Текст книги "Роза и кинжал"

Ни единой капли

«Избавься от груза, Шази. И лети, – звучало в голове напутствие подруги, разносясь по ветру, точно тайное воззвание. – Лети».

Шахразада расположилась в центре шатра, не обращая внимания на шум снаружи. На шаги новых воинов, прибывших в поселение. На звуки надвигавшейся войны. А вместо этого сосредоточилась, сидя на пыльном полу, согнув колени и скрестив лодыжки.

Сосредоточилась на самом уродливом коврике в мире: цвета ржавчины, с темно-синей каймой и центральным орнаментом из черно-белых завитков. С потрепанными, пожелтевшими кисточками с двух сторон. И подпалинами на двух других углах.

Коврик с собственной историей.

Хотя сам он был совсем маленьким, едва достаточным, чтобы уместить пару сидящих рядом человек.

Шахразада задумчиво склонила голову набок, затем сделала глубокий вдох и положила ладонь на поверхность коврика.

Покалывание, напоминавшее онемение после длительной неподвижности, начало нарастать вокруг сердца. Ощущение волной жара пронеслось в крови, перетекая в пальцы.

Хотя в этот раз Шахразада знала, чего ждать, она все равно вскрикнула, когда угол коврика приподнялся, и невольно отдернула руку. Волшебный предмет тут же безжизненно растянулся на полу.

«Избавься от груза, гусыня, – словно наяву прозвучал в ушах голос подруги. – Или ты потеряла способность слышать вместе со способностью брать себя в руки?»

– Я тебя слышала и в первые тысячу раз, зануда, – с легкой улыбкой пробормотала Шахразада воспоминанию Шивы, после чего потянулась и взяла с низкого столика поблизости пустой стакан и кувшин с водой. До середины наполнила сосуд, поставила в центр черно-белого орнамента самого уродливого в мире ковра и прошептала: – Время для серьезного испытания.

Затем снова положила ладонь на ткань. Как и раньше, в груди начало нарастать странное ощущение, которое постепенно распространилось до пальцев. Края коврика приподнялись и свернулись внутрь, а сам он взлетел в воздух, сначала по углам, а потом и целиком.

Шахразада встала на колени, двигаясь осторожно, чтобы не прервать контакт. Стакан держался посередине центрального орнамента. Не пролилось ни единой капли. Медленно выдохнув через нос, девушка повела руку вправо. Коврик послушно последовал в том же направлении, паря на уровне плеч. Вода в стакане оставалась спокойной, как безмятежная гладь озера.

Тогда Шахразада решила предпринять еще кое-что.

Она резко встала и подняла руку к куполообразному потолку шатра, ожидая, что коврик выйдет из повиновения, однако он тут же взлетел следом, хоть и быстро, но плавно, даже грациозно, трепеща, будто под порывами легкого бриза, пока не поднялся над головой Шахразады и не коснулся ее пальцев – волнами, набегавшими на невидимый берег, – после чего так же плавно опустился на пол, подчиняясь приказу.

Она повторила эксперимент дважды, командуя: вверх и вниз, снова и снова. Ни разу коврик не прервал контакт с ее рукой, ни разу не вышел из-под контроля, без усилий неся стакан, как невесомого пассажира, опускаясь и поднимаясь мягко, словно облако.

Вода лишь несколько раз слегка качнулась, но так и не пролилась. Казалось, жидкость танцует под неслышную плавную мелодию.

Наконец Шахразада велела коврику распластаться на полу, словно наяву слыша голос подруги, которая перестала отчитывать ее и рассмеялась – певуче, нежно. Дразняще.

«Теперь твоя очередь, гусыня».

Шахразада улыбнулась про себя, приняв решение, что завтра ночью снова испытает волшебный коврик. Но на этот раз без стакана.

***

Этим утром баба́ выглядел лучше. По крайней мере, Ирса так думала. Он уже не казался таким истощенным и бледным, а также сумел проглотить смесь воды и трав с меньшими усилиями, чем вчера.

Может, он скоро очнется?

Ирса поморщилась и смахнула со лба прилипшие пряди. Наверняка она уже стала похожа на одного из оборванцев Рея: на воротнике чернела грязь, за ушами скопился песок. Испустив обреченный вздох, девушка скрутила свою каштановую косу в узел на затылке.

Во имя всех святых, почему в шатре отца так жарко? Словно в пекарне в самый разгар летнего дня. И как только баба́ выносит эту духоту?

Ирса снова вгляделась в землистого цвета лицо отца, затем вытерла пот с его лба и прошептала:

– Пожалуйста, очнись. Сегодня мой день рождения. Снова увидеть твою улыбку или услышать голос стало бы лучшим подарком.

Она поцеловала отца в лоб, собрала вещи, направилась к выходу из шатра и настолько погрузилась в раздумья, что не заметила высокую мужскую фигуру снаружи.

– Ирса.

Она резко остановилась и обернулась, едва не упав из-за поспешных движений. Затем козырьком приставила ладонь ко лбу, чтобы заслонить глаза от безжалостных солнечных лучей.

– Я долго ждал тебя здесь, на жаре, чтобы осведомиться о самочувствии после вчерашнего испытания, – тихо сообщил Рахим аль-Дин Валад. – Но вижу, что меня не замечают.

– Да. То есть нет. – Ирса почувствовала, что к щекам прилил румянец. – Я хотела сказать, что не намеревалась…

– Я шучу, Сверчок, – натянутый смех юноши прозвучал невесело.

– Лучше не надо, – сурово заявила она, недовольная, что Рахим употребил ее ненавистное прозвище, хотя и знал, как она этого не любит.

Он усмехнулся, чуть суховато, будто порвалась пергаментная страница, но Ирса почувствовала необычайное спокойствие от этого звука. Ее всегда успокаивали самые странные вещи. Например, своеобразное выражение лица Рахима.

– Я в порядке, – еще сильнее покраснев, заверила она. – Могу ли еще чем-то помочь?

– Разве люди общаются с тобой, только когда им что-то нужно?

– Нет, – отрезала Ирса. Почему Рахим всегда задает столько вопросов? И почему ее это так раздражает? – Они общаются со мной лишь по необходимости. Или же когда думают, что это мне что-то необходимо, вот как ты сейчас, – парировала она. – Но полагаю, что принимать солнечные ванны тоже полезно для здоровья.

Как только последняя реплика слетела с губ, Ирсе тотчас захотелось вернуть сказанное. Что с ней такое? Так разговаривать с Рахимом после всего, что он для нее сделал в последнее время! Учил скакать на лошади по палящей жаре вместо того, чтобы составить компанию Тарику или другим воинам. И вчера помог выручить Шахразаду.

Не было абсолютно никаких причин грубить ему. Не считая собственной глупости.

– Если мне не изменяет память, – еще один сухой смешок, – то Шази тоже срывалась на окружающих в свой пятнадцатый день рождения.

Рахим помнил о ее празднике?

Ошеломленная этой мыслью, Ирса сумела лишь выдавить, запинаясь:

– Я… Это Шази рассказала?

Она остро ощущала близость Рахима, отчего кровь шумела в ушах, а по телу разливалось тепло, совсем как вчера, когда он передал ей поводья, и их руки соприкоснулись.

– Нет, – покачал головой собеседник и замолчал, пережидая, пока уляжется порыв ветра, бросавший песок в лицо, после чего отряхнул свои волнистые волосы и добавил: – Ты думала, что я забуду?

– Нет, просто считала, что никто и не вспомнит о моем дне рождения.

Рахим уставился на Ирсу с тем же успокаивающим выражением лица, и она снова покраснела, но постаралась скрыть смущение, приглаживая волосы… И тут же поняла, что так и не развязала косу, поэтому сейчас наверняка выглядит, как попрошайка из подворотни. Широко распахнув от ужаса глаза, девушка быстро раскрутила узел на затылке, распустила волосы и попыталась привести их в порядок, насколько это было возможно.

– Что ты делаешь? – Ее поведение наконец выбило Рахима из колеи, и он захлопал своими невероятно густыми ресницами.

– Пытаюсь не выглядеть, как уличная оборванка.

– Что? – Рахим недоуменно нахмурился, отчего между бровями залегла вертикальная складка. – Но зачем?

– Потому что девушки должны быть красивыми! – выпалила Ирса, раздраженно вытирая лоб рукавом. – А не потными и вонючими.

– Существует такой закон?

– Нет, но… Ты такой… въедливый, – снова не сдержалась Ирса.

И вообще-то она сказала правду. Зачем задавать столько вопросов? И быть таким вежливым и участливым?

В глазах Рахима заплясали лукавые искры.

– Да, мне уже говорили. – Он взглянул на Ирсу так, как никогда раньше не смотрел, и после секундного колебания произнес: – Я кое-что тебе принес.

– Что? – Она подошла ближе, так, чтобы оказаться в тени высокого юноши, и убрала ладонь ото лба. – И почему?

– Вот. – Рахим достал из-под коричневой ткани риды свиток, перетянутый пеньковой веревкой, и протянул имениннице. – Я взял его на время у Омара, так что это не подарок, но… Подумал, тебе может понравиться… – Он пожал плечами.

Несколько секунд Ирса просто ошеломленно смотрела на вытертый пергамент, и только заметив, что Рахим собирается задать очередной вопрос, опередила его:

– Что это?

– Омар рассказал, как ты придумала смешать чай, молоко и травы, чтобы напоить отца. В этом свитке содержится информация о лекарственных растениях и их свойствах. Я решил, что тебе может понравиться нечто подобное. Принести чернила и пергамент, чтобы делать выписки? Или… – он снова пожал плечами, – я помогу, хотя мой почерк оставляет желать лучшего.

Ирса застыла, будто громом пораженная. Если она чего-то и ожидала от всегда благоразумного Рахима, то точно не этого. Он вручил ей подарок?

– Э-э… полагаю… В смысле, да, конечно. То есть я имела в виду, что сама сделаю выписки.

– К твоим услугам, – юноша рассмеялся, и снова его голос хоть и прозвучал сухо, но согрел душу Ирсы.

Когда Рахим развернулся, чтобы уйти, она ощутила внезапное желание попросить его остаться. Но с какой целью?

Будто почувствовав смятение Ирсы, Рахим оглянулся и поинтересовался:

– Ты… Ты планируешь сегодня вечером посетить общее собрание после военного совета?

– А Шахразаде тоже разрешат прийти? – уточнила она, хотя всем сердцем желала согласиться сразу.

– Не думаю, что кто-то станет возражать. Ее поддерживает Тарик. Кроме того, на посиделках возле костра никто не будет обсуждать ничего важного. А еще, уверен, многим не терпится собственными глазами взглянуть на знаменитую Шахразаду. Но если она решит явиться, то должна быть готовой ко всеобщему вниманию, – предупредил Рахим, в очередной раз проявив себя заботливым другом.

– Я передам. И… прослежу, чтобы сестре ничто не угрожало. – Ирса подняла глаза, встречая взгляд собеседника.

Спокойная. Решительная. По крайней мере, она надеялась, что кажется таковой со стороны, хотя на самом деле могла производить впечатление и полной безумицы – учитывая всклокоченные волосы и нервно прижатый к груди свиток про лекарственные растения.

– Ничего другого я от тебя и не ожидал, – серьезно кивнул Рахим и задумчиво посмотрел на девушку. – Tavalodet mobarak, Ирса аль-Хайзуран. Пусть ждут тебя впереди еще сотни дней рождений.

– Благодарю, Рахим аль-Дин Валад.

Он склонился в вежливом поклоне, а когда выпрямился, слегка улыбнулся в своей привычной манере – так, словно знал что-то неизвестное всем остальным. Что-то очень важное.

– И возвращаясь к нашему разговору: тебе не о чем волноваться.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты не просто красивая, – Рахим вздохнул. – Ты интересная. Никогда не забывай об этом.

Как нераспустившийся бутон

Он никогда бы этого не признал. Даже с приставленным к горлу кинжалом.

Но Джалал, похоже, оказался прав.

Халифу Хорасана не следовало без объяснений пропадать надолго неизвестно где.

Однако Халид не мог оставаться во дворце день за днем. Там накопилось слишком много воспоминаний. Уродливых воспоминаний о пролитой крови, ярости и предательстве. Единственную комнату, где можно было укрыться и обрести покой, уничтожила молния во время грозы.

А еще во дворце скрывались потаенные воспоминания, которые Халид пока не хотел переживать заново.

По крайней мере, в городе все происходило наяву. Пусть страдания жителей Рея и вызывали угрызения совести у халифа, навлекшего беды на головы подданных, он готов был встретиться лицом к лицу с последствиями собственной ошибки. И попытаться загладить вину.

После целого утра, проведенного за чтением бесконечных прошений, Халид страстно желал увидеть результаты своих трудов. Знать, что сделал что-то важное.

Помимо того, что отразил угрозу надвигавшейся войны.

Увы, похоже, сегодня он совершил ошибку.

Солнце ярко сияло, отражаясь на поверхности ступеней городской библиотеки.

Слишком ярко. Ослепительно.

Перед глазами поплыли круги. Такое происходило все чаще и чаще. Головная боль усилилась и стала почти непереносимой. Халид уже не помнил, когда чувствовал себя полностью здоровым, но после проведенного за бумагами утра, когда приходилось вглядываться в мелкие надписи на бесконечной стопке пергаментных листов, а затем целого дня физического труда с перетаскиванием гранитных камней по неровным ступеням мигрень только усилилась.

Халид сделал перерыв, чтобы приспустить капюшон и утереть пот со лба.

Переодетый халиф не случайно выбрал старейшую городскую библиотеку в качестве следующего объекта, где предложил свои услуги по восстановлению здания. Несмотря на большое количество и других желающих помочь, он возвращался к разрушенному каменному строению вот уже несколько дней подряд, потому что именно здесь работал отец Шахразады до того, как их семья была вынуждена покинуть Рей.

И сама она тоже явно любила это место, если судить по рассказанным сказкам.

Очевидно, библиотека пришла в упадок и нуждалась в ремонте задолго до разразившейся неделю назад грозы. Ведущие к арочному входу ступени потрескались и покосились, а когда-то светлый песчаник потемнел до серо-коричневого оттенка.

Стихия лишь довершила неизбежное разрушение.

Порывы ураганного ветра свалили несколько колонн. Они упали под весом времени и пренебрежения, полностью перегородив обломками главный вход в библиотеку.

Халид уже отправил инженеров укрепить проседавшие стропила и сегодня трудился бок о бок с несколькими измученными работягами над расчисткой завалов, передавая по цепочке куски гранита.

Капюшон темной накидки-риды позволял халифу неузнанным находиться среди подданных. Да и кто бы мог заподозрить, что злобный правитель Хорасана перетаскивает камни возле библиотеки под палящим солнцем?

Халид выругался себе под нос, едва не выронив тяжелую ношу из-за вспотевших ладоней. Конечно же, никто бы не заподозрил его в столь бескорыстном деянии, потому что он ни на что и не годился. Не мог сделать ничего полезного. Стоило ли посвящать бесконечные часы тренировкам с оружием и урокам по так называемой стратегии, если он не способен даже переносить камни?

Один из обломков все же выскользнул из пальцев и с грохотом упал, только чудом не придавив ногу Халиду.

Он выругался во весь голос, уже не заботясь о том, что кто-то может услышать.

– Поосторожнее, юноша! – проворчал почти беззубый старик с лицом, на котором навечно застыла угрюмая гримаса, и потащил свой груз дальше, бросив: – Так ты скоро совсем без пальцев на ногах останешься.

Халид молча кивнул, принимая упрек, после чего нагнулся, чтобы поднять камень, но заметил порез на правой ладони, откуда бежала ярко-алая струйка, и вытер его краем кушака в надежде остановить кровотечение.

– Нужно промыть рану. И перевязать. Иначе как бы хуже не было, – высказал очередной совет беззубый старик, таща мимо уже второй обломок с удивительным проворством для такого худого и пожилого человека. – С торца здания должны стоять ведра с водой. – Он указал подбородком на затененный угол библиотеки.

– Спасибо. – Халид натянул капюшон чуть ниже, чтобы не рисковать разоблачением.

– Не благодари, – отмахнулся собеседник, критически разглядывая скрытого под черной тканью риды халифа. – Никак не могу понять, зачем юноше в такой богатой одежде утруждаться и таскать тяжелые камни.

– Может, я люблю старые книги.

– Может, и так, – однако старик не казался убежденным. – Как бы там ни было, ступай и промой рану. Если она загноится и ты умрешь от лихорадки, твой богатенький папаша вряд ли будет доволен.

Улыбаясь про себя, Халид молча поклонился и направился к торцу здания, следуя совету беззубого мужчины.

Между ведрами с водой бегала стайка детворы. Несколько мальчишек отбирали друг у друга заржавевший стакан. Большинство емкостей выглядели сомнительно, на поверхности плавали хлопья пепла и прочий мусор. Одна предприимчивая девочка, которая стояла над большой бадьей с безупречно чистой водой без малейших следов загрязнения, заметила подошедшего Халида, окинула оценивающим взглядом его одежду, а также изысканные ножны, и расплылась в улыбке.

– Не желаете ли воды, чтобы утолить жажду, сагиб? – предложила юная торговка, демонстрируя сосуд из выдолбленной тыквы.

– И сколько же ты просишь? – невольно ухмыльнулся в ответ Халид.

– Для вас, сагиб? – Улыбка девочки стала лукавой. – Всего два динара.

Он отдал монеты, отметив яркий плетеный браслет на худой ручке, нетерпеливо протянутой вперед. Получив плату и едва сдерживая ликование, маленькая торговка сорвалась с места и бросилась в переулок, сочтя работу на сегодня выполненной. Остальные дети устремились следом, желая разделить плоды ее усилий.

Халид решил, что достойно потратил деньги, хотя и знал, что его безбожно обсчитали. Он склонился над ведром и промыл порез на ладони. Затем плеснул немного теплой влаги себе на лицо, ненадолго сняв капюшон, после чего опустил сосуд из долбленой тыквы в бадью, набрал внутрь воду и вылил все на голову.

Часть струй попала в глаза, заставив заморгать и поморщиться. Халид сжал переносицу большим и указательным пальцами в тщетной попытке уменьшить жжение. Он выпрямился и повел плечами, позволяя себе немного расслабиться и насладиться передышкой.

– Неблагодарный грубиян.

Не успел Халид отреагировать на оскорбление, как кто-то схватил его за риду и впечатал лицом в шершавые камни стены старейшей библиотеки Рея. Из-за резкого движения ведро опрокинулось, и вода выплеснулась на землю.

Несмотря на размытое зрение, этот голос Халид ни с кем бы не спутал.

– Что ты здесь делаешь, Джалал? – потребовал он ответа, хватая ртом воздух.

– Я знал, что ты злишься на меня, но даже не предполагал, что опустишься до такой подлости, – с яростью прорычал двоюродный брат, снова дергая Халида за риду так, что тот едва не упал. – Честное слово, никогда не считал тебя способным на подобную жестокость. Сам виноват. Слишком сильно доверяю родным.

– Назад, капитан аль-Хури! – приказал Халид, отчаянно моргая и пытаясь отыскать хоть толику смысла в происходящем безумии. – Пока вы не совершили непоправимую ошибку.

– Не осталось больше никого, кто станет тебя спасать, – процедил Джалал так сухо, что пристыдил бы даже безжалостное солнце. – И в этом виноват ты сам. Нет больше Викрама. Нет телохранителей. Наконец мы сможем драться честно. Наконец я сумею задать тебе давно заслуженную порку, неблагодарный ублюдок.

Произнося эти резкие и точно выверенные слова, Джалал казался изможденным. Он давно не брился, а под глазами залегли тени.

Однако сквозь утомление проглядывала ярость.

– Неважно, честно ты будешь драться или нет, одолеть меня все равно не сможешь, – прохладно парировал Халид, хотя вовсе не испытывал такой уверенности. – Но позволь поинтересоваться причиной столь возмутительного нападения, прежде чем нанести тебе сокрушительное поражение. Хотелось бы узнать, в чем заключается моя предполагаемая вина, не считая прискорбного факта нашего родства.

Вместо ответа Джалал отвел руку назад и врезал Халиду кулаком по лицу.

Сын халифа, восьмой в поколении аль-Рашидов, всего третий раз за всю свою жизнь получил удар, нанесенный в полную силу. И с такой неприкрытой ненавистью.

Первый – от отца. Второй – от Шахразады.

И вот теперь – от Джалала.

Халид полетел на землю, чувствуя, как кровь стучит в висках, разбивая оковы, сдерживавшие чудовище мигрени, и оно забилось в попытках выцарапать глаза изнутри. Но он заставил себя подняться на колени…

И бросился на Джалала, обхватив его за туловище.

Они рухнули в грязь, как двое разозленных мальчишек, и покатились по земле, цепляясь друг за друга руками, ногами и саблями. Двоюродный брат попытался встать, одновременно нанося скользящий удар кулаком по челюсти Халида. В ответ тот швырнул песок в лицо Джалала, врезал ему коленом под дых и успел несколько раз заехать по лицу и груди, прежде чем противник сбросил его, сплюнул окровавленную слюну и безжалостно ткнул локтем в висок раз, другой, третий.

Вокруг начали собираться зеваки, которые наверняка удивлялись, что побудило двух хорошо одетых юношей завязать столь грязную потасовку.

Халид обхватил ладонями голову в тщетной попытке унять боль. Солнечные лучи иглами впивались в глаза, зрение расплывалось. В висках стучало. Он вскочил на ноги и потянулся к шамширу, придя в ярость от ничем не мотивированного жестокого нападения.

Джалал удивленно расширил глаза, заметив этот жест, но затем тоже поднялся, вытер струйку крови с подбородка, обнажил скимитар и крикнул:

– Давай, доставай свое оружие!

Халид сжал пальцы на рукояти сабли, но не стал вытаскивать ее из ножен, не желая вступать в смертельный поединок с тем, кого любил.

– Давай же, трус! – завопил Джалал, размазывая по лицу кровь и смешивая ее с грязью и пылью.

Даже со своего места, даже в расстроенных чувствах Халид мог заметить, как подозрительно заблестели глаза двоюродного брата.

От этого зрелища кровь застыла в жилах.

– Думаешь, я не сумею тебя одолеть? – процедил Джалал, приближаясь со скимитаром наготове. – Или чувствуешь свою вину? Наконец решил признать ее?

– Вину за что? – прерывисто вздохнул Халид, стараясь сохранить хладнокровие. – Что я такого сделал?

Повисло напряженное молчание.

– Ты так и не простил того, что я отослал Шахразаду? – облизнув окровавленные губы, произнес Джалал хриплым, опустошенным голосом. – Что попросил мальчишку взять ее с собой?

Халид убрал ладонь с рукояти шамшира. Хотя услышанное ничем не объясняло неожиданное нападение, они с двоюродным братом хотя бы перешли к разговорам. Угроза неминуемой катастрофы отодвинулась.

– Как я сказал ранее, здесь нечего прощать. И сейчас так думаю.

– Тогда зачем ты так поступил? – гневно спросил Джалал, хотя и опустил саблю.

– О чем ты? – уточнил Халид, чувствуя, что если услышит еще хоть одно невразумительное обвинение, то больше не сможет сдерживаться.

Джалал пристально посмотрел на него, выискивая следы обмана, но наконец проронил:

– Деспина. – Вокруг словно все застыло. Даже ветер будто внезапно прекратил дуть. – Ты отослал ее. И это после того, как я признался в своих чувствах. И как только догадался, о ком шла речь… – прошептал двоюродный брат. – Или это отец тебя уговорил? А ты тут же выполнил его просьбу? – Он сделал шаг вперед. И еще один. – В конце концов, семья для тебя ничего значит… Я ничего для тебя не значу.

– Я никогда… – возмутился Халид.

– Не смей мне лгать. – Глаза Джалала потемнели и затуманились. – Только не сейчас.

– Я говорю правду. И никогда не стал бы тебя обманывать.

– Значит, это всего лишь совпадение? – Он бросил на Халида недоверчивый взгляд. – Что всего через несколько дней после того, как я рассказал, что хочу взять в жены беременную от меня девушку, ее без объяснений отсылают из дворца?

– Я всего лишь выполнил ее собственную просьбу, – начал было Халид, но осекся.

Он хотел бы поведать Джалалу обо всем, и слова уже вертелись на кончике языка, но обстоятельства ситуации казались такими… странными. Зная теперь личность возлюбленной брата, ее внезапное желание заключить брак с Викрамом выглядело подозрительно.

Слишком уж удобно все складывалось.

Особенно если учесть, насколько девушка преуспела в искусстве обмана и выведывания тайн.

Халид с новым пониманием посмотрел на двоюродного брата, отмечая плохо скрытую боль. Не следовало сейчас причинять ему новые страдания. По крайней мере, пока не будет полной информации. Пока не станет точно известно, что именно скрывала служанка.

Халид приблизился к Джалалу и нерешительно положил руку ему на плечо.

– Если бы я знал о твоих истинных чувствах к Деспине, то не отослал бы ее даже по просьбе дяди Арефа…

– Почему бы и нет? – поджал губы брат. Его глаза стали до ужаса пустыми. – Я же отослал девушку, которую ты любишь. Так что твое желание наказать меня соответствующим образом вполне логично. Я всегда помнил о твоих вспышках гнева, но не знал о способности затаить злобу и отомстить исподтишка.

– Я не затаиваю злобу и не мщу исподтишка, – процедил Халид, чувствуя, как поднимается в сердце волна горячей обиды, но затем подумал и был вынужден добавить про себя: «Может, раньше. Но больше нет. С тех пор, как в моей жизни появилась Шахразада».

– Очевидно, ты больше похож на своего отца, чем я считал, – недоверчиво фыркнув, заявил Джалал.

– Я абсолютно ничем не похож на него! – возразил Халид, невольно сжимая кулаки, хоть и старался держать в узде свой темперамент. – И тебе лучше всех остальных это известно, ведь именно ты провел полжизни, убеждая меня в этом.

– А ты полжизни провел, пытаясь убедить меня в обратном! Поздравляю, тебе это наконец удалось. – Джалал оскорбительно медленно захлопал, по-прежнему сжимая скимитар одной рукой. – Как ты там любил говорить в моменты поэтического вдохновения? «Мы, как нераспустившийся бутон, ждем мига полного расцвета»? – Он глумливо усмехнулся, в гневе совершенно потеряв осторожность. Не замечая очевидного из-за страданий. – Ты потерял возлюбленную и решил отомстить, отобрав возлюбленную у меня. Однако в этом случае я лишился гораздо большего – целой семьи.

Обвинение повисло в воздухе между ними, горькое и резкое.

Резкое, несмотря на звучавшее в голосе горе.

И ничуть не менее эффективное.

Халид понимал, что сейчас Джалал не отвечает за свои действия, но все равно испытал острую боль от каждого слова, словно от удара кинжалом… А еще ощутил непреодолимое желание ответить тем же.

В конце концов, если тебя обвиняют в чудовищном поступке, даже не имея доказательств, разве не логично хотя бы дать повод для оскорблений?

– Если Деспина решила тебя бросить, я здесь ни при чем, – слегка снисходительно, в самой ненавистной Джалалу манере протянул Халид, смерив собеседника презрительным взглядом сощуренных глаз. – Если бы ты любил ее, то должен был на ней жениться. Должен был нести ответственность за ее безопасность. Должен был рассказать о своих чувствах.

– Как ты рассказал Шази? – Смех Джалала сочился ядом.

Еще четыре удара. Каждый нанесен с отточенной эффективностью.

– Она знает, что я к ней чувствую, – несмотря на холодный тон, Халид снова сжал руки в кулаки.

– Теперь и я тоже знаю. Почаще оглядывайся через плечо, дорогой братец. Потому что впервые за восемнадцать лет я не буду тебя охранять.