Текст книги "Не позднее полуночи (сборник)"

Глава одиннадцатая

Вообще-то за завтраком я обычно читаю «Таймс», а «Газетт» просто держу рядом для сервировки, но в тот четверг последней было уделено особое внимание – ведь нигде больше так тонко не чувствуют, как важны в этом мире убийства.

Помещенная на первой полосе «Газетт» статья о судьбе и карьере молодого рекламного гения весьма прозрачно намекала, что по крайней мере у сотни прекрасных юных особ женского пола, проживающих в самых фешенебельных кварталах города, имелись вполне веские основания лишить гения жизни. Никаких имен при этом, естественно, не упоминалось. Но это была только маленькая косточка, брошенная любителям пикантных подробностей. Главной темой был конкурс, и тут газетчики не жалели подробностей, гордясь своим главным источником информации в лице уроженки Лос-Анджелеса, достопочтенной мисс Гертруды Фрейзи. На третьей странице был даже опубликован ее портрет, где уникальная комбинация столь редкостных черт казалась еще более живописной – и менее правдоподобной, – чем в жизни. Она не скупясь снабдила репортера информацией о лиге «За естественную женщину», подробно поведала про ужин в среду вечером, включая номер Далманна с бумагой и все то, что он при этом говорил, а потом детально рассказала, как она понимает свои права в качестве участницы конкурса в соответствии с существующими на сей счет правилами и соглашениями.

Что касается остальных конкурсантов, то Сьюзен Тешер из «Часов» так и осталась для журналистов недосягаемой, по всей видимости, после консультаций со своими тремя телохранителями. Гарольд Роллинс хоть и допустил их до себя, но отказался дать новую или прокомментировать уже имеющуюся информацию и даже не потрудился пояснить, каким образом полмиллиона долларов грозят так трагически разрушить его судьбу. Из газеты также явствовало, что задержавшаяся на этом свете лишь благодаря таблеткам миссис Уилок и страдавший сердечными недомоганиями Филипп Янгер оказались почти столь же разговорчивы, что и пресловутая мисс Фрейзи. Оба они дружно выразили горечь, негодование и готовность к борьбе, но разошлись в одном пункте. Янгер считал, что единственным способом выйти из сложившейся ситуации является справедливый раздел призовых денег на пять равных частей, а миссис Уилок была с ним категорически не согласна. Она твердо нацелилась на первый приз и требовала аннулировать розданные пять стихотворений, заменить их новыми и таким образом создать условия, при которых всем были бы обеспечены равные возможности.

Мне, наверное, полагалось бы ограничить чтение конкурсными делами – ведь нас, как вы, наверное, уже усвоили, наняли вовсе не для того, чтобы расследовать убийство, – но в кухне находился только Фриц, а он умеет держать язык за зубами. Оказалось, что Кремер утаил от нас массу ценных сведений. Он, например, ни слова не сказал о том, что на Далманне был в тот вечер темно-синий костюм, что у «Черчилля» он взял такси и прибыл к себе в квартиру незадолго до половины двенадцатого, что женщину, которая пришла приготовить ему завтрак и обнаружила, что тот ему больше никогда не понадобится, звали Эльга Джонсон, что квартира его состояла из двух комнат и ванной, что пуля, пронзив сердце, задела еще и ребро, и много другой, не менее полезной информации. Имени убийцы среди этих сведений не было.

В тот день я встал пораньше и, уже успев покончить с завтраком и газетами, сидел в кабинете за машинкой, когда появился Сол Пензер.

Внешность Сола не оставляла ему никаких шансов на звание мистера Америка. Нос у него был вдвое больше, чем полагалось, Сол вечно выглядел небритым, одно плечо выше другого, хотя оба одинаково сутулы, а руки из-за слишком коротких рукавов казались даже длиннее, чем были на самом деле. Но если бы я вдруг оказался один на дереве, внизу меня ждала бы стая кровожадных тигров-людоедов и при этом команда бобров уже подгрызала ствол дерева, на котором я сижу, то вид приближающегося Сола был бы для меня самым прекрасным зрелищем на свете. Я никогда не видел его расстроенным.

Он явился ровно в восемь и сразу же прошел наверх, а я вернулся к своей машинке. Без пяти девять Сол спустился, но я не услышал его шагов, пока он не окликнул меня от двери, ведущей в прихожую:

– Может, выйдешь и запрешь за мной дверь на засов?

Я повернулся на своем вращающемся стуле:

– С удовольствием. Засовы как раз и нужны против таких типов вроде тебя. – Я встал. – Как завтрак?

– Сам знаешь, неплохой.

Я подошел к нему:

– Не нужна ли квалифицированная помощь?

– Никогда не помешает. – Сол снимал с вешалки свое барахло. – Начнем, а там будет видно.

– Ну, желаю удачи. – Я открыл ему дверь. – Если перережут глотку или что-нибудь еще, сразу же звони мне.

– Конечно, Арчи. Кому же еще?

– Ладно, пока. Не лезь на рожон.

Он вышел, а я запер за ним дверь и вернулся к работе. Было время, когда меня слегка задевало, если Вульф давал Солу какое-нибудь задание, не только не поставив меня в известность о его сути, но даже предупредив последнего, чтобы он мне ничего об этом не говорил, но все это было очень давно. Теперь такие вещи меня ничуть не задевали, только было немного обидно, что я не мог догадаться сам. Я сел за стол и добрых десять минут строил предположения, потом понял, что это почти столь же бесполезное занятие, как и чтение романов в стихах, и вновь начал стучать по клавишам машинки.

Скорость, с какой я печатаю записи бесед, зависит от обстоятельств. Однажды, оказавшись в настоящем цейтноте, я выдавал по десять страниц в час, и так три часа подряд, но в среднем это шесть-семь страниц за шестьдесят минут, которые имеют обыкновение по мере усталости быстро сокращаться до четырех-пяти. В то утро я был близок к рекорду, стараясь сделать как можно больше к одиннадцати часам, когда Вульф обычно спускается из оранжереи, поскольку был уверен, что у него наверняка готовы для меня какие-нибудь поручения. Правда, меня прерывали телефонные звонки: один раз звонил Хансен, хотел узнать промежуточные результаты, потом звонил Оливер Бафф, требуя того же самого, затем Филипп Янгер, чтобы я организовал ему встречу с боссами из «ЛБА», и очень обиделся, когда я попытался уклониться от этой миссии, и, наконец, позвонил Лон Коэн из «Газетт» и поинтересовался, нет ли у меня желания поделиться с ним чем-нибудь остреньким насчет убийства Далманна. Поскольку я был очень занят и мне некогда было юлить, что мы-де не занимаемся расследованием этого убийства, я ограничился тем, что посоветовал ему не лезть без очереди, и даже не удосужился спросить, с чего это Кэон вдруг решил обратиться именно к нам. Думаю, по совету мисс Фрейзи. К одиннадцати часам я уже полностью закончил печатать протоколы бесед с Уилок, Янгером и Тешер и приступил к Роллинсу. Вскоре зашумел лифт Вульфа, а потом появился и он сам, пожелал мне доброго утра, прошел к креслу, втиснул в него свои бесценные фунты и заговорил:

– Я оставил у себя в комнате газеты. Не дашь ли мне свои?

Мне бы, конечно, можно было догадаться и сразу положить прессу к боссу на стол, ведь он же сегодня завтракал не один. Я вручил ему газеты и вернулся к машинке. Он просмотрел утреннюю почту – там были в основном счета и просьбы о благотворительности (все как одна от лиц, безусловно ее заслуживающих), – потом откинулся поудобнее и погрузился в изучение новостей.

Это меня вполне устраивало – я надеялся, что Вульф найдет там что-нибудь интересное для нашей сегодняшней программы. Он отнюдь не был чемпионом по скоростному чтению, так что я рассчитывал закончить к тому моменту, когда он окончательно созреет. Оставалось еще десять минут до полудня, когда я вынул из машинки последнюю страницу отчета о беседе с Роллинсом, разложил экземпляры, вынул копирку и обратил на Вульфа полный ожидания взгляд.

Но он тем временем отложил в сторону газеты и погрузился в изучение «Праха красоты». Это было уж слишком. Ситуация становилась серьезной и грозила нам самыми печальными последствиями. Я скрепил степлером страницы, взял новую папку, написал на обложке «Липперт, Бафф и Асса», вложил внутрь напечатанные страницы, встал из-за стола, поместил папку в шкаф, вернулся к столу, убрал ненужные вещи, обернулся к Вульфу и отрапортовал:

– Всё готово. Звонили Хансен и Бафф, спрашивали о результатах, я посоветовал им не суетиться. Филипп Янгер требовал устроить ему встречу с боссами из «ЛБА», Лон Коэн хотел к пяти часам иметь имя убийцы с портретом. Вот такие пироги. Жду дальнейших распоряжений.

Он дочитал до конца абзаца – вернее, строчки: я и забыл, это же были стихи. В общем, Вульф что-то там дочитал, а потом глянул на меня поверх книги.

– Никаких распоряжений на сегодня нет, – ответил он.

– Ну что ж, тогда, может, завтра? Или как-нибудь на следующей неделе?

– Не знаю. Я думал всю ночь и все равно пока ничего не знаю.

Я уставился на него.

– Это ваш звездный час, – проговорил я с выражением. – Такого у нас еще не было. Всего сутки назад вы взялись за срочное дело. Не понимаю, почему вы не отказались, у нас же отбоя нет от клиентов. Мало того, что вы сами развалились в кресле и почитываете стишки, у вас хватает наглости и меня заставлять… – Я поднялся. – Всё. С меня хватит.

– Но это неправда, Арчи. Я вовсе не заставлял тебя читать стихи.

– От вас всего можно ожидать. Всё. С меня хватит. Я ухожу на стадион, там сегодня бейсбольный матч.

Вульф помотал головой:

– Но ты же не можешь вот так взять и уйти посреди дня, когда у нас дело! И тем более на стадион, я ведь не смогу тебя там найти, если ты мне вдруг срочно понадобишься.

– Срочно понадоблюсь? Интересно зачем? Пива принести?

– Ладно. – Вульф отложил в сторону книгу, глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Я ждал этого. Тебя взбесило, что я не припас тебе на сегодня никаких важных поручений и дерзких операций. Ты, как, впрочем, и я сам, проникся серьезностью положения и жаждешь что-нибудь предпринять. Мне нравится твой энтузиазм. Хорошо, так что же ты можешь предложить?

– Предлагать не мое дело. Если бы здесь предлагал я, то мой стол был бы тут, а ваш – вон там.

– И все-таки я хочу передать это на твое усмотрение. Будь добр, присядь, пожалуйста, чтобы я мог тебя видеть, не напрягая шею. Благодарю. Так вот, что касается всех этих людей, то все, что мы могли бы сейчас предпринять, уже сделала или делает полиция, а она превосходит нас не только численностью, но и возможностями. Организовать за подозреваемыми слежку, изучить их прошлое, выяснить, было ли у кого-то из них оружие, проверить алиби, вывести их из равновесия долгими повторными допросами – неужели ты намерен конкурировать в этом с полицией?

– Вы чертовски хорошо знаете, что нет. Я просто хочу, чтобы вы сели за работу и изобрели какие-нибудь указания для меня. Если, конечно, все это уже не делает за меня Сол…

– Солу я дал небольшое поручение, которым не хотел утруждать тебя. Тебе следует согласиться с моим решением, что в настоящий момент ни ты, ни я ничего предпринять не можем. И такое положение может сохраниться всю неделю, до тех пор, пока не наступит или даже не останется позади поставленный нам крайний срок. Мистер Хансен, мистер Бафф, мистер О’Гарро и мистер Асса – впрочем, и мистер Хири тоже – глубоко заблуждаются, если полагают, что преступник должен непременно обнаружить себя до этого момента. Совсем наоборот, гораздо вероятнее, что это произойдет как раз после этого рубежа, если, конечно…

– Ничего хорошего для нас в этом нет. Вам не удастся так долго водить их за нос. Кончится тем, что они просто откажутся от ваших услуг.

– Сомневаюсь. У меня найдется чем их развлечь. И потом, я не договорил: гораздо вероятнее, что преступник обнаружит себя после окончания срока, если не произойдет одно событие, а я весьма склонен полагать, что оно-то как раз и произойдет. Обстановка накалена до предела, и не только для преступника, но также и для всех остальных, пусть для всех и по-разному… Вот почему тебе никак нельзя идти на этот твой бейсбольный матч, ты все время должен быть под рукой. И потом, еще эти телефонные звонки. Клиенты будут становиться все настойчивее и настойчивее, а обращаться с ними нужно будет тактично, но твердо. Я, конечно, могу тебе тут немного помочь, но лучше пусть они думают, что я так поглощен их проблемой, что недоступен для общения. Разумеется, клиентам не следует говорить о моих предположениях насчет того, что решение может прийти и после…

– Скажем, к четвертому июля, как раз ко Дню независимости, – предположил я не без горечи.

– Нет, Арчи, гораздо раньше. Если это вообще произойдет. – Вульф был исполнен терпимости. – Обычно подобную травлю с твоей стороны я воспринимаю как неизбежное зло, были случаи, когда это даже приносило известную пользу. Но на сей раз дело может изрядно затянуться, и я хочу, чтобы меня пощадили. Уверяю тебя, Арчи…

Зазвонил телефон. Я снял трубку, и хорошо поставленный женский голос сообщил мне, что мистер О’Гарро желает побеседовать с мистером Вульфом. Видимо, они там в «ЛБА» решили все-таки не ронять себя и вернуться к принятым стандартам общения. Я ответил секретарше, что мистер Вульф занят, но если мистеру О’Гарро будет угодно, то он мог бы поговорить с мистером Гудвином. Она сказала, что он желает услышать мистера Вульфа, я посочувствовал и повторил, что это невозможно. Тогда она попросила не вешать трубку и после небольшой паузы согласилась, чтобы я пригласил к телефону мистера Гудвина. Я сообщил, что тот уже у аппарата. Затем послышался мужской голос:

– Алло, это Гудвин? Это Пэт О’Гарро. Мне нужно поговорить с Вульфом!

– Я это уже понял, но у меня строжайшие инструкции не беспокоить его, и я не возьму на себя смелость нарушить этот запрет. Знаете, когда мистер Вульф вот так погружается в какое-нибудь дело, как, например, сейчас, то беспокоить его небезопасно не только для меня, но и для дела. Вы подкинули боссу крепкий орешек, так дайте же ему спокойно его разгрызть.

– Бог мой, но мы же должны знать, чем он занимается!

– Вовсе нет, сэр. Прошу меня простить, но тут вы глубоко заблуждаетесь. Либо вы полностью ему доверяете, либо нет. Когда Вульф с головой уходит в работу – а сейчас дело обстоит именно так, – то он никому и никогда не говорит, чем занимается, и было бы величайшей ошибкой его об этом спрашивать. Как только у него появится что-нибудь, что бы вам хотелось или следовало узнать, или если ему вдруг потребуется ваша помощь, вам незамедлительно об этом сообщат. И вот еще что: я уже довел до сведения мистера Баффа и мистера Хансена, что прошлой ночью нас навестил инспектор Кремер.

– Да-да, мне об этом говорили. Так в какое время после обеда я мог бы сегодня к вам заскочить?

– В любое, когда вам будет угодно. Я здесь безотлучно. Если захотите, можете взглянуть на записи бесед с конкурсантами. Мистер Вульф будет у себя наверху и принять вас не сможет. Когда он так погружается в дело, нам даже трудно заставить его что-нибудь проглотить. Это целая проблема…

– И все-таки, что же он там, черт побери, делает?

– Шевелит мозгами, которые вы наняли. Ведь вы же решили, что вам нужны особые мозги? Вот он ими и шевелит.

– Да-да, конечно… Хорошо, до встречи.

Я сказал О’Гарро, что буду жутко рад его видеть, повесил трубку и повернулся к Вульфу, чтобы узнать, доволен ли он моим обращением с клиентами, но тот уже снова раскрыл книгу, и я решил его не отвлекать.

Глава двенадцатая

Не устаю благодарить Бога, что последовавшие за этим четыре дня уже давно позади. Не спорю, бывают в жизни такие операции и такие ситуации, когда самое лучшее, что вы можете предпринять, – это поставить ловушку, а потом сидеть и терпеливо ждать, пока в нее не угодит жертва, и поверьте, что в таких случаях я умею ждать не менее терпеливо, чем всякий другой, но все дело в том, что на сей раз мы не ставили никакой ловушки… А ждать, пока жертва сама соорудит себе ловушку, а потом сама же в нее попадет, требовало больше терпения, чем было у меня в запасе.

Вульф спросил, что я могу предложить, и на протяжении всего времени с полудня четверга до пятницы, которое у меня оставалось от телефонных звонков и личных визитов управляющего персонала «ЛБА» или Толбота Хири, я пытался что-нибудь изобрести. И вынужден был согласиться с ним – у нас действительно не было никаких шансов обойти полицейских в том, что было поставлено у них на профессиональную ногу. В общем и целом, сидя за своим письменным столом или на стуле в кухне, чистя зубы, бреясь или глядя в окно, я все-таки изобрел штук двенадцать светлых идей; правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что ни одна из них не стоит и ломаного гроша. Одну из них я даже в четверг вечером, когда мы поужинали, представил на рассмотрение Вульфа. Она заключалась в том, чтобы собрать всех пятерых конкурсантов у нас в кабинете и сказать им, что ранее предполагалось, будто Далманн поместил ответы на последние пять стихотворных загадок в банковский сейф, но, как выяснилось, он этого не сделал, поскольку обнаружить их так и не удалось. Так что теперь нет никакого достоверного списка ответов, по которому можно было бы проверять их решения, и поэтому те стихи, которые были им розданы, придется заменить другими, которые еще не придуманы. Вульф поинтересовался, что это нам даст. Я ответил: увидим, как они будут реагировать. Он заметил, что мы это уже видели, и к тому же руководство «ЛБА» с полным правом запретит нам проведение подобной операции, ибо не захочет выставлять себя на посмешище.

В пятницу в газетах ничего сногсшибательного не было, но хорошо хоть, что там не объявлялось, будто Кремер уже отловил своего человека и инцидент исчерпан. Совсем наоборот. Копы не смогли раскопать ни одного приличного свидетеля, и, судя по тону, каким повествовала об этом «Газетт», в деле по-прежнему царила полная неопределенность. Около полудня снова позвонил Лон Коэн, на сей раз он поинтересовался, чего, интересно, ожидает Вульф. Я ответил, что озарения. Репортер спросил, какого еще озарения, и я посоветовал обратиться с этим вопросом к мисс Фрейзи.

Телефонная горячка достигла кульминации в пятницу, вскоре после того, как мы отобедали. Вульф уже поднялся к себе в комнату, чтобы оказаться подальше от бурь. Он уже покончил с «Прахом красоты» и занялся «Приемом на одну персону» Клифтона Фадимена, на сей раз, правда, в прозе.

Кульминация была представлена в трех сценах. Героем первой из них оказался Патрик О’Гарро. За последние двадцать четыре часа это был его третий звонок, так что он был предельно точен и лаконичен. Попросил к телефону Вульфа, в ответ получил обычную отповедь. Потом поинтересовался, не хочу ли я ему что-нибудь сообщить, на что получил отрицательный ответ.

– Всё, – проговорил он, – с меня хватит. Я официально довожу до вашего сведения, что наш договор расторгается и Вульф более не представляет фирму «Липперт, Бафф и Асса». Учтите, что этот разговор фиксируется. Он может прислать нам счет за услуги, оказанные к настоящему моменту. Вы меня слышите?

– Да, слышу, – отозвался я. – Хотелось бы, конечно, сказать что-нибудь еще, ведь не каждый день бывает, что твои телефонные разговоры фиксируются, но вроде и сказать-то больше нечего. Остается только попрощаться.

Я вышел в прихожую, поднялся по лестнице на второй этаж в комнату Вульфа, постучал в дверь и вошел. Он сидел в большом кресле у окна, в рубашке с коротким рукавом, в расстегнутом жилете и с книгой в руках.

– Вижу, вы здесь славно устроились, – заметил я с одобрением, – но вы ведь всегда предпочитали свое кресло внизу, так что рад вам сообщить, что вы вполне можете спуститься, если, конечно, хотите… Только что звонил О’Гарро и расторг договор. Нас уволили. Он сообщил, что наш разговор фиксировался. Я все думаю, почему это человек чувствует себя таким значительным, когда знает, что его слова фиксируются? Да нет, я не про него, я про себя…

– Вздор, – бросил Вульф.

– Да нет, честно, я действительно почувствовал себя значительней.

– Помолчи. – Он закрыл глаза. Через минуту открыл их. – Что ж, прекрасно. Я скоро спущусь. Все это чертовски некстати.

Я согласился и покинул его. Когда я вернулся вниз, меня обуревали смешанные чувства. Конечно, что уж тут забавного, когда вас вот так берут и выкидывают за шиворот. Это никак не украсит нашу репутацию, зато процентов на девяносто пять сократит сумму, которую мы сможем вписать в счет, теперь ведь все ограничится не слишком впечатляющим гонораром за консультацию… Но я не разрыдался, а просто начал разгуливать по кабинету и ждать дальнейшего развития событий. Может, хоть теперь этот зажиревший пес наконец проснется и покажет зубы? Может, он даст глазам немного передохнуть от непрерывного чтения? Может, по крайней мере мне больше не придется постоянно изобретать все новые и новые объяснения того таинственного факта, почему нельзя беспокоить разговорами гения, когда в нем идет процесс ферментации?..

Зазвонил телефон. Я снял трубку, и уже знакомый мне баритон сообщил:

– Это Рудольф Хансен. Попросите к телефону мистера Вульфа.

Я уже больше не изощрялся, просто коротко бросил:

– Ничем не могу помочь. Велено не беспокоить.

– Не говорите ерунды. Его наверняка уже побеспокоило сообщение мистера О’Гарро. Соедините-ка меня с ним.

– Никакого сообщения мистера О’Гарро я ему не передавал. Если мистер Вульф велит его не беспокоить ни при каких обстоятельствах, то это значит: НЕ БЕСПОКОИТЬ НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. Неужели непонятно?

– Так вы что, ничего ему не передавали?!

– Нет, сэр.

– Но почему?

– Бог мой, сколько раз вам нужно повторять? ВЕЛЕНО НЕ БЕСПОКОИТЬ!

– Да… Весьма странный способ… Впрочем, не имеет значения… Так даже лучше. Видите ли, мистер О’Гарро слишком нетерпелив. Я уполномочен аннулировать его решение, пользуясь своими полномочиями поверенного фирмы «Липперт, Бафф и Асса». Конечно, мистер Вульф держится слишком уж неприступно, и мы, разумеется, хотели бы, чтобы он лучше информировал нас о положении дел, но мы полностью ему доверяем и просим его продолжать заниматься нашим делом. Так ему и передайте… хотя, пожалуй, я сделаю это сам. Я заскочу к вам чуть позже. Сейчас, к сожалению, не могу, дела.

Я поблагодарил его за звонок, повесил трубку и снова взобрался по лестнице в комнату Вульфа. Как ни странно, босс не читал. Книга лежала в стороне, а он сидел с видом великомученика.

– Я же сказал, что скоро спущусь, – проворчал он.

– Да, я понял, но в этом уже нет необходимости. Ситуация изменилась, и вы можете снова приступить к работе. Звонил Хансен в качестве поверенного фирмы. Он сказал, что О’Гарро слишком нетерпелив. Они вам полностью доверяют, что свидетельствует о том, как мало они… впрочем, не имеет значения. В любом случае, вы можете продолжать свою кипучую деятельность. Я, правда, не поинтересовался, фиксировался ли наш разговор.

Вульф взял в руки книгу.

– Прекрасно. Теперь у тебя есть все основания рассчитывать на небольшую передышку.

– Очень небольшую. Хансен обещал заглянуть попозже.

Он что-то пробурчал в ответ, и я ушел.

Передышка продлилась минут десять, а может, и все одиннадцать и закончилась в самый неподходящий момент. Я как раз включил телевизор и смотрел матч между «Гигантами» и «Хитрецами», когда зазвонил телефон, счет был два – один, шла четвертая подача, бил Вилли Мейз. Убавив звук, но оставив изображение, я взял трубку и получил сразу двойной удар. Уши мои услышали голос Оливера Баффа, заявившего, что О’Гарро и Хансен слишком нетерпеливы и потому оба не правы, а глаза одновременно с этим узрели, как Мейз, словно паралитик, подал на центр поля, прямо в руки противнику, мяч, который даже я мог бы взять кончиком носа. Я отвернулся, чтобы не видеть больше этого позора, но Баффа был вынужден дослушать до конца. Покончив с ним, я выключил телевизор и снова поднялся по лестнице.

Вульф посмотрел на меня хмуро и подозрительно.

– Это что, шутка? Розыгрыш?

– Да нет, – ответил я, – не похоже. Вроде голоса аутентичные…

– Ха! Я имею в виду тебя. Этот звонок мистера Хансена, отменявший звонок мистера О’Гарро. Ты запросто мог все это выдумать – вполне в твоем стиле.

– Конечно, мог бы, – согласился я, – но не выдумывал. Если вы действительно устали от шуток, то, похоже, у вас есть шанс передохнуть. На сей раз это был Бафф. Видно, они там подкидывают монету и каждый раз сообщают мне результаты. Теперь Бафф дезавуировал заявления и О’Гарро, и Хансена. Он сообщил, что они там посовещались и приняли окончательное решение. Они хотят, чтобы вы лично отчитались, что сделано к настоящему моменту, они все сейчас там, в офисе «ЛБА», включая Толбота Хири, и не могут оттуда отлучиться, чтобы приехать к вам, так что вам придется ехать к ним. Немедленно. Иначе договор расторгается. Я довел до их сведения, что, во-первых, вы вообще никогда не выходите из дому по делам, а во-вторых, что я не должен вас беспокоить и не собираюсь этого делать. Бафф сказал, что это он уже слышал. В общем, вы должны быть там к четырем, иначе все кончено. Сейчас четверть четвертого. Позволено ли мне будет высказать одно предложение?

– Какое же?

– Если вы когда-нибудь еще будете иметь дело с этим народом, пусть даже речь пойдет о краже скрепки для бумаг, заключайте с ними письменное соглашение и чтобы все обязательно подписались. А то я уже устал все время бегать вверх-вниз.

Но Вульф меня не слышал. Он сидел положив локоть на подлокотник кресла и нежно поглаживал большим и указательным пальцами кончик носа. Немного погодя он произнес:

– Я уже говорил тебе вчера, что страсти накалены до предела и что-то должно произойти. Я не думаю, что это уже то самое. Возможно, пока это только пена от чрезмерного возбуждения, но может оказаться весьма поучительным понаблюдать за пузырями. Долго туда добираться?

– В это время суток минут пятнадцать – двадцать.

– Времени предостаточно. Собери их всех вместе. Всех без исключения.

– Понятно. Мне как, просто сказать им, что я – это вы, или для пущей убедительности позаимствовать у вас костюм и пару подушек?

– Ты, Арчи, – это ты. Но я должен определить твою позицию. Ты ведь жаждал инструкций, вот ты их сейчас и получишь. Присядь.

Я придвинул стул и сел.