Текст книги "Роза восторга"

– Да? И кто же интересно со мной будет рассчитываться? Скажите, девушка, кто? – поинтересовался он, вскидывая бровь, словно счел ее угрозу забавной.

– Мой муж, милорд, – гордо ответила Изабелла. Если этот лорд решил, что ее некому защитить, то он ошибается. – Он убьет вас за это, уверяю вас. А сейчас… отпустите меня, немедленно! Я…

– Ты много наобещала мне, – снова прервал ее лорд, не дав ей сказать, кто она такая, – но пока ничего толкового, чего бы я хотел. Но, что ты там сказала? Уверяю тебя, что твой муж не будет возражать против того, чтобы поделиться со мной. Я уверен, что он уже устал от тебя.

– Я в этом не сомневаюсь, – резко отрезала Изабелла, разъярившись, – потому, что мы – новобрачные.

– Какая жалость. Уверяю вас, что компенсирую ему эту потерю, – заверил лорд, уставившись на ее вздымающуюся грудь.

– Приготовьтесь сделать то же самое со своей жизнью, милорд, – выпалила девушка, – потому что, если я не ошибаюсь, это его сталь вы чувствуете возле своей шеи, милорд!

Он вздрогнул, действительно, почувствовав холод металла у себя на шее, и попытался повернуть голову и посмотреть, кто так угрожающе приставил к нему оружие, но меч предупреждающе уколол его, чтобы он не двигался.

– Эмрис, – позвал лорд своего рыцаря. – Почему ты стоишь и ничего не делаешь?

– Может быть, потому, что Кэрливел тоже держит кинжал возле его горла, – хмуро ответил Воррик. – Хотя я уверен: то, что ты тут затеял, ему вовсе не нравилось. Эмрис – твой брат, и вряд ли он сделает глупую попытку спасти тебя.

– Черт побери! Во… Воррик? – запинаясь, спросил лорд, еще больше испугав Изабеллу.

– Да, это я, – промурлыкал ее муж шелковым голосом, в котором, явно, слышалась угроза. – А теперь вставай, Мэдог! Немедленно вставай и объясни мне, чего ты хотел добиться, пытаясь изнасиловать мою жену?

– Твою жену!? Боже мой, Воррик, но я не знал, что она твоя жена, клянусь! Ты знаешь, что я никогда бы не притронулся к ней! Ради Бога, брат! Это правда, даю тебе слово!

Изабелла не знала, чему она была больше удивлена: тому, что этот лорд, оказывается, был братом мужа, Мэдогом, хотя когда он поднялся, она тут же увидела сходство, или же тому, что Воррик не обвинил ее в случившемся.

– Леди Хокхарст, – Мэдог повернулся к ней, – я извиняюсь. Мне в самом деле искренне жаль. Если бы я понял…

– Конечно, вы не стали бы меня трогать, – напомнила Изабелла, все еще напуганная и расстроенная и еще больше рассерженная. – Странное у вас отношение к женщинам, милорд. Вы пользуетесь только простыми девушками, которые беспомощны перед вами! Предупреждаю вас, если только вы попытаетесь здесь изнасиловать хотя бы одну из женщин, независимо от ее положения, вы почувствуете сталь моего мужа. Я не знаю, как обстояли дела до тех пор, пока я не приехала в Хокхарст, но теперь вы поймете, что все очень изменилось.

– Браво! – воскликнул женский голос, одобрительно захлопав в ладоши. – Женщина должна свободно отдавать свое тело, им нельзя пользоваться, как имуществом.

В воцарившемся виноватом молчании все мужчины посмотрели на женщину и покраснели. Они почувствовали себя так, как мальчишки, совершившие какой-то непростительный проступкок, а их в это время заметили. Если бы Изабелла не была так раъярена, то рассмеялась бы над выражением их лиц.

– Прогрессивная мысль для твоего возраста, мать, – наконец, сказал Воррик и, шагнув вперед и низко поклонившись, поцеловал руку женщины.

Кэрливел, поспешно отпустил своего брата Эмриса (оказывается эти уэльсцы были слишком вспыльчивы) и последовал примеру брата. Изабелла смотрела на мать Воррика, леди Хвилис Овейн.

Хотя Изабелла и догадывалась, что женщине, должно быть, под сорок, но годы были милосердны к леди Хвилис. Она была высокой и стройной, а ее грациозность свидетельствовала о том, что она была дочерью пустошей и лесов, как хорошо было известно Изабелле, ведь она сама была такой же. Роскошные каштановые волосы Хвилис свободно спадали до талии – это говорило о том, что она считает Хокхарст своим домом, потому что ни одна женщина не вышла бы с неприбранными волосами из своего фамильного замка. Матового цвета кожа была гладкой, как у молодой девушки и была отмечена лишь несколькими линиями вокруг изумительно голубых глаз, которые загадочно блестели.

У нее было такое же приятное лицо, такой же прямой орлиный нос и такие же чувственные губы, как и у всех ее сыновей. Но она была некрасива. Однако, это сразу не бросалось в глаза. Когда она улыбалась, как сейчас, то все лицо Хвилис озарялось тем редким внутренним светом тех счастливцев, которым удалось познать, что значит жить и любить сполна.

Она протянула руки жене Воррика. Изабелла взяла их и сразу почувствовала в матери графа странное умиротворение, которого она никогда не знала, но к которому всегда стремилась.

– Миледи, – прошептала она и, упав на колени, прижалась лбом к рукам Хвилис.

Если Воррику и всем остальным показалось это приветствие странным, то Хвились так не подумала. Она крепко сжала ладони Изабеллы, подождав, пока глаза девушки просохнут от внезапно нахлынувших слез. Мать графа осторожно подняла за руки Изабеллу и поцеловала ее.

– Значит, вы жена Воррика, – вздохнув, сказала Хвилис. – Я боялась, я так боялась, но теперь вижу, что бояться нечего.

Если сыновьям Хвилис слова матери показались странными, то Изабелла все поняла.

– Да, миледи, – мягко ответила она.

Воррик как-то почувствовал, что между его матерью и женой происходит нечто, имеющее огромное значение, но он не мог понять, что же это было. Только спустя много лет, он понял, что в тот первый момент их встречи Хвилис почувствовала, что Изабелла любит его, причем всем своим сердцем.

Наконец, тишину нарушили животные, которые вернули всех, в том числе и хозяйку, в настоящее. Воррик представил девушке своего брата Эмриса, затем рассказал им всем о зверинце.

Особенный интерес к зверинцу проявила Хвилис. Она погладила всех животных, пока Изабелла спокойно стояла, чувствуя, что животные примут мать Воррика, как и его жену.

– А это кто такой? – спросила Хвилис, направляясь к Рагнору, который сидел на насесте. – Это кто?

– Это Рагнор, миледи, – ответила девушка, сажая сокола себе на плчо. – Это мой любимец, свадебный подарок короля.

– А что с ним случилось?

– Я не знаю, миледи. У него было сломано крыло, и хотя я его выправила, по каким-то необъяснимым причинам он все-таки не сможет летать.

Некоторое время Хвилис задумчиво смотрела на птицу. Потом обратила свои голубые глаза на Воррика, затем на Изабеллу, и между ними возникла опять какая-то невидимая связь.

– Не бойся, он пока еще не готов, но когда придет время, Рагнор полетит, обещаю тебе.

ГЛАВА 29

Раньше Изабелла понятия не имела, что значит быть частью большой семьи, но с приездом Хвилис, Мэдога и Эмриса вскоре она поняла. При этом даже больше, чем на Рождество, замок ожил, наполнившись каким-то радостным ожиданием. Девушка не знала даже, чего и ожидать. В один момент все четверо братьев могли смеяться, как лучшие друзья, а через минуту могли схватить мечи, как злейшие враги. Однако, их горячие споры, порождаемые вспыльчивостью, обычно ничем серьезным не заканчивались. Ведь между ними существовала кровная связь, столь сильная, как между Изабеллой и Гилом. Отличалась она только тем, что братья были разными. Они были высокими, широкоплечими и немного были похожи с лица, но на этом их сходство заканчивалось. Мэдог, старший брат, унаследовал от своего отца Брин-Дайфида черные волосы, которые поразительно контрастировали со светлыми голубыми глазами, унаследованными от матери. Самый воинственный из четырех, он имел ум (когда он не был занят ухаживаниями за хорошенькой девушкой) с холодным расчетом боевого стратега и выявлял слабые места своих противников. Он считался блестящим военным полководцем и опасным противником, и те, кто когда-то пытались вырвать у него его имение Гвендрез, понимали, что уже в возрасте пятнадцати лет Мэдог не нуждался в чьей-либо защите. Он наказал своих врагов (без помощи дедушки, которую тот любезно предлагал) и заставил их убежать в свою крепость, поджав хвосты. Теперь, в возрасте тридцати лет, на Уэльсе было лишь несколько человек, которые осмеливались идти наперекор ему. Он был почитаемым лордом, носившим эмблему Василиска.

Воррик, унаследовавший каштановые волосы с золотистым отливом и янтарные глаза своего отца, был человеком настроения и самым загадочным из всех четырех. В сражении он исполнял свой долг и был хорошим воином, пожалуй, гораздо лучшим, чем другие, но сражения не захватывали его так, как Мэдога. Он, конечно, был более чувствительным, но очень замкнутым – вокруг него были стены, через которые проникнуть с целью узнать его получше, было невозможно, и даже трудно было к ним приблизиться. Очень часто он погружался в раздумья и становился отрешенным, даже безразличным ко всему окружающему. Даже к тем, кого он любил, и им следовало понимать, что не стоит мешать его уединению. Это понимали только Изабелла и Хвилис. Из-за того, что он скрывал свои чувства за маской, в возрасте двадцати семи лет он был самым опасным из братьев но той простой причине, что было абсолютно невозможно догадаться о его намерениях.

Кэрливел мало что унаследовал от своего отца Повиса. Он унаследовал пышные каштановые волосы матери и такие же светло-голубые глаза. Кроме того, у него было золотое сердце и врожденное чувство юмора. В битве и в игре он был достойным противником, потому что для него и то, и другое представляло своего рода развлечение. Однако, больше всего на свете он любил развлечения. Ухаживать за хорошенькими девушками, откалывать всевозможные шутки, пить, играть в кости – он легко шел по жизни, наслаждаясь всеми этими удовольствиями. Однако, в нем были и черты серьезного человека, и прежде всего, его способность чувствовать и сопереживать несчастью других, он делал все, что было в его силах, чтобы облегчить участь тех, кому нужна была его помощь, особенно тем, кого он любил. Он был одинаково галантен и с девушкой простого происхождения, и с королевой, дружелюбен и с простым крестьянином, и с лордом. В отличие от Мэдога и Воррика его, пожалуй, не следовало бояться. Однако, в возрасте двадцати четырех лет он был любим и сам любил. Ему всегда удавалось самому справляться с трудностями жизни.

У Эмриса были каштановые волосы его отца Ньюдлина и зеленые глаза. Поэтому он внешне мало чем напоминал свою мать. Однако, он был очень схож с ней характером. Он также любил жизнь и любил жить. Он был не слишком искусен в сражении, но знал, как себя защитить; и в душе он ненавидел войну, хотя умом понимал, что мужчина должен защищать свой дом и честь. Но если ему приходилось участвовать в борьбе, то его довольно часто можно было увидеть на поле, оказывающим помощь раненым и умирающим, и в то же время отчаянно отбивающим врагов, если те на него нападали. У него были склонности к наукам, он изучал медицину и хорошо владел искусством исцеления. Он глубоко был привязан к Мэдогу (так же, как и к остальным братьям), но он не одобрял его поведение и в возрасте двадцати одного года решил помогать брату, чтобы осуществить свою мечту и наставить брата на путь истинный.

Изабелла по-настоящему полюбила Хвилис, и две эти женщины вскоре стали самыми близкими подругами. Получилось так, что Хвилис заняла место покойной матери Изабеллы, леди Рашден, и теперь больше, чем когда-либо, девушка чувствовала сожаление, что не успела хорошо узнать свою мать до ее смерти. Впервые, после смерти леди Рашден, девушка поняла, к чему так сознательно стремилась все эти годы, чего ей не хватало: только теперь Изабелла почувствовала, что у нее был старший и мудрый друг, который мог дать ей совет, к кому она могла обратиться, у кого могла учиться, кому могла выплакаться, с кем могла поделиться всеми своими женскими тайнами.

Изабелла часто советовалась с Хвилис по разным вопросам, особенно когда ей приходилось заниматься домашними делами. Девушка радовалась, что может посоветоваться со старшей женщиной.

– А ты как думаешь, мама Хвилис? – часто спрашивала девушка.

И Хвилис, в светло-голубых глазах которой зажигались огоньки, улыбалась и отвечала ей, а потом обязательно крепко обнимала Изабеллу.

Казалось, старшая женщина понимает без слов, что пришлось перенести этой девушке в прошлом. Но так как Хвилис была в душе ребенком, как Изабелла, она чувствовала себя неловко из-за того, что многое было не сказано, хотя девушка, такая обычно застенчивая, легко доверяла ей сердце и душу. В ответ Хвилис рассказала Изабелле историю своей жизни и рассказала о своих сыновьях, особенно о Воррике, о котором девушка могла слушать бесконечно.

– Ах, бедный одинокий мальчик! – Чем больше Изабелла узнавала о своем муже, тем больше она его любила. Ему пришлось пострадать так же как и ей. Неудивительно, что он так не спеша и осторожно за ней ухаживал. Воррик был, как Рагнор – еще не готов взлететь, сказать о любви к ней, которая, как она была уверена, уже жила в его сердце. Однако он выражал свою заботу столькими различными способами, что девушка знала о его чувствах наверняка.

Часто по ночам, когда Изабелла лежала в его теплых объятиях, открыленная после занятий с ним любовью, она удивлялась тому, что когда-то могла любить Лионела, ставшего теперь графом Сант-Сейвор. Когда Изабелла вспоминала эти дни, ей казалось, что все это было во сне, а не наяву. Теперь она понимала, что была слишком молодой и наивной, и глупые романтические мечты заполняли ее детскую голову. Она, тогда не понимала, что любовь – настоящая любовь – никогда не приходит в ослепляющей вспышке великолепия, как когда-то думала. Любовь распускается постепенно, как роза, вырастая из семени, которое вначале прорастает, потом дает бутон, который под лучами солнца и дождем распускается, раскрывая свои лепестки. Да, такова была истинная мера любви: пережить трудности, как и хорошее, знать о всех недостатках своего возлюбленного и, тем не менее, любить его.

Лионел казался Изабелле юным золотым Богом и она боготворила его, затаив дыхание думала, что он ее навсегда. Но Воррик… Ах, Воррик был настоящим мужчиной, и, хотя слишком часто напоминал девушке древнего языческого Бога, она знала, что это не так. Она видела, что он сделан из плоти, прикасалась к нему, целовала его и была рада, что в нем тоже есть изъяны. Теперь, как никогда раньше, она поняла, что Лионел был всего лишь мечтой, а Воррик – реальностью.

Она улыбнулась в темноте, когда муж пошевелился, протянув к ней руку и привлек ее поближе к себе, инстинктивно почувствовав, что она не спит.

– Любимая, – нежно прошептал он ей на ухо, и она почувствовала на своем лице его теплое дыхание. – Тебя что-нибудь беспокоит?

– Нет, милорд, – тихо ответила она.

– Однако, ты еще не спишь? – полувопросительно заговорил он, медленно приподнимаясь на локте и глядя на нее.

– Да, но ничего не случилось, Воррик, я просто думала.

– О чем? – спросил он, и его пальцы ласково начали скользить по ее телу, вновь возбуждая в ней желание, которое не раз пробуждал.

– О тебе, – сказала она, вздохнув от удовольствия, и прижалась поближе к нему. Сердце запело у нее в груди от радости и удовольствия, от ставшего таким знакомым и радостным прикосновения его рук.

– Ах, – вздохнул он интригующе, как будто пытался спрятать свои истинные мысли, – наверное что-то очень серьезное, раз это не дает тебе заснуть? Я даже не подозревал, что занимаю добрую половину твоих мыслей. А о чем же ты думала, раз не спала, Изабелла?

– Сейчас – о ваших руках, милорд, – пошутила она.

Он рассмеялся, потом нахмурился.

– Ну, дорогая, теперь скажи правду. Ты никогда не должна лгать своему мужу.

– Я и не стану лгать. Но даже после этого ты не поверишь, если скажу, о чем думала.

– Откуда ты знаешь? – спросил он. – Неужели я тебе не говорил никогда, что глупо быть слишком уверенной в чем-то?

– Да.

– Тогда ответь на вопрос, Белла, – мягко попросил он, поцеловав уголок ее губ. – Я твой муж и имею право знать, что ты обо мне думаешь.

Изабелле захотелось узнать, что же было на этот раз в его мыслях, но Воррик опустил ресницы, и она не могла догадаться. Однако ей показалось, что за его просьбой стояло нечто большее, чем обычное любопытство. Ожидая ее ответа, Воррик, казалось, вел себя, как всегда, и это дело не представлялось ему особо важным. Однако, Изабелла чувствовала: он страстно хотел знать, что жена о нем думает. И девушка решила, что сегодня, сейчас, она ему все скажет. Изабелла глубоко вздохнула.

– Я… я думала о том, как я люблю тебя, Воррик. Она почувствовала, как он напрягся, потом его руки сжали ее тело.

– Черт побери! – тихо и яростно выругался он. – Не лги мне, Изабелла. Никогда не лги мне о таких вещах!

У нее застрял ком в горле. Сердце упало у нее в груди, но все же ей удалось сказать.

– Я же говорила, что вы не поверите, милорд.

Воррик так резко отпустил ее, что она испугалась, и мгновенно вскочил с кровати. Изабелла испуганно села, натянув на себя простыню, чтобы прикрыть свою наготу. Некоторое время он ходил по темной комнате, потом зажег свечу, поставил ее на столик рядом с массивной кроватью так, чтобы свет освещал лицо девушки, но она не отвернулась от Воррика. Тогда он сел на кровать, положив руки ей на плечи, и посмотрел на нее пытливым взглядом.

– А теперь еще раз скажи мне то, что ты сказала в темноте, чтобы я мог видеть твое лицо при этом.

– Я люблю тебя, Воррик.

Муж резко вздохнул, и в этот момент Изабелле, глядевшей на него, показалось, что она его безнадежно потеряла.

Потом он спросил:

– Значит, это правда? Ты, действительно, мне не лжешь?

– Нет, милорд.

– А тот день, в павильоне Лионела?

– Он обманом завлек меня туда. Когда я сказала ему, что не предам своего мужа и что он мне не нужен, Лионел схватил меня, как сумасшедший, и пытался применить ко мне силу. Я очень рассердилась и обвинила его в том, что он не лучше, чем лорд Оадби. Он… он, кажется, при этих словах пришел в себя, и я смогла от него убежать. Вот и все, милорд. Лионел, действительно, поцеловал меня и разорвал мое платье, но больше ничего не было, я клянусь, потому что именно тогда, в тот день, я поняла, что не любила его, что мое сердце принадлежит вам.

– Ах, Белла, милая, – прошептал Воррик, прижимая ее к себе. – Ты не знаешь, как долго я ждал этих слов.

Уже потом он прижался к ее губам и поцеловал, сжав серебристые волосы так, как будто боялся ее потерять навсегда. Воррик лихорадочно осыпал поцелуями ее виски, ресницы, губы, кончик носа, потом снова губы. Он был ненасытен, но Изабеллу это радовало.

– Любимый мой, любимый! – воскликнула она, прижимая его к себе. – Я так давно хотела сказать тебе, что в моем сердце, но боялась, так как думала, что ты мне не поверишь. После того дня, когда состоялся королевский турнир, я боялась, что ты даже не станешь со мной разговаривать. А когда мне показалось, что ты больше меня не хочешь…

– Ах, Изабелла, милая, я хотел, действительно, но мысль о том, что ты причинила мне такую боль, была просто невыносима. Ты же знаешь, что я уже начал любить тебя, но, поверив, что ты обманула меня, попытался выбросить тебя из сердца и души, чтобы ты больше не смогла нанести мне такую рану. Но я так и не сумел избавиться от твоего образа, как только я ни старался. Все эти ночи без тебя я только и делал, что мечтал о тебе.

– Однако, ты ко мне не приходил.

– Нет. Я как дурак сидел в королевских конюшнях и жаловался моему коню на тебя. На тебя!

– Ах, Воррик, нет! – вскрикнула Изабелла, с трудом подавив смешок. Она почувствовала неимоверное облегчение, узнав о том, что он все-таки ее не обманывал. – Ты говоришь правду?

– Да.

– Я думала… я думала…

– Что я ищу чьих-то других объятий? – нежно спросил он.

– Да.

– Я не требую от тебя того, чего сам не могу предложить тебе взамен, Изабелла. Позволь мне еще раз показать это тебе.

Изабелла на всю оставшуюся жизнь запомнила эту ночь: прикосновение рук Воррика, когда тот отдернул простыню и потемневшим страстным взглядом окинул ее нагое тело; жар его поцелуя на своих губах, на груди, на животе. Он целовал каждую частичку ее трепетавшего тела; ощущение его тела, лежащего сверху, вошедшего в нее и наполнявшего ее так, что она сама ощущала всего его до мельчайшей частички; и еще нечто большее. Галактика закружилась перед ней тысячами звезд, которые подхватили ее так, что она не понимала, где кончается собственное тело и начинается тело Воррика, и спускали вниз по темному туннелю в центр ослепительного пожарища. Языки пламени прожигали вены Изабеллы, и она вскрикнула, сдаваясь им; и Воррик тихо прошептал: «Любимая моя, Роза Восторга!» Он обернул белокурые волосы жены вокруг шеи и повторил снова, что любит ее.