Текст книги "По субботам в полдень. Ее злость. Его несдержанность. И встречи, которые их изменили"

Нам приносят заказ, и мы обе ковыряемся в еде. Мама никогда много не ела и всегда оставалась худой, как палка. Когда я жила с ней и она видела меня за едой, например если Шейн приносил еду из KFC домой, она всегда говорила: «Осторожно, а то потолстеешь», – и щипала меня за живот, словно бы ее миссией было помочь мне заработать пищевое расстройство.

– Помнишь, как мы ходили в зоопарк?

Я точно знаю, какую историю она собирается рассказать. Она рассказывает ее каждую встречу. Просто потому, что это единственный хороший день, который мы провели вместе. Можно было бы подумать, что она поймет, как дерьмово, что у нас только одно хорошее общее воспоминание, но такое впечатление, что она считает, что если будет постоянно о нем говорить, мы станем ближе. Я сосредоточусь на том дне и забуду об остальном.

– Ты уронила банан в вольер гориллы, помнишь? Она подошла, съела и улыбнулась. Мне все равно, что говорят другие. Она улыбнулась.

Мама смеется себе под нос. Честно говоря, это действительно было смешно.

– Я так рада, что ты вернулась в мою жизнь, Эм. В этот раз я буду крепко держаться за тебя.

– Не спеши, мама.

– Что ты имеешь в виду?

Ее рука, поднимающая стакан, трясется. Она такая хрупкая, такая слабая, и я знаю, что могу сломать ее своими словами. Мне хочется крикнуть, чтобы она собралась. Хочется встряхнуть ее.

– Ты все еще с Шейном? – по-будничному спрашиваю я, но его имя оставляет отвратительный вкус у меня во рту, словно слизняк ползет по языку.

Она кивает, и я чувствую подступающую тошноту.

– Он изменился, Эм. Работает у Смита. Они даже собираются дать ему больше смен, потому что он такой надежный. Он заботится обо мне.

Я отталкиваю недоеденное блюдо и ищу в сумке двадцать фунтов.

– Что ты делаешь? Ты же не собираешься уйти?

– Прости, я думала, что приду и, может, почувствую что-то другое, но нет.

Мама хватает меня за запястье.

– Пожалуйста, Эм. Просто побудь здесь еще немножко.

Я выдергиваю руку.

– Не могу.

Мама поджимает губы, и я вижу, что она начинает злиться. Я рада, так будет легче уйти отсюда.

– Никто не идеален, Эм, – она отдирает заусениц у большого ногтя, и я понимаю, что вот человек, от которого я унаследовала эту замечательную привычку. – Знаю, что я совершала ошибки, но я всегда любила тебя, и сейчас я здесь, не так ли? Я пытаюсь все исправить.

Я сглатываю поднимающуюся по горлу желчь. Почему люди считают, что любовь к кому-то своего рода достижение? Оправдание. Любить меня – ее чертов долг. Она же моя мама.

– Жаль, что ты не оставила меня с Тиной, мама. Я была счастлива. Все могло бы быть совсем по-другому, если бы ты просто оставила меня в покое.

Это метафорический меч в сердце. Ее плечи напрягаются, а голова наклоняется, словно она слишком тяжелая, чтобы удерживать ее прямо.

Я встаю и накидываю куртку на плечи.

– Пока, мама.

Ресторан уже забит посетителями, и мне трудно пробиться между столами. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть на маму, оставшуюся сидеть в кабинке. Закрыв лицо, она плачет, а официант идет к ней с тортом и горящими свечами.

* * *

По пути домой я останавливаюсь в местном баре. Тут очень людно. Хозяин Энди флиртует с несколькими женщинами. Большую часть волос Энди в последний раз видели в девяностых, но он отказывается отпустить последние локоны, перекидывая их через всю голову. Его живот расплющивается о барную стойку, когда он шепчет что-то на ухо женщине, а она смеется, словно никогда не слышала ничего такого смешного (это не так, я много вечеров слушала шутки Энди).

Увидев меня, он извиняется перед дамами и подходит ко мне.

– Что ты здесь делаешь? Я думал, у тебя сегодня день рождения.

Я немного тронута, что он помнит об этом.

– Так и есть. С днем рождения меня.

Энди достает из холодильника розовое домашнее вино и наливает мне большой бокал.

– Кажется, тебе это нужно. С днем рождения.

– Спасибо, – я морщусь от резкого вкуса. – Четверть века, – поднимаю бокал.

– И провела его со мной? Вот из чего сделаны мечты.

Я заглатываю вино в один присест. Если мама чему и научила меня, так это тому, как напиваться. Не спрашивая, Энди заново наполняет бокал и идет обслуживать молодых людей. Сомневаюсь, что они достаточно взрослые, чтобы пить здесь. Один попытался отрастить щетину, и она похожа на пушок на цыпленке, но Энди не проверяет его удостоверение. Наверное, он рад любому клиенту.

Я чувствую на себе чей-то взгляд и, развернувшись, вижу Сэма в кабинке с другом. Я машинально прячу лицо. Знаю, у нас встречи по контролю гнева, а не клуб анонимных алкоголиков, но все же как-то неправильно пить перед ним: все равно что есть сладкий пирог в приемной врача.

Уголком глаза я замечаю, что он прощается с другом. Я сосредоточенно смотрю на капли конденсата на бокале и жду, когда он уйдет. Минуту спустя я чувствую ладонь на спине.

– Эмили, так и думал, что это ты. Ждешь кого-нибудь?

– Эм, нет, просто хотела что-нибудь выпить, прежде чем отправиться дальше. У меня день рождения, и друзья устроили вечеринку, – лгу я, потому что слишком унизительно признавать правду: я просижу ночь моего двадцатипятилетия одна в дерьмовом пабе.

– О, с днем рождения. Можно присоединиться на бокальчик? – спрашивает Сэм.

Голова начинает кружиться, и я не уверена, в том ли я состоянии, чтобы вести разумный разговор с руководителем моей группы, но вряд ли я могу отказаться.

– Да, конечно.

– Хочешь заказать еще?

Конечно. Я накрываю бокал ладонью.

– Нет, хватит и одного, спасибо.

Сэм заказывает пиво, а Энди внимательно осматривает его, наливая напиток.

– Хорошо проходит день рождения?

– Да, отлично. Я пошла в… – не знаю, что происходит на половине предложения. Возможно, дело в вине или заботливых глазах Сэма, или в том, что он знает, как заставить людей открыться перед ним, но внезапно мне все надоедает. – Я только что встречалась с мамой. Прошло все не очень хорошо.

Он медленно кивает, и на лице появляется молчаливое понимание. Внезапно до меня доходит, что Сэм знает обо мне, скорее всего, намного больше, чем мне бы хотелось.

– Хочешь поговорить об этом?

Да и нет.

– Я ушла, а она плакала. Она заказала для меня праздничный торт. Его принесли как раз, когда я уходила, так что теперь я чувствую себя виноватой и от этого ненавижу ее еще сильнее. Отличный день рождения.

– Мне жаль. Но хорошо, что ты с ней встретилась. Должно быть, это было непросто.

– Спасибо, – я допиваю вино. – Наверное, когда ты прочитал все бумаги, у тебя сложилось обо мне не очень хорошее впечатление, да?

Сэм качает головой.

– Все нормально.

Я вскидываю брови.

– Правда?

– Я научился не судить людей по тому, что читаю о них.

– Так все-таки я не создаю хорошее впечатление на бумаге?

Сэм усаживается поудобнее на барном стуле.

– Я не это хотел сказать. Просто…

Я кладу ладонь на его руку.

– Все нормально. Я нервирую тебя.

Сэм кивает на мой пустой бокал.

– Ну, могу я угостить тебя, именинница?

– Наверное, не стоит.

– Да ладно, считай это подарком.

Я удивляюсь, какой он беззаботный, совсем не осуждает меня. Это новое для меня чувство.

– Ладно, тогда давай. Спасибо.

– Пожалуйста.

Сэм поднимает руку, и к нам подходит Энди и наливает заказанные напитки с кислым выражением лица. Не знаю, что на него нашло, но, если бы я не знала его лучше, могла бы подумать, что он раздражен из-за того, что я пью с другим мужчиной.

Когда Энди уходит, я говорю:

– Прости за него. Он обычно не такой ворчливый.

– У всех нас бывают плохие дни. Это не проблема.

– Правда? Ни чуточки не верю. Не представляю тебя ворчливым.

Боюсь, вино развязывает мой язык.

– Бывает. Иногда. Если забуду что-то вытащить из холодильника на утренний чай, типа того.

И хотя изначально меня отталкивало непробиваемое счастье Сэма, с ним приятно быть рядом. Возможно, все дело в пиве, но у него красивое лицо, не идеал красоты, но очень приятное.

– Ты всегда был таким счастливым?

Сэм бросает взгляд через мое плечо, и когда снова смотрит на меня, в его глазах стоит печаль, которая кажется неуместной.

– Не совсем. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было двадцать один. Я начал срываться, пару раз подрался и однажды напал не на того парня, – Сэм поднимает рубашку, чтобы показать длинный шрам на животе. – Я понял, что могу испортить отведенные мне дни или прожить на полную каждый из них. И выбрал второе.

– Мне жаль твоих маму и папу. Наверное, это было ужасно.

– Так и было. Но, по крайней мере, я прожил двадцать один идеальный год с ними. Не у всех такое замечательное начало жизни.

Интересно, его записи обо мне всего лишь краткий обзор дат, или там детально рассказано о всех событиях моей дерьмовой жизни.

– Наверное, нет, – я верчу в руках бокал. – Общаться со мной вне занятий не против правил?

Сэм пожимает плечами.

– Наверное, нет. Не знаю. Раньше не сталкивался с таким. Ну, я никому не расскажу, если ты не расскажешь.

Я делаю вид, что застегиваю молнию на губах, и Сэм улыбается.

– В любом случае приятно было поговорить. В группе ты мало общаешься.

– Сказанное мной не очень хорошо было воспринято. На прошлой неделе мне показалось, что Шэрон задушит меня.

Сэм улыбается, но чувствуется, что ему неуютно, словно он боится сказать что-нибудь непрофессиональное.

– Дай им время. Ты будешь в порядке. Возможно, так у тебя получится рассказать им, почему ты здесь, ну знаешь, когда будешь готова к этому.

– Возможно. Или они просто возненавидят меня еще сильнее.

– Они не ненавидят тебя. Просто не знают тебя. Впусти их. Возможно, ты поймешь, что им можно доверить твою историю, – Сэм слазит с барного стула. – В любом случае не буду мешать, ведь тебе же нужно идти на вечеринку.

Я жалею, что соврала о той вечеринке. В присутствии Сэма я словно бы укутана флисовым пледом и не хочу, чтобы меня выкинули на холод, навстречу еще одной ночи в компании пульта.

– Да, наверное, они гадают, куда я подевалась.

Сэм допивает пинту, а затем удивляет меня, поцеловав в щеку. Я чувствую, что краснею.

– Скажи им, что пила в компании красивого незнакомца, – он улыбается, надевает пальто и, встав, опускает руку мне на плечо. – О, и строго между нами, я думаю, что тот парень заслужил того, что случилось.

Не знаю, что и сказать.

– Спасибо, и спасибо за вино.

– Пожалуйста. Хорошо проведи время.

Как только Сэм уходит, я заказываю такси, допиваю вино и шатаясь выхожу на улицу, ждать.

* * *

По пути домой, прежде чем я успеваю обдумать то, что собираюсь сделать, прошу водителя высадить меня у водка-бара. Я захожу и заказываю себе шот. Конечно же, через десять минут подходит какой-то неудачник и предлагает мне выпивку. Я позволяю ему, даже немного флиртую, чтобы он не останавливался.

Но, по крайней мере, я не буду лежать в кровати одна, думая об Алексе или маме или о чем-то другом, пытаясь вырубиться. Так что буду пить, сколько смогу, чтобы воспоминание о сегодняшней ночи было похоже на фотографию, сделанную при большой диафрагме и длинной выдержке, на которой разобрать можно было только форму, но не детали.

* * *

На следующее утро я заваливаюсь в свою квартиру. Знакомые спазмы приходят первыми, а потом, в виде запоздавшего подарка на день рождения, со всей силой начинаются месячные. Я пишу Элис.

Ведьма прибыла х

Добавляю смайлик, несмотря на то, что он совсем не соответствует моему выражению лица. Я листаю на телефоне фотографии Алекса, удаляя их одну за другой, даже не пытаясь остановить поток слез, бегущий по щекам.

Джейк

– Папочка, мы можем пойти сейчас купить батарейки?

– Возвращайся в кровать, Элфи, – я отворачиваюсь от него и натягиваю одеяло на плечи.

– Ты сказал, что мы сможем пойти за ними сегодня.

Он хлопает меня по спине. Я пробую разлепить глаза, такое впечатление, что мои ресницы сейчас порвутся. Но я вижу, что за окном еще темно.

– Сейчас середина ночи, парень. Ты заболеешь, если продолжишь в таком же духе. Иди спать.

– Нет, мне нужны батарейки. Ты обещал.

Понятия не имею, о чем он. Не помню, чтобы давал обещания, особенно о батарейках, но, скорее всего, я просто пытался успокоить еще одну бурю. Я хлопаю по одеялу рядом со мной, но Джеммы там нет.

– Должно быть, мама уже спустилась вниз. Пойди и попроси ее.

Это временное решение, но должно дать мне примерно пять дополнительных минут сна, пока Джемма не скажет ему «нет, мы не можем купить батарейки на рассвете» и он не вернется сюда, чтобы накричать на меня.

Я прав, но на это уходит три минуты, а не пять.

– Мамочка говорит, что у нас могли остаться батарейки в доме и ты знаешь, где они.

Невероятно. Она не только отправила его обратно ко мне, но и вынудила меня выбраться из постели и притворяться, что ищу то, чего в доме, как она точно знает, нет.

– У нас их нет, Элфи. Иди спать.

– Я хочу поиграть с переносной рацией. Мы могли бы сходить в магазин.

– Магазины закрыты.

– Есть тот, в который мы ходим, когда нужно встать рано в праздники. Он будет открыт.

Именно в такие времена я жалею, что Элфи такой умный, со сверхчеловеческой памятью.

– Но я не пойду в магазин посреди ночи, а тебе не с кем разговаривать по рации.

Знаю, это жестко. В свою защиту могу сказать, что сейчас пять утра.

– Мне все равно. Хочу все настроить, – теперь он кричит, сжав кулаки и подняв локти. – Иди и поищи. Мамочка сказала, что у нас есть батарейки.

Это одна из множества причин, почему из нас с Элфи такие плохие сын и отец. Я ненавижу, когда мне говорят, что делать. Как, например, когда Джемма говорит мне не ставить кружки друг на друга на сушке для посуды, потому что «в них застаивается вода», или типа того. Мне нравится думать, что я забываю об этом, но втайне, возможно, я делаю это специально, в виде подсознательной реакции на ее контроль.

– Ну, скажи маме, пусть найдет их.

Я натягиваю одеяло на голову, и он уходит вниз. Через несколько секунд дверь открывается. Только в этот раз это Джемма.

– Джейк, ты не можешь просто вытащить батарейки из игрушки?

– Почему ты не можешь это сделать?

– Потому что я работаю. Я же не просто так встала рано, да? Ты-то что делаешь?

– Это называется сном, Джемма. Таким занимаются нормальные люди, не помешанные на работе. Ты не понимаешь его зацикленности на чем-то, но ты такая же.

– Моя работа важна, Джейк. Батарейки нет. Вот и вся разница.

– Но они важны. Они важны для меня.

Я не слышал, как подошел Элфи, и я сразу же чувствую себя плохо оттого, что он услышал наш разговор.

– Пожалуйста, папочка, – продолжает Элфи, на его лице написана мука. – Если ты найдешь батарейки, я дам тебе поспать.

Каким-то образом ему удается сказать это так убедительно, что я чувствую себя виноватым. Но я знаю, что как только найду батарейки, он о них забудет и перейдет к своему следующему помешательству, следующему требованию. Каждый день все одно и то же. Его удушающее поведение начинается до рассвета и длится долго после заката. Спасения нет, а если я не смогу настоять на исполнении мелочных требований, он никогда не научится. Это никогда не изменится.

Поэтому я отворачиваюсь и наслаждаюсь моментом, убежищем под одеялом, прежде чем в комнате начинается хаос. Это явно будет лучший момент моего дня.

* * *

Мы уже опаздываем в школу на пять минут. Я уже шестнадцать раз просил Элфи натянуть форму. Я знаю, что это уже шестнадцатый раз, потому что считал. Это одна из тех забавных вещей, которые я делаю, чтобы не выбежать на дорогу и не броситься под проезжающую машину.

– Если не оденешься через секунду, я отведу тебя в школу в пижаме, и ты будешь объяснять мистеру Фрэмптону, почему ты не способен надеть свою форму.

Я кричу с первого этажа, и наверху становится очень тихо. Я иду проверить, что делает Элфи. Зайдя в комнату, вижу, что он натянул штаны на голову, футболку задом наперед и привязывает носки к столбикам кровати.

Я не могу скрыть раздражение в голосе.

– Что ты делаешь? Мы опаздываем в школу. Тебе нужно одеться.

Я хватаю Элфи за руку, и он вырывает ее, смеется и бегает по дому.

– Элфи, у меня больше нет времени. Нам нужно идти. Одевайся.

Элфи появляется в дверном проеме со слегка безумной улыбкой на лице. И прежде, чем я успеваю схватить его, снова убегает. Иногда он словно бы испытывает огромное удовольствие, раздражая меня, отчего я просто злюсь еще сильнее. Мы попали в порочный круг, и я не вижу выхода. Делая глубокий вздох, я вспоминаю о стратегиях, которым Сэм учил нас на последнем занятии. Когда чувствуешь, что вот-вот сорвешься, закрой глаза и подумай о счастливом месте. Я стою в комнате Элфи, пытаясь не слышать его топот, и, хотя чувствую себя идиотом, закрываю глаза и пытаюсь представить море, волны, бьющиеся о берег. Это правда должно помочь?

Я открываю глаза и ищу в комнате Элфи. Наконец нахожу его под своей кроватью, вытягиваю и отношу в детскую, а там кладу на кровать. Сажусь на его ноги, чтобы прижать его, и начинаю одевать. Он ненавидит, когда я так делаю, но часто это единственный способ вывести его за дверь не в одном в белье.

– Перестань, ты делаешь мне больно. Я не могу дышать. Не могу дышать.

Я не делаю ему больно, с ним все в порядке. Ему просто не нравится, что не он контролирует ситуацию.

– Ну, стоило одеться, когда я просил.

Я натягиваю на него одежду, а Элфи все больше истерит. Закончив, я слажу с него, а он, словно дикое животное, выпущенное из клетки, пинается со всей силы, но я успеваю вовремя отойти.

– Пойду найду твой школьный ранец. Через минуту жду тебя внизу уже в ботинках.

Элфи спрыгивает с кровати и бежит к своему стулу, поднимает его и угрожает кинуть им в меня.

– На твоем месте я бы этого не делал. А теперь иди обувайся.

Элфи сжимает челюсти и издает низкий, напряженный, почти нечеловеческий звук, а потом кидает стул на пол. Я оставляю его в комнате, и он бродит и ищет, что бы сломать, а я отправляюсь на поиски школьных принадлежностей, разбросанных по всему дому.

Через несколько минут Элфи спускается. Его настроение резко поменялось (что очень типично для Элфи).

– Так, теперь ботинки.

Он садится на последней ступени и отворачивается.

– Я не могу.

– Конечно, можешь. Тебе шесть, перестань глупить.

Элфи протягивает руки перед собой.

– Я не глуплю. Я не могу прикоснуться к своим ботинкам.

– Серьезно, Элфи, через минуту я потеряю терпение. Мы опаздываем. Нам нужно ехать. Надевай ботинки и в машину.

– Нет.

Я снимаю его ботинки с полки и кидаю к его ногам.

– Я иду в машину. Если хочешь, поедешь в школу в одних носках. Мне уже все равно.

И тут плотину прорывает. Такой громкий крик, что он пронзает мои барабанные перепонки. И когда я поворачиваюсь к двери, Элфи кидает ботинок мне прямо в спину.

Я разворачиваюсь и иду к нему.

– Как ты смеешь? – я поднимаю его за подмышки и несу в машину, пока он пытается пинать меня свисающими ногами.

– Я ненавижу тебя, папа. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Я больше не буду с тобой разговаривать, – а потом добавляет, словно бы усиливая эффект своих слов, – никогда.

– Отлично, я смогу прожить остаток жизни в тишине. Великолепно.

Закидывая Элфи в машину, словно палатку, которая не хочет помещаться в сумку после использования, я замечаю, что наша соседка стоит на крыльце и курит, пытаясь притворяться, что не смотрит на меня, но я знаю: она считает меня совершенно некомпетентным. Как и родители, которые видят, как Элфи выносится из машины, когда мы добираемся до школы, разворачивается, чтобы накричать на меня, и чуть не врезается в припаркованную машину. Но он всегда останавливается, когда мы переходим на детскую площадку. Там он всегда рядом со мной и тихо бродит по дорожке, словно специально пытается убедить учителей, что единственная проблема заключается в том, как я его воспитываю, или в том, что мы все придумываем.

Когда мы добираемся до места, я встаю рядом с небольшой группой отцов. Обычно их там несколько, они привозят детей, прежде чем отправиться на работу, и мы собираемся вместе, хвастаясь своей мужественностью, хотя побеждает обычно всегда один и тот же. Тед, самый модный и красивый папа школы, как раз рассказывает одну из своих увлекательных историй о приключениях в выходные. Он опытный организатор мероприятий и всегда достает бесплатные билеты на вечеринки, на которые приходят местные знаменитости, владеющие летними домами в нашем районе. Тед в какой-то степени козел, но остальные папы стоят вокруг и смеются над его самовлюбленными рассказами, словно часть его «крутизны» перейдет и на них и их скучные жизни. Я отключаюсь и слушаю разговоры мам поблизости.

Забавно, как отцы все время говорят о себе, а мамы о детях. Их разговор, как обычно, ведет Пенелопа. Она примерно моего возраста, может, немного старше и одевается так, словно пришла на «День Леди» на скачках. Ее голос одновременно слишком громкий и слишком высокий. Каждое утро я прохожу мимо зоны высадки на парковке персонала, и ее дурацкий Land Rover припаркован там, несмотря на многочисленные просьбы, обращенные к родителям, так не делать. Типичное привилегированное воспитание: правила написаны явно не для нее. Как обычно, она болтает о своей «идеальной» дочери, одаренной Аннабель, которая часто бьет маму, если та недостаточно быстро приносит ей снэк после занятий.

– Просто не могу поверить: они считают, что она будет учить буквы с другими детьми. Но ведь она уже год как читает, это нелепо. И нам прислали домашнее задание, что там было? Расставить цифры до двадцати. Я дописала трехзначные цифры для нее и отправила их обратно.

– Знаю, это совсем просто, да? – в этот раз говорит Дейзи. Мама светловолосой Амели, неестественно вежливой и слишком розовой. – Можете поверить, что они поместили фотографии Амели, пишущей слово «кошка», на доску почета, словно это какое-то великое достижение. Я сразу же пошла в кабинет мистера Фрэмптона и нажаловалась.

Другая мама в группе улыбается, но, судя по выражению ее лица, ее ребенок не достигает таких академических высот. Мне хочется подойти к ней и сказать: «Эй, не волнуйтесь, мой тоже», – но она никогда не признается на публике. Никто так не делает. На детской площадке нужно показывать только свою «лучшую сторону».

В это время дети носятся, играют в пятнашки, но Элфи ходит вокруг них, близко, словно хочет присоединиться, но в действительности в стороне со странным застывшим выражением на лице, словно он не совсем понимает, что происходит. Интересно, знает ли он, что он не участник игры. Кажется, нет. Наверное, лучше так: не знать, что ты изгой, – но в то же время мне грустно, что он не стремится присоединиться к другим детям.

Я чувствую облегчение, когда появляется учительница. Ей чуть больше двадцати, но она из тех людей, которые словно бы постарели раньше времени: в кашемировом свитере с высоким воротником, бежевой юбке до колена, толстых черных колготках и туфлях, которые могла бы носить моя бабушка, если бы все еще была жива. Однако учительница кажется милой, тепло улыбается детям и взъерошивает их волосы, когда они проходят мимо. Я отдаю Элфи сумку и целую его в лоб, но он почти не замечает меня, потерявшись в далеком мире, карты которого у меня нет. Словно автомат, он перекидывает ремень сумки через голову и идет в класс. Как только он уходит, я испытываю обычные чувства: сожаление, грусть и желание провести хотя бы одно утро без споров и криков. Чтобы хоть однажды я ушел из школы, испытывая другие чувства.

* * *

Хотя Джемма ушла из дома, как обычно, раньше нас, я вижу ее машину на подъездной дорожке. Направляюсь прямо в спальню и слышу, как она гремит там. Открываю дверь.

Увидев меня, она словно бы начинает нервничать и останавливается. На кровати лежит наполовину собранный чемодан, и она укладывает туда вещи из шкафа.

– Почему ты вернулась? Я думал, ты ушла на работу. Ты снова уходишь?

Джемма садится на кровать и хлопает по одеялу рядом с собой.

Я присоединяюсь к ней, но нервничаю.

– Что происходит?

– Это не работает, да? – она смотрит мне прямо в глаза, и я начинаю паниковать, догадываясь, куда ведет этот разговор.

– Ты имеешь в виду нас?

– Джейк, ты знаешь, что я имею в виду.

– Нет, не знаю. Объясни. Что именно для тебя не работает в том, что я поддерживаю тебя во всем, твою карьеру и присматриваю за нашим сыном?

Джемма смотрит на меня так, словно хочет сказать «чего я вообще беспокоюсь», и снимает одежду с вешалок, запихивая ее в чемодан уже не так аккуратно.

– Стоило понять, что нормально поговорить не получится.

– Нормально?

– Мне нужно некоторое время побыть подальше от всего этого, – Джемма показывает на комнату, словно в нашей спальне собрано все неправильное в этом мире.

– А Элфи?

– Он может приезжать. Я буду звонить ему по Скайпу все время.

– По Скайпу? Ты будешь воспитывать нашего сына по Скайпу? Ты серьезно?

– С ним будет все в порядке. Так ему даже лучше, наверное, – Джемма словно в бегах, лихорадочно запихивает все больше одежды в чемодан. Так он не закроется. – Послушай, у меня нет всех ответов, Джейк, мне просто нужно уйти. Не могу объяснить по-другому.

– И куда именно ты уезжаешь?

– Я побуду у Лоры. На работе мне согласились дать шесть месяцев оплачиваемого отпуска.

– У Лоры? Пожалуйста, скажи, что ты не имеешь в виду свою сестру Лору?

Не глядя на меня, она кивает.

– Ты едешь в Париж? – я смеюсь. – Как, черт возьми, Элфи будет там тебя навещать? Когда ты согласовала это на работе? Как долго ты планировала?

У меня столько вопросов, не знаю, с чего начать. Знаю, что в данный момент наши отношения не очень. Последний разговор, который продлился больше двух минут и не был спором, касался того, что нам нужно заказать онлайн в Waitrose, но и тогда мы не смогли прийти к соглашению: замороженные фрукты или свежие? нарезанные помидоры или слива? Но это… Я бы никогда не бросил Джемму, хотя временами гадал, не был бы я тогда счастливее.

– Но на прошлой неделе мы занимались любовью, – продолжаю я, и мой голос почти переходит на писк. – Ты же сама предложила, а ты никогда так не делаешь.

– Я пыталась… – Джемма замолкает.

Внезапно до меня доходит и сердце падает.

– Пыталась заставить себя снова полюбить меня?

Джемма делает паузу, достаточно долгую, чтобы я понял, что да, именно это она и пыталась сделать.

– Нет. Давай не будем все еще больше усложнять. Просто я не могу здесь оставаться ни минуты.

Джемма теребит застежку чемодана. Он не закрывается, и она начинает рыться в одежде, вытаскивая некоторые вещи и кидая на кровать.

– А ты думаешь, я этого не чувствую? Думаешь, я не хочу сбежать?

По правде говоря, хочу. Пусть и ненавижу себя за это.

– Мне жаль.

– Жаль? И все? Так мы разводимся или ты хочешь, чтобы я ждал тебя? Ты отдохнешь в Париже, потом вернешься, и мы будем притворяться, что ты не уезжала?

Джемма качает головой, словно пытаясь объяснить что-то невероятно простое кому-то невероятно глупому.

– Нет, я ничего не хочу от тебя. Пока еще рано думать о разводе. Мне просто нужно отдохнуть. Я так несчастна, Джейк.

Я проглатываю обиду и пытаюсь не сосредотачиваться на «пока еще».

– А что насчет денег? Нам нужно оплачивать ипотеку, счета, нашему ребенку нужно есть. Ты подумала об этом?

Внезапно настроение Джеммы меняется. Не знающему ее человеку это трудно увидеть, но мне все ясно.

– А ты? Ты думал об этом? Я все время только и делала, что поддерживала тебя последние шесть лет. Возможно, пришло время тебе приносить еду в дом и платить за крышу над головой.

– Ты серьезно? Я присматривал за нашим сыном. Бог свидетель, ты точно не собиралась этого делать.

Судя по взгляду Джеммы, если бы она не уезжала, вполне возможно, меня бы нашли через несколько месяцев закопанным под домом.

– Почему все возвращается к этому, Джейк? Ты считаешь, что ты лучший родитель, нет, лучший человек, потому что остался дома с Элфи. Ты прав. Я не стала отказываться от карьеры. Я стала бы тем родителем, каких ты презираешь, и отдала бы Элфи в ясли. И, кто знает, может, тогда он бы не был таким кошмарным ребенком.

Я знаю, что Джемма понимает: она переступила черту, потому что она выходит из комнаты. Знаю, что скоро она вернется и извинится. Но также знаю, что в глубине души так она и думает. Потому что и я так думаю.

Я сижу на кровати, пытаясь осознать произошедшее. Через несколько минут Джемма возвращается, бежит ко мне и обнимает. Я вдыхаю знакомый запах шампуня и чуть ли не плачу. Через какое-то время мы отстраняемся друг от друга.

– Я просто закончу паковать вещи и уйду. Не хочу растягивать это дольше, чем следовало бы.

– Что насчет Элфи? Ты не останешься, пока он не вернется, чтобы попрощаться?

– Не могу. Мой рейс в два.

Не могу поверить, что она уже забронировала рейс. До этого момента все это походило просто на еще одну ссору, когда звучали угрозы, но они так и оставались угрозами. А теперь до меня доходит, что жена в действительности бросает меня.

– Но что насчет встреч по управлению гневом? Я хожу туда ради тебя. Ты даже не дашь мне шанса, не дашь попробовать измениться?

Ненавижу отчаяние в моем голосе. Словно это все моя вина. Но я просто не хочу, чтобы она уходила.

Джемма качает головой.

– Дело не только в этом, Джейк. Я думала, это что-то изменит, но дело не только в тебе. А во мне. И в Элфи. Во всем. Я словно бы медленно умираю здесь.

Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь не дать слезам, зарождающимся в горле, добраться до глаз.

– Так как мне объяснить это Элфи, Джем?

– Не знаю, но уверена, ты найдешь способ. Что бы я ни говорила раньше, мы оба знаем, что ты лучше с ним справляешься, чем я.

Во время наших ссор такая банальность успокоила бы меня. Это означало бы, что спор прекратился и мы близки к решению проблемы. Джемма это понимает. Она считает себя такой умной, но сегодня это не срабатывает.

– Не пытайся выйти сухой из воды, Джем. Это ты должна сказать своему сыну, что бросаешь его. Не я.

Я жду, когда она скажет мне проваливать, скажет, что не бросает его, что я веду себя как придурок. Но нет. Она падает на постель, закрывает лицо руками и всхлипывает. Громко и обезоруживающе, и все ее тело трясется.

– Я думала об этом снова и снова, Джейк, – говорит она сквозь слезы. – Я бы никогда не навредила ему. Но мне нужно уехать. В таком виде я ничем Элфи не помогу. Поэтому, мне кажется, лучше, чтобы он пришел домой, а меня тут уже не было. Не хочу болезненных прощаний. Не уверена, что смогу уйти, если он будет здесь. А мне нужно, Джейк, мне жаль, но мне это нужно.

Я приобнимаю ее, и она опускает голову мне на грудь. Ее всхлипы потихоньку затихают.

Как и сейчас понимаю, что она действительно верит, что ей лучше просто улизнуть из дома.

– Ладно, я скажу ему.

Джемма удивленно смотрит на меня.

– Спасибо большое, – она пытается крепко обнять меня, но я сижу, словно окаменев.

Потом я внезапно встаю, потому что если не сделаю этого, то могу упасть на колени и умолять ее остаться.