Текст книги "Русский вид. Медведь"

Я поверю только результатам независимой экспертизы ДНК. Да, еще… вы сказали, что живете в его квартире. Подыщите-ка себе другое место. Я попрошу Таисью Марковну проверить, чтобы после вашего ухода все ценные вещи остались целы. Надеюсь, вы освободите помещение до лета, ключи передайте Таисье Марковне. Желаю удачи!

Следующие несколько дней Маша существовала как заведенная машина: вставала, бежала в ванную, наскоро глотала какую-то еду, не чувствуя вкуса, уходила на работу в школу, вела уроки биологии, общалась с коллегами. Ее мучили постоянная тошнота и мигрени, внизу живота периодически возникали болезненные тянущие ощущения.

Едва разлепив глаза утром, она уже чувствовала себя уставшей и разбитой, ночью почти не спала. Узнав о гибели жениха, ее мама, живущая с отчимом в далеком поселке, звонила Маше каждый день, уговаривая сделать аборт, грозилась приехать в город и за руку отвести к врачу:

– Избавься от ребенка пока не поздно! Ты меня слышишь? Раз не хватило ума зарегистрироваться с ним раньше, удали сейчас эту помеху. У тебя же есть деньги, сними комнату или квартиру, начни все сначала, ты же хорошенькая у меня. Найдется новый кавалер, понадежней! Не век же теперь слезы лить. Ну, сама подумай, куда ты с ребенком одна? Его нельзя оставлять – он никому не нужен!

– Но как же, мам, ведь он мой… наш…

– Ты потом сама будешь жалеть. Ты его одна не поднимешь, а мы уже не можем помогать, я сижу на таблетках, дядя Слава болеет. Нам еще твоего сродного братца тянуть. Скоро закончит девятый класс, надо будет в колледж устраивать охламона. Не дури, Машка, сходи к врачу!

Старенький "сотовый" полетел на пол, новый приступ тошноты скрутил так, что Маша едва успела забежать в ванную и согнуться над раковиной. Рвоты не было, но жуткое ощущение, что все внутренности хотят покинуть ее тело через рот долго не проходило. Наконец совершенно обессиленная, на дрожащих ногах она доплелась до спальни и рухнула на кровать.

Немного отдышавшись, начала рассуждать вслух:

– Все говорят, что ты не нужен, малыш. Никто тебе не рад. И, кажется, даже я не рада. Ты измучил меня, я не переживу еще семь месяцев такого кошмара! Что же мне делать, маленький? Я не могу убить тебя, просто выбросить как ненужный мусор. Я буду терпеть… Женщины ведь как-то рожали в войну, выживали с детьми в голод и холод, даже в землянках выживали.

Маша горько рассмеялась.

– Неужели же мы с тобой пропадем в наше мирное-то время? Мы справимся, малышка. Нам обязательно помогут. Будем жить в конуре на воде и хлебе, но мы справимся. Я это тебе обещаю. Только прости мои слезы, я буду сильной, я больше не буду плакать…

Вдруг вспомнилась прочитанная еще в детстве книга Марии Глушко «Мадонна с пайковым хлебом». В памяти тотчас встали тонкие серые листы роман-газеты, что когда-то выписывала мама. Много чего выписывала – три коробки журналов "Огонек" стояли в амбаре, да некогда читать – в селе с раннего утра до зари работ немеряно, а вечером так упашешься, что только на телевизор и хватает вниманья. Зато Маша подросла и стала интересоваться старыми изданиями. Некоторые тексты глубоко западали в пытливую душу.

Перед глазами проплыла знакомая потрепанная обложка. На ней была изображена худенькая девочка-женщина с запелёнатым в байковое одеяло младенцем на руках.

«Она смогла родить и поднять на ноги своего сына в суровое военное время, одна… хотя нашлись люди, которые делились последним кусочком хлеба. Неужели я не смогу?»

Маша прижала ладони к своему еще ровному, гладкому животу:

– Только, почему же я тебя совсем не чувствую, маленький? Лишь слабость и тошноту, а внутри ничего. Как будто ничего нет… разве так и должно быть?

На следующий день позвонили из женской консультации, где Маша стояла на учете по беременности:

– Мария Русанова? Вчера вы пропустили время записи. Можете приехать сегодня к четырем. Надо ответственей относиться к своему здоровью. Вы же теперь не одна.

В затемненном кабинете УЗИ-диагностики пожилая женщина – врач долго водила белой липкой трубкой внизу Машиного живота, одновременно разглядывая нечеткие образы на мониторе:

– Н-да… странно. Может, вы что-то со сроками путаете? Нет? Размеры соответствуют, только вот сердцебиение очень слабое. Хотя на этом сроке сердечко должно уже хорошо прослушиваться.

– Что-то не так? – забеспокоилась Маша.

– Давайте-ка мы с вами еще недельку подождем, тогда уже будет ясно.

– Но как там ребеночек? Скажите мне сейчас!

Женщина сняла очки и, вздыхая, принялась тщательно протирать их бумажным платочком.

– Мне бы не хотелось вас сразу расстраивать, но, похоже, у вас регресс – замершая беременность.

– А как же маленький? – еще не осознавая нависшего над ней приговора, Маша салфеткой вытерла с живота гель и, застегнув джинсы, послушно села на кушетку перед врачом.

Та вздохнула сочувственно и скорбно свела вместе выщипанные в стрелочку брови.

– Есть подозрение, что эмбрион прекратил расти. Как бы вам сказать понятней… остановился в своем развитии, проще говоря, замер.

– Но почему это произошло?

– Ах, моя вы милая… Стрессы, плохая экология или просто генетический сбой. Сейчас часто стали диагностировать подобные случаи. Я сама почти каждую неделю наблюдаю регресс у новой пациентки.

– Это я в чем-то виновата? – побелевшими губами прошептала Маша.

– Вам нехорошо? Может, нашатыря дать? Вашей вины тут вовсе нет, возможно, с зародышем изначально было что-то не так. Нарушение эмбриогенеза. Естественный отбор. Вот в мою молодость вообще не проводилась диагностика на таких ранних сроках, и замершие беременности заканчивались самопроизвольным выкидышем.

– Что же мне делать теперь?

– Постарайтесь как можно спокойнее провести эту неделю и во вторник приходите снова. Тогда я точно скажу вам, что будет дальше. Есть небольшая надежда… Больше гуляйте в парке, пейте соки, не нервничайте. Но я должна была вас предупредить о самом худшем варианте.

* * *

Очередное обследование подтвердило печальный диагноз. Маша сдала все необходимые анализы и ей сразу назначили дату операции по удалению нежизнеспособного эмбриона.

Уже начался апрель. На улицах родного города ветер играл разбросанными фантиками и смятыми чеками, а то и высохшими от мартовских луж блестками новогоднего серпантина. Самое неприглядное время года в Тюмени – самое мусорное. Под окнами панельных пятиэтажек белеют окурки, щедро накиданные из окон беспечными жильцами, травка только-только пробивается между ними, верно, сама стыдясь табачного соседства.

Возле лавочек валяются пивные банки и стеклянные бутылки, – дедок бомжеватого вида шевелит их палкой, ищет целые. Неужели будет сдавать? Неужели еще где-то принимают такое добро?

Непроизвольно подмечая городские приметы припозднившейся в этом году весны, Маша пешком шла из женской консультации несколько кварталов напрямик до привычной улицы Севастопольской. Снег давно почернел, почти растаял, оставляя лужи на оголившемся асфальте, светило настоящее весеннее солнце.

Совсем скоро дворники подметут мусор, скрытый прежде в зимних сугробах, сгребут в кучи вялые комки старых листьев, подбелят плодовые деревца и бордюры садиков. Станет чисто и зелено от подросшей травы, а там клены и тополя принарядятся, там и до цветения яблонек недалеко. Станет жить веселее. Кому как…

Маша шмыгала носом, смаргивая с глаз неудержимые слезы. «Аборт! Аборт!» – колоколом бухало в голове. И ничто не могло утешить, ни свежий сырой ветерок, ни близость неумолимого цветения природы.

И вдруг шальная мысль: «А если врачи ошиблись? Вдруг моя кроха жива?» Два последующих дня Маша, как сумасшедшая, бегала по частным медицинским клиникам, потратила почти все свои сбережения, но строгие врачи – старые и помоложе, в очках и без них, с броским маникюром и просто коротко остриженными ногтями трогали ее напряженный живот, всматривались в мониторы и хором подтверждали регресс.

И вот тогда-то Машу охватило отчаяние и невыносимое чувство вины.

«Я убила его своими мыслями! Я сказала, что он никому не нужен, и малыш перестал жить! Я одна во всем виновата…»

Ей казалась, что она летит в бездонную, черную пропасть. Растравляя свою душевную рану, Маша нарочно искала в Интернете картинки и фото с изображением восьминедельного зародыша. Не сдерживая слез, она пристально разглядывала крохотные «ручки» и «ножки», большую опущенную головку, только-только проявляющееся «личико».

Маша представляла, что внутри ее тоже находится подобное крохотное существо, вот только сердечко его уже не бьется. И все силы ее здорового тела, вся ее чистая кровь, весь задуманный природой комплекс женских гормонов, все вдруг проснувшееся материнство не в силах уже воскресить это крохотное беззащитное существо, заставить его расти и развиваться. И ничего нельзя изменить, как нельзя вернуть Вадима…

Она почти перестала есть, не выходила из дома, равнодушно встречала Татьяну, которая регулярно проведывала подругу, стараясь поддержать. Однако непростые три дня, проведенные в больничной палате неожиданно ее подбодрили. Рядом находилось еще несколько молодых женщин с таким же диагнозом. Маша слушала их грустные истории и, разделяя чужое горе, на короткое время забывала о своем.

В середине мая Русанова наконец вышла на работу. И на второй день учебных занятий Машу вызвали в кабинет директора школы:

– Вы ведь изначально были в курсе, что занимаете место учительницы, находящейся в отпуске по уходу за ребенком. Сейчас Ольга Николаевна готова приступить к работе в нашем летнем лагере, а с сентября мы обязаны вернуть ее часы и классное руководство. Ваш трудовой контракт мы продлить не можем. Сожалею, Мария Васильевна, но вынуждена просить вас писать заявление об уходе. Конечно, можно по собственному желанию. Вам остается доработать стандартные две недели. Вы неплохой специалист, думаю легко найдете новое место.

Вскоре Маша равнодушно оформила необходимые документы, выслушала сочувственные реплики коллег, передала свой кабинет завучу и простилась со школой, где два года вела уроки биологии. Она любила свою работу, но с тайной болью осознавала, что ей действительно не хватает твердости характера для поддержания железной дисциплины в большом шумном классе.

Недаром «химичка» Светлана Игоревна часто поучала молодую неопытную коллегу:

– Ты слишком мягкая и голосок у тебя тихий да вежливый. С ними же по-доброму нельзя, они только крик и понимают. Вот как рявкнешь на них, так сразу и порядок. А ты глазками хлопаешь, как овца перед волчатами. Ты позволила им на шею сесть, разболтала класс! Долго так не продержишься, или сама сбежишь или тебя съедят.

«Даже не съели, – грустно усмехнулась Маша, – пожевали и выплюнули. Правильно, если я оказалась ни рыба ни мясо…»

Закончив последний рабочий день, она вернулась в пустую квартиру Вадима и принялась укладывать свои вещи в две большие сумки. Ей отчаянно хотелось найти себе побольше дел, чтобы занять руки. Маша тщательно перемыла посуду, навела идеальную чистоту во всей квартире, которую она когда-то называла своей «золотой клеточкой», где она мечтала создать семью, родить детей любимому мужу. Не получилось…

Еще немного и ей предстоит закрыть эти двери и уйти. Так, может, и правда уйти? Насовсем… навсегда. Маша подводила грустный итог своих двадцати семи лет: ни дома, ни семьи, ни детей, ни работы. Пустота и одиночество. У мамы есть Ванька и дядя Слава. Маша давно «отрезанный ломоть» для них. «Как же это все вдруг разом на меня навалилось! А может, и правда…?»

Внезапно она почувствовала странное возбуждение, – щедрое воображение услужливо нарисовало ей несколько наиболее простых вариантов. Например, купить в разных аптеках побольше снотворного, дома затолкать в рот сразу все таблетки и запить водой. Потом забраться под одеяло и приготовиться к чарующей, а отнюдь не пугающей неизвестности.

Она реально представила все свои действия по осуществлению нехитрого плана. Шаг за шагом до того момента пока не начала бить нервная дрожь. Маша обхватила себя руками и принялась быстро ходить по комнате кругами.

«И что же я скажу свои предкам, если встречу их там? Струсила, с поля боя сбежала, испугалась первой беды? Да кому здесь нужен такой жалкий, никчемный человечишко? Даже Вадим всегда говорил, что я не умею пробиваться в жизни. Не умею кусаться и двигать локтями, вечно избегаю конфликтов, не могу постоять за себя. Слишком слабая, слишком неприспособленная к этому миру. Слишком ненужная…

А вдруг и правда не нужная? Неужели мама напрасно носила меня под сердцем все девять месяцев, напрасно родила? Все это зря, в итоге я лишь мусор эволюции, неспособный принести потомство, продолжить род? Мертвая смоковница… Но зачем-то и смоковница проросла когда-то, зачем-то вообще была…

Разве лишь для того, чтобы о ней иносказательно могли написать в Библии? Может, у Бога есть серьезные планы и на мой счет? Оба прадеда мои погибли в расцвете лет на страшной войне – один под Вязьмой, другой под Новороссийском, чтобы я смогла когда-то родиться в свободной стране. Что я скажу им, если вдруг увижу ТАМ?»

Еще с детства у Маши было довольно четкое своеобразное представление о загробном мире. Она категорически отказывалась верить в свое полное небытие. Перечитав массу религиозной и, более или менее, эзотерической литературы, сопоставляя полученную информацию со своими личными ощущениями, Маша твердо знала – Бог есть.

А смерти, в виде полного исчезновения личности, как раз-то и нет, а, как пишет Мария Семенова: «есть несчитанные миры и вечная Жизнь, рождающая сама себя без конца». Но сам Бог, в которого верила Русанова, был и вовсе похож на библейского Саваофа.

Ее личный Бог был, конечно, великий и могущественный, но вместе с тем и бесконечно добрый. Обычно, он решал задачи Вселенского масштаба, и был невероятно далек от Машиных проблем, как Маша была далека от проблем муравья, например.

И она не обижалась, понемногу воспитывая в себе крепкий фатализм, который и должен был сейчас помочь ей жить дальше. В эту ночь Маша впервые за последние месяцы, наконец, выспалась, а утром привела себя в порядок и отправилась в Центр Занятости, попросту на городскую биржу труда.

Глава 2. Новая работа

Выждав в очереди томительных полчаса, Маша выслушала сухое пояснение специалиста:

– Вакансий учителя биологии сейчас нет, возможно, через месяц что-то появится. Мы внесем вас в базу. Ну, вот, требуется менеджер в частную компанию по продаже канцелярских товаров. Это вам может подойти.

Казалось, внутри снова что-то оборвалось или сломалось. Она надеялась что смена обстановки или новое дело смогут отвлечь от грустных мыслей, дать новый смысл жизни, а тут… Продажи…

– Понимаете, я хочу делать что-то реально полезное людям. У меня нет семьи, детей, я не привязана к городу. Я готова быть волонтером, уехать за тридевять земель, в любую точку планеты. Я хочу кому-то реально помогать!

Молоденькая худощавая девица в очках оторвала взгляд от экрана и удивленно уставилась на Машу, которая горячо доказывала свою точку зрения.

– Я не хочу сидеть в офисе, не хочу продавать обувь и разносить почту! Будь у меня медицинское образование, я бы поехала мед. работником в зону боевых действий. У вас есть какие-то обучающие курсы?

«Господи, что я говорю, зачем так кричу, она решит, что я сумасшедшая…».

В кабинете повисла неловкая тишина. Маша поднялась со стула, собираясь уходить, но служащая Центра занятости ее остановила.

– Ну, раз вы не против длительных командировок и хотели бы работать волонтером… У нас есть запрос от Благотворительного Фонда «Норд» по Заказнику «Северный». Это в Сорокинском районе, недалеко от Ишима. Туда требуются коммуникабельный стрессоустойчивый сотрудник женского пола до тридцати лет. Образование не ниже среднего, желательно педагог, психолог или эколог.

"Уехать, начать все с чистого листа…"

– Я согласна, что же вы сразу не сказали!

– Но вы же еще все условия не знаете! Может, вам и не подойдет? Зарплата, конечно, небольшая, от пятнадцати тысяч рублей, но, зато бесплатное питание и проживание… – девушка замялась, – нюанс в том, что вам придется жить в Заказнике. Контракт может быть заключен на срок не менее года. Понимаете, вам нельзя будет покидать территорию без особого разрешения. Там, кажется, даже нет Интернета и сотовой связи. Глухой лес.

– Я согласна, – выдохнула Маша облегченно и в то же время обреченно. "Год – срок немалый. Многое и во мне может измениться".

– Тогда вот вам анкета, заполните в коридоре и занесете мне, я отправлю работодателю. Если вы их устроите, с вами свяжутся и пригласят на собеседование.

Девушка-специалист ободряюще улыбнулась и снова уткнулась в экран, зависнув над клавиатурой. К некоторому удивлению Маши, ей позвонили уже к вечеру. А на следующий день она сидела в маленьком кабинете старинного трехэтажного особнячка в исторической части города. Невысокий пожилой мужчина с доброжелательной улыбкой рассматривал ее через стол, заваленный бумагами.

– Коротков Алексей Викторович – директор оздоровительного комплекса «Норд». А вы – Мария Васильевна Русанова, правильно?

Маша утвердительно кивнула, пытаясь успокоить не в меру разгулявшееся сердце.

– Вы твердо уверены, Машенька, что не захотите сбежать уже через неделю из нашей «Тьмутаракани»? Вы девушка молодая, интересная, не скучно ли вам будет после городской-то жизни?

– Я родилась в маленькой деревне, все детство мое прошло у леса. Но, правда, мне не сказали в чем конкретно будет заключаться моя работа. Смогу ли я соответствовать вашим требованиям?

– Позвольте-ка уточнить, на какой кафедре вы проходили специализацию, Мария? – прищурился Коротков.

– Кафедра генетики и цитологии.

– Прекрасно, прекрасно, Мария Васильевна! А с детишками в школе – как? Ладили?

Маша удивлённо вскинула глаза. Интересовались, значит, ее предыдущей работой…

– В общем, дети меня любили – замялась она, – но с дисциплиной бывали проблемы. Не стану скрывать, коллеги считали, что у меня слишком мягкий характер для современного педагога.

Честно ответила. Пусть и во вред себе. Но Коротков утвердительно кивнул, вернувшись к пометкам в блокноте. Маша поерзала на стуле.

– Так, что касается обязанностей…

– О, ничего сверхсложного! Я вас заверяю. Однако работа требует такта и понимания ситуации. Дело в том, что на территории Заказника сейчас располагается небольшой санаторий, где проходят реабилитацию несколько россиян, которых еще в юности вывезли за пределы нашей страны и удерживали в крайне жестоких условиях.

– И-и… что от меня требуется?

Коротков пристально вглядывался в Машу, ожидая реакции на свои слова. Голос его стал вкрадчивым, сам он чуть наклонился над столом, опираясь на сложенные, как у примерного ученика, небольшие аккуратные ладони.

– Понимаете, Маша, эти… хм… люди совершенно утратили доверие к окружающим. Они предпочитают держаться поодиночке и наблюдать. И наша с вами цель показать им, что мир все-таки дружелюбен, что никто больше не собирается их обижать, что они в полнейшей безопасности. Тогда, возможно, эти… гм… граждане пойдут на контакт, смогут снова общаться и вольются в общество как его полноценные члены.

Окончив монолог, Коротков откинулся на кресле, пофыркивая, будто стометровку пробежал.

– Вы со мной прямо как с ребенком разговариваете, начальная школа… – улыбнулась Маша, – но я ведь не психолог, не врач, что я конкретно должна буду делать?

– О-о, не переживайте на этот счет, – замахал руками Коротков, – они достаточно насмотрелись на врачей, скажу вам прямо, они их просто ненавидят. Рядом как раз должны быть обычные люди. Возможно… э-э-э… тоже побывавшие в непростых жизненных ситуациях. А ваша задача – подсказывать, направлять, поощрять, оказывать дружескую поддержку по всем направлениям.

«Что он знает обо мне, разве я указывала в той подробной анкете какие-то обстоятельства своих последних месяцев?» – беспокоилась Маша. – "Требования, конечно, расплывчатые, но вряд ли мошенники набирают людей в государственных учреждениях. Значит, с лицензией все в порядке. Надо попробовать".

– Ну-с, Мария, если у вас нет больше вопросов, ознакомьтесь пока с этими документами и, если все вас устраивает, подпишите там, где указано. Да-а-а… еще… – Коротков устало потер лоб, будто что-то припомнив.

– Дело это под контролем особого ведомства, вам нужно будет также подписать договор о неразглашении основных аспектов вашей будущей деятельности. Так ваши родственники и друзья будут полагать, что вы находитесь в длительной командировке по изучению флоры юга Тюменской области. Сбор гербариев, наблюдения за птичками и жучками…

Ваша квалификация это позволяет. Также хочу добавить, что заработная плата ваша будет составлять несколько большую сумму, чем озвученная вам в Центре Занятости. Видите ли, сразу мы не хотели этот момент афишировать – нам нужны альтруисты, а не стяжатели. Но тех, кто с нами работает и предан делу, мы умеем достойно вознаграждать.

– А что это за Благотворительный фонд «Норд»? Кто будет моим непосредственным руководителем? Вы? А как называется моя должность? – она решилась в лоб задать конкретные вопросы.

Словно не расслышав тревожных интонаций в ее голосе, Алексей Викторович с озабоченным видом уставился на экран своего ноутбука.

– Читайте бумаги, Маша! Там расписаны все подробности в мельчайших деталях. Ставьте подписи, где нужно. Один экземпляр договора можете оставить себе… если он вам нужен. Через неделю за вами придет машина, вы пока на Севастопольской обитаете? Вот и отлично. Вещи пока собирайте…

– На год? – неуверенно пробормотала Маша, отметив, что здесь о ней знают куда больше, чем она указала в анкете.

– Ну, не так уж глобально, – вскинул кустистые рыжеватые брови Коротков, – у нас неплохая логистика, впрочем, учитывая минусы тамошних дорог – очень скверных, признаюсь. Но это наша вечная беда – гм, "дураки и дороги". Все необходимое вам могут доставить на базу: одежда, книги, косметика. Вам привезут все, что закажете.

«Зачем мне косметика в лесу? – усмехнулась про себя Маша, – я и в городе ей почти не пользуюсь».

Изучение бумаг, предложенных Коротковым, заняло довольно много времени. Маша честно хотела вникнуть в суть будущей работы, но, то ли сказывалось напряжение предыдущей недели, то ли тексты были составлены столь заковыристо, что не позволяли понять, чем конкретно должен будет заниматься новый сотрудник в должности педагога.

Маша убедилась в одном, деятельность "Норда" напрямую поддерживается правительством РФ, значит, дело серьезное и ответственное, лежит в сфере государственных интересов.

Глубоко вздохнув, она решительно подписала все договора и, простившись с Алексеем Викторовичем, поехала на свою временную квартиру. Нужно было позвонить родителям и Татьяне, уложить вещи и попытаться хоть немного поспать.

* * *

Заказник «Северный»

Мария Русанова заранее настроилась на долгую утомительную дорогу с утра до позднего вечера. И ее ожидания вполне подтвердились, хотя ехать пришлось в комфортабельном джипе «Фольксваген Туарег» с молодым разговорчивым водителем, который представился Максимом Савельевым.

– Да вы не волнуйтесь, Машенька, у них там самый настоящий коттеджный поселок в глубине леса, рядом с озером. Отличная столовая для сотрудников, все чисто, красиво. Только строго очень: пост ГАИ перед съездом с трассы, пропускная система на подходе. Сам не пойму, то ли прячут кого, то ли сами прячутся. Недавно в округе двух охотников задержали, застращали так, что местные всем селом теперь в лес не сунутся. Распустили слух о радиоактивных отходах.

Но, вы, Машенька, не пугайтесь, нас-то предупредили, что это только страшилки для аборигенов. Чтобы отвадить от прогулок в заказник, отпугнуть любопытных. И ведь работает сарафанное радио… А вообще, Маш, вам понравиться должно, воздух необыкновенный, прямо нектар! Ясно, что они там лечат кого-то, может пенсионеров из ФСБ или психов богатеньких. Вас-то на какую должность приняли?

– Я – педагог, – уклончиво ответила Маша, – буду, наверно, кем-то вроде сиделки.

– А-а-а, – неопределенно протянул Максим, задержав на девушке оценивающий взгляд.

– Что ж вы, такая молодая, красивая, с образованием и вдруг сиделкой? Горшки будете выносить или еще чего по требованию? Видимо, много платить пообещали… Да-а, за деньги все купить можно.

Тон Максима стал заметно прохладным. Разговор оборвался. Маша поежилась, сидя на широком заднем сидении дорогой машины, и стала с тоской разглядывать бесконечные зеленые поля вдоль дороги.

«В какую же авантюру я влезла? Еду с незнакомым мужчиной в лес за тридевять земель, может, меня замучают и закопают под елкой, мама даже не узнает, где искать…»

От этих мыслей стало жутковато да и Максим напряженно молчал, хмуро поглядывая на нее через зеркало заднего вида.

«И ведь не сбежать, не отказаться, попалась, птичка, теперь уж будь, что будет».

Нервы ее были натянуты до предела, и лишь когда джип остановился у полицейского поста, документы водителя и пассажирки дотошно проверили и, созвонившись с кем-то по рации, дали разрешение свернуть с федеральной трассы на лесную дорогу, Маша немного успокоилась.

Однако следующие несколько часов по ухабистым тряским колеям измучили ее до головной боли. Стояла удушающая предвечерняя жара, Максим выключил кондиционер и опустил все окна в машине. Ехали медленно, стараясь не завязнуть в непросохшей после вчерашнего дождя рыжеватой глине.

– Почему-то комаров совсем нет. Странно для начала июня в лесу.

– Да они тут всю территорию обработали от гнуса и клещей. За здоровье свое трясутся.

Максим явно был чем-то раздосадован, тяжелая дорога вымотала, конечно. И все же он не упускал случая свести короткое знакомство с милой спутницей.

– Маша, а у вас парень в городе остался? Как он мог вас одну отпустить в такую глушь?

– Мы… расстались… недавно.

– Ага! Так это вы сгоряча, значит, сюда махнули, а я-то думал… Простите, Маша, я что-то злой сегодня. Мы же увидимся еще на базе, может, погуляем вместе у озера?

«Как бы так ответить, чтобы не обиделся, вроде, нормальный человек».

– Я ничего не обещаю, Максим. До работы добраться надо, и что там меня еще ждет за работа… пока обустроюсь, пока привыкну…

– Ясное дело. Но я не тороплю, тем более, что конкурентов у меня здесь не предвидится.

Максим подмигнул Маше, хищно улыбнувшись.

– Там женщины одни, и те пожилые. Ну, охранницы ничего, конечно… Так они на посту или при Короткове.

Маша отвела взгляд на нескончаемую череду сосен вдоль дороги, невольно стиснула зубы.

«Что же он все в одну сторону клонит. В городе себе никого не присмотрел? Вроде симпатичный, спортивный, одет хорошо».

– Максим, а вы постоянно в «Северном» или наездами?

– Да мотаюсь туда-сюда пару раз в неделю, в основном документы, продукты, вещи перевожу – дорога-то непростая, после дождей вообще жо-о… ой, простите! Зато платят хорошо, меня дядька сюда устроил, он у меня высокий пост занимает, связи поднял, ну, и приняли меня… Честно сказать, мне нравится за рулем, машина еще крутая, только скучно бывает и никакой личной жизни.

На этих словах Максим выразительно посмотрел на Машу, чем немало ее раздосадовал. Меньше всего сейчас ей хотелось бы сейчас закрутить новый роман. Она с облегчением вздохнула, когда между деревьями впереди показался просвет и, выехав на широкую поляну, серебристый «внедорожник» остановился у небольшого шлагбаума перед закрытыми железными воротами.

Неулыбчивая женщина в униформе защитного цвета так же кропотливо проверила документы, потом снова звонила куда-то, пока вторая женщина-охранник досматривала машину. Видимо, об их приезде сообщили Короткову, поскольку он вскоре лично подъехал к воротам со стороны лагеря на небольшом аккуратном УАЗ «Хантер» зеленого цвета.

– До встречи, Маша, думаю, еще увидимся, – Максим, казалось, с сожалением расставался с новой знакомой.

Она же доброжелательно помахала ему рукой, пересаживаясь в машину Короткова. Тот по обыкновению широко улыбался:

– Рад приветствовать вас в своем лесном царстве, Мария Васильевна! Надеюсь, дорога не слишком утомила? Проголодались, наверно?

«Еще бы спросил, тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе красная» – раздраженно подумала Маша, мечтая о прохладном душе и кровати, где, наконец, можно вытянуться во весь рост и отдохнуть.

– Все в порядке, Алексей Викторович, непривычно, что нет комаров, ведь сосновый бор…

– У нас тут много чего интересного есть, Машенька, – многозначительно улыбнулся Коротков. – Время позднее, вы, конечно, очень устали. Давайте, уже будем определяться, куда вас поселить. Предлагаю два варианта: комната в общем коттедже по соседству с нашим медиком и двумя работниками столовой, маленький домик у леса или…

– Домик у леса, если можно. Я там буду жить одна?

Коротков бросил на Машу странный внимательный взгляд.

– Одна… Может, потом придется к вам еще кого-то подселить, но пока одна. Правда, это от столовой далековато, хотя, конечно, вы и сами сможете готовить, там все для этого предусмотрено, продукты вам привезут.

Казалось, его ничуть не удивило, что Маша, никого здесь не зная, решила поселиться совсем одна на отшибе, хотя имелось несколько комфортных комнат с добрыми соседями в центре базы. «Хантер» Короткова вскоре остановился возле небольшого двухэтажного коттеджа.

– Вы, Машенька, одиночество любите, как я вижу. Здесь вам точно никто не помешает. Только посмотрите, какой кругом лес, и две чудные лиственницы прямо под вашими окнами. А птиц-то сколько здесь! Я, правда, не очень в них разбираюсь, но послушать приятно, особенно по утрам.

Как отдохнете, непременно прогуляйтесь к озеру, а вон там по тропинке выйдете на поляну земляники. Гуляйте больше, Машенька, не сидите дома, привыкайте, знакомьтесь. Все мы здесь люди простые, отзывчивые.

Ей вдруг почудились какие-то нервные нотки в голосе начальника. Она заметила, что Коротков пристально всматривается в сторону прилегающего к дому участка соснового бора. Маша решила обратить внимание на себя.

– Когда я смогу приступить к своей работе? Завтра?

– А-а… что, простите?

Коротков будто не расслышал ее вопроса. Или сделал вид.

– Вы ни о чем не беспокойтесь, Машенька. Домик пока обживайте, привыкайте к новому месту, вы же здесь надолго… надеюсь. Я вам дам недельку на адаптацию, чтобы вы полностью освоились, а там посмотрим. Считайте, что вы пока на испытательном сроке.

Коротков снова изучающе оглядел девушку с ног до головы, а потом с какой-то грустью отвернулся, будто увиденное не очень ему понравилось. Или совсем наоборот.

– Станет вам здесь скучно, только скажите, отвезу в город и распрощаемся. Но уж если останетесь, будете нашей пленницей до следующего лета.