Текст книги "Рукопись Чейма"

Глава 4

«Что же делаю я?» – сверлила меня мысль.

Однако в следующий момент я решительно сказал:

– Послушай, детка, давай все же объяснимся. Оставь в покое свои трусики.

– Ты что, чокнутый? – взвизгнула Сильвия. – С приветом, да?

– Сильвия, меня очень заинтересовало то, что вы сказали. Мне надо подумать.

– Подумать? Вам надо подумать?

Было ясно, что никакие разумные доводы сейчас на нее не подействуют. Надо было сначала ее успокоить. Может, тогда удастся поговорить по-человечески. Я резко отклонился назад, увлекая ее за собой. Сильвия потеряла равновесие и упала на меня, продолжая вырываться. Правая грудь ее шлепнула меня по левому глазу, а как только я отпустил ее руки, чтобы обхватить ее за талию, она угодила мне локтем в другой глаз. Это было уже больно. Но мне все-таки удалось завести ее руки за спину. Мне казалось, что я ее одолел.

Но Сильвия была не из тех женщин, которых легко усмирить. Она не признавала поражений. Она продолжала бороться, любым способом стараясь избавиться от последних остатков одежды. Даже в пылу борьбы я не мог не восторгаться ее настойчивостью.

Она уперлась ногой в кушетку и потянула меня за собой. Ей это не удалось, но зато она так толкнула кушетку, что та выскользнула из-под меня, и мы оба полетели на пол. Практически на этом поединок закончился. Придавив ее своим телом, я завладел ее руками, крепко стиснул их и стал ждать.

Прошло десять секунд, пятнадцать. Наконец она расслабилась.

– Ладно уж, – сказала она. – Вы победили. Что будем делать?

– Ничего.

– Ничего?

– Разве что поговорим.

– Вы хотите поговорить? – с расстановкой спросила она. Потом взглянула на потолок, сдвинув выгнутые брови. – О чем же?

– Об Уилфреде Джелликоу, – ответил я.

Итак, мы вернулись к тому, с чего начали. Почти вернулись.

– Будем только говорить?

– Совершенно верно.

– И вы не хотите…

– Нет.

– Правда не хотите?

– Правда.

Она вздохнула и слегка поерзала подо мной. Еще раз вздохнула и снова поерзала. И вдруг улыбнулась. Хитрой, вызывающе самодовольной улыбкой женщины, извечной улыбкой победного поражения, триумфальной капитуляции.

– Черта с два не хотите!

– Не хочу.

– Что же тогда мы делаем на полу?

– Я, например, отдыхаю.

– А почему вы хотите поговорить об Уилфреде?

– Я сыщик и…

– Сыщик? Полицейский? Боже!

– Нет… Я частный детектив. Обычный гражданин. Ни арестовывать вас, ни чего-либо подобного я делать не собираюсь.

– Чего-либо?

– Я же вам говорил.

– Помню. Я вам не поверила.

– Я так и понял.

– Значит, вы сыщик. Тогда зачем вы здесь? Разве вы пришли не для того, чтобы изнасиловать меня?

– Изнасиловать? Вас? Вы в своем уме? Да я в жизни не изнасиловал ни одной женщины! Что я, сексуальный маньяк, что ли? Да я… – Я запнулся и с обидой сказал: – За кого вы меня принимаете?

– Вот я и стараюсь понять, что вы за фрукт. Хотите сказать, будто не знаете, что Уилфред меня изнасиловал? Ну… вроде как изнасиловал. Разве он не рассказывал вам?

– Нет, не рассказывал. – Я умолк, пытаясь понять, что она имеет в виду. – А что это означает – "вроде как изнасиловал"?

Сильвия не ответила. Облизала свои яркие губы и попросила:

– Сдвиньтесь, пожалуйста, немного. Вы ужасно тяжелый.

– О, простите, Сильвия. – Я повернулся, чтобы освободить ее. – Так хорошо?

– Да, намного лучше. Уже могу говорить. А то вы мне даже дышать не давали.

– Ну вот и ладно, давайте поговорим. Прежде всего избавимся от всех неясностей. Имейте в виду, моя единственная цель – найти Уилфреда Джелликоу. В отеле, где он проживает, его нет. Известно только, что в пятницу вечером он был жив и, кажется, здоров. Дай бог, чтобы с ним ничего не случилось. Но все же меня гложет червь сомнения, что его уже нет в живых. Больше того, боюсь, как бы его не убили. Единственная ниточка, которая может привести меня к нему, – это то, что вечером в четверг он был с вами.

– Вечером в четверг и утром в пятницу.

– Его видели вечером в пятницу, так что вы вне подозрений. По крайней мере, убить его вы не могли.

Сильвия улыбнулась:

– Наверное, к тому времени он уже пришел в себя.

– А?.. Ну да. А после этого вы его видели? Может, говорили с ним?

– Нет. А зачем? Та ночь была результатом сделки. Правда, доверять вымогателям нельзя. Вы согласны?

– Сильвия, вы уже несколько раз упоминали о вымогательстве. Сказали, что были девушкой по вызову. Называли Уилфреда и Гидеона. Вы имели в виду Гидеона Чейма?

– Да, этого старого хрыча. С каким удовольствием я скормила бы его акулам! – Она помолчала немного. – Шелл?

– Да?

– У меня затекла нога.

– Простите. – Я подвинулся еще немного. – А что… Уилфред вас шантажировал? Почему? Он что-то знал про вас?

Сильвия опустила шелковистые веки, повернула в сторону голову:

– Ну, одно время я ходила по вызовам. Я думала, вы знаете. Это было довольно давно. И до четверга я считала, что никто в Голливуде не знает о моем… распутном прошлом. Кроме Гидеона. Я ведь снималась у него. Еще когда он в "Премьере" был боссом. В трех фильмах… Два были дрянные, а третий – хороший, имел большой успех.

– Ага. А Джелликоу?

– Он тоже знал. Гидеон наверняка ему и рассказал. – Сильвия поджала губы. – Я занималась этим с полгода, не больше, и очень давно. Я не горжусь этим, но и не очень стыжусь. Я была молодая, сидела без гроша, но была привлекательной… и глупой, конечно.

– Вы мне совсем голову заморочили.

Она медленно повернула голову, приподняла веки и взглянула на меня:

– Значит, слабая у вас головка.

Какое прелестное было у нее лицо! Светлая кожа, изумрудные, влажно поблескивающие глаза. Чуть приоткрытый рот с полными мягкими губами. Потрясающая грудь. Слегка округлый живот, пышные бедра, которые прикрывала лишь узкая полоска желтых кружев…

– Может, поднимемся и сядем на кушетку?

– Как хотите.

Я неуклюже поднялся и уселся на кушетку. Сильвия же неторопливо встала, потянулась, потирая рукой спину, потом села рядом.

– А почему бы вам заодно и не одеться? – сказал я.

– Это было бы довольно глупо. Теперь, когда я уже не представляю для вас никакой тайны. Сделанного не воротишь.

"Интересно, что она имеет в виду", – подумал я.

– Ну ладно. Только уж трусики не снимайте, идет?

– Вы прямо зациклились на этих трусах.

Но она все-таки отодвинулась подальше, и мне стало чуть легче. Немного погодя она сказала:

– Если о моем прошлом узнают, то, даже если кому-то это будет безразлично, найдется много других, которые раздуют скандал, и я не смогу больше здесь оставаться. А это значит – прощай, моя карьера. Жаль, мне так нравилось сниматься в "Девичьей спальне"! У меня там такая симпатичная роль. И наряды красивые.

Сильвия встала с кушетки и заходила взад-вперед по комнате, как часто делают люди в задумчивости. Но на ней были только эти желтые бикини и туфли на высоких каблуках. И будь на ее месте даже гений, вряд ли процесс мышления мог бы доставить мне большее удовольствие.

Первые фразы, которые она произнесла, я прослушал, но потом до меня дошло, что она говорит:

– Уилфред прекрасно знал о моем прошлом. Знал, в каком году это было, в каком городе, знал даже мой тогдашний адрес. Не все, конечно, подробности, но вполне достаточно.

– И угрожал, что обнародует ваше прошлое?

– Да. Обещал, если я не выполню его желаний, рассказать обо всем, да еще с такими подробностями, которые желающие смогут проверить. Расскажет продюсерам, охочим до сплетен журналистам, актерам. В общем, всем, кого это может заинтересовать и кто сможет причинить мне наибольший вред.

Она остановилась посреди комнаты, подняла правую руку и легонько погладила левую грудь.

– Перестаньте, – сказал я.

Сильвия, казалось, не слышала.

– Уилфред знал, что я не могу этого допустить. Я предложила заплатить ему любую сумму за молчание. – Опустив руку, она снова заходила по комнате. – Но он не хотел денег. А только… меня.

– Когда он впервые заговорил об этом?

– В прошлый четверг. Днем.

– Незадолго до того, как вы отправились в клуб?

– Да. Он поставил условие: сначала клуб, шикарный ужин. Шикарный! Мразь такая! Напился до невменяемости! Да и меня напоил. – Сильвия помолчала. – Потом мы приехали сюда.

– И вы с тех пор больше его не видели? И ничего о нем не знаете?

Она покачала головой, повернулась, прошла в конец комнаты, потом вернулась. Лицо ее было задумчиво.

– Сильвия, – строго сказал я. – Остановитесь, пожалуйста, в том углу. Или уж сядьте на кушетку. Только перестаньте вышагивать.

Она засмеялась, но подошла к кушетке и села подальше от меня. Потом взяла подушку огненно-красного цвета, взбила ее и, положив под голову, откинулась назад.

– Так лучше? – спросила она, хотя прекрасно знала, что не лучше.

Я отвернулся. Меня вдруг осенило. Я сердито взглянул на Сильвию и спросил:

– Так вы, наверное, решили… решили, что я добиваюсь от вас того же, что Джелликоу? Но это же смешно!

– А мне не смешно. Я еще ото всего этого не отошла. Стоит мне вспомнить об этом подонке Уилфреде, как все остальные мысли вылетают из головы.

– Сильвия, ну как же вы могли подумать, что я…

– А почему нет? Я вас в первый раз увидела: стоит этакая громадина и смотрит на меня так, будто готова сорвать с меня одежду, даже не заходя в дом.

– Какая чепуха!

– Я здороваюсь, а вы отвечаете какими-то грязными намеками: мол, мы пока незнакомы, но вы меня знаете…

– Да разве есть мужчина, который не знает, кто такая Сильвия Ардент?..

– Самое главное, – продолжала она, – вы не сказали, чего вам надо, а просто глазели на меня, как… не знаю даже, как кто. Скалились во весь рот, сверкали глазами…

– Сильвия, перестаньте! Это же смешно…

– А потом, когда я снова спросила, какое у вас ко мне дело, вы перестали ухмыляться, свирепо уставились на меня и рявкнули: "Уилфред Джелликоу!"

– Да будет вам…

– Вы мне показались очень подозрительным. И что, по-вашему, я должна была думать, коли вы так смотрели на меня и так себя вели? После того как Уилфред пригрозил все рассказать про меня? К тому же вы заявили, что вам многое известно обо мне и Уилфреде и что вы хотели бы так сказать, пройти по его следам, но только вам не хочется этого делать в дверях…

– Прекратите! Довольно! Я не желаю больше слушать…

– Теперь вы понимаете, почему я решила…

– Хватит!

– И точно так же, как Уилфред, вы отказались от денег. Естественно, я и подумала…

– Сильвия Ардент, ради бога, если вы не замолчите, я не знаю, что с вами сделаю!

– Раз вы не подлый вымогатель, о чем я теперь знаю, то особенно возражать не буду.

– Я совсем не это имел в виду, – ледяным тоном сказал я и вдруг увидел, как уголки ее сочных губ насмешливо приподнялись, а глаза озорно сверкнули. Я в сердцах потряс кулаками и уставился в потолок, обвел взглядом стены, мебель, потом снова взглянул в конец кушетки, на Сильвию.

Она лежала, скрестив ноги. Изгиб белого бедра почти скрывал от глаз тонкую желтую полоску бикини. Она по-прежнему опиралась спиной на подушки, прислонившись к подлокотнику кушетки. Одна рука была закинута за голову, другая вытянута вдоль тела. Полуприкрыв зеленые глаза, она смотрела на меня почти сонно.

– Прекратите свои проделки! – сказал я.

Шелковистые веки чуть приподнялись.

– Но я ничего не делаю.

– Ладно, хватит! Вы тут много говорили о Гидеоне, об Уилфреде, обо мне, о том, что у вас возникла эта дурацкая мысль по поводу моих намерений, и намекнули, что все началось с Гидеона. Вы не могли бы объяснить, что имели в виду?

Она вдруг села, выпрямила ноги и сложила руки на груди. Потом покачала головой и сказала:

– Если я вам это расскажу, у меня вообще своих секретов не останется.

– Так что насчет Гидеона?

– Это произошло, когда я снималась в его фильмах. О двух первых картинах я вам уже говорила. Фильмы были дрянные, но не умирать же мне с голоду. Играла я ужасно, у меня был долгосрочный контракт, но платили мне гроши. Гидеон все время приглашал меня к себе в офис. Мы просто болтали. Он был очень добр ко мне, но я понимала, что он старается завоевать мое доверие.

– Как, как?

– Однажды он дал мне посмотреть сценарий, – продолжала она. – Отличный сценарий. И роль прекрасная. Слишком хорошая для меня. Ведь актриса я неважная.

– А по-моему…

– Дайте закончить. – Сильвия придвинулась ко мне и положила руку мне на плечо. – Гидеон предложил мне заключить новый контракт. Сто тысяч долларов за эту роль. В десять раз больше, чем за прежние. Роль была выигрышной, и благодаря ей я могла бы стать звездой. Но тут-то и был подвох.

– Я, кажется, догадываюсь, что последовало дальше.

– Нетрудно догадаться. Та же история, что с Уилфредом, только еще не с ним. – Сильвия помолчала. – Но это не все. Если бы я не согласилась на роль, Гидеон предупредил, что сможет здорово мне навредить. В то время он был в Голливуде могущественной фигурой. – Сильвия сделала еще одну паузу. – Короче говоря, я снялась в этой проклятой картине.

Я молча ожидал продолжения. Но видно, добавить ей было нечего. Сильвия пристально посмотрела на меня и сказала:

– Ну?

– Что – ну?

– Разве мораль читать не будете? Какая я скверная и что возмездием за грехи станет моя смерть?

– Детка, если грехи оплачивать смертью, то я уже много лет пытаюсь покончить с собой.

– Я поняла, что вам можно доверять. Разве стала бы я вам все это рассказывать, если бы не поверила вам?

– Наверное, нет. Но скажите честно, откуда вы знаете, что я не растрезвоню эти пикантные подробности по всему городу?

– Нет, не растрезвоните. Я вам верю. Вы запросто могли меня изнасиловать, но ведь не сделали этого.

– Сильвия, сколько раз повторять, я не насилую.

– Не орите на меня, папочка. – Она пожала плечами. – Ну что ж, у вас была возможность. Держу пари, завтра утром вы об этом пожалеете.

– А я и сейчас уже жалею. Послушайте, мы досконально обсудили всю глубину вашего падения, но я все еще не понимаю, как Чейм докопался до вашего прошлого.

– Ну, вы уже знаете, мне очень хотелось получить хорошую роль, но для этого надо было согласиться на его условия. И мы… договорились. – Она вздохнула. – Я сдержала свое слово. Только ведь до этого он обходился со мной как отец, и я чувствовала себя так, будто совершаю инсект[2]2
  Сильвия имеет в виду инцест, или кровосмешение.


[Закрыть].

– Что?! Здорово донимал вас?

– Это было такое испытание, которое я стараюсь никогда не вспоминать, если только мне удастся его забыть. Да еще если в он не был таким синильным.

– Каким, каким? Ну и что?

– А то, папочка, что вам, может, это и все равно, а мне было очень неприятно.

– Каким он был, вы сказали?

– Синильным. Ну, значит совсем старым, одной ногой стоял в могиле.

– Вы хотели сказать сенильным?

– А что это такое?

– Да ладно, не важно. Так на чем мы остановились?

– Вот поэтому я чувствовала, будто… ну, вы, я думаю, знаете, что означает "совершать инсект"?

– Может, ловить насекомых и сажать их в банку? А если уничтожать их, то с помощью инсектицидов…

– Вот еще, придумали!

– Ага.

– Ну так вот. Неделю за неделей после этого он мне все подмигивал, да пощипывал за разные места и вел себя так, будто осчастливил бедную девушку. И однажды, когда он так щипал меня и ходил петухом, мне все это надоело и я ему все выложила. Сказала, что нечего так задаваться и воображать, будто он первый мужчина в моей жизни. Рассказала, что одно время с полгода была продажной девчонкой и что он у меня не первый клиент, а может, миллионный. Я, конечно, приврала, чтобы позлить его.

– Надеюсь, здорово приврали, а?

– Я ему наговорила грубостей, и он так разъярился, я думала, его удар хватит. Вот тогда он, видно, и начал обо мне разузнавать. Нанял детективов. У него их было полно, пока он заправлял студией. Они и разнюхали, что я была шлюхой. Я бы никогда не призналась ему в этом, если бы он меня так не разозлил.

Пока я переваривал то, что мне рассказала Сильвия, она вскочила и заявила:

– Как хотите, но мне надо походить.

Она прошлась до двери, обратно, потом подошла к деревянному бару в углу комнаты, уселась на стул, свесив руки между ног.

– Но я все-таки не понимаю, зачем Чейм рассказал о вашем прошлом Джелликоу.

Сильвия потрясла головой:

– Не знаю. Уилфред не говорил, как он узнал. Но он узнал, и этого было достаточно.

– Если Чейм нанимал детективов, Джелликоу мог прочитать их донесения. А может, и сам Чейм ему рассказал. А как вы думаете, про вас с Чеймом Джелликоу тоже знал? О вашей… сделке?

– Мне кажется, да. С уверенностью сказать не могу, но он ведь был в курсе всех дел, видел контракты, знал, что где происходит. И держался со мной как-то странно. Да, наверняка он уже все знал про меня.

– Как давно это было? Я имею в виду вашу сделку с Чеймом.

– Четыре с половиной года тому назад. А когда меня пригласили на телевидение и картина имела большой успех, мне удалось разорвать контракт с Чеймом. Да он меня и не удерживал.

– Может, все эти четыре с половиной года Джелликоу страдал по вас. Я нашел у него в номере две ваших фотографии.

– Неужели? Я не знала. – Сильвия соскользнула со стула. – Ну вот, папочка, так все и было. Теперь вы знаете историю моей жизни.

– Почему вы упорно зовете меня "папочкой"?

– Ну не отцом же вас называть, это было бы глупо. А почему… сама не знаю. Просто когда мужчина мне нравится, я называю его папочкой.

– Да?

– А вы не такой свирепый, когда улыбаетесь. И вообще, по-моему, вы неплохой парень. Если хотите, буду называть вас Шелл. А "папочка" – это ласковое обращение. Вот как бы вы ласково называли меня?

– Ну… может, мамма?[3]3
  Mamma (лат.) – молочная железа.


[Закрыть]

– А что это значит?

– Посмотрите в словаре.

– У вас есть еще вопросы?

– Вроде нет.

– Значит, вы уходите?

– Да. Надо во что бы то ни стало переговорить с Гидеоном Чеймом.

– Не говорите ему о том, что я рассказала вам.

– Не скажу.

– И вам можно верить?

– Можно.

– Я вот думаю, наверное, не все, что вы говорите, – правда.

– На что вы намекаете?

– Теперь-то я знаю, что вы не вымогатель.

– И что из этого следует?

Сильвия ответила не сразу. Сделала большой скользящий шаг в мою сторону и остановилась совсем близко. Руки ее были опущены вдоль туловища, ладони прижаты к гладким упругим ляжкам. И вдруг ее руки медленно поползли вверх, миновали округлые бедра, поднялись еще чуть выше.

– Вы говорите, я могу вам доверять? – с улыбкой спросила она. – Вы – не шантажист. И даже не проповедник. И, как уверяете, не насильник или кто-то там еще…

– Я не говорил, что я – "кто-то там еще".

Сильвия, все еще улыбаясь, взялась за края узких желтых трусиков и медленно, очень медленно стала опускать руки. Тоном отвергнутой, покинутой, одинокой и презираемой женщины – как-никак она все же была актрисой – сказала:

– Я надеюсь, все это правда, и вы все-таки не станете меня насиловать.

– Ну… не совсем так, – улыбнулся я.

Глава 5

Гидеон Чейм перенес два сердечных приступа. Первый – года два назад, а второй – недавно. Последний был результатом обширного поражения коронарных артерий и едва не прикончил Гидеона Чейма. Неделю назад он тем не менее перенес операцию на открытом сердце и пока был жив и здоров.

Уехав от Сильвии Ардент, я навел справки о Чейме, проглядев вырезки из последних газет. Лежал он в небольшой частной клинике "Уэстон-Мейси" на бульваре Колорадо в Пасадине. Клиника была небольшой и весьма привилегированной. Даже при пустячном заболевании для поступления туда надо было иметь уйму денег.

Чейм был на волоске от гибели. Его положили в воскресенье 27 августа и на следующий же день прооперировали. Во вторник, 29 числа, он был почти при смерти, если судить по тем сообщениям, которые я читал и которые фактически представляли собой некрологи. В среду его состояние было таким же. Но в четверг, в последний день августа, наступило улучшение, и он, можно сказать, восстал из гроба. Из списка тяжелобольных его вычеркнули, он стал быстро набираться сил и к вечеру в пятницу уже сидел в постели. Вот как иногда бывает.

Я поднял трубку и позвонил к себе в контору.

– "Шелдон Скотт. Расследования", – послышался голос Хейзл, телефонистки из Гамильтон-Билдинг. Она отвечала также на звонки полудюжины других компаний: "Бартон и Блейм. Адвокатская контора", "Корпорация Трейсерс", фирма "Новинки со всего света" и других.

– Я хочу поговорить с грозой злоумышленников, основательным, трудолюбивым, убежденным трезвенником…

– Вы, наверное, имеете в виду Шелла Скотта?

– Как вы догадались?

– Просто я его знаю. Но боюсь, сэр, вы не сможете поговорить с мистером Скоттом. Он лежит пьяный в своем кабинете, положив голову в плевательницу… Шелл, – перестала дурачиться Хейзл, – ни в одной больнице Джелликоу нет, и ничего нового я больше не узнала. За последний час вам трижды звонил один и тот же человек. Очень хотел с вами поговорить.

– Он назвал свое имя?

– Да. Это мистер Гидеон Чейм. Он оставил номер своего телефона.

– Черт возьми!

– В чем дело?

– Ни в чем. Просто я еду сейчас к нему в клинику. Хочу попытаться поговорить с ним. Он сказал, что ему нужно?

– Нет. Сказал только, что хочет встретиться с вами лично по чрезвычайно срочному делу и что он находится в больнице.

– Я знаю. Спасибо, Хейзл. Кроме гамбургера я угощу тебя еще молочным коктейлем с клубникой.

– Нет, вы угостите меня шампанским и чудовищно дорогим обедом в "Сканди".

В третьем часу, когда я ехал по Фривею и был уже на полпути к Пасадине, мне показалось, что за моим "кадиллаком" увязался "хвост". Я заметил темно-синий "линкольн", который держался через одну-две машины позади меня. А когда ехавший за мной и, видно, спешивший "ягуар" вдруг обогнал меня и "линкольн" оказался непосредственно за мной, родитель, как мне показалось, умышленно притормозил и позволил обогнать себя другой машине.

Я ехал со скоростью шестьдесят миль в час, но постепенно сбавил ее до пятидесяти, а потом и до сорока пяти. За мной шел красный "меркьюри", а "линкольн" – за ним. И вдруг "меркьюри" с ревом обогнал меня и круто свернул в мой ряд. Водитель, видно, подобным образом хотел продемонстрировать свое негодование таким копушей, как я, да еще на дороге, где нет ограничения скорости. Но "линкольн" не сделал ничего подобного. Наоборот, казалось, водитель вот-вот остановится. А когда я снова прибавил скорость, между мной и темно-синим седаном сразу оказались две машины.

Достигнув конца Фривея, я проехал по Парковой аллее, свернул направо, проскочил несколько кварталов и въехал на просторную стоянку перед крупным торговым центром. Остановив машину, я выключил мотор и оглянутся. "Линкольн" тоже свернул на площадку и остановился метрах в пятидесяти от меня. Были видны фигуры сидящих впереди, но разглядеть их мне не удалось. Из машины никто не вышел.

В бардачке у меня лежал небольшой компактный бинокль… Я вынул его и пошел в супермаркет. Укрывшись за коробками со стиральным порошком, я выглянул из окна торгового центра. "Линкольн" стоял на месте. Я поднес к глазам бинокль и стал наводить фокус. Несколько покупателей, кативших мимо нагруженные тележки, озадаченно таращили на меня глаза.

Когда изображение стало четким, я разглядел на переднем сиденье двух мужчин. Казалось, они были от меня всего в двух шагах. И слава богу, что это только казалось. Потому что одного из них звали Маккиффер – о нем я уже упоминал выше, – а другого – Уоллес Стэнли, по кличке Вонючий, и от обоих можно было ждать беды.

Вонючий сидел рядом с водителем. Это был высокий тощий мужчина с лысой вытянутой головой и такой жесткой щетиной на подбородке, что ею можно было поцарапать даже алмаз. Он мог побриться в восемь утра, а к вечеру его борода уже отбрасывала тень. Свою уникальную кличку он получил не только из-за того, что мылся лишь в день рождения Джорджа Вашингтона и не мог вывести насекомых под мышками, но и потому, что несколько лет тому назад другой бандит покромсал его складным ножом.

Один удар пришелся по руке, а другой изуродовал ему нос, да так, что его конец вместе с ноздрями оказался свернутым набок. В сочетании с круглым маленьким ртом образовалась гримаса, как будто он воротит нос от какого-то смрадного запаха. Уоллес рассчитался со своим обидчиком, всадив ему в спину шесть пуль из пистолета 45-го калибра. С тех пор за ним и укрепилась кличка.

Его приятель и босс – тот, что сидел за рулем, – был не менее примечательной личностью. За подкуп и соучастие в преступлении Маккиффер отсидел два года в тюрьме Сан-Квентин, но избежал срока за ряд нападений с причинением телесных повреждений, а также за два убийства, о которых мне было известно. Он был высокого роста – футов шести с лишком, – с узкими бедрами и широкими плечами, прямыми черными волосами и сонным взглядом карих глаз. Людей с похожей внешностью можно было встретить на улицах сплошь и рядом. Он носил очки в роговой оправе. У него был скошенный подбородок, а сам он, как поговаривали, был слабоват по части храбрости. В общем, ему бы быть бухгалтером или продавцом в книжном магазине.

Оба головореза слыли весьма неприятными личностями, опасными и беспощадными в минуты дурного настроения, в каком они пребывали почти постоянно. У меня ни с ними, ни с другими громилами Киффера неприятностей, по крайней мере серьезных, не было. Так почему же тогда эти бандюги увязались за мной?

Смешно было вспоминать, что всего несколько часов назад я смотрел на миссис Глэдис Джелликоу с некоторым опасением и лениво размышлял о Маккиффере, над черноволосой головой которого вчера просвистели пули. По слухам, стрелял один из бандитов Эдди Лэша, самого, пожалуй, главного в городе преступного авторитета.

Уж не знаю, был ли он главарем или только лицом, приближенным к криминальному миру, но во всяком случае процветающим "бизнесменом" он был. Лэш жил в красивейшем пентхаусе на крыше одного из двух высотных зданий на Уилширском бульваре, известных под названием "Грайан-Апартамент". Там у него был роскошный, чудовищно дорогой, великолепно обставленный номер люкс.

Об архитектурных достоинствах этого особняка мне известно потому, что мне довелось побывать на шикарном приеме в столь же роскошных апартаментах по соседству с апартаментами Лэша.

Вид Маккиффера заставил меня вспомнить о Лэше не только из-за вчерашней попытки прострелить тому голову, а еще из-за того, что было бы менее удивительно, если бы на "хвосте" у меня повис Эдди Лэш или один из его "служащих". И это при том, что прошло уже почти два года с тех пор, как мне пришлось скрестить копья с Лэшем. Он, правда, обладал хорошей памятью и не забывал про тех, кого желал бы превратить в трупы. И я не сомневался, он с радостью проделал бы это со мной. Но это уже другая история.

Я опустил бинокль, вытащил записную книжку и вписал туда номер машины: FZ-440. Принадлежала она несомненно Маккифферу. Он каждый год покупал новый "линкольн" и всегда одного и того же цвета – темно-синий. После этого я вернулся к своему "кадиллаку" и выехал со стоянки. У первого же светофора я свернул налево, в то время как синий "линкольн" тащился еще далеко сзади. Так мне удалось от него оторваться.

Я проскочил два светофора в последний момент перед тем, как зажегся красный свет, попетлял по переулкам и, убедившись, что избавился от непрошеных попутчиков, направился в клинику "Уэстон-Мейси".

* * *

В коридоре клиники мне встретилась медсестра в зеленой форме. Она улыбнулась и прошла мимо. Ее туфли на низком каблуке поскрипывали по натертому до блеска полу. Я остановился перед палатой номер 16 и постучал. Низкий рокочущий голос, не похожий на голос больного человека, рявкнул:

– Входите!

Я вошел в палату и закрыл за собой дверь. Палата была просторная, белоснежные шторы были подняты. Широкое окно выходило на зеленую лужайку с цветочными клумбами. В комнате в трех вазах тоже стояли цветы. Новая мебель, телевизор.

Гидеон Чейм в голубой пижаме с короткими рукавами сидел очень прямо на широкой больничной кровати, опираясь спиной о подушки. До пояса он был укрыт одеялом.

– Мистер Скотт? – спросил он.

Перед тем как ехать к нему, я звонил в клинику, так что он ждал меня.

– Совершенно верно. Вы хотели меня видеть?

– Да. Мне известно, что вы разыскиваете Уилфреда Джелликоу. Я крайне заинтересован, чтобы его нашли. И в его благополучии тоже. Расскажите, что вам удалось узнать.

Вот так, прямо с ходу он и приступил к делу. Мне был знаком такой тип людей.

Даже на больничной койке, едва избежав смерти, он производил впечатление прочности, солидности, силы. Несмотря на жилистые руки и слегка обвисшие щеки, он был в отличной форме для человека шестидесяти трех лет, неделю назад перенесшего сложную операцию на сердце. Крупный, широкоплечий, с большой головой. Лицо с широким мясистым носом и толстыми губами. Почти черные глаза были окружены морщинами. Над переносицей залегли глубокие складки. Волос почти не осталось. Его всегда зычный голос не ослаб, видно, и сейчас.

– Ну? – громко и нетерпеливо рявкнул он повелительным тоном.

– Откуда вам известно, что я разыскиваю мистера Джелликоу? – спросил я.

Чейм окинул меня грозным взглядом. Его черные с проседью брови, густые и лохматые, крыльями опускались к переносице и там соединялись. Они выглядели как одна длинная, дважды изогнутая бровь и напоминали небольшую летящую птицу.

Он яростно сверкнул глазами и гаркнул:

– Вас это не касается. Ваше дело – принять к сведению, что мне это известно, и я хочу знать, что вы обнаружили. Не беспокойтесь, я вам хорошо заплачу. Очень хорошо.

– Нет, не заплатите.

– Что?

– Вы мне ничего не будете платить, мистер Чейм. У меня уже есть клиент.

– Да вы, я смотрю, нахал!

– Я уже сказал, у меня есть клиент, и докладывать все, что нужно, я буду ему.

– Проклятье! – зарычал он. – Я требую, чтобы вы сказали, если знаете, где Уилфред Джелликоу.

– Как я понимаю, вы не знаете, где он?

– Перестаньте отвечать дурацкими вопросами на мои вопросы. Черт бы вас побрал… – Он продолжал в таком духе еще некоторое время, отпуская на мой счет в высшей степени нелестные замечания.

Я подождал, пока он успокоится, и мягко сказал:

– Мистер Чейм, обычно я не могу ударить слабого пожилого человека, который к тому же лежит на смертном одре, но у вас есть шанс дожить до глубокого старческого маразма, если вы будете так добры и прекратите поливать меня бранью.

Он разинул рот, приготовившись изрыгнуть очередную порцию ругательств, но потом передумал и, лязгнув зубами, закрыл рот. Выпятил сжатые губы и надвинул на глаза свою единую длинную бровь.

– В сущности, – продолжал я, воспользовавшись его молчанием, – я приехал с единственной целью – задать вам несколько вопросов. Повторяю свой первый вопрос. Откуда вам известно, что мой клиент поручил мне отыскать Джелликоу?

В мозгу Гидеона Чейма, видно, происходила борьба. Наконец, еще громко, но уже спокойнее он сказал:

– Так вы работаете на клиента? Я даже не знал этого, хотя у меня в городе есть люди, которые охотно снабжают меня информацией, если им кажется, что она может меня заинтересовать. Они знают, что мистер Джелликоу много лет является моим ближайшим и высокоценимым партнером. Так вот, пять разных лиц сообщили мне, что Шелл Скотт связывался со своими источниками, наводил справки, в полиции, больницах, включая эту, разыскивая мистера Джелликоу. И к вашему сведению, передавая мне информацию, они так не нахальничали…