Текст книги "На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 2"

Глава 2

Подготовка нового наступления в Артуа и Шампани. – Генерал Саррайль и Дарданеллы. – Военная и политическая ситуация в России. – Поездка на заводы. – Посещение Эльзаса. – Болгарский король Фердинанд сбрасывает маску. – Венизелос и король Константин. – Тактические успехи в Шампани; стратегического решения не последовало. – Болгарская мобилизация. – Сербия призывает на помощь союзников. – Больной Делькассе говорит о своей отставке

Среда, 1 сентября 1915 г.

Депутат от Нижней Шаранты Карре Бонвале предложил мне раздавать всем семьям, потерявшим на войне одного из своих членов, почетные дипломы за подписью президента республики. Я ответил ему, что передам его идею на рассмотрение правительства. Она была принята.

Узнал от Вивиани, что Мильеран виделся сегодня с Жоффром. Главнокомандующий сначала назначил свое наступление на 7 сентября, затем он сказал нам, что отложил его до 15-го, а сегодня он заявляет, что откладывает его до 25 сентября. Как будет с его обещанием относительно четырех дивизий для Дарданелл?

Редьярд Киплинг, совершивший поездку на французский фронт, вернулся в восторге. В газетах печатаются его письма к другу. Киплинг пишет, что у него было желание пасть ниц перед каждым встречающимся ему французом. «Но я утверждаю, что год назад Франция сама себя не знала». Скажем лучше, что действительное лицо Франции оставалось неизвестным иностранцам, даже самым выдающимся и более всего расположенным в нашу пользу. О нас судили по обманчивой внешности. Франция сегодняшнего дня, Франция священного единения, энергичная и упорная, уверенная в своей правоте, уповающая на свою судьбу, – это Франция всех времен, умудренная опытом столетий и помолодевшая в горниле испытаний.

Мильеран переслал мне письмо Жоффра от сегодняшнего числа относительно операций в Дарданеллах. Главнокомандующий правильно требует, чтобы мы поступали по конкретному плану, согласованному с союзниками. «На нашем последнем субботнем совещании, – пишет Жоффр, – меня уверили, что этот план существует. На этом основании я нашел возможным снять 22 сентября четыре дивизии, которые, как полагают, необходимы для проведения операции в Дарданеллах. После совещания вы прислали мне меморандум генерала Саррайля. Однако этот меморандум рассматривает только возможности высадки войск на различных пунктах европейского и азиатского побережья и не приходит к определенным заключениям. Он не рассматривает ни количества необходимых войск, ни шансов на успех, ни всех многообразных вопросов, касающихся организации экспедиции и ее проведения…» Все это совершенно верно, но, насколько мне помнится, никто не выдавал меморандум Саррайля за окончательный план. Напротив, я лично специально подчеркивал, что ничего не будет предпринято, прежде чем вопрос не будет изучен основательно. Жоффр сообщает Мильерану, что поручил исследовательскому сектору Совета национальной обороны внимательно рассмотреть предложения генерала Саррайля, а также предложения его предшественников. В сущности говоря, этот сектор, образованный недавно под председательством генерала Грациани, подчинен не главной квартире, а военному министерству, и последнее по собственному почину занялось этим вопросом. От министерства, как и от Жоффра, не скрылись многочисленные трудности этого предприятия. Главнокомандующий требует, чтобы прежде всего Саррайль отправился на восток и на месте приступил к детальному изучению вопроса; вместе с тем Жоффр требует, чтобы отправка четырех дивизий была отложена до первых чисел октября.

Однако вчера Делькассе, в полном согласии с Мильераном и советом министров, телеграфировал в Лондон (№ 2695) и предложил английскому правительству соглашение на следующих основаниях: «1) возможность операции на востоке, проведенной французским экспедиционным корпусом на новом театре военных действий, не на полуострове Галлиполи, но в тесном контакте с английскими силами, сражающимися на этом полуострове; 2) сотрудничество английских судов при перевозке французских войск на восток; 3) полная поддержка со стороны флотов союзников в Дарданеллах при высадке французских войск; 4) устройство специальной французской военной и морской базы в Митилене или в Мудросе, так как нагромождение судов и обоих экспедиционных корпусов, французского и английского, представит одинаковые неудобства для обеих сторон». Письмо Жоффра не облегчает проведения этой программы.

Между тем Китченер немедленно и с удовлетворением согласился с идеей высадки войск на азиатском берегу с целью напасть с тыла на турецкие укрепления, преграждающие доступ в пролив. Он считает, что для успеха этой операции в ней должны участвовать по меньшей мере четыре дивизии (Лондон, № 1950).

Сербский король Петр телеграфирует мне, что его правительство рассмотрит предложения союзников с той же готовностью к жертвам, которую оно уже проявило (Ниш, № 637 и 638). Однако ответа Пашича мы еще не получили.

Начальник русского генерального штаба конфиденциально сообщил Палеологу, что потери русской армии огромны. В мае, июне и июле они составляли 350 тысяч человек в месяц, а в августе поднялись до 450 тысяч²². Однако русские полагают, что к 15 декабря будут в состоянии не только оказать сопротивление немецкому натиску, но и перейти в наступление (Петроград, № 1061).

Четверг, 2 сентября 1915 г.

У меня состоялось совещание с Вивиани, Мильераном, Делькассе и Жоффром. Генерал объявил нам, что считает благоразумным отложить наступление до 25 сентября. Ряд исполнителей – Петен, Фош, Кюре – предупредили его, что не будут готовы 15 сентября. Однако, откладывая атаку, Жоффр не намерен отказаться от нее. Он продолжает считать ее необходимой и верит в ее успех. Как выражаются фронтовики, он «хочет еще раз пойти на это, чтобы помочь русским товарищам». Он признает, что, если наступление не увенчается успехом, придется изменять свои планы. Придется держаться оборонительной тактики, обеспечив фронт от прорыва, и искать диверсии в другом месте, на востоке или в Эльзасе. Он думает, что мы могли бы продвинуться в долине Илль, от Мюльгаузена до окрестностей Страсбурга. Он не считается с тем, что операции в Шампани, в Эпарже и под Аррасом полностью доказали невозможность форсировать неприятельские укрепления. Он хочет сделать еще одну, последнюю, попытку. Что касается Дарданелл, Жоффр заявляет, что не может взять на себя ответственность и выделить хотя бы одну дивизию до октября. Он прямо сказал, что предпочтет подать в отставку. В октябре четыре дивизии будут свободны, но он считает, что их будет совершенно недостаточно для форсирования проливов. По этому поводу он развивает мысли, изложенные в меморандуме исследовательского сектора и в докладе состоящего при главной квартире полковника Александра. Перед фактом этого непреодолимого сопротивления Жоффра совещание приняло решение, в соответствии с мнением главнокомандующего, что Саррайль должен как можно скорее отправиться в Дарданеллы, изучить там на месте план форсирования (проливов) – путем ли пополнения действующих войск на полуострове Галлиполи или с помощью операции на азиатском берегу, – установить количество войск, необходимых в обоих случаях, и вернуться во Францию с конкретными и мотивированными заключениями.

Пашич наконец вручил свой ответ представителям союзников. Сербия, говорится в этом ответе, согласна принести новую, «самую большую», жертву. Она принципиально соглашается на линию границы в рамках старого сербо-болгарского трактата 1912 г., с некоторыми выпрямлениями, соглашается на установление защитной зоны для Ускюба и Орчеполья, причем город Прилеп остается за Сербией и избегается соприкосновение болгарской территории с Албанией. Кроме того, Сербия ставит определенные условия: немедленное сотрудничество Болгарии, гарантии союзников относительно режима в Кроации и Славонии, защиты Белграда, финансовой помощи и активного (positive) союза (№ 639 и сл.). Пашич утверждает, что территории, которые он соглашается уступить, являются сербскими в силу исторических прав, бесспорных традиций и всем известных этнических особенностей; ссылается, кроме того, на то, что трактат, заключенный в 1912 г. между Сербией и Болгарией²³, уже не существует, так как разорван Болгарией 16 июня 1913 г., когда она внезапно напала на Сербию, и что Бухарестский трактат 1913 г.²⁴ является единственным интернациональным актом, регулирующим распределение территории между Сербией и Грецией, Болгарией и Румынией. Ввиду этого сербское правительство требует в обмен за свои жертвы уступки Фиуме, освобождения словенских стран, предоставления Сербии западной части Баната и торгового сообщения с Эгейским морем. Как совместить все эти притязания с притязаниями не только Болгарии, но также Италии?

По поводу великого князя Николая Николаевича и угрожающей ему отставки мы получили еще одну телеграмму от генерала де Лагиша и показали ее Жоффру, которого она очень взволновала (О. Т., № 799, 194 и сл.). Генерал де Лагиш надеется, что царь откажется от своего намерения. Если императрица сделается регентшей, то революция, по словам генерала де Лагиша, неминуема. Великий князь пользуется огромным влиянием на солдат, царь не пользуется никаким влиянием на них. Генерал желает, чтобы мы обратили внимание Николая II на последствия его решения. Мы с Вивиани, Делькассе, Мильераном и Жоффром решили, что я сделаю попытку предостеречь царя от этих опасностей. Однако это нелегкое дело. При робкой внешности царь, как мне кажется, подозрителен и упрям. Тем не менее я составил телеграмму в осторожных и мягких выражениях:

«Совершив продолжительные поездки по французскому фронту, я желал бы сказать Вашему величеству, что все наши военачальники и солдаты чрезвычайно гордятся активным сотрудничеством с доблестными русскими войсками. Вся Франция восхищена не только храбростью и упорством, проявляемыми все время армией Вашего величества, но и тем искусным маневрированием, которое позволило войскам под командованием его императорского высочества великого князя Николая Николаевича выйти из неприятельского кольца. Взаимное доверие союзных армий и их вождей все время росло с начала войны.

Я твердо надеюсь, что оно ускорит нашу совместную победу. В этом глубоком убеждении посылаю Вашему величеству свои горячие пожелания и поздравления».

Однако тем временем в России идут и другие перемены. Генерал Янушкевич смещен с должности начальника генерального штаба и назначен адъютантом наместника на Кавказе, его заменил генерал Алексеев (О. Т., № 836, 198). По словам Палеолога, эти назначения указывают, что император не преминет взять на себя командование армией. В последние дни его энергично уговаривали взять обратно свой указ, но победили противоположные советы генерала Сухомлинова, который, находясь в тени, остается всемогущим и сохранил свою ненависть к великому князю²⁵ (Петроград, № 1066).

Я получил от Шарля Морраса, с которым никогда не встречался, следующее письмо: «Париж, 31 августа 1915 г. Милостивый государь, господин президент республики! Я получил предложение посылать в мадридскую „А. В. С.“ корреспонденции из Парижа и счел своим долгом принять его. Мои корреспонденции должны восстановить правду о Франции. Конечно, они будут написаны с моей оппозиционной точки зрения, но это в первую очередь точка зрения оппозиционера-националиста. Мое единственное желание – служить Франции, а так как я не в состоянии сражаться, я отдаю себя в распоряжение французского правительства, которому, возможно, пригодятся те или другие полезные идеи. Не будучи знаком с Делькассе и его сотрудниками (за исключением Филиппа Бертло, но имеет ли это к нему отношение?), я решил обратиться к вам, господин президент, уверенный, что в своем стремлении к общественному благу вы дадите ход моему предложению, за что я буду несказанно благодарен. Прошу вас принять уверения в моих чувствах преданного патриота и гражданина и мои горячие пожелания победы». На это безупречное письмо я ответил роялистскому писателю предложением аудиенции. Я выразил ему благодарность и написал ему, что, если правительство может дать ему указания, полезные для Франции, я приложу к этому старания. К несчастью, глухота Шарля Морраса превзошла все мои ожидания. Он сел напротив меня, и я должен был кричать ему в ухо. При этом у меня нет уверенности, что он в точности понял все, что я ему говорил. Если он неправильно понял меня и когда-нибудь станет передавать мои слова в искаженном виде, мне послужит утешением в его ошибках чтение «Антинеи» и «Венецианских любовников».

Пятница, 3 сентября 1915 г.

Совет министров принял решение, что, согласно желанию Жоффра, Саррайлю будет предложено как можно скорее отправиться в Галлиполи и изучить вместе с генералом Байу условия усиленной экспедиции и ее шансы. Мильерану поручено ответить на письмо Жоффра.

Уезжающий в Россию с целью информации генерал д’Амаде был у меня и спрашивал, о чем он должен собрать сведения: о моральном и материальном состоянии армии, о командовании, контингентах, вооружении, снаряжении?

Английское правительство высказало свое полное удовлетворение по поводу шагов, которые мы намерены предпринять на востоке (Лондон, № 1937).

Уезжаю из Парижа с Мильераном осматривать военные учреждения тыла.

Суббота, 4 сентября 1915 г.

Прибыв в Дижон, осматривали ремонтные мастерские для армейских велосипедов и мотоциклов, получивших тяжелые повреждения. Затем осмотрели строящийся холодильник, склад лагерных принадлежностей, станционный магазин, военную пекарню, продовольственные поезда. Потом отправились на распределительный пункт на станции И-сюр-Тилль, наблюдали здесь отправление отпускников, составление продовольственных поездов, распределение посылок, почтовую службу, секцию автомобильного парка. Все это функционировало безупречно. Остановились в Андильи, где осматривали 1-й резерв инженерных войск, затем в Нев-Шато, где осмотрели запас санитарного материала и эвакуационный госпиталь. Весь день провели, таким образом, за кулисами той страшной драмы, которая разыгрывается на фронтах. Переночевали в моем поезде, из Дижона уехали на север, в зону действующих армий.

Воскресенье, 5 сентября 1915 г.

Поехали на автомобиле в Клермон в Аргоннах. Проезжали Бозе, от которого остались одни развалины, и Нюбекур, где на небольшом фамильном кладбище спят вечным сном мои родители и где немцы похоронили несколько своих убитых. Я не имею даже права сделать здесь небольшую остановку. Я уже не принадлежу самому себе, должен забыть все, что касается только меня лично.

В Клермоне мы знакомились на вокзале с функционированием службы снабжения и наблюдали раздачу мороженого мяса. В Вальми наблюдали на военном перроне выдачу тяжелых снарядов. В нашем присутствии были открыты новые узкоколейки между Ов и Сомм-Сюипп.

В Шалоне-на-Марне я встретил Леона Буржуа, которому назначил здесь свидание. Мы завтракали в моем поезде с генералами де Лангль де Кари и Петеном. Последний недавно принял командование новой армией, на правом крыле 4-й армии, между Сент-Менегульдом и Сомм-Сюиппом. Он все более поражает меня ясностью и точностью своих мыслей. Оба генерала надеются на успех наступления, подготовляемого Жоффром. К концу первого или второго дня, говорят они, будет известно, провалилось ли наступление, в таком случае надо будет остановиться и не продолжать операции. Если же, напротив, нам удается прорвать первые и вторые линии неприятеля, мы используем этот успех дальше, по меньшей мере до Эны. Оба генерала утверждают, что офицеры и солдаты верят в успех и что никогда дух войск не был на таком высоком уровне.

Во второй половине дня мы осмотрели в Шалоне, Компертриксе, Шентриксе и Фаньере автомобильные парки, санитарные секции, производство окопных орудий и торжественно открыли недавно достроенные мосты. В общем, мы проверили функционирование тех учреждений, которые обеспечивают в тылу ежедневное снабжение армий продовольствием и военными материалами. Ужинали в моем поезде близ Эперне. За ужином генерал де Кастельно, командующий группой, в свою очередь высказал мне свое мнение о проектируемом наступлении. Как и Петен и Лангль, он думает, что оно подготовлено таким образом, что имеет самые большие шансы на успех. Армия Петена получила 300 тяжелых орудий, армия Лангля – 360. Надо думать, что немцы значительно усилили свои укрепления. Но и мы построили сотни километров траншейных ходов и железные дороги в Дековилле. По мнению Кастельно, атака, которую мы предполагаем предпринять к северу от Арраса, должна начаться на четыре-пять дней раньше атаки в Шампани. Будем ждать и надеяться.

По возвращении в Париж я нашел несколько депеш из России. В Москве, святой Москве, очаге русского национализма, состоялись важные народные собрания, на них требовали продолжения войны до победного конца, но выставлены были также требования, чтобы царь устранил своих нынешних советников и немедленно назначил ответственное министерство²⁶. Палеолог считает, что нам лучше не следовать совету генерала де Лагиша и не просить царя отказаться от своего решения относительно великого князя Николая Николаевича. Конечно, приходится весьма сожалеть об этом решении, но императору покажется, что мы делаем ему упреки, он сочтет это с нашей стороны бестактностью и, быть может, тем упорнее будет стоять на своем. Он печален, тверд и спокоен, но черпает свое хладнокровие в своей религиозности и в своем мистицизме. Доводы рассудка в настоящее время мало действуют на него, и, если пытаться насиловать его убеждения, он, чего доброго, прибегнет к какому-нибудь крайнему решению. Поэтому Палеолог считает, что, как ни сдержанно мое послание, разумнее будет не передавать его царю. Что касается великого князя, то он живет в мире грез, это какая-то смесь рыцарства и мистицизма. В каждом поражении своей армии он видит защищающую его руку божественного провидения. В этом его сила, но также его слабость. Положение на фронте внушает тревогу. Кризис снаряжения подходит к концу. Но кризис вооружения – винтовок и орудий – крайне серьезен. Точно так же кризис контингентов. Последний сказывается не в недостатке состава – людской материал здесь неисчерпаем, – а в нехватке офицеров, унтер-офицеров и обученных рядовых: гекатомбы последних месяцев составили около полутора миллионов человек, в результате запасные батальоны совсем сократились. Что касается кризиса высшего командования, то пока еще невозможно предвидеть всего его значения. Внутреннее положение тоже чревато опасностями. По словам Палеолога, надо считаться с тем, что еще до конца войны могут вспыхнуть революционные беспорядки (Петроград, № 1069 и сл.). Царь отправился вчера вечером в ставку и прибыл туда сегодня в 16 часов. Палеолог думает, что он возьмет командование в свои руки. Царь не согласился даже оставить великого князя Николая Николаевича при себе в качестве начальника генерального штаба²⁷ (№ 1086).

Делькассе телеграфировал вчера в Лондон (№ 2741), Петроград (№ 1299) и Рим (№ 1282), что в целях соглашения с Сербией желательно вести непосредственные переговоры с Пашичем по различным пунктам его меморандума. Можно просить Пашича приехать в Париж и продолжать здесь переговоры, но предварительно надо получить его согласие на занятие союзниками Македонии до левого берега Вардара, это должно защитить Сербию от верного нападения со стороны Болгарии.

В Берлине по поводу побед над русскими праздновали «день Гинденбурга». Был прекрасный осенний день, бесчисленная толпа народа собралась вокруг колоссальной деревянной статуи фельдмаршала. В эту статую население будет вбивать миллионы гвоздей, пока она не станет железной, гвозди будут продаваться для благотворительных целей. Канцлер империи и бургомистр Берлина провозгласили Гинденбурга национальным героем.

Понедельник, 6 сентября 1915 г.

Шарль Эмбер сообщает мне новости и разражается новыми нападками. «Товарищ военного министра, – рассказывает он, – ведающий снаряжением, затребовал 1 сентября от контроля разрешения на заказ в Америке 50 тысяч тонн стали. Сегодня 6 сентября, а ответа еще не последовало. Полковник Бюа все более забирает в свои руки военное министерство и распоряжается самым недопустимым образом. Генерал Жоффр должен был бы отозвать его на фронт. За исключением Крезо, который доволен образом действий полковника Шевильо, все фабриканты до единого требуют смещения этого чиновника. Бумаги лежат в канцеляриях министерства целыми днями и неделями. Он переутомлен и не справляется с делами». Я ответил Шарлю Эмберу, что передам его жалобы, не присоединяясь к ним по существу, но, если они окажутся обоснованными, буду просить министра принять меры против виновных.

Мессими оправляется от своей раны и недавно появился в палате. Он говорит, что в кулуарах по-прежнему царит враждебное настроение против Мильерана.

Вторник, 7 сентября 1915 г.

Генерал Гуро в Париже. Нога его мало-помалу приобретает подвижность, он в состоянии уже пройти четыре-пять метров, не испытывая очень сильной боли. Он надеется, что в течение месяца совсем поправится и будет в состоянии вступить в командование своей частью, несмотря на потерю правой руки. Я не знаю более прекрасного типа военного. У меня был с ним длинный разговор о Дарданеллах, который я немедленно изложил в письме к Мильерану. «Генерал Гуро, – пишу я, – заявляет, что не составил себе мнения о количестве войск, необходимых для форсирования проливов или взятия Константинополя. Он говорит, что в бытность свою на Балканах ни разу не задумывался над обоими этими планами. Он совершенно не помнит, говорил ли он полковнику Александру о необходимости десяти дивизий. Не знает, откуда полковник взял это. Я буду тебе благодарен, если ты распорядишься разыскать записку, приписываемую генералу Гуро, и передашь ее мне, чтобы мы были вполне осведомлены на этот счет. Генерал совещался с полковником Александром и находит его взгляд взятым с потолка. Гуро считает, что нельзя составить себе более или менее точного представления о необходимых контингентах, не отправившись на Галлипольский полуостров, не поговорив с Байу и не изучив положение на месте. Он того мнения, что генерал Саррайль должен, не теряя времени, отправиться туда и приступить к изучению вопроса. Не высказывая своего осуждения, он склонен думать, что четырех новых дивизий будет достаточно для высадки на азиатском берегу и подготовки операций флота по форсированию проливов. Но во всяком случае, он считает чрезвычайно опасным оставлять наши две дивизии в их нынешнем положении, не пытаясь уничтожить батарею азиатского берега. Для этой ограниченной операции он считает достаточными две новые дивизии, одну – пехотную, другую – кавалерийскую. Однако он настаивает, что так или иначе, безусловно, необходимо поспешить с отправкой этих подкреплений не позже первых чисел октября; он просил полковника Александра передать его мнение генералу Жоффру».

Будано, председательствовавший вчера в военной комиссии сената, говорит, что ни Клемансо, ни Думер не прекратили своих нападок на главнокомандующего. «Кепка с галунами не может превратить тупицу в умного человека», – сказал Тигр полупрезрительно, полушутливо. Думер выступил с энергичным протестом против замены крепостей укрепленными районами. Он видит в ней угрозу эвакуации Туля и Вердена, а между тем, как правильно выразился Жоффр, речь идет о том, чтобы «мобилизовать» крепости и воспрепятствовать возможности их обложения.

Кстати, Вивиани принес мне гранки статьи Шарля Эмбера, в которой ясно излагается необходимость этой реформы. Статья находится в цензуре, и председатель совета министров не знает, можно ли ее пропустить. У меня в это время был Жоффр, только что вернувшийся из Италии, он прочитал статью и нашел, что ее опубликование желательно.

Главнокомандующий очень удовлетворен своей поездкой на итальянский фронт. Армию он нашел в полном порядке. Однако она скоро ощутит кризис снаряжения, если не будет налажено производство.

Жоффр получил телеграмму от царя, уведомляющую о переходе командования в его руки.

Я передал главнокомандующему содержание своих бесед с Кастельно, Ланглем и Петеном. Спокойное лицо генерала озарилось улыбкой. Я сказал ему, что Кастельно находит желательным начать наступление в Артуа на несколько дней раньше наступления в Шампани. Кастельно рассуждает следующим образом: видя, что мы атакуем одновременно на двух фронтах, немцы поймут, что действительная атака состоится на более обширном фронте, то есть в Шампани, и перебросят туда свои резервы. «Я вначале тоже был этого мнения, – заметил Жоффр, – но, подумав, предпочитаю одновременное наступление. Англичане будут атаковать одновременно с нами, а мы будем атаковать в Артуа на таком же обширном протяжении, как в Шампани, стало быть, ничто не будет указывать немцам, куда им перебросить свои резервы».

Возвратившийся из России майор Ланглуа говорит мне, что он продолжает быть оптимистом. Русская армия осталась в целости, дух ее превосходен. Больным местом является потеря людей, комплектование офицерского состава наталкивается на трудности. Кризис снаряжения близится к концу. Что касается винтовок, то сделаны заказы в Америке. В ставке заявляют, что в декабре войска перейдут в наступление. Майор находит этот срок несколько преуменьшенным, но думает, что в феврале русская армия действительно будет в состоянии снова перейти в наступление.

Четверг, 9 сентября 1915 г.

Мильеран присутствовал в Бурже на новых опытах с удушливыми и ядовитыми газами и вернулся оттуда не вполне удовлетворенный. Бомбы бросались на небольшом пространстве, но кролики и овцы остались невредимыми. Спора нет, техника убийства поставлена в Германии лучше, чем у нас. Зато стрельба из 370-миллиметрового орудия дала хорошие результаты.

Великий князь Николай Николаевич конфиденциально сказал генералу де Лагишу (русская ставка, № 207): «Заверяю вас честным словом офицера, что с моим уходом ничего не изменится. Вы можете так же положиться на генерала Алексеева, как на меня. Мы знаем друг друга уже давно, у нас одни и те же взгляды. Это старый боевой офицер, мы понимаем друг друга с полуслова».

По сведениям Палеолога, кризис высшего командования – результат придворной интриги, в которой замешаны черногорские принцессы и которая чуть не выродилась в заговор (№ 1101). Как бы то ни было, переход верховного командования в руки царя был ознаменован известием о большой победе, одержанной южной армией под Тарнополем. Счастье опять улыбнулось русским, причем это совпало с приездом царя в армию и с тем, что он встал во главе своих войск. Все это не может не оказать благоприятного влияния на суеверное воображение русских (№ 1107).

Союзники продолжают обсуждать между собой, какие шаги предпринять им в Сербии и Болгарии и как побудить Пашича согласиться на оккупацию территории на восток от Вардара (Делькассе в Петроград, № 1292, 1895).

Еще одна неудача в Аргоннах: мы потеряли триста или четыреста метров в глубину на участке длиною в тысячу метров. Наши контратаки не могли вернуть нам всей утраченной территории.

Пятница, 10 сентября 1915 г.

Сразу встают все вопросы. Сегодня нам пришлось заняться в совете министров вопросом о ликвидации биржи. Маклеры (le parquet) требуют ссуды для уплаты по срочным сделкам, а малая биржа (la coulisse) нуждается в значительной сумме для уплаты разницы. Рибо склонен оказать поддержку, предоставив на время в распоряжение заинтересованных лиц боны казначейства. Но финансовая борьба принимает чуть ли не столь же суровый характер, как борьба на фронте. Рибо сообщил мне также о проекте нового займа, который он намерен предложить в конце этого месяца. Заем будет выпущен из пяти процентов годовых, погашение в тираж предполагается сериями по истечении пятнадцати лет, заем будет освобожден от всех налогов, сумма его не будет установлена заранее. Поступление новых налогов и даже вотирование их Рибо по-прежнему считает трудным делом, пока продолжаются военные действия.

Отправляюсь вместе с Альбером Тома в районы Лиона и Луары, чтобы познакомиться на местах с ходом оборонного производства.

Суббота, 11 сентября 1915 г.

В Лионе посетил в сопровождении мэра города, сенатора Эррио, префекта Ро и (военного) губернатора генерала Менье завод Улленса, на котором производятся разрывные снаряды и бомбы, завод Гочкиса, который дает нам теперь двести пулеметов в месяц, а до апреля должен увеличить выпуск их на две тысячи, затем Лионский машиностроительный завод, который должен наладить у себя производство гранат и шрапнелей, наконец, местный артиллерийский парк и ряд других заводов; все они работают полным ходом, с максимальной нагрузкой. Я беседовал с промышленниками, офицерами, рабочими и благодарил их за помощь, оказываемую ими делу национальной обороны.

Затем мы поехали в Сент-Этьен, Ле-Шамбон, Фирмини и Уние. Весь день у нас рябило в глазах от снарядов, обручей, труб, чертежей, свежевылитых орудийных частей, болтов и гаек. Последним мы осматривали оружейный завод в Сент-Этьене; мы оставались здесь, пока пришла ночная смена и сменила дневную, наблюдали производство пулеметов, винтовок и револьверов. К 15 сентября будет закончен новый корпус, начатый постройкой в марте. Здесь уже производят орудия образца 1907 г. Рабочие встречают нас приветственными возгласами.

Воскресенье, 12 сентября 1915 г.

Переночевав в поезде, возвращаемся в Лион, где нас снова ожидали Эррио, Ро и генерал Менье. Мы посетили еще несколько заводов: Пинье, Тест, Роше-Шнайдер, Берлие, Лушера. Электрозавод Лушера производит теперь оболочки гранат и составные части к последним. Лушер водил меня на правах хозяина. Как мне сказали, он друг Бриана. Он поразил меня своим умом и своим духом инициативы. Завтракали в поезде с Эррио, Ро и Менье. Потом отправились в авиационный парк, где в нашем присутствии производились испытания новых самолетов. Посетили школы для переквалификации инвалидов. Эти школы – заслуга мэра, в них инвалиды обучаются различным ремеслам: сапожному, переплетному, столярному, а также бухгалтерии и т. д. Были в ратуше, где под деятельным руководством госпожи Эррио работают несколько частных предприятий: по отправке посылок военнопленным, по розыскам пропавших без вести, по оказанию помощи беженцам. Я внес свою лепту в пользу этих благотворительных начинаний и с болью в душе думаю о том, сколько страданий и горя ждут теперь помощи и облегчения. Вспомнил веселые часы, проведенные мною в прошлом году в Лионе, вспомнил прекрасный вечер, устроенный в этой самой ратуше, иллюминованную и запруженную народом площадь. Точно так же в больнице, куда я отправился посетить раненых, я узнал старое здание, в котором ужинал тогда с сестрами милосердия, теперь же всюду перед глазами страшные картины войны. На больничном дворе я раздал солдатам-санитарам военные медали и кресты. Возложил также эти знаки отличия на одного раненого, он не в состоянии подняться с постели, у него страшно обезображено лицо, все конечности обожжены зажигательным снарядом; его нельзя видеть без содрогания, веки его разорваны, нос провалился, щеки изувечены. Он с трудом приподнимается на койке, жестикулирует правой рукой, несмотря на гипсовую повязку, и восклицает: «Меня приводит в отчаяние только то, что я уже не смогу убить этой рукой еще нескольких врагов. Но да здравствует Франция!»