Текст книги "Опасный винтаж"

На чистенькой, без единого окурка, автостоянке, между огромной «Тойотой» Грини Дубодела с пятого этажа и аристократичным «Пежо», на котором каталось семейство Петуховых со второго, лениво склонившись на левый бок, сиял огромным глянцевым баком мощный черно-хромированный мотоцикл. Верхом на мотоцикле сидел и грелся на мягком сентябрьском солнышке длинный и тощий очкастый блондин.

Он сидел, вольно вытянув свои длинные ноги и упираясь каблуками туфель-«казаков» в асфальт. На блондине были черные кожаные брюки и кожаная жилетка, тоже, конечно, черная, надетая поверх чего-то, более всего напоминающего майку. Шлем с затененным забралом он держал на колене, еще один болтался на руле. Куцые перчатки с дырками на костяшках и кнопками на запястье.

«Демократично?! – беззвучно заорала Алина, пятясь задом обратно в полумрак подъездного холла. – Это, по-вашему, демократично? Да это вульгарно!»

На ходу она извлекла мобильник и спешно принялась разыскивать в контактах нужный номер. Уф, нашла.

– Егор, приношу свои извинения, – торопливо заговорила она, – у меня тут небольшой форс-мажор. Я задержусь минут на десять. Извините еще раз. Я скоро.

И она влетела в свою квартиру, на ходу стаскивая кроссовки, освобождая шею от консервативной шелковой косынки и выдирая себя из рукавов дорогущего пуловера излюбленной расцветки Кембриджа и Йеля.

Широкие дачные бермуды, окрашенные в песчаный «камуфляж», и вытянутый почти до колен светло-серый вязаный балахон с треугольным вырезом, который когда-то был папкиным джемпером, она нашла сразу. Но что делать с обувью?! Не в кроссовках же идти. Шпильки? Да нет, какие еще на фиг шпильки…

«Степка должен помочь!» – осенило ее, и Алина, по-быстрому заперев дверь, помчалась на третий этаж к Степке Филимонову, которому она иногда помогала разбираться с латынью.

Степке было тринадцать, и он был гимназистом. В его гимназии почему-то решили, что для современного образованного молодого человека мало знать русский, немецкий и испанский. Их грузили латынью. Потому, видимо, что попечительскому совету данной гимназии это показалось круто.

Алина в университете изучала латынь факультативно, всего два или три семестра, но кое-что в голове осталось, и это кое-что все равно было лучше, чем инглиш родителей Степана.

Стремительно одолев два пролета, Алина надавила на кнопку заполошного звонка и давила до тех пор, пока по ту сторону двери не услышала движение.

– Алин, ты чего? – огорошенно спросил Степка, распахивая дверь.

– Ботинки есть? Дай быстро, – переводя дух, торопливо проговорила Алина, втискиваясь мимо Степки в прихожую.

Степка стоял и тупил, и Алина поняла, что без комментария не обойдешься.

– Степ, мне ботинки высокие нужны, на шнурках. Только на сегодня. Дай, не жмотничай.

– Да я и не собираюсь… Вон валяются, бери на здоровье. Только, Алин, размерчик-то у тебя какой?

Алина так огорчилась, что топнула ногой в расхристанной кроссовке. Какой, какой… Тридцать седьмой, какой же. А у этого переростка, наверное, сорок третий.

– А у тебя какой, сорок третий? – решила на всякий случай уточнить она.

– Не, сорок второй пока. А зачем тебе мои ботинки?

Алина чуть не плакала.

– За мной знакомый заехал, – она мотнула головой в сторону кухонного окна. – А у меня кроссовки…

Степка проследовал на кухню и сунул нос между полосок жалюзи.

– Вон твой знакомый? На «Ямахе»?

– Степ, да не знаю я, на чем он! Вон на том монстре черном.

Алина тоже подошла к окну, и теперь они смотрели через жалюзи оба.

– Баушка! – вдруг заорал Степка. – Ба! Дай Алине свои баретки!

Отворилась одна из дверей, выходящих в прихожую, и из нее выглянула Евгения Михайловна, бабушка Степки и родительница Степкиного отца. Бабушка Евгения Михайловна была одета в лосины под анаконду и просторную оранжевую футболку с надписью «Мир инструмента-2012».

На досуге она любила прошвырнуться с подругами-пенсионерками по промышленным выставкам в Экспоцентре или Сокольниках, кося под матерую бизнес-леди и собирая жатву из календарей и авторучек, хотя ни то, ни другое ей на фиг было не нужно. Сын Степан был владельцем не то спортзала, не то фитнес-центра и мог купить дорогой маменьке сколько угодно календарей и ручек.

– А зачем тебе мои баретки, деточка? – спросила она величественно, снимая с носа пенсне на золотой цепочке. Она любила понты.

Алина не знала, что ей ответить. Ведь это Степан решил, что ей нужны бабушкины баретки. А сама Алина эти баретки и в глаза не видела.

– Ба, да ты посмотри, какой крутой кент за ней заехал, а у нее кроссовки!..

Евгения Михайловна тоже проследовала к окну.

– Вон тот, на «БМВ»?

– Баушка, ну какая же это «БМВ»? Это «Ямаха»!

– Н-да? А выглядит как «БМВ». Ну ладно. Я поняла суть проблемы. Действительно, кроссовки как-то не очень. Сейчас принесу.

И Степанова бабушка принесла отличные замшевые ботиночки: высокие, с круглыми мысами, школьным каблуком и на шнурочках.

– Не жмет? – спросила она озабоченным тоном.

Алина потопала ногой. Все отлично. И беленькие носочки пригодились.

– Только ты знаешь, Лина, чего-то в твоем облике недостает, – раздумчиво произнесла Евгения Михайловна. – Степ, тащи тот свой ремень быстро.

Степка метнулся в свою комнату. Вернулся, держа в руках старый армейский ремень со звездой на пряжке.

Группа поддержки перепоясала Алину ремнем поверх джемпера. Евгении Михайловне опять что-то не понравилось, и она, отойдя на несколько шагов назад, рассматривала результат, недовольно сморщившись. Степка ерошил волосы на затылке.

На шум из гостиной с Плюхой под мышкой вышла Лизавета, мама Степана и Евгении Михайловны сноха. Плюха была мелкой псинкой, которую в момент покупки все считали пуделем.

– На свидание собралась? – спросила Лизавета Алину, размещая Плюху на барной стойке. – Прическа у тебя какая-то… нестильная. Нужно прикрыть.

С этими словами она полуобернулась в сторону гостиной и прокричала:

– Степочка, можно тебя на минуточку?

Подчиняясь просьбе, вышел Степан, Степанов папаша.

– Степ, а дай Алине на время свою фуражку! – приказала ему Лизавета. – Девочке на свидание надо, а с головой беда. За ней такой мачо приехал, ты видел? Я из своего окна его рассмотрела, – пояснила она для присутствующих. – Не староват он для тебя, дорогая?

Алина ее не расслышала.

Степанов папаша тоже сходил посмотреть на Егора. Хрюкнул одобрительно, рассмотрев его транспорт, сказал:

– Жесть. Крутой перец. На «Харлее» катается.

Вновь разгорелся спор.

– Какой это «Харлей»? – надрывался Степка-младший. – Ты такие дуги у «Харлея» своего видел? Это «Ямаха», ясный пень!

– Ты еще «Ява» скажи, – насмешничал старший. – Посмотри на «фартук», глупышка. Видишь, у него «фартук» какой? А какой бак?..

Алина маялась. Лизавета быстро прекратила базар, вытолкав мужа за головным убором.

– А не велик он? – с сомнением спросила Евгения Михайловна, поправляя картуз на Алининой голове.

– Ну, кто так носит? Мама, что вы девочку уродуете?.. – возмутилась Лизавета и перевернула картуз козырьком назад. – Великоват, но так не соскочит. Алин, заколка только мешает, пусть волосы падают свободно.

Свекровь поджала губы, но тут ее осенила новая идея, и она весомо произнесла:

– Я знаю, что нужно еще! Нужен нюанс. Образ не завершен. Лиз, неси свою цепочку, маленькую самую.

Лизавета нырнула к себе в спальню и вернулась, неся золотую тоненькую цепочку.

– Вот теперь порядок. Цепочка прекрасно конфликтует с общим образом и при этом сочетается с очками, – удовлетворенно проговорила ее свекровь, поправляя золотую ниточку на Алининой шее. – А то как-то твоя оправа позолоченная смотрелась чужеродно. А сейчас просто блеск. Просто на грани вульгарного! Погоди, девочка, я тебя сейчас своими духами немножко… Эти ваши новомодные ароматы как освежитель воздуха для туалета, извини, конечно.

И Евгения Михайловна потрясла над Алиной пузыречком из синей коробки.

Алина выдохнула. Все. Можно идти.

Егор заждался. Что у нее за форс-мажор еще?

«Я ей не романтический юный влюбленный», – с раздражением думал он, подрагивая ногой.

Знал бы, газету взял. Хотя с газетой на байке, как с веслами на лошади.

«А чего ж ты тогда к ней на своем байке приперся? – грубо поинтересовался он сам у себя. – А что не юный, это ты в точку…»

Егора никогда не интересовало мнение его девочек на предмет разницы в возрасте. С годами и с каждой новой девочкой эта разница неуклонно росла, поскольку все его пассии были однообразно молоденькие. Почему так происходит, он особенно не задумывался, но в глубине подсознания понимал, что не случайно. Комплексуем помаленьку, самоутверждаемся, старость прочь гоним.

Но что забавно, при этом он никогда не заботился мыслью, а что там на этот счет думает его очередная молоденькая пассия. А здесь перья распушил, распыжился, кретиниус. Мог бы и на машине приехать. И в костюме с галстуком. Да хоть бы и без галстука, хоть бы и в джинсах. Но нет, нам же надо демонстрацию устроить на предмет, какие мы молодежные. Возрастной разрыв сократить. Идиотто.

Зачем?! Зачем так пыжиться-то? Ну понравилась тебе девочка, хоть и странно, что такая понравилась, ну так и действуй без затей, не усложняй. Вместо того чтобы стратегические хитрости разрабатывать…

Алина вышла, а он ее не узнал. Он подумал – девчонка спешит на тусню, школьница. Прикольная такая девчонка.

Девчонка подошла вплотную и сказала: «Добрый день, Егор, извините, что опоздала», и Егор глупо спросил: «Это вы, Алина?»

Его взгляд на несколько секунд задержался на старом армейском ремне с пряжкой, перехватившем тоненькую фигуру.

Он подумал: «Забавно». Почти такой же валяется где-то у него в шкафах.

– Какой у вас мотоцикл замечательный… «Ямаха»?

Егор посмотрел на нее с веселой иронией.

– Нет, наш «Урал», чоппер тюнинговый.

Алина надулась. Слово «тюнинговый» ей, конечно, было известно, но вот «чоппер»…

– У меня есть новости для вас, Алина. Но нужно сначала заехать в одно местечко, это буквально на минуту, а потом мы с вами посидим где-нибудь в кафе, и я поделюсь этой новостью. Не возражаете?

Он протянул шлем, и Алина напялила его прямо на картуз. Егор подождал, пока пассажирка усядется сзади, и завел двигатель.

Под пристальными взглядами «группы поддержки» с третьего этажа, которые Алина почувствовала затылком даже через шлем, бархатно рыча, навороченный «Урал» плавно выехал на широкую магистраль Кутузовского проспекта.

Оказалось, ехать было неблизко. Но Алина так упивалась скоростью, когда тяжелый мотоцикл вырывался на свободное пространство дороги, так у нее захватывало дух от быстрых и рискованных маневров в тесных ущельях между высокими автобусами, злыми джипами, безразмерными лимузинами, которые явно мечтали смять и раскатать в тонкий блинчик наглый, безбашенный и такой беззащитный байк, что она не заметила времени, и путь показался ей коротким.

Напротив центрального входа на ВВЦ, бывшую ВДНХ, Егор заглушил двигатель и неторопливо остановился. Алина еще издалека рассмотрела скопление на той площадке двухколесных монстров, похожих на тот, который вез их сейчас. Ей стало неуютно. Она интроверт, и с этим ничего нельзя поделать.

Тяжелые байки, лихо раскрашенные загадочными символами, драконьими, волчьими и кабаньими мордами и, конечно, красотками топлес, стояли рядком, а несколько машин расположились полукругом напротив. Их владельцы, они же байкеры, тусовались тут же. Кто развалился в седле, кто рассматривал что-то в мотоцикловых «кишках», присев на корточки рядом, другие общались, сбившись в небольшие группки.

Мотор «Урала» заглох, люди в коже, цепях и татуировках обернулись, вскидывая руки в приветствии. Егор помахал им в ответ, освобождая голову от шлема. Алина тоже с удовольствием сняла свой, под которым успела основательно взмокнуть.

И тут от толпы мотоманьяков отделилась женская фигура и уверенными легкими шагами двинулась в их направлении.

– Джорджи! – подойдя, радостно воскликнула женщина и хлопнула Егора по плечу. – Рада тебя видеть, старый пес! Давно не заглядывал. Почему?

Она была стройна и поджара. Кожаные брюки сидели на ней как гидрокостюм и лаково блестели, а завидная грудь распирала косуху из лайки. Рукава куртки она поддернула повыше, до локтей, демонстрируя предплечья, загорелые и мускулистые. Яркая женщина, темноволосая и кареглазая. Стерва.

Егор легко усмехнулся и сказал:

– Привет, привет, Лори, девочка! Все так же хороша!

Лори погрозила ему пальцем:

– Не подлизывайся, Джорджи, ты забыл нас.

Тут она посмотрела на Алину.

– У тебя, оказывается, взрослая дочь! А нам врал, что ты холостяк и бездетный при том. Старый ты обманщик. Но молодец, что привез, сделаем из нее человека. Кстати, прикид у тебя классный, беби, молодец, находишься в теме.

Это она уже в адрес Алины произнесла. Видимо, похвалила.

Но Егор, продолжая все так же легко улыбаться, возразил темноволосой:

– Ну что ты, Лори, разве могу я тебя обмануть? И детей у меня никаких нет. Это моя знакомая.

– Да? – хмыкнула Лори, ударив Алину злым и насмешливым взглядом. – Ну, раз так, пойдем, Жора, в сторонку, покалякаем. Я соскучилась и хочу с тобой немножко пообщаться.

И пристроив руку ему чуть пониже поясницы, она повела его прочь.

А он пошел с этой жилистой Лори, забросив руку в перчатке ей на плечо. Даже не взглянув на Алину! Мог бы хоть что-нибудь сказать. Подождите, мол, минутку, уважаемая, я скоро.

Так ужасно, как сейчас, она не чувствовала себя никогда. Она посмотрела еще какое-то время на парочку, оживленно в отдалении треплющуюся и похохатывающую, и приняла решение.

Надежда Михайловна Киреева, начальница их патентного отдела, с которой они время от времени попивали кофеек в компании двух других девчонок, как-то сказала на очередном кофепитии:

– Алиночка, никогда не позволяйте мужчине вытирать о себя ноги, особенно в начале отношений. Этим, – она кивнула в сторону «этих», Валерии Буровой, руководившей отделом маркетинга, и Кати Демидовой, – говорить поздно, они замужем. Надеюсь, по последнему разу. А вы должны запомнить. Никогда не бойтесь настаивать на уважении к себе и на соблюдении приличий. На самом деле это не пустяк. Некоторые дуры боятся, что так они оттолкнут мужика, а я вот что скажу – скатертью дорога. Если психанет и решит вас проучить, то за такого не то что замуж, с ним даже просто в кино идти не нужно, он садист. А дуры полагают, что главное, чтобы женился, там-то они его и перевоспитают. На это только слабоумные надеются, я знаю, что говорю.

Вот и пригодилось.

Алина уже успела поймать на себе несколько острых взглядов – то ли любопытных, то ли насмешливых. Байкеры пялились.

Она неторопливо сняла картуз, убрала его в сумку. Поправила волосы. Окликнула мальчишку, полирующего рядом бока своего «коня»:

– Не подскажешь, где тут метро?

Мальчишка махнул рукой куда-то назад и удивился:

– Зачем тебе? Психануть решила? Так давай я тебя доставлю, куда надо, второй шлем у меня есть.

Алина помедлила, решая, но тут пацана отодвинули в сторону.

«Надо же, какая здесь слышимость», – со злой иронией подумала она, в упор глядя на подошедших.

– Уже уходите? – насмешливо поинтересовалась Лори. Теперь она держала Егора под правую руку, а он свободной левой накрыл ее пальцы, уверенно расположившиеся на его запястье. – И даже не попробуете вцепиться мне в волосы?

И посмотрев на Егора, так же насмешливо констатировала:

– Ни рыба, ни мясо. Где ты ее откопал, Джорджи?

Вместо ответа он произвел лицом некое мимическое движение, долженствующее обозначить веселую досаду, но как-то безадресно, потому что было совсем непонятно, то ли «Джорджи» сетует, что подруга Лори так расхамилась, то ли он не может вспомнить, где именно «откопал» Алину.

И тогда Алина очень спокойно и очень холодно, так, как она обычно говорит с самоуверенным дураком Исаевым или с нахрапистыми девками-сборщицами из цеха, произнесла:

– Простите, но я не понимаю, при чем тут вы. Ваши поступки объяснимы, и они не могут меня задеть.

Лицо женщины окаменело, она уже не улыбалась широко и победно, и стали заметнее тонкие ниточки морщин в краешках ухоженных губ. Она резко спросила:

– И чем же ты их объясняешь, мои поступки?

– Вашим возрастом, естественно. Наверное, в вашем возрасте я тоже буду беситься. Все мои претензии к человеку, который меня сюда привез. Если мужчина берет на себя труд пригласить девушку в незнакомое ей место, он просто обязан представить ее окружающим, вы не находите? Допускаю, что у него тут были дела, хотя сейчас в этом уже сомневаюсь. Может, и были. Мне подождать нетрудно, тем более что мы так и договаривались. Но нельзя демонстрировать неуважение к спутнице и ставить ее в смешное и зависимое положение. А если никаких дел не было, то я тем более не желаю продолжать эту встречу, так как воспринимаю все происшедшее как спланированную издевку. Все ли я понятно вам объяснила… Лори? А вам? – она наконец посмотрела на Егора, который лицом играть перестал и в настоящее время думал о чем-то отвлеченном, но важном.

Не дожидаясь ответов, Алина развернулась и очень быстро пошла в сторону метро, путь к которому все-таки успел показать ей мальчишка-байкер.

«Какой же он гнусный тип! – возмущенно ахала про себя Алина, торопливо переходя улицу на светофоре. – А ты на романтическое свидание собралась, дурочка наивная!»

Она шла и старательно раскочегаривала злость – на себя, идиотку, на гнусного Росомахина, решившего на ее счет позабавиться и заодно позабавить старую вешалку Лори. Главное, не расплакаться…

Гнусный тип не замедлил и на другой стороне перекрестка ее нагнал, рассекая на байке прямо по тротуару. Его навороченный «Урал» сделал резкий поворот юзом, перекрывая ей дорогу, а когда Алина вильнула в сторону, чтобы обойти мотоцикл справа, Егор схватил ее за запястье и серьезным тоном произнес:

– Алина Леонидовна! Госпожа Трофимова, остановитесь. У меня для вас сообщение.

Ей очень, ну просто очень хотелось выдернуть с силой свою руку, процедить: «Пшел вон», а затем гордо проследовать дальше, но любопытство не позволило, и Алина осталась стоять, разглядывая далекий фасад гостиницы «Космос».

Обреченно вздохнув, Егор Росомахин слез с мотоцикла и, продолжая держать ее руку в своей, произнес:

– Э-э-э… Кажется, я был не прав?

Устроились в первом попавшемся придорожном «Макдоналдсе». Алина, вообще-то, нечасто заходила в эти закусочные, предпочитая им «Грабли» или «Елки-палки». Но есть она вообще не собиралась, поэтому решила не капризничать. Попросила только мороженое и кофе.

Егор же заказывать себе вовсе ничего не стал, и Алине почему-то сделалось неловко. Она вновь принялась злиться.

Отставив стаканчик с нетронутым «шоколадным», спросила, что за сообщение ей хочет передать Егор.

Извинения за давешний проступок уже были принесены и, соответственно, приняты. Правда, Алине просто извинений показалось недостаточно, она потребовала озвучить мотивы. Озвучив, Егору пришлось извиняться дополнительно и отдельно. При этом он старательно сокрушался и называл себя последней скотиной.

Видите ли, ему захотелось ее немножко подразнить, а заодно и посмотреть, как она отреагирует на ситуацию. Иначе говоря, сам с собой поспорил – малодушно снесет, или, тоже по малодушию, обратит в шутку, или полезет драться? Не в прямом, конечно, смысле драться, но мало ли… Неприличное слово нацарапает на Лоркином или Егоровом байке, или обольет Лорку липкой газировкой, или еще что отчебучит, как тогда, на дороге, когда наехала на Колькиных ребят.

Алина слушала и легонько морщилась. Но больше тот случай не комментировала. Ей было важно узнать обещанную новость, даже если ради этого ей придется закрыть глаза на некоторые морально-этические нюансы.

Однако делиться с ней информацией никто не торопился. Ее собеседник сделал вид, что вопрос не расслышал. Откинувшись на хлипком стуле, с легкой улыбкой на губах, он вдруг поинтересовался:

– Алина, а почему вы не замужем?

Алина, не поднимая глаз от стаканчика с «американо», бесстрастным тоном спросила:

– А зачем мне муж, Егор?

Он хмыкнул.

– Ну как зачем?.. Он будет о вас заботиться, баловать вас будет, развлекать. Разве не для этого? Обеспечит вам богатую жизнь. Ну, и так далее.

Алина, сделав глоточек, произнесла:

– Это, безусловно, плюсы. Но, видите ли, я не желаю, чтобы кто-то мной распоряжался, а любой муж начнет именно с этого. Я сама знаю, как мне поступать в том или ином случае и ничьих команд не потерплю. А то, что вы перечислили из благ, мне уже обеспечили родители и я сама.

– А как же секс? – с едкой иронией спросил ее Егор.

– А с сексом у меня все в порядке, – развеселилась Алина. – В этом вы за меня можете не волноваться.

– И муж вам ни к чему, и семью вы создавать не собираетесь? – не мог остановиться Егор, сам не понимая, зачем он привязался к ней с этими вопросами.

Алина пожала плечами и потянулась за растаявшим мороженым.

– Мне папка подберет кого-нибудь. Попозже, – ответила она, засовывая ложечку себе в рот.

Егор смотрел и не мог понять: она что, так стебется? Ну, это круто.

– А как же ваше нежелание выполнять команды? Подберет, и будете?

Она скорчила гримаску.

– Может, буду, может, нет.

– Ничего не понимаю. Тогда почему бы вам самой не заняться поиском мужа?

– А как я пойму, что он не бездельник? У папки жизненный опыт, интуиция. А так выскочишь по любви, а он потом будет, как трутень, по клубам и казино болтаться. А у нас в семье все работают, отсюда и средства.

– Значит, вы из богатой семьи?

Алине надоело. Она спросила невежливо:

– Что-то я не пойму, к чему эти расспросы? Есть кандидатура? Личная корысть? Тогда к моему отцу милости прошу. Он вам ответит.

Егор смешался.

«Надо же, как она меня… уделала», – с уважением подумал он и произнес:

– Нет, ну что вы, Алина, какая еще корысть? Я с Ревякиным Николаем встречался и выяснил, что он что-то очень всерьез на вас обижен. Надеюсь, безосновательно. А в такой ситуации лучше быть под защитой мужчины. Но у вас, я понял, все в порядке, вас батюшка не даст в обиду, верно?

– А за что же конкретно обижен на меня ваш Ревякин? – стараясь не выдать тревогу, язвительно осведомилась Алина.

Егор, не обратив внимания на этот сарказм, обстоятельно пересказал ей свой разговор с бывшим одноклассником, добавив от себя, что Колька никогда сентиментальным не был, тем более сейчас, и ему по фигу, кто перешел ему дорогу – тетя, дядя, мальчик, девочка, наказывать будет без разбора и послаблений.

– И вы у него на прицеле, – подвел он итог. – Как человек основательный, он начал с того, что собрал о вас все возможные сведения, а не только номер домашнего телефона. Я читал не подряд, не переживайте.

Алину передернуло. Как это, оказывается, противно – когда тебя раздели и рассматривают. Отношение к собеседнику у нее от этой новости не исправилось.

– И в связи с этим он просил вам передать…

– Я поняла. «Верните вещь, женщина». Но у меня нет никакого настольного письменного набора, Егор!

– Ну, я его почти убедил в этом, но с Колькой нет никаких гарантий. Вы ведь говорили, что хорошо знакомы с Сашкиной женой? Вдовой, я хотел сказать. Может, она поищет там, у себя в квартире? Вдруг найдется что-нибудь.

– Да, – произнесла задумчиво Алина, – может, и найдется.

А сама подумала, что вряд ли. Вспомнила магнитофонную запись с голосом этого самого Сашки. Он тогда ясно сказал «гниде» Додику, что «ее» спрятал хорошо. Значит, скорее всего, не в квартире.

А вот если рассмотреть вариант… Может ли быть, что в том разговоре речь шла о какой-то другой вещи? Может, но вероятнее, что все же об этой.

В таком случае откуда письменный набор мог оказаться у Шурика, прежде чем он его хорошо спрятал? Егор говорит, что не Шурик был на квартире у его учительницы, а кто-то другой. Кто? Загадочный Додик? Как хоть его зовут по-человечески?..

Притянуто за уши, конечно. Этим вором мог быть он, а мог быть совсем даже кто-то третий. Но допустим, все-таки Додик. Допустим, это он увел предмет антиквариата у Дорошиной, а Шурик потом изъял его у Додика.

Зачем? Что в этой чернильнице такого, отчего такие страсти? Если Шурик сам захотел нагреть на ней руки, то уж точно не стал бы своему подельнику в этом признаваться, а сбыл бы товар по-тихому, и все. Хотя возможно, что Шурик так понимал справедливость. Типа доля мала, вот и забрал себе. Вроде бы речь о деньгах там шла тоже.

Кстати, тетя Тамара сказала, что они коллеги. Надо будет ее порасспрашивать.

Что он там говорил еще? Вроде про пузырек какой-то.

Может быть, пузырек уже нашла Алина? Ту самую шкатулочку или пудреницу, на поверку оказавшуюся одной из двух чернильниц, входящих в набор?

Как-то все слишком многовариантно и неопределенно. Но, если взять за основу версию, что Поляничев перепрятал письменный набор бывшей учительницы, да и еще в известность об этом Додика поставил, да еще и грозил ему чем-то и за что-то, то не исключено, что Додик и отправил Шурика в иную реальность, после чего, порывшись в квартире, спрятанный письменный набор обнаружил и забрал себе.

Нужно искать Додика. Как она и собиралась. Только теперь все намного серьезнее.

После разговора с Радовыми у нее, конечно, возникла идея встретиться с этим легендарным персонажем: она рассчитывала получить от него какие-либо дополнительные сведения. То, что он мог быть убийцей, Алина всерьез не предполагала. Теперь же выяснился возможный мотив, а Додик стал главным подозреваемым.

– Я поговорю с тетей… с Тамарой Михайловной, – официальным голосом произнесла она. – Который час, не подскажете, Егор?

Он мельком взглянул на часы:

– Пятнадцать минут третьего всего-навсего, времени вагон. И поэтому я приглашаю вас в зоопарк.

Ошарашенная Алина не нашлась сразу, что ответить.

Она что, перешла на второй уровень? Или это уже третий, если считать, что первый был с Лори на ВВЦ, а второй – про «замуж невтерпеж»? Он что, хочет еще раз увидеть ее реакцию, только на этот раз в зоопарке? А какой будет квест?

– У меня там подопечный обитает, – пояснил Егор. – Я время от времени его навещаю, но тут закрутился что-то, давно уже не был – с середины июля. Это нехорошо. Может, прокатимся вместе?

– Подопечный? – вежливо удивилась Алина. – И кто он?

– Бурый мишка одиннадцати лет. По кличке Барон. Но на самом деле у него другое, так сказать, имя. На самом деле зовут его Петров Сидор Кузьмич.

«Что-то моя девушка всерьез на меня надулась, – думал невесело Егор. – Может, оттает?.. Дурак ты старый. Довыпендривался, лошара».

– Хотите, я расскажу вам предысторию? Вам это может показаться забавным.

Алина молча кивнула.

Как-то, лет десять назад, занесла судьба Егора Росомахина на Баррикадную, а всем известно, что оттуда крепостные стены зоопарка видны как на ладони. Взгрустнулось ему, вспомнилось детство, захотелось еще раз побродить между вольерами и клетками. Вот и пошел.

Вообще говоря, животных в нашем московском зоопарке Егор всегда жалел, особенно когда старше стал. Грязные, худые, и в глазах тоска смертная. А тут смотрит – нет, веселые звери, ухоженные. Обратил внимание, что на многих клетках таблички повешены с надписью, что вот эта данная семья волков или, допустим, лис находится под опекой такой-сякой фирмы, или фонда, или уважаемого господина предпринимателя такого-то.

Егору это так понравилось, что захотелось поучаствовать. Прошелся по аллеям, выбрал непристроенное животное, то есть живущее в вольере без таблички. Медвежонка по кличке Барон. Вернее, подростка медвежьего. Отправился в дирекцию, заявил о своем намерении. Это для того, чтобы его медвежонка никто себе не заграбастал. Застолбил, короче. Но тут начались «но».

Дело это происходило то ли в две тысячи втором, то ли в две тысячи третьем. В то время буржуям, желающим перечислить денежки в какой-нибудь благотворительный фонд, или приют, или больницу, льгот никаких не полагалось, не то что сейчас. И к тому же тогдашний его партнер по бизнесу жмотом был жутким. Егор ему даже и заикаться на этот счет не стал.

Поэтому он вступил в сговор со своим главбухом и в одном же лице кадровиком Ниязовым Ринатом. И тогда кадровик Ниязов Ринат оформил гражданина Петрова Сидора Кузьмича на должность технического работника, иными словами, дворника, а тот же Ринат Ниязов, но уже главбух, положил ему оклад и регулярно, согласно зарплатной ведомости, тот оклад начислял, выплачивал и черным налом переправлял на провиант, шампуни и чистые простыни постояльцу вольера под номером 031–52 московского зоопарка.

Теперь эта схема смысл утратила, деньги перечисляются на прокорм питомцу легально, а суммы списываются по статье «благотворительный взнос», но для Егора с Ринатом медведь так и остался Сидором Кузьмичом, техническим работником.

– Вырос, паршивец, огромный стал. Ну да вы увидите, Алина. Шерсть блестит, сияет просто, а под ней жирок перекатывается. Красавец. Меня узнает, – добавил он, улыбаясь.

И Алина улыбалась. История про медведя ей понравилась. Если не врет. И вдруг совершенно неожиданно для себя самой она призналась:

– Я деньги коплю на остров. Нет, нет, не подумайте, не настоящий, конечно. Не на океанический. Меня, видите ли, наши утки злят, просто до бешенства иногда доводят. Знаете, я о чем? Утки, они же перелетные, они же на зиму должны в теплые страны улетать, а наши московские так разленились, что здесь зимуют. Смотришь на них зимой, так просто зла не хватает! Возле моего дома большой пруд, он не весь замерзает, какую-то мерзость сливают в него, наверное. Так вот, эти дуры аж в двадцатиградусный мороз по полынье болтаются, а выйти нельзя, собаки сожрут. Есть сволочи, которые своих собак на них натаскивают, а есть и просто бездомные псы, они вообще в своры сбиваются. А какие утки голодные, а как им холодно, это же ужас! Лапами красными по снегу в мороз шлепают, еду от людей ждут. Ну, приду я к ним в субботу покормить, а среди недели ведь не могу, некогда. Приду и досчитаться не могу. Поэтому есть у меня мечта: хочу выстроить им на сваях островок, может, им полегче будет. К родителям обращаться не хочу, сама построю, но как-то все по деньгам не получается. Дело ведь, видите ли, не только в самом сооружении, деревянный помост с конурками недорого обойдется. А нужно часть акватории выкупать, понимаете? Потому что я, допустим, получу разрешение от префекта, а через год его сменит другой, и сломают мой остров. Необязательно, конечно, но ведь могут. Обоснуют, что вид портит или еще как-то. И полицию я привлечь не смогу в случае, если местная шантрапа на нем свои дискотеки устраивать начнет. Но я обязательно придумаю что-нибудь, может, кредит возьму, не знаю пока.

Алина говорила так взволнованно и с таким вдохновением, что Егор слушал затаив дыхание, не отрывая взгляда от ее лица. Он не думал, что его можно вот так удивить.