Текст книги "Через пять лет"

Глава девятая

– Ого… Привет. – Я вскакиваю и поспешно запихиваю бейгл в сумку. – Что ты тут делаешь?

На Аароне голубая футболка, штаны цвета хаки и маленький коричневый рюкзачок, перекинутый через плечо.

– Люблю на выходных прокатиться на велике, – он тычет пальцем в рюкзак и мотает головой. – Но если честно, это Белла попросила сгонять меня спозаранку по одному делу.

– О, вот оно как…

Аарон расстегивает шлем. Его спутанные волосы влажно блестят от пота.

– Похоже, тебе уже лучше? – спрашивает он.

– Да, – подбочениваюсь я.

– Отлично. – Он расплывается в улыбке. – Составишь мне компанию?

– А куда ты направляешься?

– Взглянуть на одну квартирку.

Ну разумеется! К черту Гугл! Пусть Аарон сам приведет меня в искомый лофт!

– Так, дай-ка подумаю, – усмехаюсь я. – Квартирка где-то поблизости? На Плимут-стрит?

– Почти. На Бридж-стрит.

Ушам не верю. Неужели все это на самом деле происходит со мной?

– Прекрасно. Пошли.

– Супер.

Он слезает с велосипеда, вешает шлем на руль, и мы отправляемся к Бридж-стрит.

– Бегаешь, значит?

– Сейчас уже реже, а когда-то жить не могла без бега, – признаюсь я и охаю сквозь зубы от боли в левом колене и колики в боку – расплаты за то, что не растянулась как следует и поприседала спустя рукава.

– Как я тебя понимаю. Раньше и я крутил педали без продыху.

– А почему Белла к тебе не присоединилась?

– У нее дела в галерее, вот она и попросила меня сходить на разведку. Думаю, ты сама все поймешь, как только попадешь в эту квартирку. Да стой ты!

Мы как раз подошли к перекрестку, и, если бы не схвативший меня за рукав Аарон, меня бы неминуемо сбила промчавшаяся мимо парочка велосипедистов.

– Эй, будь поосторожнее, хорошо? – грозит он мне пальцем. – Еще не хватало, чтобы ты распрощалась с жизнью у меня на глазах!

Я растерянно моргаю от нестерпимо бьющего солнечного света. Вот я растяпа – не догадалась надеть солнцезащитные очки.

– Ну а теперь пойдем.

Мы переходим улицу и движемся по Плимут-стрит до ее пересечения с Бридж-стрит. Но я же была здесь сегодня! И тут я замечаю его… Я заметила бы его и прежде, не будь так поглощена поиском сэндвича. Дом из красного кирпича с амбарной дверью. Я помню его. Три года назад мы праздновали здесь свадьбу Брианны и Андреа, друзей Дэвида по Уортонской школе бизнеса. Это в нем когда-то располагалось креативное пространство «Галапагос». Это его я видела четыре с половиной года назад той ночью из окна лофта. А у меня за спиной, через дорогу, находится дом номер тридцать семь по Бридж-стрит, куда, собственно, мы и направляемся.

– Гляди под ноги, – предупреждает меня Аарон.

Мы перебираемся через дорогу и подходим к двери. Да, все верно. Это он, дом из кирпича и бетона, почти брат-близнец окружающих его строений, но чуть меньше, чем они, напоминающий пакгауз.

Парадного холла нет, зато есть кнопка звонка и запертая на висячий замок дверь. Аарон вытаскивает из рюкзака связку ключей и перебирает ее в поисках нужного. Первый ключ не подходит, как не подходит и второй, зато третий отмыкает замок, и цепь скользит в ладонь Аарона. Стальная дверь распахивается, и нашим взорам предстает грузовой подъемник. Вторым ключом Аарон отпирает решетку и вызывает лифт.

– А нам вообще можно здесь находиться? – сомневаюсь я.

– Да, – кивает Аарон. – Мой друг – оценщик недвижимости, он-то и дал мне ключи. Сказал, чтобы мы пришли сегодня на смотрины.

Мы. Аарон и Белла.

Лифт с грохотом опускается. Аарон придерживает дверь, пропуская меня внутрь, затем закатывает велосипед. Нажимает кнопку четвертого этажа, и подъемник, механически постанывая и дрожа, ползет вверх.

– Этот домина на ладан дышит, – возмущаюсь я и, с вызовом скрестив на груди руки, гляжу на Аарона.

Он ухмыляется во весь рот.

– Прикольно, что вы с Беллой подружки не разлей вода. Забавно.

– Забавно? – давясь словами, кашляю я в кулак. – Почему?

– Потому что вы совершенно разные.

Не успеваю я открыть рот, как лифт останавливается, мы выходим, открываем двери и оказываемся прямиком в той самой квартире, в которой я побывала четыре с половиной года назад. Достаточно одного взгляда, чтобы понять: это тот самый лофт. Разумеется, тот самый. А в какой еще лофт я собиралась попасть этим утром?

Правда, сейчас он мало напоминает апартаменты, что так запали – или только западут? – мне в душу. Не лофт, а строительная площадка. Сваленные в углу деревянные балки. Проржавевшие трубы и беспорядочно свисающие провода. Стена там, где, насколько мне помнится, не было никакой стены. Ни плиты, ни посудомойки. Ни единого намека на канализацию и водопровод. Ни следа былой роскоши или дизайна. Лишь голая, безликая бетонная коробка.

– Непочатый край работы для архитектора, да? – усмехаюсь я. – Теперь мне все понятно.

Но Аарон пропускает мое замечание мимо ушей. Прислонив велосипед к стене, где, по-моему, вскоре появится кухня, он отходит назад и внимательно оглядывает помещение. Пересекает лофт, устремляясь к окнам, разворачивается и долго осматривается вокруг.

– Белла собирается здесь жить?

Поверить не могу. Ее нынешняя квартира просто шикарна, настоящая сказка. В полностью отреставрированном доме. Квартиру даже не успели выставить на продажу, как Белла ее приобрела. У нее три спальни, окна от пола до потолка, кухня в стиле «камбуз». С чего ей вздумалось переезжать? Она два года обставляла и украшала эту квартиру и до сих пор плачется, что ничего толком не сделала.

Впрочем, Белле быстро все приедается. Ей всегда не терпится приступить к чему-нибудь новому и неизвестному, таящему бездну свежих возможностей. Вероятно, и этот лофт – все та же манящая ее «терра инкогнита». К сожалению, Белла редко доводит – если вообще доводит – начатое до конца. Сколько гениальных замыслов канули в Лету, унося с собой баснословные суммы денег! Достаточно упомянуть ее квартиру в Париже, лофт в Лос-Анджелесе, компанию по выпуску ювелирных украшений, фирму по продаже шелковых шарфов из Таиланда или творческое пространство в Гринпойнте. Продолжать можно бесконечно.

– Собирается, – чуть слышно отвечает Аарон. – Но вначале надо прикинуть, сможет ли.

Аарон рассеян, мыслями он уже далеко от меня. Он впитывает в себя окружающее пространство, прикидывает и рисует в уме картины преображения этого барака в умопомрачительное жилье.

Они же вместе всего два месяца. Восемь недель! Обычно любовные увлечения Беллы длятся и того меньше – четыре недели, но… Дэвид узнал, что мое второе имя – Эшли, только на третий месяц нашего знакомства, а тут невесть откуда взявшийся Аарон уже присматривает для Беллы квартиру! Простукивает стены, протаптывает полы… Я задумываюсь. Какие бы чувства они ни питали друг к другу, их отношения развиваются чересчур быстро. Это не к добру.

– Грандиозный замысел? – интересуюсь я.

– Да не особо, – отвечает он. – Но потенциал у квартирки неплохой. Из нее можно сделать настоящую конфетку. Белла говорит, планов у нее громадье.

– Я знаю.

Аарон вздрагивает и пристально смотрит на меня. На мою одинокую фигурку в черных спортивных штанах и старой студенческой футболке, притулившуюся в уголке этого удушающего лофта, где будущее, словно девятый вал, уже захлестывает нас с головой.

– Я нисколько не сомневаюсь, что ты знаешь, – мягко вздыхает он.

Я ожидала чего-то более резкого.

– Прости, если ляпнул что-то не то. – Он подходит ко мне, и я забываю, как дышать. – По правде говоря, я видел, как ты заходила в кафешку, покружил немного поблизости и поехал вслед за тобой к реке.

Он смахивает упавшую на лоб прядь.

– Не уверен, правильно ли я поступил, поздоровавшись с тобой, но понимаешь… Понимаешь, я до чертиков хочу тебе понравиться. У нас как-то не заладилось с самого начала, но я согласен на все, лишь бы это исправить.

Я отступаю.

– Нет, – хриплю я. – То есть не…

– Нет-нет, я все понимаю. – Он криво улыбается. Нерешительно и несколько смущенно. – Только не думай, что я хочу нравиться всем. Но было бы чудесно, если бы лучшая подруга моей девушки могла бы находиться со мной в одной комнате, согласна?

В одной комнате. В этой комнате. В этом лофте. В этом необжитом просторе.

– Да, – киваю я, – согласна.

Его лицо светлеет.

– Торопиться не надо. Тише едешь – дальше будешь, да? Никаких ужинов. Только газированная вода, хорошо? А там, глядишь, дойдем и до кофе.

Я выдавливаю улыбку. Подслушай нас кто-нибудь, наверняка решил бы, что мы рехнулись.

– Да, неплохо, – бормочу я, не в состоянии придумать более здравого ответа.

– Вот и славно. – Несколько мгновений он выжидательно смотрит на меня. – Белла животик надорвет, когда я расскажу ей о нас. Как думаешь, какова вероятность такой вот встречи?

– В городе с девятью миллионами жителей? Никакой.

– Как думаешь, – Аарон задумчиво смотрит на болтающиеся провода, – что, если здесь разместить…

– Кухню?

– В точку. А там, – он указывает на окна, – спальню. Мы могли бы такую гардеробную сделать – пальчики оближешь.

Мы разгуливаем по лофту еще минут пять. Аарон фотографирует. Когда мы возвращаемся к лифту, звонит мой мобильный. Белла.

– Грег написал мне. Здорово, да? Но ты-то что тут забыла? Ты ведь никогда не бегаешь в Бруклине. Как тебе лофт?

Белла замолкает. Я слышу ее дыхание в трубке – прерывистое, беспокойное.

– Ничего, как по-моему, но ведь у тебя прекрасная квартира, Белла! Зачем тебе куда-то переезжать?

– Значит, лофт тебе не понравился?

Меня так и тянет соврать ей. Сказать, что лофт вызывает во мне отвращение: вид из окон никуда не годится, в квартире вонища хуже, чем на помойке, да и находится она на самом краю света. Я никогда не лгала Белле и не хочу начинать, но и позволить ей купить эти апартаменты я тоже не могу. Ей нельзя, нельзя перебираться сюда. Ради ее же блага! Ради моего…

– Тут работы – поле непаханое, – заявляю я. – И далеко слишком.

– От чего далеко? – раздраженно вспыхивает Белла. – Никто больше не живет в Манхэттене. Здесь дышать нечем. И чего я тут забыла – не понимаю. Раскрой глаза, Данни! Нельзя быть такой узколобой.

– Какой хочу, такой и буду, – пожимаю плечами я. – Но решать все равно тебе. Не я же тут жить собираюсь.

Глава десятая

– Дэвид, мы должны пожениться!

Этот разговор я затеваю в следующую пятницу, когда мы с Дэвидом, сидя на диване, выбираем, что заказать на ужин. Одиннадцатый час вечера. Мы забронировали столик в ресторане на восемь, но одному из нас пришлось задержаться на работе, и второй последовал его примеру. Мы пришли домой десять минут назад и разом повалились на диван.

– Прямо сейчас?

Дэвид снимает очки и оглядывается. Он никогда не протирает очки футболкой, считая, что так только грязь по стеклам больше размазывается. Он поднимается, чтобы сходить за салфеткой, но я хватаю его за руку.

– Дэвид, я серьезно.

– Я тоже. – Он присаживается рядом. – Данни, я неоднократно просил тебя назначить день свадьбы. Мы все это обсуждали не раз. Но ты постоянно отговариваешься – время, мол, не приспело.

– Неправда, – возражаю я. – Мы оба отговариваемся одинаково.

– Значит, начнем заново? – вздыхает Дэвид.

Я киваю.

– Согласен, мы с тобой ведем очень хлопотную жизнь, однако я бы не стал утверждать, что мы на равных откладываем свадьбу. Откладываешь ее ты, а я просто жду, потворствуя твоему желанию.

Терпения Дэвиду не занимать. Мы никогда особо не обсуждали этот вопрос, но я уверена, он не понимает, почему мы так и не поженились. Почему не планируем свадьбу. В суете повседневности мне легко было притвориться, что Дэвида, как и меня, все это не очень-то и волнует. Может, и вправду не волновало. Еще в самом начале наших отношений Дэвид вручил мне кормило власти, потому что знал: мое призвание – стоять у руля. Его это нисколько не смущало. Да и теперь не смущает. Он счастлив, когда счастлива я. Потому мы и живем с ним душа в душу.

– Ты прав. – Я беру его за руки. Очки нелепо болтаются на его указательном пальце, словно качели-балансир. – Но вот я говорю: время пришло. Давай поженимся.

– Чудны дела твои, Господи, – беспомощно щурится Дэвид, наконец догадываясь, что я не шучу.

– Предлагаю тебе руку и сердце.

– Мы и так помолвлены.

– Дэвид, не будь таким букой, – укоряю его я.

– Это так-то ты мне их предлагаешь? – включается в игру Дэвид, напуская на себя обиженный вид. – Неубедительно. Я вот тебя водил в «Радужную комнату».

– Верно.

Не отпуская его рук, я соскальзываю с дивана и встаю на одно колено. В глазах Дэвида пляшут веселые чертенята.

– Дэвид Розен. С первой минуты, когда я увидела тебя в «Десяти колоколах» в синем свитере и с наушниками в ушах, я поняла: ты мой единственный.

Перед моим мысленным взором всплывает молодой интеллектуал с короткой стрижкой и растерянной улыбкой.

– Не было у меня никаких наушников.

– Были. Ты жаловался, что в баре слишком шумно.

– Там всегда слишком шумно, – усмехается Дэвид.

– Вот именно, – я горячо встряхиваю его руки, очки падают на пол, я поднимаю их и кладу на диван рядом с Дэвидом. – Там действительно всегда слишком шумно. И мы оба это знаем. И это прекрасно. Прекрасно, что мы во всем соглашаемся друг с другом: что фильмы не мешало бы сократить минут на двадцать, что пешеходов-тихоходов надо выжигать каленым железом, а на пересмотр одних и тех же сериалов не стоит тратить драгоценное время. Обожаю, как ты это произносишь – драгоценное время.

– Вообще-то я…

– Дэвид! – Я обхватываю ладонями его лицо. – Женись на мне. Ну же. По-настоящему. Я люблю тебя.

Близорукие глаза Дэвида изучающе смотрят на меня. У меня теснит в груди. Раз, два…

– Ну ладно, – говорит он.

– Ладно?

– Ладно.

Он смеется, хватает меня, крепко целует, и мы спутанным клубком рук и ног валимся на пол. Дэвид садится и задевает плечом журнальный столик.

– Ох, черт!

Стеклянная крышка деревянного столика вылетает из пазов.

Мы прекращаем дурачиться и хватаемся за столик.

– Держи за ножки, – командую я Дэвиду.

Толкая и пихая крышку, мы возвращаем ее на положенное место и, тяжело переводя дух, таращимся друг на друга с противоположных концов стола.

– Данни, – откашливается Дэвид, – но почему именно сейчас?

Что мне ему ответить? Что доктор Кристина обвинила меня в нежелании смотреть правде в глаза? Что та же самая причина, по которой я увиливала от замужества, теперь вынуждает меня не откладывая выскочить замуж? Что если я выберу этот путь, то другой порастет травой забвения?

Вместо этого я говорю:

– Время пришло, Дэвид. Мы отлично подходим друг другу. Я люблю тебя. Что еще тебе нужно? Я хочу стать твоей женой. Прости, что так долго с этим тянула.

Я не вру. Я просто не открываю всей правды.

– Прощаю, – расплывается в довольной улыбке Дэвид.

Я никогда не видела его таким счастливым.

Он берет меня за руку и, невзирая на то, что журнальный столик отодвинут на безопасное расстояние от дивана, осторожно ведет меня в спальню, мягко подталкивая в спину до тех пор, пока я не опускаюсь на кровать.

– Я тоже люблю тебя, – шепчет он. – Если вдруг до тебя не дошло.

– Дошло. Я знаю.

Он раздевает меня, волнуясь, как в первый раз, хотя обычно, чтобы заняться любовью, нам не требуется создавать романтическое настроение. Неуемной фантазией мы не отличаемся, да и время нас неизменно поджимает. Впрочем, страсти мы предаемся – да и всегда предавались – со всей душой. Мы с Дэвидом скроены по одним лекалам. Раньше мы частенько обсуждали, что и как для нас лучше, и теперь понимаем друг друга с полувзгляда. Дэвид чуткий и щедрый на ласку, и хотя мы не настолько честолюбивы, чтобы претендовать на звание несравненных любовников, скажу одно: секс с Дэвидом мне никогда не надоест.

Но сегодня все по-иному.

Дэвид протягивает правую руку и начинает расстегивать мою белую рубашку. Его пальцы холодны, и я зябко поеживаюсь. Рубашка на мне старая, от «Джей Кью». Простецкая и унылая. Будничная. А под ней и вовсе тоска – старый потертый бюстгальтер. Впрочем, для сегодняшней ночи все это не имеет никакого значения.

Дэвид не торопится. Смакуя происходящее, он сосредоточенно высвобождает пуговицы из петелек, одну за одной, до самой последней. Я повожу плечами, и рубашка ворохом падает к моим ногам.

Дэвид кладет одну руку мне на живот, другой нащупывает молнию на юбке и медленно тянет ее вниз. Я приподнимаюсь. Меня охватывает огонь желания. Юбка скользит по моим икрам и растекается на полу. Я переступаю через нее, отбрасывая в сторону. Мое нижнее белье от «Натори» режет глаз: лифчик из чистого хлопка не гармонирует с черными шелковыми трусиками. Я быстро избавляюсь от них обоих и опрокидываю Дэвида на постель. Склоняюсь над ним, слегка касаясь грудью его лица. Он приподнимается и кусает ее.

– Ой! – протестующе вскрикиваю я.

– Ой? – недоумевает он, поглаживая меня по спине. – Неужели больно?

– А то! С каких это пор у тебя зубы прорезались?

– С тех самых, – виновато улыбается он. – Прости.

Он прижимается к моим губам и целует меня долго и жарко. Я оттаиваю. Мир восстановлен.

Трясущимися руками Дэвид принимается расстегивать свою рубашку, но я останавливаю его, припечатывая ладонью его ладонь.

– Ты чего? – обалдело спрашивает он. Он взволнован. Грудь его ходит ходуном.

Я молчу. Дэвид пытается подняться, но я наваливаюсь на него, заставляя лечь на спину.

– Данни? – шепчет он.

Вместо ответа я беру его за руку, провожу ею по своему животу и толкаю вниз, в вожделенную впадину. Держу там, не отпуская, бурно дыша. Дэвид робеет, он немного сбит с толку. Я направляю его руку вверх-вниз, вверх-вниз, пока на Дэвида не сходит озарение. Тогда я отнимаю свою руку и вцепляюсь ему в плечи. Наше учащенное дыхание сливается в одно. Я закрываю глаза, отдаваясь слаженному ритму наших движений и чутких пальцев Дэвида. Меня накрывает волной неизмеримого блаженства. Блаженства, принадлежащего только мне, мне одной.

* * *

Все кончено. Мы лежим на кровати, уставившись в телефоны, и выбираем место для праздничного банкета.

– Народ оповестим? – интересуется Дэвид.

– Само собой! – отвечаю я, немного помедлив. – Мы же вступаем в законный брак.

– Ну да, – он снисходительно косится на меня. – И когда ты желаешь, чтобы мы в него вступили?

– Чем раньше, тем лучше. Мы и так потеряли кучу времени. Давай в следующем месяце, а?

Дэвид разражается гомерическим хохотом. Искренним и чуть хрипловатым. Обожаю, когда он так смеется.

– Ну ты и шутница, – вытирая слезы, всхлипывает он.

– Не поняла. – Я бросаю телефон и перекатываюсь к нему под бок.

– Данни, ты что, серьезно? Не сходи с ума.

– Разумеется, я серьезно.

Дэвид печально трясет головой.

– Данни, даже тебе не по силам спланировать и организовать свадьбу за один месяц.

– А кто говорит о свадьбе?

Брови Дэвида лезут на лоб, затем сходятся к переносице.

– Твоя мама, моя. Да что с тобой, Данни! Ты ведешь себя как взбалмошная девчонка. Мы ждали этого момента четыре с половиной года, мы не можем просто взять и расписаться. Смеешься ты, что ли? Ушам не верю.

– Я просто хочу пожениться, и точка.

– Как романтично, – цедит он бесцветным голосом.

– Ты понимаешь, о чем я, – наседаю я.

Дэвид откладывает телефон и пристально смотрит на меня.

– Если честно – нет, не понимаю. Тебе нравится строить планы, организовывать. В этом вся ты! Помнишь, однажды ты такой День благодарения отчебучила – индейка чуть ли не стриптиз на столе танцевала.

– Да, только…

– Данни, я хочу расписаться не меньше твоего. Но давай сделаем все как положено. Так, как мы любим. Хорошо?

Дэвид ласково глядит на меня, а у меня пересыхает горло. Я теряю дар речи. Я так хочу ответить ему «хорошо», но не могу. У меня нет времени на то, что мы любим. Нет времени строить планы. Все, что у меня осталось, – пять жалких месяцев. Пять месяцев, чтобы изменить будущее, где я увожу парня у своей лучшей подруги и поселяюсь с ним в купленном ею лофте. Во что бы то ни стало я должна предотвратить грядущее. Изменить ход времени.

– Я буду трудиться как заведенная, – обещаю я. – Все дела пущу побоку. Как тебе декабрь? Подходит? Совместим медовый месяц с рождественскими каникулами. Повеселимся до упаду.

– Мы евреи, – напоминает Дэвид и снова утыкается в телефон.

– Только представь – зима, пушистый снег, – настырно продолжаю я, делая вид, что его не слышу. – Ну же, Дэвид! Давай поженимся в декабре. Мне невмоготу больше ждать.

Я попала в цель. Дэвид отрывается от экрана, очумело мотает головой, наклоняется ко мне и сочно целует под лопатку. Победа за мной.

– Декабрь? – уточняет он.

Я киваю.

– Что ж, пусть будет декабрь.

Глава одиннадцатая

В четверг мне в руки попадает грандиозное дело одного из наших самых важных клиентов, который, скажем так, совершил настоящую революцию в производстве органических продуктов. Клиент приобрел службу доставки и желает объявить об этом в понедельник, до открытия фондовых рынков. Мы с Дэвидом намеревались скататься в выходные в Филадельфию, чтобы посвятить моих родителей в наши декабрьские планы, но поездку придется отменить.

В восемь вечера, сгорбившись над грудой документов в переговорной, я звоню Дэвиду. Вокруг роятся двенадцать юристов и четверо надрывающих глотки партнеров фирмы. Стол завален опустошенными контейнерами из-под китайской лапши. Не переговорная, а поле битвы. Красота.

– Слушай, я застряла на работе на все выходные, – хриплю я. – Домой меня не жди. Да и с Филадельфией ничего не выйдет.

В трубке фоном бубнит телевизор.

– Что случилось?

– Дело чрезвычайной важности. Больше ничего сказать не могу.

– Вот черт, – расстраивается Дэвид. – Все планы псу под…

– Три дня буду дневать и ночевать в офисе. – Я кашляю, прочищая горло. – Может, махнем к родителям на следующие субботу-воскресенье?

– Я еду к Пату на мальчишник.

– Ах да. В Аризону.

И какого лешего он туда едет – не понимаю. Он ведь терпеть не может накачиваться пивом и стрелять по мишеням. Да и с Патом в последнее время почти не видится.

– Ничего страшного, – успокаивает меня Дэвид. – Позвоним и все им расскажем по телефону. Они и этому будут невероятно рады. А то мне кажется, твоя мама начинает во мне разочаровываться.

Мои родители без ума от Дэвида. А как иначе. Он вылитый мой брат, точнее, мой брат наверняка стал бы копией Дэвида, сложись все по-другому. Таким же умным, спокойным, невозмутимым. С Майклом никогда не было проблем. Он не отлынивал от рутинной домашней работы. Когда его сверстники клянчили у родителей ключи от машины, он участвовал в юношеских конференциях, моделирующих работу Организации Объединенных Наций. Он наверняка подружился бы с Дэвидом. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Как жаль, что его нет сейчас с нами. Как жаль, что его больше с нами не будет. И он никогда не порадуется моим успехам на работе и не забежит к нам с Дэвидом в гости. И он никогда не примет приглашение на нашу свадьбу. Столько лет прошло, а мне до сих пор больно.

Два года после того, как мы объявили о помолвке, родители беспрестанно нудели, когда же мы сообщим им дату свадьбы. С тех пор они немного успокоились, но я знаю: они ждут не дождутся, когда мы наконец вступим в брак. Дэвид заблуждается: им так не терпится поженить нас, что они будут прыгать до потолка, даже если мы по-тихому распишемся в ближайшем отделении мэрии.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Кстати, мой папа вроде бы собирался наведаться в город на следующей неделе.

– В следующий четверг, – поправляет меня Дэвид. – Я уже пригласил его на обед.

– Ты прелесть.

Дэвид хрюкает от удовольствия. В переговорную входит Олдридж. Я сбрасываю звонок, даже не сказав Дэвиду «пока». Он не станет на меня дуться. Он поступал точно так же, когда работал в «Тишмане».

– Как наше дельце? – улыбается Олдридж.

Обычно ведущий партнер фирмы не интересуется у старшего юриста, как продвигается «дельце» колоссальной важности, а идет с этим вопросом прямиком к старшему партнеру, но с самых первых моих дней в «Уочтелле» между мной и Олдриджем установились на удивление теплые отношения. Время от времени он приглашает меня в свой кабинет и подробно расспрашивает о работе или помогает дельными советами. Я знаю, что мои коллеги лопаются от зависти, и внутренне ликую. Есть несколько путей продвижения по карьерной лестнице в фирме, занимающейся корпоративным правом, и стать любимчиком ведущего партнера – один из них.

Большинство корпоративных юристов не только знатоки своего дела, но и настоящие акулы-людоеды. Чего не скажешь про Олдриджа. На моей памяти он ни разу не повысил голос. Он умудряется совмещать работу с личной жизнью. Со своим супругом, Джошем, они вместе уже двенадцать лет. У них есть дочка Соня, ей недавно исполнилось восемь. Его кабинет заставлен открытками с рождественскими поздравлениями и семейными фотографиями. Вот Соня в школе, вот они все вместе на отдыхе. Настоящая жизнь за пределами этих четырех стен.

– Работаем не покладая рук, – докладываю я, – однако несколько документов надо будет подписать в воскресенье.

– В субботу, – поправляет меня Олдридж, вызывающе вздергивая бровь.

– Да, я оговорилась, в субботу, – не моргнув глазом, соглашаюсь я.

– Никто не хочет перекусить? – Олдридж поворачивается ко всем присутствующим.

Помимо контейнеров от китайской лапши на столе для переговоров валяются обертки от бургеров из «Пальмовой ветви» и упаковки из-под мелко рубленного салата из «Настоящей Италии», однако, когда кипит такая грандиозная работа, аппетит разыгрывается волчий и есть хочется постоянно.

Пятнадцать юристов одновременно вскидывают головы, осоловело хлопая глазами.

– Спасибо, Майлс, мы сыты, – отвечает за всех Шерри, старший партнер, ведущая это дело.

– Митч! – трубно взывает Олдридж к секретарю, стоящему от него не более чем в трех метрах. – Позвони-ка в пекарню «Левен» и закажи нашим непревзойденным сотрудникам чего-нибудь с кофеином и сахаром.

– Право слово, – хмурится Шерри, – мы наелись под завязку.

– А выглядите голодными, – усмехается Олдридж и выходит из переговорной.

Я искоса наблюдаю за Шерри. Кидая в спину Олдриджа испепеляющие взгляды, она яростно встряхивает головой и возвращается к высящейся перед ней горе документов. Я ее не осуждаю. Порой широкие жесты унижают почище явного пренебрежения. Будь у Шерри время, она, возможно, тоже баловала бы нас всяческими вкусняшками. Но времени у Шерри нет – это привилегия сильных мира сего.

Насмотревшись телесериалов, люди невесть что воображают себе о корпоративных юристах, однако в действительности с героями мыльных опер мы не имеем ничего общего. Ни Шерри, ни Олдридж, ни я не участвуем в судебных разбирательствах. Не представляем в судах ничьих интересов. Мы занимаемся сделками, а не тяжбами. На нашем попечении – коммерческие операции компаний. Мы готовим документы для слияний и поглощений. Помогаем корпорациям выйти на фондовый рынок для публичного размещения акций. Главный герой «Форс-мажоров» Харви занимается как бумажной волокитой, так и судебными баталиями. На практике же юристы нашей фирмы, оспаривающие дела в суде, понятия не имеют, чем мы занимаемся в этом конференц-зале. Они уже лет десять как не касаются никаких документов.

Люди полагают, что ниша корпоративного права, которую мы занимаем, довольно-таки непритязательна: ни тебе жарких судебных прений, ни тебе блестящих телеинтервью. Однако я скажу им одно: ничто не сравнится с сокрушительной мощью печатного слова. Что написано пером – не вырубишь топором. А пером пишем именно мы.

Я люблю строгий порядок проведения сделок и кристально ясный язык документов, где нет места двоякому толкованию или ошибкам. Люблю четкие и однозначные формулировки, в которых белое – это белое, а черное – это черное. Я люблю трубный глас апокалипсиса, когда при завершении сделки – особенно сделки мирового масштаба, которыми, собственно, и занимается «Уочтелл», – возникают непреодолимые препятствия и все, так кропотливо созданное нами, летит в тартарары. Люблю сумбур, разлад и панику и тот сладостный миг, когда в разгар самого безнадежного отчаяния все вдруг разрешается само собой, стороны приходят к согласию и подписывают договоры. Сделка заключена. Дело сделано. Это ли не великое счастье! Никакой день в суде не способен вызвать во мне подобную эйфорию. Договоры скреплены, припечатаны словом. Непреложны. Можно сколь угодно жонглировать ничего не значащими словами, убалтывая судей и присяжных, но попробуйте поймать эти слова и перенести на бумагу, написать их черным по белому, связать нерушимыми узами так, чтобы они уже никогда не разошлись с делом. Это ли не высочайшее искусство? Это ли не истинная поэзия?

В субботу я забегаю домой, чтобы принять душ и переодеться, и только в воскресенье, за полночь, нога за ногу, возвращаюсь, чтобы наконец всласть отоспаться. Дэвид уже видит десятый сон, но на барной стойке меня ждет записка, а на полке в холодильнике – моя обожаемая паста с сыром и перцем из «Л’Артузи». Дэвид, он такой – всегда позаботится и о моей любимой пасте, и о моей любимой шоколадке. Он тоже все выходные провел в офисе, но, в отличие от меня и моих коллег, сотрудники хедж-фонда распоряжаются своим рабочим временем по собственному усмотрению. Я же завишу от прихотей партнеров и клиентов и капризов фондовых рынков. Разумеется, фондовые рынки влияют и на хедж-фонды, однако компания Дэвида занимается долгосрочными инвестициями, и ежедневные авралы его работникам неведомы. «Мой кабинет – моя крепость», – шутит Дэвид.

У меня два пропущенных звонка и три текстовых сообщения от Беллы. Я не отвечала ей все выходные, точнее – всю неделю. Она не знает, что мы с Дэвидом заново обручились на полу в гостиной и всерьез решили пожениться в декабре сего года, как только у нас выдастся свободная минутка.

Я быстро набираю ей послание: «Все выходные трудилась без продыху. Позвоню завтра».

Я не спала почти трое суток, однако меня переполняет бешеная энергия. Документы подписаны! Завтра, то есть уже сегодня, наши клиенты объявят о приобретении компании с годовым оборотом в миллиарды долларов. Это позволит им не только расширить свое присутствие на мировых рынках, но и облагодетельствовать человечество самыми современными технологиями покупки еды.

Я словно под кайфом. Со мной такое бывает, когда мы закрываем важное дело. Я никогда не пробовала кокаин, если не считать того ночного недоразумения в колледже, но, думаю, ощущения схожие. Сердце готово выскочить из груди, зрачки расширены. Я вот-вот пущусь вскачь. Пробегу марафон. Мы победили!

Я беру со стойки початую бутылку кьянти и наливаю вино в бокал. Присаживаюсь за кухонный столик и смотрю в большое окно, выходящее в парк. Там царит полумгла, и лишь огни фонарей освещают деревья и дорожки. Когда я только-только переехала в Нью-Йорк, я частенько околачивалась возле Грамерси-парка, мечтая, что когда-нибудь перееду сюда жить. Время пришло, и нам с Дэвидом вручили ключ от ограды парка. Теперь мы можем там гулять, когда нам вздумается. Но мы, естественно, не гуляем. Нам не до того. Мы сходили в парк в тот единственный день, когда получили ключ: откупорили бутылку шампанского, долго ждавшую своего часа, поздравили друг друга и больше туда не наведывались. Впрочем, смотреть на него из окна тоже сплошное удовольствие. Наш дом расположен очень удобно, в самом центре. Я даю себе обещание, что как-нибудь на днях мы с Дэвидом спустимся в парк со стаканчиками холодного кофе и поговорим о намечающихся свадебных торжествах.