Текст книги "Сны ветра"

Глава 7

Утро воскресенья плавно перетекает в день, а в квартиру к супругам Бондарь входят Венера и Александр. Дверь друзьям открывает Илья, он приглашает их в зал, а сам идет готовить кофе. В комнате царит беспорядок: повсюду разбросана скомканная одежда и белье, на грязном полу валяется несколько книг. В зале возле стены стоит обеденный стол, на котором кроме пустых пивных бутылок, двух, полных окурков, пепельниц и нескольких оплавленных черных свечей, находится новый, достаточно дорогой ноутбук.

Возле окна перед импровизированным мольбертом, который представляет собой стул, установленный на журнальный столик, стоит сама молодая хозяйка квартиры. Олеся обладает приятной внешностью: огненно-рыжая, зеленоглазая, с забавными веснушками, умеренной и гармоничной полноты. Она кажется такой естественной, милой, домашней, солнечной, что все, кто сталкивается с нею, не могут представить, что эта девушка умеет быть злой или печальной. Ее легкость и непосредственность не оставили равнодушным Илью, а он не оставил равнодушной ее – так и появилась новая, молодая семья. Все внимание Олеси приковано к холсту, не отрывая глаз от своей картины, она подносит к губам невысокий стакан из толстого стекла с интенсивно зеленой жидкостью.

– Абсент?! – в один голос удивленно восклицают Паршин и Лерснер.

Их совершенно не смутило бы, если бы Лисица пила в это утро напиток декадентов, ведь в данный момент окружающая обстановка только способствует формированию такого мнения.

– Тархун, – отвечает вошедший в комнату Илья. – Хотите? Кто пьет абсент с утра?

– Нет, спасибо. А что у вас за погром? – спрашивает Саша, указывая на беспорядок.

– У нас медовый месяц, – монотонно, не глядя в его сторону, объясняет Олеся.

– Свадьба была в январе, сейчас апрель, а у вас до сих пор медовый месяц? – удивляется он, но Лисица не отвечает.

Венера, осторожно проходит по разбросанной одежде между диваном и гладильной доской к художнице и, положив локоть ей на плечо, с видом знатока искусства осматривает полотно.

– Ну как? – спрашивает Олеся.

– Кузен Уильям. Я узнаю его благородный профиль. А какой пронзительный взгляд! – произносит Лерснер, не улыбаясь, с напускной серьезностью и наигранным восхищением.

– Я, конечно, понимаю, что семейка Аддамс тебе особенно близка по духу, я даже не исключаю, что вы родственники, но все-таки?

– Я думаю, сочетание зеленых оттенков в этой кляксе говорит о тщетности бытия и примитивности «общества потребления», также угадывается явный протест и политическая сатира. А еще я «Приору» такого цвета видела, когда мы к вам ехали.

– Все сказала? – тяжело вздыхает Лисица. – Я припомню тебе это, когда стану великой художницей! Это дерево, а не клякса! А, может быть, куст – я еще не решила, но это мой первый пейзаж и он будет супер!

– Я, конечно, бездарь, – усмехается Лерснер, – но, по-моему, ты свой пейзаж не с того начала. Как насчет линии горизонта хотя бы?

– Горизонта тут видно не будет за другими какими-нибудь объектами, которые я потом дорисую! Тебе только бы критиковать!

Илья ставит на край стола четыре чашки кофе на подносе. Лисица отрывается от своей странной картины и идет к нему, а Венера еще с минуту стоит на месте, пытаясь разглядеть в зеленой мазне признаки дерева или куста.

Александр без объяснений протягивает Илье флэшку, куда предварительно скопировал информацию из базы.

Стоило Венере подойти к столу, как Олеся отпускает в ее адрес весьма сомнительный комплимент:

– А ты что еще похудела? Извини, но это уже перебор: ты тощая и бледная, как будто в подвале, где тебя держали последние пару лет, месяц назад перегорела лампочка.

– Иными словами: ты восхищена моим изящным станом и фарфоровой белизной кожи? – усмехается та.

– Если мишура красивых слов тебя утешит, то можешь считать так.

Саша, тем временем, открывает полученную базу. Илья и Олеся заворожено смотрят в монитор, а Лерснер снова окидывает взглядом беспорядок. Ее внимание привлекает книга в аккуратном переплете. Наклонившись, она поднимает ее. Прочитав название, «Махабхарата», девушка бросает недоуменный взгляд на хозяев квартиры.

«Ни за что не поверю, что они это читали», – подумалось ей в тот момент.

Тем временем Саша заканчивает рассказ об особенностях базы данных и открывает досье подруги.

– Сама рисовала? – язвит Олеся, указывая подруге на ее неудачный портрет.

В ответ на это Венера молча замахивается на нее книгой.

– Какую неуместную и бездарную лесть они о ней написали: «На вид около двадцати лет…» – комментируя досье, не унимается Лисица. – Она все равно не ударит меня книгой со священным текстом. Для нее это табу.

– Ты же все равно ее не читала! – хитро улыбается Венера, одновременно раздумывая, на основе чего горе-художница сделала последний вывод.

– Но ты-то наверняка читала, – предполагает Олеся.

– Во-первых, с чего бы мне ее читать, когда я никакого отношения к индуизму и его производным не имею; а, во-вторых, мне все равно, чем доказывать свою правоту, пусть даже личной «Книгой теней» самого Джеральда Гарднера!

Перепалка заканчивается перемирием.

Друзья быстро просматривают все двадцать три досье из базы, большинство из которых содержат только имя и фамилию.

– Тех, кто им попался, я имею в виду, про кого они больше узнали, по идее, должно что-то объединять, – предполагает Олеся.

– Ну, с Веркой-то все понятно – карма. Она же фашистка, – тут же выдает Илья и получает несильный, но ощутимый удар книгой по затылку.

– Придурок! Про меня у них информации почти нет, разве что, фамилия и сокращенный вариант имени. Я считаю, что этих ребят объединяет возраст, – говорит Лерснер. – Молодежь наивна и легко может попасться на провокации, или родители могут привести ребенка к экстрасенсам, заметив, что их чадо отличают необычные способности…

– Или если решат, что в их семье появился герой фильма «Омен», – перебивает ее Олеся.

– Вот именно! Меня тоже в свое время по бабкам таскали, – добавляет Саша. – Возможно, что родители преследуют исключительно благие цели, но никто не может поручиться за экстрасенса.

– По бабкам?! И чем заканчивались эти визиты? – удивленно спрашивает Лисица. – Криком бабки: «Заберите это дьявольское отродье»? – Предположение хозяйки квартиры вызывает общий смех, но сама она задумывается. – Послушайте, я что-то не улавливаю: они ищут всяких необычных людей, наших или нет, каким-то образом доводят их до самоубийства и продолжают искать дальше? – говорит она, когда веселье стихает. – Неужели, они считают все это нормальным? Первой им попалась эта девочка, Эмма. Ну, предположим, что ее родители заметили за ней какие-либо странности, но что могло натолкнуть их на мысль об одержимости дочери? – продолжает она.

– Сны? – в один голос произносят Венера и Илья.

– Да, это не лишено смысла: она рассказала о своих снах, а они, действительно, наводят на мысль об одержимости, – рассуждает Лисица. – Итак, заметив странности за дочерью, родители обращаются в центр «Седьмая Атлантида». Почему именно туда, разве в Москве некуда обратиться?

– Ну, этого узнать мы не сможем. Может, посоветовал кто-нибудь или «купились» на рекламу, или вообще случайно, – предполагает Илья.

– Ладно, родители просто обратились в «Седьмую Атлантиду», – продолжает она. – Но почему эти Сапина и Бекетов покончили с собой?! В муки совести из-за того, что они «заложили» своих соратников, я не верю и сомневаюсь, что это им внушили под гипнозом.

– Послушай, Лесь, – вздрогнув, произносит Лерснер, в голове которой промелькнула догадка, – я приехала сюда после сна, в котором Учитель предлагал мне умереть за него!

– И ты?! – с ужасом спрашивает та.

– Я отказалась, но Сашка мне сказал, что ему, например, снилось то же самое, но с разъяснением!

– И нам такое снилось, и тоже с разъяснением, – произносит Илья.

– Да, – подхватывает Лисица, – нам объяснили, что происходит, своего рода, чистка рядов, что убирают… бесполезных.

– Вот видите, – продолжает Венера, – я отказалась и меня, можно сказать, заставили уехать из страны, потому что с одной стороны мне предстояла экспедиция, в которой никто не выжил, а с другой – меня разыскивали «атланты»! Может быть, эти ребята согласились умереть, и впоследствии им просто внушили мысль о суициде?

– Вы правы, сержант, – соглашается Олеся. – В таком случае «Седьмая Атлантида» – всего лишь инструмент регулирования, «санитары леса». Но с другой стороны, к ним попадали уже обреченные люди. Меня во всей этой ситуации пугает то, что они невольно выдают других. Если это продолжится, то всем нам придется скрываться как этому вашему Игорю, или как Верке.

– Не то слово! – отзывается та, вспоминая, как спешно ей пришлось выехать из Германии. – Они бы не отстали от меня, если бы знали, что я жива, особенно после случая с тем мужиком, который мне угрожал.

– Теперь о стратегии, – продолжает Олеся. – Я уже говорила, что нам надо запугать врага…

– Это мы сможем, – произносит Саша.

– Нет, не сможем! Дослушай умную женщину, курсант! Мы – организаторы партизанского движения, а значит, мы должны оставаться в тени! Тем более что есть юные рекруты…

– Кто?! – перебивает ее Венера. – Говори по-человечески, ты не имеешь никакого отношения к армии, поэтому постарайся обойтись без рекрутов и драгунов!

– А ты уверена, что не имею? – гордо переспрашивает Лисица.

– Да!

– Тогда, ладно, – покорно соглашается она с требованиями подруги. – Итак, в Москве у нас есть несколько человек, которые могут помочь. Они сделают все так, как надо! Кроме того, по крайней мере, один из них может создавать им и разные административные проблемы в силу своего положения. У нас нет цели всерьез навредить им. За такое нас и самих накажут, поэтому мы можем им только мешать. Эти наши ребята точно отобьют у «атлантов» желание охотиться на нам подобных.

– Ты хочешь сказать, что они могут запугать их, не вступая с ними в контакт? – спрашивает Паршин. – Они такие, как мы?

– Да, – отвечает за жену Илья. – Они могут многое, тем более мы им поможем, скажем, что и как делать.

– А я их знаю? – Доктора явно задевает то, что Илья и Олеся создали, по его мнению, какой-то узкий круг друзей втайне от него.

– Конечно, знаешь! – развеивает Олеся его опасения. – Это наши московские братья.

– А! Как раз от них-то я и узнал про «Седьмую Атлантиду», – успокоившись, произносит Саша.

– Что за московские братья? – удивляется теперь Венера.

– Борис, Серега и Сашка Малёк.

– Все трое Мальки?

– Нет, Борис – Палеев, а Серега – Тараскин, – поясняет Олеся. – Вообще-то, они не братья, это я их так называю.

– Я еще предлагаю укрепить убежденность «атлантов» в гибели Веры, – подумав, предлагает Илья. – Пусть наши рекруты, – сделав акцент на слове «рекруты», он подмигивает Венере, – в своих угрозах упомянут и о ней, только пусть называют ее именно «Верой». Ну, скажут что-то вроде: «Из-за вас, душегубы, такая хорошая юная красавица погибла!»

– Хорошая идея, – кивает ему Саша.

– По-моему, сектантам необязательно знать, что все их страхи и проблемы произведены нами, – осаждает их Лерснер. – Лишнее бравирование ни к чему хорошему не приведет. Не знаю, какие у вас представления о партизанских войнах, но, я считаю, что хороший партизан – это неизвестный партизан.

– Угу, или мертвый, как говаривали твои соотечественники, – недовольно взглянув на нее, говорит Илья. – Мнение немцев в партизанских делах не учитывается.

Обидевшись на него, девушка отходит в сторону. Разговоров по делу больше не возникает, а пустая болтовня, пропитанная впечатлениями от предстоящего противостояния «Седьмой Атлантиде», уже не несет в себе ни грамма полезной информации. В квартире постепенно начинает воцаряться хаос: Олеся пытается отстукивать пальцами по столу ритм Интернационала, Илья что-то ищет в своем ноутбуке, Венера вернулась к созерцанию незаконченной картины, а Александр легонько пинает ногой найденный на полу силиконовый мяч-прыгун.

– Ах ты, зараза! Отойди от моего шедевра! – внезапно кричит Олеся на свою гостью, заметив, что та пытается добавить к картине несколько штрихов от себя.

Венера смеется и подходит к Саше. План действий, предложенный Лисицей, Паршину не особенно нравится, но своих идей по этому поводу у него не возникает. Он знает, что Лерснер тоже не уверена в успехе предприятия, но рассчитывать на ее поддержку было бы нелепо, ведь она с самого начала избрала нейтральную позицию.

Проводить воскресенье среди шума и беспорядка в квартире молодой семьи Бондарей друзьям не хочется. Наскоро попрощавшись, они выходят на остановку, чтобы, дождавшись своего автобуса, уехать. День выдался солнечным и теплым, еще на остановке Венера предлагает, не заходить в квартиру, а пройти мимо дома, спуститься к реке и побродить по аккуратной аллее на берегу. Саша поддерживает идею прогулки, и, приехав, друзья сразу же направляются к водоему. Атмосфера в квартире Ильи и Олеси, возможно из-за грязи и беспорядка, очень тяжелая, а прогулка, тем более, возле воды успокаивает нервы.

Глава 8

День клонится к вечеру, а Венера и Александр все еще бродят по аллеям на берегу реки. Время вдвоем пролетело совершенно незаметно. Между ними идет тихий, дружеский разговор, иногда сменяясь молчанием. Вот, под ступню Венеры попадается некрупный, камень. Девушка спотыкается и, чертыхаясь, задерживает на нем взгляд. Она была уверена, что ставила ногу на ровный асфальт, как она могла не заметить этот бурый камушек, который, наверняка, виден даже издалека. В задумчивости она поднимает его и рассматривает. Исследовав за свою жизнь немало пещер, она без труда определяет его природу – это кусок железной руды. Обилие таких камней должно было быть в том районе, где погибла ее группа, а здесь они в диковинку. От этой ассоциации ей становится не по себе, а вскоре в душе Лерснер вспыхивает необъяснимый страх. Совладать с ним девушка не находит сил, и он быстро переходит в настоящую панику. Венере хочется бежать прочь, сломя голову, отсюда, от Александра. Ей кажется, что причина этого приступа ужаса заключается именно в нем. Постепенно ее бессмысленное отчаяние обретает форму и структуру. Теперь ей ясно представляется, что Саша уже не друг ей, что он уже не раз жестоко предавал ее, и предаст снова, что он уже спланировал, как расправиться с ней.

– Ты!.. – побледнев, слабо произносит она. – Ты!.. – повторяет девушка, отступив шаг назад.

– Что с тобой, Вер? – спрашивает Паршин, не понимая, что могло так внезапно напугать его подругу.

– Что ты сделаешь со мной?! – чуть слышно шепчет Лерснер и, сделав еще пару шагов назад, упирается спиной в бетонное ограждение.

– Ничего я не собираюсь с тобой делать, – удивляется он. – А что должен? Прекращай, это не смешно уже!

Венера смотрит в сторону, вдоль аллеи, и замечает знакомый черный силуэт мужчины. В ту же секунду миллионы звуков обрушиваются на девушку. Сквозь гул, свист и звон она отчетливо слышит бешеное биение своего сердца. Инстинктивно она тянет рукой ворот свитера, словно ей не хватает воздуха. Заметив, что обычный дневной свет немного померк, Венера смотрит на небо, которое теперь постепенно приобретает странный грязно-розовый оттенок. Девушка переводит взгляд на своего друга и даже вскрикивает от ужаса – на лице Александра словно застыла неестественная глупая ухмылка. В голове Венеры мелькают странные мысли:

«Он же вообще ничего не соображает! Он же больший психопат, чем кто-либо!»

Все еще не понимая, что происходит с подругой, Саша, выражение лица которого, к слову, никогда не было таким, каким оно в данный момент, представляется Венере, попытался осторожно дотронуться до нее. Девушка, вскрикнув, бросается в сторону, к воде. Ее видение продолжается, окрашивая волны реки в кроваво-красный цвет. Не веря своим глазам, она подходит к кованной ограде. Лерснер закрывает рот рукой, чтобы не закричать, когда замечает, как скатываясь с бетонного откоса, волны оставляют кровавый след. Чувствуя неприятный, дурманящий запах крови, она падает в обморок.

Приходит в себя Венера, лежа на земле. Над ней склонился Александр. От чувства страха не осталось и следа, и девушка даже не сразу вспоминает, при каких обстоятельствах у нее случился обморок.

– Что случилось? – спрашивает она у Саши.

– Это ты меня спрашиваешь?! Это я тебя должен спросить, – сдерживая волнение, стараясь говорить мягче, произносит он в ответ. – Как ты себя чувствуешь?

Лерснер не отвечает, но обращается к нему с необычной просьбой:

– Пошли купим чего-нибудь выпить покрепче.

– Этого только не хватало! Ничего мы не будем покупать! У тебя есть лекарства, вот их и пей! – возмущается он.

– Сволочь! Ты попадешь в ад!

– Все там будем. Ты мне скажешь, что с тобой случилось?

– Отведи меня домой… к тетке, – говорит Венера, вспоминая детали своего видения.

– Не поеду я сейчас ни к какой тетке! У тебя голова не кружится, не болит?

Она не может определенно ответить на этот вопрос, поскольку в голове, действительно, творится какой-то кавардак. Опираясь на руку друга, Лерснер неуверенно идет по безлюдной дорожке, что поднимается от реки к главной улице.

Оказавшись дома, Александр уговаривает девушку прилечь на кровать, а сам садится у нее в ногах.

– Теперь, подруга, давай «по-чесноку»! В смысле, честно отвечай на мои вопросы! – говорит он, поглаживая ее колено. – Тебя не подташнивает?

– Немного. Ты хочешь сказать, что я беременна? – удивляется Лерснер.

– Не больше, чем я! – усмехается Паршин. – Господи, как же вы все примитивно мыслите!

– Сомнение в твоих умственных способностях – это еще не показатель моего уровня мышления, – цинично произносит Венера.

– Как мы заговорили! Ладно, сомневайся, сколько хочешь. Рассказывай, что с тобой случилось, не просто так же ты металась по берегу?

Она путано рассказывает про свой приступ страха, розовое небо…

– … и Учитель. Там был Учитель, он прошел вдалеке!

– Тебе показалось, его не могло там быть. Они невидимы в нашем мире, поэтому мы видим их только во снах.

Лерснер отрицательно качает головой.

– Это был он! И там была кровь! В реке была кровь, а не вода. Густая. От запаха я и потеряла сознание, – добавляет она.

– Продолжаем отвечать честно! У тебя никто из родственников ничем психическим не болел? – слегка призадумавшись, спрашивает доктор.

– Насколько я знаю, ни за кем никаких странностей не отмечалось.

– Ни за кем, кроме тебя и твоей тетушки? – шутит Паршин.

– Марина хочет быть белой вороной, но, на самом деле, она самая обыкновенная женщина.

– Она озлоблена на общество, поэтому хочет казаться лучше других.

– Наверное, у нее были причины озлобиться. Если я подольше пообщаюсь с Ильей, я тоже озлоблюсь.

– Я говорил ему, чтобы он к тебе не цеплялся, и сегодня, если заметила, он почти сдержался.

– Не стоило, все равно его надолго не хватит.

– Не драться же мне с ним? Ладно, Вер, он дурак, и не стоит твоих нервов! Ты лучше расскажи мне, ты в первый раз упала в обморок, когда на тебя пытался напасть Старостин, так? Или у тебя такое уже случалось раньше, чтобы ты теряла сознание.

– Да, вроде, нет, – задумавшись, отвечает Венера.

– То есть эти обмороки появились у тебя после падения в замке? Ты хорошо помнишь, как упала? Давай, расскажи мне все в подробностях!

Венера вспоминает полуразрушенный флигель старого замка, рассохшуюся деревянную лестницу, идущую спиралью вверх. Она шла очень осторожно, но на высоте доски внезапно затрещали, проломились, и она полетела вниз. Девушка пыталась ухватиться за ветхие перила, но только разодрала себе предплечье ржавым гвоздем. Дальнейшее походило на сон: все замедлилось, и она плавно опустилась вниз. Об этом Лерснер и рассказывает Паршину.

– Когда я сорвалась, у меня возникло четкое ощущение, что меня кто-то схватил, и так замедлил падение. Учитель во сне сказал, что меня спас какой-то призрак. Там высота была, наверное, метров двадцать!

– Ты помнишь, где в этот момент была твоя группа?

– Причем тут группа?! – возмущается девушка.

– Отвечай!

– Кто-то, кажется, шел за мной, но не дошел до того опасного участка, кто-то был внизу. После падения у меня все в голове перемешалось, я не помню, где они были. Помню, что они громко орали и суетились вокруг меня, я их отругала, потому что они так могли привлечь внимание охраны, и мы быстро оттуда слиняли, пока нас не засекли.

– Ты помнишь, как твои друзья подбежали к тебе, когда ты упала?

– Нет.

– Вер, кто бы тебя там ни спасал, а головой ты все-таки ударилась. Конечно, ты отделалась очень легко, но, похоже, без сотрясения не обошлось, – Саша тяжело вздыхает. – Ты на короткое время тогда потеряла сознание, поэтому не помнишь, например, как к тебе подбежали другие. А еще у тебя, возможно, был ушиб мозга – вот тебе и причина обмороков.

Он умолкает, изучая реакцию подруги. Убедившись, что она внимательно слушает, доктор продолжает:

– Раньше у тебя такое было, чтобы что-то без причины тебя пугало или вот так внезапно меняло цвет, или чтобы ты видела что-то такое необычное, как сегодня?

– Нет. Но оно же сейчас не случайно поменяло все свой цвет, мне хотели этим что-то сказать! – волнуясь от такого странного разговора, оправдывается она.

– Вера, сейчас мне об этом лучше не говори! Только не ты! Кто угодно, но только не ты! – произносит Паршин, как будто даже побледнев. – Верочка, птичка, скажи, что этого не было, – добавляет он, крепко обняв ее. – Я не верю, что это так! Мы завтра поедем в больницу, я уверен, что тебе еще можно помочь!

– Саш, ты о чем? Что не так?

Доктор отстраняется от подруги, и она замечает, что на его щеке блестит одинокая слеза.

– Вер, – говорит он, – все, что ты говоришь – это симптомы шизофрении. Она могла развиться, как следствие травмы мозга. Я не верю и не хочу верить, что у тебя шизофрения! Но все сходится: травма, обмороки, депрессия, галлюцинации, страхи.

– У меня что?.. Не-ет.

– Очень похоже. – По другой щеке Паршина пробегает еще одна слеза. – Впрочем, может быть, если травма была не очень серьезной, это обратимо? Завтра сделаем томографию!

– Саш, ну ты же сам знаешь, что мы необычные существа, – успокаивает его и заодно оправдывает себя Венера. – Нам и не такое может привидеться. Ты, вот, можешь ощущать присутствие духов, и ты же действительно их чувствуешь, ты не сумасшедший. А помнишь, мы пробовали общаться телепатически? У нас же получалось!

– Ладно, надеюсь, ты права. Но теперь я буду за тобой очень внимательно наблюдать.

– Договорились, док! – усмехается Венера.

– Так как ты себя сейчас чувствуешь?

– Правда, немного тошнит и голова побаливает.

– Предлагаю убрать основной препарат. Он, конечно, такого «прихода» не дает, но тошноту и головокружение вызвать мог. Завтра принесу тебе что-нибудь полегче. Постарайся сейчас поспать. И не пугай меня больше так.

Подруга улыбается в ответ, и устраивается на кровати поудобней. Паршин накрывает ее одеялом, а сам выходит на кухню. Когда он снова заглядывает в зал, Венера крепко спит. Чтобы не тревожить ее сон, Саша бесшумно проходит с кружкой чая к компьютеру и, снизив до минимума громкость звука в колонках, включает его. В воскресный вечер хотелось расслабиться: лежа на диване, переключать каналы, не останавливая надолго свое внимание ни на одном, но Венере нужен отдых и тишина, поэтому пришлось променять диван на стул, экран телевизора на монитор компьютера, а телепередачи на интернет.

Лерснер, тем временем, видит тяжелый и, кажется, совершенно бессмысленный сон. Во сне она стоит перед ветхой металлической дверью очередного полуразрушенного дома. Ей хочется, во что бы то ни стало, посмотреть, что скрывается за нею. Венера стучит ладонью – усиленный резонансом звук подобен грому, но на стук, естественно, никто не открывает. Девушка поворачивается к двери спиной и стучит ногой. В замке что-то щелкает, и тяжелая створка медленно сама собой отворяется перед ней. Взору открывается длинный коридор, каким могут похвастаться коммунальные квартиры. Коридор оказывается очень темным, единственная лампочка, с треском мигающая в конце него, не в состоянии осветить все пространство. Едва девушка переступает порог, она чувствует неприятную, гнилую сырость и слышит жужжание множества мух. Заметив на полу что-то белое, Венера наклоняется и поднимает маленький обрывок бумаги. На нем есть какая-то надпись, но прочитать ее не представляется возможным. Немного поколебавшись, она решает подойти ближе к лампочке, горящей не ярче, чем в полнакала. Каждый шаг, вторя биению сердца, отдается в затылке ноющей болью. Оказавшись возле этого скудного источника света, среди полчища мух Лерснер замечает одинокую ярко-желтую бабочку, которая отчаянно мечется вокруг лампочки. Венера не успевает удивиться, как бабочка, коснувшись тонкого горячего стекла, падает на пол. Девушка почему-то вскрикивает, когда видит это. Тяжело вздохнув, она делает еще один шаг и, оказавшись прямо под лампочкой, смотрит записку.

«Не смей! Не слушай их! Н. и Ф. – спасение!», – чернеют неровные буквы на белом обрывке бумаги.

– Не смей, не слушай их, ниф – спасение, – читает она. – Что такое «ниф» и кого оно спасет? Ну и бредятина! – бормочет Венера и рвет записку на мелкие клочки.

Ее внимание привлекает приоткрытая дверь справа. Подойдя к ней, девушка заглядывает в небольшую комнату и ужасается: на фоне темного окна отчетливо виден силуэт повешенного человека. На скрытом тенью лице внезапно блеснули глаза, отразив скудный свет лампы из коридора. Слышен сдавленный вздох, а после раздается хриплый, но узнаваемый голос:

– Вера! Вера, уходи!

Венера с ужасом осознает, что видит перед собой Татьяну. Несчастную подругу Таню, которая так рвалась в ту проклятую пещеру, несмотря на категорический отказ от экспедиции главы их группы. Еще несколько дней назад Лерснер уговаривала ее проявить самостоятельность, и к чему это привело? К петле! К петле? Венера впадает в ступор, но не от страха, а от непонимания происходящего.

– Вера, не ходи к ним! Они тебя тоже убьют, как и меня! – снова хрипит труп.

– Ты же погибла при обвале? – наконец, робко бормочет Лерснер.

– Обвал спровоцирован, – еле слышно отвечает покойница. – Черный… в пальто сказал – обвал спровоцирован! Хотели убить тебя, а тебя с нами не было.

– Таня, тебя же завалило, почему ты в петле?

– Я не знаю, как ты меня видишь! Вера! Мне так тяжело говорить! Черный просил тебя предупредить, не ходи туда, куда тебя позовут, – хрипит она. – Беги!

Старые стены начинают ходить ходуном, трястись, здание рушиться, и Лерснер спешит обратно, к выходу.

Сон обрывается, едва Венера выбегает из страшного здания. Чувствуя ноющую боль во всем теле, и наиболее сильную в затылке, она встает с кровати. Вечер уже окутал комнату в серые тона. Александр что-то увлеченно читает с экрана, не обращая внимания на девушку. Она подходит к нему и тоже заглядывает в монитор.

– Проснулась? – не глядя на нее, спрашивает он.

В ответ слышится утвердительное мычание.

– Как спалось?

– Не спрашивай! – вздыхает девушка, садясь рядом. – Хуже не бывает.

– Кошмары снились? – приподняв бровь, спрашивает Саша.

– Да, про трупы в коммуналке, – потерев лицо ладонями, говорит Венера. – Голова раскалывается. Есть что-нибудь от боли?

– Да, сейчас принесу. Кофе будешь?

– Буду.

Паршин выходит на кухню, оставив подругу наедине с ее мыслями. Она снова и снова прокручивает в памяти сюжет сна, ищет в нем хоть какой-то смысл, но так и не находит. Высшие силы настойчиво предупреждают ее о чем-то, о какой-то опасности. Только знать бы о какой! А, может быть, все это проявление депрессии или, как сейчас подозревает ее друг, шизофрении, и бояться совершенно нечего, кроме «психушки»? Александр возвращается быстро, с чашкой ароматного кофе и упаковкой лекарства.

– Будь на всякий случай осторожнее, – говорит он, как бы, между прочим.

– То есть ты уже не считаешь все это проявлением болезни или побочного действия лекарства?

– Что бы я ни считал, тебе, в любом случае, не помешает проявлять осторожность.

– Проявлять осторожность в чем? Ты можешь сказать что-то определенно? – нервно спрашивает она.

Саша обнимает ее со спины и, задумавшись, произносит:

– Не могу. У меня предчувствие какое-то скверное, и я не пойму, с чего у тебя была такая странная галлюцинация на берегу. Лучше забудь обо всем, что сегодня с тобой случилось. Ладно? Если тебя хотят о чем-то предупредить, пусть сделают это более конкретно, в конце концов это в их силах, – советует Александр. – А если подобное повторится, и тебя будет что-то пугать без какого-либо смысла, то ты будешь лечиться.

Лерснер эта мысль нравится: действительно, Черный Ангел мог бы и более конкретно все объяснить. Явиться, например, во сне, наговорить фальшивых комплиментов, рассказать, чего именно не стоит делать, а не одаривать ее симптомами все новых психических отклонений! А если Саша прав в своем первоначальном предположении, то чем раньше она начнет лечение, тем для нее будет только лучше. Но что-то все-таки не дает ей покоя. Где-то в глубине своего сознания Венера все еще уверена, что и видение на берегу, и кошмарный сон очень важны, но слабость, выразившаяся в упрямстве, на этот раз побеждает.