Текст книги "Трое на один стул"

– Да, сэр. Ответ утвердительный.

– Мистер Таттл, не хотите ничего сказать?

– Нет.

– Думаю, вы поступаете разумно. – Вулф повернулся ко мне. – Абзац. Перед тем как продиктовать предыдущий абзац, я спросил мистера Таттла, где он был вчера вечером, и он отказался отвечать. К заключению я прилагаю также краткое содержание беседы мистера Пензера с миссис Доббс. Должен признать, что конкретных сведений из этой беседы получено мало. Миссис Доббс не назвала имя человека, который перед этим покинул ее дом. Она не рассказала, зачем к ней приезжал Берт Файф. Она не захотела обсуждать то, что произошло морозной зимней ночью двадцать лет назад. Разумеется, сразу возникают очевидные предположения. Возможно, алиби, данное мистером Таттлом, является ложью, которую Берт не посмел опровергнуть. Возможно, миссис Доббс знает, что алиби ложное. Возможно, в ту непогожую ночь из пансиона отлучался Таттл, а не Берт, и миссис Доббс это тоже знает. Возможно, Таттл ходил к дому Файфов, и Луиза впустила его, а он подсыпал снотворное в ее горячий шоколад, чтобы позднее вернуться и открыть окна с улицы. Я не обвиняю его, но все эти предположения говорят сами за себя. Меня наняли не для того, чтобы найти улики, изобличающие убийцу, а для того, чтобы решить, следует ли обратиться в полицию, и я, опираясь на вышеперечисленные причины, считаю, что да, следует. Сегодня утром я звонил вам и предлагал, чтобы вы с помощью полиции Покипси приставили охрану к миссис Доббс и ее дому. Я пообещал вам, что вскоре объясню, почему это необходимо. Теперь вы знаете, почему. Абзац.

Остаются вопросы и в связи со смертью Берта Файфа. Вот один, лишь в качестве примера. Если допустить, что Винсент Таттл, опасаясь раскрытия прошлого преступления, вновь помог пневмонии убить человека и применил на этот раз сухой лед вместо распахнутого окна, то почему он оставил в холодильнике бумажный пакет в ту ночь, предположительно – с мороженым внутри? Если ответа от самого мистера Таттла не получите, то попытайтесь ответить сами, но возможно, он просто не знал, что в буфетной есть мусоропровод. А когда обнаружил его, что случилось, допустим, в воскресенье днем, то при первой возможности выбросил туда пакет. Ну и что касается сухого льда, он не оставляет следов, так что улик вы не найдете и придется вам положиться на оценки и выводы экспертов, как сделал я. Само собой, Таттл не наполнял грелки кусочками льда. Мягкие пустые грелки он использовал как прокладки, чтобы избежать контакта льда с кожей. Вероятно, эксперты скажут вам, сколько времени потребуется, чтобы мелкие кусочки сухого льда полностью испарились, но эта цифра не так важна. Ведь мистер Таттл находился в апартаментах неотлучно, и у него была возможность избавиться от остатков льда, если что-то осталось, до того, как тело обнаружил Пол. Предоставляю вам ответить как на этот вопрос, так и на остальные. Работу, для которой меня наняли, я выполнил, и надеюсь, у вас не возникнет необходимости консультироваться со мной. Вся информация, которой я располагаю, направлена вам приложением к данному заключению.

Вулф распрямил на подлокотниках ладони и обвел взглядом слушателей:

– Это все. Я не хотел сначала говорить вам, а потом повторять все для мистера Кремера. Вопросы?

Дэвид сгорбился в красном кожаном кресле, опустил голову и невидяще смотрел в пол. При последних словах Вулфа он медленно выпрямился и медленно оглядел всех, одного за другим, пока его глаза не остановились на Вулфе. Когда он заговорил, было видно, что слова даются ему с трудом.

– Наверное, мне следует чувствовать раскаяние, но я не раскаиваюсь. Я всегда думал, что это Берт убил отца. Я всегда думал, что алиби Винса было ненастоящим, что он солгал, чтобы спасти Берта, но теперь я вижу, что все не так. Без этого алиби Берта осудили бы, так что в каком-то смысле оно действительно спасло его, но оно спасло и Винса. Конечно, Берт знал, что Винс лжет, он-то знал, что они не были вместе в ту ночь, но если бы он заявил об этом, если бы сказал, что Винс уходил на время, то разрушил бы свое алиби, а он боялся этого… и он не знал, что Винс убил нашего отца. Подозревал, может быть, но точно не знал. Теперь все понятно. Я даже вижу, какую роль играет во всем этом миссис Доббс. – Он нахмурил лоб. – Я пытаюсь вспомнить ее показания в суде. Она говорила, что не слышала, чтобы кто-то из них выходил, но, может быть, на самом деле слышала и даже знала, кто именно выходил. Но если бы она сказала, что тот или другой покидал пансион, то лишила бы Берта алиби, а она была без ума от него, а отца нашего не любила. Его почти никто не любил. – Он собирался сказать еще что-то, но передумал, встал с кресла и спросил брата: – Ты этого добивался, Пол? Ты догадывался об этом?

– Черт, нет! – вскинулся Пол. – Ты сам знаешь, кого я подозревал, и если этот толстяк прав насчет сухого льда… – Он вскочил на ноги и обернулся лицом к Джонни Эрроу. – Тогда почему это не мог быть он? У него же был ключ от двери! Я же не говорил, что знаю, как именно он это сделал! И если вы… Эй, отстань!

Дэвид сделал шаг и схватил Пола за руку. Я уж подумал, что Пол собирается дать тумака старшему брату, но, очевидно, Дэвид знал его лучше, чем я. Он ничего не сказал, да ему и не нужно было. Он просто потянул Пола за руку, провел его позади кресел, и они скрылись в коридоре. Сол пошел следом, чтобы проводить их.

– У меня вопросов нет. – Доктор Буль встал и посмотрел сверху вниз сначала на Таттлов, потом на Вулфа. – Бог мой, прошло двадцать лет! Вы употребили выражение «окно смерти». Да, определенно, одно такое окно вы открыли. – Он опять посмотрел на супругов. – Луиза, вы были моей пациенткой почти всю свою жизнь. Я вам нужен? Как вы себя чувствуете?

– Я в порядке. – Она очень старалась не сорваться на визг. – Я не верю этому.

Буль открыл рот, чтобы ответить, но решил, что лучше промолчать, повернулся и ушел. Вулф сказал владельцу аптеки и его жене:

– Если и у вас нет вопросов, то можете идти.

Луиза, кусая губы, дернула мужа за рукав пиджака. Он глубоко вдохнул, положил ладонь ей на плечо и поднялся с кресла. Она тоже встала вместе с ним, и они направились к двери. Их я тоже оставил на попечение Сола. Когда Таттлы скрылись из виду, Вулф направил взгляд на парочку в заднем ряду и резко спросил:

– Ну? Навесил я на вас что-то или нет?

Клянусь, сидели они, держась за руки, и когда поднялись и пошли к столу Вулфа, руки так и не разняли. Я и сам не прочь иногда подержаться за руки, но не на людях же. Казалось, что Энн хочется заплакать, однако она явно намерена была сдержаться. Хорошо, что она держалась за левую руку Джонни, потому что правая ему понадобилась для другого дела. Остановившись напротив Вулфа, он протянул руку через стол и произнес:

– Уважаю.

Глава 8

Я должен объяснить кое-что. Джонни и Энн не принимали участия в представлении, так почему же Вулф велел, чтобы их я тоже позвал? Спрашивать его об этом мне ни к чему. Я же его знаю. Одна жалкая тысяча – довольна скудная плата за подобную работу – разгадку двух смертей, а если Джонни Эрроу придет и увидит красивое действо, в финале которого все узнают, кто убил партнера Джонни, то, может, ему захочется выразить свою признательность в виде маленького кусочка урана. Таков был умысел, никаких сомнений, и несколько недель кряду я, проверяя утреннюю почту, поглядывал на обратные адреса на конвертах. Но интересующего письма все не было, и я перестал его ожидать.

Но на прошлой неделе, всего через четыре дня после того, как суд присяжных признал Винсента Таттла виновным в умышленном убийстве отца Бертрама Файфа (решили судить его именно за это, поскольку доказательств тут было больше, особенно когда заговорила миссис Доббс), конверт с надписью «Корпорация Файф – Эрроу, Монреаль» в углу все-таки прибыл. Когда я вскрыл его и увидел сумму на чеке, брови мои взлетели выше некуда. Кусочек оказался не таким уж и маленьким.

Письма к чеку не прилагалось, но оно и понятно. Нет у него времени письма писать. Он слишком занят, показывая жене, как искать уран.

Иммунитет к убийству

Глава 1

Я стоял, сложив на груди руки, и гневно взирал на Ниро Вулфа. Он прочно устроил свои двести семьдесят восемь фунтов в массивном кресле, изготовленном из соснового бруса. Спинку и подлокотники кресла покрывали толстые пледы всех цветов радуги. Кресло это сочеталось с кроватью и остальной обстановкой комнаты – одной из шестнадцати в горном коттедже «Ривер-Бенд», который принадлежал нефтяному магнату О. В. Брагану.

– Славный способ услужить своей стране, – сказал я. – Несмотря на поздний старт, я привожу вас сюда заблаговременно, чтобы вы успели устроиться, и распаковаться, и умыться перед обедом, а вы хотите, чтобы я уведомил нашего хозяина о том, что вы будете обедать у себя в комнате. Не пойдет! Я отказываюсь.

Вулф ответил мне столь же гневным взглядом.

– Проклятье, у меня люмбаго! – проревел он.

– Нет у вас никакого люмбаго. Просто у вас устала спина, что естественно, поскольку всю дорогу от Тридцать пятой улицы на Манхэттене до Адирондака, все триста двадцать восемь миль вы просидели в напряжении, готовясь выпрыгнуть из машины, хотя за рулем был не кто-нибудь, а я. Что вам сейчас нужно, так это хорошенько размяться. Например, прогуляться отсюда до столовой.

– Говорю же, это люмбаго.

– Ничего подобного. Это острое воспаление сварливости, вот что это такое. – Я расплел руки, чтобы подкрепить свою речь жестикуляцией. – Позвольте, я обрисую вам ситуацию. Мы оказались в тупике в том деле о страховке «Лэм энд Маккалоу», и я допускаю, что это немного огорчительно для величайшего из ныне живущих детективов, поэтому вы были в дурном настроении, когда вам позвонили из Госдепартамента. Нового посла иностранной державы, с которой наша страна хотела бы заключить важный договор, спросили, нет ли у него каких-либо пожеланий, и он сказал, что да, есть: он мечтает поймать американскую ручьевую форель, но не только – он хочет, чтобы потом эту форель приготовил для него Ниро Вулф. Не окажет ли Ниро Вулф эту любезность? Все уже организовано: посол и ряд других лиц отправляются на неделю в Адирондак, в коттедж с тремя милями частных рыболовных угодий на горной речке. Если для вас неделя – это слишком долго, то приезжайте на два дня или на один, да хотя бы на несколько часов – только чтобы приготовить форель. – Я вскинул руки. – Дальше. Вы поинтересовались моим мнением. Я сказал, что нам нужно работать над делом «Лэм энд Маккалоу». Вы сказали, что нашей стране нужно угодить тому послу и что ваш долг – ответить на призыв. Я сказал: чушь. Я сказал, что если вас тянет покашеварить для страны, то стоит вступить в армию и постараться дослужиться до сержанта, заведующего столовой. С другой стороны, я сделал предположение, что случай с компанией «Лэм энд Маккалоу» оказался для вас слишком крепким орешком. Прошло несколько дней. Орешек стал еще крепче. В результате сегодня в одиннадцать часов четырнадцать минут мы покинули дом, я одолел триста двадцать восемь миль менее чем за семь часов, и вот мы на месте. Условия здесь шикарные и при этом весьма демократичные. Вас пригласили всего лишь в качестве повара, а смотрите, какую комнату вы получили. – Я обвел рукой помещение. – Ни единого неудобства в поле зрения, отдельная ванная. Моя комната чуть меньше, но я всего-навсего помощник повара или, скажем так, кулинарный атташе. Нам сказали, что обед подадут в шесть тридцать, так как завтра вся компания с раннего утра отправляется на рыбалку, сейчас уже шесть тридцать четыре, и тут мне велено уведомить Брагана о том, что вы будете есть у себя. В каком положении я оказываюсь? Без вас меня за столом не захотят видеть, а когда еще мне выпадет шанс посмотреть, как жует живой посол? Если у вас люмбаго, то не в спине, а в душе. Это называется душевное люмбаго. Лучшим средством от него будет…

– Арчи, хватит нести ерунду! «Люмбаго» означает конкретное место. Оно происходит от латинского слова «люмбус» – поясница. Душа находится не в пояснице.

– Нет? Докажите это. Я готов согласиться, что ваша душа расположена в другом месте, но я знавал случаи… например, вспомните того парня, я все время забываю его имя, который хотел нанять вас, чтобы вы встретились с четырьмя его бывшими женами и убедили их…

– Заткнись! – Он положил ладони на подлокотники кресла.

– Да, сэр.

– Существуют разные степени дискомфорта, и некоторые из них граничат с мучением. Что ж, ладно. – Он принял вертикальное положение, сопровождая процесс гримасами – разнообразными. – Это люмбаго. И в таком состоянии я должен сидеть за чужим столом с кучей незнакомцев! Ты идешь?

И он направился к двери.

Глава 2

Неудобство в конце концов обнаружилось, и сводилось оно к тому, что в коттедже не было столовой. А может, и была, но ассортимент оленьих, медвежьих и лосиных голов, перемежаемых то тут, то там рыбинами на досках, превращал ее также и в хранилище трофеев; бильярдный стол – в комнату отдыха; шкафчики с оружием и рыболовными снастями – в склад; стулья, пледы и столики с лампами – в гостиную; а огромный размер помещения говорил о том, что это сарай.

Еда, подаваемая двумя профессионалами мужского пола в униформе, нареканий не вызывала, но я чуть не поджарился. За большим квадратным столом нас сидело девятеро – с трех сторон по три человека, а четвертая сторона, обращенная к камину, пустовала. Шириной камин был двенадцать футов, и, наверное, с некоторого отдаления было весело и увлекательно наблюдать, как языки пламени лижут восьмифутовые бревна, но я-то сидел не в отдалении, а на ближайшем к огню стуле. Я еще не доел моллюсков, когда мне пришлось вывернуть ноги влево, чтобы не вспыхнули брюки, а мою правую щеку уже можно было поливать соусом. Когда подали суп, я вынужден был задвинуть ноги еще левее и в процессе нечаянно задел ботинком щиколотку соседа слева.

– Прошу прощения, – сказал я ему, – не подскажете, как называется то животное, которое живет в огне?

– Саламандра.

Этот жилистый невысокий представитель человеческого рода обладал сиплым тенором, черными волосами, зачесанными назад, и широкими выпуклыми плечами, которые были непропорционально велики по сравнению с остальным его телом.

– Что вы тут делаете? – спросил он у меня.

– Поджариваюсь. – Я повернулся к нему всем лицом, чтобы дать щеке отдохнуть. – Пожалуйста, запомните мои слова. Возможно, это последнее, что суждено мне произнести на этом свете. Меня зовут Арчи Гудвин, и я приехал сюда для того, чтобы доставить четырнадцать ингредиентов: петрушку, репчатый лук, шнитт-лук, кервель, эстрагон, сырые грибы, бренди, хлебные крошки, свежие яйца, паприку, помидоры, сыр и Ниро Вулфа. Итого тринадцать, должно быть, я что-то упустил. Все это продукты, необходимые для приготовления ручьевой форели «монбарри», за исключением последнего пункта. Мистер Вулф в число ингредиентов не входит.

– Надеюсь, что нет, – ухмыльнулся он. – Иначе получилось бы чересчур жирное блюдо.

– Что вы! Это вовсе не жир, а сплошные мышцы. Вы бы только видели, как он поднимает ручку, чтобы подписать письмо, – абсолютно без усилий. А вы что здесь делаете?

Вместо ответа он приступил к супу, и я последовал его примеру. Мне показалось, что мой сосед отнес меня к числу мальчиков на побегушках и вычеркнул из списка возможных собеседников, однако, когда его тарелка опустела, он обратился ко мне:

– Я эксперт, финансист и просто коварный человек. Сюда я…

– Назовите ваше имя, пожалуйста. Я не расслышал его.

– Разумеется, простите меня. Спайрос Паппс. Сюда я прибыл со своим другом мистером Теодором Келефи, послом, чтобы консультировать по техническим аспектам его миссии. А также я прибыл сюда, чтобы порыбачить, и за четыре дня поймал тридцать восемь форелей. Этим утром одиннадцать штук – гораздо больше, чем посол, тому удалось вытащить всего три. Говорят, здешняя восточная ручьевая форель, Salvelinus fontinalis, самая вкусная рыба на свете, но я приберегу свое мнение до тех пор, пока не попробую эту форель в исполнении мистера Ниро Вулфа. Вы упомянули репчатый лук?

– Не волнуйтесь, – успокоил я его. – Он только помашет луковицей над сковородкой. Вы даете консультации только послам или я также могу рассчитывать на вашу осведомленность? Дело в том, что церемония представления прошла довольно скомканно.

Нас прервало появление официанта с блюдом ростбифа, а потом и с блюдом овощей. Но, после того как Паппс отведал того и другого, он негромко и вкратце описал мне всех, кто сидел за столом. О. В. Браган, хозяин, возглавлял стол, сидя по центру лучшей – дальней от камина – стороны. Это был грузный мужчина ростом шесть футов, с холодными и пронзительными серыми глазами и квадратным подбородком. По возрасту он находился где-то между мной и Вулфом, и после краткого обмена приветствиями с ним после нашего прибытия в коттедж я не испытал ни малейшего желания перейти на топливо марки «Хемоко», производимое его компанией.

Лучшую сторону стола разделял с ним посол Теодор Келефи, сидящий по правую руку от хозяина. Невысокий, но широкий, пухловатый, практически без шеи, он выглядел так, будто старательно загорал десяток лет, но, возможно, процесс длился десяток поколений. Посол думал, что умеет говорить по-английски, и слова он, скорее всего, знал, но ему не помешало бы проконсультироваться у Спайроса Паппса насчет того, как их произносить. С другой стороны от Брагана, то есть слева от него, сидел Дэвид М. Лисон. Если бы вы посмотрели на него и послушали минуту-другую, то невозмутимая, отработанная годами улыбка, невозмутимые интонации хорошо поставленного баритона, невозмутимое холеное лицо сразу сказали бы вам, что перед вами профессиональный дипломат, который к сорока годам уже достиг должности помощника госсекретаря. Это именно он звонил Вулфу с просьбой приготовить форель во имя отечества. Одной из ступенек на его пути наверх, как поведал мне Спайрос Паппс, стал пост секретаря в посольстве столицы, откуда родом был посол Келефи.

Карьере дипломата очень помогает жена-соратница, и, если верить Паппсу, у Лисона была именно такая жена. Паппс высоко о ней отозвался, не забывая, впрочем, приглушать голос, так как она сидела между ним и послом. У меня не возникло серьезных возражений относительно ее внешности, но высшую оценку она не заслужила из-за слишком широкого лба. Гладкая бледная кожа, светло-каштановые волосы, собранные в пучок, живые карие глаза – все это было очень хорошо, но другой проблемой оказался рот. Вероятно, начинался он неплохо, но потом что-то оттянуло его уголки книзу. Либо что-то разочаровало ее, либо она слишком сильно сосредоточилась на карьере мужа. Будь она чуть помоложе, я бы не отказался разузнать, в чем именно причина, и предложить шаги по исправлению дефекта. Коли Вулф мог послужить своей стране, готовя послу форель, то почему бы и мне не послужить родине, подлакировав жену-соратницу помощника госсекретаря?

Вторую женщину за столом лакировать не требовалось. На противоположной стороне стола, по диагонали от меня, сидела Адрия Келефи – не дочь посла, как можно было бы подумать, а его жена. Соратницей она не казалась, зато выглядела на все сто. Маленькая, смуглая, изящная, с сонным взглядом и шелковистыми черными волосами – ее так и хотелось подхватить на руки и куда-нибудь отнести, хотя бы в аптеку, чтобы купить ей кока-колы, хотя сомневаюсь, что это угощение показалось бы ей достойным. Помощник госсекретаря Лисон был справа от нее, Ниро Вулф – слева, и с обоими она справлялась великолепно. Один раз она даже положила ладонь Ниро Вулфу на руку и удерживала ее там секунд десять, и он не отодвинулся. Памятуя о том, что больше всего на свете Вулф ненавидит физический контакт и женщин, я счел своим долгом сблизиться с Адрией Келефи, чтобы выяснить, как она это делает.

Но с этим придется подождать. Рядом с Вулфом, напротив меня, сидел девятый и последний за столом человек – высокий, худой, с перманентным прищуром и тонкими поджатыми губами, которые напоминали дефис между костлявыми челюстями. Его левая щека была на четыре тона краснее правой, что я вполне понимал и чему сочувствовал. Камин, находящийся справа от меня, для него был слева. Паппс подсказал мне, что его зовут Джеймс Артур Феррис. Я предположил, что он, должно быть, мелкая сошка вроде меня – лакей или носильщик, – раз его усадили на вторую из сковородок.

– О нет, – хмыкнул Паппс, – вовсе не лакей. Он очень важный человек, мистер Феррис. Он здесь благодаря мне. Мистер Браган с бо́льшим энтузиазмом пригласил бы кобру, но поскольку он умудрился заполучить себе и посла, и секретаря Лисона, то я подумал, что будет только справедливо, если мы позовем мистера Ферриса тоже, и настоял на этом. Я весьма злокозненный человек, мне доставляет удовольствие стравливать сильных мира сего. Вы говорите, что поджариваетесь здесь. Почему это происходит? Потому что стол поставлен слишком близко к огню. Зачем же он поставлен так близко к огню? А затем, чтобы мистер Браган мог посадить мистера Ферриса так, чтобы тому было крайне неудобно. Нет на свете более мелочных людей, чем большие люди.

Когда моя тарелка опустела, я сложил нож и вилку, как предписано правилами.

– А вы какой человек – большой или маленький?

– Ни то ни другое. Я вне категории. Как говорится, «белая ворона».

– А что делает Ферриса большим человеком?

– Он представляет большой бизнес – синдикат из пяти крупнейших нефтяных компаний. Вот почему мистер Браган так хочет подпалить ему перья. На кону сотни миллионов долларов. Все эти четыре дня мы по утрам рыбачили, днем грызлись, вечерами братались. Мистер Феррис кое в чем сошелся с послом, но, боюсь, не с секретарем Лисоном. Меня все это забавляет. В конце концов решение будет зависеть от меня, и я подвожу дело к тому, чтобы правительство, которое мне платит, получило бы дополнительные десять-двадцать миллионов. Не думайте, будто я излишне болтлив, это будет ошибкой с вашей стороны. Если вы повторите мои слова мистеру Вулфу, и они затем через него достигнут ушей любого из здесь присутствующих, включая секретаря Лисона, я не упрекну вас в несдержанности. Я человек откровенный. На самом деле я мог бы даже…

Мне не довелось услышать, на что способен человек коварный, злокозненный и откровенный, так как нас прервали. Джеймс Артур Феррис вдруг с грохотом отодвинул свой стул, поднялся, решительно пересек комнату к дальней стене – добрых двадцать шагов – и схватил с подставки бильярдный кий. Все головы повернулись к нему, и, наверное, не я один подумал, что он собирается промаршировать обратно и ударить кием нашего хозяина, но Феррис всего лишь поставил биток на ударную позицию и, не утруждая себя прицеливанием, разбил пирамиду. В гробовой тишине головы сначала повернулись к Брагану, а затем друг к другу. Я ухватился за выпавшую мне возможность. Браган может жарить Ферриса сколько угодно, это меня не касается, но жарить еще и меня было совсем ни к чему, и у меня появился шанс. Я встал и подошел к бильярдному столу, где вежливо предложил Феррису:

– Хотите, я соберу шары, и мы разыграем первый удар?

Он был так зол, что не мог говорить. Просто кивнул.

Пару часов спустя, когда дело шло к десяти, Ниро Вулф сказал мне:

– Арчи, что касается твоего ухода из-за стола. Ты знаешь, как я отношусь к любым помехам во время приема пищи.

– Да, сэр.

Мы находились в его комнате, собираясь отойти ко сну. Моя комната была чуть дальше по коридору, и к Вулфу я заглянул по его просьбе.

– Допускаю, – продолжал он, – что могут быть исключения, и сегодня был как раз такой случай. Мистер Браган либо тупица, либо негодяй.

– Ага. Либо и то и другое. По крайней мере, меня не привязали. Надо будет не забыть поблагодарить его. Завтра вы пойдете рыбачить?

– Ты знаешь, что нет. – Сидя на стуле, он с кряхтением нагнулся, чтобы развязать шнурки на ботинках. Покончив с этим делом, Вулф выпрямился. – Я проверил кухню и оборудование, там все более-менее сносно. Свежий улов рыбаки принесут завтра к половине двенадцатого, а ланч назначен на половину первого. Значит, на пост я заступаю в десять. Повар там учтивый и довольно компетентный. А сейчас я хочу сделать заявление. Ты был прав, возражая против этой поездки. Эти люди сошлись в жестокой и отчаянной схватке, и посол в самом ее центре. Сомневаюсь, что он, в его нынешнем состоянии духа, способен отличить форель «монбарри» от жареного в жире карпа. Что до остальных, то слюна у них выделяется только при виде человечины.

– Согласен. Они тут все настоящие людоеды.

– Несомненно. – Вулф скинул ботинки. – Если мы уедем сразу после ланча, скажем, часа в три, успеем ли вернуться домой до времени отхода ко сну?

Я заверил его, что успеем, и пожелал ему спокойной ночи. Когда я уже открыл дверь, Вулф сказал мне в спину:

– Кстати, это не люмбаго.