Текст книги "Узы купидона"

Глава 13

Как, черт возьми, они вообще должны пройти через эту, мать его, стену огня?

Я цепляюсь за подлокотники так сильно, что белеют костяшки.

Окот замечает это и похлопывает меня по спине.

– Дыши, возлюбленная моя. Они справятся.

Я стараюсь слушать его, стараюсь. Но мое тело точно забыло, как правильно дышать. Получаются только быстрые поверхностные вдохи.

Одна из участниц, фейри с дредами до щиколоток, выходит вперед и пытается коснуться огня. Сверхъестественно неподвижное пламя внезапно оживает, испепеляя ее за секунду. Она даже не успевает вскрикнуть.

Я сдавленно хриплю, по позвоночнику ползет ужас. Теперь пламя живое. Оно бушует и ревет, как из сущей преисподней, и фейри отскакивают врассыпную, потому что к ним тянутся языки пламени.

Мои парни оглядываются, пытаясь найти какой-нибудь выход, какую-нибудь хитрость. Никто из других участников, похоже, даже не хочет пытаться пройти сквозь пламя.

Я их не виню.

Тем не менее еще один фейри делает неуверенный шаг вперед и поднимает руку. Не уверена, к какому виду фейри он относится, но мне видно струи воды, брызжущие из его ладони. Он пытается погасить пламя. Значит, он относится к водному виду.

Послать его вперед – идея хорошая, только это ни капельки не помогает. Огонь даже не шипит. Вода совершенно на него не действует.

Фейри в растерянности опускает руку, и я вижу, как некоторые из них, сгруппировавшись, оживленно переговариваются между собой, пытаясь найти выход из ситуации.

Пикси выпускает крылья и взмывает в небо, решив попробовать перелететь через стену. Я думаю, может быть, она справится. Но как только она оказывается наверху, пламя выстреливает и ловит ее, как муху.

От пикси остаются лишь угольки и пепел, а ее форма падает на землю.

– О, боги, – стону я, борясь с желанием закрыть глаза.

Я вся вспотела, сердце колотится, и я все еще не могу нормально дышать. Как, черт возьми, кто-то может пройти это состязание?

О, точно. Они и не должны.

Другой пикси с мучительными рыданиями падает на колени перед кучкой пепла. Он сжимает пепел в руках и кричит. Пикси смотрит на королевскую ложу и ревет: злобно и вне себя от боли. Принц жестоко ухмыляется.

– Это ужасно, – шепчу я.

Окот протягивает руку и берет в нее мою ладошку, и совсем не жалуется, когда мои ногти впиваются в нее, так сильно я сжимаю.

Крики пикси переходят в беззвучные рыдания, и он вдруг, шатаясь, поднимается на ноги.

– О, боги, он собирается…

Один, два, три участника пытаются остановить его, но это бесполезно. Его горе слишком сильно, его цель слишком решительна. Он отталкивает всех в стороны.

Не раздумывая ни секунды, он взлетает и прыгает в пламя. И тут же сгорает.

Он полетел навстречу смерти. Хотел ее. Прямо за девушкой-пикси. Мне становится плохо.

Я щурюсь, а затем поднимаю руку, указывая на огонь. То же проделывают и другие зрители на трибуне.

– Гляди! – Я смотрю на изменяющееся пламя, распахнув глаза.

Огонь раздвигается, как занавес на сцене, прямо там, где пикси принес себя в жертву. Теперь на этом месте прочерчена узкая дорожка, и огонь снова замирает.

Участники не колеблются. Они бегут вперед, одной шеренгой, пробиваясь через проход, появившийся в огненной стене.

– Не понимаю.

– Это послание, – говорит Окот.

– Какое послание?

– Жертва превыше милосердия. Смерть превыше жизни. Они выживут, только если он разрешит, а он разрешает только после уплаты высокой цены.

Когда трое моих парней доходят до конца, я хватаю ртом воздух, потому что забыла дышать.

– Значит, кто-то должен был добровольно пойти в огонь, зная, что погибнет?

– Да.

Я перевожу взгляд на королевскую ложу, когда голос принца Эльфара раздается снова.

– На этом закончилась первая часть Королевского отбора. Двадцать пять участников вошли, и шестнадцать вышли. Сегодня вечером будет разожжен праздничный костер. Завтра нашим участникам будет предоставлен день отдыха. Вторая часть отбора начнется днем позже.

Фейри постепенно покидают амфитеатр, но я не отвожу глаз от арены. Мои парни грязные, мокрые и уставшие. Но они живы.

Я остаюсь на месте до тех самых пор, пока один из высших фейри не создает портал и участники один за другим покидают арену под охраной дворцовой стражи.

Я встаю и склоняюсь над перилами, а трое моих генфинов одновременно поворачиваются и смотрят на меня, как будто точно знают, где я находилась все это время.

Я поднимаю руку и слабо машу им, хотя они вряд ли смогут увидеть меня с такого расстояния. Затем их грубо толкают вперед стражи, и они исчезают в портале.

– Как зовут этого стража? – спрашиваю я сквозь зубы. Ему совсем необязательно было так обращаться с моими парнями.

Окот поднимает свой монокль.

– Это правая рука принца. Гаммон.

– Что ж, я его ненавижу.

Окот берет меня за руку.

– Пойдем. Скоро разожгут костер.

Я кладу свободную руку на живот.

– Мне так плохо от нервов. Не знаю, смогу ли я съесть хоть что-нибудь.

– Может, ты хочешь полежать?

Я качаю головой, а он ведет меня вниз по первому из многочисленных лестничных пролетов, чтобы уйти подальше от этого места.

– Если я буду сидеть в одиночестве, будет только хуже. Как ты думаешь, ты сможешь отвести меня к ним еще раз?

– Ради тебя я постараюсь.

Я встаю на цыпочки и притягиваю Окота к себе, чтобы чмокнуть в щеку.

– Ты самый милый парень на свете.

– Ламашту не милые, – говорит он хрипловато. – Ламашту – гордая, свирепая раса, которая защищает и обожает свою пару с бесконечной преданностью.

– Да, и это самое милое, что я когда-либо слышала.

Он усмехается, качает головой и тянет меня вниз по лестнице. Естественно, я начинаю задыхаться.

А еще я спотыкаюсь. Неоднократно.

Он ловит меня каждый раз.

Я опять подворачиваю ногу, Окот останавливается и помогает устроиться у него на спине. Я обнимаю его за шею, а он хватает меня за бедра.

– Так-то лучше. Я ненавижу лестницы. И каблуки. И ходить.

– Просто у тебя ничего из этого не получается.

– Теперь ты говоришь совсем как Ронак, – говорю я, улыбаясь.

Но улыбка гаснет, как только я вспоминаю все ужасы, с которыми столкнулись генфины сегодня, и те, что им еще только предстоят.

Словно почувствовав мою грусть, Окот слегка сжимает мои бедра.

– Твой Ронак – воин.

– Да. То есть я думаю, что да? Его сверхъестественная способность – это сила, и он очень хороший боец. Они все такие.

– Это поможет им победить, – напоминает Окот мне.

– Да, но испытания подлые. Нечестные. Принц намеренно ослабляет участников, привозя их в замок на неделю раньше, заставляя жить на скудных харчах и в ужасных условиях, а затем отправляет прямо на смерть.

– Пусть так, но сегодня они не проявили слабости.

Да, будем надеяться, что так будет и впредь.

Я пытаюсь сбросить с себя ужас происходящего, потому что это все равно не поможет парням. А еще я не хочу, чтобы Окот занялся сексом с подобием Дебби Даунер[2]2
  Дебби Даунер – вымышленный персонаж «Субботнего вечера в прямом эфире», который дебютировал в 2004 году, создан и изображен Рейчел Дратч. «Дебби Даунер» стало использоваться в качестве нарицательного словосочетания, как определение человека, который часто рассказывает плохие новости и относится ко всему негативно.


[Закрыть].

Кстати, бедная Дебби. Актрису на роль подобрали замечательно. И я уверена, что существуют и веселые Дебби.

Сойдя с лестницы, Окот продолжает нести меня на руках, и я расслабляюсь, прижавшись к его спине. Многие фейри бросают на нас взгляды, но меня это совершенно не волнует. Они просто завидуют, что у них нет парня-быка, который ходит вместо них.

– Можешь носить меня на руках повсюду? Так намного приятнее.

Я скорее чувствую, чем слышу гортанный смех Окота.

– С удовольствием, возлюбленная моя.

Я вздыхаю от удовольствия.

– Отлично. Давай пойдем к костру, наедимся до отвала и напьемся сказочного вина до потери сознания.

– Отличный план.

Глава 14

– Ты така-а-ая красивая, – пропевает Мосси, мой любимый земной дух.

Я наклоняюсь вперед, чтобы погладить ее волосы из стеблей, но промахиваюсь и попадаю ей в глаз. Он краснеет и слезится, но она, кажется, ничего не замечает.

– Перестань. Это ты красивая. У тебя из головы растут цветы. Я чертовски люблю цветы.

– Я тоже! – отвечает Мосси, выпивая еще. – Какой твой любимый цветок?

– Гвоздика, – отвечаю я без колебаний.

Она торжественно кивает и передает мне бутылку.

Сказочное вино намного лучше той медовухи, которую парни делали на острове. Намного, намного, намного лучше.

– Я хочу пить это вино вечно. Мы должны сделать бассейн со сказочным вином и плавать в нем с соломинкой.

Я смотрю на огромный костер, пылающий посреди поля. Понятия не имею, как он горит, поскольку физически там ничего нет. Но цвета постоянно меняются, так что неважно, что это за магия. Выходит здорово.

По всему полю расставлены деревянные скамейки и столы, но уже поздно. Празднование у костра началось несколько часов назад, так что большинство фейри уже танцуют и занимаются сексом. Население этого мира явно не страдает оттого, что я как Купидон больше не выполняю свою работу.

Мосси берет бутылку вина и начинает поливать свои цветы.

Они раскачиваются, и я смеюсь. Пьяная отрыжка прерывает смех.

– У тебя цветы пьяные.

Мосси откидывает голову назад, чтобы посмотреть на них, но, конечно, у нее ничего не получается, и я смеюсь сильнее.

– Соцветия надрались, – заявляет она.

Я поджимаю губы.

– Захмелевшие растения.

– Надравшиеся побеги.

– Скажи это десять раз быстро, – бросаю я ей вызов.

Мосси постукивает себя по носу.

– Надравшиеся побеги, нардавшися погеби, нарварши… черт.

Я восхищенно гогочу.

Несколько фейри встают с деревянных скамеек и уходят.

Я показываю им язык.

– Кайфоломщики.

– Им нужно выпить еще вина, – говорит Мосси, прислонившись к моему боку, чтобы не упасть.

– Ты слямзила их бутылку, – напоминаю я.

– О, да.

Костер горит вовсю, но никто из монаршей семьи так и не появился.

– Чертовы монархи, – невнятно произношу я.

– Вот именно, – соглашается она. – Подожди. А что не так с монархами?

Боги, у меня голова идет кругом.

– Ты когда-нибудь считала, сколько раз моргнула? Думаю, мы моргаем, наверное, миллиард раз.

Мосси начинает усиленно моргать, отчего все ее лицо покрывается морщинками.

– Теперь я не могу перестать думать об этом. Я странно моргаю?

Я смотрю на нее, а она моргает все чаще и чаще.

– Да, снизь до двадцатки.

Вместо этого Мосси начинает моргать так, будто под веком застряла букашка.

Я киваю.

– Намного лучше.

– Фух. Моргать – сложно.

Я выхватываю взглядом знакомого водного духа напротив нас и сажусь прямо.

– Послушай, а это не твой обожаемый дух-страж из тюремной башни? – спрашиваю я, указывая через костер.

Или, по крайней мере, пытаюсь это сделать. Мой прицел хорошенько сбился.

– Ты его лю-ю-юбишь, – напеваю я.

Мосси с визгом сталкивает меня со скамьи на землю.

– Мерзавка! – зло говорю я. – Так делать не круто. Антикруто. Некруто.

– Ш-ш-ш! – шипит она, закрывая мне рот зеленой рукой. – Он нас услышит!

Я лижу ее ладонь, и Мосси визжит и не отдергивает руку. Держась за скамейку, я пытаюсь подняться. Выходит только с третьей попытки.

– Иди ущипни его за задницу, – хихикаю я.

Мосси заливается темно-зеленым цветом.

– Нет!

Я хмурюсь.

– Почему нет? У него плохая задница?

Мосси хмурится, перекидывая волосы-лозы через плечо.

– Я не знаю. Я не смотрела. А надо посмотреть?

– Эм, да. Что, если плохая?

Она в ужасе закрывает рот рукой.

– Я даже не подумала об этом!

– Мм. Знаю. Вот зачем у тебя есть я.

– Ты такая умная.

Я хочу выпить еще вина, но, перевернув бутылку донышком вверх, понимаю, что она пуста. Я заглядываю в горлышко и верчу бутылку в руках как монокль. Вино капает мне в глаз, и я с воплем роняю бутылку на землю.

– Бутылка сделала вид, что опустела, – ворчу я, потирая глаз. – Лживое обманное сказочное вино. Оно пыталось ослепить меня.

Мосси не слушает. Она слишком занята попытками встать. Она падает и спотыкается несколько раз, прежде чем ей это удается.

– Ладно, – говорит она, отряхивая с платья грязь. – Я пойду и сделаю это.

– Ладно, хорошо, – киваю я. – А что именно?

– Его задницу. Ущипну ее.

– Чью задницу?

Вместо ответа Мосси поправляет грудь в вырезе платья, чтобы было хорошо видно округлости. Она проводит рукой по цветам, приводя их в порядок.

Мне в голову приходит мысль, и я указываю на ее пах.

– Эй! У тебя в женском саду тоже цветы?

Мосси быстро прикрывает низ живота руками, как будто я могу увидеть их сквозь одежду.

– Это частный сад, – говорит она свысока.

– О, боги, так и есть! У вас есть в паху цветы! Или стебли? Лилии? Неважно. Можно посмотреть?

Она бросает на меня уничтожающий взгляд.

– Нет, тебе нельзя, – раздраженно отвечает она. – Так. Как я выгляжу?

Я поднимаю руки, чтобы показать ей два больших пальца, но опускаю обратно, потому что пальцы не слушаются. Ну и ладно. Уверена, она меня поняла.

– Я ущипну его за задницу как следует, – говорит Мосси с улыбкой.

– Да, именно! Ущипни его, подруга.

– Да. Я ущипну его за задницу, а потом позову поухаживать за моим личным женским садом, – играет она бровями.

– Вот это дух. Будем надеяться, что он хороший пахарь. Или сеятель. Или любой другой вид агронома, который звучит сексуальнее.

Мосси улыбается и, спотыкаясь, уходит, исчезает за костром и скрывается из моего поля зрения. Я завидую ей. Хотела бы я сейчас щипать за задницы прекрасных генфинов.

Когда я поворачиваюсь лицом вверх, я понимаю, что вижу небо. Когда я успела прилечь? Или, может быть, кто-то застал меня врасплох и воздвиг передо мной какую-то звездную стену? Козлы.

– Кто козел?

Я открываю глаза и вижу, что надо мной вверх ногами стоит Окот.

– У тебя два кольца в носу. И носа два. И головы.

Он ухмыляется.

– У тебя в глазах двоится.

Я морщусь.

– Э-э-э. Это не одна из моих способностей Купидона. Ты вообще обращал на них внимание? Ты должен узнать меня получше, – хныкаю я.

Его ухмылка становится шире, и я чувствую, как мое тело поднимают с земли.

– О, боги, я лечу!

– Я несу тебя на руках.

– О. Ладушки. Потому что я должна прятать свои крылья. Кроме того, летать трудно. Пить сказочное вино гораздо легче. У меня отлично получается. Я могла бы стать профессиональным распивателем вина. Мне нравится вино. Очень. – Я хмурюсь от того, как звучит это слово. – Очень. Оч, оченьки, оченьнно очень, очень. – Я недовольно морщусь. – Странное слово. Как будто оно ничего не значит. Ну и ладно, суть в том, что мне нравится сказочное вино.

Окот низко и сексуально смеется.

– Я заметил.

– Не-а. Нет, не заметил. Тебя не было несколько часов, – говорю я, отмахиваясь.

– Неужели ты думаешь, что я позволю своей паре напиться до беспамятства без присмотра?

Я пристально смотрю на него. У него красивые глаза с красным ободком вокруг радужки. Они… красные, черные и все такое. Подождите, он задал мне вопрос? Я не могу вспомнить. Я хочу потянуть его за кольцо в носу. Ему будет больно?

– Да, – говорит он.

Я открываю от изумления рот.

– Ты можешь читать мысли?

– Нет. Ты сказала это вслух.

– О, ну тогда ладно.

Его гортанный смех возвращается, и я дрожу в его руках.

– Тебе холодно?

Я крепко зажмуриваюсь, чтобы думать.

– Нет, я так не думаю. Я хочу петь. Спорим, я классно пою.

– Ты и пела. Много песен, которых никто не знает. Хотя твоя подруга-дух все равно пыталась подпевать. Потом ты танцевала. Или, по крайней мере, я думаю, что это были танцы. В основном ты подпрыгивала. Зрителей было достаточно.

Правда? Теперь, когда Окот упомянул об этом, я припоминаю вращения и прыжки. Думаю, я исполняла танец цыпленка. Классика.

– Да, все думали, что я потрясающа.

Когда я снова открываю глаза, то вижу, что мы уже вернулись в домик. Окот укладывает меня на постель, снимает обувь и начинает растирать мои ноющие ноги. Я утыкаюсь лицом в подушку.

– Обожебоженеостанавливайся.

Но он останавливается и наклоняется ко мне, чтобы понять, что я бормочу.

– Что?

Я отнимаю голову от подушки.

– Я сказала, о боже, не останавливайся.

Окот ухмыляется и вновь начинает массировать мои ноги своими волшебными бычьими ручищами.

– Ты, типа, такая хорошая пара, – лепечу я.

Его глаза с красным ободком светятся от удовольствия.

– Я рад, что ты так думаешь.

После нескольких минут потрясающего массажа ног, о котором я определенно расскажу Эверту, потому что хочу, чтобы и он его мне сделал, Окот останавливается и укладывает меня спать. Он осторожно забирает пустую бутылку вина, которую я все еще почему-то сжимаю в руке.

– Хочу купить побольше этой дряни. Прямо ящиками. А в мире фейри его продают в ящиках? – спрашиваю я хмурясь. – Я не знаю вашей системы измерений. Бушели?[3]3
  Бушель – единица объема, используемая в английской системе мер, равная 36,3 литра по объему. Применяется для измерения сыпучих товаров, в основном сельскохозяйственных, но не для жидкостей.


[Закрыть] Тюки? Чертовы дюжины? В школе Купидонов не учат арифметике фейри. Вообще-то, нет никакой школы Купидонов. Я бы, наверное, провалила все экзамены, если бы она существовала. Глупый Купидон, – я понижаю голос до очень громкого шепота. – Не говори моему начальству, но я ужасный Купидон. Ну… не изначально. Сначала я была потрясающей. Я вообще много чего умею.

Мне кажется, я слышу смех, но я не могу открыть глаза, чтобы удостовериться в этом. Веки слишком тяжелые.

– Например, петь и танцевать?

– Именно, – бормочу я. – Во всяком случае, в мире людей я была потрясающим Купидоном. Примерно первые два десятилетия, – я призадумываюсь. – Ладно, может быть, только первое десятилетие? Ладно, первые семь лет, как минимум. Потом стало тяжело, понимаешь? Распространять всю эту любовь вокруг, смотреть, как люди заводят романы и занимаются сексом. Я стала ревновать. Я была одинока. Меня нельзя было услышать, почувствовать или увидеть. Потом меня отправили в этот мир, и я намеревалась быть хорошим Купидоном, но тут этот глупый принц со своим глупым черным сердцем разрушил все мои планы о счастливом королевском браке. Идиот.

Я чувствую, что Окот убирает волосы с моего лица, пока я все сильнее утыкаюсь в подушку.

– Выпусти крылья на свободу, возлюбленная моя.

Он уже ослабил мое платье настолько, чтобы это можно было сделать, ничего не порвав. Все-то он продумывает. Как только крылья расправляются, я мгновенно чувствую облегчение.

Я выпускаю крылья, позволяя перьям топорщиться, прежде чем лечь обратно.

– Ты такой умный.

Окот выдыхает со смехом, и я чувствую внутри огромную дыру, возникшую за многие годы невидимости, проведенные в полном одиночестве.

– Окот? – тихо зову я.

– Да?

– Ляжешь со мной? Я не хочу оставаться одна.

Я слышу шорох, затем Окот откидывает одеяло и устраивается рядом. Помня о крыльях, он осторожно притягивает меня к себе.

Меня окутывает его тепло. От того, как он обнимает меня, словно я его главное сокровище, дыра внутри исчезает. Я прижимаюсь к нему и устраиваю голову на его руке, прижимаясь лицом к плечу.

– Я не хочу снова исчезнуть, – шепчу я.

– Если это случится, я верну тебя.

Я чувствую его губы на моем лбу, и приходит сон, убаюкивая и словно качая на волнах.

Глава 15

– Ясейчас умру, – бормочу я в матрас.

Я уверена, что кто-то отрезал верхнюю часть моей головы и воткнул туда ножи. Больно до жути.

Я пытаюсь собрать немного слюны в пересохшем рту и не погибнуть от вкуса. Как будто я жевала стебли пшеницы, но после того, как их выдержали сутки под потными мужскими подмышками.

– Можешь сесть и выпить это?

Я приоткрываю один глаз, чтобы посмотреть на Окота, но как только я это делаю, свет, проникающий в спальню через маленькое окно, ослепляет так, что голова лопается от боли. Я шиплю и закрываю глаз.

– Выключи свет в окне, – рычу я.

Окот усмехается, и я чувствую, как прогибается кровать, когда он садится рядом. Через несколько минут мне удается открыть оба глаза и посмотреть на него.

– Никогда больше не буду пить сказочное вино. Голова. Болит.

– Если выпьешь это, станет легче.

От мысли сесть пробирает ужас. Я хочу заснуть, потому что не двигаться гораздо лучше. Но я понимаю, что мне нужно в туалет. Очень сильно. К тому же, с пшеницей и чужим потом во рту тоже надо что-то делать.

Я лениво поднимаю руку.

– Помоги. – Окот берет меня за руку и тянет. – Голова кружится, голова кружится, голова кружится!

– Все еще думаешь, что сказочное вино – крутая вещь? – поддразнивает он меня.

Я хочу бросить на него свирепый взгляд, но выходит только гримаска, потому что голова раскалывается. Он подносит к моим губам чашку, заставляя выпить содержимое.

Я вытираю рот рукой.

– Отвратительно.

– Да.

– Хочу ли я знать, что это было?

Он невозмутимо на меня смотрит.

– Нет.

– Хм. – Я немного оживляюсь, чувствуя, как напиток действительно помогает. – Ого, голове легче.

Окот кивает с улыбкой.

– Хорошо.

– Ладно, мне нужно пописать.

Я спрыгиваю с кровати и быстро поправляю платье, прежде чем направиться к двери.

– Твои крылья, возлюбленная моя.

Я оглядываюсь через плечо и улыбаюсь.

– О, да. А то их бы точно заметили.

Быстрым и почти безболезненным рывком я заставляю крылья вернуться в тело, а затем направляюсь наружу к ряду временных туалетов. Я уверена, что оставляю там примерно восемь бутылок вина. Проблема с головой и мочевым пузырем решена, и я чувствую себя намного лучше.

Когда я возвращаюсь, Окот дает мне тарелку с едой.

– Который час, кстати? И где все? Снаружи почти никого нет.

– В амфитеатре празднество. Сегодня ведь нет испытаний. И уже почти шесть часов.

Я замираю с куском хлеба во рту.

– Шесть часов? Ты разбудил меня в шесть утра, зная, что я пила почти всю ночь? Пьяным людям нужно дать проспаться, это все знают.

Окот скрещивает руки на груди, устраиваясь в кресле, его улыбка становится шире.

– Я не будил тебя. Ты сама проснулась. И сейчас шесть часов вечера.

Я роняю хлеб.

– Что? Ты позволил мне проспать весь день?

Он смеется над переменой моего настроения.

– Тебе это было необходимо, возлюбленная моя. Кроме того, ты бы переживала за генфинов весь день.

Ну, он видит меня насквозь.

– Хм. Думаю, тогда ты прощен.

Окот наклоняет голову и проводит рукой по своему густому красному ирокезу. Внимательно смотрит на меня и говорит:

– Я по-другому представлял свою пару.

Я чувствую, что сразу же хочу защититься.

– Какой? Какой, по-твоему, должна быть твоя пара?

– Тихой. Сдержанной.

Я удивленно на него смотрю.

– О. Ну… я уверена, что могла бы говорить тише или что-то в этом роде. То есть ты хочешь, чтобы я говорила шепотом? Я уверена, что могла бы говорить тихо-тихо, – шепчу я.

Окот разражается смехом, и я не совсем уверена, должна ли обидеться или нет.

– Что? Ты не думаешь, что я могу быть тише? Конечно, могу.

Он смеется еще сильнее, его красные глаза блестят.

– Нет, нет. Ты меня неправильно поняла, – говорит он, пытаясь остановить хохот. У него это плохо получается, потому что смех так и рвется наружу. – Я не хочу, чтобы ты была тише. Ты мне нравишься такой, какая есть, возлюбленная моя.

Я выпрямляюсь в кресле.

– О?

Он кивает, его глаза горят.

– Да. Я не ожидал встретить такую, как ты, но мне нравится. Не меняйся.

Я ухмыляюсь.

– Ты пытаешься затащить меня в постель?

Его смех тут же обрывается, и он краснеет.

– Я не… это было не… ты…?

Я встаю, подхожу ближе и забираюсь к нему на колени. Он обнимает меня. Я смотрю вниз.

– Боги, если бы ты был креслом в самолете, то только в частном. Не второй класс. Не бизнес. Даже не первый. Однозначно частный самолет.

Окот хмурится.

– Понятия не имею, что все это значит.

Я отмахиваюсь.

– Мир людей. Главное, что с тобой удобно и просторно.

– А.

– В любом случае, я точно займусь с тобой сексом. Мы сможем одновременно нюхать друг друга и заниматься сексом. Будет эпично, – обещаю я.

Я ухмыляюсь, видя, как он краснеет. Я, Эмили, Купидон, заставляю этого свирепого быка краснеть. Я затаиваю дыхание, не зная, как он отреагирует на следующую часть. Я не хочу, чтобы его чувства были задеты или он начал ревновать.

– Но… сначала мне вроде как нужно подождать, пока генфины не закончат отбор. Ничего?

Большой плюшевый бык утыкается лбом в мой лоб.

– Не волнуйся. Я понимаю.

– Ты не сердишься?

– Ты моя пара, – говорит он, как будто это все объясняет.

Я прикусываю губу в раздумье.

– Ты так говоришь, но это правда так? Что, если я просто очень хорошо пахну? Может, это из-за краски? – Я говорю все это, хмуро глядя на свои розовые руки.

– Это не из-за краски.

– Может, из-за запаха Завесы. Меня ведь не должно здесь быть.

– Ты должна быть здесь. В этом я не сомневаюсь. В этот мир тебя привела судьба.

– Но…

– Не сомневайся. Ламашту сразу чувствуют свою пару, а я почувствовал тебя. Многие из моих сородичей так и не смогли найти свою половинку. Неважно, кто ты. Ты моя.

Я улыбаюсь.

– Хорошо.

Он чмокает меня в макушку, а затем мы оба встаем.

– Итак, Дуру приготовила для тебя отдельную ванну, чтобы ты сегодня подкрасила кожу. Ее скоро доставят.

– Хорошо, это, наверное, хорошо. Цвет немного потускнел.

– Я могу пойти к знакомому стражу и узнать, получится ли еще раз повидаться с генфинами, или просто постою снаружи, пока ты принимаешь ванну, если тебе так будет спокойнее.

– Нет, иди. Я бы хотела снова увидеть парней, если получится.

Раздается стук в дверь, и Окот идет открывать. Двое мальчиков-слуг вносят деревянную лохань, а за ними следом заходят еще полдюжины с ведрами горячей воды. Мне жаль, что им пришлось тащить все сюда. Наверное, им было тяжело.

Окот дает мальчикам несколько монет, а затем закрывает дверь. Он выливает в ванну краситель и снова целует меня в макушку. Кажется, ему нравится так делать.

– Я скоро вернусь. Не открывай дверь никому, кроме Дуру или меня, и не выходи на улицу одна.

– Я буду осторожна, – обещаю я, глядя на исходящую паром воду. Выглядит божественно.

Когда Окот уходит, я захлопываю за ним дверь и раздеваюсь донага. Захожу в ванну, погружаюсь в воду по макушку и жду, пока краска впитается в кожу и волосы.

Горячая вода удивительна. Я отмокаю в воде некоторое время, пока кожа не становится насыщенного цвета фуксии. Потом я выхожу и обсыхаю на воздухе, чтобы краска впиталась как следует, а затем принимаюсь распутывать волосы. Затем я одеваюсь и начинаю уже метаться по домику, но наконец возвращается Окот.

Я все понимаю по его выражению лица.

– Мы не можем пойти к ним, – говорю я удрученно.

Он качает головой.

– Мне очень жаль. Стража, которого я знаю, сегодня не было, и я не хочу рисковать. Слишком много глаз у принца, а я и так не в фаворе, поскольку являюсь личным стражем принцессы Суры.

Я совершенно разбита, но благодарна ему за попытку.

– Ну, и что нам делать весь остаток ночи? Я слишком устала и не усну.

– Я подумал, что мог бы отвести тебя куда-нибудь, где ты сможешь выпустить крылья.

Мои брови взлетают, а по лицу расплывается улыбка.

– Правда? Ты уверен, что это безопасно?

– Я нашел укромное место. И все будут на празднике. Когда мы поднимемся в воздух, никто не увидит нас в ночном небе.

Предвкушение берет верх над сомнениями.

– О, боги, ты действительно полетишь со мной?

– Я надеялся, что да. Если ты согласна.

– Шутишь? Звучит очень весело! Пойдем.

Я хватаю его за руку и тяну к двери. На самом деле он просто проявляет великодушие, поддаваясь, потому что мы оба знаем, что у меня недостаточно сил, чтобы сдвинуть его с места.

Прежде чем мы доходим до двери, я останавливаюсь, и Окот чуть не натыкается на мою спину.

– Что случилось?

Я оглядываю себя и хмурюсь.

– Мой наряд. Если я высвобожу крылья, то порву платье, а у меня их всего два. Дуру побьет меня щеткой, если я его испорчу.

– Хм. – Окот мысленно оглядывает меня с ног до головы, а затем достает из сумки одну из своих рубашек. – Должно подойти. Когда мы доберемся туда, ты можешь переодеться в это.

– Отлично. Пойдем.

Снаружи мы проходим мимо многочисленных домиков. Некоторые из них больше и красивее других, что говорит о более высоком социальном статусе. Самые дальние дома намного меньше. Не более лачужки. Полагаю, там живут слуги.

Фонари заканчиваются вместе с домиками. Тем не менее Окот, не колеблясь, тянет меня вверх по холму, а затем вниз на другую сторону. Я спотыкаюсь и останавливаюсь, чтобы снять туфли.

– Ненавижу эти штуки, – говорю я, сжимая обувь в одной руке, а Окот берет меня за вторую. Босиком ходить удобнее, но я все равно спотыкаюсь.

После того как я спотыкаюсь в седьмой раз, я раздраженно вздыхаю.

– Я знаю, что с равновесием у меня полный швах, но как, черт возьми, ты не спотыкаешься? Кромешная тьма вокруг.

– Я могу видеть в темноте.

Я поворачиваю к нему голову. Хм. Это все объясняет.

Окот выводит нас через холмы на небольшое поле. Трава такая высокая, что доходит мне до пояса.

– Вот, – говорит он, протягивая мне свою рубашку. – Надень ее задом наперед и выпусти крылья.

Я делаю, как он говорит, зная, что мы находимся достаточно далеко от амфитеатра. Никто не должен меня видеть.

Окот, будучи джентльменом, отворачивается, пока я раздеваюсь и натягиваю рубашку. Услышав, что я оделась, он накрывает мои шарящие по спине руки своими, и я расправляю крылья.

Окот ловко завязывает рубашку, закрепляя рукава между крыльями, и отступает назад.

– Вот так. Как ощущения?

Я поворачиваюсь и немного прыгаю, а затем двигаю крылья.

– Отлично.

Он кивает.

– Готова?

– Да, но учти, я не очень хорошо летаю. И быстро устаю.

– Ничего страшного. Остановись, когда захочешь.

Я киваю.

– Примешь форму быка?

Я не вижу выражения его лица, но улыбаюсь, слыша грудной смех.

– Да.

Секунду я смотрю на его крупную фигуру, а в следующую он уже превращается в огромного крылатого быка. Я потираю рукой его нос, затем отступаю назад и поворачиваюсь.

Оглянувшись через плечо, я ухмыляюсь.

– Поймай меня, если сможешь.

Я поднимаюсь в воздух, мои крылья с красными перьями расправляются во всю ширь. Они несут меня вверх, вверх и вверх, и вот я уже не просто под темным ночным небом, а в нем. Я поднимаюсь выше, чем когда-либо прежде, и Окот летит за мной по пятам. Я слышу его веселое пофыркивание, когда он оказывается так близко, что я чувствую горячее дыхание на своих лодыжках.

В тот момент, когда он пытается меня обогнать, я делаю финт вправо, а затем снова взмываю ввысь, прямо через центр облака.

Я вылетаю с другой стороны, прохладный туман окутывает тело, и я радостно смеюсь. Нос Окота касается моих ног, и я издаю возбужденный вопль, направляясь к другому облаку.

Когда я оказываюсь и за ним, капли росы покрывают мои волосы и лицо, а Окот догоняет меня, его огромный мокрый нос утыкается мне в ногу, и он дышит, прижимаясь к моей коже.

– Ладно, ладно. Ты победил, – смеюсь я. Я знаю, что он, вероятно, позволил мне опережать его, но, несмотря на это, игра взбодрила меня, и это именно то, что мне было нужно.

На такой высоте, пока луна скрыта за облаками, звезды представляют собой невероятное зрелище. Они повсюду. Их тысячи. Мерцают на фоне темного полотна, как кристаллы.

Я не могу не восхищаться ими. Я лечу бок о бок с Окотом и лучезарно ему улыбаюсь, потому что никогда еще не чувствовала себя настолько живой. Ветер в лицо, воздух в крыльях, и все это на самом прекрасном фоне – этого достаточно, чтобы отогреть мою душу после десятилетий одиночества.

Но как бы мне ни было хорошо, летать не так-то просто, спина и крылья быстро устают и начинают болеть. Несмотря на то, что Окот в этой форме не может разговаривать, он как-то понимает, что я устала, потому что уже в следующее мгновение его огромное тело оказывается под моим.