Текст книги "Отчаянное преследование"

Ричард С. Пратер
Отчаянное преследование

Глава 1

Дверь с грохотом распахнулась.

– Ба... – начала она, но, увидев меня, в ужасе умолкла.

Я уставился на полуобнаженную девушку.

– Ой! – взвизгнула она. – Да вы же не бабушка!

– Верно, я Шелл Скотт, но и вы тоже не бабушка.

Девушка захлопнула дверь перед моим носом.

«Ага, – подумал я, – похоже, это то, что мне нужно».

Кровь во мне закипела, ибо я только сейчас сообразил, что видел такую красотку, которая смотрелась бы прелестно даже в лохмотьях. Но ее обрамлял лишь дверной проем, поэтому она казалась следующим этапом эволюции.

Я позвонил еще раз.

Зарумянившаяся красотка уже успела надеть тонкое голубое платье и весьма пристально оглядела меня, вероятно желая сравнять счет. Ее большие глаза скользнули по моим коротким волосам, торчащим, как недавно подстриженная трава, задержались на светлых, похожих на бумеранги бровях и слегка кривом носе. Встретив взгляд моих серых глаз, девушка несколько смутилась, что не слишком удивило меня. На все это ушло немало времени. Однако я не имел ничего против, поскольку голубое платье было очень тонким.

У нас с ней были примерно одни габариты, но, имея рост шесть футов два дюйма и вес двести пять фунтов, я мог утверждать, что она – крупная девочка. Ее рыжеватые волосы гармонировали с большими зелеными глазами, напоминающими сигнал светофора.

Девушка поморгала:

– Извините. Я и в самом деле решила, что это бабушка.

– Все в порядке, поверьте...

– Понимаете, она звонит, а сама исчезает. Это игра. Она и сейчас прячется где-то поблизости.

– Прячется? – Я огляделся. – Да, вон она, там в кустах.

Дом номер 844 стоял на Элм-стрит, приятной, усаженной деревьями улице в восточном Лос-Анджелесе. По обе стороны дорожки рос густой кустарник, за которым и впрямь пряталась бабушка.

Меня это ничуть не удивило. Сегодня после полудня я уже общался с человеком, утверждавшим, будто у него стеклянная голова, а потом еще с одним парнем, предсказавшим, что конец света наступит через шесть минут. По истечении этих шести минут он посмотрел на меня и завопил:

– Видите? Что я вам говорил?

Такова уж моя работа. Офис «Шелдон Скотт, расследования» располагается в центре Лос-Анджелеса. Я, частный детектив, веду законное и весьма важное расследование для комиссии Калифорнийского сената. В последние два месяца комиссия изучила лоббистскую деятельность и связанные с этим вопросы в штате Калифорния и недавно завершила слушания в Сан-Франциско. Слушания предполагалось возобновить в городском административном центре, и меня наняли неделю назад.

Работа комиссии конечно же широко освещалась в местной прессе. Слушания в Сан-Франциско временами довольно шумно выявляли свидетельства коррупции, взяточничества должностных лиц и отчасти шантажа, но ничего чрезвычайного. Ходили слухи, что людей, способных оказать наибольшее давление на законодателей, почти не потревожили или не тронули вовсе. Одна из лос-анджелесских газет муссировала версию могущественного «Тайного Босса», дергающего за веревочку сенаторов и других важных лиц. Серия статей называлась: «Кто он, мистер Босс?»

Комиссия получила множество сообщений от жителей Лос-Анджелеса – полезных, оскорбительных, а то и вовсе дурацких. В Лос-Анджелесе такое неизбежно. Даже безумные письма и телефонные звонки следовало проверить, ибо могло статься, что человек со стеклянной головой располагает полезной информацией. Часть моей работы и заключалась в том, чтобы профильтровать эти сведения. Сегодня после полудня я получил самые дикие. И одним днем дело не ограничится.

В дом номер 844 по Элм-стрит меня привело письмо, адресованное «Лоббистской комиссии» и подписанное «Зельда Бивеа».[1]1
  Бивеа (beware) – беречься, остерегаться (англ.)


[Закрыть] «Я все знаю о мистере Боссе», – утверждала Зельда. Я поместил его в папку с другими, такими же «безнадежными» сообщениями, однако счел, что нельзя пренебрегать даже самым ничтожным шансом.

Но сейчас у меня опустились руки, ибо автор сидел там, в кустах.

Девушка, приблизившись ко мне, окинула взглядом кустарник:

– Бабушка, я тебя вижу. Выходи.

Кусты раздвинулись, и из них вылезла маленькая миловидная старая леди с розовым личиком, жидкими седыми волосами, в очках без оправы и в черном платье. Ее рост едва ли превышал пять футов, а вес – девяносто фунтов, даже вместе с листьями, запутавшимися в ее волосах.

– Здравствуйте. – Я был сама любезность.

– Ха! – Старушка уставилась на меня. – Вы что, один из них?

– Положим, сейчас я – один из Нас. А вот кто из нас Зельда Бивеа?

– Что?! – изумилась красотка, одернув свое голубое платье. – Я Зельма, – сообщила она, – а бабушка – Зельда. Но ее фамилия Моррис.

Я вынул письмо из кармана пальто.

– Это мое, – тут же заявила бабушка Зельда.

Я показал ей подпись «Зельда Бивеа».

– Я просто написала свое имя – Зельда. А последнее слово – не фамилия. Это значит «Берегись!», «Осторожно!» или «К бою!».

Я взглянул на девушку. Она улыбалась. В самом деле, очень забавно.

– О каком письме вы говорите? – полюбопытствовала Зельма.

Я передал ей конверт и объяснил, зачем пришел.

– Комиссия, расследующая лоббирование и тому подобное?

– Да.

– Прочитав об этом, мы с бабушкой заинтересовались, почему вы изучаете лобби. Ведь есть театральные лобби, гостиничные и прочие.

– Нет, мадам, – улыбнулся я. – Вы не совсем правы.

Девушка засмеялась и сообщила, что теперь и она, и бабушка знают об этом все. В обычное время я бы попытался держаться потверже и побыстрее перейти к делу, но этому воспрепятствовали большие зеленые глаза Зельмы, ее рыжие волосы и тонкое голубое платье. Она наконец перестала заливаться румянцем.

Я спросил Зельду о ее письме и о том, кто такой мистер Босс.

Она вынула листик из волос и уставилась на пальму.

Я повторил вопрос. Старушка тут же скрылась в кустах и на сей раз стала почти незаметна.

– Бабушка! – крикнула Зельма. – Немедленно вылезай оттуда.

– Не вылезу.

– Мадам, – вмешался я, – это же ваше письмо. Теперь, если вы...

– Я просто хотела немного пошутить с вами.

Я улыбнулся:

– Пошутить?

– Конечно, ведь я устаю от кроссвордов. Понятия не имею, кто такой мистер Босс, просто читала об этом в газетах.

– Вот оно что.

Я лелеял надежду, что никто не пройдет сейчас по улице и не заметит, как я беседую с кустами. В этом городе полно людей, которые уцепятся за это.

– Я написала много писем обо всем на свете, и не только вам. Вы же не сумасшедший, верно?

– Не... Нет, не сумасшедший. Но только не пишите больше писем, ладно?

– Не буду. А можно мне взять мое письмо?

– Боюсь, что нет. Оно должно храниться в архивах комиссии.

– Ну и бог с ним.

Зельма стояла в дверях в своем свободном голубом платье.

– Что ж, полагаю, больше мне нечего здесь делать, – заметил я.

– Вы могли бы снова позвонить в дверь.

– Вот именно. До свидания.

Направившись к своему «кадиллаку», припаркованному у края тротуара, я оглянулся. Снова позвонить в дверь? О чем это она говорила? Заперев дверь, Зельма ушла, и, возможно, слишком далеко. Что ж... Я сел в машину и поехал к центру. Зельма, конечно, хороша, но Пола куда красивее, да и с бабушкой ее я никогда не встречался.

Пола выполняла кое-какую секретарскую работу для комиссии, и я познакомился с ней, когда сам только начинал продвигаться в этой организации. Сейчас, когда я вернулся в административный центр, Пола сидела в большом конференц-зале с тремя сенаторами и писала под диктовку Бизли.

Взглянув на меня, она широко улыбнулась и тут же снова занялась стенографией. Все четверо сидели за большим столом красного дерева, но, похоже, собирались расходиться – ведь уже давно стемнело. Закончив диктовать, Бизли посмотрел на меня:

– Скотт! Нашел что-нибудь?

– Да. Один сообщил мне, что мы настраиваемся на его волну, другой предрек конец света и заставил меня ждать этого события вместе с ним. А еще я обнаружил старую леди, живущую в кустах.

– Скотт, сколько раз объяснять тебе, что дело обстоит очень серьезно? – возмутился Бизли.

Он делал мне выговор. Черт с ним!

– И человека со стеклянной головой, – добавил я. – В общем, не слишком полезного. Пожалуй, даже легкомысленного.

Судя по выражению лица Бизли, я собирался выхватить оружие. Мне почему-то казалось, что у него в кобурах два кольта. Должность Бизли называлась так: председатель сенатской комиссии по изысканию фактов лоббистской деятельности. Этот худощавый крепкий человек напоминал мне шерифа на Диком Западе, который немного расслабился, очистив город от бродяг и бандитов. Разумеется, он стрелял только им в спину. Бизли считался весьма компетентным, и меня отчасти восхищала его установка: «Давайте закончим эту работу и начнем следующую». Но Бизли был начисто лишен чувства юмора.

А вот Пола обладала превосходным чувством юмора. И многим другим тоже. Взглянув на меня, она пробормотала:

– Заставь вора ловить вора.

Я подмигнул ей и угрожающе выпучил глаза. Пола сделала вид, будто вот-вот упадет в обморок. Бизли, казалось, сейчас же выхватит оба кольта.

– Ближе к делу, – бросил я. – Сворачивайте работу – и по домам.

Губы Бизли зашевелились, но он не издал ни звука.

– Ты никогда еще не высказывал лучшей идеи, Шелл, – заметил Вайз.

– Увы, это моя единственная идея, – признался я. – Но завтра наступит новый день. И может случиться что-нибудь еще.

Себастьян Вайз. Это неправдоподобное имя принадлежало реальному человеку. Из трех сенаторов только он выглядел, говорил и действовал как актер, исполняющий главную роль в пьесе. Респектабельный, с волнистыми седыми волосами, выступающей челюстью и тренированным голосом, Вайз был из тех, кого парни в задней комнате обычно выдвигают в губернаторы. Через две минуты после нашего знакомства он начал обращаться ко мне по имени.

Бизли звал меня Скоттом или мистером Скоттом. Если бы у него была дочь и мне предстояло бы жениться на ней, что, впрочем, совершенно невероятно, поскольку в свои тридцать я все еще холостяк и едва ли изменю своим привычкам, так вот, Бизли и тогда продолжал бы называть меня «мистер Скотт».

Сенатор Картер вообще ни разу никак ко мне не обращался. Ему как-то не приходилось это делать. Эндрю Картер. Энди. Имена таких, как он, следует писать с маленькой буквы. Если подобные люди молчат и сохраняют невозмутимость, они превращаются в невидимое. Взять, к примеру, Себастьяна Вайза. Он крупный и экспансивный. Лестер Бизли – худощавый и крепкий. Энди же Картер – маленький, мягкий и вроде бы постоянно смущенный. Внешне этот выдающийся человек напоминал недопроявленную фотографию, однако интеллектом превосходил председателя, Вайза и меня, вместе взятых. Вот почему он занимает пост сенатора. Я вовсе не о характере, а его уме и поразительном голосе, совершенно не соответствующем его комплекции. Представьте себе дворняжку, лающую как сенбернар. Диапазон этого голоса простирался от рева океанских волн до шороха крыльев колибри. На радио он был бы королем, на телевидении – крестьянином. Я знал, что Картер несет ответственность за несколько самых важных законопроектов, представленных сенату. Коллеги-сенаторы высоко ценили его. Картер женат на бывшей манекенщице, и у них шестеро детей. Кто бы мог подумать!

Трое сенаторов вдруг заговорили одновременно о свидетеле, которого они хотели вызвать в суд повесткой, и других подробностях предстоящих слушаний. Пола же между тем подошла ко мне:

– Привет, девятый мяч!

– Что такое девятый мяч, моя радость?

– Тот, что хуже восьмого. Ах да! Я знаю, ты мяч из восьмой секции.

– Любовь моя!

– Хочешь отвезти меня домой?

– Я мечтал бы свести тебя с ума.

– Я говорю о своей машине.

– В машине... Как угодно.

– Брось, я серьезно.

– Я тоже... Почему бы не отвезти тебя домой. Мы могли бы станцевать непристойный танец.

– Ох, Шелл, когда ты угомонишься? Какой еще непристойный танец?

– Для начала мы возьмем бутылочку виски...

– Нет, не возьмем.

– Затем поедем ко мне и поставим на граммофон несколько пластиночек с очаровательными непристойными танцами...

– Хватит!

– Хватит? Но мы даже не начали танцевать!

– И слава богу. Так ты отвезешь меня домой?

– Конечно, если Джесси Джеймс не возражает.

– Он разрешил мне уйти.

Пола взглянула на меня, ее влажные губы чуть приоткрылись.

Мы познакомились неделю назад, и у нас было уже два свидания. Поле двадцать четыре. Одинокая, веселая, она жила одна, и ей это нравилось. Оба раза составляя план действий, я предполагал (и это, кстати, доказывает, что я детектив, а не психолог), что мы поедем в мою квартиру в Голливуде, послушаем радио или совершим что-нибудь творческое, например приготовим спагетти. Однако дело кончалось тем, что я отвозил ее домой и, даже не приглашенный взглянуть на ее квартиру, ложился спать голодным. Тем не менее, я считал Полу очаровательной.

– А какая у тебя квартира? – поинтересовался я.

– Вся в красных и зеленых тонах, и повсюду разбросаны яркие вещи.

Это хороший фон для брюнетки. Высокая, длинноногая, томная, с густыми черными ресницами, высокими скулами и очень темными мерцающими глазами, Пола говорила весьма энергично, совсем не так, как можно было предположить, впервые услышав ее мягкий низкий голос. В речи и движениях этой девушки чувствовалась раскованность, а все вокруг нее выглядело мягким и темным.

– Пойдем отсюда, – сказала Пола.

Внезапно зазвонил один из двух телефонных аппаратов у дальней стены, Пола неторопливо направилась туда, подняла трубку, послушала и прикрыла ладонью микрофон:

– Некто Хэзел просит тебя позвонить какому-то Джорджу Стоуну в клуб «Мелоди». Хочешь поговорить с ней?

– Да.

Хэзел, девушка, работавшая на коммутаторе в Хэмилтон-Билдинг, где я устроил свой офис, сидела там допоздна.

Все трое мужчин за длинным столом прекратили разговор и следили за мной, пока я шел к телефону. Хэзел сказала мне, что в мой офис позвонил человек, назвавшийся Джорджем Стоуном. Он заявил, что должен поговорить со мной о чем-то очень важном, и оставил для меня номер телефона в клубе «Мелоди».

– Видимо, – продолжала Хэзел, – он принял меня за вашу секретаршу и, решив, что вы все еще в офисе, настаивал на немедленном разговоре. Я не сообщила ему, где вы.

– Джордж Стоун? Никогда не слышал о нем. Он объяснил, в чем дело?

– Нет. Сказал, что это важно, и все.

Поблагодарив Хэзел, я позвонил в клуб «Мелоди» и услышал грубый голос:

– Да?

– Это Шелл Скотт.

– Как раз вовремя. Я Стоун. Джордж Стоун. Вам знакомо мое имя?

– А я должен его знать?

– Узнаете, приятель, скоро узнаете. Скотт, это вы ведете расследование для комиссии по лоббированию, верно?

– Не только я.

На комиссию работали три местных детектива. Один из них – веселый молодой парень Джо Рул, временами сотрудничающий со мной.

Стоун откашлялся. Его голос звучал несколько невнятно, словно он хватил лишнего.

– А в чем дело? – осведомился я.

– Я тот, кто может сообщить все, что нужно. Весь механизм. От А до Я.

– Такие пустые слова мне случалось слышать и прежде.

– Не такие. Я вкалывал семь лет на самого большого проходимца в Калифорнии и готов отправить его на виселицу, если сам останусь на свободе. Понимаете?

Я все прекрасно понимал. Должно быть, это очередной сумасшедший, желающий поведать мне обычную историю о человеке, который мечтал выбраться со дна, кого-то скрутив и избежав правосудия.

– Неприкосновенность? – уточнил я.

– Именно. Стопроцентная.

– Подобный вариант маловероятен... И это не в моей компетенции.

– Но вы способны помочь. И только с вами я соглашусь разговаривать. Придете в клуб «Мелоди»?

– Да, но как вас найти?

– Я сам вас найду. Кстати, Скотт. Новости удивят вас. О них затрубят все газеты – отсюда и до Нью-Йорка. Не мешкайте. Приходите сразу. И никому не сообщайте об этом. Ладно?

– Договорились.

– Побыстрее. Кое-кому здесь я не нравлюсь и вряд ли сумею добиться их благосклонности.

Я положил трубку, не поверив его последним словам. Голос Стоуна не внушал расположения.

– Что там случилось, мистер Скотт? – осведомился председатель Бизли.

– Еще один парень, знающий ответы на все наши вопросы. Если это не вранье, то он, похоже, давно созрел для тюремной камеры. А получив стоящую информацию, мы сумеем помочь ему?

– Вы же знаете, – отозвался Бизли, – если он преступник, мы не сможем позволить ему избежать правосудия. – Сенатор помолчал. – Конечно, в наших силах оказать ему кое-какое содействие. Но это зависит от того, чем он располагает и в какой мере замешан во всем. Что он сообщил по телефону?

– Ничего особенного. Я собираюсь встретиться с ним сейчас. Если он не валяет дурака, то, возможно, это тот самый человек, которого мы ищем.

Сенатор Картер открыл рот впервые с тех пор, как я сегодня вечером вошел в конференц-зал:

– Вероятно, нам следует подождать здесь мистера Скотта и узнать, что ему удалось выяснить.

Его голос при этом звучал так, словно Картер пел «Старый Черный Джо».

Бизли пожал плечами, а Себастьян Вайз поднялся:

– Позвоните мне домой, если окажется что-нибудь важное. Я очень устал.

Вайз удалился.

Я собирался последовать за ним, но Пола задержала меня у двери:

– Я подожду тебя... Если ты поторопишься.

Я пообещал ей обернуться мигом. Ее улыбка гарантировала мне по крайней мере час.

* * *

Клуб «Мелоди» – маленькое заведение с приглушенным освещением и высокими ценами – располагался на Олимпик. Оставив «кадиллак» на стоянке, я вошел в клуб. На внутренней стороне двери висела афиша, извещавшая, что выступления оркестра Пола Даттона отложены до следующего месяца, а гвоздь шоу-программы на третьем этаже – Сатана и Атлас. На цветной фотографии я увидел что-то красное и белое. Вроде бы парень в костюме дьявола и почти голая девушка.

Бархатный занавес перед тремя ступеньками, ведущими в главный зал, был уже задернут. Я различил позвякивание серебряных приборов по тарелкам и тихие голоса. Перед занавесом стоял официант, скрестив руки на груди. Здесь, в «Мелоди», события разворачивались очень быстро.

Перед тем как заговорить с официантом, маячившим передо мной, я огляделся. Справа от меня находился гардероб, сзади – мужской туалет, а рядом с ним женский. По крайней мере, я так предположил. На одной двери надпись отсутствовала, а на другой изобразили красного дьявола. По-моему, подобные помещения в ночных клубах оформляют авторы современных картин, которые можно повесить хоть вверх ногами, хотя было бы лучше повесить самих художников.

Я подошел к метрдотелю, взиравшему на меня с полнейшим безразличием.

– У вас заказан столик?

– Нет. Меня здесь ждет один джентльмен.

Его губы изогнулись. Это было мне знакомо.

– Джордж Стоун, – добавил я. – Вы его знаете?

Метрдотель чуть приподнял брови:

– Мистера Стоуна? Конечно.

– Конечно? – удивился я.

Он помолчал, выжидая, не дам ли я ему на чай, затем повернулся, откинул бархатный занавес и повел меня между столиками туда, где сидел здоровенный черноволосый мужчина, попивая хайбол из высокого стакана.

Мужчина поднял на меня глаза:

– Привет, Скотт. Садитесь.

Он подозвал официанта в белой куртке, заказал себе шотландское виски с содовой и спросил, что я буду пить. Сам он уже изрядно набрался. Я заказал бурбон и воду. В ожидании спиртного мы со Стоуном разглядывали друг друга.

Высокий, крепкий и мускулистый, Стоун был бледным, как поганка. Зубы у него выдавались вперед, а черные волосы торчали отовсюду. На вид ему было от сорока до пятидесяти.

– Вы не пожалели времени, чтобы заглянуть сюда, – заметил он.

– Ближе к делу. Если хотите что-то рассказать, валяйте, но ничего лишнего.

– Ладно. Я немного взвинчен, а дело очень серьезное. Через минуту вы поймете, о чем я.

– По телефону вы убеждали меня, будто знаете некую тайну. Похоже, здесь можно расколоться.

– Здесь безопасно, – подтвердил Стоун. – Тут никто меня не достанет. И никто нас не подслушает. – Он помолчал. – Вообще-то я решил позвонить вам уже после того, как пришел сюда, только сегодня вечером. Я чувствую, проблема нарастает, и мне пора освободиться от всего этого.

– Вам пора рассказать, ради чего вы меня сюда притащили.

Закурив сигарету, Стоун посмотрел на огонек зажигалки, глубоко затянулся и выпустил облачко дыма.

– Вас интересует лоббирование. Давление на законодателей. Шантаж. Взятки. Выплаты. Я могу сообщить вам все это к середине следующей недели. Вы меня не знаете, верно? Ну, чем я занимаюсь и так далее?

– Нет.

– Электроникой и радио. Я умею записывать телефонные разговоры, подключаться к проводам, слушать беседы где угодно, когда угодно, по проводам или без них. Кстати, мы встретились здесь потому, что никто посторонний нас не услышит. Я могу засунуть подслушивающее устройство в любое место, кроме монетного двора. Таков характер моей работы в последние семь лет.

Меня охватило любопытство. Все, с кем я общался сегодня днем, пробудили во мне недоверие, однако Стоун явно что-то знал и, судя по всему, говорил чистую правду. Он понизил голос, поэтому за соседними столиками его, несомненно, не слышали. К тому же его слова заглушала музыка. Стоун настороженно оглядывался. Казалось, он нервничал.

– Что же дальше, Стоун? И почему вы так внезапно решили поговорить со мной?

– По-моему, я уже все объяснил. Проблема в том, что из-за моей работы мне пришлось нарушить кое-какие законы. Если я расскажу все, это тоже выплывет наружу. – Стоун помолчал, затянулся сигаретой и загасил ее. – Но, обсуждая это с вами, я пойму, где остановиться. Только мы двое, ваше слово и мое, так? Хотя вы об этом пока не догадываетесь, но можете оказать мне услугу.

– Сначала вы окажете мне услугу. По вашим словам, вы семь лет подслушивали телефонные разговоры. Для кого вы выполняли эту работу?

– Ах да, я собирался рассказать вам. Так вот, Скотт, это и есть мистер Босс. – Стоун ухмыльнулся так, словно все мышцы лица расслабились. – Мистер Босс. Точь-в-точь как написано в газете.

– Кто?

– Подождите немножко. Я ничего не скажу, пока не получу пропуск на волю.

– У меня нет такой власти, Стоун. Я просто работаю для комиссии, и вы это знаете.

– Да.

До сих пор оркестр играл непрерывно, и несколько пар танцевали. Но музыка стихла, и слова Стоуна прозвучали в относительной тишине. Стоун занял хороший столик, слева от танцплощадки, и я заметил, что он смотрит мимо меня. Я проследил за его взглядом и был как громом сражен, увидев гибкую пепельную блондинку с ледяными голубыми глазами. Должно быть, от ее фигуры свихнулось куда больше людей, чем от дюжины хиромантов. Охваченный возбуждением, я на секунду подумал, что собственная кожа – единственный наряд юной особы. Нечто подобное уже предстало передо мной сегодня днем в дверном проеме. Затем я осознал, что эта блондинка – всего-навсего женская часть шоу, хотя могла бы стать для меня и целым шоу.

То, что я принял за кожу цвета слоновой кости, оказалось мерцающим одеянием. Оно окутывало блондинку, начинаясь от самой шеи, закрывало руки, соскальзывало по груди, стекало по стройной талии и округлым бедрам и, разделившись надвое, плотно, как панталоны, обхватывало ее ляжки и икры и даже покрывало ступни, поскольку красотка была босая.

Блондинка, раскинув руки, придерживала темные занавеси, драпирующие арку, через которую артисты выходили на площадку и покидали ее. Так как арка была всего в паре ярдов от нашего столика, я, заметив, что красотка повернула голову и подмигнула, принял это на свой счет. Однако мечта растаяла: она смотрела мимо меня.

Я бросил взгляд на Джорджа Стоуна. Он ухмылялся и кивал блондинке. Впрочем, моя голова тут же, словно помимо моей воли, вновь повернулась к красотке. Я попытался сфокусировать на ней взгляд, но он жадно скользил по фигуре, каждый сантиметр которой заслуживал самого пристального внимания. Если бы подобная глазная гимнастика улучшала зрение, мужчина к зрелым годам обретал бы зоркость орла.

Едва смолкли фанфары, голос, донесшийся из микрофона, представил Сатану и Атлас в первом шоу сегодняшнего вечера. Женщина, Атлас, выпорхнула вперед, закинув руки за спину. Освещение в клубе медленно погасло. Луч прожектора упал сверху на Атлас: она остановилась, замерла, приподнявшись на носки, сцепила сзади руки, втянула живот. Ее грудь высоко и соблазнительно вздымалась, поблескивая в белом свете.

Трудно было вообразить, что каждый дюйм ее тела покрыт одеждой, ибо ткань без единой морщинки облегала каждый изгиб и каждую выпуклость. Я не сомневался, что на красотке нет ничего, кроме тончайшего атласа.

Внезапно мертвую тишину прорезали мощные звуки оркестра, а наверху вспыхнул второй луч прожектора и осветил фигуру высокого, одетого в красное дьявола. Он вскинул руки над головой, но опустил кисти, так что пальцы указывали в пол. С плеч дьявола спускался плащ с черной подкладкой. Губы его раздвинула то ли ухмылка, то ли оскал, выражавший удовлетворение.

На несколько секунд красная и белая фигуры замерли, затем один протяжный звук сменился другим, и Атлас медленно повернулась. Прожектора, вырвавшие из тьмы две контрастные фигуры, сделали эту сцену невероятно эффектной. Атлас посмотрела на Сатану и протянула к нему руки – но, не коснувшись его, отдернула их, словно превозмогая желание броситься вперед.

Устремившись к Сатане, она внезапно остановилась, затем снова неуверенно направилась к нему. Глядя на выразительные движения ее тела, я почти поверил, что Атлас неудержимо тянет к Сатане, но она сопротивляется его власти.

Лучи прожекторов слились воедино, когда два тела соприкоснулись, белое прижалось к красному. Руки Сатаны упали, ладони обхватили тонкую талию Атлас. Она рванулась назад, но ее белые ноги, взлетев, обхватили бедра дьявола. Однако руки Атлас взметнулись кверху, девушка перегнулась в талии, словно желая вырваться из плена, и запрокинула голову. Ее длинные серебристые волосы коснулись пола.

Ни в одном ночном клубе я никогда еще не видел ничего столь чувственного и возбуждающего. Чтобы полностью покорить публику, оставалось лишь повторить номер на бис. Слева от меня вспыхнул огонек. Это Стоун повернул колесико зажигалки и закурил еще одну сигарету. Услышав постукивание, я повернулся к нему. Он барабанил пальцами по столу.

Сейчас мне хотелось сделать то же самое. Я перевел взгляд на сцену, но краем глаза заметил, что рука Стоуна лежит на столе ладонью вверх. Далее я зафиксировал нечто столь невероятное, что мой рассудок отказывался принять это.

Я уставился на руку Стоуна, мысленно все еще оставаясь на сцене с Атлас и наслаждаясь движениями ее стройного и гибкого тела. Но часть моего сознания уже переключилась на Стоуна.

Он уже несколько раз пользовался при мне зажигалкой такого типа, что загораются, когда повернуто маленькое колесико, и продолжают гореть до тех пор, пока не опустишь крышечку. Сейчас все еще горящая зажигалка лежала на ладони Стоуна.

Она опаляла ее. Я видел, что кожа на его скрюченных пальцах почернела, а трещина на одном из них была уже длиной в дюйм. В ней пузырилась влага.

Оркестр заиграл тише, музыка позади меня ширилась и пульсировала. Кто-то закашлялся. Я услышал приглушенные шаги у сцены рядом. А зажигалка все горела, сжигая неподвижную руку передо мной. Я ощутил запах горелого мяса.

Наконец меня осенило. Эта догадка казалась безумной, но единственно верной.

Стоун был мертв.