Текст книги "Почти идеальная семья"

Похоже, Воропаев решил загладить вину перед брошенной в младенчестве ни в чем не повинной малюткой и обеспечить ее на долгие годы материально. И приступил к выполнению плана масштабно, решив раздавить толстой подошвой, как бестолково снующего таракана, раздражающую помеху – мертвой хваткой вцепившуюся в свой хабар и порядком надоевшую жену.

«Как же так, Лёнька, как же так! Я ведь тебе всё доверила, жизнь тебе свою доверила, а ты… А ты, оказывается, такой».

Лере припомнился разговор мужа с нотариусом Костенко, подслушанный ею накануне. Теперь ей стало понятно, о какой подстраховке шла речь. Покойники не возражают. Мило…

Воропаев сейчас должен быть дома. Кофе лакает. Или только бреется. Или психует под дверью ванной, не решаясь поторопить любимую, размывающуюся под душем.

Леру передернуло. Но она это вытерпит, она сможет. Спокойно и с достоинством она войдет в свой дом и все подонку выскажет. Кинет ему в рожу сигареты и гель. Может быть, даже в рожу плюнет. Но никаких истерик, никаких салатников об стену! А потом соберет личные вещи и вернется на дачу. Временно. Пока не подыщет себе квартиру за приемлемые деньги. Естественно, съемную.

Если он решил ее убрать с дороги, то уберет непременно. Она же трезвый человек, здравомыслящий. Поэтому пусть подавится всем этим совместно и не совместно нажитым. А Миху Лера возьмет себе. За одного Миху никто убивать не будет. Наверное. Хорошо, что у нее есть работа. Хорошо, что у нее есть хорошая работа.

Кулак, стискивающий сердце, отпустил, Лера потянулась к замку зажигания. И правда, какой смысл нюниться? Тем более что пора ехать дальше, если она хочет застать супружника дома. И плевать, как Лера сейчас выглядит, главное, чтобы не зареванная была.

Спала она этой ночью от силы три часа, потому что сначала долго не могла успокоиться, переживая удар. Ведь если трезво оценить ситуацию, то все предыдущие события ничего особенного собой не представляли, а были обычными житейскими дрязгами. Ну развод, ну раздел имущества. Не хотелось бы, конечно, но что поделать, это жизнь.

А вот Лёнькино намерение ее прикончить – это запредельно.

Открытие обрушилось на Леру действительным ударом. Полночи она размышляла, как жить дальше, принимала решение, оценивала последствия, перебирала другие варианты.

А едва заснула, утомившись от тяжких мыслей, была разбужена грохотом во входную дверь. У соседей случилось ЧП, и Костик прибежал звать на помощь. Половина пятого, нормально?

Тетя Люба забыла на ночь запереть дверь сарая, в котором на подстилке из душистого сена проводила ночи коза. Если бы не незапертая щеколда, Майина не свалилась бы в компостную яму.

То ли выдрыхлась коза накануне, то ли разбудил ее собачий утренний заливистый лай, а может, что-то еще помешало козе досматривать сны про рыжую морковку с сочной ботвой, однако на заре она проснулась, и ее потянуло на приключения.

Дверь сарая, обычно плотно притворенная, слегка покачивалась от свежего ветерка, и это козу вдохновило.

Боднув для пробы легонько дощатую створку, Майина оказалась на воле, если не считать смешную изгородь загона. Она привычно перемахнула через штакетник и в рассветных лучах отправилась бродить по тети Любиным угодьям.

В дальнем конце огорода коза набрела на свежевырытую и почти пустую компостную яму, полтора метра на полтора по периметру и столько же в глубину, которая была прикрыта листом растрескавшейся фанеры.

Собственно говоря, эта яма изначально предназначалась не для компоста, а должна была служить базисом для постройки стационарного нужника. Но Константин так агрессивно воспротивился средневековому варварству, что его натиск не смогла выдержать даже баба Нина, по чьей инициативе, собственно, и проектировалось удобство на периферии дачного участка.

Доводы бабы Нины, что так полагается и так у всех, на Костика не подействовали, и он заявил, что, как человек цивилизованный, будет пользоваться исключительно биотуалетом, разместить который можно в любом месте дома, согласно рекламным проспектам. Или пусть не дома, если бабулек от этого так колбасит, пусть в чуланчике рядом с сараем, которым, кстати говоря, они до сих пор и пользовались в качестве отхожего места, и где возле стеночки стояло пластиковое ведерко, выполненное в форме унитаза, а на гвоздике висел рулон туалетной бумаги. Можно даже кирпичное строение специально под это дело возвести и облицевать его изнутри кафелем, если бабе Нине так приспичило шика. Но сливную яму, отвратительную как на вид, так и на запах, Костик не потерпит, или живите здесь одни, без него.

Тут уж всполошилась баба Люба, поскольку была уверена, что без свежего подмосковного воздуха внук превратится в бледное худосочное растение, да и собственное бабы Любино пребывание на даче теряло для нее всякий смысл.

Инцидент закончился тем, что Нина Петровна, оскорбившись и обидевшись на родственников, на следующий день уехала в Москву, а Любовь Матвеевна, побродив по участку и поразмыслив, решила, что новая компостная яма им не помешает и даже будет весьма кстати, поскольку предыдущая, изначально неглубокая, уже переросла из ямки в пригорочек.

Костик, излучающий самодовольство, прикрыл провал фанерным листом, чтобы вид содержимого не смог в будущем оскорбить его эстетическое чувство, ежели Костику доведется случайно забрести в этот угол.

Он туда и не забредал, в отличие от козы Майины, которая полагала, что неизученных углов на ей подконтрольной территории быть не должно и не может.

Компост соблазнительно источал миазмы подгнившей свекольной ботвы, картофельных очисток и еще чего-то вполне съедобного. Фанерка, поддетая рогом, была сдвинута в сторону, и Майка, не раздумывая, сиганула пировать.

Напрасно тетя Люба впоследствии решила, что Майка туда свалилась, отнюдь. Майка изящно спрыгнула, легко приземлившись на слоистый пирог из выполотых сорняков и человеческих пищевых отходов. Однако запах гниения здесь усилился и уже не казался ей столь привлекательным, к тому же обнаружилось, что пища была условно съедобной. Поэтому Майина решив, что делать ей тут больше нечего, вознамерилась выпрыгнуть обратно.

Но выполнить сей трюк ей не удалось ни с первой попытки, ни с последующих. Она же не блоха. Конечно, взлетная полоса ей не требуется, но для маневра пространство все же необходимо. Да и копыта разъезжаются на скользких капустных листьях. И Майина принялась отчаянно звать на помощь.

На зов прибежала тетя Люба.

Поохав и попеняв козе, потрусила будить внука. Сонный Костик, жутко разозлившийся и на козу, и на бабку, позабывшую запереть животное, ворча, спустился в яму и попытался вытащить паршивку наверх, схватив поперек туловища, но та выворачивалась и лягалась.

Тетя Люба потянулась за козой, чтобы оказать внуку посильную помощь, но потеряла равновесие и грохнулась в яму тоже. Внук, чудом избежав столкновения с неслабой массой бабушкиного тела, быстро вскарабкался наружу и протянул бабке руку, но его мощи не хватило, чтобы вытянуть ее на бережок хотя бы до пояса, и тетя Люба осталась в яме вместе с козой, которая не переставала истошно блеять и в панике стучать копытами, разбрасывая во все стороны воняющие ошметки.

После нескольких попыток извлечь бабку на поверхность Костик понял всю их бесперспективность и метнулся за помощью к соседке.

Разбуженная заполошным грохотом в дверь Валерия вообразила, что с Любовью Матвеевной случилось ужасное, и, как была в пижаме, кинулась ее спасать.

Сначала они с Костиком вместе тянули тетю Любу за руки, но та раскричалась, что они оторвут ей руки, и ее отпустили. Потом Костик снова спустился в яму и попытался подтолкнуть тетю Любу под попу, чтобы Валерия, когда начнет тетю Любу тянуть наверх, не отрывала ей руки, но тетя Люба, как и коза, изворачивалась и лягалась, стесняясь внука.

Теряя терпение, Валерия спросила, сунув голову в яму, а будет ли Любовь Матвеевна стесняться и ее, Леру, если она вместо Костика будет выталкивать Любовь Матвеевну наверх.

Тетя Люба несчастным голосом сказала, что будет.

Валерия плюнула и пошла заводить джип. Вдвоем с Михой они справились с задачей за пять секунд. Правда, предварительно пришлось сооружать подъемную люльку из покрывала и приторачивать его к фаркопу джипа, а потом помогать тете Любе в этой люльке разместиться, но собственно операция по подъему заняла именно пять секунд.

Козу Майину вытягивали не столь помпезно, а попросту перевязали в трех местах поперек туловища бельевой веревкой.

По окончании спасательного мероприятия Валерия мрачно выбралась из-за руля, подошла к запутавшейся в веревке Майине, схватила ее за один рог и, притянув к себе поближе, прошипела, глядя в морду:

– Еще одна малейшая выходка, уважаемая, и ты окажешься совсем одна в темном лесу по соседству с многодетным волком. Вот только бодни меня еще раз под коленки! Ты все поняла, козья морда?

Майка крутанула башкой, пытаясь рог вырвать, и возмущенно взмекнула, и посмотрела на Леру исподлобья настырными желтыми глазами с узкими щелками поперечных зрачков.

На Леру это не произвело впечатления. Она напоследок еще раз легонько тряханула Майку за рог и принялась наконец развязывать узлы, высвобождая козу из веревки.

Любовь Матвеевна в глубине души посчитала, что Лера произнесла жестокие в адрес животного слова. Она же коза, бессловесное создание, что с нее возьмешь… Но, вспомнив потравленную смородину на своем участке и грядки на участке Петуховых, которые Любови Матвеевне пришлось заново вскапывать и засаживать редиской, лишь бы купировать скандал, и с грустью осмотрев перепаханные Лерочкиным джипом картофельные ряды и свой изгвазданный в черноземе почти новый фланелевый халат, она подумала, что для острастки Майине полезно послушать таковые угрозы, тем более что в исполнение никто их приводить не собирается. Наверное.

Бессловесное создание заперли в сарае, проверив надежность щеколды, извинения и благодарность в адрес Валерии были произнесены, и все участники разошлись по спальным местам. Только Валерии ложиться спать уже не имело резона. Потому что, если с утра она не застанет Леонида дома, будет лишен резона весь задуманный ею демарш.

Когда спустя час она выехала за ворота садового товарищества, на обочине шоссе, ведущего в город, заметила знакомую фигуру и не могла не остановиться.

Видимо, не только ей не случилось поспать сегодняшним утром. Любовь Матвеевна стояла возле столба с желтым флажком остановки районного автобуса и ждала транспорт.

Она долго отнекивалась, вконец смущенная массой неудобств, доставленных с утра пораньше ее семейством добрейшей Валерии Львовне, но под сердитый Лерин окрик все же послушалась и на переднее сиденье джипа забралась.

Выяснилось, что направляется Любовь Матвеевна на раннюю обедню в храм, что в соседней деревне, но пешком идти долго, ноги уже не те. Вот и пришлось нацелиться на рейсовый автобус, в надежде, что тот придет по расписанию.

– А чего в храме? – спросила для поддержания разговора, крутя руль, Валерия.

– В смысле, Лерочка? – не поняла вопрос тетя Люба.

– Ну, в смысле, что вам там надо? Вы же вроде человек не темный, с высшим образованием. Бывший врач, если не ошибаюсь?

– Так на службу иду. Помолиться, записочки подать. А при чем тут образование?

Валерия хмыкнула.

– Да ни при чем, в общем. Заходила я туда как-то с подругой за компанию. Правда, не в этот. В один московский. Там тетки за прилавком такие стоят, что я думала, сейчас укусят. Потому что гавкали. Вы их не боитесь?

Любовь Матвеевна заметно смешалась. Произнесла, пряча взгляд:

– Да нет, в общем… Со мной такого не бывало. Хотя грубиянки везде встречаются.

– Кто ж спорит?.. Только, если уж верующие заявляют, что они из всех самые лучшие, в ваших храмах хамства быть не должно. Вы согласны?

– Да кто ж вам заявляет, что он лучший, Лерочка? – совсем растерялась тетя Люба.

– Тут и заявлять не надо. Я иногда в метро езжу. И одну картинку смешную наблюдаю с регулярностью. Не часто, преувеличивать не буду, однако за душу берет. Сидит такая тетенька на скамейке в вагоне. Кстати, может и стоять. Наряд многозначительный – юбка до пят, черные чулки, растоптанные башмаки. Пыльные. Платок на голове, естественно. Уткнувшись в книжку сидит. И окружающим всем видно, что не детектив это, а молитвослов. Вопрос. Могла она его в обложку спрятать? Могла. Но тогда чего-то ей не будет хватать, как я понимаю. Дальше. Вид насупленный, как будто ее, праведницу, оскорбили. Как будто едет она не с людьми в одном вагоне, а в плотном окружении нечистот, о которые боится испачкаться. И такая от нее волна на всех нас идет… Ну, как вам объяснить… У, грешники грязные! И еще вопрос: а что, дома она не смогла свои молитвы прочитать, если она есть такая праведница? Встала бы утречком пораньше, да и совершила обряд, или как у вас это называется. Но ведь тогда этого же никто не увидит, верно я говорю?

– Но ведь не все же такие, Лерочка! – воскликнула тетя Люба. – Зачем на этих смотреть? Эти либо недавно к вере пришли и впали в ложную праведность, или…

– Или что? Пришли давно, а ложная праведность при них осталась? Да еще и пышным цветом расцвела. И почему, кстати, она ложная? Разве вас не так учат себя вести?

– Меня? – поразилась от несправедливого обвинения Любовь Матвеевна.

– Ну, хорошо, не вас лично. С вами еще разобраться надо, насколько вы с этим эгрегором слились, – со снисходительной иронией сказала Лера.

После краткой паузы Любовь Матвеевна проговорила, стараясь произносить слова ровным тоном:

– Вы, Валерия Львовна, обвиняете православных в ханжестве? Я вас правильно поняла? Перегибы в любом деле бывают. Только, Лерочка, женщина, про которую вы мне рассказали, не обязательно ханжа. Понимаете, среди верующих есть такие, которые внешнего мира боятся, стараются круговую оборону держать, вот и сидят, насупившись.

– И чего они боятся? Трогать их никто не собирается.

– Так ведь насмешек же боятся. Издевок. Вот и ведут себя, как в кольце врагов.

– Я, Любовь Матвеевна, по жизни нахожусь, как в кольце врагов, иначе бы не выжила. Наверное, и характер у меня не сахар. И нагрубить могу. Если выведут. Но хамить, оттого что считаю, будто я на порядок выше остальных, меня что-то не тянет. А эти ваши тетьки, которые свечками при храме торгуют, хамят с великим удовольствием, просто как песню поют.

Тут ее осенила идея, и она воскликнула с веселым раздражением:

– Любовь Матвеевна, а ведь вы, вероятно, даже не знаете, о чем я толкую!.. Там же у вас, в церкви, фейсконтроль полный! С вами эти тетеньки мед источают! Как с прошедшей через систему опознавания «свой-чужой»!.. Правильно я говорю, а, Любовь Матвеевна?

Соседка пробормотала хмуро:

– Где его нету, контроля этого… А только если жизнь прижмет, то приползешь в храм как миленькая, чтобы о своем помолиться. И тетек не заметишь – как вы выразились, гавкающих.

– Это не про меня, – весело заявила Валерия. – Клянчить не собираюсь.

– Вы пока в ситуации не попадали, потому и говорите не подумав.

– Я из них не вылезаю, – парировала Лера, подруливая к ограде деревенской церкви и присматриваясь, где бы половчее притормозить.

Когда она поставила машину на ручник, Любовь Матвеевна придушенным голосом сказала: «Вы уж простите нас, Валерия Львовна. Что обижаем. Плохо это, конечно», после чего принялась неуклюже выбираться наружу. «Да вы-то тут при чем?! К вам-то какое это имеет отношение?!» – воскликнула, сердясь непонятно на кого, Лера. Соседка ее вопрос игнорировала. Скомканно поблагодарила за извоз, пожелала хорошего дня и, набрасывая на голову шелковый шарфик, направилась к воротам подворья. А Валерия, недовольная тем, что наговорила лишнего, поехала дальше. К дому.

Однако дорожные словопрения не выходили у нее из головы, и она на некоторое время даже отвлеклась от личной катастрофы, чтобы обосновать свою правоту и на Любови Матвеевны счет успокоиться – соседку она ничем не задела.

Мыслеформа тети Любы строила обиженные гримасы и тоже что-то пыталась доказать, поэтому оставить препирательства с бывшей врачихой Валерия смогла лишь очутившись в собственном подъезде перед дверями лифта, но где-то на периферии сознания образ тети Любы все еще болтался.

Фантом соседки мгновенно исчез, когда Лера вошла в свою квартиру, вернее, в свою с Лёнькой квартиру. После того, как зажгла свет в прихожей.

На светлом кафеле пола в обрамлении чего-то темно-красного прямо возле ее ног распростерлась Юлия Лепехина.

Мертвая и убитая ударом в висок тупым тяжелым предметом.

Надежда Михайловна Лапина с недоумением смотрела на дисплей своего айфона. На нем под звуки неубиваемой «Желтой субмарины» высветилась заставка с жизнерадостной физиономией Валерии Буровой.

Странно, потому что у них с Лерой строгий уговор – в рабочее время не трезвонить, все равно толком не поговоришь. Но тут Надежда Михайловна кое-что вспомнила.

Все понятно, и все встало на свои места. У Буровой отпуск, и Бурова желает потрепаться.

Бурова желает знать, какие в Москве нынче погоды, и между прочим сообщить, что в Париже моросит мелкий дождь. Или хочет с лицемерным негодованием наябедничать на мужа, который поднял ее ни свет ни заря, чтобы присоединиться к экскурсии по Лувру, тогда как всю ночь они проболтались по злачным местам Монмартра, включая Мулен-Руж, и ей туда хочется опять, но нужно отоспаться.

Надежда Михайловна негромко произнесла в селектор:

– Татьяна Дмитриевна, прошу вас, не соединяйте меня ни с кем минут десять.

Секретарша попыталась что-то возразить, напоминая о назначенной самой же Лапиной летучке, но Надежда оборвала ее с легкой досадой:

– Десять минут прошу вас ни с кем меня не соединять. И не пускать. У меня переговоры.

Надежда Михайловна являлась исполнительным директором рекламного агентства «Радуга причуд». Агентство было полного цикла, со своей производственной базой – типографией, складом, небольшим парком автомашин и довольно большим штатом сотрудников, вполне вменяемых и даже компетентных, но которых все равно кому-то надо напрягать, хоть бы они и были золотые. Озадачивать сотрудников предполагалось Надежде, на момент внедрения в агентство бывшей еще Киреевой. Впрочем, предполагалось ей и многое другое.

Когда около года назад Киреева явилась трудоустраиваться на эту должность, заручившись протекцией пока еще не мужа Ивана Лапина, то его, то есть Лапина Ивана, давний приятель Мещеренко Филипп, хозяин «Радуги», небольшого роста сухощавый холеный мужик лет сорока пяти, особого восторга в связи с ее появлением не выказал.

Согнав кислую мину вежливой улыбкой, он привстал из-за стола и, блистая белым золотом запонок, протянул узкую ладонь, почтив рукопожатием Лапинскую пассию.

Он справедливо рассудил, что про женитьбу Иван просто прогнал, чтобы повысить Надеждин статус.

Приглашая кивком головы соискательницу присесть, Мещеренко проговорил, направив в сторону ее силуэта ускользающий взгляд:

– Иван просил за вас и уверял при этом, что вы весьма компетентны в решении стратегических вопросов. А позвольте поинтересоваться: в вопросах рекламы и пиара насколько вы компетентны?

Надежда сумела скрыть неприятное удивление и спокойным размеренным тоном произнесла, глядя будущему боссу в лицо:

– Я хотела бы сразу поставить все точки над «i», Филипп Эдуардович. Меня не будет устраивать, если вам придется терпеть меня в качестве балласта. Я в достаточной степени себя уважаю, чтобы всячески избегать подобных ситуаций. Безусловно, для меня эта вакансия привлекательна, но не настолько, чтобы, ее получив, осознавать себя пустым местом и понимать, что терпят меня здесь милости ради. Вернее, ради старой дружбы, причем не со мной. Поэтому я готова некоторое время проработать без оплаты. Допустим, месяц. Думаю, что этого времени хватит, чтобы нам с вами разобраться, насколько я компетентна. Однако при этом я буду настаивать на предоставлении мне всех необходимых полномочий. В противном случае нельзя будет правильно судить об итогах. Если по прошествии этого срока полученные результаты вас удовлетворят, можете мне этот месяц оплатить. Можете не оплачивать. Если же у вас будут претензии, то я, со своей стороны, вашу фирму покину безо всяких претензий.

Круто.

Надежда перевела дух. А как она должна была реагировать, если глава фирмы повел себя не по протоколу?

Обратились к тебе с просьбой взять на работу, так и принимай, не выпендривайся. Или сразу отказал бы Ивану, когда тот тебе позвонил. А вместо этого ты надменную морду скорчил и слова цедишь. Хотя, может, этот Филипп так кайфует, наслаждаясь властью над мелкими людишками. Тогда это беда. Такой начальник всем вампирам вампир, да еще и извращенец моральный.

Конечно, Надя очень жалела, что пришлось оставить хорошо обжитый «Микротрон», где она была не просто так, а руководила патентным отделом. И девчонок, подруг, ей будет не хватать. Уже не хватает. Но так они решили с Иваном, и решение было правильным.

Негоже мужу с женой на одной фирме работать, особенно если муж этой фирмы владелец. Примутся по углам шушукаться, что и оклад у нее теперь удвоился, и что на работе она палец о палец не ударяет, и что при этом все косяки ей безнаказанно сходят с рук. К тому же начнут коллеги подозревать, что постукивает она на всех вечерком перед телевизором.

Да и вообще… Изведутся они с Иваном на пустом месте и друг друга изведут, поскольку будут с подозрительной ревностью оценивать каждый чужой взгляд и каждую брошенную фразу.

Ириночка Зверева, Наташка Сидякина… Берзин Петрас… Да мало ли кто.

А бросить работу окончательно, чтобы между сеансами омолаживающих процедур и походами по бутикам и кофейням строить домработницу, Наде совершенно не хотелось. Хотя Иван ей предлагал. Хотя, говорят, это круто. Но именно Надежду это не привлекало.

Надежду привлекало другое. Трудоголиком в обычном смысле слова она не была, но кипение жизни и рабочий накал ее манили, словно наркотик.

Никто не смог бы дать Надежде ее пятьдесят, которые обрушились на Лапину этим летом. Надежда выглядела моложе, она чувствовала себя моложе, и присущее молодости честолюбивое желание побеждать и блистать в ней не угасло и угасать не собиралось.

Надежда была энергична, умна, изобретательна и к тому же была природным психологом, и к тому же хорошо знала жизнь.

Не подличая, она непременно добивалась нужного результата, пожиная затем плоды успеха, симпатии, уважения или зависти, похожей на ненависть, но даже черные чувства тех, кто ей не друг, она складывала в копилку, как знак достигнутого триумфа.

И куда она со всем этим? К домработнице на кухню?! Ну уж, извините.

Ее будущий муж в этих тонкостях не разбирался, тем более что она сама Ивана в них не посвящала, справедливо опасаясь, что он может все неправильно истолковать, решив, что ей просто нужны собственные деньги, чтобы сохранить независимость.

Возможно, он отчасти был бы и прав, но только отчасти.

Не заостряя на этом аспекте внимания, Надежда в качестве мотивации своего нездорового стремления к ежедневному подъему в шесть тридцать с последующим торчанием на фирме по девять часов предъявила ему другое объяснение, более легкое для мужского понимания. Она заявила, что не желает раньше срока осознавать себя пенсионеркой, а это непременно произойдет, если он заставит ее сидеть дома.

С некоторым сопротивлением он ее довод решил уважить. Ну, что ж… Раз хочет его будущая жена ходить в присутствие, то пусть себе ходит. Однако как-то ей помочь все-таки нужно. Система возрастной фильтрации не пропустит на достойную должность человека с улицы.

Тут очень кстати Ивану позвонил Фил Мещеренко по прозвищу Ящер, с которым жизнь свела Лапина еще в институте, а потом в годы перестройки они что-то вместе мутили. Фил был Лапину чем-то обязан. Впрочем, Лапин тоже был чем-то обязан Филу.

Мещеренко был явно не в духе и звонил, чтобы вылить на кого-то свое раздражение, хотя по отношению к Лапину Ивану, некогда откликавшемуся на прозвище Кувалда, это было неправильно. Не в том смысле, что неблагородно, а в смысле, что опасно.

Ваня Кувалда мог такого авангардизма не понять и мощным апперкотом послать Филино раздражение в обратку. Однако посылать ничего не стал, поскольку моментально вычленил из Филькиного нытья кое-что для себя полезное. Получалось, что Ящер раздражался не просто так, а по поводу задницы, творящейся у него на фирме.

Мещеренко по жизни никому не доверял, тем более дальше прихожей никого не впускал в свой бизнес. Там он привык тотально контролировать и все единолично решать вплоть до цвета туалетной бумаги в офисном сортире.

Фил не собирался менять свои привычки и после того, как сделался хозяином крупного агентства, будучи твердо уверенным, что все охватит и всюду успеет, однако успевать перестал, причем настолько, что допустил несколько серьезных косяков, решая вопросы о туалетной бумаге. До Ящера наконец дошло, что еще немного и фирма начнет терять прибыль. Если только он не найдет заместителя.

Но имея патологическую недоверчивость вкупе с завышенными требованиями, найти человека, на которого он смог хотя бы отчасти положиться, оказалось не просто трудно, шанс данного события приравнивался к нулю.

Надо отдать Ящеру должное – он пытался. В результате чего турнул череду вполне квалифицированных топов, не снеся их присутствия на своей территории больше недели.

– Ну, полные, полные придурки! Вань, скажи, неужто вокруг одни только уроды и придурки?! Или мне одному так не везет? – стонал Фил Ящер, заливая Ивану в ухо поток мрачной безысходности.

Ваня невозмутимо выдержал напор нытья и на эмоции не повелся, но пообещал поспрошать кого нужно. И поспрошал Надежду.

В неординарных талантах Киреевой Надежды он имел возможность убедиться лично, ведь именно она два года назад спасла его детище «Микротрон» от гигантских убытков, предотвратив кражу инновационного проекта, и именно она совсем недавно распутала клубок преступлений, с которым полиция не смогла разобраться, пойдя по ложному следу[1]1
  Читайте об этом в романах Рины Осинкиной «Опасный винтаж» и «Обратный счет любви».


[Закрыть].

Иван Лапин был убежден, что Надя управится с проблемами Фила легко и непринужденно, как это делала всегда, Ивану не будет стыдно за будущую жену. Да и отвратительный характер Ящера Надежду не напугает, а уж тем более не смутит.

– Ты как, хочешь там поработать? – спросил ее Иван.

Надя подумала и решилась.

А почему нет? Попробовать можно, тем более по протекции.

По протекции – это значит, что отношение к тебе будет доброжелательное, а на первых порах это важно. А то что тема незнакомая, так это даже интереснее еще.

А теперь от нее требуют компетентность в рекламных делах. Да откуда?! И ей пришлось на ходу импровизировать, чтобы лицо не потерять. Этого она не любила – терять лицо. Затем и выдала тираду про испытательный срок. А потом нагло добавила:

– Однако, если я правильно поняла Ивана Викторовича, речь идет не о том, чтобы пристроить меня на почетную должность. Речь идет о том, чтобы вам помочь, а, Филипп Эдуардович?

– Моя дорогая мадам… – с нескрываемой иронией отреагировал Фил Мещеренко. – По-вашему, я должен поверить, что вы и есть тот самый гений бизнес-процессов? Талантливый администратор и изобретательный стратег? А с какого ляду я должен в это поверить?!

Действительно, ящер.

И тогда Надежда улыбнулась легко и белозубо, и сверкнула серыми аквамаринами глаз, и весело произнесла:

– Филипп Эдуардович, а вы проверьте!

Конечно, все у нее получилось. У Киреевой были мозги, которыми она умела пользоваться, и опыт, в общечеловеческом значении этого слова. Разве она могла проиграть?

Первым делом, чтобы осмотреться и разобраться, она поближе познакомилась с департаментом продаж, персонал которого занимался тяжким обзвоном фирм с целью пополнить ряды желающих воспользоваться услугами «Радуги причуд».

Девки там собрались скандальные и борзые, но ведь у интеллигентных тихонь не получится впаривать рекламные услуги на расстоянии, особенно если твой телефонный визави упорно не хочет въезжать, зачем ему эта услуга требуется вообще.

Надежда, даже не зная рекламной специфики, смогла понять, что единственный этот департамент и приносит Филу Ящеру деньги, тогда как все прочие службы исправно их тратят. Следовательно, в первую очередь необходимо разобраться, нет ли каких-либо резервов, чтобы денег он приносил еще больше. И под резервами она не имела в виду фитили по итогам недели.

Киреева поговорила с горластыми продажницами. За кофейком с сигареткой девчонки ей охотно рассказали, какие отмазки чаще всего бывают озвучены, кроме уныло-стандартного «нет средств».

Девчонки, которых было числом пять, рассмотрев в Киреевой нечто родственное, выложили ей не только информацию по запросу, но и собственные претензии, но и мысли, после чего Надежда предложила Мещеренко кое-что поменять в пакете услуг, расценках, бонусах и прочем.

Результат последовал быстро, и Киреева снискала уважительную признательность от рекламщиц, что само по себе уже редкость.

Мещеренко пожал плечами.

Потом она принялась за местный арт, а именно художников-дизайнеров, призванных заниматься созданием креатива: оформлением буклетов, сайтов, уличных рекламных щитов и тому подобной красоты.

Надежде бы и в голову не пришло их трясти, но сисадмин ей проболтался, что богема чаще сидит без дела, шаря по соцсетям, чем творит. Не потому что саботажит, а в силу малой загруженности и в связи с этим наличия свободного времени.

Поручила одной из девчонок-продажниц искать заказы на графический дизайн, чтобы загрузить творческую часть фирмы под завязку.

«Арт» временно на «новую метлу» надулся, но поостыл после того, как бухгалтерия стала чаще приглашать дизайнеров расписываться в платежной ведомости.

Затем добралась и до типографии, которой Мещеренко гордился в особенности, и предложила боссу на выбор – либо расширяться и брать заказы со стороны, либо, на фиг, теток разгонять и станки распродавать, а свою полиграфию печатать в какой-нибудь крупной типографии.

Фил почесал в затылке и решил расширяться.

Все это она успела провернуть за оговоренный месяц, а по его прошествии Мещеренко заявил, что намерен отправиться в отпуск.

– Чуть не забыл, – проговорил он недовольным тоном. – Напиши заявление о приеме на работу, я сейчас тебе его подпишу. Задним числом, естественно. На должность исполнительного директора с окладом…

– Филипп Эдуардович, – перебила Надежда босса. – Спасибо большое, конечно. Тут такое дело…

– Что еще? – раздраженно прокаркал босс. – Какое дело? Ты что, сделать ручкой решила?

– Нет, нет, я, конечно, остаюсь. Проблема не в этом… Тут, скорее, дела бюрократические. Понимаете, у меня другая фамилия скоро будет. Вы не возражаете, если я заявление напишу позже? Чтобы лишних исправлений в документацию не вносить…