Текст книги "Единственная"

XIII.

Пока Ворчун набирал высоту, мы сидели крепко обнявшись.

– Лесли! Я не сплю! Ты жива!

Она не погибла, не лежала в сырой земле, она сидела рядом, сияя, словно восходящее солнце. И привиделась мне не эта встреча, я те долгие месяцы, когда я скорбел о ней в альтернативном мире, решив, что она умерла.

– Без тебя было… – задохнулся я. – Жизнь замерла. Все потеряло значение! – Я дотронулся до ее лица. – Где ты была?

Она засмеялась сквозь слезы.

– Я была с тобой. Когда мы начали тонуть, я видела, как ты нырнул. Я думала, ты ищешь свою куртку, и просто не поверила своим глазам, когда ты достал мое тело из самолета. Я была возле тебя, но ты видел не меня, а мое тело!

Она была рядом!

Мы вместе так много узнали, почему же я внезапно все забыл и принял видимый мир за истинный? Ведь увидев ее мертвой, я сразу сказал НЕТ! Одно слово в момент истины. Почему же я не прислушался к самому себе? Все могло бы быть иначе, если бы я сразу отказался верить в эту ложь!

– Я мог бы тебе помочь, – сказал я, – если бы не позабыл об истине…

Она покачала головой.

Только чудо могло заставить тебя не поверить в то, что ты тогда увидел. А потом тебя окружала стена печали, и я не могла до тебя достучаться. Если бы я поторопилась, я, наверное, успела бы…

– Слабак! Такое испытание, а я позорно провалился!

– Вовсе нет! – она снова обняла меня. – Ты был великолепен! Несмотря ни на что, ты сумел отказаться от видимого мира, завести Ворчуна и вытащить нас оттуда, ты хоть это понял? У тебя получилось!

В мире-где-она-умерла я так быстро начал забывать ее голос, ее лицо, что сейчас я словно заново встретил свою любовь.

– Я хочу тебе столько рассказать! – воскликнула она. – За этот час я…

– Какой час, любимая? Прошли месяцы! Ровно сто дней!

– Нет, Ричи, часа полтора от силы! – она удивленно посмотрела на меня. – Я ушла прямо в разгаре… – Она осеклась и ее глаза блеснули.

– Я видела Ронни! Он совсем не изменился. И Хай, тоже! Он первым ко мне подошел и сказал, что все в порядке, и мы с тобой в любом случае скоро встретимся. А сразу после аварии, появился тот самый чудесный свет, о котором говорится в твоих книгах о загробном мире…

Бывало раньше, когда я уезжал за покупками в город, у нас уходило не меньше часа, чтобы рассказать друг другу все, что за это время произошло. Сколько же времени понадобится сейчас, чтобы поделиться всем тем, что случилось за наше последнее путешествие длиною в три месяца для меня, и в полтора часа для нее?

– Это чудесное место, Ричи! – продолжала она. – Если бы не ты, я бы ни за что не вернулась! – Она на мгновенье задумалась. – Скажи, а ты бы сильно расстроился, если бы знал, что со мной все в порядке, что я счастлива, а рядом люди, которых я люблю?

– Если бы я знал, что ты счастлива, то нет, – ответил я. – Мне так кажется. Я бы представил себе, что… ты переехала, а я присоединюсь к тебе позже. Переехала в наш новый город, знакомишься с его улицами и людьми, пока я доделюваю дела здесь, так мне было бы проще. Но это не очень похоже на переезд! Мы не можем друг другу ни писать, ни звонить, не можем дать о себе знать!

– Если бы не твоя печаль, – возразила она, – мы могли бы общаться. Во время медитации, или во сне, но ты захлебнулся в своем горе…

– Если это случится вновь, я уж не забуду. Я буду помнить, что ты рядом, и ты тоже помни об этом!

Она кивнула.

– Там можно многому научиться, а сколько там загадок! Ронни умер тридцать лет назад. Почему же он все еще ждал меня? Ведь у человека много жизней, почему же он не отправился в новое… воплощение?

– Он отправился, да и мы тоже, – сказал я. – Посмотри вниз. – Под нами расстилалась бескрайняя картина мира. – И все эти жизни, загробные миры и новые воплощения существуют одновременно. Разве ты в это еще не поверила? Разве по-твоему это не так?

– Я уже не знаю, во что я теперь верю, – улыбнулась она.

А я подумал, что там, внизу, должны быть наши двойники, которые так и не смогли встретиться, оставшись в плену иллюзий. Я не стал говорить об этом Лесли, чтобы не омрачать нашей радости.

Мы принялись рассказывать друг другу все, что случилось, пытаясь из кусочков сложить единую картину. И кое-что из этого получилось.

– Все казалось абсолютно реальным! Я не был призраком, не проходил сквозь стены, люди меня видели, узнавали, и наш дом был точно таким, каким мы его оставили. – Я постарался припомнить это место. – Но не совсем. – Я вспомнил то, что не заметил за эти месяцы разлуки. – Это был наш дом, но он чем-то отличался от нашего, а я об этом не задумывался. И машина – там был не наш старый «Крайслер», а «Торранс». Правда, странно?

– Если бы мы не набрались ума, путешествуя по разным мирам, ты так бы и остался там жить, – сказала она. – Если бы мы выросли в том альтернативном мире и не погуляли по десятку других миров, мы так бы и думали, что мир, в котором ездят на каких-то «Торранс» – единственно возможный…Если бы я умерла там, смог бы ты из него вырваться? Смог бы ты не поверить в смерть?

– Что за вопрос! – возмутился я. – Не знаю.

– Ричи, несмотря на все то, что мы узнали, мы едва выбрались!

Она смотрела на раскинувшийся под нами лабиринт.

– Неужели мы оказались в ловушке? Неужели отсюда труднее выбраться, чем победить смерть?

Мы снова были вместе. Самое ужасное из испытаний осталось позади. У нас в голове вертелась одна мысль: до того, как случится что-нибудь еще, мы должны найти дорогу домой.

– Помнишь, что сказала Пай? – спросил я. – Что мы создали эту картину силой своего воображения, но путь домой – это путь духа. Она сказала, что дорогу домой нам укажет надежда.

Задумавшись об этом, я нахмурился. Как же надежда укажет нам путь? Мы надеялись попасть домой, почему же мы все еще здесь?

– Она не говорила о надежде, дорогой, – произнесла Лесли после долгого молчания. – Она говорила о любви. Пай сказала: Дорогу нам укажет любовь!

XIV.

Конечно же, Пай была права – дорога легка, когда тебя ведет за собой любовь.

У тех двоих, что отправились в Лос-Анджелес на конференцию, была своя маленькая планета. Возможно, это был лишь мираж, но это был их мираж, то самое полотно, на котором они рисовали свой рассвет. Они любили свое творение. Вот мы и сосредоточились на этой любви.

– Готов? – спросила Лесли.

Мы взялись за штурвалы. Закрыв глаза,мы представили себе тех двоих, летящих навстречу новым открытиям. Мы любим друг друга,мы любим наш дом, мы летим домой,готовые поделиться тем,что увидели и узнали. Штурвалы сами собой начали двигаться в наших руках, словно Ворчун был живым и знал, куда ему надо лететь.

Вскоре наша летающая лодка снизила скорость и вошла в вираж. Мы открыли глаза.

Под нами среди хитросплетений узора сверкала золотая восьмерка. Точно такую же нарисовала Пай, проложив на песке дорогу из Города Стараха в Город Мира.

– Пай говорила, что можно помочь своим двойникам намеком… – начал я.

– …и очень вовремя! – воскликнула Лесли. – Какая она умница! Как только мы перестали думать о путеводной любви, волшебство исчезло, и мы остались один на один с нашими проблемами. Ворчун снова превратился в послушного слугу, ожидающего новых приказаний. Я повернул штурвал направо, чтобы закончить облет места посадки, сбросил газ и начал снижение. Ветерок поднимал легкую рябь, и казалось, что золотой знак приплясывает от нетерпения.

– Приготовиться к посадке.

Все было очень просто. Снизив скорость до предела, мы, едва касаясь волн,приближались к отметке. Метрах в десяти от нее я выключил млтлр, и Ворчун плюхнулся в воду.

В тот же миг океан исчез, и мы очутились в другом Ворчуне, скользящем над крышами Лос-Анджелеса. Но сидели мы сзади, на месте пассажиров. Мы снова превратились в призраков! А впереди, за штурвалами сидели те, которыми мы были прежде. Он выставлял номер в посадочном радиоответчике. Моя Лесли зажала рот, чтоб не вскрикнуть.

– 4645, – сказал пилот.

– Вот, – сказала его жена. – Ну что бы ты без меня делал?

Нас они не видели.

Рванув ручку нашего невидимого Ворчуна, я почувствовал прикосновение Лесли. Она тоже была испугана. Затаив дыхание, мы видели, как очень медленно Лос-Анджелес затуманился и растаял. Мы вернулись в наш самолет и подняли его в воздух.

В изумлении мы переглянулись и наконец смогли перевести дух.

– Что же зто, Ричи! А я-то думала,что хоть здесь мы не будем призраками!

Мы развернулись, золотой знак был на том же месте.

– Вот знак, но домой мы попасть не можем!

Я обернулся, в надежде найти Пай на месте пассажира. Ведь здесь не требовалось нашей интуиции, достаточно было ее простого совета. Ни Пай, ни подсказки. Золотой знак, словно кодовый замок, закрывал дверь в наш мир, но мы не знали нужного нам кода.

– Все напрасно! – воскликнула Лесли. – Где бы мы ни садились, везде мы – призраки!

– Кроме озера Хейли…

– Там была Пай, – возразила Лесли. – Это не в счет.

– …и аварии.

– Аварии? – переспросила она. – Но в том мире призраком была я! Даже ты меня не видел. – Она замолчала,пытаясь разобраться, что к чему.

Я начал разворот влево, чтобы не потерять знак из виду. Казалось, что он начал потихоньку таять, когда в наши мысли заползла тревога. Всматриваясь в него, я чуть подался вперед.

Он действительно исчезал. Пай,помоги нам! Мы можем найти код слишком поздно. Я начал запоминать рисунок узора в этом месте. Мы не можем его потерять!

– …но там я не была наблюдателем, – продолжала Лесли. – Я думала, что погибла в аварии. Я думала, что я стала настоящим привидением, и так оно и было. Ричи, ты прав, все дело в аварии!

– Мы все здесь – призраки, дорогая, – пробормотал я,заучивая узор. – Это все – лишь мир видимый… – Две полоски влево, шесть вправо, две – почти прямо. Знак продолжал таять, и я не хотел говорить об этом Лесли.

– Мир, в который мы тогда грохнулись, был для тебя вполне реальным, – возразила она. – Ты считал,что уцелел в той аварии и вовсе не был призраком! Это один из параллельных миров, но ты похоронил мое тело, жил в нашем доме, ездил на машине и разговаривал с людьми…

Тут до меня наконец дошло то, о чем она говорила. Я изумленно уставился на нее.

– Чтобы попасть домой, ты хочешь снова разбить самолет? Пай сказала, что все будет очень просто. Она ничего не говорила о том, что придется разбить Ворчуна…

– Нет, не говорила. Но в той аварии что-то кроется… почему же ты не был призраком? Что же в том мире было такого особенного?

– Мы очутились в океане! – воскликнул я. – Мы перестали безучастно наблюдать за событиями с поверхности, а окунулись в них с головой, и стали частью того мира.

Я посмотрел вниз. Золото блеснуло и исчезло.

– Хочешь попробовать?

– Что попробовать? Спрыгнуть в океан с летящего самолета?

Я не сводил глаз с того места, где раньше сверкал путеводный знак.

– Да! Мы начнем снижаться, сбавим скорость, а прямо над самой водой – спрыгнем вниз.

– О, Боже, Ричард, я боюсь! Нет, я не могу!

– Мы снизим скорость до предела, – сказал я. – Чтобы понастоящему вернуться в наш мир,мы должны в него окунуться. Но уж лучше спрыгнуть, чем разбиться… – Я начал заход на посадку.

– Куда ты так смотришь? – спросила она, перехватив мой взгляд.

– Знак исчез. Я не хочу потерять из виду места, где он раньше был.

– Ладно, – согласилась она. – Если надо, я тоже спрыгну. Но ведь мы уже не сможем вернуться в Ворчуна!

Я сглотнул комок, застрявший в горле. Лишь бы не просмотреть место посадки.

– Нам надо отстегнуть привязные ремни,открыть дверцы кабины, встать на подножку и спрыгнуть. Ты справишься?

– Давай отстегнемся и откроем дверцы прямо сейчас.

Когда она открыла дверку кабины, я услышал свист ветра. В горле опять пересохло.

Она наклонилась ко мне и поцеловала.

– К посадке готова. Жду твоей команды.

XV.

Мы напряженно всматривались в приближавшуюся водную гладь.

– Приготовиться, – скомандовал я.

– Как только касаемся воды, открываю дверь и прыгаю, повторила она то, что должна сделать.

– Правильно.

– Не забудь! – сказала она, взявшись за ручку двери.

– И ты тоже, – ответил я, – как бы все это ни выглядело!

Киль Ворчуна коснулся волн.Я закрыл глаза, чтобы видимый мир не морочил мне голову.

ДВЕРЦА.

Я почувствовал, что мы одновременно распахнули дверцы,засвистел ветер.

ПРЫГАЙ!

Я прыгнул и в ту же секунду открыл глаза. Воды под нами не было. Без парашютов мы падали на Лос-Анджелес.

– ЛЕСЛИ!

Ее глаза были закрыты, рев ветра заглушил мои слова. Обман, сказал я себе, обман зрения. И в эту секунду мы словно плюхнулись на гору подушек. Мы очутились в кабине Ворчуна, золотистый свет вспыхнул и угас. Как ни в чем не бывало мы сидели за своими штурвалами.

– Ричи, получилось! – закричала Лесли, бросившись меня обнимать.

– Получилось! Ты – гений!

– Если веришь в успех, все получится, – скромно сказал я, – хотя сам не совсем был в этом уверен. Но, если она так настаивает на гениальности моего решения, подумал я, мне придется с ней согласиться.

– Ладно, ладно, – радостно воскликнула она. – Мы вернулись!

Мы летели курсом 142, стрелка магнитного компаса показывала на юго-восток, навигационные приборы тихонько гудели, шкала радиодальномера светилась, как положено. На заднем сиденьи никого не было. Среди узора улиц и крыш поблескивала только голубая вода плавательных бассейнов.

– Два борта встречным курсом, там и вон там, – сказала Лесли,указывая на два самолета, летящие вдали.

– Вижу.

Мы одновременно посмотрели на радиопередатчик.

– Может, попробуем…

Она кивнула и на всякий случай постучала по деревяшке.

– Вызываю диспетчерскую Лос-Анджелеса, – сказал я в микрофон. – Говорит Сиберд 14 Браво. Вы видите нас на радаре?

– Вы в зоне видимости, встречным курсом 30 на север идет другой борт, расстояние две мили, высота неизвестна.

Диспетчер не спросил, куда мы запропастились на три месяца, исчезнув с его экрана, и не слышал радостных воплей, раздавшихся в кабине Ворчуна.

Лесли дотронулась до моего колена.

– Скажи, что ты видел, когда мы…

– Васильковое небо, океанское дно, расцвеченное узорами. Пай, Жан-Поль, Машара…

– Достаточно, – сказала она и покачала головой. – Значит мне это не приснилось. Все так и было.

Мы летели в аэропорт Санта-Моника, радостные, словно сегодня мы сами сотворили этот мир.

– А что, если все это правда? – спросила Лесли. – Если окружающие нас люди – это частички нашей души, а мы частички их? Как это изменит нашу жизнь?

– Хороший вопрос, – сказал я. Радиодальномер показывал 10 миль до посадки. Я начал снижаться. – Хороший вопрос…

Мы приземлились на широкой посадочной полосе аэродрома Санта-Моника, отрулили самолет на стоянку и выключили мотор. В душе я был готов к тому, что как только пропеллер остановится, мир опять куда-нибудь исчезнет, но этого не произошло. Все осталось без изменений: десятки самолетов, замерших вокруг, воздух, пропитанный морем и солнцем, гул автомобилей, доносившийся с бульвара Сентинела.

Я помог жене спрыгнуть на землю. Затаив дыхание, мы стояли на поверхности наше родной планеты в нашем родном времени. Мы обнялись.

– Правда, здорово? – прошептал я ей на ухо.

Она посмотрела мне в глаза и кивнула.

Я достал из багажника нажи чемоданы. Мы зачехлили кабину и собрались идти.

На другом конце стоянки паренек,наводивший глянец на один из самолетов, бросил свое занятие, уселся в заправщик и подкатил к нам.

Лет ему было столько же,сколько и мне, когда я начинал работать на аэродроме, да и кожанка на нем была точно такая же,только над его левым нагрудным карманом было вышито имя: ДЭЙВ. И я подумал, что мне легко увидеть себя в этом пареньке. Мы многое могли бы рассказать ему о его уже исполнившемся будущем, о приключениях, поджидающих встречи с ним. Делай свой выбор, парнишка!

– Добрый день, ребята, – поздоровался он. – Добро пожаловать в Санта-Монику. Бензинчику не желаете?

Мы рассмеялись. Как странно, что теперь Ворчуна снова придется заправлять.

– Не откажемся, – ответил я. – Полет был долгим.

– И где же вы были? Я вопросительно посмотрел на жену, но она не захотела помочь мне с ответом, желая услышать, что я скажу.

– Да так, немножко прогулялись, – небрежно произнес я.

Дэйв начал заполнять бак.

– Я еще не летал на таком гидросамолете, – заявил он,но слыхал, что они могут сесть где угодно. Правда?

– Что правда, то правда, – подтвердил. – Этот самолет отвезет тебя, куда твоей душе угодно.

XVI.

И только по дороге в гостиницу мы наконец решились все обсудить.

– Ну, ладно, – начала Лесли, стремительно ведя взятый напрокат автомобиль по автостраде Санта-Моника. – Будем мы об этом рассказывать или нет?

– На конференции?

– Вообще.

– А что мы скажем? Пока мы летели на вашу конференцию, мы влипли в занятную историю: три месяца мы мыкались по измерению, где нет ни пространства ни времени и только изредка появляется нечто на них похожее и там мы узнали что каждый человек – это некая частица любого другого человека потому что во всей вселенной только одно единственное сознание и кстати будущее – это штука очень субьективная и делая выбор для самого себя мы выбираем то что случится со всем нашим миром спасибо за внимание и есть ли у вас вопросы?

Она рассмеялась.

– Как только в этой стране хоть десяток человек признают, что человек живет не один только раз, тут-то выступим мы и скажем «нет», у каждого на выбор бесконечное множество жизней, и все они происходят одновременно! Нет, лучше с этим не связываться. Будем держать свои знания при себе.

– Но это не новость, – сказал я. – Помнишь, что сказал Альберт Эйнштейн? Для нас, верующих физиков, разница между прошлым, настоящим и будущим – лишь иллюзия, хоть от нее и трудно отказаться.

– Это сказал Эйнштейн?

– И это еше не все! Если хочешь услышать нечто невероятное, спроси физика. Свет изгибается; пространство скручивается; часы на ракете идут медленнее, чем часы на Земле; из одной расщепленной частицы образуются две такого же размера… Мы вовсе не открываем глаза миру. Каждый, кто знаком с квантовой механикой, кто когда-нибудь играл с кошкой Шредингера…

– И сколько же любителей шредингерских кошечек ты знаешь? – спросила она. – Много ли людей коротают ночи с калькулятором, обложившись книжками по квантовой физике? Я думаю, нам не стоит об этом болтать. Не поверят. Это случилось с нами, но даже мне не верится, что все так и было.

– Дорогой мой скептик, – начал я и призадумался. А что, если это был сон, двоим редко снится одно и то же, но все-таки… эти узоры, Пай… вдруг это лишь плод воображения?

Я прищурился и начал разглядывать машины на дороге решил проверить, помогают ли нам новые знания о перспективе. Вот «Мерседес» с затемненными стеклами, а внутри мы? А вон,старенький «Шевроле» замер у развилки. В нем молодожены, тоже мы? Мы – гангстеры, спешащие по своим темным делам, готовые убивать без разбора? Очень хотелось представить, что все вокруг – это мы в разных обличиях, но ничего не вышло. Каждый был сам по себе, сплошь незнакомцы в разноцветных автомобилях. Я не смог представить нас ни в роскоши, ни в нищете, хотя мы повидали и то, и другое. Мы – это мы, подумал я, и никто другой.

– Ты голоден? – спросила Лесли.

– Не ел несколько месяцев.

– Продержись еще минут пять. Пообедаем на бульваре Робертсона. Лесли прибавила газу и вскоре свернула с автострады на улицы города. Этот район она прекрасно знала еще в те времена, когда снималась в Голливуде. Но прежняя актерская жизнь,по ее словам,сейчас казалась ей более далекой, чем жизнь Леклерка.

Иногда по ночам мы смотрели старые фильмы, и , она, бывало, неожиданно начинала меня обнимать,приговаривая: "Спасибо за то, что ты меня от всего этого спас! "Но я догадывался, что подчас она скучает по былой жизни.

Ресторан оказался на прежнем месте – вегетаринский рай для некурящих любителей классической музыки. Но с тех пор, как мы уехали из Лос-Анджелеса, он стал очень популярен, и припарковать машину мы смогли только в соседнем квартале.

Быстро шагая к ресторану, Лесли повторяла: «Подумать только, я здесь когда-то жила! Сколько же жизней тому назад это было?»

– Нельзя сказать тому назад, – поправил я и взял ее за руку, чтобы чуть-чуть умерить ее пыл. – Хотя я должен признать, что жизни, идущие одна за другой, понять проще, чем их одновременное течение. Сначала древний Египет, потом монгольские ханы, покорение Дикого Запада…

Мы проходили мимо большого магазина радиоэлектроники. Его витрина была снизу доверху заставлена включенными телевизорами. Настоящее буйство телеизображений.

– …но то, что мы недавно узнали, понять не так просто. Лесли бросила взгляд на витрину и встала как вкопанная. Я даже решил, что она забыла сумку или сломала каблук. То она несется в ресторан, умирая с голода, то принимается смотреть телевизор.

– Все жизни текут одновременно? – переспросила она, разглядывая телеэкраны. – Жизни Поля Леклерка, юного Ричарда и Машары из другой вселенной – все в один и тот же момент, а мы не можем это не то, что обьяснить, даже понять для себя?

– Мм-да. Это нелегко, – согласился я. – Кстати, как ты насчет того, чтобы пообедать?

Она постучала по витринному стеклу.

– Смотри.

Все телевизоры были настроены на разные каналы и показывали в тот полдень по большей части старые кинофильмы.

На одном экране Скарлетт О`Хара клялась, что больше никогда не будет голодать; на другом Клеопатра завлекала Марка Антония; под ней вихрем летали по сцене Джинджер и Фред;справа от них Брюс Ли мстил коварным врагам; а рядом капитан Керк и прелестная Палома дурачили космическое чудище.

Там было еще много интересных передач, и на каждом экране висела табличка: КУПИТЕ МЕНЯ.

– Одновременно! – воскликнул я.

– Выходит, прошлое и будущее зависит не от года на календаре, – сказала Лесли, – а от канала, на который настроен… зависит от того, что мы хотим посмотреть!

– Бесконечное число каналов, – продолжил я аналогию с витриной, – но каждый телевизор может показывать только один канал, поэтому каждый думает, что других каналов нет вообще!

Лесли показала в угол витрины.

– Новинка.

Цифровой телевизор показывал мелодраму, но в углу экрана была маленькая вставка – репортаж с авторалли.

– Ага! – догадался я. – Если мы сильно продвинуты духовно, мы можем настроиться на несколько жизней одновременно.

– А что для этого надо?

– Дороже стоить?

Она рассмеялась.

– Какой ты догадливый!

И, обнявшись, мы зашагали в ресторан.

Она открыла меню.

– Смотри, все тот же «Божественный салат»!

– Есть вещи вечные.

Она кивнула со счастливой улыбкой.