Текст книги "Роза восторга"

ГЛАВА 10

На следующее утро Изабелла радовалась, что не поступила опрометчиво, так как граф был за завтраком весьма учтив, хотя и замкнут, и даже не напоминал о помолвке. Девушке казалось невероятным, что Воррик мог сидеть так спокойно, не обращая на нее внимания, когда в их жизни произошло такое катастрофическое изменение. Неужели настолько бесчувственный этот человек, заявивший, что женится на ней, хотя у него совершенно не было желания видеть ее в качестве своей жены? Она подумала о Лионеле и выражении его лица в тот момент, когда он поклялся сделать ее своей. Граф так не смотрел на нее вчера вечером… и никогда не будет смотреть – глазами ее возлюбленного.

«Ах, Боже мой, Боже! – отчаянно молилась она. – Пусть этого никогда не случится. Пусть этот человек никогда не станет моим мужем. Я люблю Лионела. О, Лионел, ЛИОНЕЛ!»

Кэрливел тоже молчал, и Изабелла подумала, что у него болела голова от изрядного количества выпитого накануне ликера или же оттого, что они с братом поссорились после того, как она ушла. Девушка слышала, как братья спорили, но они говорили так тихо, что она ничего не расслышала, хотя и прикладывала ухо к двери комнаты довольно долго. Низкие голоса были неразборчивы. Изабелла прокралась бы по коридору или подослала Алису подслушать их разговор, но была так напугана Ворриком, что вместо этого нашла утешение в негромком похрапывании няни, спящей в передней.

Девушка лишь слегка бы удивилась, узнав, что предметом их разговора была именно она.

– Несмотря на возраст, юная леди не глупа, – ворчал граф. – У нее красивые глаза, проникающие в душу человека, а тонкий слух улавливает изменения интонации голоса. Если ты будешь продолжать оказывать ей внимание, она станет яблоком раздора между нами. Я предупреждаю тебя, Кэрливел: держись от нее подальше!

– Ах, полно, Уорвик, ты так неверно судишь о леди Изабелле только потому, что Бренгвен сделала тебя жестоким по отношению к женщинам. Леди Изабелла просто приятная…

– Нет, она такая же ведьма, как и все остальные! Ты мне не веришь? – спросил Воррик, потом усмехнулся, так как его брат ничего не ответил. – Боже мой! Она грозилась сегодня убить меня!

– Что? – глаза Кэрливела недоверчиво распахнулись, потом резко сузились. – Нет! Не может быть!

– Да, это правда. Леди Изабелла выхватила свой нож и поклялась убить меня, либо приказать слугам брата это сделать. Без сомнения, именно это и случилось с лордом Оадби. Ах, да, действительно, она привлекательная девушка, – усмехнулся Воррик, – но при первом же удобном случае заколет меня кинжалом, пока я буду спать, или прикажет слугам брата организовать мне фатальный «несчастный случай».

– Нет, я не могу в это поверить, Уорвик. Тот, кто занимается целительством, не способен на жестокое убийство. – Кэрливел с упреком посмотрел на брата. – Должно быть, ты здорово напугал ее.

– Ах, да, – Воррик хищнически улыбнулся, – я сказал ей, что мы должны пожениться, потом пояснил, чего ожидаю от нашего брака. Боюсь, что моя дражайшая невеста совсем не желает делить со мной супружеское ложе.

– Но… но, какого черта ты стал запугивать девушку? Уорвик? В этом ведь совсем не было необходимости.

– Не хочу быть под пятой у женщины, которая меня не боится, Кэрливел. Веди я себя с Бренгвен подобающим образом, она бы не осмелилась даже смотреть в сторону других мужчин и теперь была бы моей.

– Нет, даже это ее бы не удержало, но миледи Изабелла – не Бренгвен, Уорвик, – мрачно напомнил ему брат.

– Может быть, и нет, но, тем не менее, они похожи. Все! Лживые и способные на предательство твари – все до единой! Хороши только в одном! И дураки те мужчины, которые не могут разглядеть за ослепительной внешней красотой их порочные черные души!

– Ах, Уорвик. Ты не прав, не прав! Одна женщина обманула тебя – это так. Такова уж ее натура, брат. Она была порочной и злобной. Наша мать предупреждала тебя об этом с самого начала но ты не хотел слушать. Даже если бы ты угрожал Бренгвен смертью, она бы рассмеялась тебе в лицо и легла бы в постель со своими палачами прямо у тебя перед глазами! Миледи Изабелла не такая, Уорвик. Это женщина, которую можно завоевывать любовью и бережным отношением, по-моему, и когда ее сердце будет отдано тебе, в нем не останется места для других мужчин – я уверен в этом! Уорвик, Уорвик! Умоляю тебя: не позволяй свою ненависть к одной грешной женщине переносить на другую, более добрую и мягкую. Ты пожалеешь об этом, и горько пожалеешь. Предупреждаю тебя.

– Дурак ты, Кэрливел!

Воррик презрительно скривил губы, вспомнив сейчас эти слова, произнесенные вчера вечером. «Мой брат – дурак! Я был прав, запугав Изабеллу. Она уже сегодня ведет себя более сдержанно, сидит, опустив глаза в тарелку, и не флиртует с Кэрливелом».

То, что Изабелла не заигрывала с его братом прошлым вечером, в голову Воррику не пришло. У него не было сестер, и он не был в близких отношениях с женщинами, поэтому не мог понять, что Изабелла, выросшая в мужском окружении, свободно и естественно разговаривала с мужчинами, без ложной скромности и сдержанности, характерной для многих других женщин. Действительно, из-за своей глубокой привязанности к животным и жесткого обращения с ней леди Шрутон, Изабелла большую часть времени проводила в конюшне, а не в женском обществе. Она могла, как никто другой, залечить рану, но, когда дело доходило до таких занятий, как вышивание, ее умелые пальцы становились непослушными и неуклюжими. Девушка могла делать отвары трав для изготовления мазей, но если надо было делать настойку из лепестков роз для духов, она невероятным образом портила ее. Изабелла могла часами сидеть, баюкая на коленях больное животное, но, когда дело доходило до учебных занятий, она начинала ерзать уже через несколько минут. Юная леди могла вести оживленные беседы с рыцарями замка, но когда ей приходилось разговаривать с женщинами, Изабелла терялась, потому что их интересы были ей абсолютно чужды.

Но граф ничего этого не знал, да и, узнав, не поверил бы. В женщине лорд Хокхарст привык видеть лишь тело, согревающее его постель. От них можно было отделаться пригоршней монет или какой-нибудь безделушкой, если они удовлетворяли его, либо грубым словом или пощечиной, если женщины не устраивали лорда.

Воррик отодвинул тарелку и встал.

– Сегодня я собираюсь посмотреть имение. Нужно проверить, в каком состоянии находятся земли Рашдена. Хотите сопровождать меня?

Он обратился к Кэрливелу, но Изабелла этого не заметила.

– Конечно же, милорд, – вежливо ответила она, с удивлением поднимая на него глаза. – Я уже распорядилась, чтобы мою лошадь оседлали. Сэры Эдрик, Тегн и Беовульф будут нас сопровождать вместе с людьми, которых вы предпочтете для своего общества.

Если бы у Кэрливела так ужасно не раскалывалась голова от выпитого вчера вечером пива, он бы громко рассмеялся, глядя на выражение лица брата. По мнению Воррика, женщины не должны были совать нос в мужские дела, поэтому Изабелла, не ведая того, снова оскорбила его.

– Миледи, – произнес граф, желая холодностью и презрительностью своего тона поставить на место дерзкую девчонку, – думаю, что нет необходимости вам так обременять себя. Услуг главного управляющего будет вполне достаточо, уверяю, потому что он знает гораздо больше вас о состоянии дел в имении вашего брата.

– Я… Я так не думаю, милорд. Напротив, ему покажется странным, что я не поехала с вами. Однако, – Изабелла быстро уступила, не желая его провоцировать, – если таково ваше желание…

– Да, – высокомерно ответил он, больше ничего не успев сказать, так как девушка покинула зал, чтобы послать за управляющим.

Но господин Поттер, узнав, зачем его отрывают от дел, энергично запротестовал и замотал головой.

– Милорд, у меня повреждена нога, – пожаловался он, – и мне трудно долго ехать верхом. Когда мне нужно осмотреть отдаленные участки имения, я езжу в экипаже. Иногда, чтобы попасть из одного конца в другой, требуется несколько дней. Вам лучше взять миледи Изабеллу, так как она ведет учетные книги, и это единственный человек, кроме молодого лорда Рашдена, кто знает истинную цену этих земель. Полагаю, что именно это вас интересует, милорд?

– Вы сказали, что миледи Изабелла ведет учетные книги? Разве вы сами не ведете этих дел с помощью служащего?

– Нет, милорд. Леди Рашден всегда сами вели записи и знали о делах замка столько же, сколько и их мужья. По законам Рашдена, милорд, можно передавать наследство женщине, если нет наследника – мужчины. Поэтому дочерей Рашдена учат во многом тому же, чему и сыновей. В мою бытность, милорд, – за исключением того промежутка, когда лорд Оадби руководил делами и отстранил леди Изабеллу от своего законного права занимать место хозяйки замка – в Рашдене еще не было такой женщины, которая бы не могла вести хозяйство так же умело, как мужчина.

Воррик глубоко вздохнул и, услышав смех брата, подумал о том, мог бы перерезать ему горло. К счастью, Кэрливел, видимо, подозревающий это, быстро затих, однако, если бы Воррик удостоил его взглядом, то увидел бы смеющиеся глаза брата.

– Господин Поттер, я хочу, чтобы вы немедленно привели ко мне леди Изабеллу! – мрачно приказал граф.

– Да, милорд.

Вскоре появилась Изабелла, скромно скрестив руки на груди, вежливо и вопросительно подняв брови. Воррик не обманулся. Лорд Хокхарст заподозрил, что за внешней манерой вести себя, Изабелла в душе смеялась над ним. Он с трудом подавил в себе непреодолимое желание отодрать ее за уши и про себя обозвал ведьмой. «Господи! Неужели все хорошенькие, внешне благопристойные женщины с кротким взглядом коварны?» – подумал граф, глядя на Изабеллу.

– Вы меня звали, милорд? – она вопросительно посмотрела на него.

– Я… я передумал, миледи, – выдавил Воррик, – и все-таки решил, что вы поедете с нами.

– Очень хорошо, милорд, – спокойно ответила Изабелла.

– И не называйте меня «милордом». В этом нет необходимости, вы занимаете такое же положение в обществе, как и я, и, кроме этого, вы скоро станете моей женой! У меня есть имя Воррик. Отныне называйте меня так, миледи! – рассерженно отрезал он.

Боже праведный! Эта девчонка собиралась делать из него дурака при каждом удобном случае!

При этих словах померк мягкий свет в глазах Изабеллы и сердце оборвалось в отчаянии.

«Ах, Лионел, любовь моя, мое сердце, душа моя! Где ты?»

– Как… как вам угодно, милорд… Воррик, – наконец, ответила девушка таким тихим голосом, что ее почти не услышали.

Ни от графа, ни от Кэрливела не ускользнуло, как омрачилось ее лицо, прежде чем она отвернулась от них и молча вышла из зала.

Кэрливел бросил на брата сердитый взгляд, но Воррик лишь холодно взглянул на него в ответ, отчего брат молча выругался и пошел вслед за Изабеллой из зала. Граф нахмурился и, прищурившись, смотрел, как Кэрливел схватил девушку за руку и наклонился, чтобы что-то ей сказать. Она с неохотой замедлила шаги, серьезно посмотрела ему в лицо, когда тот заговорил. Изабелла слегка покачала головой и хотела ему улыбнуться, но, в лучшем случае, это была лишь жалкая попытка. Вскипев внутри, Воррик присоединился к ним и одним мрачным взглядом положил конец их беседе.

Другой напряженный момент возник, когда маленькая пегая лошадь Изабеллы Цендрилона была подана, и сильные руки графа обхватили девушку за талию, чтобы помочь ей сесть верхом. Его руки сжали ее, как стальным обручем, властным жестом, который напомнил ей, что она принадлежала ему, а не Кэрливелу или кому бы то ни было, й как в прошлый вечер, Изабелла попала, что ее волнует прикосновение графа. Девушка вскользь заметила, что его глаза блеснули странным огнем желания, который так напугал ее вчера вечером, и она слегка задрожала, когда он взял поводья.

– Я… я готова, ми… Воррик, – сказала она.

Только тогда граф отпустил ее и вспрыгнул на свою лошадь – вороного боевого коня с золотистой гривой и хвостом. Они средней рысью проехали под пропускной решеткой и по мосту за ворота замка. Кэрливел и все остальные ехали позади.

Уже совсем рассвело, день был погожий и утренний туман давно рассеялся, хотя кое-где на весенней траве, как призмы, поблескивали капельки росы. Дорога простиралась перед ними лентой, вьющейся по расцветающим лесам и лугам. Ветви могучих дубов и высоких сосен переплетались с ветвями ясеней и стройных тополей, образуя многоцветные зеленые балдахины над сучковатыми ветками раскидистых тисов и густым, спутанным хмелем, у основания которого цвел пышный каскад из роз, левкоев, папоротника и плауна. Акры новых всходов пшеницы, овса и ячменя поблескивали на солнце и волновались от легкого ветерка, то тут, то там пробегавшего по полям и нашептывающего что-то крестьянам, которые трудились с мотыгами и косами в руках. Вдалеке слышался негромкий рев скота, а выше, на холмах, блеяли козы и овцы.

Повсюду Воррик видел признаки богатства, благополучия и здоровья: Изабелла в качестве хозяйки Рашдена исправила все ошибки, которые допустил лорд Оадби, несмотря на предупреждение герцога Глостера. После смерти предыдущего опекуна девушка обнаружила, что внешне Рашден казался хорошо ухоженным, хотя к земледельцам относились даже хуже, чем к ней и Гилу. Изабелла пришла в ужас, узнав о тяготах, которые пришлось перенести крестьянам, и она принялась улучшать их жизнь, насколько могла, снискав тем самым любовь и признательность людей. Теперь они, заметив ее, тепло приветствовали, отложив мотыги, и почтительно приподнимали шляпы.

Несколько женщин вместе со своими мужьями работали на полях, но другие обрабатывали небольшие садики, которые граф заметил возле каждого дома. Старшие дети помогали своим матерям, а маленькие, как заметил Воррик, играли под бдительным присмотром нескольких молоденьких девушек.

Он вопросительно повернулся к Изабелле.

– Почему они не все на полях, где должны быть даже самые маленькие? – спросил он с неодобрением. – И кто дал право иметь собственные сады и обрабатывать их, когда есть другая работа?

– Я, – просто ответила Изабелла. – Так делал мой отец, до него – мой дед, а до деда – прадед. У нас разные способы управления имением, милорд.

– Я вижу, – сухо заметил граф.

– Милорд… Воррик… образ жизни, который вы видите, давно сложился в Рашдене, несмотря на жалкие и злые попытки лорда Оадби что-то изменить, – холодно добавила девушка, и Воррик уловил намек в ее словах. – О наших крестьянах заботятся, и они получают удовлетворение от своего труда. Ответьте мне, Воррик: какой прок от крестьянина, которого усмиряют голодом и кнутом, и потому он готов сбежать, поднять бунт, или станет жертвой бесконечных болезней и умрет? Какой прок от ребенка, который начнет работать в поле с пяти лет, к восьми годам станет истощенным уродцем, а к пятнадцати умрет? Какой прок от крестьянина, который выживет после столь тяжкого детства и, повзрослев, превратится в озлобленного и непокорного или сломается и потеряет гордость? Должна вам сказать, что от таких крестьян никому не будет пользы, Воррик. Мне пришлось потрудиться, чтобы исправить то, что задумал сделать лорд Оадби: он хотел сломить дух людей моего брата. – Снова в ее словах было предупреждение.

– Ваши методы обращения с людьми предоставляют им свободу мысли!

– Может быть, но что из себя представляет человек, живущий без мечты и надежды? Неужели вы не видите, каким богатым поместьем является Рашден? Наше имение и наполовину не имело бы такого благополучия, если бы оно управлялось по-другому. Здесь была бы жестокость без предмета и преступность без конца. Многие не выдержали бы и сбежали, а оставшиеся в имении люди горько страдали бы, а от этого пострадал бы Рашден. Так оно и было, когда здесь правил лорд Оадби. Но теперь, я знаю, каждый крестьянин Рашдена работает за троих, и работает охотнее и лучше, с радостью, так как чувствует себя в безопасности. Нашим людям не приходится думать каждый день о том, хватит ли ему пищи, чтобы прокормить детей. У нас нет среди крестьян мошенников и тех, кто воровал бы у своих соседей, чтобы выжить зимой. Я позаботилась об этом. Мои предки считали, что пряник лучше кнута, милорд, – так повелось в Рашдене. И я знаю, что каждый из моих крестьян свободно и радостно пожертвовал бы ради меня своей жизнью, если бы я об этом попросила. Вы можете то же самое сказать о своих арендаторах?

Граф вспомнил своих крестьян, угрюмо работавших и бросавших на него косые взгляды. Он подумал о своем имении Хокхарст – рассыпающейся развалине, которая мало производила и была обременена большими долгами, хотя сам граф жил благополучно. Контраст с Рашденом не радовал, и его охватила зависть и гнев, потому, что эта маленькая хрупкая девушка, ехавшая рядом с ним, управляла поместьем, где крестьяне бесстрашно смотрели в глаза, зеленели богатые поля под весенним солнцем и паслись тучные стада. Она была, всего лишь женщиной. Откуда она знала, как управлять такими делами? Это было невероятно. Место женщины возле прялки или пялец с вышиванием или в постели мужчины. Воррик почувствовал себя дураком перед этой девушкой, которая знала и умела больше его и преуспевала там, где он провалился.

Провал произошел из-за того, что он лично не уделял внимания своему имению. И это еще больше терзало его. Некого было винить, кроме себя самого, за состояние дел в имении. Как и отец, он предпочитал проводить время при дворе или в сражениях и возвращался домой, только получив сообщение управляющего, что его ждут неотложные дела. Даже тогда Воррик, как и его отец, больше времени проводил на охоте и почти не занимался делами. Не удивительно, что число арендаторов с каждым годом уменьшалось, так как все больше людей осмеливались оставить свои участки земли и бросить вызов графу в надежде найти лучшую судьбу.

Граф пришпорил коня и галопом помчался вперед, не решившись ничего сказать. Теперь ему нужен был не просто беглый осмотр Рашдена, как планировалось сначала, а гораздо большее.

В деревне он также нашел подтверждение тому, насколько хорошо управляли Рашденом. Даже грязные дороги были вычищены, мусор и отбросы использовались для удобрения. Священник и управляющий пришли показать, как ведутся записи в книгах, а один пожилой мужчина из толпы, собравшейся посмотреть на нового опекуна, дернул священника за рясу и ворчливым голосом спросил, надо ли крестьянам приносить свои бумаги.

– Бумаги? Какие бумаги? – подозрительно спросил Воррик.

– Ну, те самые бумаги, которые леди Изабелла приказала написать для нас священнику, и в них показано, все ли должное мы заплатили лорду, – просто объяснил мужчина.

– Он имеет в виду расписки, Воррик, – пояснила Изабелла, подходя к толпе. – После сбора урожая каждому арендатору и жителю деревни дают расписаться в отчислении доходов в казну лорда. Таким образом, новый священник или управляющий не смогут заставить крестьян платить заново то, что они уже заплатили. Это была идея моего отца. Времена трудные: идет гражданская война, и никто не знает, в чьих руках окажется завтра корона, и простой народ не должен страдать из-за разногласий и ссор знати.

– Да, – янтарные глаза Воррика прищурились. – Это, по крайней мере, мне понятно, потому что уэльсцы тоже долго страдали от этого. Эшли всегда были на стороне Йорков, не так ли?

– Да, с начала гражданской войны. А вы, милорд?

– Я, миледи? – граф насмешливо вскинул бровь и странно улыбнулся. Его брат рассмеялся.

– Уорвик всегда на стороне победителя, миледи, – ответил Кэрливел.

Изабелла была потрясена.

– Ну, это же ужасно! У вас нет чести?

– Я наполовину валлиец и, кроме того, незаконнорожденный, миледи, – подчеркнуто сказал Воррик с легким оттенком горечи. – Какой честности можно от меня ожидать? Я «дикарь» или того хуже. По крайней мере, мне так всегда говорили.

Изабелла обратила на него взгляд своих зелено-серых глаз.

– Даже у дикаря должен быть какой-то моральный кодекс, – тихо сказала она. – Без него человек – ничтожество.

Граф гневно раздул ноздри, и на мгновение Изабелле показалось, что он ее ударит хлыстом, но, вскинув голову, Воррик натянул поводья, пришпорив лошадь, и галопом понесся из деревни.

Изабелла в отчаянии прикусила губу.

– Я рассердила его, хотя не хотела этого делать, – сказала она.

– Не казните себя, миледи, – сказал ей Кэрливел. – Вы просто сказали правду, которая прекрасно известна Уорвику. Он довольно скоро справится с этим.

– Я бы хотела… я бы хотела понять, почему лорд Хокхарст так ненавидит меня. Мне кажется, что за этим кроется нечто большее, чем наша помолвка. Знаю, что он не хочет на мне жениться, что это король распорядился о нашей свадьбе, но, думаю, Воррик должен знать, что я не хочу этой свадьбы так же, как и он. Вчера вечером… вчера вечером, после того, как он сказал мне об этом, я молилась, чтобы это оказалось шуткой пьяного, – она помолчала, потом вздохнула. – Извините. Мне не следовало бы говорить вам об этом, но, ах, Кэрливел! Это правда! Выйти замуж по принуждению за человека, которого я едва ли знаю… Вы представить не можете, насколько меня пугает эта мысль! Я надеялась, что у меня будет выбор. Теперь все настолько изменилось, и я ничего не могу поделать. Ничего! – с горечью повторила она. – Ах, конечно же, граф не может обвинить меня в нашей помолвке, конечно же, не может! Почему же тогда он так ко мне относится? Вы не знаете, Кэрливел? Объясните, пожалуйста.

– Это… это просто в характере Уорвика, миледи, – сказал Кэрливел, отвернувшись, чтобы она не видела его лица. – Он не хочет быть жестоким. Просто в нем живет ненависть ко всем женщинам. Уорвик не всегда был таким. Когда-то он так же легко и весело смеялся, как и все люди, и любил, но избрал не тот объект обожания. Бренгвен, с которой брат был помолвлен, похожа на белладонну – внешне красива, но ядовита внутри. Мы все сразу это поняли – все, кроме Уорвика, которого ослепили ее чары, и он не обращал внимания на попытки матери предостеречь его от этого. Даже мы с братьями не могли ему объяснить. Бренгвен использовала его и, в конце концов, посмеялась над ним и обманула. Предательство любимой женщины нанесло ему глубокую рану. Я умоляю вас быть терпеливой, миледи, и не судить лорда слишком строго за его поведение.

– Я… я постараюсь.

– Спасибо, Изабелла, – Кэрливел улыбнулся. – Вы добрая девушка. Возможно, вам удастся со временем исцелить Воррика, как вы исцеляете животных лесов и пустошей.

– Возможно. В конце концов, – ее голос сорвался на плаксивой ноте, – у меня впереди целая жизнь, чтобы попытаться это сделать. Король позаботился об этом…

Они поехали молча: Изабелла, задумавшись, грустила, а у Кэрливела не находилось слов утешения.