Текст книги "История возвышения вампиров, рассказанная людьми"

Глава 5

10 февраляЧерез девять месяцев после обнаружения вируса НОЗК

Комитет по национальной безопасности Палаты представителей Конгресса США

Первая сессия заседания Конгресса сто семнадцатого созыва

Серийный номер 117–20

Встреча подкомитета, согласно регламенту, состоялась в девять часов утра в комнате 225 в офисном здании Кэнон-Хаус. Председательствовал достопочтенный Джеймс Керр (председатель комитета).

Присутствовали представители: Дункан, Джервин, Гилмор, Мартин, Гонсалес, Брэйди, Джонсон, Вашингтон и Лесли.

МИСТЕР КЕРР:

Комитет по национальной безопасности начинает заседание. Наш первый докладчик – доктор Лорен Скотт, младший научный сотрудник исследовательского подразделения Центра по профилактике и контролю заболеваемости. Добро пожаловать, доктор Скотт.

ДОКТОР СКОТТ:

Спасибо. Спасибо. Ммм, да. Спасибо…

МИСТЕР КЕРР:

Сегодняшнее заседание Комитета посвящено очень важному вопросу, связанному с вирусом НОЗК и его воздействием на здоровье населения, а также на безопасность и экономику страны. Эти слушания помогут нам выяснить, насколько мы готовы к возможному распространению вируса НОЗК в течение следующего года, а также определить, какие действия по обеспечению здоровья населения должны быть приняты в случае серьезных вспышек заболевания. Наши докладчики проинформируют комитет о перспективах на будущее и о том, какие законодательные акты, на их взгляд, должны быть рассмотрены.

Вирус НОЗК вызывает серьезные опасения у американцев по ряду причин. Он является неизлечимым, способы его передачи не до конца ясны, он обладает потенциалом к быстрому распространению по всему миру в условиях всеобщей глобализации, а кроме того, до сих пор неизвестно, какое влияние он способен оказать на наше общество. Если эта болезнь аналогична СПИДу или лихорадке Эбола, результат может быть катастрофическим для наших граждан и ключевых объектов инфраструктуры.

К счастью, есть информация о том, что НОЗК не передается с такой же легкостью, как Эбола или атипичная пневмония, и органы здравоохранения прилагают все усилия по сдерживанию вируса. С другой стороны, остается ряд вопросов, связанных с возможным развитием эпидемии, на которые мы пока не знаем ответов. Способны ли мы справиться с инфекцией, если масштабы заражения будут расти, удастся ли нам изолировать и вылечить заболевших? Готовы ли к этому наши больницы? Располагают ли наши врачи достаточной информацией для борьбы с заболеванием? И какие существуют пробелы в местном и международном мониторинге? Сможем ли мы разработать вакцины и средства для лечения? Есть ли у нас финансовые ресурсы? Какое влияние могут оказать зараженные вирусом НОЗК люди на население страны?

К счастью, вирус НОЗК, по нашей информации, пока распространяется только на территории Соединенных Штатов.

Я надеюсь, что эти слушания помогут нам развеять многие тревожные мифы об этом заболевании.

Чтобы выслушать различные точки зрения, Комитет пытался пригласить граждан из числа Сумеречных выступить сегодня, однако нам не удалось найти желающих. Я хочу поблагодарить докладчиков, которые согласились дать свои показания.

Доктор Скотт?

ДОКТОР СКОТТ:

Еще раз спасибо. Я… я рада, что нахожусь здесь… что выступаю перед уважаемым Комитетом.

Вы всегда поддерживали Центр профилактики и контроля заболеваемости и наше здравоохранение. И мы признательны вам за то, что вы нашли время изучить проблему вируса НОЗК, особенно на местном уровне, где наши попытки в изучении этого вируса в ближайшее время могут увенчаться успехом. И несмотря на то, что значительная часть работы еще впереди, я хотела бы коротко рассказать о том, насколько мы продвинулись в наших исследованиях этого вируса. А также я надеюсь, что смогу развеять многочисленные мифы, которые возникли об этой болезни и которые так подробно освещались в средствах массовой информации и особенно в Интернете.

Я не стану вдаваться в подробности истории обнаружения этого вируса, вы все прекрасно осведомлены о том, как мы вместе с представителями полицейского департамента Ногалеса нашли Лизу Соул.

В отличие от остальных заболеваний, вроде атипичной пневмонии или птичьего гриппа, инфицирование НОЗК происходит на добровольной основе. Таким образом, в данном случае нет никакой необходимости предупреждать об опасности въезжающих в страну. Мы не зафиксировали ни одного случая пассивной передачи болезни. И хотя в определенные дни и месяцы число зафиксированных случаев заболевания значительно возрастало, мы пока не установили, с чем именно это связано. Интересно, что у нас до сих пор нет никаких подтверждений, что этот вирус является зоонозным, то есть передающимся человеку от носителя-животного. Техасский университет в Остине использует передовые методы для обнаружения НОЗК, в том числе методику выращивания клеток, но пока мы не добились существенного прогресса в разработке диагностических тестов на НОЗК. Кроме того, в результате обращений отдельных граждан, университет сократил свои исследования по ДНК заболевших и созданию рекомбинантной вакцины в связи с возникшими проблемами этического характера.

Еще одна проблема заключается в том, что сектор здравоохранения вынужден иметь дело с многочисленными случаями заболеваний, о которых не было заявлено. Мы предполагаем, что некоторые находят особое удовольствие в том, чтобы не заявлять о своем заражении. Вследствие этого у нас нет информации о нетипичных формах заболевания, вызванного вирусом НОЗК, и это отличает данную болезнь от других инфекционных заболеваний, имеющих определенный процент нетипичных форм. Мы все еще не знаем, какое воздействие оказывает вирус на генную структуру зараженных людей. И не исключено, что именно по этой причине у одних процесс «возрождения» проходит успешно, а у других – нет.

Хотелось бы отметить, что я как профессионал в области медицины предпочитаю использовать термин «инфекция», когда речь заходит о внедрении в кровь биологического материала, который мы теперь называем вирусом НОЗК. Мне не нравится термин «возрождение», так как он подразумевает положительный результат, однако мы обладаем явным доказательством того, что успешные случаи так называемого возрождения составляют примерно около пятидесяти процентов. Необходимо, чтобы специалисты в области здравоохранения получали доступ к телам людей, чье возрождение не было успешным, это поможет лучше понять все нюансы заболевания.

Иными словами, когда Сумеречные заражают людей, не являющихся носителями НОЗК, шанс, что инфицированный выживет и станет Сумеречным, составляет примерно пятьдесят процентов. Возрождение – это миф, который я не собираюсь идеализировать.

На сегодняшний день, по нашим оценкам, было заявлено примерно о тысяче случаев заражения вирусом НОЗК. Мы не может оценить точное количество носителей вируса, поскольку не нашли пока приемлемых средств для осуществления учета всех тех, кто идентифицирует себя как Сумеречные. Еще одним тревожным аспектом является тот факт, что постоянно поступают сообщения от органов правопорядка о загадочных смертях лиц, находящихся в близком контакте с Сумеречными.

Что же касается механизма развития заболевания, то здесь мы до сих пор не располагаем достаточной информацией. Нам известно, что вирус поражает дендритные клетки и уничтожает Т‐лимфоциты, однако это не оказывает ощутимого действия на организм зараженного. Затем вирус производит неизвестный ранее тип белка, который блокирует иммунные клетки, не позволяя им передать сигнал антителам, чтобы те атаковали вирус. В тот же момент вирус начинает самовоспроизводиться и менять внутреннюю структуру тела. Многие вирусы способны препятствовать действию интерферона в организме, но вирус НОЗК способен изменить структуру интерферона. На этом наши знания о заболевании заканчиваются. Я понимаю, что Конгресс сомневается в нашей способности составить полную карту генома этого вируса, как было сделано с другими вирусами[6]6
  Секвенирование генома рекомендуется к проведению во время вспышек заболеваемости, чтобы охарактеризовать возбудителя инфекции и определить скорость его эволюционного процесса. Кроме того, секвенирование генома позволяет идентифицировать отличительные особенности адаптации организма носителя вируса, установить диагноз, а также выявить реакции на вакцины и медикаменты. – Журнал «Нейчер» № 530, 1996 год, стр. 228–232. 10.1038/nature16996


[Закрыть]. Что касается вируса НОЗК – хоть он и не обладает полноразмерным вирусным геномом – то частота мутации генома штамма, полученного у Соул в Ногалесе, составляет 1.5 × 10^–3 мутаций / на один нуклеотид / на одну геномную репликацию. Это эквивалентно от пятнадцати до тридцати пяти мутациям в каждом геноме. Следовательно, процесс развивается слишком стремительно, чтобы выявить определенные сублинии клеток во время эпидемии. Что касается вируса, то он достаточно умеренно эволюционирует на эпидемиологическом уровне, но изменяется на уровне своего носителя. Оборудование и программное обеспечение, которым мы в данный момент располагаем, неспособно проанализировать вирус в полной мере.

В данный моменты органы здравоохранения, врачи, медсестры, ученые и юристы, а также сотрудники лабораторий по всей стране борются с вирусом НОЗК, в то время как некоторые все еще продолжают верить, что вирус удастся сдержать. Экономисты и рыночные аналитики сообща стараются подсчитать текущие и будущие расходы. Еще один мало освещаемый в прессе аспект в связи с данным заболеванием заключается в том, что крупные фармацевтические компании не хотят заниматься исследованием вируса. Ряд высших учебных заведений отказался проводить исследования вируса НОЗК, несмотря на то, что федеральное правительство выделяло на это значительные гранты. В результате, наше медицинское сообщество испытывает серьезные проблемы с кадрами для исследовательской работы и вынуждено проводить исследования в более скромных масштабах без надлежащего оборудования, которым располагают крупные игроки на рынке научной медицины.

Еще одной особенностью вируса, затрудняющей наши возможности адекватно проанализировать заболевание, является то, что большинство микроскопов не может исследовать частицы из-за содержащихся в них радиоактивных элементов, которые приводят к сбоям в работе оборудования.

От вируса НОЗК нет вакцины, и нет препаратов для лечения этого заболевания. В связи с этим органы здравоохранения вынуждены прибегать к средствам, которые использовались на заре зарождения микробиологии: изоляции и карантину. В то же время мы ведем борьбу с некоторыми средствами массовой информации, которые пытаются идеализировать болезнь. Впрочем, эти старания безуспешны, поскольку нынешние законы ограничивают наши действия в случаях, связанных с подобными заболеваниями. Попытки средств массовой информации идеализировать болезнь мешают нашим усилиям узнать о ней больше. Кроме того, замкнутый, клановый образ жизни Сумеречных не позволяет нашим учреждениям здравоохранения должным образом изучить вирус.

В случаях с инфекциями вроде вируса НОЗК более всего нас пугает тенденция к тому, что он может мутировать в форму, которая нанесет еще больший вред нашей системе здравоохранения и всему обществу, в целом. Кроме того, нас волнует тот факт, что в результате заболевания носитель вируса становится радиоактивным. Этот факт также должен быть изучен с точки зрения долговременного воздействия на окружающую среду. Новизна вируса НОЗК явилась причиной того, что в ответ на попытку его сдерживания многие люди захотели быть инфицированными. Желание стать Сумеречными приводит к тому, что граждане рискуют оказаться жертвами неудачного процесса возрождения, или же в случае успешного возрождения возникает риск, что их организмы будут подвергнуты долговременному воздействию вируса.

Еще одной особенностью вируса НОЗК является тот факт, что зараженные люди испытывают желание или потребность поглощать кровь в целях выживания. Однако без сотрудничества с Сумеречными любые полученные нами данные являются лишь абстрактными умозаключениями. Должны ли Сумеречные поглощать исключительно человеческую кровь, или для их питания подходят и другие типы крови? Это необходимо выяснить, чтобы понять, могут ли Сумеречные безопасно интегрироваться в общество.

Центр профилактики и контроля заболеваемости вместе со своими партнерами продолжает мониторинг ситуации с вирусом НОЗК. Я лишь представила вам актуальную картину, которая сложилась в стране на текущий момент.

Надеюсь, во время слушаний будут выявлены все успехи и проблемы, с которыми наша система здравоохранения сталкивается в борьбе с этим и другими заболеваниями.

Спасибо вам, господин председатель и представители Комитета.

МИСТЕР КЕРР:

Спасибо, доктор Скотт. Наш офис продолжит следить за работой над программами Центра ПКЗ посредством профилактических проверок, ревизий и административных расследований.

А теперь выступит доктор Чад Келли из Северо-западной мемориальной больницы в Чикаго и расскажет о том, как в этой больнице проводится лечение инфицированных вирусом НОЗК…

Журнал «Роллинг Стоун». Ноябрь

Каждый месяц журнал «Роллинг Стоун» публикует рассказы людей, которые лично были свидетелями конфликтов, мало освещаемых крупными средствами массовой информации. Сегодня мы представляем рассказ врача, работающего в лагере беженцев в Южном Судане. Мы узнаем, что случилось после того, как лагерь подвергся нападению отряда боевиков из соседнего региона.

Доктор Кит Миллер из международной гуманитарной медицинской организации «Врачи без границ»

Когда я приехал в лагерь беженцев Герба, доктор Генри и доктор Брэдфорд – эти двое из десяти сотрудников гуманитарной миссии являются Сумеречными – провели меня по лагерю, который находился в ужасающем состоянии. Самодельные брезентовые палатки были натянуты с помощью деревянных колышков, через весь лагерь тянулась траншея в три фута глубиной, игравшая роль временной канализационной системы.

Благодаря Сумеречным лагерь беженцев буквально преобразился. Они много работают по ночам, поскольку ограничены в активной деятельности в дневное время суток. Им удалось организовать помещение для вакцинации и приема врачами больных, они помогли выкопать колодец для отходов, что реально снизило уровень заболеваемости. Доктор Генри провел исследования и разработал безопасные химические вещества, которые были помещены в канаву, куда сбрасывались продукты человеческой жизнедеятельности. Не ведая усталости, они работали намного больше всех нас.

Мы были застигнуты врасплох, когда посол ООН в республике Чад позвонил нашему руководству южноафриканского филиала: миротворцы в Северном Судане заметили колонну, состоящую примерно из двух тысяч солдат Народно-освободительной армии, двигавшуюся в сторону лагеря беженцев. Солдаты должны были добраться до нас примерно через два дня. Организация «Врачи без границ» связалась с представителями миротворческих сил ООН в соседних государствах, но им сообщили, что сначала они должны получить одобрение Совета Безопасности. Этот процесс мог продлиться несколько месяцев.

Доктор Генри связался с Советом Сумеречных, и в течение двадцати четырех часов был собран отряд наемников, которые на месяц задержали продвижение колонны, а затем армии Соединенных Штатов и Франции разгромили боевиков и не позволили им атаковать беженцев. Совет Сумеречных и работающие в нашей организации Сумеречные спасли тысячи жизней.

Когда меня спрашивают, что я думаю о Сумеречных, я рассказываю эту историю и надеюсь, что и другие люди смогут понять и разделить мои надежды на то, что в будущем Сумеречные будут вовлечены во все области нашей жизни.

Глава 6

15 сентябряЧерез шестнадцать месяцев после обнаружения вируса НОЗК

Хьюго Зумтор

Агент ФБР

Гоняться за призраками нелегко. Особенно за теми, кто больше, сильнее и быстрее тебя. Но именно этим я занимаюсь уже долгое время. Но как так вышло, что призраки подменили себя вампирами? Пока-пока, кровососы-неудачники!

Кстати, я был в группе захвата при задержании Лизы Соул и вел расследование ее дела. Я много общался с доктором Лорен Скотт из Центра ПКЗ, чтобы больше узнать о вирусе НОЗК и о том, какое влияние он оказывает на организмы носителей. Нашему агентству необходимо было узнать о рисках при взаимодействии с вирусом. Получив информацию от Лорен, я посоветовал приставить к Лизе Соул большой отряд охраны, пока она находилась в больнице. Но мое начальство отказало мне, и в результате она, разумеется, сбежала.

В самом начале, когда только стали появляться Сумеречные, у нас в ФБР не было отдела, который работал бы исключительно с ними. Дело сдвинулось с мертвой точки лишь после случая с похищением предметов искусства. Только после этого в ФБР решили, что нужна группа, которая займется расследованием преступлений с участием Сумеречных.

После дела Лизы Соул и еще ряда связанных с ним расследований меня стали считать чуть ли не самым главным экспертом[7]7
  См. Приложение 3.


[Закрыть] по преступлениям, совершенным Сумеречными. Поэтому когда поступило сообщение о краже в Блэнтонском художественном музее, расположенном в кампусе Техасского университета, меня командировали в Остин помогать расследованию.

Наш старший специальный агент получил сообщение о том, что в кампусе, точнее, в Блэнтонском художественном музее, совершена кража. Обычно мы не занимаемся подобными преступлениями, однако один из местных агентов ФБР захватил на место преступления счетчик Гейгера, и обнаружилось, что показатели радиации просто зашкаливают. Поэтому в местном офисе в причастности к краже заподозрили Сумеречных.

Художественный музей имени Джека С. Блэнтона находится в кампусе Техасского университета в Остине. На территории кампуса, расположенного среди зеленых лугов и холмов центрального Техаса, было очень красиво. Сам музей считается одним из самых больших университетских музеев искусств и обладает обширной постоянной экспозицией и многочисленными фондами. Музей находится в грандиозном современном здании из гранита и известняка, он окружен аккуратно подстриженными лужайками и утопает в тени пекановых деревьев.

В момент ограбления в музее проходила выставка под названием: «Харинг, Уорхол и зарождение стрит-арта». На выставке были представлены работы, в основном, начиная с 80-х годов, преимущественно абстрактные иллюстрации на политическую тематику, выполненные в кричащих красках и содержащие нелепые послания.

В коллекции было несколько ценных полотен, но вор или воры взяли лишь одну картину: «Без названия (Мадонна, мне не стыдно)», созданную в 1985 году Энди Уорхолом и Китом Харингом. Картина была написана на холсте размером двадцать на шестнадцать дюймов акриловыми красками и люминесцентной краской «Дейгло».

На тот момент у ФБР не было ни малейших соображений, почему украли именно эту картину. По мнению некоторых экспертов, работы Лихтенштейна или Баскии представляют гораздо большую ценность, а у грабителей было достаточно времени, чтобы похитить сколько угодно картин, однако они забрали только «Мадонну».

Когда я прибыл на место, у музея толпились копы и музейные работники, у всех на лицах было волнение, практически паника. Без сомнения, представители фондов Харинга и Уорхола, а также сновавшие по этажам музея страховые следователи успели уже всех завести. Был знойный июльский день, я вышел из машины, которую поставил рядом с желтой лентой, преграждавшей вход в музей, и почувствовал, как пот струится по моим ногам. В кампусе был явный переизбыток охраны: новые сотрудники дежурили на всех этажах шестнадцатиэтажного здания студенческого общежития, а также в других строениях, где проводились занятия.

Специальный агент Дана Уэбб из оперативного штаба Остина провела меня в выставочный зал.

– Именно здесь и проходила выставка, – сказала она, – в трех больших залах на первом этаже.

Группа криминалистов сосредоточенно изучала каждый дюйм выцветшего прямоугольника на стене между картинами Баскии и Раушенберга.

– Вот тут она висела, – продолжала Уэбб, показывая на пустую стену и слегка пожимая плечами.

Кажется, выражение моего лица было на редкость красноречивым.

– Вы не любите современное искусство? – поинтересовалась Уэбб.

Я поморщился, словно терзаемый угрызениями совести, но я ведь и правда не люблю его.

– У меня совершенно особое, неоднозначное отношение к изобразительному искусству. Столько деньжищ платят за картины, которые может нарисовать даже ребенок. Это все равно, что показывать средний палец всем беднякам.

– Что ж, это пустое место на стене – тот самый средний палец, показанный нам с вами, – заметила Уэбб.

Я кивнул. Было уже ясно, что на этой стене нам вряд ли удастся что-то найти.

– Прежде чем мы перейдем к обстоятельствам кражи, объясните мне принцип работы охранной системы.

Мы с Уэбб первым делом изучили, как в музее обстояли дела с безопасностью. Главное помещение для охраны располагалось в подвале. На основании регламента, который мне прислали из Комитета по вопросам безопасности Американского объединения музеев[8]8
  Пост охраны был оснащен кнопкой аварийного сигнала на случай проникновения в здание музея. Система безопасности отвечала всем стандартам в соответствии с требованиями, определенными компанией по стандартизации и сертификации в области техники безопасности «Underwrites Laboratories», пункт 827 – стандарты для центральных станций охранной сигнализации. Каждая дверь музея была оборудована магнитным переключателем, оповещавшим охрану об открытии дверей, которые должны были оставаться закрытыми. Все окна – ни одно из них не могло быть открыто – были оснащены электромагнитными переключателями, фиксирующими всякое движение снаружи. Также на окнах были установлены пространственные датчики для обнаружения движения, которые фиксировали любую попытку проникнуть внутрь. Все системы сигнализации соответствовали существующим стандартам. Включая систему, которая в случае попытки перерезать провода, повредить или устранить устройство для обнаружения, вывести систему из строя или спровоцировать короткое замыкание, немедленно посылала сигналы на станцию мониторинга и в полицию.
  Каждые двадцать квадратных метров помещения были оснащены датчиками движения, которые приводились в действие после закрытия музея. Трубопроводы также были оборудованы датчиками. На дверях в выставочный зал были установлены мониторы для обнаружения несанкционированных проникновений.
  К сожалению, в отличие от многих ценных экспонатов, представленных в постоянной экспозиции музея, отдельные картины на этой выставке не были оснащены сигнализацией. Доступ ко всем дверям в музее, кроме подвала, осуществлялся с помощью электронной карты доступа, а не на основе биометрических данных. Скрытые камеры также были установлены в каждом помещении и снаружи и просматривали каждый квадратный метр выставочного пространства музея.


[Закрыть], я сделал вывод, что здесь были довольно жесткие (для университетского музея) требования к охране.

Судя по всему, грабитель или грабители проникли через единственный служебный вход, располагавшийся в северо-западной части музея. Железная дверь была открыта снаружи дубликатом ключа, который, вероятно, украли за день до этого, но выяснилось это только после ограбления.

Затем меня отвели в помещение для охраны в подвале музея. Из сотрудников музея доступ туда имели только директор и два его ассистента. Комната была освещена мощными флуоресцентными лампами и многочисленными мониторами, на которые поступало изображение, записанное камерами видеонаблюдения. Я сел за стол, ассистент включил повторное воспроизведение, и мы стали изучать записи, сделанные во время ограбления уличными камерами, установленными на территории университета. Присутствовавшие на записях помехи, по моим наблюдениям, соответствовали тем, которые возникали при попытке записать на видео Сумеречных. Дальнейшее исследование, проведенное в лаборатории ФБР, подтвердило мои подозрения.

На видеозаписи камеры, которая снимала дорогу, ведущую к служебному входу в музей, за час до и после совершения ограбления никаких транспортных средств замечено не было. Я запросил записи со всех камер, находящихся на расстоянии мили вокруг музея. Охрана университета предоставила нам доступ к базе данных всех видеозаписей, сделанных на данной территории. Через час работы я заметил автомобиль на пустой парковке около здания философского факультета. Это был черный «Мерседес» последней модели с тонированными стеклами. Такое авто идеально подходило для Сумеречных.

С «Мерседеса» были сняты номера, а изучение с помощью портативного счетчика Гейгера ведущих от машины следов привело нас в выставочный зал на первом этаже музея к пустому месту на стене.

Если честно, то на месте преступления я не нашел никаких подсказок, кроме одной – преступление совершили Сумеречные. Но ведь это было только начало! Я чувствовал, что агент Уэбб не сводит с меня глаз, пока я изучал пустой прямоугольник на стене.

– Есть какие-нибудь идеи? – спросила она, надевая пиджак – если честно, то в музее было холодно, почти морозно. Она наклонилась – от нее пахло домашним пивом и сигаретами с корицей. Кажется, у нас с ней было много общего.

– На этом чертовом месте преступления мы вряд ли что-нибудь найдем, – ответил я.

– Может, удастся как-нибудь восстановить видеозаписи? – спросила Уэбб.

Я лишь покачал головой.

– Мы пытались, и не раз, но криминалистам и консультантам, которых мы привлекали со стороны, не удавалось чего-либо добиться. Излучение, исходящее от них, уничтожает видеозаписи.

Если честно, то я не чувствовал уверенности, что мне удастся раскрыть это дело. Мне уже приходилось бывать на местах преступлений, в совершении которых подозревали Сумеречных. В основном это были ограбления богатых домов, но с кражей из музея я сталкивался впервые. Единственное, что было общего у всех этих преступлений, это ноль процентов раскрываемости.

– Мы должны проследить за тем «Мерседесом», – предложила Уэбб.

Затем мы попытались составить предположительный маршрут перемещения автомобиля. Как я и предполагал, после работы с местной полицией выяснилось, что все камеры, установленные на коммерческих зданиях на близлежащей территории, были выведены из строя лазером или выстрелом из огнестрела.

Однако в результате детального осмотра, проведенного агентом Уэбб и представителями остинской полиции, удалось найти здание на Ламар-авеню, по периметру которого были установлены камеры, а кроме того, камеры находились на ограждении. И судя по всему, во время своего рейда Сумеречные пропустили этот дом. Я вынужден был отдать должное агенту Уэбб – в поисках улик она прошла несколько миль по изнуряющей жаре, внимательно осматривая каждый уголок.

Камеры наблюдения действительно зафиксировали черный «Мерседес», проследовавший по Ламар-авеню мимо Тридцать пятой улицы. Это случилось вскоре после ограбления – в половине третьего ночи. Но Остин – довольно большой город, так что, похоже, наши поиски опять зашли в тупик.

Я решил сменить тактику поисков. Техасский университет предоставил мне список событий и мероприятий, проходивших в предшествующий ограблению день. Одно из них особенно заинтересовало меня: встреча участников клуба любителей дронов. Ограбление совпало со съемкой метеоритного дождя, которую проводил клуб. Это счастливое совпадение открывало перед нами новые возможности. Мы должны были как можно скорее заполучить записи, сделанные дронами, пока их не стерли.

Выяснив адрес клуба, мы пришли к ветхому дому в западной части кампуса, где встретили двух лохматых студентов, одетых в драные шорты и футболки с изображениями рок-музыкантов. В гостиной повсюду были разбросаны бумаги и тарелки с остатками пищи, мне даже стало интересно, сколько студентов на самом деле жило здесь. Кит и Том – арендовавшие этот дом, в котором сами и жили, а кроме того являлись президентом и вице-президентом клуба любителей дронов, не скрывали своего волнения во время допроса. Кит – вихрастый блондин – неуверенно промямлил:

– Мы ни за кем не шпионили! Честно, мы просто пускали дроны полетать по городу, это законно. Я не понимаю, почему в НАСА так из-за этого всполошились…

Уэбб подняла руку:

– Послушайте, вы не делали ничего противозаконного. И мы из ФБР, а не из НАСА. Нам просто нужна ваша помощь.

Хорошенькое личико и полные сочувствия голубые глаза Уэбб помогли разрядить обстановку, но у меня возникло такое ощущение, что, если бы это не сработало, она показала бы свою крутизну и напугала бы парней до чертиков.

– Конечно, чувак… то есть мисс… офицер. Все, что угодно, – пробормотал Кит.

Как я и подозревал, ребята решили устроить «вечеринку с дронами до утра» и еще не стерли записей. Мы с Уэбб стояли позади них, пока они загружали видео на ноутбук. Я смотрел запись, сделанную Китом, а Уэбб не сводила глаз с компьютера Тома. Через несколько минут Уэбб позвала меня. На компьютере Тома было видно, как черный седан едет по Ламар-авеню. Это был наш «Мерседес».

– Кажется, он направляется то ли к Сорок девятой улице, то ли к Керби-лейн, – сказал Кит, склоняясь над монитором.

Том подошел к нам и кивнул:

– Точно, к Керби-лейн.

* * *

На следующее утро мы с Уэбб, выпив в «Старбаксе» по три стакана кофе каждый, направились к Керби-лейн. Пока мы ехали, я спросил ее, почему она стала работать в ФБР.

– Чтобы всегда быть при оружии, зачем же еще? – рассмеялась она.

– Есть способы и попроще, – заметил я.

– Знаю. – Она замолчала на мгновение. – Я много слышала о вас. Знаю, вы добивались, чтобы Бюро сосредоточило свое внимание на этих Сумеречных. Я вас в этом поддерживаю. Надеюсь, смогу у вас чему-нибудь научиться.

– У каждого чему-нибудь да учишься. В том числе и тому, чего не стоит делать.

Она улыбнулась.

– Да, и отвечу на ваш вопрос – в старших классах я была ужасной зубрилкой и хотела стать шеф-поваром после колледжа. А потом мою маму ограбили. Грабитель сильно избил ее. Она впала в кому, и меня это сильно испугало. И разозлило. Посмотрите на меня: я худенькая, невысокая. Но я начала заниматься карате, и одним из моих тренеров был бывший агент ФБР. Сама я и не думала об этом, но он что-то разглядел во мне. И вот я уже пятнадцать лет здесь работаю.

Вероятно, выражение моего лица было весьма красноречивым.

– Правда? Вам на вид не дашь больше восемнадцати.

Она рассмеялась.

– К счастью, мне уже намного больше. А еще у меня ребенок семи лет. – Она посмотрела на меня. – А у вас?

– У меня никого, – ответил я. Не знаю, почему я не упомянул тогда мою бывшую жену. Возможно, потому что в дальнейшем мы больше не затрагивали эту тему. Я уже собирался спросить о ее ребенке, кто это: мальчик или девочка, когда она сказала, что мы сворачиваем на Керби-лейн, и сбавила скорость.

– Как думаете, что мы здесь найдем? – спросила Уэбб, прищуриваясь и разглядывая дома с нечетной стороны улицы. – Я не вижу никаких «мерседесов».

Я изучал квартал с четной стороны улицы, думая о том, что лучше бы мы прогулялись пешком. Мне хотелось внимательно осмотреть каждый дом.

– Не думаю, что они рискнули бы поехать на «мерседесе» дальше. Их могла бы зафиксировать еще какая-нибудь камера. Скорее всего, бросили машину здесь, и пересели на другую.

Уэбб кивнула.

– Все равно стоит проверить, – сказала она и свернула на другую улицу.

Я не заметил ничего необычного. Затем краешком глаза…

Я схватил руку Уэбб, сжимающую руль.

– Езжайте чуть помедленнее, но не останавливайтесь. Притормозите вон там, – сказал я.

Уэбб остановилась на углу.

– Что мы ищем? – спросила она, поворачиваясь и выглядывая в окно.

– Третий дом с нечетной стороны улицы. Рядом с ним – коричневый гараж, – ответил я, указывая пальцем.

Уэбб прищурилась, рассматривая дом.

– Что там?

– Сложно объяснить. Странные окна, как будто они чем-то закрыты. И весь дом кажется каким-то… ненастоящим. И свет эти окна отражают… как-то необычно. Весь дом похож на декорацию. Словно ему старались придать вид обычного загородного дома, но…

Уэбб наклонила голову на бок.

– Может, вы и правы. Чем больше я на него смотрю… – Она повернулась ко мне, ее глаза были прищурены. – И что теперь?

– Я должен войти внутрь, – ответил я, будто самому себе.

– У нас нет ордера, – заметила Уэбб. Я услышал в ее голосе виноватые нотки, но проигнорировал их, и, думаю, она этому не удивилась.

– Нужно подождать, когда взойдет солнце, – ответил я. – После этого сможем осмотреть дом поближе.

Следующие несколько часов мы по очереди дремали, обливались потом на летней техасской жаре и рассматривали окружавшие нас дома. Не самая идеальная ситуация, но другого выхода не было. Солнце выползало из-за горизонта медленно, словно пробуждаясь от дремоты. Его теплые лучи окутали мои затекшие плечи. Я не помню, когда в последний раз нормально высыпался. Уэбб положила голову на руль и крепко спала. Мне не хотелось будить ее, но нужно было действовать. Я слегка толкнул ее руку, и она резко пробудилась.