Текст книги "Вечный сон"

3

Комната, в которую я попал, была совершенно необъятных размеров, двери и потолки – выше некуда, а громадный, во всю комнату, белый ковер напоминал заснеженное озеро. По стенам стояли высокие, в человеческий рост, зеркала, а на подзеркальниках – великое множество самых разнообразных хрустальных безделушек. На окнах, в тон мебели, инкрустированной слоновой костью, висели тяжелые, очень длинные портьеры; на фоне белого ковра портьеры казались грязными, а ковер на их фоне – каким-то бесцветным. За окнами чернели вдали горы. Было душно, собирался дождь.

Я присел на краешек глубокого мягкого кресла, посмотрел на миссис Риган и… потерял дар речи. Передо мной, лениво раскинувшись в шезлонге и довольно рискованно задрав юбку, восседала богиня. От ее ног невозможно было оторвать глаз: тончайшие шелковые чулки обтягивали полные, округлые колени, икры были столь соблазнительны, а лодыжки столь длинны и стройны, что о них впору было сочинять поэму. Высокая, стройная, сильная. Голова покоилась на атласной подушке, также цвета слоновой кости. Волосы – темные, жесткие, с пробором посередине, а глаза такие же черные и горящие, как на портрете в холле. Тонко очерченный, капризно поджатый рот. Красивый подбородок, кокетливо надутая нижняя губка.

Миссис Риган сидела в шезлонге с бокалом в руке.

– Вы, стало быть, частный детектив, – сказала она наконец, в очередной раз пригубив бокал, и, поднеся его к глазам, посмотрела на меня в упор. – А я-то думала, сыщики только в книжках встречаются или же это какие-то подозрительные субъекты, из тех, что по отелям шныряют.

Ответить мне на это было нечего, поэтому я счел за лучшее промолчать. Миссис Риган поставила бокал на плоский подлокотник шезлонга и, сверкнув изумрудным кольцом, провела рукой по волосам.

– Как вам отец? – спросила она с расстановкой.

– Понравился, – ответил я.

– Он любил Рыжего. Знаете, кого я имею в виду?

– Да.

– Рыжий Риган бывал иногда резок, даже груб, но это был по-настоящему искренний человек. Отцу с ним всегда было ужасно интересно. Напрасно он так неожиданно уехал. Отец очень переживает, хотя никогда в этом не признается. Или вам он что-нибудь говорил?

– Что-то, кажется, говорил, – уклончиво ответил я.

– А вы, я смотрю, не очень-то словоохотливы, мистер Марлоу. Отец хочет его разыскать, да?

– И да, и нет, – обронил я, помолчав.

– Это не ответ. Вы, к примеру, его найти можете?

– Такая задача, насколько я понял, передо мной не ставится. Вы бы лучше сами обратились в полицию, в розыск пропавших без вести. Там ведь сидят специалисты, знатоки своего дела. И потом, одному тут не справиться.

– Что вы, по такому поводу отец в жизни не станет обращаться в полицию. – Миссис Риган опять посмотрела на меня сквозь стекло бокала, осушила его и позвонила в звонок.

В комнату через боковую дверь вошла служанка, женщина средних лет с добродушным желтым лицом, длинным носом, плоским подбородком и большими влажными глазами. Похожа она была на старую лошадь, которая всю жизнь прослужила своим хозяевам верой и правдой, а теперь отпущена на луг пастись.

Миссис Риган помахала ей пустым бокалом, и служанка, не говоря ни слова, даже не посмотрев в мою сторону, наполнила его, передала хозяйке и вышла из комнаты.

– Так как же вы собираетесь действовать? – поинтересовалась миссис Риган, когда дверь за служанкой закрылась.

– Когда и при каких обстоятельствах он исчез?

– А разве отец вам не говорил?

Я искоса посмотрел на нее и хмыкнул. Она вспыхнула. В ее горящих глазах сверкнула злоба.

– Не понимаю, чего вы хитрите! – бросила она. – И вообще, мне не нравится ваше поведение.

– Да и я от вашего не в восторге, – сказал я. – Между прочим, я с вами встречаться не собирался, вы сами меня вызвали. Можете, если вам так уж хочется, строить из себя королеву, можете в моем присутствии выпить хоть дюжину бутылок виски. Можете сколько угодно демонстрировать мне свои ножки. Они того стоят, и я получил от них огромное удовольствие. Можете даже ругать мои манеры, я не обижусь, они действительно оставляют желать лучшего; долгими зимними вечерами я ужасно тоскую, что дурно воспитан. Словом, можете делать все, что хотите, но, пожалуйста, не устраивайте мне допроса – только время зря потеряете.

Миссис Риган с такой силой стукнула бокалом о подлокотник, что его содержимое выплеснулось на атласную подушечку. Затем, опустив ноги на пол, она вскочила и с открытым ртом злобно уставилась на меня. Глаза сверкали, ноздри раздувались, суставы стиснутых в кулаки рук побелели.

– Вы забываетесь! – прохрипела она.

А я сидел и молча улыбался. Миссис Риган очень медленно закрыла рот, взглянула на мокрую от виски подушечку и присела на край шезлонга, подперев рукой подбородок.

– Ну погоди, красавчик. Доиграешься.

Я чиркнул спичкой об ноготь большого пальца, и спичка – кажется, впервые в жизни! – зажглась. Я закурил и глубоко затянулся. Торопиться было некуда.

– Терпеть не могу самоуверенных красавчиков, – сказала она. – Ненавижу.

– Чего вы, собственно, боитесь, миссис Риган?

Ее глаза побелели, а потом потемнели – сплошной зрачок, без белка. Ноздри запали.

– Он не из-за этого вас вызывал, совсем не из-за этого, – проговорила она напряженным, срывающимся от гнева голосом. – Не из-за Рыжего. Правильно?

– Его спросите.

Она опять вспыхнула:

– Убирайтесь! Убирайтесь, черт вас побери!

Я встал.

– Садитесь! – заорала она.

Я сел и, щелкнув пальцами, стал ждать, что будет дальше.

– Я знаю, – сказала она, – я знаю, вы могли бы найти Рыжего, если б вас попросил отец.

Это на меня тоже не подействовало. Я кивнул и спросил:

– Когда он исчез?

– Месяц назад. Уехал в своей машине, никому не сказав ни слова. Машину потом обнаружили в каком-то частном гараже.

– Обнаружили?

Проговорилась? Все ее тело как-то вдруг обмякло. Она улыбнулась и с победоносным видом взглянула на меня.

– Об этом, значит, отец вам не говорил. – Она с трудом сдерживала радость, как будто ей удалось меня перехитрить. Возможно, так оно и было.

– Генерал действительно рассказывал мне о мистере Ригане, но вызвал он меня совсем по другому поводу. Вы это хотели от меня узнать?

– Ничего я не хотела.

Я опять встал.

– В таком случае я пойду.

Миссис Риган молчала. Я подошел к высокой белой двери и обернулся. Она сидела, прикусив губу и скаля зубы, – точно щенок, играющий с ковром.

Я вышел, спустился по выложенной кафелем лестнице в холл, и предо мной опять вырос дворецкий с моей шляпой в руке. Я надел шляпу, а он распахнул дверь.

– Вы ошиблись, – сказал я. – Миссис Риган не хотела меня видеть.

Дворецкий вежливо опустил свою седую голову.

– Простите, сэр. Я часто ошибаюсь. – И с этими словами захлопнул за мной дверь.

Я остановился на ступеньках и, закурив, стал смотреть на спускающийся уступами участок, засаженный цветами и подстриженными деревьями и огороженный высоким забором с позолоченными копьевидными наконечниками на железных прутьях. К открытым чугунным воротам усадьбы сбегала извивающаяся дорога, а под горой, за забором, в нескольких милях от особняка видны были старые деревянные буровые вышки нефтепромысла, на котором в свое время разбогатели Стернвуды. Теперь на этом месте разбили парк – подарок городу от генерала. Но несколько нефтяных скважин еще функционировало, давая по пять-шесть баррелей нефти в день. Не зря Стернвуды построили себе дом на самой вершине горы: отстойной водой и нефтью не пахнет и в то же время видны месторождения – источник их богатства. Впрочем, не думаю, чтобы Стернвуды часто любовались из окон буровыми вышками.

Я сбежал по усыпанной битым кирпичом дорожке, прошел вдоль забора к воротам и направился к стоявшей под пальмой машине. В горах прокатился гром, небо почернело, стало душно. «Сейчас польет», – решил я и, прежде чем ехать в город, опустил крышу автомобиля.

Да, ножки у Вивьен Стернвуд весьма аппетитные. Этого у нее не отнимешь. Хорошенькая парочка: разбитый параличом генерал и красавица-дочка. Старик, скорее всего, просто меня испытывал – ему ведь нужен юрист, а не сыщик. Даже если мистер Артур Гвинн Гейгер, специалист «по редким книгам и подарочным изданиям», действительно вымогатель, это работа для юриста, а не для частного детектива. Впрочем, вполне может быть, что за шантажом скрывается что-то еще. Вот только что?

Первым делом я поехал в голливудскую публичную библиотеку и полистал пыльный том под названием «Первые издания редких книг». Через полчаса я проголодался.

4

Магазин А. Г. Гейгера выходил на бульвар неподалеку от Лас-Пальмаса. Входная дверь находилась в глубине, а за инкрустированной медью витриной были спущены жалюзи, поэтому заглянуть в магазин я не мог. Витрина была заставлена каким-то восточным хламом. Впрочем, в антиквариате я разбирался неважно, поскольку, кроме неоплаченных счетов, ничего не коллекционировал. Входная дверь была из толстого стекла, но и через нее ничего не было видно – внутри царил полумрак. Справа от книжной лавки находился жилой дом, а слева – роскошный ювелирный магазин, торгующий драгоценностями в кредит. У входа, раскачиваясь на пятках, со скучающим видом стоял ювелир, высокий красивый седой еврей в дешевом темном костюме и с бриллиантовым перстнем в девять каратов на безымянном пальце правой руки. Когда я подошел к книжной лавке Гейгера, губы ювелира скривились в многозначительной улыбке. Бесшумно прикрыв за собой дверь, я ступил на толстый синий ковер, закрывающий весь пол. Вдоль стен стояли обтянутые синей кожей стулья, а рядом – напольные пепельницы. На узких полированных столах, а также в застекленных шкафах лежали книги и образцы кожаных переплетов с тиснением. Отличный товар! Такие переплеты с удовольствием приобрел бы, причем в немалом количестве, какой-нибудь богатый делец, да еще наставил бы на них свои экслибрисы. Против входа, в глубине магазина, находилась деревянная перегородка с запертой дверью, а в углу, между стеной и перегородкой, за маленьким письменным столом под лампой с резным деревянным абажуром сидела молодая женщина.

Увидев меня, она медленно встала и, покачивая бедрами, лениво двинулась в мою сторону. Гладкое, обтягивающее черное платье, длинные ноги, походка такая, которую в книжном магазине встретишь нечасто. Пепельные вьющиеся волосы, зеленые глаза, густо накрашенные ресницы. В ушах огромные черные клипсы, ногти покрыты серебряным лаком. Косметика дорогая, а вид между тем дешевый.

Подойдя ко мне походочкой, которая обезоружила бы и вооруженного до зубов бандита, блондинка подняла пальчик и небрежно поправила очаровательный пепельный завиток, который в нужный момент всегда почему-то выбивается из пряди. Улыбка у нее была столь же обезоруживающей, как и походка.

– Что вы хотели? – осведомилась она.

– У вас, случайно, нет «Бен-Гура»[2]2
  «Бен-Гур. История Христа» (1880) – исторический роман о первых христианах американского писателя Льюиса Уоллеса (1827–1905).


[Закрыть] тысяча восемьсот шестидесятого года издания? – не снимая темных очков в роговой оправе, по-птичьи прощебетал я.

Еле сдерживаясь, чтобы не сказать: «Чего?!» – блондинка слабо улыбнулась и переспросила:

– Первое издание?

– Третье. С опечаткой на странице сто шестнадцатой.

– К сожалению, сейчас нет.

– А полное собрание Одюбона[3]3
  Имеется в виду многотомное издание «Птицы Америки» американского орнитолога Джона Джеймса Одюбона (1785–1851).


[Закрыть] тысяча восемьсот сорокового года?

– Этого… тоже сейчас нет. – Она безуспешно пыталась сохранить на лице улыбку.

– Это ведь книжный магазин, я не ошибся? – спросил я все тем же вежливым птичьим фальцетом.

Блондинка оглядела меня с ног до головы. Улыбка пропала. Глаза ледяные. Вся подобралась. Ткнула своим серебряным ноготком в застекленные книжные шкафы:

– А это что, по-вашему, – грейпфруты?!

– Нет-нет, эти экземпляры меня мало интересуют. Вероятно, там не подлинные гравюры, а дубликаты? Дешевая, пусть и эффектная копия. Какая пошлость! Нет уж, увольте, благодарю покорно.

– Дело ваше. – Блондинка попыталась вернуть улыбку на место. Вела она себя словно страдающий подагрой джентльмен, которому наступили на мозоль. – Может быть, мистер Гейгер… Но его сейчас нет… – Она буквально поедала меня глазами. В редких книгах она разбиралась ничуть не лучше, чем я – в тараканьих бегах.

– А он сегодня будет?

– Если и будет, то очень поздно.

– Жаль, – вздохнул я. – Очень жаль. Какие прелестные стулья! Если позволите, посижу, выкурю сигаретку. Вечер у меня сегодня совершенно свободный. Все уроки сделаны, одна тригонометрия осталась.

– Да, – сказала она. – Да-да, садитесь, пожалуйста.

Развалившись на стуле, я закурил сигарету, воспользовавшись лежавшей на пепельнице круглой никелированной зажигалкой. Некоторое время, прикусив губу, блондинка с растерянным видом постояла рядом, потом кивнула головой и двинулась обратно, к своему письменному столику в углу. Села и из-под лампы уставилась на меня. Я положил ногу на ногу и зевнул. Ее наманикюренные пальчики потянулись было к стоявшему на столе телефону, но до трубки не достали и нервно забарабанили по столу.

Минут через пять дверь магазина открылась и появился высокий тип с голодным взглядом, тростью и длинным носом. Он вошел крадучись, бесшумно закрыл за собой дверь и, подойдя к письменному столу, положил на него какой-то сверток. Затем извлек из кармана бумажник из тюленьей кожи с золотым тиснением и что-то показал блондинке. Та нажала на кнопку, и носатый, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, исчез за деревянной перегородкой.

Я докурил одну сигарету и достал следующую. Время шло. За окном хрюкали и трубили автомобильные гудки, прорычал огромный красный междугородный автобус, переключались сигналы светофора. Облокотившись о стол, блондинка исподлобья не отрываясь смотрела на меня. Дверь в деревянной перегородке приоткрылась и снова выпустила высокого типа с тростью. Под мышкой он нес уже другой сверток, напоминавший по форме большую книгу. Он подошел к столу, расплатился и вышел из магазина точно так же, как вошел: на цыпочках, тяжело дыша и подозрительно косясь на меня.

Я вскочил, простился с блондинкой, приподняв шляпу, и последовал за таинственным покупателем, который, помахивая тростью, зашагал на запад. В толпе выделялось его клетчатое шерстяное пальто с такими широкими накладными плечами, что шея торчала из него, точно черенок сельдерея, а голова при ходьбе болталась из стороны в сторону. Мы прошли квартала полтора, и, когда носатый вышел на Хайленд-авеню и остановился у светофора, я с ним поравнялся – специально, чтобы он мог меня видеть. Сначала носатый смерил меня безразличным взглядом, но потом нахмурился, отвел глаза и отвернулся. Мы перешли Хайленд-авеню и прошли еще один квартал, после чего он прибавил шагу, оторвался от меня ярдов на двадцать и, повернув направо, стал быстро подыматься в гору. Затем он остановился, повесил трость на руку и полез в нагрудный карман за портсигаром. Сунул сигарету в рот, уронил спичку; подымая ее, обернулся, увидел, что я слежу за ним из-за угла, и выпрямился с такой поспешностью, будто кто-то дал ему сильный пинок под зад. В гору носатый понесся галопом, только трость мелькала впереди, и я начал отставать. Опередив меня не меньше чем на квартал, он свернул налево и исчез. Обливаясь потом, я завернул за угол и очутился на узкой тенистой улочке, по одной стороне которой тянулась земляная насыпь, а по другой – ряды одноэтажных коттеджей.

Я брел по улице и смотрел по сторонам – носатый как сквозь землю провалился. Однако вскоре я кое-что все-таки заметил: между двумя рядами утопающих в зелени коттеджей тянулась аллея, засаженная коротко подстриженными итальянскими кипарисами, которые были похожи на сосуды с маслом из сказки «Али-Баба и сорок разбойников»; так вот, за третьим таким «сосудом» мелькнул клетчатый рукав.

Я прислонился к кипарису и стал ждать. В горах опять зарокотал гром. В свинцовых тучах сверкнула молния. На асфальт упали первые крупные – каждая величиной с пятицентовик – капли дождя. Было почти так же душно, как в оранжерее генерала Стернвуда.

Из-за дерева вновь появился клетчатый рукав, потом длинный нос, потом сверкнул правый глаз и мелькнула рыжая шевелюра. Глаз уставился на меня и снова исчез. Через несколько секунд с другой стороны ствола выглянул левый глаз. Прошло еще минут пять, и носатый не выдержал – вот что значит нервы! Я услышал, как он чиркнул спичкой и начал что-то насвистывать. Затем по траве к соседнему дереву метнулась длинная тень, а через минуту он вышел на аллею и двинулся прямо на меня, помахивая тростью и посвистывая. Беззаботного вида у него не получилось – дыхание было прерывистым, напряженным. Я с задумчивым видом вперился в грозовое небо. Носатый прошел в десяти футах от меня, даже не взглянув в мою сторону. Опасность миновала – товар удалось припрятать. Я дождался, пока он уйдет, а затем, подойдя к третьему кипарису, раздвинул листья, вытащил завернутую книгу, сунул ее под мышку и удалился. Никто меня не остановил.

5

Вернувшись на бульвар, я зашел в аптеку и по телефонной книге стал искать адрес мистера Артура Гвинна Гейгера. Он жил на Лаверн-террас, улице, выходившей на бульвар Лорел-кэньон. Опустив монету, я набрал его номер – на всякий случай. Длинные гудки. Тогда в той же телефонной книге я отыскал адреса двух близлежащих книжных магазинов.

В первом, двухэтажном, где внизу размещался писчебумажный отдел, а книги продавались наверху, делать было нечего. Зато во второй, маленький, тесный, забитый книгами до самого потолка и находившийся на противоположной стороне бульвара, невдалеке от первого, зайти, как выяснилось, стоило. Несколько книжных червей листали новинки, оставляя грязные следы на свеженьких переплетах. Никто не обратил на меня внимания. Я проследовал через магазин, зашел за перегородку и обнаружил маленькую смуглую женщину в очках, которая сидела за столом и изучала уголовный кодекс.

Я раскрыл бумажник и показал ей полицейский жетон. Она внимательно на него посмотрела, сняла очки и откинулась на спинку стула. Я спрятал бумажник. Она глядела на меня своими умными еврейскими глазами и молчала.

– Вы не могли бы оказать мне небольшую услугу? – спросил я.

– Смотря какую, – отозвалась она приятным низким голосом.

– Вы знаете магазин Гейгера? На этой улице, в двух кварталах отсюда.

– Что-то не припоминаю.

– Он тоже торгует книгами, – пояснил я. – Но не такими, как вы. Наверняка же знаете.

Она поджала губы и промолчала.

– Вы знаете Гейгера в лицо? – спросил я.

– К сожалению, никакого Гейгера я не знаю.

– Значит, не скажете, как он выглядит?

Она еще сильнее поджала губы.

– А почему я, собственно, должна вам что-то говорить?

– Ничего вы не должны. Не хотите – не надо. Я вас не заставляю.

Она заглянула за дверь в перегородке и снова откинулась на стуле.

– У вас на жетоне звезда шерифа?

– Почетный помощник шерифа. Все это ерунда. Такому жетону – грош цена.

– Понятно. – Она достала пачку сигарет, вытряхнула одну и ухватила ее губами.

Я дал ей прикурить. Она поблагодарила, опять откинулась на стуле и посмотрела на меня сквозь дым.

– Вы хотите знать, как он выглядит, но при этом не хотите с ним разговаривать, да? – осторожно спросила она.

– Просто его нет на месте, – ответил я.

– Придет, надо думать. Это ж его магазин.

– Да и разговаривать пока что мне бы с ним не хотелось.

Она опять заглянула за перегородку.

– Вы что-нибудь понимаете в редких книгах? – спросил я.

– А что вас интересует?

– У вас есть третье издание «Бен-Гура» тысяча восемьсот шестидесятого года с повторяющейся строкой на сто шестнадцатой странице?

Она отодвинула в сторону уголовный кодекс, сняла с полки толстый том, положила на стол, полистала, нашла нужную страницу и пробежала ее глазами.

– Такого издания не существует, – сказала она, не подымая головы.

– Совершенно верно.

– Не понимаю, о чем вы?

– Продавщица в магазине Гейгера этого не знала.

Она подняла голову:

– Теперь понятно. А то вы меня заинтриговали.

– Я частный сыщик. Расследую одно дело. Может, я слишком многого от вас требую?

Она выпустила колечко дыма, проткнула его пальцем и, когда дым рассеялся, ровным, безразличным голосом произнесла:

– На вид ему за сорок. Среднего роста, полный. Весит не меньше ста шестидесяти фунтов. Толстое лицо, чаплинские усики, короткая шея. Весь какой-то рыхлый. Одевается хорошо, но ходит без шляпы, строит из себя знающего букиниста, хотя в книгах абсолютный профан. Да, еще у него искусственный левый глаз.

– Из вас вышел бы отличный сыщик.

Она поставила справочник обратно на полку, снова открыла уголовный кодекс и заметила, надевая очки:

– Не дай бог.

Я поблагодарил ее и вышел на улицу. Шел дождь. До машины, стоявшей в переулке, почти напротив магазина Гейгера, бежать пришлось довольно далеко, и я здорово промок. Прыгнув в машину, я поднял боковые стекла и вытер сверток носовым платком. И только потом развернул его.

Что собой представляет лежавшая в свертке книга, я уже, конечно, догадывался. Тяжелая, в твердом переплете, превосходный шрифт, тонкая бумага, высококачественные фотографии во всю страницу: и фотографии, и текст абсолютно непристойные. Книга не новая. На форзаце проставлены даты выдачи. Изощренная порнография – навынос.

Я снова завернул книгу в бумагу и спрятал ее под сиденье. Чтобы заниматься таким бизнесом в самом центре города, у всех на глазах, связи нужны большие. Я сидел в машине, травился табачным дымом, слушал, как стучит дождь по крыше, и размышлял.