Книга: Смерть героя - Ричард Олдингтон

Автор начинает рассказ о жизни своего героя издалека, описывая английское общество поздневикторианского периода конца 19- начала 20 века, описывает образ жизни, обычаи, принятые в семьях отца, матери, а затем отношения, которые сложились в их собственной семье и то, как складывалась личная жизнь самого Джорджа. Мы видим, как постепенно нарастает отчуждение, лицемерие, обособленность, трусливый эгоизм в семьях, в отношениях, в обществе. Автор перемежает семейную историю своими рассуждениями и обобщениями, не жалеет жёсткой критики и сарказма.

Попав на фронт, Джордж Уинтерборн старается изо всех сил, изо всей своей гордости терпеть лишения, подавлять страх смерти, не оглохнуть от непрекращающихся артобстрелов, не задохнуться от газовых атак, не жаловаться на болезни, не сойти с ума от ужаса и отвращения, и при этом как можно лучше выполнить приказ старших по званию, терпеть несправедливость, некомпетентность, безликий бюрократизм и откровенную тупость командования.

Едва не обезумев от многомесячного окопного ада, рядовой Уинтерборн получает направление в офицерскую школу и возвращается на какое-то время в Англию. Он дивится столичной жизни, смотрит на всё другими глазами, везде чувствует себя не в своей тарелке и понимает, что ничто уже не будет как прежде.

После прохождения офицерской подготовки Джордж возвращается на западный фронт, а там действительно без перемен. Теперь под началом у Уинтерборна рота 18-летних новобранцев, а из его дивизии никого не осталось в живых. Ад продолжается, и кажется, что этой войне не будет конца, а прекратить её может только твоя смерть.

Безусловно, одна из самых сильных антивоенных книг.

«Ни за что не поверю. Какой вздор! Чтобы в двадцатом веке народы Европы стали воевать друг с другом? Немыслимо! Мы для этого слишком цивилизованны». . А ведь и сейчас многие так себя успокаивают. . Судя по отзывам, Олдингтон никого не оставил равнодушным. Кроме меня. Понадобилась целая вечность и насилие над собой, чтобы дослушать до конца эту унылую книгу. Глаза слипались на 5-й минуте прослушивания, даже несмотря на противный голос дикторши. В общем, it’s not my cup of tea.

«К черту стариков!» бросает Джордж Уинтерборн как лозунг нового поколения, чувствующего ханжество, косность, лицемерие и травмирующий деспотизм традиций и патриархальных устоев Викторианской эпохи. Олдингтон с азартом раскрывает нелепость романтизма «Ах-любви», с омерзением обнажает истинность помыслов и поступков благонамеренных буржуа, с ожесточением демонстрирует всю порочность сформировавшейся обыденности.

И вот грядут новые идеи, новое поколение:

«Дома, на примере собственной семьи, они воочию убедились, что чисто викторианские (а впрочем, не менее характерные и для царствования Эдуарда) невежество и культ домашнего очага с бесчисленными младенцами делают людей глубоко, непоправимо несчастными,— и поняв это, взбунтовались. Что ж, превосходно. На беду, они не поняли, что сами лишь устанавливают взамен новую тиранию — тиранию свободной любви».

Вопросы пола, свободный брак, гомосексуализм, феминизм, новое искусство — вот что становится центрами интеллектуальных притяжений наряду с триумфом индивидуализма прогрессивного поколения.

Грянула война и разделила женщин и мужчин, разделила воинов и тыловых «патриотов», мирную жизнь и передовую, показав насколько эти лагеря чужды друг другу.

«Разумеется, в эти нескончаемые годы, 1914 — 1918, женщины поневоле вообразили, что смертны одни лишь мужчины, а им даровано бессмертие; и они, новоявленные гурии, старались обольстить каждого попадавшегося под руку шейха,— вот почему их так привлекала "работа на оборону" с ее широкими возможностями, А кроме того, еще и первобытный физиологический инстинкт подсказывал: назначение мужчины — убивать и быть убитым, назначение женщины — рожать новых мужчин, чтобы все продолжалось в том же духе».

Война обнажила поверхностность отношений и лицемерие, пропитавшее общество:

«Именно лицемерие, царившее до войны, помогло с такой легкостью лицемерить во время войны».

Истинное положение вещей, отказ в понимании со стороны окружающих лишают героя надежды на то, что он не одинок. Утратив в окопах свой художественный взгляд и чуткость, интерес со стороны любимых женщин и привычного круга знакомых, Уинтерборну остались только усталость и воинский долг, которые привели его к вражескому пулемету. Война при всей своей жестокости, стала не центральной темой, но катализатором, без которого герой не стал бы таковым, ибо героического в нем нет ни капли.

«Смерть героя! Какая насмешка, какое гнусное лицемерие! Мерзкое, подлое лицемерие! Смерть Джорджа для меня — символ того, как все это мерзко, подло и никому не нужно, какая это треклятая бессмыслица и никому не нужная пытка».

Персонаж стал героем, только потому что погиб на войне, как и тысячи других солдат, покинув раньше времени ряды не умеющего любить «потерянного поколения», критике которого посвящен этот роман.

Издание 1976 года выполнено в мягкой обложке, оформленной В.Юрловым, который разработал собственную азбуку геометрических пара-форм и развивал идею «коммуникаций» — осмысления электрических систем, где «жизнь» зависит от кнопки «включено-выключено». Перевод романа, выполненный легендарной советской переводчицей Норой Галь, в сочетании с подробными примечаниями увеличивает ценность издания в разы.

Религиозные убеждения — прекрасный предлог, чтоб делать людям гадости. Ненавижу пословицы, а вы? Всякое тиранство и всякую бессмыслицу и вздор можно подкрепить какой-нибудь пословицей — опереться на коллективную глупость веков, вы это замечали?

Существует, к примеру, пресловутая коллективная мудрость веков, воплощенная в религиозных и философских учениях, в законах и обычаях нашего общества. Экая неразбериха! Лавка старьевщика, набитая завалявшимся пропыленным хламом.

Автор также с сокрушительной иронией высмеивает и конкретных людей (в этом он преуспевает, рассказывая про дедушек, бабушек и родителей главного героя - к примеру как отнеслась мать ГГ к его гибели, высший полет цинизма). Ну а когда переходит к молодому нашему герою, которому, увы, предстоит умереть, как и заявлено, то раздракониванию подвергаются взгляды на брак и семью. Герой как и его возлюбленная являются сторонниками свободной любви. Во всяком случае теоретически, потому что практически это сложно, устои уж слишком давят на личность, и ревность никуда не деть. Так что всего две девушки делят Джорджа между собой и к обоим он нежно привязан.

Суть свободы состоит в том, что каждый располагает своим временем как хочет, но разве это возможно, если два человека вечно торчат перед носом друг у друга

Третья часть книги посвящена описанию героя на войне.. В этой части уникального нет, да и сам автор неоднократно повторяет ремарковское: "Поистине, на Западном фронте все оставалось без перемен". Впрочем, не уверен, кто кого повторяет, роман Ремарка тоже этого года. Но разумеется, эта часть необходима по замыслу, кроме того что она бытописует происходящее на войне, это еще сильный контраст по сравнению с предыдущими частями. И горький эпизод, когда главному герою, бывшему в мирное время начинающим художником, дают отпуск, он не находит понимания со своими двумя девушками, и сидит в ресторане, когда бывшие его товарищи художники говорят о картинах, а он не в состоянии вести мирные беседы. Впрочем, он их тоже не интересует, "А чем вы во Франции заполняете свой досуг — все так же читаете, занимаетесь живописью?" - это какое представление должно быть о войне у спрашивающего.

Хотя, невозможность принятия мирной жизни воевавшему это тоже в литературе и в кино уже проработанная тема. Что же касается странной смерти героя на войне, ничего странного в этом нет, бывало и хуже, и стрелялись люди, и сходили с ума, а нашего героя что-то повлекло встать не вовремя. Просто ему уже невыносимо все время корчиться и шарахаться от снарядов.

Ибо человек – просто недолговечный сосуд для переваривания пищи, он жаждет наслаждаться жизнью, а его подстерегает Смерть. Декарт был в этих делах глупец глупцом, как и многие философы. «Я мыслю, следовательно, существую». Болван! Я существую потому, что другие любили, и я люблю, чтобы существовали другие. 

"Роман-джаз" - так назвал Олдингтон. И сначала подумала: в год выхода книги, это было блестящим промоходом. Без малейшего оттенка пренебрежительности. Всякая сколько-нибудь стоящая книга возникает прямо из жизни и пишется собственной кровью. Но написать мало, надо до читателя донести. Чтобы захотел купить. Творцу, простите за прозу жизни, нужно что-нибудь есть. Каждому времени своя музыка, двадцать девятый был расцветом джаза, самый мейнстрим: уже не артхаус, еще не набил оскомины звучанием из каждого утюга.

С первым серьезным прозаическим опытом (прежде писал только стихи) привязка к джазу могла стать маркером актуальности романа. То есть, сначала подумала, что исключительно для промоушна. Однако, кажется, по мере удаления от книги в ней все слышнее будут джазовые мотивы. Герой художник, но фоном романа все-таки выступает не живопись, а музыка: ироничная, саркастичная, циничная, горько-надрывная, всегда чуть отстраненная, но главное - свободная. Не буду мудрить с рассказом о "Смерти героя", пусть будет and all that`s jazz, каким его услышала.

Пролог, allegretto. Бибоп - стиль отделяющий зерна от плевел, профессионалов от дилетантов, характеризуется высокой сложностью, виртуозной техникой эпатажем. Прологом Олдингтон бьет наотмашь, взрывая беззащитный читательский мозг когнитивным диссонансом. Сказать по правде, в девицах пробовала читать эту книгу и тогда не просто отложила - отбросила с негодованием. Реакция близких, особенно матери на смерть героя показалась верхом цинизма, после которого мне с автором явно не по пути. Лишь вернувшись треть века спустя сумела оценить смелость этого невыносимо горького начала.

Первая часть, vivace. Кул джаз - отрешенный, однородно-плоский звук с опорой на эмоциональную охлажденность. Экскурс в историю: мама-папа, дедушки-бабушки Джорджа Уинтерборна, как это было и откуда есть пошло. Вопиющий идиотизм персонажей и ситуаций, концентрированное "когда б вы знали, из какого сора", и нежность к мальчику, в котором зажглась искра божья. Не благодаря, а вопреки. Уважительное удивление - не дал задуть в себе, не поддался, не подчинился, отстоял, гнулся, не ломаясь.

Вторая часть - andante cantabile. Свинг - качание, пульсация, постоянные отклонения ритма от опорных долей; внутренняя энергия в состоянии неустойчивого равновесия. Лавстори героя. Жена Элизабет и любовница Фанни. Не спешите осуждать Джорджа, несмотря на то, что абсолютное большинство женских персонажей ведут себя как циничные суки, "Смерть героя" совершенно феминистский роман. Как такое возможно? Не прочтешь, не узнаешь,, а прочитав, уверена - согласитесь. Первое в литературе серьезное исследование женской сексуальности, первый поиск новых подходов к институту семьи - прежние модели в новых условиях не будут работать, да они и раньше в большинстве случаев были выбором меньшего из зол.

Третья часть - adagio. Биг-бэнд - сенсационно громкое звучание, складывающееся из слияния многих партий, война. "Смерть героя" из первых книг о Мировой войне, они одногодки с "Прощай, оружие" Хэмингуэя и "На западном фронте без перемен" Ремарка. Военная часть толстовского "Хождения по мукам" появилась семью годами раньше, французское "Лето 1914-го" из цикла дю Гара о семье Тибо - семью годами позже. Здесь нет пошагового дотошного исследования предвоенных настроений, каким славен дюгаровский роман. Но бессмысленно беспощадный абсурдизм войны выписан так, что хочется не плакать даже - визжать и выть.

Потрясающая книга. Умная, тонкая, мощная. Можно разбирать на цитаты, можно дивиться актуальности и точному попаданию в умонастроения миллениалов. Со своими сложностями мы разберемся, дайте нам жить без войны. Язык и слог Норы Галь, в чьем переводе роман пришел к нам, безукоризненно хороши.

И это странное решение с точки зрения композиции, логики, эмоционального накала. Когда знаешь, к чему придет герой, сам путь видится уже не таким ярким.

Так, мы знаем как умрет герой с самого начала. Мы знаем, что его смерть никого особо не потрясет. И потом описывают жизни его предков, жены и любовницы так словно пролога и не было. Финала вроде и нет, потому что все сказано в начале, и остается обида на автора, что книга не дает тех эмоций которые могла.

Наверное, странно рассуждать так поверхностно, если принять во внимание тему книги. А тема книги потрясающая - она против войны, против глупости и против уродства. Она великолепно написана - сарказм первой части и журналистская точность последней пробирают до костей. И хочется сказать что-то еще, а слов не находится.