Текст книги "Блеск"

Глава 10

Помню, как десять лет назад я впервые вошла в этот замок.

Оказаться во дворце после всех тех мест, где я побывала… невероятно. В голове не укладывалось.

Я была пятнадцатилетней девочкой, но лишь в одном смысле этого слова. «Я потеряла невинность», – так бы выразились некоторые. Но не я.

Я не отдала свою невинность добровольно. Это случилось не по моей вине и не из-за случайной неосторожности. Невинность отняли у меня одним жестоким деянием. Помню каждую секунду, когда ее у меня вырывали, помню, как осталась голой и окровавленной, оказалась беззащитной перед суровой стихией. С глубоко вонзившимся в плечо осколком и навеки оставшимся на языке горьким привкусом.

Нет, когда я впервые вошла с Мидасом в Хайбелл, я не была невинной девочкой, но он вернул мне то, что я не надеялась снова обрести.

Доверие.

Тогда он еще не стал царем, а замок был не из золота. Даже мне сложно сопоставить то, как дворец выглядел раньше и как выглядит сейчас. Стены были из крапчатого серого камня, вырубленного в замерзших горах, на которых возвышался дворец. Эта пепельно-серая крепость, утопавшая в снегу, была мрачной, хотя и роскошной.

И вопреки окружающему меня богатству я тоже была в мрачном расположении духа, когда впервые здесь оказалась, поскольку знала, что наши мимолетные месяцы наедине друг с другом на исходе.

– Я собираюсь предложить руку и сердце принцессе Шестого царства.

Я опешила от его слов. Раньше он о подобном не упоминал. Я знала, что у него были планы и цели, но не выражала к ним интереса. Я была слишком увлечена безмятежной передышкой, безопасностью, дружбой. Но вместе с тем всегда ждала подвоха.

Я посмотрела на Мидаса, моего красивого странника со снежинками в светлых волосах. Мы разбили лагерь у мерзлой пещеры, вокруг пасти которой, как жерди, образовались сосульки, и напоминающие зубы алмазы сверкали под убывающей луной.

– Зачем?

Если он и услышал печаль в моем голосе, то не подал вида. Только выражение карих глаз смягчилось, когда он взглянул на меня. Между нами потрескивал огонь, добавляя напряжение.

– Царство разорено.

Я наморщила нос.

– Как царство может разориться?

Мидас улыбнулся мне и вытер испачканные жиром пальцы о штаны, кинув оставшиеся кости от той добычи, которую он сегодня поймал.

– Вообще-то королевства запросто могут разориться. Но Хайбелл в течение многих лет еле сводил концы с концами. Сейчас это всего лишь замерзшая пустошь на краю света. Им не протянуть без земледелия и достаточно доходной добычи ископаемых. Без достойных союзников и торговли они погибнут. Странно, что другие монархи еще их не атаковали.

Я поджала пальцы ног в подбитых мехом сапогах, пытаясь побыстрее перескочить к его целям. Возраст давал ему преимущество, он был на семь лет старше меня, но и я не наивная девчонка.

– А как же я? – спросила я.

Не уверена, что смогу говорить с этим комом в горле.

Мидас встал передо мной, снег доходил до шнурков его ботинок.

– Ты останешься со мной. Я ведь дал тебе обещание? – спросил он, и я испытала такое незамедлительное и теплое облегчение, что его почти хватило, чтобы прогнать ночной холод.

– Если будешь подле меня, мы спасем Шестое царство от гибели.

Я улыбнулась ему, любуясь его гладким лицом, которое он настойчиво брил каждое утро, несмотря на то что мы были уставшими путниками и часто нам приходилось смотреть лишь друг на друга. Мидас был щепетилен в отношении своей внешности, как и во всем остальном.

Ему вовсе не обязательно было все это мне растолковывать, но все же он это сделал. Мидас вверил мне свои уязвимые стороны, надежды, мечты. Человек без влиятельного родословного древа, без семьи, без земель. Он хотел спасти царство. Хотел вернуть былую славу земле, которая угасала в мерзлой могиле.

Мы проговорили всю ночь. Мидас изложил все: свои замыслы, устремления, какова отведена мне роль в его жизни. План был гениален, и Мидас явно продумал его до мельчайших деталей. Я восхищенно его слушала.

Уверенно обхватив теплыми руками, Мидас поставил меня на ноги.

– Я поселю тебя во дворце, Аурен. Ты будешь в безопасности. Со мной.

– Но женишься на ней.

Он приласкал меня, нежно проведя большим пальцем по щеке, и я прильнула к его руке. Мидас – первый мужчина, с которым я себе это позволила. Казалось, будто лепестки раскрываются, чтобы вобрать в себя солнечные лучи.

– Да, если все пройдет гладко, она получит мое имя. Но моя любовь – твоя, Драгоценная.

К чему кольцо, когда тебе даруют сердце?

А потом в низкой палатке из кожи, пропитанной соленым потом и жаром нашего шепота, он занялся со мной любовью на пышном снежном покрове, похожем на облака. Мидас обнимал меня, пока не померкли последние звезды.

Охраняемая с обеих сторон стражей, я начинаю спускаться, чувствуя, как глаза постепенно привыкают к яркому свету коридора. Исчезли состаренные деревянные половицы бурого цвета. Нет больше стен из выдержавшего испытания мрачного серого камня. Отшлифованы царапины на золотых полах, ковкий металл которых стерся от тысячи шагов. Стены до блеска начищены слугами, перила лестницы немного пахнут уксусом и солью, которыми натирают каждую поверхность.

Мои покои располагаются на самой вершине замка, поэтому нам необходимо спуститься по шести парадным лестницам. С каждой секундой ноги ноют только сильнее, и я понимаю, что слишком долго просидела взаперти.

Давно ушедшие члены царской семьи, чьи написанные красками портреты украшают стены, наблюдают за мной. Количество канделябров, изгоняющих ночь языками пламени, множится с каждым этажом. В ушах стучит, когда меня ведут вниз, откуда из бального зала доносится музыка.

Моя свита останавливается перед резными дверями. Стоящий возле них страж открывает створки и шагает в сторону, уступая нам дорогу.

– Вы можете заходить.

– Да, только я не хочу, – ворчу я себе под нос.

Дигби прочищает горло, а я делаю глубокий вдох, пропуская через себя свет, тепло и доносящиеся из зала звуки.

Я не могу убежать и спрятаться, ведь я не мышь.

Когда я вхожу, мои ленты еле ощутимо сжимаются, побуждая собраться с духом. Переступив порог, осматриваю зал.

В самом центре комнаты играют музыканты, убаюкивая приятной композицией. Вокруг них танцуют люди. Мелодия создает сладострастный настрой, звуча пылким напевом. Шелест ткани и снующие тела сплетаются в непостижимой песне.

Зал освещают три огромные хрустальные люстры, которые отбрасывают блики на пол. Здесь не меньше двухсот человек, и все они наслаждаются претенциозным богатством царя Мидаса, а их костюмы пестрят яркими цветами.

Меня захлестывает тяжелый запах пота и парфюма. Несмотря на разбушевавшуюся за окном метель и внушительные размеры зала, из-за исходящего от танцующих тел тепла на затылке выступает пот. Или, возможно, из-за чувства тревоги.

У стен скорее царит мечтательное спокойствие. Здесь накрыты длинные столы, за которыми пьют гости. От алкоголя их лица разрумянились и стали добродушными. Всюду наложницы, которые придают званому вечеру еще большую распущенность. Все намекает мне на то, что прием уже в самом разгаре.

Вижу у стены две компании, которые утоляют желания друг друга и притворяются, будто в неглубоких нишах им даровано уединение. Двое мужчин даже делят наложницу прямо посреди танцующих. Они зажимают женщину, шарят руками в расстегнутом лифе и под драпированной юбкой. Она стонет довольно громко, и ее хриплый голос смешивается с музыкой, создавая ее личную версию серенады.

И за всем этим в самом дальнем конце на возвышающемся помосте – мой царь.

Сейчас он выглядит в точности как тот грозный Золотой царь, как нарекли его люди: от блестящих сапог до сверкающей короны. Все на него смотрят и понимают, что он – чудо богатства, повелитель счастливого жребия, правитель сокровищ.

И как только я прохожу в глубь зала, он наводит на меня взгляд красновато-коричневых глаз.

Мидас сидит на троне. Царица заметно безучастна к происходящему, но это и не удивляет, если вспомнить, в честь чего устроен праздник. Вокруг царя извиваются три наложницы: две сидят на подлокотниках трона, а третья разместилась у его ног и в преклоняющейся покорности положила голову ему на колени.

Все до одной с обнаженной грудью, в прозрачных юбках, как у меня, – только их юбки черного цвета. За Мидасом несут дозор несколько его стражников и стражников короля Фулька. Гербы двух королевств – золотой и пурпурный – стоят рядом, демонстрируя союз.

Король Фульк сидит на своем троне рядом с Мидасом, а на коленях у него восседает Рисса. В голове сразу возникает картина, что это я сижу здесь, вынужденная терпеть прикосновения его жестких рук, которые будут шарить по моему телу, а его пожелтевшие зубы – кусать мою плоть.

Веди себя хорошо.

Снова перевожу взгляд на Мидаса, когда он наклоняется к одному из стражей и что-то тому говорит. Я не могу расслышать, поскольку стою слишком далеко.

Через секунду музыка обрывается, танцующие останавливаются в пируэте, и все гости в зале поворачиваются к монарху, который, встав, тут же отсылает наложниц прочь.

– Люди Хайбелла, – объявляет Мидас, его сильный голос слышен каждому. – Сегодня мы празднуем могущество Шестого царства.

Люди в толпе приветствуют царя громкими возгласами, выкрикивая что-то невразумительное, ну а я не могу побороть себя и потому сжимаю губы и хмурюсь. Им удалось. Они напали на Четвертое королевство и одержали победу, а посему это празднование оправданно.

– И все же нам бы не удалось это сделать без короля Фулька и нашего альянса с Пятым королевством, – продолжает Мидас, великодушным жестом показывая на сидящего рядом короля.

Корона немного криво сидит на лысой голове Фулька, а его красные щеки растянуты в улыбке, но он хотя бы заставил Риссу подняться с его колен.

– Король Фульк, как и обещано, я дарую вам эту ночь с моей позолоченной фавориткой. – Мидас смотрит на меня, издалека пригвождая к месту взглядом. Эти карие глаза будто заваливают меня погребальной землей.

– Выйди вперед, Аурен.

Две сотни пар глаз смотрят на меня. В толпе разносится яростный шепот, люди уступают мне дорогу, ведущую туда, где ожидает король.

Сегодня Мидас не просто отдает меня Фульку. Он еще и делает это публичным зрелищем.

– Ну же.

Дигби шепчет тихо, но довольно громко, чтобы побудить меня идти вперед. Проглотив ком в горле, я заставляю себя сделать первый шаг. Тело движется вперед, хотя мне хочется повернуться и убежать в обратном направлении. Остальные стражи идут сзади, но Дигби держится рядом с тем же суровым лицом, и я подстраиваюсь под его шаг.

Я провожу взглядом по расступившейся толпе, в ушах стоит гул от их оскорбительного шепота. Они обсуждают все: от блеска моей кожи до примерной стоимости ногтей.

Они так на меня смотрят, что я понимаю: я для них не женщина. Я – побрякушка, которую царь обычно прячет от людских глаз. Все хотят вволю насладиться этим небывалым зрелищем, словно я вымершее животное.

Мой путь в этом зале, по ощущениям, тянется несколько миль.

Когда я останавливаюсь напротив помоста, все замолкают. Я слышу лишь стук своего сердца и вой ветра.

Я приседаю перед ним в реверансе, согнув коленки и с достоинством склонив голову.

– Поднимайся, Драгоценная.

Я слушаюсь и встречаюсь с ним взглядом, когда он протягивает руку. Я поднимаюсь по ступеням помоста и встаю рядом с Мидасом. Он так прекрасен, что от одного взгляда на него щемит сердце. Но царь не смотрит на меня, а вновь обращается к собравшейся толпе:

– Продолжайте праздновать.

Музыканты в ту же секунду возобновляют игру на своих инструментах, танцоры начинают медленно передвигаться по залу, а толпа опять сужается.

– Хм, ты внесла некоторые поправки, – говорит царь Мидас, оглядывая ленты, которыми я обернула платье.

Отрицать бесполезно:

– Да, мой царь.

Он укоризненно цокает языком, но проводит по моей щеке костяшками пальцев. Я реагирую всем своим естеством: трепещу от желания прильнуть к его груди и оказаться в объятиях. Хочу, чтобы он забрал меня из этого безумия, мечтаю снова стать мечтательной странницей, лежащей на снегу в объятиях Мидаса, и разговаривать с ним часами напролет.

Как будто зная, куда меня занесла тоска по прошлому, Мидас обхватывает мой подбородок и приподнимает его, чтобы посмотреть мне в глаза:

– Ты замечательная, помнишь об этом?

Я не отвечаю, язык прилип к небу, а в животе начинает тянуть.

Он нежно похлопывает меня по подбородку, а потом отпускает:

– Будешь хорошо себя вести?

Веди себя хорошо.

Сиди.

С трудом сглатываю, проталкивая горечь сквозь комок в горле.

– Да, мой повелитель.

Он улыбается, и на его прекрасном лице появляется добродушно-веселое выражение, от которого сжимается мое сердце.

– Ступай, сядь с королем Фульком, – шепчет он. – Мы в долгу перед ним, пришла пора отплатить.

Еще ни разу в жизни я не чувствовала себя разменной монетой, как чувствую себя сейчас.

Стараясь придать мне бодрости, Мидас кивает, а затем отворачивается и берет у слуги вино. Как только он занимает место на троне, его тут же окружают две новенькие наложницы, томно хихикающие; за ними подходят несколько титулованных дворян. Формально теперь я сама по себе.

Отвернувшись и высоко задрав голову, я подхожу к королю Фульку. Ни за что не позволю ему увидеть, как сильно я этого боюсь. Есть у меня ощущение, что это раззадорит его только сильнее, тогда как на самом деле я хочу, чтобы он совершенно потерял ко мне интерес.

Ночью, ворочаясь с боку на бок в своей постели, я убедила себя: что бы сегодня ни случилось, я это преодолею. Наложницы каждый божий день вынуждены делить ложе с тем, кто им не по душе. До этого я терпела и не такое.

К тому же царь Мидас расширяет свою империю, избавляя Орею от гнилого короля. И ему это удалось, потому что одна ночь со мной стоила целой армии солдат.

Король Фульк улыбается мне, обнажая пожелтевшие гнилые зубы. Он смотрит на мою фигуру алчно, со сладострастным голодом в глазах. Мои ленты дают мне дополнительную защиту, но кажется, будто мысленно король снимает слой за слоем, воображая, что скрывается под тканью.

– Позолоченный питомец, сегодня ночью ты будешь принадлежать мне. Так отпразднуем же!

Музыка становится громче. Я окончательно падаю духом.

Глава 11

Он заставляет его кормить.

Выносят блюда с едой и ставят на стол между тронами. Мидас и Фульк наслаждаются трапезой, наложницы рядом со мной тоже не отказывают себе в удовольствии.

Мясо, сыры, шоколад, фрукты, хлеб. Ароматные пирожные и уксусный соус.

Сидя на подлокотнике трона, я кормлю его всем этим, повернувшись телом так, чтобы ненароком его не коснуться.

Я осторожно стараюсь брать как можно меньше еды, чтобы не уронить, но Фульк все равно запихивает в рот мои пальцы, облизывает их, скребет зубами по ногтям.

У меня быстро выхватывают из руки кусочек шоколада, и не успеваю я отстраниться, как король всасывает в рот мои пальцы. Пережевывая, он смеется. Зубы его испачканы сладким, и Фульк их облизывает.

– Твоя золотая кожа придает еде вкус более богатый.

Я чувствую на себе взгляд других наложниц: они осуждают, прикидывают, расценивают меня как угрозу, словно я жажду заполучить его внимание.

Мидас вновь разговаривает со знатью. Возле его трона ни на секунду не расходится толпа. Люди занимают его время, обращаются с вопросами. С тех пор как меня сбыли Фульку, Мидас даже ни разу не глянул в мою сторону.

– Открой.

Я перевожу взгляд на парящую перед лицом руку Фулька. Он сжимает пальцами кусочек мяса, с которого капает соус прямиком на его черные чулки из бархата.

Я начинаю качать головой, придя в ужас при мысли о том, что его пальцы окажутся где-то рядом с моим ртом или прикоснутся к моей еде, и Фульк приподнимает густую бровь. Вопрошая. Требуя.

Веди себя хорошо сегодня вечером.

Я едва приоткрываю губы, и Фульк впихивает мне в рот мясо, приложив усилий больше, чем следовало. Когда он пытается пропихнуть в рот и пальцы, я поворачиваю голову и резко захлопываю рот.

Он ухмыляется:

– Что за непослушная девчонка!

Чувствую на себе взгляд Мидаса, и мои плечи напрягаются.

– Пустяки. Это лишь предвещает волнующий вечер, согласна?

Следом мне в рот запихивают хлеб. Сыр. Виноград. Я бездумно пережевываю, продолжая молчать и настороженно наблюдать за происходящим. Мои ленты туго натянуты.

Вытянув указательный палец, Фульк дважды стучит по своему кубку. Проносится вспышка света, когда он делает копию точно такого же кубка и протягивает его мне. По одному щелчку его пальцев к нам второпях подлетает слуга и наполняет обе чарки вином.

– Выпьем за нашу ночь, – говорит Фульк и, приложив кубок к губам, опрокидывает в себя его содержимое.

Я делаю горький глоток.

Когда Фульку надоедает меня кормить, он берет оба кубка и ставит их на стол, отодвинув в сторону подносы с едой. Я рада, что хотя бы с этим мы покончили. Еда камнем упала в желудок, язык противится оставшемуся во рту вкусу его пальцев.

Разумеется, так легко меня не отпустят, потому что Фульк пальцем показывает на свою пухлую щеку:

– Поцелуй меня.

Я прищуриваюсь и вся подбираюсь, вцепившись в юбки платья. При виде моего неповиновения глаза Фулька вспыхивают. Он хватает меня за ухо и тянет на себя, пока я не касаюсь ртом его колючей щеки. Не гладкой, как у Мидаса, а колючей. Круглый подбородок и толстая щека пахнут вином, но еще от них разит возбуждением.

Я не двигаю губами, отказываясь его целовать. Прижимаюсь ртом к его коже, и Фульк держит меня, зажав ухо указательным и большим пальцами.

– Ну, не так уж это и трудно? – смеется он.

Стоит ему отпустить мое ухо, как я отшатываюсь и чуть не падаю с трона, но Фульк хватает меня за руки, чтобы поймать, и с раскатистым смехом крепко держит:

– Еще рано падать передо мной на колени.

Щеки горят от смущения, от гнева. Я хочу уйти. Хочу вернуться наверх, в свою безопасную клетку с единственной компаньонкой Вдовой Гейл.

Фульк не сразу меня отпускает, а продолжает довольно крепко сжимать мои руки, и я задумываюсь, не останутся ли на коже синяки в виде россыпи бронзовых точек.

– Сомневаюсь, что ты к этому уже готова.

Внезапно он сажает меня себе на колени. Непростая задача, учитывая, как я оцепенела. Просто чудо, что ему и вовсе удалось сдвинуть меня с места. Я через силу, неуклюже приземляюсь ему на колени, ударившись о его бедра, и резко выпрямляюсь, чтобы не прислоняться к его груди. Пытаюсь ухватиться за подлокотники, чтобы привстать, но Фульк хватает меня за запястье и кладет руку на свой пах.

– Ну же, золотой питомец.

От неожиданности округляю глаза. Сводит живот. Чувствую, как начинает увеличиваться в размерах и твердеть его дряблая плоть. Мне так хочется вырвать руку, но я не могу, поскольку он с небывалой доселе силой крепко держит меня за запястье.

Я живу в клетке, но никогда еще не чувствовала себя пойманной в западню.

– Ваше величество.

Перед Фульком возникает Рисса, и он переводит свой взгляд на нее.

– Могу я для вас станцевать? – с чувственной улыбкой спрашивает она. Ее светлые волосы лежат спереди длинными локонами и каким-то образом прикрывают обнаженную грудь.

Король Фульк хищно смотрит на нее и склоняет голову, давая разрешение. Рисса начинает танцевать, ее черные юбки шуршат по блестящему полу и образуют дугу у лодыжек. Девушка двигает бедрами в такт музыки, маня и соблазняя губами и глазами.

Наконец Фульк отпускает мое запястье и усаживается поудобнее, а я успеваю спрятать руку, пока он внимает выступлению Риссы.

– Погляди на нее, – говорит он мне. Мне не по душе, что его рот так близко к моему уху. – Вот наложница, которая знает свое дело. Тебе бы не помешало научиться у нее доставлять удовольствие мужчине.

Доставлять удовольствие мужчине. Можно подумать, это единственное предназначение в жизни женщины – любой женщины, необязательно наложницы. Я изгибаю губы в подобии ухмылки.

От похвалы Фулька Рисса радостно улыбается и кидает взгляд на меня, словно пытаясь прикинуть, ревную я или нет. Я, конечно же, не ревную. Я чувствую облегчение.

Намеренно или нет, но Рисса подарила мне столь необходимую передышку от его внимания. Как пыталась сделать я – тогда, в библиотеке.

Похоже, больше никто не замечает легкую припухлость ее носа или слой макияжа под глазом, который, скорее всего, маскирует синяк. Ну а я замечаю, и при виде него меня передергивает. Ведь я и правда не хотела сделать ей больно.

– М-м-м, а она неплохая танцовщица, согласна, питомец?

Я покорно киваю. У Фулька явно слабость к ее танцам по его приказу. Рисса, будучи истинной мастерицей, продолжает соблазнительно покачиваться под музыку.

Она красива. Высокие скулы, большие и круглые глаза. Светлые волосы длиной до талии, аппетитные формы и полные розовые губы. Немудрено, что она так сильно нравится королю Фульку. И дело не только в ее красоте – все наложницы Мидаса прекрасны, – а в ее уверенности, в умении понимать желания мужчины и умении его соблазнять. Словами, походкой – она умеет подстраиваться, становясь всем, что он только пожелает.

Фульк кладет руку мне на бедра, впиваясь толстыми пальцами, вдавливая их в плоть в явном намерении заявить на меня права. Пока ему не наскучит и он не усадит меня на пол у своих ног. Думаю, ему нравится образ, в котором у его ног сидит самая ценная фаворитка Мидаса.

Я сижу, поджав ноги. Это единственная поза, в которой я могу хотя бы как-то прикрыться. Некоторые присутствующие на празднестве дворяне осмелели – в том числе благодаря вину. Они приблизились к помосту, шепчутся и смотрят на меня, а я смотрю на них. Я не опускаю головы. Не отвожу взгляд.

Пусть болтают.

Пускай смотрят.

Фульк завязывает беседу с Мидасом и еще несколькими мужчинами. Они обсуждают новые торговые пути, которые проложат из Четвертого королевства. Говорят о новых денежных доходах из рудников Блэкрут. Словно им мало стоять посреди бального зала из чистого золота.

Чем дольше меня заставляют сидеть на этом полу, тем сильнее затекают колени и икры. Я пытаюсь пошевелиться, чтобы немного размяться, чтобы кровь прилила обратно к ноющим, скрюченным конечностям.

Я напрягаюсь, почувствовав на голове руку Фулька. Он будто хозяин, гладящий своего пса.

– К слову о новых предметах товара, – с блестящими глазами заводит Фульк, перебирая пальцами мои волосы. – Всего лишь дюжина ее прядей стоит больше месячного жалованья крестьянина.

– Хм, – произносит Мидас себе под нос. Даже он смотрит, как касается меня Фульк. В его взгляде читается ревность, но он не вмешивается. Не останавливает своего союзника.

Чувствую резкое покалывание в глазах, словно в центре моих радужек мерцает какое-то невидимое пламя, шипящий фитиль, и скапливаются слезы, готовые пролиться жидким огнем.

И здесь, в основании десятилетней уверенности и доверия, на самом краю появляется разлом. Словно вдавленный в стекло мелкий зазубренный осколок, крошечная трещинка, напоминающая паучий шелк.

Рисса останавливает танец и присаживается рядом с Фульком. Ее ловкие пальцы разминают ему плечи, а ноги изящно закинуты на подлокотник трона.

Он говорит, а она умело продолжает чувственно к нему прикасаться: мнет плечи, грудь, спускается к животу и поясу брюк. Соблазнительно улыбаясь, легонько задевает твердеющий пенис и замечает, с каким вожделением наблюдают за ней другие находящиеся в зале мужчины. Она показывает свои умения не только для сидящего под ней короля.

И тогда я понимаю, что эта женщина, эта наложница, наделена властью. Не магической силой, как у королей и королев, а иного рода силой – силой контроля. Она держит этих мужчин в своих обходительных руках: направляет их желания, чувства, подпитывает их фантазии.

За все время, что я была царской наложницей, я никогда не делала ничего похожего, никогда этому не училась. Мне и не нужно было, поскольку раньше мной не делились. Наверное, в сравнении с ней я кажусь самой никудышной наложницей на свете. Сижу с прямой как палка спиной, спрятав руки под коленями, и морщусь всякий раз, как нога Фулька задевает мое плечо или когда он снова гладит меня рукой по голове.

– Ты действительно хороша в этом, – шепчу я так, чтобы больше никто не расслышал.

– Я ведь наложница, – отвечает Рисса, словно это все объясняет. Полагаю, так и есть.

– Думаю, питомец, теперь нам пора уходить, – говорит Фульк, привлекая мое внимание к его лицу. Король опускает глаза на линию моего декольте. – Идем наверх. Хочу сию же минуту овладеть твоим золотым влагалищем, раз уж Мидас заявил, что заберет тебя до рассвета.

Меня поднимают за руки, и, когда я встаю, кровь в сведенных судорогой ногах приливает к ним обратно.

– Ступай, девочка, – приказывает он Риссе. – Сегодня вечером ты мне не понадобишься.

– Да, ваше величество, – легонько склонив голову, отвечает она, после чего отворачивается и изящно ускользает к мужчинам, которые продолжают ею любоваться.

Все так же держа меня за руку, Фульк поворачивается к Мидасу.

– Желаю тебе спокойной ночи, – с ухмылкой говорит он. – Мне не терпится заполучить ее в свое распоряжение.

Царь Мидас кивает Фульку, но смотрит карими глазами на меня:

– Наслаждайся.

Больше он ничего не говорит. Словно я вино или пирожное, приготовленное ради удовольствия короля Фулька. Я отворачиваюсь от Мидаса, мне слишком больно смотреть на него. Эта паучья трещина начинает расползаться дальше.

Нас окружают несколько стражей, когда Фульк спускается со мной по ступеням помоста. Его свита – единственное, что разделяет меня и смеющуюся толпу, которая начинает гудеть и выкрикивать всякие непристойности.

– Заездите эту позолоченную наложницу, сир!

– Хорошенько вытряхните из нее золото!

От непрекращающихся вульгарных слов я щелкаю зубами. Ленты так и тянутся наброситься на толпу, заострить свои края и порезать их ухмыляющиеся рты. Когда король Фульк решает подзадорить зрителей, отпустив мою руку и хлопнув по заднице, концы лент свиваются вокруг ребер как сжатые кулаки.

Нужно быть сильной.

Я обязана быть сильной.

Не говоря уж о том… что только от одного его прикосновения к моим ягодицам я сжимаюсь от страха. Где же мне найти силы, когда он дотронется и до других частей моего тела? Где мне найти силы, чтобы все это вынести?

Трофей.

Сиди смирно.

Веди себя хорошо.

Доверяй ему.

И внезапно, прямо посреди бального зала, на глазах у глумящейся публики, я решаю, что не стану этого делать.