Текст книги "Ярость и рассвет"

Шелковый шнур и рассвет

Слушая непрерывную болтовню Деспины, Шахразада размышляла о том, что верховный генерал Рея подозревал о ее планах причинить вред халифу.

Остаток дня они со служанкой провели в теплых водах новых купален. Та комментировала все, что попадалось на глаза, периодически отпуская неуместные шутки.

Но разум Шахразады блуждал, отказываясь наслаждаться полученной отсрочкой.

Откуда шахрбан обо всем узнал? И действительно ли он знает всё или лишь подозревает? Что будет, если он доложит халифу?

Много часов спустя Шахразада сидела на постели в своих покоях. За окном царила непроглядная тьма. Все вернулось к тому, с чего начиналось.

Испуганная девушка не отрывала взгляда от дверей, стараясь отгонять сжимавших круг демонов – мрачные мысли.

Деспина помогла облачиться Шахразаде в просторные шелковые шаровары и облегающий верх темно-фиолетового оттенка с широкими лямками. Ожерелье и тонкую цепочку на талии украшали аметисты в обрамлении крошечных бледно-розовых бриллиантов. На ушах и в центре лба драгоценности сверкали большими лиловыми каплями. Длинные темные волосы ниспадали блестящими волнами по спине до пояса.

Шахразада пристально смотрела на двери, словно могла силой воли приказать им отвориться. Не достигнув желаемого результата, она поднялась с кровати и принялась мерить шагами покои.

Обычно к этому времени халиф уже появлялся.

В конце концов Шахразада решила не оставлять свою судьбу в руках других, а действовать сама: подошла к дверям и распахнула их.

Воин тут же обернулся, положив ладонь на рукоять тальвара.

Девушка ощутила, как в сердце закрадывается страх… Ощутила, как пересыхает во рту, а на глаза наворачиваются слезы.

– Ты… Ты не знаешь… – выдавила она и осеклась, услышав панические нотки в собственном голосе. Затем собрала волю в кулак и попробовала снова: – Он собирается сегодня прийти?

Воин молча смотрел сверху вниз, словно смертельно опасная статуя, состоящая из одних мышц.

– Можешь рассказать, как найти его покои? – требовательно поинтересовалась Шахразада уверенным тоном в попытке хоть так компенсировать угасавшую отвагу.

И заметила в темных, как безлунная ночь, глазах великана промелькнувшую тень эмоций.

Жалость?

Он жалел ее?

Шахразада захлопнула двери и привалилась к ним спиной, тяжело дыша и едва подавляя рыдания.

«Нет. Только не это, – с ужасом подумала она и тут же одернула себя: – Соберись. Хватит паниковать».

Взяв себя в руки, Шахразада выпрямилась и отошла от дверей, высоко подняв подбородок, а затем упала на кровать, схватила шелковую подушку, снова уставилась на деревянные створки и тихо заверила темноту:

– Он придет.

«Я это точно знаю».

Цепляясь за последние осколки надежды, Шахразада прокручивала в голове два слова, которые эхом отражались в сознании, дразня и наполняя видениями невозможного будущего.

Два слова, произнесенные юношей, кто значил меньше, чем ничего.

Два слова, подарившие силы отгонять тьму и населявших ее демонов.

Моя госпожа.

* * *

Стон дверных петель вырвал Шахразаду из блаженного полузабытья.

Увидев струившийся через резные решетки яркий утренний свет, она вскочила на ноги.

На пороге стояли четверо солдат.

Шахразада расправила смятые полы облачения и многозначительно откашлялась.

– Разве вежливо входить без стука?

Воины смотрели прямо перед собой с равнодушием. Тогда она сцепила руки в замок за спиной, заставляя себя держаться прямо: – Что вам здесь нужно?

Не говоря ни слова, один из солдат вошел в покои и направился к Шахразаде, по-прежнему глядя перед собой, словно ее не существовало.

Словно она скоро перестанет существовать.

Сердце громыхало, едва не вырываясь из груди.

– Я задала вопрос! – воскликнула девушка, стараясь не дать голосу дрогнуть. Конвоир потянулся к ее плечу, перехватил руку, когда Шахразада попыталась отмахнуться, и крепко стиснул ее запястье. – Не смей… ко мне прикасаться!

Солдат кивнул товарищам, и те приблизились. Второй хмурый воин вцепился в локоть сопротивлявшейся девушки с другой стороны. Она ощутила, как по телу прокатилась волна горячей ярости, смешанной с осколками ледяного ужаса.

– Прекратите!

Когда Шахразада попыталась освободиться, нанося удары ногами по конвоирам, те просто подняли ее в воздух и потащили прочь из покоев, словно пойманную и обездвиженную дичь.

– Где халиф? – выкрикнула она, отчаянно стараясь прогнать умоляющие нотки из голоса. – Я желаю поговорить с ним! – ни один из воинов даже не взглянул на нее. – Пожалуйста, послушайте меня!

Однако конвоиры продолжали молча тащить сопротивлявшуюся пленницу по мраморным коридорам дворца.

Проходившие мимо слуги отводили глаза.

Они все знали неотвратимую, как рассвет, истину. Как знали и солдаты.

Только теперь ее начала понимать и Шахразада: она ничего не значила. Она была никем.

Для солдат. Для слуг.

Девушка прекратила сопротивляться. Она вскинула подбородок и поджала губы, подумав об отце и сестре. О Шиве и Тарике…

Она была важна для них. И не станет устраивать сцену и бесчестить их память. Достаточно и нарушенного обещания.

Конвоиры распахнули двери навстречу рассвету, и Шахразада увидела перед собой символ неминуемой гибели. Эта мысль стала последней каплей, сломавшей плотину чувств.

Слезы хлынули из глаз, невозбранно стекая по щекам девушки.

– Отпустите меня, – хрипло прошептала она, подумав о последних минутах лучшей подруги. – Я никуда не убегу.

Трое из солдат взглянули на первого, очевидно, являвшегося старшим по званию, и после кивка поставили пленницу на ноги.

Гранитные плиты еще не вобрали тепло солнечных лучей и холодили босые ступни. Трава по обеим сторонам дорожки казалась синеватой в серебристом свете раннего утра.

Шахразаде на мгновение захотелось наклониться и провести ладонью по росистым зеленым растениям. В последний раз.

Однако конвоиры уже ввели девушку в закрытое помещение. Там уже ждали двое: еще один стражник и пожилая женщина с длинным отрезом белого полотна в руках. Ткань едва заметно колыхалась от легкого ветерка.

Саван.

Стражник же сжимал… шелковый шнур.

Слезы полились по лицу Шахразады еще сильнее, но она не издала ни звука, приближаясь к палачу. Мышцы на его руках перекатывались под кожей огромными буграми.

«Надеюсь, смерть наступит быстро», – подумала девушка и молча повернулась к нему спиной.

– Мне очень жаль, – прошептал стражник так тихо, будто ветер прошелестел.

Удивленная добротой палача, Шахразада едва не обернулась к нему, но лишь кивнула:

– Благодарю.

Вот и все.

Стражник осторожно поднял ее волосы и перекинул вперед через голову. Лицо заслонила черная вуаль, отгораживая от нежеланного внимания безымянных свидетелей.

От тех, кто уже отказался замечать Шахразаду.

Шелковый шнур мягко лег на шею. Прикосновение ткани казалось едва ли не ласкающим. Самый почетный способ казни.

Именно таким образом погибла Шива.

При мысли о том, что лучшая подруга умерла, окруженная людьми с пустыми взглядами, слезы потекли по щекам еще сильнее.

Шахразада задохнулась, когда шелковый шнур затянулся, и прошептала напоследок:

– Баба.

Когда легкие начали гореть от нехватки воздуха, она невольно вскинула руки к горлу, цепляясь за удавку.

«Ирса, надеюсь, ты сумеешь когда-нибудь меня простить».

Палач натянул шелковый шнур, поднимая Шахразаду в воздух.

– Тарик, – прохрипела она.

Грудь сдавило. Перед глазами поплыли серебряные звезды, постепенно превращаясь в черные пятна. Сердце сжималось от боли. Шею словно охватило кольцо пламени.

Подумав о Шиве, Шахразада с усилием распахнула глаза. Слезы, боль и завеса волос ослепляли, но она решительно наблюдала, как последнюю страницу ее жизни стремительно заполняют чернильные кляксы. И помнила, что была любима. Была важна.

Издалека донеслись взволнованные голоса, с трудом проникая в затуманенное сознание.

А затем шелковый шнур исчез.

Шахразада упала на пол, больно врезаясь в гранитные плиты. Лишь жажда жизни заставила ее протолкнуть воздух в легкие, несмотря на то что каждый вздох причинял ужасные мучения.

Кто-то обнял девушку за плечи и подхватил ее на руки.

Расплывшееся зрение позволяло ей рассмотреть лишь янтарные глаза врага, которые оказались совсем близко.

Собрав последние крупицы сил, Шахразада ударила халифа по лицу.

Стоявший рядом стражник перехватил ее руку и резко дернул назад. Послышался громкий и отчетливый щелчок, и она вскрикнула от острой боли.

Впервые за все время их общения Халид ибн аль-Рашид повысил голос. Затем последовал звук, с каким кулак врезается в чью-то плоть.

– Шахразада!

Она оказалась в объятиях Джалала и почувствовала облегчение, несмотря на то, что глаза опухли от слез, рука болела, а шея горела почти невыносимо.

– Джалал, – прошептала девушка.

– Делам, – выдохнул молодой капитан, осторожно отводя волосы с ее лица и утешая, отводя от края пропасти, за которой царила пустота. Затем он обернулся на шум разъяренных голосов и умоляющих возгласов, чтобы окликнуть: – Хватит, Халид! Все уже закончилось. Нужно отнести ее внутрь.

– Халид? – едва слышно переспросила Шахразада.

– Умоляю найти в своем сердце хоть крупицу милосердия к нему, делам, – печально улыбнулся Джалал и поднял ее на руки. Она обхватила его за плечи и уткнулась лицом в рубаху. – Ведь у каждой истории есть своя история.

* * *

Несколько часов спустя Шахразада сидела на краю постели, пока Деспина расчесывала густые волосы госпожи.

На шее уже проступило пурпурное кольцо синяков. Вывихнутую руку вправили, но Шахразада до сих пор с ужасом вспоминала кошмарный звук, с каким суставы встали на место. Потом она с помощью служанки осторожно приняла ванну и облачилась в удобные одежды, не проронив за это время ни слова.

– Пожалуйста, скажите что-нибудь, госпожа, – тихо попросила Деспина, гребнем из слоновой кости распутывая влажные пряди неподвижной девушки.

Шахразада лишь обессиленно смежила веки.

– Мне… Мне жаль, что я не сумела помешать… – продолжила служанка и метнула быстрый взгляд на небольшую дверь, ведущую в смежные покои. – Я ненадолго ушла, так как не представляла… что за вами пришлют. Вы можете злиться на меня, но прошу, не молчите.

– Мне нечего сказать.

– Очевидно, что это неправда. Если поделиться тяжелыми мыслями, на сердце станет легче.

– Не станет.

– Не узнаете, пока не попробуете.

Но Шахразада знала. И не желала обсуждать произошедшее с Деспиной, а хотела лишь вновь услышать мягкий голос сестры и уткнуться в одну из отцовских книг с поэзией. Хотела еще хоть раз увидеть заразительную улыбку Шивы. Хотела очутиться в собственной кровати, где могла бы спать всю ночь, не опасаясь наступления рассвета.

И хотела упасть в объятия Тарика, ощутить рокочущий в его груди смех в ответ на слова Шахразады. В его присутствии она постоянно говорила совсем неправильные вещи, которые звучали абсолютно правильно. Возможно, это был признак слабости, но она хотела хоть на секунду избавиться от тяжелой ноши. Разделить с кем-то груз. Как в тот день, когда умерла мама и Тарик обнаружил Шахразаду плачущей в розарии.

Тогда он взял ее за руку и просто молча сидел рядом, забирая часть боли и делясь силой с помощью простого прикосновения.

Наверняка Тарик мог бы снова разделить с ней печаль. И с радостью бы это сделал.

Ради нее.

Деспина же была незнакомкой. Одной из тех, кто только что пытался убить. Как можно ей доверять?

– Не хочу ничего обсуждать.

Служанка сдалась и медленно кивнула, продолжая водить гребнем по волосам Шахразады. Из-за этого болела шея, но девушка ничего не говорила.

Раздался стук в двери.

– Велите открыть? – спросила Деспина.

Шахразада равнодушно дернула плечом, и служанка отложила гребень, чтобы распахнуть двойные деревянные створки.

«Что еще мне могут сделать?»

Но когда Шахразада взглянула в сторону дверей, ее сердце оборвалось: на пороге стоял халиф.

Деспина молча удалилась в свою комнату.

Шахразада осталась сидеть на месте, перебирая оставленный служанкой гребень и пристально глядя на повелителя Хорасана.

Когда он подошел ближе, то стала видна отметина на лице. Возле челюсти, куда пришлась пощечина, бронзовая кожа стала темнее и приобрела легкий фиолетовый оттенок. Обычно ясные и острые, сейчас янтарные глаза покраснели и выглядели уставшими, будто их обладатель давно не спал. Костяшки на правой руке халифа были сбиты в кровь.

Он рассматривал молчавшую девушку не менее пристально, отмечая и синяки на шее, залегшие под глазами тени и настороженную позу.

– Как рука? – спросил он своим привычным тихим и спокойным голосом.

– Болит.

– Сильно?

– Не смертельно.

Острая шпилька достигла цели: бесстрастная маска халифа на секунду упала, обнажив эмоции. Он шагнул к кровати и сел рядом с Шахразадой. Она поерзала, ощущая дискомфорт от его близости.

– Послушай…

– Что вам надо?

– Хочу загладить вину за совершенный проступок, – после длинной паузы ответил халиф.

– Подобный проступок ничем не загладить! – выпалила Шахразада и медленно выдохнула, глядя прямо в глаза собеседнику.

– Пожалуй, это первые правдивые слова, которые я от тебя слышу, – внимательно рассматривая ее, отозвался тот.

– Как я и говорила, вы не слишком хорошо разбираетесь в людях, – горько рассмеялась Шахразада. – Может, я и обманывала дважды или трижды в своей жизни, но вам не солгала ни разу.

И это действительно было так.

Халиф задумался, после чего наклонился к девушке, отвел в сторону тяжелые влажные волосы и с величайшей осторожностью прикоснулся к ее изящной шее.

Шахразада отстранилась, слегка обеспокоенная искренней заботой, отразившейся на лице молодого правителя Хорасана.

– Шея тоже повреждена, – сказала она, отталкивая его руку, и раздраженно потянулась к гребню, чтобы закончить расчесывать спутанные пряди.

И тут же зашипела от резкой боли.

Вывихнутое плечо.

– Помочь? – предложил халиф.

– Нет.

– Я… – вздохнул он.

– Если понадобится помощь, дождусь Деспину, – отрезала Шахразада и попыталась встать, однако халиф поймал ее за талию и притянул обратно к себе.

– Пожалуйста, – прошептал он, утыкаясь носом в еще влажные волосы девушки, – позволь загладить вину. – Шахразада почувствовала, как забилось сердце, когда юноша обнял ее и привлек к себе, и тут же запретила себе даже думать об этом. – Тому, что произошло этим утром, нет оправдания. Я хочу…

– Где вы были? – прервала его Шахразада, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Не там, где следовало.

– Этим утром и прошлой ночью.

– Этим утром я был не там, где следовало. Этой ночью я не был там, где хотел бы.

Шахразада подняла голову, чтобы заглянуть в глаза собеседника, и замерла, заметив его выражение лица.

Халиф крепче обнял ее и наклонился, прижимаясь лбом к ее лбу, проводя свободной рукой по ее коже. Прикосновение казалось мягким и нежным, как прохладный ветер в жару.

– Моя гора из адаманта.

Шахразада невольно прижалась к халифу, выгибаясь под ласками, и ощутила аромат сандалового дерева и солнечного света. Раньше она так старательно избегала любых мыслей о загадочном молодом правителе, что не замечала таких простых, но явных вещей, как запах.

Зато теперь она вдохнула исходивший от него аромат, позволяя ему проникнуть в сознание.

Когда халиф положил ладонь ей на щеку, Шахразада осознала нечто ужасное.

Она хотела его поцеловать.

Только не это!

Одно дело отвечать на поцелуй, к этому Шахразада была готова. Но совсем другое – жаждать этого… Желать расположения халифа. Искать утешения в объятиях убийцы Шивы в случае невзгод.

Это было проявлением слабости.

Осознав это, Шахразада выпрямилась, прерывая момент близости единственным движением.

– Если вы желаете загладить вину, я придумаю способ.

«Который не будет требовать прикосновений», – добавила она про себя.

– Хорошо, – кивнул халиф, убирая руки.

– Есть ли какие-то правила и ограничения?

– Почему все должно становиться игрой? – вздохнул он едва слышно.

– Так есть ли какие-то правила и ограничения, мой господин?

– Единственное правило – желание должно быть выполнимым.

– Вы – правитель Хорасана, царь из царей. Неужели для вас есть что-то невозможное?

– Я просто человек, Шахразада, – ответил он, мрачнея.

– Тогда будьте человеком, который хочет исправить содеянное, – сказала девушка, вставая с кровати и поворачиваясь к собеседнику лицом. – Этим утром вы пытались меня убить. Вам повезло, что я не решила отплатить тем же.

«Пока не решила».

Халиф поднялся на ноги, возвышаясь над Шахразадой больше чем на голову. Тень отчаяния вернулась на его лицо, углубляя и заостряя черты, возвращая им привычный вид.

– Не могу передать, насколько я сожалею. Мысли о сегодняшнем утре будут преследовать меня до конца жизни.

– Жалкие извинения. Но для начала сгодятся и они.

Тигриные глаза смягчились, хоть и едва заметно. Халиф склонил голову и направился к дверям, однако, перед тем как выйти, обернулся.

– Шахразада…

– Да, мой господин?

– Сегодня я покидаю город, чтобы нанести визит в Амардху. Меня не будет неделю. Никто не побеспокоит тебя во время моего отсутствия. Джалал отвечает за твою безопасность. Если что-то потребуется, обращайся к нему. – Заметив, как Шахразада кивнула, показывая, что приняла информацию к сведению, он добавил: – В тот день, когда я представил тебя генералу аль-Хури, я говорил от всего сердца.

В тот день, когда он назвал ее своей госпожой.

– Тогда вы очень странно это демонстрируете.

– Этого больше не повторится, – после неловкой паузы заверил халиф.

– В вашей воле сделать так, чтобы это оказалось истиной.

– Моя госпожа, – он снова поклонился, касаясь кончиками пальцев лба, и вышел.

Как только двери за ним закрылись, Шахразада зажмурилась и упала на кровать.

«Шива, что же мне теперь делать?»

Праведный гнев и неугомонный дух

Молочно-белый полумесяц над Реем окружала тонкая дымка облаков.

Вдоль границ элегантного двора Резы бин-Латифы горели фонари. Пламя отбрасывало тени, которые танцевали на стенах из сырцового кирпича. В воздухе висел тяжелый мускусный запах амбры и дыма.

– Наконец-то я снова чувствую себя человеком, – заявил Рахим, пересекая двор и занимая место за низким столиком.

– Ты действительно выглядишь отдохнувшим, Рахим-джан, – тепло улыбнулся юноше хозяин дома.

– Мне обещали роскошный отдых и ванну с благовониями, и я не был разочарован, Реза-эфенди.

Спустя несколько мгновений к ним присоединился Тарик, садясь напротив друга.

Вскоре слуги расставили на столике блюда с едой: исходящий ароматным паром рис басмати с ярко-оранжевым пятном шафрана в углублении по центру; ягненок в остром финиковом соусе, с карамелизованным луком и пряными ягодами барбариса; шампуры с шашлыками из маринованной курицы и помидоров, поданные с охлажденным йогуртом и огурцами; свежая зелень и лепешки лаваша; круглые головки козьего сыра; нарезанный половинками яркий редис, особенно выделяющийся на фоне полированного дерева блюда.

Запахи изысканных яств смешивались с ароматами, испускаемыми свечами, дразня благоуханием специй и роскоши.

– Все это почти заставило меня забыть о последних трех днях, – произнес Рахим. – Почти, но не совсем.

– Тебе хорошо спалось, Тарик-джан? – спросил Реза.

– Настолько хорошо, насколько возможно при текущих обстоятельствах, дядя.

– Оставь заботы хоть ненадолго, – проворчал Рахим. – Ты почти не отдыхал с тех пор, как получил письмо Шази. И, похоже, считаешь себя неуязвимым и способным жить лишь на росе и ярости.

Тарик мрачно взглянул на друга, но все же взял шампур с куриным мясом.

– Он прав. Знаю, тебе не терпится обсудить план дальнейших действий, однако вначале следует позаботиться и о себе. – Реза оглянулся и жестом велел слугам уйти. Затем положил себе на тарелку рис с ягненком и продолжил тихим голосом: – Пока вы отдыхали, я занимался делами. Прежде всего нужно будет распродать все имущество, чтобы обеспечить финансы и свободу перемещения. Кроме того, нам потребуется поддержка других людей, обладающих финансами и свободой перемещения. Правильно ли я понимаю, что уважаемый Назир не разделяет твою точку зрения?

– Отец не желает быть частью моего плана, – обреченно подтвердил Тарик. – И скорее отречется от меня и всей затеи, если это поставит под вопрос процветание крепости.

– Это усложнит нашу задачу, – кивнул Реза, похоже, ничуть не обескураженный словами племянника. – Если твой отец не поддерживает наших действий, тебе нельзя выступать от имени своей семьи или семьи Шахразады, чтобы не подвергнуть их опасности. То же самое касается тебя, Рахим. Имя аль-Дин Валадов имеет древнее и благородное происхождение. Твои старшие братья вряд ли отнесутся благосклонно к тому, что ты поставишь под угрозу жизни их близких. Вы оба должны действовать скрытно и под чужими личинами.

– Ты прав, дядя, – согласился Тарик, поразмыслив над предложением Резы.

– Я рассуждал в том же направлении. Однако как нам обрести сторонников, если никто не будет знать, кто мы? – вступил в беседу Рахим. – Каким образом побудим их следовать за безымянными мятежниками?

– Оставьте это мне, – сказал Реза. – Не забывайте, что я много десятилетий был одним из крупнейших купцов Рея и знаю, как правильно преподнести товар. Он становится редким и желанным, если выставить его в верном свете.

– Не уверен, что понял ваши намерения, дядя, – нахмурился Тарик.

– Я сделаю тебя тем, кого так жаждет видеть народ. – В темных глазах Резы отразилось пламя фонарей. – Тебе же всего-то и потребуется оставаться самим собой: сильным юношей и умелым воином.

– Но это не объясняет, каким образом нам убедить людей ввязаться в опасное дело без достойного главнокомандующего, – сказал Тарик, и взгляд его выдавал неуверенность.

– Все не так мрачно. Ты возглавишь и поведешь за собой сторонников. Ты станешь лицом и голосом восстания. Именно отсутствие руководства стало причиной, по которой разрозненные мятежи в городе не увенчались успехом. Твой же голос прогремит по всему Рею и призовет жителей открыть глаза и увидеть, кто правит государством: бессердечный мальчишка-халиф, недостойный своего титула. Халиф, которого нужно свергнуть любой ценой.

Рахим хлопнул ладонью по столу в знак одобрения слов хозяина дома.

– Значит, мы планируем собрать армию и атаковать город? Именно на такой исход я и надеялся, однако не представляю, как достигнуть желаемого, – сказал Тарик.

– Мечты становятся реальностью, если строить их на основании убеждений, – отпив глоток вина, заявил Реза. – Твоя надежда станет строительным материалом, а мой праведный гнев – опорой.

– Тогда с чего начнем? – спросил Тарик, глядя на дядю.

– Возвращайся пока домой, – ответил тот, отодвигая в сторону блюдо. – Мне потребуется время, чтобы разобраться с делами в Рее и найти потенциальных союзников. Вероятно, эмир Карая согласится предоставить поддержку, так как сестра его жены пострадала от той же участи, что и моя Шива. Как только удастся все организовать, я отправлю тебе весть.

– А как же Шази? Я не уеду из Рея, пока…

– Сегодня халиф покинул город, чтобы нанести визит в Амардху, и не… – Реза осекся, возле губ залегли складки от едва сдерживаемой ярости. – Не прикажет казнить жену, находясь в другом городе. Видимо, из желания наблюдать за развлечением. Так что Шахразада будет в безопасности по меньшей мере неделю.

– Тогда мы с Рахимом заберем из Рея Ирсу и Джахандара-эфенди, а потом вернемся домой, где и будем ожидать от тебя вестей, – после секундного колебания согласился Тарик.

– Разве тебе неизвестно, что родные Шахразады покинули город сразу же после церемонии венчания? Никто не знает, куда они направились.

– Покинули город? Но зачем?

– Я предположил, что они планируют искать убежища в стенах вашей крепости, Тарик-джан. Вы с отцом не получали от них послания?

– Приходило письмо от Шази, – сказал Рахим и поинтересовался у друга: – Она что-то упоминала в нем о своей семье?

– Не знаю, – тихо отозвался Тарик. – Я его так и не дочитал.

– Не удивлен, – хмыкнул Рахим.

– В будущем тебе следует быть более осмотрительным, – задумчиво взглянув на племянника, произнес Реза. – И тщательно все взвешивать, прежде чем действовать. Это послужит на пользу и тебе, и делу.

– Хорошо, дядя, – кивнул Тарик, медленно вдохнув. – Я постараюсь поступать правильно.

– Ты всегда поступал правильно. Именно поэтому я уверен в успехе нашего дела.

– Благодарю. В особенности же за то, что поддержал меня так охотно.

– Это я должен выразить признательность вам обоим. Уже долгое время я не чувствовал себя настолько живым, не ощущал искры зарождающейся надежды.

Трое мужчин поднялись из-за стола и вышли во двор. На насесте неподалеку сидела Зорайя и терпеливо дожидалась хозяина. Тот надел кожаную манжету мангалу и свистнул питомице. Она перелетела на предложенную руку и закурлыкала, радуясь вниманию. Затем Тарик подбросил птицу вверх, отправляя охотиться, и она взмыла в воздух, оглашая небеса клекотом, пока не исчезла в темноте.

Тень сокола скользнула по лицу Тарика, на мгновение заслонив его черты от света фонарей.

Реза улыбнулся про себя.

Он обрел нечто, за что стоило сражаться.

Нечто, что можно было использовать.

Следующим утром Рахим проснулся от стука металла, вонзавшегося в дерево. Выглянув из окна, он увидел друга, который наложил стрелу на тетиву и вскинул лук.

– Что ты творишь, позволь спросить?

– А на что похоже? – откликнулся Тарик. – Нам уже пора выезжать.

Рахим перевел взгляд на небо. Солнце еще только-только выглядывало из-за горизонта. Над восточными крышами Рея медленно расползалась рваная полоска света.

– Ты хоть поспал? – зевнув, поинтересовался он у друга. Вместо ответа Тарик выпустил стрелу, которая вонзилась в окно совсем рядом с головой Рахима. Но тот даже не вздрогнул, лишь вздохнул: – Ну и зачем понадобился этот отчаянный жест?

– Собирайся. Нужно выехать до того, как вернется дядя и настоит, чтобы мы разделили с ним трапезу.

– И куда он отправился?

– Не представляю. Он взял коня и ускакал еще затемно, – ответил Тарик, снова доставая стрелу, натягивая тетиву и прицеливаясь.

– Почему мы должны покидать гостеприимный дом тайно, словно воры?

– Я не хочу, чтобы дядя прознал о наших планах, – Тарик бросил на друга взгляд, способный пронзить даже камень.

– Да? И какие же у нас планы?

– Опять ты задаешь бесконечное множество вопросов, будь они неладны!

С этими словами он выпустил стрелу, которая пролетела по низкой дуге и воткнулась в дерево рядом с другими семью стрелами.

– Да здравствует Тарик аль-Зийяд, сын Назира, эмира Талекана. Мои поздравления непревзойденному лучнику, – безрадостным тоном произнес Рахим.

– Я знал, что не должен был… – начал было Тарик, но осекся и выругался себе под нос.

– Успокойся, – махнул другу Рахим и почесал в затылке. – Сейчас соберу вещи. Но ты можешь хотя бы намекнуть о причинах соблюдения секретности? – Тарик молча подошел к открытому окну и глубоко вздохнул. – Ты начинаешь меня беспокоить. Знаю, насколько тебя волнует судьба Шази, однако Реза-эфенди велел ждать, пока…

– Я не буду ждать. Вернее, не могу.

– И что ты собираешься делать? – спросил Рахим, сжимая пальцами переносицу.

– Что-нибудь. Что угодно.

– У тебя нет четкого плана. А твой дядя сказал, что нужно выждать. Так и следует поступить.

– Я тут подумал… – медленно произнес Тарик, опираясь плечом на кирпичную кладку стены.

– Внимательно слушаю, – вздохнул Рахим. – Несмотря на то что голос разума отговаривает от поспешных решений.

– Племена кочевников-бедуинов, которые обитают на границе между Хорасаном и Парфией, гордятся независимостью. Что, если предложить им нечто, ради чего они пересмотрят свою позицию?

– И что же?

– Причину, зовущую в сражения всех мужчин. Истинную цель.

– Звучит расплывчато. И чрезмерно поэтично, – покачал головой Рахим. – Тебе потребуется что-то более весомое.

– Земля. Право на землю. И общественная структура, которая нужна, чтобы заявить эти права.

– Интересно, – задумчиво протянул Рахим. – Но бедуины привыкли кочевать с места на место. С чего бы им вдруг проявлять желание вести оседлый образ жизни?

– Некоторые, возможно, и не захотят этого делать. Но племена веками воюют друг с другом, а земля – лучший способ обрести влияние и власть, если не считать золота. Вдруг хоть один из предводителей бедуинов проявит интерес к предложению и согласится сражаться со мной? Они славятся беспощадностью, но также и являются лучшими наездниками из всех, с кем мне приходилось сталкиваться. Я вижу только преимущества для обеих сторон.

– Связываться с бедуинами крайне опасно, – с сомнением прокомментировал Рахим.

– Я ничего не потеряю, если отправлюсь с ними побеседовать. В худшем случае получу отказ.

– Вообще-то в худшем случае можно потерять жизнь. Эти дикари запросто перережут глотку, если вдруг что-то пойдет не так.

– Согласен, – произнес Тарик и нахмурился, – эту вероятность тоже нельзя исключать. Однако в мои намерения не входит оскорблять бедуинов. Лишь попробовать с ними договориться.

– Что ж, если кто и способен сладкими речами проложить себе путь к сердцам кочевников, избежав неминуемой смерти, так это ты.

– Спасибо, друг. Как и всегда, твоя неизменная вера в мои способности изгоняет малейшую тень сомнения в успехе предприятия.

– Я немного тебе польстил, – криво улыбнулся Рахим. – На самом деле, если кто и сумел бы избежать неминуемой смерти с помощью сладких речей, так это Шази. К счастью, ее обаяние частично передалось и тебе.

– Обаяние здесь ни при чем. – В глазах Тарика промелькнуло восхищение при мысли о возлюбленной. – Все дело в непревзойденной выдержке.

– Возможно, ты и прав. Так и представляю, как Шази бросает вызов кобре, уверяя, что та умрет от ее яда первой.

– И выиграла бы это состязание, – улыбнулся Тарик.

– Ни капли не сомневаюсь. Раз уж зашла речь, уверен, наша Шази так запугала могущественного повелителя Хорасана, что он превратился в жалобно мяукающего у ее ног котенка. Кто знает, не придется ли однажды свергать уже ее.

– Нет, – отозвался Тарик, помрачневший при первом упоминании халифа. – Он не похож на человека, который отдаст хоть каплю власти без ожесточенной борьбы.

– И откуда тебе это известно?

– Просто чувствую это, – отрезал Тарик. – Он казнил мою двоюродную сестру. И теперь держит в руках судьбу Шахразады. По венам этого чудовища вместо крови струится тьма. Когда речь заходит о Халиде ибн аль-Рашиде, я думаю только о том, какими способами мне бы хотелось его умертвить. Жаль, что убить можно лишь раз.

– Я тоже его презираю. С жаром тысячи солнц презираю. Но всегда лучше знать своего врага.

– Не принимай мою ярость за безрассудство. Я намереваюсь изучить все слабые и сильные стороны противника. Но это не удастся сделать, сидя за стенами семейной крепости. Именно поэтому я отправлюсь в пустыню и разыщу бедуинов. – Лицо Тарика светилось решительностью. – Один.