Текст книги "На том стою"

Рэймонд Чандлер
Обратный ход

Raymond Chandler

Playback

Copyright © 1958 by Raymond Chandler

Copyright renewed 1986 by Paul Gitlin and Jonathan S. Gitlin

© А. Я. Ливергант, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство Иностранка®

Джин и Хельге, без которых не было бы этой книги

1

Голос в трубке был резким и властным, но что говорилось, я не расслышал. Во-первых, потому что еще не совсем проснулся, а во-вторых, так как держал трубку вверх ногами. Я перевернул ее и что-то буркнул спросонья.

– Алло, вы что, меня не слышите?! Повторяю, я – Клайд Амни, адвокат.

– Клайд Амни, адвокат. Редкая профессия.

– Я с Марлоу говорю, не так ли?

– Очень может быть. – Я взглянул на часы. Шесть тридцать утра. Не самое лучшее время суток.

– Оставьте свои шуточки, молодой человек.

– Простите, мистер Амни. Но я не молодой человек. Я стар, устал от жизни, а также от отсутствия кофе. Чем могу служить, сэр?

– Сегодня в восемь утра вы должны встретить фирменный поезд «Суперчиф», опознать среди пассажиров одну молодую особу, проследить, куда она направляется, и о результатах слежки сообщить мне. Ясно?

– Нет.

– Что ж тут неясного?

– Неясно, стоит ли принимать ваше предложение. Информации, видите ли, маловато.

– Я – Клайд А…

– Не повторяйтесь. А то у меня, упаси бог, начнется истерика. Мне нужны факты, хотя бы самые базовые. Может, вам лучше обратиться к другому сыщику? В ФБР я никогда не работал.

– Факты вам сообщит моя секретарша мисс Вермильи, она будет у вас через полчаса. Расскажет все самое необходимое. Девушка она дельная. Будем надеяться, и вы тоже в грязь лицом не ударите.

– Натощак еще как ударю. Ладно, пускай лучше приезжает сюда.

– Сюда – это куда?

Я дал ему свой адрес – Юкка-авеню – и объяснил, как проехать.

– Договорились, – словно через силу сказал мистер Клайд Амни, – но хочу предупредить: дама не должна знать, что за ней следят. Это крайне важно. Я действую по поручению очень крупной вашингтонской юридической фирмы. Мисс Вермильи вручит вам деньги на расходы, а также аванс в размере двухсот пятидесяти долларов. Человек мне нужен в высшей степени расторопный. И не будем тратить время на разговоры.

– Разобьюсь в лепешку, мистер Амни.

Он повесил трубку, а я с величайшим трудом выбрался из постели, кое-как принял душ, побрился и, когда в дверь позвонили, уткнулся, превозмогая сон, в третью по счету чашку кофе.

– Я мисс Вермильи, секретарь мистера Амни, – раздался за дверью сладенький голосок.

– Прошу.

Куколка. Белый плащ с поясом, без шляпки, ухоженная головка с очень светлыми волосами, сапожки в тон плащу, складной зонтик; пара серо-синих глаз смотрит на меня так, будто я только что грубо выругался. Я помог ей снять плащ. И пахнет весьма недурно. К ножкам в тончайшей «паутинке» тоже не придерешься. Я при всем желании никак не мог отвести от них свой сонный взгляд, особенно когда она уселась нога на ногу и извлекла из пачки сигарету.

– «Кристиан Диор», – обронила она, словно читая мои нехитрые мысли. – Ничего другого не надеваю. Огня, пожалуйста.

– Сегодня вы надели еще кое-что, – буркнул я, щелкнув зажигалкой.

– В такое раннее время я, признаться, не слишком люблю комплименты, тем более пошлые.

– И с какого же часа вы принимаете пошлые комплименты, мисс Вермильи?

Ядовито улыбнулась уголком рта, провела инвентаризацию сумочки и выбросила на стол конверт из полупрозрачной бумаги:

– Это вам для полного счастья.

– Для полного счастья, боюсь, недостаточно будет.

– С тебя хватит, сосунок. Я про тебя все знаю. Почему, думаешь, мистер Амни к тебе обратился? Это не он, это я тебя выбрала. И хватит разглядывать мои ноги. Сколько можно.

Я раскрыл конверт. Внутри был еще один, запечатанный, и два чека, оба на мое имя. Первый на двести пятьдесят долларов с припиской: «Аванс за оказание профессиональных услуг». Второй – на двести долларов со словами: «Филипу Марлоу на текущие расходы».

– За расходы отчитаешься передо мной. До последнего цента, – строго сказала мисс Вермильи. – Спиртное – за твой счет.

Запечатанный конверт я раскрывать не стал – решил повременить.

– Почему мистер Амни полагает, что я возьмусь за дело, о котором абсолютно ничего не знаю?

– Уже взялся. Ничего противозаконного мы ведь от тебя не требуем. Можешь мне поверить.

– А что еще я за это буду иметь?

– Это мы обсудим как-нибудь вечерком за бокалом вина, в свободное от работы время.

– Уговорила.

Я раскрыл запечатанный конверт. Фотография девушки. Держится раскованно – возможно, привыкла фотографироваться. Темно-рыжие волосы, высокий лоб, серьезные глаза, широкоскулая, ноздри нервные, рот крепко сжат – лишнего не скажет. Хороша собой, но лицо напряженное. Напряженное и несчастливое.

– Переверни, – сказала мисс Вермильи.

На обратной стороне имелся отпечатанный на машинке текст:

Элеонор Кинг. Рост: пять футов четыре дюйма. Возраст: двадцать девять лет. Волосы: темно-рыжие, густые, вьющиеся. Держится прямо, голос низкий, звучный; одевается хорошо, но не нарочито. Косметикой пользуется, но умеренно. Лицо чистое, без шрамов. Характерные особенности: входя в комнату, водит глазами, головы при этом не поворачивает. Когда нервничает, чешет ладонь правой руки. Левша, но умело это скрывает. Хорошо играет в теннис, отлично плавает и ныряет. Алкоголь переносит неплохо. Судимостей нет, но отпечатки пальцев в картотеке имеются.

– Привлекалась, – сделал предположение я, подняв глаза на мисс Вермильи.

– Иной информацией я не располагаю – только той, что на фотографии. Следуй инструкции, этого достаточно.

– Я бы не сказал, что информации достаточно. Настоящего имени-то нет, мисс Вермильи. В двадцать девять лет такая крошка почти наверняка должна была сходить замуж. Про обручальное кольцо и прочие драгоценности ни слова. Хорошо бы выяснить почему.

Секретарша бросила взгляд на часы.

– Вот и выясни, только не сейчас, а на Юнион-Стейшн. Времени у тебя в обрез.

Она встала. Я подал ей белый плащ и распахнул дверь.

– Да, – она переступила через порог и повернулась, – хочешь знать, что мне в тебе нравится? Что ты не распускаешь руки. Да и держишься неплохо. В целом.

– Распускать руки – последнее дело.

– А сказать, что не нравится? Угадай.

– Боюсь, не получится. Некоторым, например, не нравится, что я еще жив. Совсем не нравится.

– Вот и не угадал.

Я спустился с ней к машине и открыл дверцу. Машина была не ахти: «кадиллак-флитвуд». Она кивнула в знак благодарности и покатила вниз под гору.

А я вернулся к себе и сложил кое-что из вещей в дорожный саквояж. На всякий случай.

2

Поначалу все шло без неожиданностей. «Суперчиф», как, собственно, и всегда, пришел вовремя, и «объект» – точно это была не современная молодая женщина, а кенгуру во фраке – бросился мне в глаза сразу же. В руке у моей подопечной была лишь книжка в мягкой обложке, которую она выбросила в первую же попавшуюся урну. Села на скамейку и уставилась в пол. Вид, прямо скажем, невеселый. Печальнее некуда. Посидела. Встала и подошла к витрине с книгами. Постояла и, так ничего и не выбрав, взглянула на большие настенные часы, после чего заперлась в телефонной будке. Бросив пригоршню монет в прорезь, долго с кем-то говорила, выражение ее лица при этом совершенно не менялось. Повесила трубку. Подошла к полке с журналами, взяла «Нью-Йоркер», вновь посмотрела на часы и села читать.

Строгий темно-синий, шитый на заказ костюм, из-под костюма выглядывает краешек белой блузки, на отвороте большая сапфировая булавка и точно такие же сапфировые серьги – это, впрочем, была лишь догадка: ушей ее я не видел. Волосы рыжие с бронзой. В целом похожа на свою фотографию – разве что немного повыше, чем я думал. Темно-синяя шляпка с лентой и короткой вуалью. Руки в перчатках.

Через некоторое время вышла на привокзальную площадь к стоянке такси. Посмотрела налево, в сторону кафе, повернулась и, войдя в зал ожидания, окинула взглядом магазин, газетный киоск, справочное бюро и людей, сидевших на чистых деревянных скамейках. Одни окошки билетной кассы были открыты, другие закрыты, однако ни те ни другие интереса у нее не вызывали. Снова села и подняла глаза на часы. Стянула с руки правую перчатку и завела свои маленькие платиновые, без драгоценных камней часики. Я представил, что рядом с ней сидит мисс Вермильи. Ничего особенно чинного, благонравного в облике «объекта» не было, однако рядом с ней мисс Вермильи выглядела бы последней уличной девкой.

На этот раз тоже просидела недолго. Встала и прошлась. Заглянула во внутренний дворик. Потом вернулась, зашла в магазин и некоторое время простояла перед полкой с книгами. Ясно было, что, во-первых, если она и договорилась с кем-то встретиться, время встречи с приходом поезда не совпадало, и, во-вторых, она явно собиралась пересесть на другой поезд. Вошла в кафе. Села за столик, изучила меню, а затем углубилась в журнал. Подошла официантка с обязательным стаканом воды со льдом. Что-то заказала. Официантка ушла, а моя подопечная снова раскрыла «Нью-Йоркер». Было начало десятого.

Я вышел на площадь перед вокзалом и подошел к стоящему у стоянки такси носильщику.

– Пассажиров «Суперчифа» обслуживаем?

– Так точно. И не только «Суперчифа». – Покосился на доллар, который я теребил в пальцах.

– Я встречаю экспресс «Вашингтон – Сан-Диего». Кто-нибудь сошел с поезда, не знаешь?

– С концами? В смысле с вещами?

Я кивнул.

Он помолчал, окинул меня проницательным взглядом умных карих глаз и только потом сказал:

– Один пассажир сошел. Как выглядит ваш приятель?

Я описал ему человека, отдаленно похожего на Эдварда Арнольда[1]1
  Эдвард Арнольд (Гюнтер Эдвард Арнольд Шнайдер, 1890–1956) – американский характерный актер дородного сложения, часто играл гангстеров и различных магнатов.


[Закрыть]. Носильщик покачал головой:

– Ничем не могу помочь, мистер. С тем, кто сошел, у вашего приятеля абсолютно ничего общего. Видать, дружок ваш еще в поезде. Да ему и выходить-то незачем. Их ведь к «семьдесят четвертому» цепляют. Отойдет в одиннадцать тридцать. Еще, видать, не прицепили.

– Благодарю. – Я протянул носильщику заслуженный доллар. Багаж моей подопечной, стало быть, в поезде – именно это я и хотел выяснить.

Подошел к кафе и посмотрел через стекло, что делается внутри.

Моя подопечная читала журнал, попивая кофе и управляясь с булочкой-улиткой. Я зашел в телефонную будку и позвонил в гараж с просьбой, если я не объявляюсь до полудня, прислать кого-нибудь за моей машиной. Такую услугу они оказывали мне не раз, и запасной ключ у них имелся. Потом пошел к машине, достал из нее свой саквояж и запер его в автоматическую камеру хранения. Вернувшись в просторный зал ожидания, купил обратный билет в Сан-Диего и снова направился к кафе.

Моя подопечная сидела на том же месте, однако на этот раз была не одна: напротив нее за ее столиком сидел какой-то тип; он громко смеялся и болтал, и одного взгляда было достаточно, чтобы уяснить себе две вещи. Во-первых, они знакомы, и, во-вторых, знакомство это особой радости ей не доставляет. Сидевший за столом был калифорнийцем с головы до пят, а вернее, с носков своих темно-красных мокасин до коричневой, в полоску, рубашки без галстука и до кремового спортивного пиджака. Рост – шесть футов один дюйм, поджарый, лицо тонкое, самодовольное, зубов полон рот. В руке теребит лист бумаги.

Желтый платок в нагрудном кармане похож издали на букетик нарциссов. Сомневаться не приходилось: девушке он был неприятен.

Он продолжал болтать и теребить в руках лист бумаги. Потом пожал плечами, встал, перегнулся через стол и провел кончиком пальца ей по щеке. Она отдернула голову. Тогда он расправил смятый лист бумаги и положил его перед ней на стол. И, улыбаясь, стал ждать.

Опустила глаза и медленно, очень медленно начала читать. Вперилась в текст. Рука потянулась к листу бумаги, но калифорниец оказался проворнее: схватил бумагу и сунул ее в карман; улыбка при этом не сходила у него с лица. Затем достал записную книжку, что-то записал в ней, вырвал исписанный лист и положил его на стол перед моей подопечной. В отличие от предыдущей эту записку он у нее отбирать не стал. Взяла ее, прочла и спрятала в сумочку. И только тогда подняла на него глаза. И только тогда ему улыбнулась. Похоже, сделала над собой усилие. Он протянул руку, погладил ее пальцы, потом встал из-за стола и вышел из кафе.

Вошел в телефонную будку, набрал номер и довольно долго с кем-то разговаривал. Вышел из будки, подозвал носильщика, подошел вместе с ним к камере хранения и извлек из ящика белый, похожий на устрицу чемодан и такого же цвета саквояж. Носильщик вынес вещи из здания вокзала, отнес их на стоянку и последовал за калифорнийцем к лоснящемуся мощному «бьюику-роудмастер», солидному лимузину с несолидным владельцем. Положил вещи на заднее сиденье, взял заработанные деньги и был таков. Калифорниец в спортивном пиджаке и с «букетиком нарциссов» в нагрудном кармане сел за руль, задним ходом выехал со стоянки, а затем, остановившись, чтобы водрузить на нос темные очки и закурить сигарету, нажал на газ и исчез из виду. Я записал номер «бьюика» и вернулся на вокзал.

Следующий этап слежки продолжался целых три часа. Моя подопечная покинула кафе и села с книгой в зале ожидания. Но читала она невнимательно: то и дело возвращалась к прочитанному, часто опускала книгу на колени и смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Я не спускал с нее глаз, прикрываясь утренним изданием вечерней газеты, и постоянно находил своим догадкам подтверждение. Впрочем, догадки – одно, а факты – совсем другое, фактами же я не располагал. Зато увлекательно проводил время.

Тип, сидевший с ней за столом, сошел с поезда – иначе бы у него не было с собой багажа. Не исключено, что ехали они в одном поезде, а может, и в одном вагоне. Из ее поведения следовало, что от его общества она не в восторге; из его – что ведет она себя опрометчиво и что, потрудись она взглянуть на смятый листок бумаги, она бы наверняка свою точку зрения переменила. Именно это, по всей видимости, и произошло. А поскольку произошло это после того, как они сошли с поезда, а не в дороге, за закрытой дверью купе, в поезде у него, стало быть, этой бумаги еще не было.

Тут моя подопечная вдруг встала, подошла к газетному киоску и вернулась с пачкой сигарет. Надорвала пачку и закурила. Курила она как-то неловко, словно это было для нее делом непривычным, и, пока она курила, выражение ее лица, повадки на глазах менялись: во всем ее облике появилось словно бы что-то грубое, непристойное; казалось, она намеренно, с определенной целью демонстрирует несвойственную ей вульгарность. Я взглянул на часы – десять сорок семь – и вновь погрузился в размышления.

Смятый лист бумаги, который калифорниец положил перед ней на стол, издали похож был на вырезку из газеты. Она попыталась этой бумагой завладеть, но он не позволил. Затем набросал несколько слов на вырванном из блокнота чистом листе и дал ей эти слова прочесть. Прочитав, она посмотрела на него и улыбнулась. Вывод: не исключено, что он что-то ей посулил и ей пришлось сделать вид, что посулы эти ей по душе.

Пойдем дальше. Перед тем как встретиться с ней в кафе, он вышел из здания вокзала и куда-то отправился. То ли за машиной, то ли за вырезкой из газеты, то ли за чем-нибудь еще. Вывод: он не боялся, что, воспользовавшись его отсутствием, она сбежит. А значит, тогда он еще не все изложил ей, что собирался, а лишь кое-что. Возможно, тогда он и сам еще не был уверен в достоверности информации. И должен был ее проверить. Как бы то ни было, теперь он раскрыл ей карты и отбыл на «бьюике» вместе с вещами. Как это понимать? А так, что теперь он уже больше не боялся упустить ее из виду. В любом случае что-то их между собой связывало, и связь эта была достаточно прочной.

В одиннадцать ноль пять я выбросил за ненадобностью все свои догадки в окно и начал все сначала. Пока я не продвинулся ни на шаг. В одиннадцать десять объявили, что начинается посадка на поезд номер 74, отходящий с одиннадцатого пути по маршруту: Санта-Ана – Оушенсайд – Дель-Мар – Сан-Диего. Несколько человек, в том числе и моя подопечная, поднялись со своих мест и потянулись к выходу. Другая группа пассажиров уже выходила на перрон. Я дождался, пока выйдет на перрон и она, и пошел к телефону-автомату. Бросил монетку и набрал номер офиса Клайда Амни.

– Офис Клайда Амни, – заговорила трубка голосом мисс Вермильи.

– Это Марлоу. Мистер Амни на месте?

– Простите, но мистер Амни в данный момент находится в суде, – сухо отозвалась трубка. – Ему что-нибудь передать?

– Веду слежку. Выезжаю поездом в Сан-Диего. На какой станции сойду, пока не знаю.

– Спасибо. Что-то еще?

– Угу. Ярко светит солнце, а наша общая подруга и не думает прятаться. Получает от жизни удовольствие: с аппетитом позавтракала в привокзальном кафе-стекляшке, потом, вместе с еще сотней таких же, как она, пассажиров, сидела в зале ожидания. А ведь ей ничего не мешало остаться в поезде, где ее бы никто не увидел.

– Понятно, спасибо. Все передам мистеру Амни, как только смогу. Пока, стало быть, выводы делать рано?

– Отчего же, один вывод я для себя сделал. Вы многого недоговариваете.

Резко сменила тон. Кто-то, должно быть, в это время вышел из комнаты.

– Слушай, сыч, тебя зачем наняли? За делом. Вот и делай свое дело, и делай как следует. Клайд Амни в этом городе не последний человек.

– И не первый, красотка. Посули мне что-нибудь, и дело пойдет как по маслу.

– Ты ведь не за бесплатно работаешь, сыч. Выполнишь задание – получишь, что тебе причитается. А на большее не рассчитывай. Ясно?

– Какая же ты ласковая, крошка. Прощай.

– Послушайте, Марлоу. – На этот раз голос был деловитый, с напором. – Простите, если была с вами груба. Поймите, для Клайда Амни это дело первостепенной важности. Если он его провалит, то может лишиться очень важных связей. Простите, я сорвалась.

– Прощаю. И понимаю вас, как никто. Когда смогу, позвоню.

Повесил трубку, вышел на перрон, спустился по пандусу в подземный переход, поднялся на одиннадцатую платформу, вошел в вагон и тут же утонул в густом табачном дыму, от которого приятно саднит в горле и умираешь в расцвете лет. Набил трубку и закурил – в конце концов, чем я хуже других.

Поезд двинулся, долго тащился по задворкам восточного Лос-Анджелеса, набрал наконец скорость и остановился в Санта-Ана. Подопечная с поезда не сошла. Не сошла она и в Оушенсайде. И в Дель-Map. В Сан-Диего я первым спрыгнул на перрон, нанял такси, а потом восемь минут простоял перед входом в старое, еще испанское колониальное здание вокзала в ожидании носильщиков с багажом. Вслед за носильщиками в дверях показалась и моя подопечная.

Такси она брать не стала, вместо этого перешла улицу и, завернув за угол, вошла в прокатную контору «Ю-Драйв», откуда некоторое время спустя с недовольным видом вышла. Нет водительских прав – нет и автомобиля. Странно: она что, вчера родилась?

Села – делать было нечего – в такси, машина развернулась и покатила на север. Мой таксист совершил тот же маневр. Долго объяснять водителю, что такое «сесть на хвост», не пришлось.

– Такое только в книжках прочесть можно, мистер. Мы здесь в Дейго этим не занимаемся.

Я протянул ему пять долларов и свой бумажник с фотокопией лицензии «четыре на два с половиной». Он перевел взгляд с пятерки на лицензию, потом посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:

– О’кей, но я все равно должен буду доложить диспетчеру, а диспетчер – сообщить в полицию. Так уж у нас тут принято, приятель.

– У вас, я смотрю, тут образцовый город, – отозвался я. – Между прочим, машина, за которой мы едем, в двух кварталах отсюда свернула налево.

Таксист протянул мне мой бумажник с лицензией.

– Левый глаз-то я потерял, – угрюмо сказал он. – А радиотелефон у меня, думаешь, на что? – Он снял трубку и что-то в нее буркнул.

На Эш-стрит он свернул на 101-е шоссе, и мы покатили в плотном потоке машин, не превышая положенных сорока миль в час. Я уперся взглядом ему в затылок.

– Зря беспокоитесь, – бросил мне таксист через плечо. – Пятерка идет сверх оплаты, так ведь?

– Именно так. По-твоему, я, значит, зря беспокоюсь?

– Совершенно зря. Пассажир направляется в Эсмеральду. Это в девятнадцати милях отсюда, на берегу океана. Едут они – если, конечно, маршрут по пути не изменится (а изменится – мне сообщат) – в мотель «Ранчо Дескансадо». «Отдохновение» по-испански.

– Знал бы, черт возьми, не стал бы такси брать, – сказал я. – Так бы доехал.

– За сервис надо платить, мистер. Нам за бесплатно товар в магазине не отпускают.

– Ты мексиканец?

– Сами мы так себя не называем, мистер. Мы себя называем испаноамериканцами: родились-то мы и учились в Штатах. Некоторые из нас и по-испански-то говорить разучились.

– Es gran lastima, – сказал я. – Una lengua muchissima hermosa[2]2
  Очень жаль… Необычайно красивый язык (исп.).


[Закрыть].

Он повернул голову и хмыкнул:

– Tiene Vd. razón, amigo. Estoy muy bien de acuerdo[3]3
  Вы правы, дружище. Я с вами совершенно согласен (исп.).


[Закрыть].

Мы доехали до Торренс-Бич. Миновали его и двинулись дальше. Время от времени таксист пользовался своим радиотелефоном.

– Хотите, чтобы они нас не видели? – спросил он, не поворачивая головы.

– А что, тот таксист скажет пассажирке, что ее преследуют?

– Он-то откуда знает? Почему я и спрашиваю.

– Обгони его и поезжай впереди, если сумеешь. Получишь пятерку сверху.

– Сделаем. Он меня даже не заметит. А я над ним потом посмеюсь, в баре за бутылкой «Текаты».

Мы оставили позади небольшой торговый центр, потом дорога стала шире, дома по одну сторону шоссе были богатыми и не новыми, а по другую – очень даже новыми и тоже, прямо скажем, не бедными. Потом дорога опять сузилась, и мы въехали в двадцатипятимильную зону. Таксист свернул с шоссе направо, покружил по узким улочкам, притормозил у знака «стоп» и, прежде чем я успел сообразить, куда он едет, мы уже катились вниз по склону каньона, а слева, за широкой полосой пляжа с двумя спасательными станциями на открытых металлических вышках, поблескивал Тихий океан. На дне каньона водитель повернул, собираясь въехать в ворота на территорию мотеля, но я его остановил. На огромном щите золотыми буквами по зеленому фону значилось: «Ранчо Дескансадо».

– Спрячься, – сказал я. – Хочу удостовериться, что они едут за нами.

Таксист вернулся на шоссе, быстро проехал до конца оштукатуренной стены, а затем, свернув на узкую петляющую дорожку, въехал под огромный эвкалипт с раздвоенным шишковатым стволом и остановился. Я вышел из машины, надел темные очки, спустился на шоссе и облокотился на ярко-красный джип с написанным на капоте названием заправочной станции. С горы съехало и свернуло к «Ранчо Дескансадо» такси. Через три минуты эта же машина, уже без пассажира, показалась из-за угла и повернула обратно в гору. Я вернулся к своему таксисту.

– Такси под номером четыреста двадцать три, – сказал я. – Проверишь?

– Это уж ваше дело проверять. Куда едем?

– Подождем здесь. Что этот мотель собой представляет?

– Коттеджи с гаражами. Есть на одного, есть на двоих. Офис в отдельном маленьком коттедже прямо перед воротами. Цены, особенно в сезон, кусаются. Ну а сейчас-то не сезон; за полцены можно очень даже неплохо устроиться.

– Ждем пять минут. Потом я заселяюсь, бросаю вещи и иду взять напрокат машину.

Он заверил меня, что с машиной проблем не будет. В Эсмеральде, по его словам, имеются три прокатные фирмы, машину дают как на время, так и на пробег, да и клиенты в это время года на вес золота.

Пять минут прошло. Шел четвертый час дня. В животе у меня было пусто. В голове – тоже.

Я расплатился с таксистом, проводил глазами его машину и, перейдя шоссе, зашагал в офис мотеля.