Текст книги "Ильязд в портретах и зарисовках"

I. Футуристические годы. 1912–1921

М. ЛЕ-ДАНТЮ

К. ЗДАНЕВИЧ

Н. ПИРОСМАНИ

З. ВАЛИШЕВСКИЙ

М. ЧИАУРЕЛИ

И.ТЕРЕНТЬЕВ

Н. ГОНЧАРОВА

1916

«Футуристические годы» Ильязда охватывают одно десятилетие, которое можно разделить на два этапа. Первый, с зимы 1911–1912 годов и до мая 1917 года, приходится на петербургский период жизни и творчества поэта. Приехав в столицу, чтобы изучать право, молодой Илья завязывает знакомство с художниками – друзьями его брата Кирилла – и в первую очередь с Михаилом Ле-Дантю, который в дальнейшем запечатлеет Ильязда на нескольких портретах. Зданевич будет относиться к Ле-Дантю с безграничным восхищением, считая его «самым зрячим художником своего времени»[3]3
  См.: Зданевич И. Юность. Встреча с Ледантю // Нико Пиросмани. Семейный кутёж. М.: Галерея «Проун», 2008. С. 72.


[Закрыть], и в 1923 году посвятит ему знаменитую драму «лидантЮ фАрам». Ле-Дантю и братья Зданевичи работают совместно с Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, и из их неопримитивизма развивается теория всёчества. Именно тогда они открывают творчество Пиросмани, и тот в 1913 году пишет портрет Ильи. Зданевич уезжает из Петербурга – Петрограда 1 мая 1917 года. После недолгого переходного периода, сыгравшего важную роль в интеллектуальном становлении будущего Ильязда (путешествие в грузинские районы Турции с экспедицией под руководством Э.С. Такаишвили; с ней связано появление карикатуры Михаила Чиаурели), осенью того же года Зданевич возвращается в Тифлис, где начинается второй период его «футуристической» деятельности. Это – яркие страницы деятельности группы «41°», это – Илья Зданевич на рисунках Игоря Терентьева, на карикатурах Зиги Валишевского, на портретах Кирилла Зданевича. Спустя три года поэт уезжает из Тифлиса в Париж, куда добирается лишь в ноябре 1921 года, проведя год в Константинополе в ожидании визы. Очевидно, как раз тогда, в конце 1921 или в начале 1922 года, Н. Гончарова нарисует его в образе футуристического ангела. Этот портрет своим торжественным органным звучанием словно завершает первое блистательное десятилетие в творческой судьбе Зданевича.

Ле-Дантю Михаил Васильевич

(Чижово, 1891 – Проскуров, 1917)

Портрет Ильи Зданевича

[1912], бумага, акварель, 10,5 х 16,7[4]4
  Здесь и далее размеры работ указаны в сантиметрах.


[Закрыть]

Государственный центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина, Москва (№ 264421-267/34).

Этот эскиз из альбома, хранящегося в фонде В. Татлина в музее им. А.А. Бахрушина, введён в научный оборот не так давно. Искусствовед Анатолий Стригалёв, идентифицировавший этот альбом как принадлежащий Ле-Дантю, полагал, что на рисунке изображён Илья Зданевич[5]5
  См.: Стригалёв А.А. Кем, когда и как была открыта живопись Н.А. Пиросманашвили // Панорама искусств. М.: Сов. художник, 1989. Вып. 12. С. 325–327.


[Закрыть], и эта гипотеза представляется мне весьма правдоподобной. Фигура нарисована до пояса: поэт лежит, закинув за голову руки, его ложе покрыто тканью с традиционными кавказскими узорами. Особенно заметны изгибы, намекающие на объём, который, не имея, казалось бы, изобразительной ценности, всё же наполняет рисунок – притом без какого-либо участия цвета – поистине восточным теплом и негой, сильно контрастирующими со строгостью следующего портрета. В этом альбоме есть ещё один портрет, который здесь также воспроизводится (изображение головы). Стригалёв допускал, что и он может изображать молодого Зданевича. Вот что он написал мне 20 августа 1995 года: «Это изображение молодого человека в профиль с чем-то вроде горной шляпы на голове тоже может быть – и только «может быть» (то есть, на мой взгляд, это предположение допустимо) – портретом Ильязда (впрочем, совершенно не исключено, что это – портрет какого-нибудь его приятеля из тифлисской или боржомской компании). Предоставляю этот рисунок Вам на рассмотрение».

Действительно, здесь черты Ильи Зданевича едва опознаются, однако следует отметить, что существует фотография того же периода (август 1912 г.), на которой будущий Ильязд запечатлён в очень похожей позе: он точно так же стоит в профиль к зрителю, склонив голову над книгой с репродукцией Джоконды.

Как бы то ни было, восточные элементы этой тетради позволяют провести достаточно точную датировку рисунков. В марте 1912 года Ле-Дантю и Кирилл Зданевич уезжают из Петербурга в Москву для монтажа и открытия выставки «Ослиный хвост». Оттуда они едут в Тифлис, где Ле-Дантю начинает интересоваться кавказским искусством и персидскими миниатюрами из собрания проживавшего в Тифлисе персидского принца Ардашира и впервые видит клеёнчатые полотна, расписанные Пиросмани. В конце мая Илья Зданевич присоединяется к своему брату и Ле-Дантю, последний же, прожив два месяца в доме семьи Зданевичей, начинает снимать мастерскую в городе. Летом Ле-Дантю и Илья отправляются в путешествие по Грузии. В обзоре биографии художника вдова Ле-Дантю литератор и композитор Ольга Лешкова упоминает «много рисунков (Кавказский альбом)», указывая на то, что «Кавказ дал большой цикл вещей обобщённо-плоскостного стиля»[6]6
  См.: [Лешкова О.И.]. Биографический очерк. С. 2. Машинопись. Архив Ильязда, Франция.


[Закрыть]. Мне кажется возможным предположить, что альбом из музея Бахрушина и есть этот «кавказский альбом» лета 1912 года.

Август 1912

Портрет Ильи Зданевича

[1912–1913], холст, масло

Ранее – в собрании Д. Алании, Тбилиси

Выставки: «Кирилл Зданевич, Илья Зданевич», Государственный музей искусств, Тбилиси (1989), далее – Тб

В процитированном выше тексте Ольга Лешкова добавляет к комментарию кавказского альбома Ле-Дантю, что «последние работы этого периода – переход к орнаментальной композиции, в частности, симметричной»[7]7
  См. там же.


[Закрыть]. Представленный здесь портрет весьма характерен для этого орнаментального и симметрического периода. Зданевич изображён в профиль, на шее – галстук, руки сомкнуты, а строгость позы, особенно заметная по сравнению с расслабленностью фигуры на предыдущем рисунке, усиливается за счёт сдержанной палитры и чёткого разделения поверхности картины на зоны. Пожалуй, единственное напоминание о Востоке – это сдвоенный орнамент, расположенный над головой: нечто среднее между нимбом, рогами изобилия, свитками и ярмом, обрамляющее фигуру как театральный занавес или средневековая стрельчатая арка.

Лучшие из работ этого времени, создававшиеся художником во второй половине 1912 и в начале следующего года, в том числе и портрет Зданевича, были показаны в марте 1913 года на выставке «Мишень» в Москве. В дальнейшем полотно находилось у художницы В. Ермолаевой в Петербурге, откуда его перевёз в Тифлис Кирилл Зданевич. Об этом О. Лешкова сообщает в письме к Ильязду (Ленинград, 17 января 1927 г.): «У Веры Михайловны Ермолаевой остались две вещи [Пиросмани] <…>. Эти две вещи увёз два года тому назад в Тифлис Ваш брат. Он же взял у Веры Мих. Ваш портрет работы Мих. Вас. [Ле-Дантю]»[8]8
  См.: Письма О.И. Пешковой к И.М. Зданевичу / Предисл., публ. и примеч. М. Марцадури // Русский литературный авангард: Материалы и исследования / Под ред. М. Марцадури, Д. Рицци и М. Евзлина. Тренто: Департамент истории европейской цивилизации университета Тренто, 1990. С. 83.


[Закрыть]. На выставке «Кирилл Зданевич, Илья Зданевич», проходившей в Тбилиси в 1989 году, это полотно было ошибочно обозначено как произведение Кирилла Зданевича 1910 года. Чтобы убедиться в авторстве Ле-Дантю, достаточно лишь провести сравнительный стилистический анализ работ К. Зданевича и Ле-Дантю. Позднее атрибуция была подтверждена в ходе сопоставления картины с несколькими карандашными эскизами к ней, хранящимися в архиве Ле-Дантю в РГАЛИ (ф. 792, оп. 3, ед. хр. 6, л. 1, 1об., 3, 4), один из которых (31 X 22,2) здесь впервые воспроизводится.

Два портрета Ильи Зданевича

[1913], бумага, графитный карандаш, 22 X 16,5 и 23 X 16,5

Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), Москва (ф. 792, оп. 3, ед. хр. 15, л. 44, 45)

Второй портрет воспроизводится впервые

Эти два портрета находятся в фонде Ле-Дантю в РГАЛИ среди материалов, связанных с подготовкой и изданием журнала «Бескровное убийство» (1915–1916). Однако ни образно, ни стилистически они не связаны с рисунками, помещавшимися в журнале, а были, скорее всего, чисто механически соединены с его материалами – видимо, во время передачи их в архив. Они примыкают к небольшой группе портретов (Н. Гончаровой, М. Ларионова, самого Ле-Дантю), исполненных в той же карандашной технике и, как представляется, одновременно с портретными набросками Зданевича. Принятая в архиве датировка рисунков годами издания журнала ошибочна, хотя бы потому, что Ларионов и Гончарова уже в мае 1915 года покинули Россию. Характерная примитивистская манера их исполнения указывает на более раннюю дату: так, лицо-маска на первом наброске Зданевича, заставляющая вспомнить образы Пикассо, имеет сходство с рядом живописных портретов Ле-Дантю («Портрет актера» и «Портрет М. Фаббри»), исполненных в 1913 году. Возможно, художник сделал эти работы во время вернисажа или на одной из лекций о всёчестве, скажем, на самой первой, состоявшейся после закрытия выставки Н. Гончаровой 5 ноября 1913 года. На «торжественность» события указывает официальная одежда персонажей: Зданевич изображён в пиджаке и галстуке, Ларионов – с бабочкой, на Гончаровой – парадное платье с пелериной.

Фу-турист Зданевич

[1916], бумага, чернила, 35,5 X 22

Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), Москва (ф. 792, оп. 3, ед. хр. 15, л. 52)

Этот портрет, впервые обнаруженный итальянским исследователем Марцио Марцадури в фонде Ле-Дантю в РГАЛИ, представляет собой иллюстрацию для невышедшего «кавказского» номера гектографированного журнала «Бескровное убийство», который предполагалось посвятить поездке Зданевича в Грузию летом 1916 года и его восхождению на вершину горы Тбилисис-Цвери[9]9
  Своё восхождение Зданевич описал в статье, опубликованной в «Известиях Кавказского отдела Русского географического общества» (1917, № 2–3).


[Закрыть].

Давшая название портрету надпись в рамке в нижней части картины – игра слов, сочетающая в себе слово «футурист» и «турист». Этот рисунок, на котором Зданевич в армяке и с пастушьим посохом спускается с гор, выполнен в традиционном стиле кавказской пасторали. Не лишённая динамики композиция картины перекликается с образцами русской народной графики (лубком), сходство с которой ещё больше усиливает текст, написанный заглавными буквами на небе. В первых строчках можно разобрать несколько слов: «газета Кавказ или Речь / проводники явились / сильно…». Названия газет – намёки на статьи, которые Зданевич в 19141916 годах не раз посылал для публикации в этих газетах, обращая внимание то на искусство Пиросмани, то на ужасное положение народов Лазистана во время войны. Тщательно прорисованные рога баранов, прижимающихся к ногам Ильи, напоминают декоративный орнамент на большом портрете Зданевича кисти Ле-Дантю и, вероятно, свидетельствуют об особом значении, которое приобрёл – пожалуй, уже тогда – этот символ для будущего Ильязда (ср. с мотивом раковин аммонитов, символизирующим временную спираль на обложке его романа «Восхищение»). К тому же поразительно, что работа Ле-Дантю не только анекдотична. Она оказывается визионерской, подлинно футуристической, угадывающей и его странствия (по горам Турции, Испании, южной Франции, как правило, пешком), и его образ в старости. Известно, что в 1960-1970-е годы Ильязд вновь наденет армяк и возьмёт в руку посох, шествуя по улицам Латинского квартала Парижа со «стадом» своих кошек.

Зданевич Кирилл Михайлович

(Тифлис, 1892 – Тбилиси, 1969)

Илья Зданевич

[Ок. 1912], бумага, карандаш, 27 X 21

Внизу: Илья Зданевич

На оборотной стороне – портрет З. Валишевского

Собрание П.С. Навашина, Москва

Портрет сохранился в семье наследников первой жены Кирилла Зданевича Валерии Валишевской. После развода с ним она была замужем сначала за известным биологом М.С. Навашиным, а затем за писателем Константином Паустовским. Портрет был нарисован, вероятно, в 1912 году. На это указывает причёска Ильи, почти полностью закрывающая лоб и разделённая пробором посередине. Именно её мы видим на известной фотографии 1912 года, где Илья стоит рядом с матерью, читающей журнал. Уже на фотографиях 1913 года причёска другая: пробор разделяет её с левой стороны. Посадка головы, улыбка, тщательно нарисованные ресницы – всё это выявляет в облике и повадках Ильи нечто женственное. Илья здесь уже не тот ребёнок, которого одевали как девочку, о чём он сам упоминает в своём знаменитом докладе «Илиазда» (1922)[10]10
  См.: Зданевич И. Философия футуриста: Романы и заумные драмы. С приложением доклада И. Зданевича «Илиазда» и «Жития Ильи Зданевича» И. Терентьева / Предисл.
  Р. Гейро, подг. текста и коммент. Р. Гейро и С. Кудрявцева, сост. и общ. ред. С. Кудрявцева. М.: Гилея, 2008. С. 691.


[Закрыть], перед нами, скорее, едва переступивший порог отрочества молодой человек, ещё сохраняющий определённую долю амбивалентности, о которой как раз говорится в его драмах цикла «аслааблИчья».

С матерью. Тифлис, 1912

Портрет Ильи Зданевича

[Середина 1910-х], холст, масло, 53,5 х 48,5

Собрание Нины и Никиты Лобановых-Ростовских, Лондон

О происхождении этого портрета, впервые появившегося в 1989 году на британском аукционе, практически ничего неизвестно[11]11
  См.: Imperial and Post-Revolutionary Russian Art. L., Christie's, 5 October, 1989, lot 414.


[Закрыть]. Однако можно с определённостью сказать, что это – портрет молодого Ильи Зданевича: он изображён в профиль, рука подпирает подбородок, а под рукой угадывается спинка стула. Стрижка точь-в-точь такая же, как на фотографиях 1913–1915 годов. Из-за весьма традиционной фактуры, особенно заметной в рельефе плеч и лица, картина напоминает академический этюд, который мог исполнить старший брат Ильи. Однако из-за отсутствия дополнительной информации и недостатка сравнительного материала версию об авторстве Кирилла Зданевича следует рассматривать лишь как допустимую гипотезу. Сказанное касается и предположения о том, что автором портрета мог быть Валишевский, которое высказано в каталоге коллекции Лобановых-Ростовских[12]12
  См.: Bowlt J., Lobanov-Rostovsky Nina and Nikita. Encyclopedia of Russian Stage Design. 1880–1930. V. 2. N.-Y.: Antique Collectors’ Club, 2013. № 1183.


[Закрыть]. В то же время предложенная авторами каталога датировка портрета 1919 годом мне кажется несколько завышенной.

Портрет Ильи Зданевича

[Ок. 1918–1920], бумага, карандаш, 14,5 х 9

Частное собрание, Нью-Йорк

Выставки: “Kirill Zdanevitch and cubo-futurism”, галерея “Rachel Adler”, Нью-Йорк (1987)

Рисунок, представленный на выставке в нью-йоркской галерее Рейчел Адлер под названием “Head of a Man” («Голова мужчины», кат. № 8), – по всей вероятности, портрет младшего брата Кирилла Зданевича. Это – первый портрет из серии, нарисованной на бумаге из одного блокнота, которую можно узнать по двум отверстиям от скрепок у верхнего края. На других рисунках из этого цикла изображены различные персонажи: как мужчины (рисунок под № 3 в каталоге, ошибочно обозначенный как портрет Ларионова, и др.), так и женщины. Однако именно эту работу, на которой мы узнаём младшего брата художника, отличает от прочих особенное усердие исполнения: аккуратно очерченный рельеф лица, прямые, смягчённые изгибами линии носа, светлые, чуть удлинённые глаза и тонкие губы. Из всех карандашных портретов, представленных в каталоге выставки, этот проработан тщательнее, чем все остальные. Вероятно, он был нарисован в 1918–1920 годы, до путешествия художника в Париж через Батуми, Константинополь и Рим, то есть в кульминационный период деятельности группы футуристов-заумников «41°», в которую входили Илья и Кирилл Зданевичи, Алексей Кручёных, Игорь Терентьев и Колау Чернявский.

Виньетки для «Рекорда нежности» И. Терентьева (Тифлис, 1919)

Оригиналы утрачены

Из десяти виньеток, которые нарисовал Кирилл Зданевич для «Рекорда нежности», «жития» Ильи Зданевича, написанного Игорем Терентьевым и опубликованного под издательской маркой «41°» в Тифлисе в 1919 году, особый интерес, на наш взгляд, представляют две – с силуэтом Ильи Зданевича.

Первая из двух виньеток, фигурирующая под названием «Речь в Кисловодске», иллюстрирует следующие строки книги Терентьева: «Общие знакомые передают анекдоты о “Школе Поцелуев”, открытой будто бы Ильёй где-то на севере, говорят о блестящей речи, произнесённой им в Кисловодске»[13]13
  См.: Терентьев И. Рекорд нежности. Тифлис: 41°, 1919. С. 3–4.


[Закрыть]. Предположительно, упомянутый здесь мифический эпизод произошёл в детские годы Ильи, и текст, стало быть, отсылает к семейным воспоминаниям, но при этом в них вплетаются совершенно реальные случаи со скандальными лекциями, которые в 1913 году поэты-авангардисты организовывали по всей России. Одно из таких мероприятий и послужило сюжетом для иллюстрации. Лектор-Илья стоит на трибуне: он произносит пламенную речь, и его слова буквально сражают публику наповал.

На второй иллюстрации Илья Зданевич, которого можно узнать по цилиндру, изображён в виде «ангела небольшого роста» (так называется виньетка), летящего над городом. И здесь впервые в цикле портретов Ильязда появляется ангельская тематика.

Пиросмани (Пиросманашвили) Нико (Николай Асланович)

(Мирзаани, 1862 – Тифлис, 1918)

Портрет Ильи Зданевича

[1913], картон, масло, 150 X 120

Собрание В.М. Шустера, Санкт-Петербург

Список выставок см.: Niko Pirosmani. 1862–1918. P: Cercle d’Art; Leningrad: Aurora, 1983. С. 301

Обстоятельства встречи Нико Пиросмани и Ильи Зданевича сегодня хорошо известны[14]14
  См.: Стригалёв А.А. Кем, когда и как была открыта живопись Н.А. Пиросманашвили. С. 309–311.


[Закрыть]. Творчество Пиросмани стало для молодых последователей Ларионова, каковыми были братья Зданевичи и Михаил Ле-Дантю, неопровержимым доказательством истинности их неопримитивистских и всёческих теорий. Его работы обнаружил Ле-Дантю летом 1912 года, и лишь в январе следующего года, обойдя множество тифлисских харчевен, будущий Ильязд, так сказать, «случайно столкнулся» с Пиросмани, бывшим, по его собственным словам, героем «снов моих и мечты в течение долгих месяцев»[15]15
  См.: Зданевич И. Первая встреча с Пиросманишвили // Нико Пиросмани. Семейный кутёж. С. 68.


[Закрыть]. Как свидетельствуют заметки в «чёрной тетради», в которую молодой Илья записывал всё, что касалось грузинского художника, Пиросмани начал работу над его портретом в воскресенье 27 января (по старому стилю) / 9 февраля (по новому стилю) 1913 года. Сеансы позирования (хотя изначально Пиросмани собирался писать портрет Ильи по фотографии) продолжились до 31 января / 13 февраля. Одновременно с портретом Пиросмани выполнял другой заказ Ильи – нарисовал «Оленя»; за обе картины он получил девять рублей. «Олень» был закончен 29 января / 11 февраля, а портрет – 1/14 февраля. Во время позирования Илья старался собрать как можно больше сведений о биографии художника.

На портрете Илья предстаёт в форме гимназиста, которая в этом, 1913 году являлась неотъемлемой частью его образа, поскольку именно в такой одежде он регулярно выступал на петербургских и московских сценах, излагая кредо футуристов. По замыслу Пиросмани, на картине Ильязд должен был стоять, опираясь рукой на пень, и поэт эту идею поддержал, хотя все его знакомые считали, что в качестве опоры вместо пня лучше смотрелся бы стол. Невзирая на то что Зданевич на портрете держится довольно скованно, Пиросмани остался им доволен, полагая, что добился сходства.

Портрет и «Олень» (Тбилиси, Национальный музей Грузии; CNP № 1), а также другие три работы художника были представлены на выставке «Мишень», организованной группой Ларионова и Гончаровой в Москве в марте 1913 года. Нашёл ли тогда портрет И. Зданевича своего покупателя? По крайней мере этой работы нет в перечне коллекции Ильязда, составленном Валентиной Зданевич в 1925 году. Известно, что позже картина хранилась в собрании Т. Александровой и И. Попова (Москва), а затем попала в коллекцию ленинградского искусствоведа и режиссёра Соломона Шустера.

Валишевский Зигмунт (Зига)

(Санкт-Петербург, 1897 – Краков, 1936)

Илья (портрет И. Зданевича ребёнком)

1914, бумага, акварель, 21,5 х 13,2

Внизу: Илья, в правом нижнем углу: Зига 914.

Собрание П.С. Навашина, Москва

Польский живописец Зигмунт Валишевский приехал в Тифлис с родителями ещё в детстве, в 1907 году. Его семья и семья Зданевичей общались, и Зига был особенно связан с Кириллом Зданевичем, который в 1915 году женился на его сестре Валерии. Оба молодых человека посещали курсы рисунка и живописи под руководством В.И. Склифосовского и Б.А. Фогеля в 1-й мужской гимназии и в Школе живописи и скульптуры при Кавказском обществе поощрения изящных искусств. В Тифлисе Валишевский жил вплоть до 1920 года, принимая участие в бурной художественной жизни города, затем до конца двадцатых годов работал в Париже, а впоследствии переехал в Краков, где к нему и пришла известность. В книге воспоминаний о Тифлисе «Бросок на юг» К. Паустовский описывает Зигу как современного Делакруа[16]16
  См.: Паустовский К. Собрание сочинений. М.: Терра, 2002. Т. 6. С. 364.


[Закрыть]. В 1927 году Валишевскому ампутировали обе ноги из-за осложнений, вызванных заболеванием артериальной системы, но он продолжил рисовать всё в той же яркой и лёгкой манере, ставшей источником вдохновения для молодых польских живописцев.

Этот портрет хранится вместе с портретом малолетнего Кирилла Зданевича, написанным Валишевским в той же технике, на такой же бумаге и имеющем те же размеры. Портреты были нарисованы, по всей вероятности, одновременно.

В 1914 году Илье было 20 лет, Кириллу 22 года, а Зиге – 17 или, скорее всего, 16 лет (он родился 1 декабря). Портреты-шаржи своих друзей в облике младенцев Валишевский исполнил, видимо, в качестве шутки, возможно, используя их детские фотографии. Изображение Ильи в одежде девочки, с накрашенными губами, держащего женскую туфлю, перекликается с автобиографическим рассказом будущего Ильязда из его доклада «Илиазда». Нельзя не заметить здесь и иронического намёка на известный доклад «О футуризме» (23 апреля 1913 г.), в котором Зданевич объявляет символом современной красоты обычный башмак, противопоставляя его статуе Венеры Милосской (эта тема впоследствии была им развита в докладе «Поклонение башмаку», прочитанном в апреле 1914 г.)[17]17
  См.: Зданевич И. Футуризм и всёчество. 1912–1914 / Сост., подг. текстов и коммент. Е.В. Баснер, А.В. Крусанова, Г.А. Марушиной, общ. ред. А.В. Крусанова. В 2-х т. М.: Гилея, 2014. Т. 1. С. 61, 170–181.


[Закрыть].

Илья Зданевич выступает перед ослами

1915, бумага, тушь, перо, 22 X 35,5

Внизу слева: Зига 1915 год

Над персонажами, слева направо, указаны их фамилии:

М. Ларионовъ, И. Зданевичъ, [С.] Маковскiй, [И.] Билибинъ, [А.] Бенуа, [И.] Репинъ, [К.] Лемох, [Е.] Нагродская, [С.] Судейкинъ, [Ф. Т] Маринетти, Л. Бакстъ. Из уст Зданевича вытекают слова: Милостивые госуд[арыни] и милостивые госуд[ари]

Государственный Русский музей, СПб. (ОР ГРМ, ф. 177, ед. хр. 176, л. 1)

Рисунок из собрания ГРМ помимо подписи также содержит указание на дату – 1915 год. Как раз в этом году сестра Валишевского выходит замуж за Кирилла Зданевича. Зданевичи и Валишевские были знакомы уже давно, поэтому неудивительно, что в рисунке оказывается отражённым основной вид деятельности Ильи в Петербурге в 19131914 годах – чтение лекций по теории футуризма и всёчества. Образы слушателей метафорически передают изображения ослов: несмотря на большие уши, эти животные не желают ничего слышать.

Под сатирическим пером Валишевского в обличье ослов, интеллектуально глухих к проповедям Зданевича, выведены различные официально признанные представители «мира искусства» – и маститый Репин, и члены одноименного объединения во главе с А. Бенуа, и писательница популярных романов Е. Нагродская, и даже, как ни странно, старый академик и придворный художник К. Лемох, умерший еще в 1910 г. Небезынтересно заметить, что среди ослов находится и Сергей Судейкин, который будет одним из близких друзей Ильязда в первые парижские годы его жизни. Более неожиданным, однако, оказывается среди этого собрания «консерваторов» присутствие итальянского футуриста Ф. Т. Маринетти под видом усатого осла, и особенно изображение Михаила Ларионова в облике осла-официанта, уносящего поднос. Если укол в адрес Маринетти может быть объяснён установкой «всёчества» на превосходство над классическим футуризмом, то шарж на Ларионова показывает, пожалуй, каким было настоящее мнение молодых «всёков» Зданевича и Ле-Дантю по отношению к лидеру их группы. Они, несомненно, тяготились диктатом Ларионова, и изображая его в комическом облике слуги, Валишевский словно намекает, что «ученики» прекрасно понимали, что именно они дали «учителю» теоретическое обоснование его живописной практики.

С рисунком из ГРМ тесно связан набросок, находящийся в частном собрании. Он известен уже давно и сначала был воспроизведён в каталоге выставки Ильязда в Национальном музее современного искусства Центра им. Ж. Помпиду в 1978 году. Там он указан как анонимная карикатура и датирован «около 1919 г.». Впоследствии мне удалось установить авторство Валишевского, сравнив его с подписными работами художника. Открытие «полного» варианта в архиве ГРМ, впервые воспроизведённого в двухтомном издании «Футуризм и всёчество» (М.: Гилея, 2014), окончательно подтверждает авторство и наброска из частного собрания.

Основной композиционный ход в наброске только намечен, но фигура Зданевича-трибуна основательно проработана и потому практически без изменений перенесена в «полный» вариант. А вот «состав» слушателей в наброске ещё разработан не был. В зале мы видим лишь двух, да и то, кажется, дремлющих ослов. Стоит также вспомнить, что осёл – это основной, хоть и не явный персонаж цикла пьес Зданевича под общим названием «аслааблИчья», то есть «Обличья осла». Вторая из этих драм, «асЁл напракАт», была поставлена в Тифлисе в 1918 году и вызвала неоднозначные реакции: от недоумения и гнева у рядового зрителя до признания в кругу соратников.

Портрет Ильи Зданевича

[Середина – вторая половина 1910-х], бумага, синие чернила, 26,9 X 20,8

На оборотной стороне – портрет К. Зданевича в цилиндре и с тростью

Собрание П.С. Навашина, Москва

На этом рисунке Илья кажется чуть старше, чем на портрете из того же собрания, нарисованном Кириллом Зданевичем (см. выше). Черты лица уже вполне определились, и художник стремится не столько зарисовать, сколько «вылепить» своеобразную форму головы с резко выдающимся вперёд и сразу привлекающим внимание зрителя носом. Несомненно, его размеры и сама форма гротескно шаржированы. Валишевский, как и большинство художников, рисовавших Зданевича в профиль, не смог устоять перед соблазном преувеличения. В том же собрании находится ещё один выполненный Валишевским профильный портрет Ильи, практически идентичный описываемому (в 2008 г. он был представлен на выставке «Нико Пиросмани. Семейный кутёж» в галерее «Проун» как портрет К. Зданевича). С этим утрированным носом нам придётся ещё несколько раз встретиться и в работах других мастеров (см., например, разные варианты «Трёх митрополитов» И. Терентьева). В такого рода композициях он начинает играть роль своеобразного символа, намекающего на сексуальную активность поэта. Лишь Наталья Гончарова, желая изобразить Зданевича в виде ангела, опустила эту деталь и тактично заменила её изображением солнечных лучей.