Текст книги "Роза и кинжал"

Роковая черта

Шахразада отказывалась бояться нескладного парнишки, который стоял перед ней.

В другое время – в прошлой жизни – она могла бы даже пожалеть его.

Но этот болван переступил роковую черту: он угрожал Ирсе.

А сейчас направил оружие на саму Шахразаду, пусть кинжал в его руках и подрагивал.

«Действуй незаметно».

– Как тебя зовут? – спокойным тоном поинтересовалась она.

– Здесь я буду задавать вопросы, – сквозь зубы прошипел Паук и начал обходить собеседницу по дуге, уже не скрывая волнения. Шахразада стояла неподвижно, наблюдая, как его лицо с клочковатой редкой бородкой то скрывается в тени, то появляется, освещенное попадающими внутрь лучами солнца. – Как?

– Прошу прощения? – сцепив руки в замо́к за спиной, недоуменно приподняла брови Шахразада.

– Как ты сумела выжить?

– Я рассказывала сказки, – осторожно подбирая каждое слово, ответила она.

– Рассказывала сказки? – замерев на полушаге, переспросил Паук. На его лице было написано презрение. – Ты думаешь, я поверю, что халиф, это кровожадное чудовище, оставил тебя в живых лишь благодаря интересным историям?

– Верь во что пожелаешь, – бросила в сторону противника уничижительный взгляд Шахразада. – Доказательство стоит прямо перед тобой.

– Пытаешься меня спровоцировать? – фыркнул Паук так резко, что она едва не вздрогнула. – Неужели ты и в самом деле настолько глупа?

– Я не пытаюсь спровоцировать тебя… – примирительным жестом выставила перед собой ладони Шахразада и сделала многозначительную паузу, терпеливо ожидая, заглотит ли собеседник наживку.

– Теймур. Меня зовут Теймур.

– Я не пытаюсь спровоцировать тебя, Теймур, – повторила она и осторожно улыбнулась. – Лишь хочу понять.

Шахразада осознала, что неудачно подобрала слова, когда заметила вспыхнувшую на лице Паука ярость.

– Понять меня? – прорычал он. – Тебе это не удастся!

– Только скажи…

Теймур бросился на Шахразаду и сомкнул длинные пальцы у нее на горле, подобно железному обручу. Она вцепилась в запястье нападавшего, пытаясь ослабить захват, и бесстрашно встретила полный бешенства взгляд. Шахразада не боялась и не собиралась сдаваться. Этот тощий, нескладный юнец был напуган куда сильнее, чем она. По его лицу градом лился пот.

– Как ты можешь понять? – Теймур трясся всем телом, его голос дрожал и срывался. – Ты жива. Это чудовище тебя пощадило!

Другой рукой он приставил кончик кинжала к горлу Шахразады, хотя лезвие пока скрывалось в украшенных драгоценными камнями ножнах.

– Где ты взяла это оружие? – спросил Теймур, разглядывая изысканную гравировку.

Он провел большим пальцем по жемчугу и гранатам, инкрустированным в рукоять. Изумруды у основания блеснули зеленым.

– Теймур…

– Кинжал принадлежал халифу? – Противник вновь посмотрел на Шахразаду. – Это он дал тебе это оружие? – Она промолчала. – Отвечай! – Он сжал ее горло сильнее. – Ты обещала ответить!

– Да, это он дал мне кинжал.

– Что, если я убью тебя им? – голос Теймура упал до шепота. – Как халиф убил Ройю.

Шахразада нервно сглотнула. Она помнила это имя.

Одно из многих имен среди моря разбросанных писем. Среди бури воспоминаний.

– Мне очень жаль.

– Не смей извиняться! – Теймур еще сильнее сжал пальцы на ее шее.

Его боль передалась Шахразаде, проникла ей в сердце и разбередила рану, которая никогда не затянется.

Шива.

– Тогда что ты хочешь от меня услышать? – тихо спросила Шахразада и зажмурилась, не давая своей собственной боли выплеснуться, стремясь сдержать поток горя еще хоть на мгновение.

– Правду.

– Что ты желаешь узнать? – с трудом сглотнула она снова.

– На чьей ты стороне. И важна ли Халиду ибн аль-Рашиду. – Теймур выплюнул имя халифа как проклятие. – Он любит тебя?

– Я не могу судить о его чувствах, – озвучила полуправду Шахразада, решив держаться до последнего. В онемевшие пальцы возвращалась чувствительность. – Он держит их при себе.

– Тогда скажи о своих. Ты любишь это чудовище?

– Нет, – стиснув зубы, солгала девушка.

– Значит, ты по-прежнему принадлежишь Белому соколу?

– Еще вопрос, кто кому принадлежит.

– Куда устремлены твои помыслы и сердце, Шахразада аль-Хайзуран? – резко и настойчиво спросил Теймур.

«В переулок рядом с базаром. В ночь забвения. К обещанию завтрашнего дня», – подумала она, однако вслух сказала:

– К Тарику Имрану аль-Зийяду. – Ложь обжигала язык. – И так будет всегда.

Шахразада закрыла глаза, боясь, что взгляд выдаст правду.

Теймур прерывисто вздохнул. У него клокотало в груди, и он сократил пространство между их телами. Воцарилось молчание. Шахразада ощутила, как в сердце разгорается беспокойство.

Теймур притянул ее ближе к себе. Слишком близко. Его горячее дыхание обжигало кожу на лбу.

– Это чудовище… обидело Ройю?

Возможно, из-за близости их тел Шахразада поняла, что паренек подразумевал под этими словами, и почувствовала прилив ужаса. Она широко распахнула глаза и заверила:

– Нет, он и пальцем ее не тронул.

Теймур внимательно рассматривал пленницу в напряженном молчании, находясь так близко, что наверняка видел, как сильно бьется жилка у нее на шее.

– Ты рассказывала халифу сказки. Не пытаешься ли провернуть тот же самый трюк и со мной?

Шахразада слышала, как с каждым словом решимость противника крепла, и понимала, что нужно действовать. Она сбросила его руку, ударила кулаком в плечо и приготовилась бежать, однако Теймур с неожиданной ловкостью перехватил девушку и сделал подсечку, повалив на пол.

Шахразада упала со всего размаха и задохнулась от резкой боли в боку, впервые испытав страх, который накрыл холодной волной. Этот тощий хорек оказался слишком силен и жилист. Раз нельзя одолеть его в сражении, нужно попытаться урезонить.

Хотя существовал и иной способ: обмануть, запутать.

Вслед за волной страха последовал прилив гнева. Шахразада впилась ногтями в запястье Теймура, державшего ее за шею, больше не испытывая к нему ни капли сочувствия. Капля сострадания растворилась в море ярости.

Роковая черта превратилась в бездонную пропасть.

Этот не ставший еще мужчиной юнец вызвал к жизни самый древний страх, инстинктивный ужас жертвы перед хищником. Ужас, который давно уже прятался в дальнем уголке сознания Шахразады.

– Что ты задумал, Теймур? – отчаянно стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно, спросила она.

На лице юнца отражалась внутренняя борьба, пока он смотрел на свою жертву. Сквозь триумф от одержанной в схватке победы проглядывали страх и неуверенность.

Шахразада не собиралась молча лежать и ждать исхода этого сражения.

– Планируешь взять меня силой? – потребовала она ответа. – Или пытаешься только припугнуть? Чего ты хочешь добиться с помощью столь примитивного злодеяния?

Теймур заморгал, явно не ожидав от жертвы такой смелости и присутствия духа. Или просто удивился, что она озвучила его постыдные намерения.

Шахразада понимала, что зря дразнит юнца. Знала, что может лишь подтолкнуть его к решительным действиям. Но не могла – и не хотела – молча сдаться на милость этому трусу. Она будет сражаться до последнего вздоха.

Пару мгновений Теймур колебался, однако потом стиснул зубы, всем телом навалился на Шахразаду, с удивительным проворством вытащил кинжал из ножен и приставил острие к ее горлу.

– Думаю, халиф все же испытывает к тебе чувства, иначе вряд ли оставил бы в живых.

– Халид ибн аль-Рашид мало что ценит, – спокойно сказала она, решив сосредоточиться не на прикосновении холодной стали к коже, а на своем гневе. – Какое-то время я его забавляла. Не ищи иного объяснения. Ты и сам сказал: он настоящее чудовище, – кипящая ярость выплескивалась в каждом произнесенном слове.

– Ты пытаешься меня обмануть. Значит, утверждаешь, что халиф Хорасана ничего не почувствует, если тебе кто-то навредит?

– Как я упомянула ранее, мне неизвестны его эмоции.

– Ты ждешь, что я поверю, будто могущественный царь из царей не рассердится за причиненный его жене ущерб?

«Нет, – подумала Шахразада. – Халид захочет переломать тебе все кости за нападение на меня». Однако вслух сказала, смерив собеседника ледяным взглядом:

– Если ты считаешь, что Ройя одобрила бы твои действия в данный момент, то любые мои слова не имеют значения. – Она проглотила застрявший в горле ком и закончила: – Однако мне сложно представить, что какая-либо девушка, достойная столь горячей любви, могла бы оправдать подобную жестокость.

Хватка Теймура на шее Шахразады ослабла, на худом лице промелькнуло отчаяние, узкие плечи поникли. На мгновение стало заметно, насколько парнишка любил Ройю. И насколько потерял себя, потеряв ее.

Но это не могло служить оправданием его нынешнему поступку. Для таких поступков не существует оправданий.

Пока Теймур сражался с внутренними демонами, Шахразада решила закрепить успех и обезоружить противника не только словами, но и действиями. Она выпростала из-под его тела одну руку и принялась шарить вокруг в поисках увесистого предмета: камня, палки, графина, миски – чего угодно… И вскоре нащупала – что? Полоску сушеного мяса?

Теймур пребывал в задумчивости, почти убрав пальцы с горла Шахразады, и она осмелилась отвести взгляд в сторону, быстро осмотрев шатер. Даже в тусклом свете на полу можно было заметить несколько полосок сушеного мяса, подсунутых под матерчатую стенку. Они напоминали те, которыми Тарик угощал Зорайю.

«Это что, предложение таким образом приманить сокола?»

Подобный план совсем не походил на то, что мог бы придумать порывистый сын эмира. Если бы он знал, что творится в шатре, то порвал бы его на тонкие лоскуты и повесил на них Теймура. Смелый – вплоть до безрассудства – Тарик с презрением отнесся бы к любому плану, требовавшему скрытного нападения. И точно не отправил бы вместо себя Зорайю.

Но если эта глупая затея принадлежала не Тарику, то тогда кому?

Шахразада обвела взглядом стены шатра, раздраженно подумав: «И где носит эту проклятую птицу?»

Но нельзя спорить, что этот план по отвлечению внимания противника был один из самых необычных на ее памяти.

Шахразада стиснула в кулаке полоску сушеного мяса и молниеносно, как мангуст бросается на кобру, засунула угощение для сокола за ворот камиса Теймура. Тот на мгновение ошарашенно застыл, после чего отбросил кинжал и принялся обеими руками бить себя по затылку, словно пытался раздавить случайно залезшее под рубаху насекомое.

В эту секунду в шатер сквозь проем влетела Зорайя и оперенной молнией метнулась прямиком к Теймуру, часто взмахивая крыльями, пронзительно крича и полосуя его острыми когтями в попытке добраться до лакомства. Парнишка взвизгнул и свалился с Шахразады, безуспешно стараясь уклониться от нападения.

Та быстро подобрала вторую полоску сушеного мяса, но не успела придумать что-либо еще, как в шатер ворвался Рахим аль-Дин Валад. По пятам за ним следовала Ирса, зажав в кулаке еще несколько соколиных угощений.

– Уходите, – велел Рахим, помогая Шахразаде подняться, после чего с суровым видом обнажил свой скимитар. – Вы обе.

– Я останусь здесь, – неожиданно твердо возразила Ирса, – до тех пор, пока не буду уверена, что вы в безопасности.

Шахразада тоже отказалась уходить и бросила на Рахима яростный взгляд, когда тот попытался настоять на своем. В конце концов юноша тихо выругался, отступил в сторону, держа скимитар наготове, и скомандовал:

– Зорайя, назад!

Увидев, что птица проигнорировала приказ, Шахразада тихо свистнула.

Соколица издала протестующий крик, но перестала нападать на Теймура. Тот сжался в дрожащий клубок на полу, заслоняя руками лицо. Все открытые участки тела были покрыты царапинами. На штанах расплывалось мокрое пятно. В воздухе стоял едкий запах мочи.

Сохраняя бесстрастное выражение лица, Шахразада наклонилась, чтобы подобрать кинжал, а затем протянула заслуженное лакомство Зорайе. Птица схватила полоску мяса и приземлилась рядом, распахнув серо-сизые крылья, как оберегающая тень.

– Только посмей еще хоть раз ко мне прикоснуться, и я оторву твое жалкое подобие мужского достоинства и скормлю соколу, – процедила Шахразада и смерила Теймура угрожающим взглядом, после чего поднесла обнаженный кинжал к лицу обидчика и добавила: – И даже не вздумай еще раз посмотреть в сторону моей сестры – тогда я сразу тебя прикончу.

Врата между мирами

Шахразада точно знала, что спит.

Но ее это не волновало.

Потому что она была дома.

Босые ступни привычно касались прохладного каменного пола, пока девушка шагала по коридору к своей комнате. Застыв перед дверью, Шахразада взялась за ручку, чувствуя, как колотится сердце, и наконец вошла.

Внутри царил полумрак. Все помещение тонуло в темно-синих тенях, которые заставляли ощущать прохладу вне зависимости от реальной температуры.

Над мраморным полом от стены до стены клубился туман. Его завитки доходили почти до пояса, напоминая густой белый дым.

Когда Шахразада сделала шаг вперед, пелена расступилась перед ней, будто призрачное море перед носом корабля.

В центре комнаты мерцало теплое сияние. Оно висело в воздухе над кроватью, как молчаливый страж, окруженный полупрозрачной тканью.

А на возвышении, среди подушек, виднелась сидящая фигура, скрытая в тенях.

– Халид?

Шахразада ускорила шаг, не сводя взгляда с синей тьмы и полупрозрачной завесы. Пытаясь рассмотреть лицо, которое так жаждала увидеть.

Фигура повернулась. Отодвинула в сторону похожую на паутину ткань.

– Нет, Шази-джан. Я – не он. Надеюсь, ты простишь меня за это вторжение. – На таких знакомых губах играла мудрая улыбка, в которой читалось знание всех секретов прошлого, настоящего и будущего.

Шахразада запнулась и едва сумела сдержать изумленный возглас.

От возвышения с разноцветными подушками донесся мелодичный смех, настолько родной и полный света, что сердце запело, откликаясь.

Сколько времени она мечтала услышать этот звук еще хоть раз? Была готова даже убить ради этого.

– Шива? – недоверчиво прошептала Шахразада, обходя кровать и протягивая руку к полупрозрачной занавеси.

– Садись рядом, – предложила подруга, приглашающе похлопав ладонью по постели.

Откинув разделяющую их ткань трясущимися руками, Шахразада опустилась на подушки. Она не смела отвести взгляда от Шивы, ожидая, что та исчезнет в любой момент.

Ожидая, что в любой момент снова обрушится всеобъемлющая пустота.

Лучшая подруга улыбнулась, озорно и весело, совсем как при жизни. На левой щеке, как всегда, обозначилась ямочка, совершенная в своем несовершенстве.

Эта картина отозвалась в сердце Шахразады новым приступом горя. Как она понимала, что спит, так знала и то, что рано или поздно предстоит пробудиться.

И принять тот факт, что Шива – всего лишь обман разума.

Подруга снова улыбнулась и заправила за ухо прядь темных волос, струившихся по спине.

– Глупости. То, что ты спишь, вовсе не значит, что это обман.

– Теперь ты живешь в моем сознании? – парировала Шахразада.

– Конечно! Я всегда здесь была, – кивнула Шива и положила подбородок на согнутое колено. – Просто ждала, пока понадоблюсь тебе.

– Но… – Шахразада поймала себя на том, что начинает злиться. – Я так часто нуждалась в тебе.

– Неправда. Я наблюдала за тобой. Ты прекрасно справлялась сама. – Глаза Шивы сияли от гордости.

– Но это совсем не так, – возразила Шахразада. – Я совершила столько ошибок. Влюбилась в того, кто виноват в твоей смерти.

– Верно. Иногда мне бывало тяжело наблюдать. Особенно в то утро, когда ты едва не погибла.

– Я предала твою память.

– Вовсе нет. Я же наблюдала все это время, помнишь? И должна кое в чем признаться… – Шива отвела взгляд, в ее глазах блеснуло лукавство. – В то утро, когда Халид бежал к тебе, я поняла, что ты спасешь его так же, как он спас тебя.

Она протянула руку и взяла ладонь Шахразады. Та едва не подпрыгнула, ощутив тепло прикосновения. Оно казалось таким настоящим. Как наяву.

Шива опять улыбнулась и подалась вперед с гибкой грацией, переплетая их пальцы и сжимая их.

– Все кажется точно таким, как ты запомнила. Приятно осознавать, что я останусь в твоем сердце как теплый и совершенный в своем несовершенстве человек.

Какое-то время Шахразада не могла вымолвить ни слова из-за кома в горле. Потом она сумела отогнать подступавшие слезы и проговорить:

– Прости, что я полюбила его, Шива-джан. Прости за эту слабость.

– Какая глупость – извиняться за чувства! – Изящные, кукольные черты лица подруги исказил гнев. – Ты должна понимать это лучше всех. Никогда больше не смей нести подобную чушь! Сама знаешь, что будет, если меня ослушаешься, – она потрясла кулаком перед лицом собеседницы и весело расхохоталась, воскресив в памяти детские ссоры и драки.

Шахразада невольно рассмеялась, и их голоса наполнили пространство весельем.

Но оно угасло так же внезапно, как возникло.

– Я не хочу просыпаться, – прошептала она, прислушиваясь к шумам другой жизни, доносившимся из-за двустворчатых дверей. Из-за врат между мирами.

– И я не хочу, чтобы ты просыпалась, – вздохнула Шива. – Однако это все равно случится.

– Может, нам обеим лучше остаться здесь?

– Я так не думаю, – с легкой грустью улыбнулась подруга. – В конце концов, ты искала не меня, когда оказалась тут. А Халида. – Она произнесла это без осуждения, просто озвучив очевидное.

Шива всегда была такой – прямолинейной, но не способной на жестокость. Редкая черта в людях. Лучшая черта в друге.

Шахразада отвела взгляд.

– Я… Я не знаю, смогу ли когда-либо снова увидеться с Халидом. Из-за проклятия…

– Тогда ты должна разрушить его, – перебила Шива. – Это не обсуждается. Осталось понять, как это сделать. У тебя уже есть план?

Хотя Шахразада намеревалась в ближайшее время отправиться на поиски Мусы Сарагосы именно с этой целью, она ничего не ответила, так как не представляла, с чего начать. Еще с детства многое в ее жизни происходило спонтанно, по наитию. Или из чистого упрямства.

Из них двоих именно Шива предпочитала все планировать наперед.

– Видишь? – фыркнула подруга, ее лицо просветлело. – Поэтому я и явилась к тебе сегодня, Шази-джан. Ты запуталась и не понимаешь, что делать. Надо это исправить.

– Не представляю, с чего начать, – призналась Шахразада, наблюдая за туманом, который поднимался все выше и выше, к потолку, постепенно смыкая призрачные пальцы на возвышении с кроватью, обвиваясь вокруг единственного источника света над головой.

– Почему бы не начать с того, чтобы озвучить свое самое заветное желание?

Осмелится ли Шахразада произнести его? После стольких смертей, после рек пролитой крови, после бессмысленных разрушений оно казалось верхом эгоизма.

Все равно что построить дом на горе костей.

– Ну ты и зануда, – шутливо подтолкнула ее Шива. – Это твой сон, гусыня! Если где и высказывать свое заветное желание, то здесь.

Шахразада увидела свое отражение в глазах подруги: призрак той уверенной девушки, которой когда-то являлась. Теперь же она сутулилась, стремилась сбежать. Сбежать от себя, сбежать от жизни.

– Я хочу быть с Халидом, – расправив плечи, заявила Шахразада. – Хочу, чтобы отец поправился. И хочу… хочу снять проклятие.

– Так-то лучше, – с удовлетворением кивнула Шива.

– Но осуществимо ли это? – возразила Шахразада. – Пока мне все вышеперечисленное кажется невозможным.

– Как сделать невозможное возможным?

– Ты бы еще спросила, как заставить козу летать, – фыркнула Шахразада с мрачным выражением лица.

– Ну хорошо, раз ты настаиваешь, – абсолютно серьезно согласилась Шива. – И как же?

– Привязать ее к большому воздушному змею.

– Вряд ли ей удастся пролететь далеко таким образом: бечевка не выдержит.

– Ну хватит дурачиться.

– Я рассуждаю серьезно, – рассмеялась Шива, и ее голос эхом разнесся по помещению, за надвигающийся туман, за молчаливо висящий над головой источник света. – Но что, если посадить козу на летающий ковер? Как думаешь, так будет лучше? – Ее глаза подозрительно сверкнули.

– Не говори ерунды.

– Просто пытаюсь рассмотреть все варианты. – Шива взмахнула рукой, отгоняя белые пряди тумана. – Если спросишь меня, как летать, то я отвечу: отрезать все, что тянет тебя вниз. – Ее слова звучали приглушенно, словно из-под воды, хотя улыбка оставалась такой же теплой и светлой. – Избавься от груза, Шази. И лети.

Шахразада резко проснулась.

В шатре стаяла кромешная тьма. Пустынный ветер мерно бился в тканевые стенки, убаюкивая. Глубокое и ровное дыхание сестры говорило о том, что она давно погрузилась в сон.

Во рту пересохло, но на душе царил удивительный покой.

Шахразада прислушалась к себе, ожидая ощутить всеобъемлющую пустоту от осознания, что сон закончился, оставив так много недосказанности. Но так ее и не почувствовала. Как не чувствовала себя одинокой и потерянной. Впервые с тех пор, как покинула Рей почти неделю назад.

Наконец пришло понимание, как достичь цели. Цели, за которую можно сражаться.

«Избавься от груза, Шази. И лети, – всплыло в памяти напутствие подруги, и Шахразада благодарно подумала: – Спасибо, Шива».

Она поднялась и обулась, стараясь не потревожить сестру, накинула ее пашмину на голову, чтобы защититься от холодного ночного воздуха, и выскользнула наружу, опустив за собой матерчатый полог…

И споткнулась о лежащее возле входа тело.

– Ай, – прошипела Шахразада, упав на песок.

Сильные руки схватили ее и прижали к земле. В памяти мелькнул образ закутанного в риду стража. Злобного часового с отметиной в виде скарабея на предплечье и оружием, предназначенным для войны.

Шахразада забилась под грудой стальных мышц, влепила пощечину противнику по лицу, словно высеченному из камня. И уставилась в глаза, похожие на серебристые острия кинжалов.

Сердце Тарика билось напротив ее сердца.

– Отпусти! – велела Шахразада, с раздражением чувствуя, что краснеет.

Он вскочил на ноги одним плавным движением, помогая подняться и ей.

– Что ты…

– Какого…

Шахразада оттолкнула Тарика и скрестила руки на груди.

Он принялся вытряхивать песок из волос, приводя их еще в больший беспорядок, затем вздохнул:

– Говори первая.

При звуке сердитого голоса Тарика в памяти воскресла более молодая его версия: с вечной улыбкой, всегда готового провернуть очередной розыгрыш.

В данный момент Шахразада предпочла бы иметь дело именно с той версией.

– Как благородно с твоей стороны дать мне слово после того, как игнорировал бо́льшую часть недели, словно мальчишка вдвое тебя младше и вдвое обаятельнее.

Несколько секунд Тарик молчал, то приоткрывая рот, чтобы заговорить, то снова закрывая. Затем устало провел ладонью по лицу, безуспешно пытаясь спрятать обиду, и выдохнул:

– Ты… Ты просто невыносима.

Шахразада крепче обхватила себя руками, запрещая себе утешать Тарика, как бы ни хотела так поступить. Каким бы это ни казалось естественным и привычным после стольких лет, проведенных бок о бок.

– Я знаю, что невыносима. Поэтому возникает вопрос: что ты здесь делаешь?

– Я задавал себе тот же вопрос много раз… В том числе недавно, лежа на холодном песке, чтобы оградить от опасностей тебя. Неблагодарную и неверную девчонку.

Эти слова подействовали на Шахразаду как ледяной душ.

Пытаясь отогнать новый приступ вины, она резко развернулась и бросилась прочь. Холодный ночной воздух ничуть не остужал пылающие щеки.

Тарик настиг девушку и схватил ее за запястье.

– Не прикасайся ко мне! Не смей! – прошипела она, сбрасывая руку юноши, и с ужасом почувствовала, как наворачиваются слезы, которые удавалось отгонять почти неделю.

Шахразада не плакала ни тогда, когда увидела бессознательное тело отца на холме под потемневшими небесами. Ни тогда, когда обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на горящий город.

Ни даже тогда, когда узнала об обещании Тарика Джалалу позаботиться, чтобы она никогда не вернулась в Рей.

Привычным жестом сын эмира притянул Шахразаду к себе.

– Прекрати, – прошипела она, отталкивая Тарика и ощущая жжение злых слез.

«Ты заслуживаешь ту, о ком будешь думать даже тогда, когда ее нет рядом. Я же чувствую подобное по отношению к другому».

– Хватит пытаться обидеть меня, неблагодарная девчонка! – мрачно процедил Тарик. – Это не подействует. По крайней мере не так, как ты надеешься.

По щекам Шахразады потекли горячие слезы. Но она по-прежнему отказывалась опираться на него. Отказывалась поддаваться слабости.

Тарик устало вздохнул и обнял девушку за талию.

От него исходил запах песка и соли, а прикосновения казались такими надежными, такими привычными, такими безопасными. Ощущались как обещание всего, что так ценила Шахразада: молодости и свободы. Как обещание необузданного чувства падения, когда знаешь, что тебя непременно подхватят или, по меньшей мере, позаботятся о ранах. Как обещание беспредельных возможностей, простирающегося впереди неизведанного мира и, конечно, любви.

– Рахим рассказал, что случилось, – понизив голос, сообщил Тарик и провел пальцами по волосам Шахразады, положив ладонь ей на затылок, как делал столько раз за прошедшие годы. Девушка ощущала произнесенные слова всем телом, низкое рокотание эхом резонировало между ними. Однако она больше не заслуживала подобного удовольствия и не нуждалась в нем. – Я превратил бы мальчишку в отбивную, если бы хоть заподозрил его в столь отвратительных намерениях.

Достаточно.

Шахразада решительно высвободилась из объятий Тарика и заявила:

– Ты не имеешь права вмешиваться. Я уже объяснилась с Теймуром. Он не посмеет продолжать преследование.

– Не имею права? – Глаза Тарика вспыхнули.

– Я уже все уладила. Ничего не предпринимай, потому что это не приведет ни к чему хорошему, лишь к новому кровопролитию. С меня уже достаточно. – Шахразада метнулась мимо Тарика, толкнув его плечом.

– Ты и своего халифа-недоноска попыталась бы ограничивать подобным образом? – Он заступил ей путь, сжав руки в кулаки и упрямо выставив вперед подбородок.

– Не сравнивай себя с Халидом. Это звучит по-детски и недостойно тебя.

– Ответь мне, Шази, – продолжил настаивать Тарик, хотя и поморщился от упрека. – Ему ты тоже сказала бы не вмешиваться? Сказала бы, что он не имеет права выместить гнев на щенке за сделанное с тобой?

– Да, – после некоторого колебания кивнула Шахразада.

– И он бы тебя послушал? – недоверчиво вскинул брови Тарик.

– Да, послушал бы, – не вполне уверенно произнесла она, добавив про себя: «Послушал бы и поступил по-своему».

– Ты лжешь, – фыркнул юноша. – Ни на секунду не поверю, что твой мясник-муженек позволил бы дожить до следующего рассвета тому, кто напал на тебя.

– Как бы поступил Халид, тебя не должно волновать, – прорычала Шахразада, едва сдерживаясь, чтобы не повысить голос. – Я больше не хочу обсуждать ни произошедшее, ни моего мясника-муженька. – Она рубанула ладонью по воздуху, показывая, что разговор окончен.

– Значит, ты считаешь, что имеешь право контролировать дела в поселении бедуинов? – поинтересовался Тарик. – И поэтому вернула того труса его людям, как набедокурившего ребенка? Ты всерьез веришь…

– Я всерьез верю, что от нового кровопролития не было бы проку, поэтому отвела Теймура к эмиру Кереджа. Пусть тот сам назначит наказание за проступок. Именно мне надлежит разобраться с произошедшим. Никто не будет вершить правосудие от моего имени. – Шахразада ткнула пальцем в грудь Тарика.

– Считаешь, эмир действительно накажет своего человека за нападение? Сильно в этом сомневаюсь. Зато из-за тебя я не представляю, где сейчас находится Теймур. Он давно испарился – и вместе с ним пропала какая-либо надежда на справедливое возмездие! – Тарик раздраженно взмахнул руками, его лицо исказила досадливая гримаса. – Ты хоть знаешь, что этот трусливый щенок должен был через брак войти в семью эмира? Не исключено, именно тот и подговорил Теймура напасть.

– Не смей творить возмездие от моего имени, Тарик Имран аль-Зийяд! Я запрещаю…

– Я поступлю так, как решу сам, Шахразада аль-Хайзуран! – воскликнул он с мучительным надрывом и схватил девушку за плечи. – Я уже однажды из принципа отказался от желаемого и с тех пор каждый день всей душой сожалею о сделанном выборе!

Возглас Тарика спиралью взлетел к небесам пустыни, пронесся по безбрежной, усеянной звездами черноте. Звучавшая в его голосе боль пронзила Шахразаду тысячей кинжалов.

Не говоря ни слова, она взяла друга детства за руку и повела за собой прочь от разбитых там и тут шатров, дальше в пустыню, и только там остановилась и повернулась к нему. Казалось, Тарик постарел, таким осунувшимся и потемневшим было его лицо.

Они смотрели друг на друга поверх моря мерцавшего песка. Поверх объединявших их обоих лет товарищества и доверия, утраченных в одно мгновение.

– Ты когда-нибудь думала о той ночи? – тихо спросил Тарик, отводя глаза.

Какое-то время Шахразада не знала, что ответить, рассматривая бесчисленные песчинки под ногами, потом наконец вздохнула:

– Ты поступил правильно. Это я вела себя неподобающе. Не следовало ставить тебя в такое положение.

– Я спросил не об этом.

– Да, – она подняла взгляд на Тарика. – Я думала о той ночи.

– Позволь узнать еще кое-что, – неловко переминаясь с ноги на ногу, сказал он. – Почему ты тогда пришла ко мне в спальню?

Эта необычная для безрассудного храбреца нерешительность ножом полоснула Шахразаду по сердцу. Она должна была сказать правду. Тарик заслуживал этого после всех их разделенных поцелуев украдкой. После всех лет безграничной любви.

После того, как развязал войну, чтобы спасти неверную нареченную.

Она прямо встретила его взгляд, хотя больше всего желала бы сбежать как можно дальше от тисками сдавливавшей сердце боли.

– Потому что хотела снова чувствовать.

– Шахразада…

– Я хотела – нет, жаждала – снова почувствовать хоть что-нибудь, – с мягкой решимостью продолжила она. – Думала, что в твоих объятиях смогу забыться и снова ощутить что-то, помимо горя. Думала, что тогда смогу оплакать Шиву и жить дальше. Но ты поступил правильно, что отверг меня. Пожалуйста, поверь, я никогда не винила тебя за это.

– Я верю, – после долгого молчания отозвался Тарик. Боль в его глазах угасла, на смену ей пришла горькая покорность. – Однако это не изменит того факта, что с тех пор я каждый день себя упрекал. – Он сделал пару шагов к Шахразаде и нерешительно застыл.

Она чувствовала, как он колеблется, и теребила края платка, закусив губу.

«Он ждет, что я спрошу, почему он себя упрекал. И боится этих слов».

– Почему? – прошептала Шахразада, поддевая песок ногой, чтобы ощутить на коже холодок рассыпчатых крупинок.

Тарик поджал губы и судорожно сглотнул, явно подбирая слова. И снова такое непривычное поведение от того, кого Шахразада любила с детства. Наконец он решительно встретил ее взгляд и убежденно ответил:

– Потому что знал: если бы мы оба получили желаемое той ночью, сейчас ты была бы моей женой, а не его.

– Это так ты интерпретировал мое намерение? – с трудом выдавила Шахразада, едва находя слова от изумления. – Думал, что дочь бедного хранителя библиотеки отправилась в спальню к наследнику эмира, рассчитывая стать его женой? – Она буравила Тарика взглядом, подбоченясь. – Я не собиралась обманом вынудить тебя жениться на мне, высокомерный идиот! И, что бы между нами тогда ни произошло, не ждала бы предложения руки и сердца на следующий день!