Текст книги "3 Нижнекамские истории о любви (сборник)"

3

– Ты добрый человек?

– Я не злой.

– Ну, так почему же ты так мучаешь меня?

– Я люблю Ирину.

– А я люблю тебя.

– Она твоя сестра.

– Ну и что. Ведь ничего от этого не изменится.

– Я буду другим, и ты будешь другой.

– Думаешь, что она ни с кем не ходила до тебя?

– Это не важно. Сейчас я люблю Ирину, и она любит меня.

– Сейчас и я люблю тебя.

– У тебя это просто прихоть.

– Нет. Я уеду после. Уеду совсем. Но только после этого…

– А как же буду жить я?

– Ведь ничего не изменится!

– Я изменюсь. Одним пятном на душе будет больше.

– А сейчас, когда ты мучаешь меня, думаешь, пятен на душе у тебя будет меньше? Если ты отказываешь мне в любви, то думаешь, что это благородно? Ведь я нравлюсь тебе?

– Да. Но я люблю Ирину.

– Ну, и люби, себе на здоровье! Разве я вам мешаю? Я просто хочу, чтобы ты хоть раз в жизни любил меня, любил по-настоящему. Я хочу хоть раз в жизни быть твоей. Могу я хоть раз в жизни испытать счастье? А то всё сестре да сестре! Она всегда впереди, и всё самое лучшее, всегда у неё. А я тоже хочу любви и счастья, хоть на мгновение. Разве я виновата, что это Ира первая познакомилась с тобой, а не я, что это она привела тебя в наш дом, а не я? Разве я виновата в том, что я люблю тебя?

– Тебе надо уехать.

– Я уеду, обязательно уеду. Но у меня должна быть в жизни радость, хоть одна минута светлого воспоминания, та минута, к которой я бы возвращалась всю свою оставшуюся жизнь. Мне не надо никого кроме тебя. Я люблю Иру, и я люблю тебя, вы оба для меня – самые близкие люди в мире, и именно поэтому я буду уезжать. Но я не могу уехать просто так, без ничего.

– Я должен заплатить за твой отъезд?

– Нет, не совсем так. Тебе меня не понять.

– Я должен изменить своей невесте с её сестрой?

– Разве это измена?

– А разве нет? Что же это такое как не измена любимому человеку?

– Это не измена, когда ты делаешь благодеяние человеку.

– Благодеяние?

– Отказывать в любви страждущему человеку так же грешно, как и отказывать умирающему в исполнении его последней просьбы. А я всего-то хочу ночи любви с тобой. Ты бы помог утопающему?

– Я не умею плавать.

– Горит дом, а в нём – маленький ребёнок? Бандиты напали на прохожего?

– Да, я бы защитил их, если бы смог.

– Ты бы помог им? – Да.

– И это было бы опасно для твоей жизни, и могло бы причинить ущерб Ирине, если бы она тебя потеряла?

– Да.

– Так почему же ты не хочешь помочь мне?

– Но это ведь не одно и тоже.

– Разве?

– То героические поступки, а тут – банальная измена. Достижение полового удовлетворения с другим человеком, пусть даже тебе и симпатичным, в то самое время, когда ты клянёшься в любви и любишь совсем другую девушку.

– Какие казённые слова, они убьют меня.

– От любви не умирают.

– Не умирают?

– Умирают не от любви, а от неумеренной экзальтации. Только неосторожность, ошибка приводят к смерти. А вообще-то эти попытки обычно рассчитаны на то, что люди, соседи успеют прийти на помощь.

– Откуда ты это знаешь? У тебя стал такой странный взгляд…

– Девушки, которые травятся кислотой, обычно выживают, и редко кто умирает, в самом деле. Им делают операции, уродуют их, спасают им жизнь. И они живут, повторных попыток к самоубийствам они обычно не делают. Они ценят то из жизни, что осталось на их долю. И забывают всякие бредни.

– Ты так серьёзно это говоришь.

– Я не люблю любовных трагедий. Было бы из-за чего жизнью бросаться.

– Ты мужчина, а женщины относятся к этому несколько иначе.

– Истерички.

– Ты так ненавидишь женщин?

– Нет, я их люблю.

– У тебя уже было в жизни что-то тяжёлое? – Да.

– Расскажи…. Ну, расскажи, пожалуйста. Я никому не скажу. Ведь я люблю тебя.

– Женская любовь слишком часто переходит в ненависть…

– Нет, ты свят…

– Если однажды ты представишь меня с Ириной в постели, ты возненавидишь меня…

– Нет, не надо!

– Вот видишь. Уже этих слов достаточно для пробуждения безумной ревности. Ревность не лучший советчик в любви.

– Расскажи, пожалуйста, о ней.

– О ком?

– О той женщине.

– Это была девушка. Мы были молоды и любили друг друга. Она любила меня безумно. Однажды я пошёл с соседкой в кино, нас увидели и обо всём ей рассказали, причём в красках, с добавочными потребностями. Девушка в тот же день выпила серную кислоту, она её откуда-то достала. Почему-то женщины считают, что это был наилучший способ отправиться на тот свет, хотя это, наверно, неверно.

Её конечно спасли. Она жива и сейчас. Но она прогнала меня, видеть меня больше не могла. Ей было тяжело, и сейчас бы она этой глупости не повторила. Все эти любовные трагедии от неопытности.

Сейчас она живёт, и умирать не собирается. Не хочет.

– Вы расстались?

– Конечно.

– Ты её так и оставил.

– Нет. Я был в раскаянье, я ползал на коленях. Но меня всё равно прогнали. Это было так давно, и поэтому я могу тебе сейчас рассказывать об этом так спокойно.

– Это было безумство.

– Да, конечно. Любая любовь – безумство.

– Я бы из-за тебя такого не сделала.

– Не зарекайся. Ну, вот видишь, мы с тобой и выяснили наши отношения. Стоит немного подольше потолковать с человеком, немножко вдуматься в его слова и применить их по отношению к себе, как любовь тут же уходит. На её место приходит ужас.

– Ты страшный человек!

– Да. Но я не злой.

– Но страшный, и есть злой.

– Нет. Ни в коем случае. Меня можно разозлить, и тогда я могу совершить что-то очень страшное. А так я страшен лишь на словах.

– Зато слова – то, какие!

– Слова обыкновенные. Человеческие.

– Ты мог бы меня убить?

– Наверно. Если бы ты рассказала Ирине то, чего ещё нет. Тогда бы я точно мог бы тебя убить.

– И ты бы убил?

– Я был бы в ярости.

– Но ты это говоришь, когда ты ещё спокоен.

– Я знаю себя, и знаю, что я могу совершить в ярости.

– Ты страшен.

– Нет. Ты боишься только моих слов. Я ведь ещё ничего не сделал. А сказать и сделать – это не одно и тоже. Равно как подумать, представить или сотворить. Страшны не слова, а страшны дела. Или возможность что-то сделать. А ведь ты хотела, чтобы я любил тебя.

– Нет, нет! Я больше не хочу этого.

– Вот видишь, мы и договорились. Ты уедешь…

– Нет, я никуда не поеду. Я не могу оставить свою сестру с тобой одну.

– Оставайся. Но ты будешь всё больше и больше тосковать по ласке.

– А если она будет несчастлива с тобой?

– Она будет счастлива. Ну, а если нет, то однажды ты представишь себя на её месте и скажешь себе: уж я бы смогла получить то, что мне надо.

– Это мерзко!

– А разве не мерзко всё то, что ты мне предлагала?

– Но это совсем другое! Я любила тебя!

– Уже любила…

– Люблю! И всё равно хочу быть с тобой. Но то, что ты сейчас со мной разговариваешь об этом, это тоже измена. Измена по отношению к Ирине.

– Нет, я так не считаю. Это ещё не измена. Даже если бы я был с тобой, это тоже была бы ещё не измена. Но изменою были бы твои чувства и мысли по поводу того, что могло произойти. А то, что сейчас происходит между нами, это всего лишь интеллектуальный разговор на тему свободной любви.

– Но ты всё равно изменяешь ей, хотя бы в мыслях, разговаривая о любви со мной, а не с ней.

– Я расскажу её всё, весь наш разговор, что бы искупить это.

– Не надо! Ты измучил меня. Я устала.

– И тебе не хочется любви, несчастная моя крошка?

– Нет. Я хочу остаться одна.

Лариса оправила платье, резко поднялась с дивана, так что громко скрипнули проржавевшие пружины, и, не оборачиваясь, прошла к двери. Анатолий молча смотрел ей вслед. Лариса знала, что он смотрит на неё. Он не мог не смотреть ей вслед. От этого нельзя было удержаться, чтобы на неё не смотреть.

У неё была очень изящная походка двадцатилетней женщины, густые русые волосы, пышно, волнами ниспадающие на её покатые плечи, и не скрывающие красоту её лебединой шеи.

Упругое, крепкое, тренированное тело, привлекающее внимание своим ровным загаром и отсутствием каких либо изъянов на бархатистой коже. Стройная талия, которую не раз обнимал Анатолий во время танцев на внутри семейных вечерах.

Широкие, словно налитые бёдра, крепкие и полные скрытой, но еле сдерживаемой силы. Стройные, как будто точёные колонны ноги, покрытые лёгким пушком зрелости, неудержимо влекли к себе взор, легко и надёжно несли свою обладательницу по земле.

Лариса знала определённо, что она неотразима, особенно когда мужчины видели её всю и целиком.

Анатолий сидел и молча смотрел на молодую женщину, так и пышущую желанием. Он сознавал, что она красива, даже прекрасна, и дьявольски привлекательна. Если бы он не был связан с Ириной, то он, конечно, давно бы уже взялся за Ларису. Если он был свободен! Но, увы, он уже был по рукам и ногам связан обязательствами перед Ириной.

У Анатолия была черта, которая не позволяла ему ухаживать за двумя женщинами сразу. Особенно в одном доме. Или за подругами. Только переболев одной, он мог увлечься другой женщиной. Это было проявление, какого-то непонятного даже ему самому внутреннего этического комплекса, через который он ещё ни разу не переступал.

Он не мог изменять. Измена отравила бы ему всё последующее существование. Но он мог поставить на очередь, или взять на заметку.

Лариса подошла к двери и медленно обернулась. Анатолий не сводил с неё своих задумчивых глаз. Девушка улыбнулась ему и лукаво посмотрела на него. Прежде чем Анатолий успел что-либо сказать, раздался резкий и пронзительный звонок. Он звонил, дребезжал и надрывался. Лариса и Анатолий стремглав бросились к входной двери. Они столкнулись там, и их руки мешали друг другу. Но, наконец, несколько оттолкнув девушку, Анатолий открыл дверь.

За дверью была улыбающаяся Ирина.

Она положила школьный портфель на тумбочку у двери и обхватила руками шею Анатолия. Он бережно поднял её на руки, прижал её к себе и понёс в гостиную.

– А раздеться? – вспомнила Ирина.

Анатолий усадил её в кресло, снял сапоги, снял дублёнку, зимнюю шапку, шарфик, и отнёс всё это в прихожую и принёс взамен Иринины тапочки. Сел на ковёр у её ног.

Лариса молча наблюдала за этой сценой.

Она любила сестру, но вся показуха того, что происходило на её глазах, нервировала её. Лариса тоже зашла в гостиную следом за ними. Анатолий и Ирина целовались. Они даже не обратили на неё никакого внимания.

Лариса иронически усмехнулась и села в кресло напротив них.

Анатолию были видны её ноги до трусиков. Трусики были белые и плотно прилегали к телу, обрисовывая его формы. Анатолий обнимал Ирину, он смотрел несколько в сторону, но угловым зрением он видел Ларису. У человека особенно развито периферийное, угловое зрение. Раньше это служило залогом безопасности – способность видеть то, что происходит сбоку. А сейчас – помогало общему развитию.

Анатолию на миг показалось, что он держит в своих объятиях Ларису, и что руки его там же, где и глаза. Он невольно отряхнулся от наваждения и ещё крепче обнял Ирину.

Лариса встала и пошла на кухню. Сейчас у неё была обыкновенная человеческая походка, а не та, что обычно появляется у женщин, когда они хотят привлечь внимание мужчин. Тогда у них виляют бёдра, они строго и грациозно, как дикие антилопы, легко и уверенно ступают по поверхности, и у них изящно и соблазнительно перемещаются во время ходьбы ягодичные мышцы, особенно в округлых ложбинках по вершинам бёдер.

Это, конечно же, привлекает внимание, и пробуждает специфично мужские желания у лиц, обозревающих подобную картину. Но в то же самое время ставит женщину в какое-то унизительное положение соблазняющего экспоната, тем самым, представляя её не субъектом, а объектом.

Объектом того самого необходимого употребления, против которого так решительно выступают обычно женщины, которые не хотели бы, чтобы в них видели только товар.

Они говорят, что мужчины, прежде всего, видят в них только женщин, особей другого пола, готовых к потреблению, а не таких же равноправных партнёров по жизни. Но что же ещё остаётся видеть ослеплёнными похотью бедным мужчинам, особенно если перед ними стоит накрашенный явно для них, разукрашенный во все цвета радуги красивый молодой человек другого пола. Человек, у которого чересчур выражены явные женские признаки, на которые у мужчин безусловный рефлекс, особенно, такие как высокая грудь, обнажённые ноги, вихляющаяся походка, кокетство в разговоре.

А точнее говоря, человек, у которого явно выпирают все мыслимые и немыслимые женские прелести, и всё поведение которого говорит об имеющемся желании телесного взаимного контакта. И который, явно или неявно, способствует переводу интеллектуального разговора в плоскость переговоров о возможности и невозможности свободной любви между мужчиной и женщиной. И, естественно, приводит к пробуждению некоторых низменных инстинктов.

Если бы женщины были бы мужчинами, то они вряд ли устояли бы перед таким напором. Это возможно, только в случае абсолютного безразличия к собеседнику, или собеседнице, в данном контексте.

Глава третья

1

Лариса села на подоконник и стала смотреть в окно. Из окна был виден двор, заснеженные газоны и асфальтовые дорожки, деревья и кустарники, площадка для просушки белья. По двору ходили люди.

На окошко сел голубь и стал смотреть в комнату.

Лариса осторожно постучала по стеклу. Голубь поднял голову и сиреневым выпуклым глазом уставился на девушку. Что мол, тебе надо?

Он походил немного по карнизу, поискал хлебные зёрнышки, но не нашёл. Ещё раз взглянул на Ларису. Девушка подмигнула ему. Голубь этого не понял, разочарованно отвернулся и улетел. Лариса проводила его долгим взглядом, пока он не растворился в небе, и после этого взглянула вниз.

Из подъезда выходили Анатолий и Ирина.

Они обернулись и помахали ей рукой.

Лариса кивнула им, а потом вышла из кухни.

Вышла в прихожую. Там на стене висело огромное, старинное, венецианской работы зеркало. Его ещё до войны купил отец.

Лариса подошла к зеркалу и приблизила к нему своё лицо. На неё взглянуло красивое лицо симпатичной и приятной молодой девушки.

Неужели он такой тупой, что ничего не может понять? Ведь она же в сто раз красивее Ирины. Ирине никогда не сравниться с ней. Правда, Иринка помоложе. Она ещё даже школу не закончила. И это её главное преимущество – юность и глупость.

Девушка окинула всю себя зорким взглядом в зеркале.

А ведь она чертовски привлекательна.

Если бы она была ещё и мужчиной, то непременно влюбилась бы в себя. А этот Анатолий…

Он сейчас с Ириной. Обнимает её, целует…

А чем она хуже? Ей тоже хочется целоваться.

Лариса от внезапной злости на свою младшую сестрёнку даже прикусила нижнюю губу. Она там сейчас целуется с Анатолием, зовёт его Толей, Тосей, а я тут сижу здесь как дура одна.

Почему я такая несчастная?

Лариса стукнула кулаком по зеркалу. Ей стало больно, и она заплакала от боли. А зеркалу, хоть бы хны. Правда, она сама даже не различала, в чём же причина этой боли, и каков её характер. Толи она физическая – от удара по стеклу, толи психическая – от досады на свою жизнь, на Ирину и Анатолия.

Ей хотелось, чтобы кто-нибудь подошёл и обнял её, поцеловал, чтобы кто-нибудь сейчас ласкал её тело. И ей было бы намного приятнее, если бы это был Анатолий.

Раздался звонок в дверь.

Лариса вздрогнула от неожиданности и кинулась открывать дверь.

Её сердце отчаянно колотилось. А вдруг это Анатолий? Вдруг он пришёл за ней.

Трясущимися дверями открыла дверь. Там стоял Дамир, одноклассник Ирины.

– Здравствуй, – сказал он. – А Ирина дома?

– Нет, – сказала девушка, еле переводя дух.

– Она после школы убежала куда-то, и с тех пор ещё не возвращалась. Да ты заходи, может быть, скоро придёт.

– Хорошо, – сказал Дамир. – Я немного подожду её.

Он снял куртку, повесил её на вешалку, снял ботинки и прошёл вслед за Ларисой в комнату.

По внезапному наитию Лариса прошла к себе и переоделась. Сняла платье и надела короткий халатик. Он был ей по середину бедра и, когда девушка садилась в кресло, то взгляды мужчин обычно обращались на его полы в тщетной надежде в качестве неожиданного приза увидеть его содержимое.

Дамир сидел на стуле у книжного шкафа и рассматривал книги. Лариса села напротив него в кресло. Парень оторвал взгляд от книг и посмотрел на Ларису, затем его взгляд его, естественно, опустился ниже.

Полы халата поднялись и как бы разошлись в стороны. Из-под них у места соединения бёдер выступали белые трусики. Они достаточно плотно облегали тело, и, при известной доле фантазии можно было по видимым очертаниям представить себе их внутреннее и не совсем внутреннее содержание.

Дамир представил себе это и невольно смутился, встретив устремлённый на него настойчивый взгляд Ларисы. Она, не меняя позы и небрежно поигрывая полой халатика, мягко спросила:

– Ты любишь музыку? – Да.

– А танцевать?

– Вроде бы умею.

– Тогда давай потанцуем. Ты никуда не торопишься?

– Нет. Я Ирину подожду.

– А там и она подоспеет.

Лариса наверняка знала, что Ирина и Анатолий пошли в кино и раньше чем через два часа не вернуться, потому что они должны были ещё заглянуть к общим знакомым, чтобы забрать у них книжку, которую те взяли месяц назад, и до сих пор не удосужились принести обратно.

Она вытащила магнитофон, зашторила окна и включила красный светильник. Создалась достаточно уютная, хотя и несколько таинственная обстановка. Дамир стоял у магнитофона и с удивлением и нарастающим изумлением следил за девушкой. Лариса принесла из холодильника бутылку открытого сухого вина. Она была заполнена только наполовину. Дамир прочитал надпись «Рислинг». На столе появилась лёгкая закуска, и маленькие рюмки.

Девушка включила магнитофон. Послышалась быстрая музыка.

– Надеюсь, ты не откажешься выпить со мною?

– Нет.

– Вот и хорошо. А то, какие же танцы без вина.

Она разлила по рюмкам вино и предложила выпить. Потом вдогонку, «между первой и второй перерывчик небольшой» выпили ещё по одной рюмке.

– А вот теперь можно и потанцевать. Ты любишь быстрые танцы?

– Не очень.

– Ну, ничего.

Она танцевала самозабвенно. Изгибалась как змея, её плечи как бы исчезали и снова вырастали, а ноги ритмично двигались в такт музыке. Руки то взлетали вверх, то распластывались по телу, скользя быстрыми змейками то по животу, то по груди. Нижняя пуговица халатика расстегнулась, и он развевался при всяком резком движении.

Дамир танцевал несколько угловато, скованно, иногда даже не в такт музыке. Их руки соприкасались. Он ощущал жар её локтей, ладоней и пальцев. Бёдра девушки влекли его взор к себе.

Быстрая музыка сменилась медленной.

– Танго! – объявила девушка и пригласила Дамира на медленный танец.

Дамир коснулся руками её талии, и охватил её пышущее жаром юное женское тело. Она положила ему руки на плечи. Её густые волосы были около его рта. Она ощущала его тяжёлое и горячее, но сдержанное или сдерживаемое дыхание.

Сначала они танцевали на пионерском расстоянии, потому что парень боялся ненароком обидеть Ларису, или, может быть даже насмешить её своим внезапно возникшим желанием, опасаясь того момента, когда девушка может почувствовать его возбуждение. Но девушка сама сблизила их тела, как бы нечаянно повиснув на шее у Дамира. Его горячие губы невольно коснулись прохладной кожи её лба. Как бы нечаянный поцелуй.

Она была лишь ненамного ниже его, но внезапно как бы уменьшилась в росте, и припала к нему. Он ощутил её жадное жаркое тело, упругие груди, тугой живот и крепкие налитые бёдра. Дамир был вынужден сильнее обнять её, чтобы не выронить из рук.

Танец скоро превратился в крепкое объятие.

Медленный танец давно уже закончился, но они уже не обращали на это внимания.

Рука Дамира медленно ощупывала её ягодицы. Другой рукой он прижимал к себе её абсолютно не сопротивляющееся этому воздействию тело.

Лариса чувствовала его возбуждение, его напряжённое тело вжималось в неё, стремилось войти в неё, пройти дальше, пробиться сквозь одежду к вожделенному жаждущему прикосновения телу. Её было приятно это, его объятия, то, что он нащупывал её тело. Это возбуждало её, будило чувственное наслаждение и пробуждало её восприятие.

Она чувствовала, что в ней пробудилось желание близости с ним, и способность к удовлетворению, способность получать удовольствие от мужчины. Не от Анатолия.

Лариса села в кресло и повлекла за собой Дамира. Он повалился на неё, почти лёг. Его руки легли на её бёдра, сжали их, а потом пошли выше. Ещё выше, дошли до трусиков. До резинки и потянули резинку вниз. Девушка тяжело задышала, и её воспалённые губы коснулись шеи Дамира. Трусики оттянулись на бёдра. Рука соскользнула вовнутрь и, коснувшись нежного тела, курчавых волос, пошла вниз и вглубь. Лариса обняла парня и страстно притянула к себе.

В это время резко прозвенел дверной звонок. Лариса и Дамир оба вздрогнули, и ещё теснее прижались друг к другу. Но было уже поздно. Лариса чувствовала, как постепенно пропадает желание у Дамира, как ему становится не до объятий и поцелуев. Девушка сама уже не испытывала того возбуждения, которое только перед этим звонком начала было ощущать.

Она оттолкнула Дамира от себя, поправила халат, причёску, застегнула нижнюю пуговицу и, даже не взглянув на парня, пошла к двери.

Это были Анатолий и Ирина. Они не смогли достать билеты в кино и, немного погуляв по заснеженным улицам, решили вернуться домой. Когда они, наконец, прошли в зал, то там всё было уже в порядке. Точнее, вся обстановка была прежней, но Дамир к этому времени пришёл в себя, и лицо его, как обычно, опять ничего не выражало. Правда, шторы были собраны, и светильник выключен.

– А мы тут праздновали, – улыбаясь, сказала Лариса. – Дамир, оказывается сегодня пятёрку по математике.

– Ну, да? – удивилась Ирина. – А я вроде ничего не помню.

– Не сегодня, а вчера, – смущённо сказал Дамир. – Но всё равно повод.

– Да – а, – протянула Ирина, – вам бы лишь бы повод.

– Может быть, и мы к столу… – предложил Анатолий.

– Конечно, – гостеприимно предложила Лариса. – Прошу всех за стол.

– Ну, тогда и я поздравлю своего друга с пятёркой по математике, – сказала Ирина, и произнесла как бы в пол голоса, – которую я почему-то не помню.

Дамир даже покраснел, но Лариса не дрогнула.

– Была, не была, главное есть повод.

Ирина подошла к Дамиру и, положив руки ему на плечи, медленно приникла к нему своим гибким девичьим телом, и поцеловала его в губы.

– Это на счастье, чтобы и мне тоже везло в школе, – прошептала она, оторвавшись на мгновенье от Дамира.

Анатолий довольно и сыто ухмыльнулся, и немного отвернулся в сторону.

– Целуйтесь, целуйтесь…

– Ах, ты так! – шутливо возмутилась Ирина. – Тогда я с тобой никогда не буду целоваться.

– Будешь, – засмеялся Толя. – И ещё как.

– Ну, – не на шутку возмутилась его самоуверенностью девушка, – тогда держись…

Она вновь обняла Дамира и принялась покрывать всё его лицо быстрыми поцелуйчиками. Анатолий не отреагировал, и она принялась целовать его, что есть силы. Лариса смотрела на всё это с непонятным выражением лица. Дамиру пришлось тоже обнять Ирину, и невольно ответить на её поцелуй, и он уже чувствовал, что это весьма и весьма приятно, когда Анатолий мягко, ласково, но, всё-таки прилагая какое-то усилие, оторвал от него Ирину. Она уткнулась ему в плечо и горько заплакала.

Дамир смущённо отошёл в сторону.

– Ну, я пойду… – сказал он несмело.

Лариса пошла в прихожую, чтобы его провожать.

Когда Дамир уже оделся во всё своё зимнее облачение, она на мгновение прижалась к нему и сказала:

– Ты приходи, как-нибудь потом…. Не обижайся на неё. Придёшь?

– Приду.

– Ну, и хорошо.

И Дамир пошёл домой.