путей сообщений между ними. Мы войдем в соглашение с Англией об отправке войск в Сербию в возможно скором времени. Но, несомненно, самое сильное впечатление произведет на болгарский народ присутствие русских войск. Если ваше величество не располагает теперь свободной дивизией или возможностью перебросить ее в Сербию, то представляется необходимым, по меньшей мере, чтобы Салоникская железная дорога охранялась достаточным количеством русских солдат вместе с нашими. Быть может, признательность болгарского народа вашему величеству удержит этот народ от братоубийственной войны; во всяком случае, все балканские нации ясно увидят единение союзных держав. Прошу ваше величество извинить мою настойчивость в принять уверение в моих искренних дружественных чувствах».

Король Георг V телеграфирует мне: «Я с восхищением следил за подвигами французских войск и пользуюсь случаем, чтобы поздравить вас, господин президент, а также генерала Жоффра и всю французскую нацию с большим успехом, достигнутым доблестными французскими войсками в начале нашего общего наступления». Да, начало было многообещающим и произвело хорошее впечатление, но, к несчастью, продолжение совсем не соответствовало этому началу.

Делькассе беседовал со мной по поводу телеграмм, отправляемых им сегодня в Афины и Софию. Известия по-прежнему весьма неважные.

Жюль Камбон принес мне письмо, адресованное Ватиканом кардиналу Аметту. Святой отец спрашивает, нельзя ли дать военнопленным воскресный отдых? Он пишет, что заручился уже согласием английского, русского и австрийского правительств и не сомневается в согласии германского правительства. Лично я не имею никаких возражений.

Суббота, 2 октября 1915 г.

Дела серьезно осложняются. Вчера вечером получены телеграммы от Поля Камбона (№ 2246 и 2246бис), в которых он жалуется на ложные шаги Сазонова в Нише и на неуместные высказывания, которые могли внушить грекам мысль, что четыре союзные державы все еще поддерживают свои предложения в пользу Болгарии, а именно относительно (уступки) Македонии и Каваллы. Он советует Делькассе немедленно дать Венизелосу через Гильмена успокоительные заверения. Венизелос обнаруживает большое беспокойство по этому поводу. Надо заверить его, что уступки, предложенные несколько недель назад Болгарии, всегда связывались нами со вступлением Болгарии в войну против Турции. Поль Камбон настаивает, чтобы мы без промедления сделали это, даже без участия представителя Англии, если он не получит соответствующих инструкций от своего правительства. Но пока лондонский кабинет колеблется, генерал Гамильтон спешит вперед (Афины, № 495). Он высадился в Салониках и собирается немедленно принять меры в целях оккупации города и подчинения железной дороги английским властям. По некоторым сведениям, он даже пытался устроить в рейде проволочные заграждения, но этому воспрепятствовали греческие власти. Эта бесцеремонность глубоко возмутила Венизелоса. Союзники, воскликнул он, поступают с Грецией, как с завоеванной страной! Если после этого инцидента наши войска явятся в Салоники до официальных дипломатических разъяснений, он не сможет помешать греческим войскам оказать вооруженное противодействие высадке. Эта неожиданная перемена в умонастроении Венизелоса привела в большое замешательство Гильмена, и он счел нужным телеграфировать генералу Байу и нашей эскадре в Мудросе, чтобы они задержали транспорты и, во всяком случае, высадку войск. Наш посланник в Афинах подчеркивает, что сделал это по собственному почину, потому что «не получает информации из министерства на набережной Д’Орсе, которое не ответило ни на одну из его телеграмм начиная с 26 сентября». Ввиду инертности Делькассе директор политического департамента де Маржери телеграфировал за собственной подписью Гильмену (№ 502 и 503): «Безусловно, необходимо, чтобы английский посланник предпринял совместно с вами шаги перед Венизелосом и рассеял его тревогу, которая ни на чем не основана и нас крайне удивила».

На заседании совета министров Делькассе был в таком подавленном состоянии, что его товарищи сжалились над ним и просили меня и Вивиани составить телеграммы, которые он подпишет и отправит тотчас после полудня. Прежде всего мы телеграфируем Гильмену (№ 504) и просим его еще раз заявить Венизелосу, что ввиду позиции Болгарии сделанные ей предложения утратили свою силу и что мы приходим на помощь Сербии, союзнице Греции. Мы просим Гильмена настоять перед греческим правительством, чтобы оно не чинило больше препятствий проходу наших войск. Кроме того, мы телеграфируем в Лондон (№ 3163): «Крайне необходимо срочно уладить недоразумения, вызванные в Афинах колебаниями английского правительства и его заявлениями. Нельзя терять ни минуты». В свою очередь Мильеран предупредил генерала Байу, что по соглашению с сербским генеральным штабом решено французскую армию, оперирующую в Сербии, концентрировать в Нише. Ввиду этого военный министр предлагает генералу Байу принять меры для отправки, с согласия сербов, по железной дороге в Ниш войск, которые высадятся в Салониках.

Греческий посланник Романос объявил Делькассе, что Греция, хотя и согласилась на высадку союзных войск, должна будет все же предварительно формально выразить протест. Кроме того, высадка ни в чем не должна затрагивать полноты власти греческих правительственных органов. Английский кабинет не соглашается принять первое из этих условий. Делькассе настаивает перед Лондоном, чтобы Грей пошел на это (№ 3173).

По предложению Мильерана и согласно заключению исследовательского сектора совета народной обороны совет министров принимает постановление, что наши войска, посылаемые в Сербию, будут подчинены сербскому главнокомандующему, то есть принцу Александру, в такой же мере, в какой фельдмаршал Френч подчинен власти генерала Жоффра.

Палеолог передал мою телеграмму императору, но Сазонов уже сказал нашему послу, сильно волнуясь, что Россия «после страшных потерь, понесенных ею за последние пять месяцев» не в состоянии послать солдат в Сербию: «Есть предел человеческим силам. Наши войска измучены, наши контингенты из рук вон плохи. Не требуйте от нас новых усилий» (№ 1181 и 1184).

Верденский супрефект уведомляет министра внутренних дел, что в городе упало семнадцать снарядов 380-миллиметрового калибра. Причинены значительные материальные повреждения. Убиты три солдата и один штатский.

Депутат Беназе, мобилизованный в армию, сообщает мне о смерти третьего сына генерала де Кастельно. Я послал свои соболезнования нечастному отцу, на которого так жестоко обрушились удары судьбы. Беназе говорит, что генерал Франше д’Эспере надеялся быть посланным в Салоники. Этот генерал очень хорошо знает Балканы и первым высказал мысль о диверсии на (Ближнем) Востоке. Однако я не могу ничего сделать без заключения правительства, а правительство ничего не сделает без соглашения с главной квартирой.

Воскресенье, 3 октября 1915 г.

Заседание совета министров. Наконец у нас более утешительные известия из Афин. «Все препятствия улажены, – сообщает Гильмен. – Мне вручили только для проформы протест, но отданы распоряжения, облегчающие высадку войск в Салониках» (№ 502). К несчастью, адмирал Дартиж уведомил Оганьера, что ввиду полученных им приказов и контрприказов он будет ожидать подтверждения последних директив из Парижа. Морской министр подтвердил их, но мы потеряли, таким образом, еще несколько часов, и возможно, что немецкие подводные лодки воспользовались этой отсрочкой.

По предложению Рибо совет министров выражает пожелание, чтобы я вместе с Вивиани и Мильераном отправился завтра в Шантильи для беседы с Жоффром о восточной экспедиции. Но еще сегодня главнокомандующий обратился к военному министру с длинным письмом (№ 1352), которое начинается подробной реляцией об операциях в Шампани и заканчивается соображениями более общего характера. «Серьезный успех первого дня наступления, – пишет Жоффр, – был продолжен вступившими затем в действие дивизиями второй очереди и дивизиями, оставленными в резерве. Они пришли в соприкосновение со вторыми позициями неприятеля, к которым немцы быстро отошли, оставив в наших руках 25 тысяч пленных и 150 орудий. Для того чтобы победа, бесспорно одержанная нашими войсками, дала все те результаты, на которые мы вправе рассчитывать, необходимо форсировать эти вторые позиции, на которых неприятель оказывает сопротивление. Их форсирование необходимо для осуществления стратегического прорыва, который один обеспечит реальные плоды победы – продвижение вперед и овладение территорией…» И далее: «Однако, несмотря на все усилия наших войск, мы не могли серьезно затронуть вторые линии немцев. Это объясняется тем, что неприятельские окопы расположены большей частью на задних склонах и наша артиллерийская подготовка была недостаточно точной, не разрушила проволочных заграждений и фланговых прикрытий. Таким образом, выяснилось, что для форсирования вторых позиций необходимо возобновить артиллерийскую подготовку на всем атакуемом фронте и создать широкую брешь. Для успеха этой подготовки нужны несколько ясных дней, позволяющих точным образом регулировать с самолетов стрельбу артиллерии. Кроме того, для новой атаки необходимы свежие или отдохнувшие войска, надо произвести перегруппировку частей и привести их в порядок, надо получить дополнительные подкрепления, снова потребуется значительный расход снарядов. Все эти соображения заставили меня сделать остановку и прекратить на время наши атаки». Изучив ситуацию, генерал, по его словам, пришел к решению возобновить эти атаки на фронте армий центра и севера, как только новая артиллерийская подготовка будет полностью проведена. «Я полагаю, – добавляет он, – что мы должны продолжать добиваться решения на главном театре военных действий, то есть во Франции. Все наши усилия должны быть направлены на широкий стратегический прорыв, первым следствием которого будет освобождение национальной территории. К тому же, действуя таким образом, мы лучше всего выполним нашу роль в общей коалиции. Неприятель, зная, что он в любой момент может подвергнуться огромной опасности на своем Западном фронте, будет связанным по рукам и ногам и лишенным возможности снимать свои силы с этого фронта. Напротив, мощь наших атак и вызванный ими несомненный переполох в рядах неприятеля, конечно, заставят его усиливать свой Западный фронт, отвратят его от мощной операции на Балканах и парализуют его действия против России».

Жоффр не делает отсюда вывода, что необходимо отказаться от всяких предприятий на второстепенных театрах военных действий. Решать этот вопрос, говорит Жоффр, не входит в его компетенцию, это дело правительства. Он, однако, высказывает свое личное мнение. Он полагает, что Антанта не должна допустить разгрома Сербии, что ее долг настоятельно требует защиты последней. Но вместе с тем Жоффр настаивает, чтобы для экспедиционного корпуса не снимали значительного количества войск из французских армий на Северо-Восточном фронте. По мнению Жоффра, задача поддержать эвентуально военные операции Балканских государств лежит на Великобритании. «По окончании наступления, – говорит он, – начатого теперь во Франции, но только с этого момента наше участие в составе экспедиционного корпуса в Сербии и Греции, если оно станет необходимым, должно ограничиться несколькими дивизиями, одной или максимально двумя, в придачу к той, которая уже отправлена с мыса Геллес в Салоники. Французский флаг будет таким образом представлен на Балканском полуострове, как он уже представлен на полуострове Галлиполи…» В заключение Жоффр говорит, что французские силы представляют собой единое целое и что мы не должны распылять наши усилия.

В дополнение к этому письму Пенелон сообщил мне, что мы возобновим наше наступление во вторник или в среду. Мы ожидаем от него только весьма ограниченного успеха; 5-я армия не будет введена в бой. Мы уже не рассчитываем освободить Реймс от блокады.

В сегодняшнем_}оигпа1 officiel напечатан приказ по армии о генерале Гальени. Последний награжден военным крестом, причем мотивы награждения тщательно взвешены главной квартирой. «Будучи, – говорится в приказе, – комендантом укрепленного лагеря Парижа и командующим армиями Парижа и находясь со 2 сентября 1914 г. под началом главнокомандующего, он проявил самые высокие военные достоинства: своей разведкой он помог определить, в каком направлении двигается правое крыло неприятеля; он правильно бросил в бой находящиеся в его распоряжении свободные силы; всеми имевшимися у него средствами он облегчил выполнение задачи, возложенной главнокомандующим на эти части».

По словам Делькассе, лорд Берти предложил нам гарантировать Греции ее нынешние территориальные владения и отдать (attribuer) ей после войны Смирну с ее хинтерландом, если Греция всеми силами поддержит Сербию и союзников против Болгарии. Делькассе дал свое согласие.

Понедельник, 4 октября 1915 г.

Генерал де Кастельно ответил на мои соболезнования очень благородным и стоическим письмом.

Отправился с Вивиани и Мильераном в Шантильи. Поехали на автомобиле в прекрасное осеннее утро. Никем не узнанные, мы приехали к девяти часам к вилле Жоффра. У главнокомандующего сияющий вид, мягкая улыбка светится в его голубых глазах. Мы беседуем, он поясняет мне свое вчерашнее письмо. Он отлично сознает теперь необходимость выступления на Балканах. Ему пришлось победить сопротивление своего окружения. Впрочем, он не считает возможным снять с французского фронта – кроме той бригады, которая должна отплыть на днях, – более полутора пехотных дивизий и одной или двух кавалерийских дивизий. Это несколько больше того, что он предложил в своем письме. Каждая кавалерийская дивизия составляет в общей сложности около 5 тысяч человек. Итак, в целом наши контингенты будут состоять из одной-двух дарданелльских дивизий (другая не может быть использована по следующим причинам: она частично состоит из стрелков, Венизелос против высадки ее в Греции и к тому же по вине англичан на Галлиполи еще не решили освободить обе наши дивизии), затем взятые из Франции полторы дивизии и одна бригада, итого две дивизии. Всего-навсего три пехотные дивизии, две кавалерийские дивизии и один кавалерийский полк из Александрии. В общем, можно будет присоединить к английским войскам около 60 тысяч человек. Мильеран, который рассчитывает встретиться завтра в Кале с Китченером, запросит у него, не может ли Англия со своей стороны выставить 100 тысяч человек. Жоффр не возражает против снятия с этой целью некоторых английских дивизий, действующих во Франции; они были бы заменены потом новыми частями, формируемыми в Англии.