Текст книги "Почти идеальная семья"

– Не переломишься, внесешь, – отрезал Мещеренко. – Пиши ту фамилию, какая у тебя сейчас.

«Хам», – привычно подумала Надежда и написала, и с тех пор тут и работает, и не жалеет.

С Филом Ящером у них отношения непростые, поскольку он, как Надя про себя решила, являлся идейным женоненавистником, не оставляющим за женским полом права на мозги и способности, кроме самых простейших для выполнения простейших же функций.

Сам факт существования Надежды Киреевой как таковой здорово сбивал его с толку и никак не монтировался с привычным миропредставлением, оттого и раздражал, а временами и бесил. Но будучи человеком трезвомыслящим и своекорыстным, он пересилил эмоции и все-таки решил оставить ее при себе в качестве правой руки и, что важнее, – советчика, а чтобы данный внутренний компромисс как-то оправдать, сделал вывод, что среди теток встречаются мутанты, и Киреева именно к таковым и относится.

Он мелко мстил ей, не замечая ее женской привлекательности, хотя, конечно же, замечал. И не особенно с ней церемонился в обращении, старательно подчеркивая, что приятельство с Лапиным Иваном не обязывает Фила Мещеренко целовать его бабе ручки.

На все эти выкрутасы, продиктованные хроническими мужскими комплексами, Надежде было наплевать. Правда, ей не нравилось, когда он ей тыкал, особенно прилюдно, поэтому, ничтоже сумняшеся, она отбивала подачу, награждая босса тем же местоимением, чтобы слегка подлечить от хамства. На какое-то время помогало.

Для статуса и для работы у нее было все – отдельный кабинет, приемная и личный секретарь, исполнительная Татьяна Дмитриевна, которая в этой приемной царила.

Мещеренко выделил для Надежды водителя, и на деловые встречи она теперь разъезжала в их корпоративном серебристо-сером «Опеле».

Много у нее тут было, чего она не имела, когда работала в Ивановом холдинге. Не было тут только подруг. Ни подруг, ни приятельниц в «Радуге причуд» она себе так и не завела, хоть времени с момента ее поступления в агентство прошло предостаточно.

Надежда сама себе удивлялась, ведь она была махровым экстравертом, и ей, как воздухом дышать, необходимо солировать и фонтанировать, поражать новостями или учить уму-разуму, критиковать и хвастаться. Может, все дело в идиотском мнении, что так она предаст своих Катьку, Алинку и Лерку? Да нет, глупости… Ей просто не нравился тут никто. Разве такого быть не может?..

Переманить, что ли, девчонок сюда?.. А начать, например, с Буровой.

Катюху с Алинкой активировать рано, они пока с детьми сидят. А вот Валерию можно попробовать сдернуть. Тем же начальником маркетинга.

Плевать, что отдел маркетинга Филу не нужен. Надя постарается и расширит агентство, вот ему и понадобится еще один надежный человек. Надо над этим подумать.

– Але! – весело произнесла Надежда Михайловна в трубку. – Привет, Лерочка! Как отпуск проводите? Как там погоды на Монмартре?

Она слушала ее долго. Значительно дольше, чем сама себе разрешила, и дольше, чем разрешили ей обстоятельства. Потом, когда поток Лериных слов иссяк, осторожно спросила:

– Ты полагаешь, что он где-то прячется?

– Я не знаю, что думать, – непривычно пустым голосом произнесла Валерия. – Но я очень боюсь. Боюсь, что он убил, боюсь, что его убили. Или не убили пока.

– Ты погоди волноваться, девочка, погоди!.. Не паникуй раньше времени. Может, все банально окажется. На рыбалку уехал с приятелем. Или…

– Или?! Что или? У бабы?!

– Или у бабы, – невозмутимо отрезала Надежда Михайловна. – Вспоминай! Может, он о какой-нибудь новой сотруднице поначалу рассказывал, а потом вдруг перестал. Может, однажды после деловой встречи неразговорчивым приехал. Все вспоминай, что непривычным показалось. А проще всего – у него на фирме аккуратно справки наведи. Ты с их уборщицей знакома?

– Да не нужно мне было! – с отчаянием почти выкрикнула Валерия. – С уборщицей не нужно мне было знакомиться! И с секретаршей! Не было у Лёньки никого на стороне, я бы почувствовала!

– Ну и глупо! – рассердилась Лапина, бывшая Киреева. – Тут не чувствовать, а точно знать необходимо. Как теперь ты собираешься варианты отметать?

– А я это как вариант и не рассматривала! – огрызнулась Валерия, но Лапину ввести в заблуждение не смогла.

– Не рассматривала она, как же!.. – ядовито проговорила Надежда. – У тебя же с языка сорвалось! Ты себя выдала, дорогуша, так что не надо мне мозги конопатить.

– Я к вам за поддержкой, а вы… – Лера, кажется, захлюпала на той стороне трубки.

– Цыц! Тихо! Не нюниться! – строго прикрикнула на нее Лапина, лихорадочно соображая, чем может помочь.

Срочно помочь, прямо сейчас. И не находила.

– Значит так, – произнесла наконец она, – у меня мент знакомый имеется, Серега Кутузов. Ну, ты помнишь, по той истории… Если потребуется, я его для тебя напрягу. Усекла, подруга?

Подруга то ли хмыкнула саркастически, то ли носом шмыгнула.

– А сама не лезь во все это, – продолжила уверенным тоном наставлять ее Лапина. – Ты мне поверь, Валерия, не твоя это стезя. Вспоминай факты, а если что припомнишь, то сразу следователю доложишь. Он тебе свои координаты оставил? Ну, вот. Позвонишь и доложишь. И не путайся у органов под ногами. Я попробую выкроить время и к тебе подскочу, все обсудим. Лады? Все будет нормально, вот увидишь.

Но сама Лапина не была в этом так уж уверена. Сердце ныло за эту прямодушную до грубости и надежную до безрассудства Бурову Леру, дорогую Бурову Леру, попавшую в передрягу.

Если Леркин мужик и вправду так подло и зло с ней поступил – бросил, как надоевшую вещь, и ушел к другой, напоследок подкинув к порогу свеженький труп, то Надежда готова отыскать сволочь только для того, чтобы с размаху влепить звонкую пощечину, а лучше бы вмазать ему кулаком под дых, как учил муж Иван. А еще лучше завалить кабана на землю, чтобы он грохнулся как следует задницей и затылком, и хорошенько отметелить ногами, обутыми в армейские берцы.

Но Надин босс, как назло, отбыл вчера в Минск по приглашению наклюнувшихся партнеров, оставив ее на хозяйстве, и у нее решительно нет возможности отлучиться с работы даже на час. И после работы поехать к Буровой она тоже не может. И без того Иван ворчит, что жена допоздна задерживается на службе, а если Надя, как последняя дура, решит его просветить, по какой такой насущной необходимости ей нужно наведаться к Лере, то взбучки ей не миновать. Он сразу вычислит, что жена вновь нацелилась влезть в чужие разборки, а этого больше допускать он был не намерен.

В свое время Надежда заставила его здорово поволноваться, когда распутывала дело «безумных старух» и едва не погибла сама. Выследив преступника и убийцу, она тогда чудом избежала смерти[2]2
  Читайте об этом в романе Рины Осинкиной «Обратный счет любви».


[Закрыть], поэтому свои страхи Иван Лапин запомнил надолго.

Огорчать мужа и ссориться с ним Надя не хотела. Ее теперешняя семейная жизнь дорогого стоила, поэтому деятельное участие в Леркиных делах ей придется отложить. Тем более, как уговаривала себя Надежда, ничего они с Буровой толком предпринять не смогут, а могут только ждать, когда за них все сделают профессионалы.

Она решила, что, как только Мещеренко, загоревший и с подписанными контрактами, явится в агентство, Надя сразу же Валерию навестит, чтобы ободрить и получше вникнуть в ситуацию. А вникнув, Надежда сообразит, что можно конкретно для подруги сделать.

Лера тоже не верила, что все будет нормально, тем более скоро.

После всего, что сегодня ей пришлось пережить, она, даже призвав на помощь все свое воображение, не могла представить, что такого удивительного и хорошего должно произойти, чтобы вернуть ее жизнь в привычное русло.

Такое умонастроение ей категорически не нравилось. Она, конечно, была скептиком, но ведь не махровым же меланхоликом и не пессимистом!..

Посему теперешнее состояние души определила для себя как недостойную слабость и попыталась встряхнуться и перенастроиться, внедряя в голову нужные мысли, трезвые и скептичные.

И с чего она так загрузилась? Что, собственно, такого непоправимого произошло?.. Подумаешь, муж сбежал. Подумаешь, обнаружился труп в прихожей.

Труп наглой девки, которую она так ненавидела. А рядышком с мертвым телом ненавистной Юлии Лепехиной валялся стальной блестящий молоточек из итальянского кухонного набора, которым так удобно отбивать антрекоты. Испачканный кровью и чем-то еще, тошнотворным и страшным.

– Ваша вещь? – равнодушно-деловым тоном спросил ее приземистый крепыш, бывший, видимо, старшим опергруппы.

Как она не заметила молоток раньше?.. Впрочем, хорошо, что не заметила. А то наделала бы глупостей и усложнила себе жизнь.

– Ну, – глухо проговорила Лера.

– То есть ваша? – решил уточнить старший опер.

Валерия прокашлялась и четко произнесла:

– Моя.

– А вещички в саквояже чьи? Тоже ваши?

– Наши, – опять угрюмо согласилась Лера.

Не то чтобы Бурова растерялась, но все мыслительные процессы в ее голове как-то замерли, не отзываясь на происходящее. Лера откровенно тупила, понимая, что тупит себе во вред, но ничего не могла поделать.

Позвонив в полицию, она выскочила из собственной квартиры в лифтовый холл и до приезда опергруппы там и торчала, не в силах просочиться внутрь мимо Юлькиного трупа. И молотка разделочного она не заметила, и сумку эту треклятую не рассмотрела.

В этой самой дорожной сумке, которой обычно пользовался Леонид для перевозки громоздкого спортинвентаря, теперь обнаружился его ноутбук, россыпь Лериных украшений из серебра – золото она не любила, – Лерин же айпад и почему-то тостер. Ручки сумки, вяло завалившейся набок, сжимала мертвая кисть мертвой Лепехиной-младшей.

– С потерпевшей знакомы? – тем же размеренным тоном задал следующий вопрос полицейский.

Он проводил взглядом носилки с телом, упакованным в черный пластиковый мешок, которые люди в униформе как раз подтаскивали к лифту, и вновь посмотрел на Валерию.

– Да, – процедила Валерия, а потом добавила через силу: – Это дочь моего мужа, Юля Лепехина, отчества не знаю. В смысле не знаю, что у нее в паспорте там написано.

– А в каких отношениях лично вы с ней состояли?

– В нормальных. В натянутых, – после паузы поправилась она.

– Вот, значит, как? – перехватил инициативу у начальства тощий блондин с оттопыренными ушами и тут же с иезуитской улыбочкой вопросил: – Значит, вы утречком домой заявились, а она навстречу чешет с вашим хабаром в котомке? Извиняюсь, с вашим добром? И что потом?

– Я же вам сказала! Я приехала, а она тут лежит мертвая!

– Ну, да, конечно… А откуда вы ехали, так, для справочки? И где, кстати, были на момент смерти? И кто может это подтвердить? – пригвоздил Валерию ушастый каскадом вполне ожидаемых вопросов. Наверное, в школе полиции он был отличник.

– Откуда я знаю, когда она умерла… – бесцветным голосом произнесла Лера.

Ее просветили. Примерно, навскидочку, в районе пяти утра, если судить по степени окоченения, но это не точно. Точнее скажет патологоанатом.

В районе пяти…

Валерия встрепенулась и, с благодарностью вспоминая зло-вредную Майку, рассказала в подробностях, где она была, что при этом делала и кто сие может подтвердить.

Слушали ее без восторга. А потом недовольным тоном спросили, где можно найти ее муженька и одновременно покойной Лепехиной папашу, с тем чтобы ему тоже задать несколько вопросов.

– А не знаю я, где найти моего муженька! – с веселым надрывом, на грани истерики, воскликнула Лера, однако, справившись с собой, продолжила почти спокойно: – В бегах муженек, вторые сутки как нету. Вот собралась в околоток заявление писать о пропаже. Примете на день раньше? По знакомству?

– Похоже, что он барышню-то и грохнул, а? – повернувшись спиной к Валерии, поделился мнением с коллегами старшой.

Тут Бурова взорвалась:

– Сначала исчез, потом заявился, грохнул и снова сбежал?! Вы хоть сами себя слышите? Ничего умнее придумать не могли?! Он не шизофреник!

Она еще что-то возмущенно выкрикивала, воплями стараясь заглушить страшную мысль о том, что как раз вчера вечером Леонид был дома и с кем-то трепался по телефону.

– Вы успокойтесь, дамочка, – устало проронил третий член опергруппы, кажется, это был криминалист. – Мы все версии рассмотреть должны. Работа у нас такая, понимаете? Вот встретимся с вашим супругом, пообщаемся, поинтересуемся его алиби… И вам вернем для экзекуции. Если, конечно, он непричастен.

Валерия вознамерилась произнести в ответ что-нибудь едкое. Что-нибудь, пробирающее до печенок, это она умела. Адреналин, который наконец прочистил ее извилины, собирался сослужить ей плохую службу – она забыла, что хамить полиции глупо и опасно. Хорошо, что ее отвлекло от рискованной выходки новое событие.

– Ваша вещь? – вновь задал Валерии базовый вопрос старший группы, поднимая на вытянутой руке, словно дохлую кошку, сумку-торбочку, кособоко приткнутую в углу около входной двери.

Валерия помотала головой и проговорила:

– Юлькина.

Опер принялся вытряхивать содержимое торбы на пуфик, стоящий возле галошницы.

С мягким стуком на кожаную обивку высыпались мелкие предметы женского обихода – пудреница, расческа, тюбик губной помады, пачка сигарет. Смартфон, втиснутый в стильный лаковый футляр. Засаленный на сгибах, велюровый, вишневого окраса, кисетик.

Развязав шнурок, стягивающий его горловину, опер извлек из тряпичного чрева мобильник, явно не новый. Хмыкнув, подцепил с пуфика дощечку смартфона.

– А зачем вашей девушке было нужно так много коммуникаторов? – поинтересовался он в пространство, но, понятное дело, адресуя вопрос именно Лере.

Та сдержалась, пропустив мимо ушей местоимение «вашей». Ответила спокойно:

– Смартфон ей Воропаев недавно подарил. Она пожаловалась, что мобильник потеряла.

– Выходит, нашелся?

Валерия пожала плечами. Он и не терялся, скорее всего. И скорее всего, опер это замечательно понял.

– Контактов всего три, – доложил начальнику ушастый, успевший разобраться со смартфоном. – Входящих нет, исходящие имеются, но мало. Малообщительная барышня оказалась. Кэп, а с мобильником глухо. Выключен, пин-код требует. Хотя… Дай-ка одну мысль проверю.

Он проворно вывернул кисет растрепанными швами наружу и после десятисекундной паузы торжествующе заявил, поднося тряпицу к физиономии командира:

– Во, взглянь. Цифири какие-то нацарапаны. Зуб даю, пин-код барышня записала. Ща мы это живо проверим…

Мобильник пин-код скушал. А когда довольный ушастый принялся нажимать крошечные клавиши с целью изучить журнал вызовов и контакты, телефон ожил окончательно и выдал незатейливую мелодийку рингтона.

– Ты смотри, как совпало, – удивился начальник группы и, несколько поколебавшись, протянул телефон Лере.

Она поняла, что от нее хотят, и, нажав на зеленую клавишу, а затем на громкую связь, произнесла «але», успев заметить, что на мониторе высветилось: «Килька звонит».

Из динамиков рванулся фальцет, визгливый, бесполый и неприятный. Трубка вибрировала раздражением, смешанным с основательной долей злорадства:

– Слышь, шалава, а ты доигралась! Конкретно доигралась! Диман сказал, что слил тебя Скуле и что теперь тебе никакой папашка не поможет!

И все. Короткие гудки.

Опер взял мобильник из Лериной ладони и задумчиво постучал им себя по лбу.

– Не знаете, кто это был? – то ли на всякий случай, то ли по инерции поинтересовался он у Леры.

Бурова шумно втянула носом воздух, шумно выдохнула и решилась.

Ей очень не хотелось признаваться, что весь вчерашний день моталась как ненормальная по Подмосковью в поисках беглого мужа. Но стыд пришлось задвинуть подальше. Она призналась бы и не в таких вещах, лишь бы отвести подозрения от своей семьи. От Воропаева Лёньки.

И она выложила все, о чем узнала в Глыбокоречинске: про убийство Юлькиной подруги Маши, про исчезновение Димки, в которого обе девчонки были влюблены, и про их совместный наркобизнес, на котором все и было замешано.

Оживившиеся полицейские даже не подумали острить по поводу ее бабьего поступка, чего она всерьез опасалась, а споро записали показания вкупе с добытыми в Глыбокоречинске контактами и даже выслушали отдельные ее умозаключения, скроив, однако, при этом насмешливые рожи.

На прощание они задали несколько уточняющих вопросов, а потом старший добавил дежурное:

– Из города, гражданочка, просьба не уезжать, вы нам можете понадобиться.

А криминалист, обернувшись от входа, проговорил совсем не официально:

– А муж твой заявится, не боись. Куда он, на фиг, с подводной лодки…

Острота им всем понравилась.

Юлькину сумку опера забрали с собой.

Ушастый, закидывая внутрь вывалившуюся мелочовку, спросил:

– Ваших вещей тут нету?

– Только это, – помедлив, проговорила Лера и подняла с пола белую с золотом картонную коробочку.

Женька Гыбин уселся за руль, а Макс Коняев, по званию капитан, а по должности – старший опер, расположился рядом, предоставив заднее сиденье их криминалисту, Славке Рудакову, чтобы тот, не теряя времени, покопался в мобильнике потерпевшей.

Морды у всех были кислые, поскольку опрос соседей ничего не дал, и консьержка ничего толком не сказала, видимо, все проспала, хоть и не признается.

Есть еще ниточка, ведущая в Глыбокоречинск, и на том спасибо, но хотелось бы по горячим следам, да вот не вышло.

Рудаков изрек им в спины:

– Мужики, тут номерок ее родительницы имеется. Звякнем?

А чего тянуть-то? Все равно скоро узнает.

Макс, не оборачиваясь, протянул руку с растопыренными пальцами назад, Рудаков сунул ему в клешню мобильник.

– Алё, – сказал в трубку Коняев. – Это Антонина Лепехина?

Имя родительницы он узнал и записал под диктовку фигурантки, упорно не желающей стать главной подозреваемой.

– Да-да, – с готовностью отозвалась трубка, и от нехорошего предчувствия у Макса и без того поганое настроение резко пошло на спад.

– А кто ее спрашивает? С кем я говорю? – напористо интересовалась трубка, и Коняев спросил с раздражением:

– Грачева, ты, что ли?

– Коняев?! Блин. Откуда у тебя эта мобила? Это ж ее дочери труба!

– Чьей дочери? – устало спросил коллегу Коняев, хотя мог бы не спрашивать.

Валя Грачева, старший лейтенант и толковая ищейка, числилась в группе Левченко. Выходит, взял Левченко мамашу, если звонки пасут. Интересно, а по какому случаю взял?

– Потерпевшей нашей, гражданки Лепехиной Антонины Михайловны. Чьей же еще?

– Потерпевшей?! А что же с ней такого стряслось, Валюша? – насторожился Максим.

– Тебе зачем? Разбилась она. Нашли ее вчера вечером подростки в лифтовой шахте. Летела с верхотуры, вся всмятку, ясен пень. Главное, непонятно, скинули ее или сама сиганула. Симку вот извлекли, цела оказалась, теперь звонки проверяем. А вам она зачем?

– Где это произошло, Валя? – настойчиво спросил Коняев, почуявший горячее.

– Ты чего так напрягся? В «Алых рябинках». Знаешь, наверное, микрорайон новомодный, там метр кучу бабла стоит. Вот в недостроенной башне дамочку и обнаружили.

– А корпус какой? – завертев головой, уточнил Коняев.

– Фу-ты, какой настырный. Нету у него номера, он же недостройка. Рядом с корпусом Д-2. Все? Есть еще вопросы? Не занимай телефон, может, еще кто позвонит!

– Ну, иди работай, – задумчиво произнес Коняев и отсоединился.

– Чего там, Макс? – заинтересованно зачастил Женька. – Я не понял, мамашу нашей потерпевшей тоже замочили? Ну дела…

– Может, и не замочили. Только непохоже, что это совпадение. Вон в той башне это произошло.

Максим ткнул мобильником в серую громаду башни, огороженную по периметру симпатичным желтым забором со щитами, предупреждающими граждан об опасности нахождения на стройке и о сроках завершения таковой.

Женька присвистнул.

Славка Рудаков, прильнув лицом к подголовнику пассажирского кресла, заговорил возбужденно:

– Точняк, мужики, это Бурова всех мочит. Вы просекли фишку? Если наша потерпевшая внебрачная дочь ее супружника, то мамаша дочкина аккурат ему бывшей любовницей приходится. Похоже, Бурова и его завалила, а гонит, что пропал. Мотив у нее какой-то шкурный имеется, задницей чую. Да и без шкурного, по одной ревности могла всех троих отоварить. Нужно ее как следует потрясти. Возвращаемся?

Коняев, не выдержав, психанул:

– Хочешь опять про козу послушать?! Сначала алиби проверим, потом решим.

– Пока ты будешь его проверять, спрыгнет дамочка, что потом делать будем? Всероссийский розыск объявлять?

– Стухни, Славик. Ты ее хоромы видел? Куда она спрыгнет от такого богатствия?

– Тогда куда двинем? – вопросил ушастый Женька, поворачивая в зажигании ключ. – Алиби ее проверять? Или уже в область махнем?

– Сначала Славку в отдел забросим. Слышь, Слав, пробьешь все контакты нашей потерпевшей. Нужно узнать, где она тут квартировала, у какой такой подруги детства. А мы с тобой, Жека, через дачу этой Буровой в Глыбокоречинск. Хотя что-то мне подсказывает, нужно рыть в Москве.

Присев на краешек пуфика возле двери, Валерия вертела в руках пачку сигарет. Обычная пачка, слегка подмята, на белом поле каракули.

Шариковая ручка, которую извлек Ромка Голомедов из недр одного из карманов, больше похожих на рюкзаки, служила ему чем-то другим, но только не пишущим средством. Кажется, он приладился откручивать ею крошечные гайки, если таковая нужда заставала его далеко от серверной.

Ромка был сисадмином и коллегой Демидовой Катерины, которая сейчас возилась с близнецами, а не с компьютерной сетью администрации «Микротрона». Сеть высшего эшелона, то есть бывший Катюхин участок, нынче курировал сам начальник админов, Валера Семин, но и Ромку подгружал, чтобы одному не накосячить в запарке и спешке.

Им обоим не хотелось, чтобы какому-нибудь андроиду из руководства взбрело в голову взять на место Катюхи другого системщика, пополнив штат временно поредевшего IT-отдела.

Ничего, они пацаны крепкие, а время летит быстро, и Катерина долго засиживаться не будет. Отправит поросль в ясли, а сама в серверную вернется.

Грубый Валера и шебутной Ромка являлись Катькиными тайными рыцарями, хотя скрывали это от всех, а заодно и друг от друга, и, уж конечно, в их головы не приходило примерять на себя это вышедшее из употребления понятие.

Но Бурова все замечала и завидовала подруге, хотя признаваться самой себе в зависти не собиралась, скептически размышляя, что она, Валерия Бурова, не какая-то инфантильная героиня, которая нуждается в опеке благородных рыцарей. А раз не нуждается, значит, и зависти никакой нет.

Ее посещала мысль, что Катерину Демидову тоже не назовешь инфантильной, тем не менее рыцари у нее наличествуют, но дальше развивать эту тему Валерия не желала.

Это было на прошлой неделе, в четверг или пятницу.

Лера, с пачкой сигарет и зажигалкой в одной руке и со смартфоном в другой, возвращалась из курилки в отдел и в коридоре бизнес-центра столкнулась с Ромкой.

Ромка ее притормозил, поскольку ему было интересно знать, как поживает Катечка, и заодно передать привет, так как ему было неловко отвлекать звонками молодую маму от множества важных дел, а еще хуже – от редкого отдыха. А Валерии, выходит, ловко.

Они успели перекинуться лишь приветствиями и парой слов, когда Лере позвонила Киреева.

Киреева произнесла категорично:

– Лерочка, у меня абсолютно нет времени, но я выяснила, какая мазь вам нужна, записывайте.

Валерия вякнула, что это не срочно, тем более что она сейчас не на рабочем месте, тем более о какой мази идет речь?

Это была ошибка, и исправление ее обошлось Буровой недешево.

Киреева после небольшой паузы спросила по-змеиному вкрадчиво:

– Вы издеваетесь?

Лера спохватилась и принялась бурно выражать восторг и благодарность, а потом все испортила, когда высказалась, что Надежда Михайловна не понимает шуток, это была всего лишь шутка. Ситуация усложнилась.

Киреева сухо произнесла, что шутка – это когда смешно. А ей, Киреевой, смешно не было.

– Так вы будете записывать? – в завершение холодно поинтересовалась она, и тогда Лера просительно посмотрела на Рому.

По контексту он уже все понял и торопливо зашарил по карманам. Карманов имелось шесть, не считая двух задних. Но в задних особо ничего не разместишь. Зато в прочих разместить можно было много всего. Особенно в паре, оттягивающей Ромкины камуфляжные штаны в районе коленок. Хорошо быть админом, им на дресс-код начхать.

Ромка уже выгреб отвертку, маленькие складные пассатижи, растрепанный блокнот на пружинке, рулетку, жестяной ключ от пивной банки, а ручка все не попадалась.

Лера нервно наблюдала за процессом, одновременно умасливая сердитую Кирееву свежими сплетнями «Микротрона».

Наконец ручка нашлась. Дешевая шариковая ручка торчала из узкого пластикового конвертика вместе с длинными железяками непонятного для Леры назначения.

Только это была не ручка, а псевдоручка. Из нее вываливался стержень при самом слабом нажатии, поскольку в торце была проделана дыра в виде крохотного квадрата.

Ромка же предупреждал, что это гаечный ключ, а вовсе не ручка.

Психанув, Лера вытряхнула стержень, который гаечному ключу все равно ни к чему, и вознамерилась записывать голым стержнем, но работать тот отказался. Пришлось расписывать шарик, исчеркав каракулями сигаретную пачку, а лишь потом, под диктовку начавшей терять терпение Лапиной, Лера смогла накорябать на той же пачке название целебной мази.

Конечно, у нее мелькнула шкодливая мыслишка соврать, что записывает, хотя сама не записывает, но решила с Киреевой так не шутить. Та впоследствии непременно спросит, как Лерочке показалась мазь, а Лерочка ни ухом ни рылом, и даже не вспомнит мудреное название, чтобы поддержать разговор. Такого прокола допустить было никак нельзя.

Теперь Лера была рада, что устояла от соблазна. Потому что вот она, эта пачка, у нее в руках. Но почему сигареты нашлись в сумке у Юльки? И правильно ли Валерия поступила, скрыв этот факт от полиции?

Почему Юлька таскала с собой эту пачку, Лера, кажется, догадалась. Забыла выбросить, а скорее всего выбросить пожадничала. Лера дешевое барахло не курила.

В последнее время Лепехина-младшая к ним зачастила. Помнится, и в это воскресенье она приезжала. Подменить пачку с сигаретами какие проблемы? А подготовить сюрпризную начинку девица могла заранее и в другом месте, хоть бы и на съемной квартире загадочной подруги. Гель… А что гель? Минутное дело. Закрывшись под подходящим предлогом в твоей, Лера, ванной, в течение минуты можно затолкать в горлышко флакона целую пригоршню колючек, встряхнув, размешать и вновь закупорить.

Кто готовил Лере мучительную смерть от яда кураре, теперь становилось понятно.

Ну, может, это не совсем кураре, а, допустим, кураре-лайт, в противном случае сейчас бы Лера, сидя на пуфике, не рассуждала, да и Костик бы тоже не прыгал с мячом и ракеткой.

Дышать стало легче. А мысль о том, что столько лет она жила рядом с монстром вместо мужа, можно забыть, отфутболить и никогда больше не принимать.

Оказалось, для Леры очень важно, что это не Лёнька ее приговорил. Фиг с ней, с фирмой, в которой он отказал жене, главное, что жену он убивать не собирался.

А зачем и почему избавиться от Валерии захотела ныне покойная юная гастролерша, так причин тому может быть тьма, и все уважительные.

Валерия тяжело поднялась с пуфика и, оставив сигареты на тумбочке, прошла в библиотеку, которая на самом деле была и не библиотека, а кабинет мужа. Уселась за его письменный стол. Ей захотелось посидеть за его столом, на его стуле и подумать. Собрать мысли в кучку и подумать. Она сидела и думала.

Кто умертвил Юльку и каким образом девица вообще оказалась в их квартире ранним утром? Может, ее уже мертвую подбросили?

Хотя этот вариант отпадает. Криминалист уверенно заключил, что тело после смерти не перемещали.

И все-таки зачем Юлька влезла в квартиру? Ради тостера и ноутбука?

Бред какой-то. На те деньги, которые отстегивал ей Леонид на шоколадки, она через пару месяцев смогла бы приобрести себе такой же ноут, если не круче, не ограничивая себя в шоколаде.

Значит, она дебилка. Была. Но дебилка не смогла бы проникнуть в квартиру.

Хотя кое-что предположить можно.

Лера припомнила, что недавно Леонид посеял свою связку ключей и попросил «подкидыша», тусовавшегося по обыкновению последних дней у них в квартире, сбегать в металлоремонт и заказать дубликаты.

Видимо, она заказала немножко больше дубликатов. Странно, что новодельной связки при ней не обнаружилось. И квартира была заперта снаружи на оба замка, Лера хорошо помнит, утром она их отпирала. Тот, кто пришиб насмерть девчонку, был настоящий педант с железными нервами, если не поленился запереть их за собой.

И каков мотив убийства? Говорят, это важно – узнать мотив, чтобы вычислить убийцу. Опять же – зачем убийца проник в дом? Ради кражи? Но у них ничего не пропало, Лера проверила.

Торопился? Испугался? Угу. Запирать дверь на два замка не боялся, а прихватить саквояж с ноутбуком спасовал? Значит, приходил ради убийства.

А в квартиру как вошел? Еще одна связка ключей? Не многовато ли? Или они пришли вместе? Или эта дура сама открыла ему дверь? Может, она ждала знакомого? Ага, в пять утра и не в своей квартире. Натянуто, натянуто…

Лера поняла, что запутывается и теряет нить рассуждений.

Может, все же это Лёнька ее… грохнул? И нервы у него что надо, и педант еще тот. И ничего из квартиры не пропало.

Нет, непохоже это на Воропаева, Лера мужа знает. Даже если он девицу и пристукнул, то просто так с места событий он бы не умотал. Он же не шизофреник. Он бы труп вывез и где-нибудь спрятал.

Тут Лера встряхнулась. Что за абсурд лезет ей в голову?.. Да и зачем Лёньке ее убивать, доченьку нежданно обретенную, раз он даже собрался одарить ее по полной программе? Какой у него, так сказать, мотив для этого? Нет у Леонида мотива!

Но мысли продолжали назойливо лезть. Он же был вчера вечером здесь? Был. По телефону с кем-то разговаривал. Значит, возможность у него имелась. А возможность – это уже серьезно. Хоть и не доказательство вины.

Кстати, а кто ему звонил? Или это он звонил кому-то?

Нужно непременно с тем человеком поговорить. Вдруг он знает, где сейчас Воропаев? Убийство – убийством, но ей же мужа надо найти, даже если он от нее прячется. Хотя бы для того, чтобы объяснить, что не она повинна в убийстве его дочери. А там – пускай как хочет. И от «Скворечника» Лера откажется сама.

И она кинулась искать трубку домашнего телефона.

«А полисмены-то – лошары. Мобильник Юлькин изъяли, а домашний не проверили», – думала Лера, нервно нажимая на кнопки и радуясь, что они такие лошары.

Если бы проверили, не отвязались бы так просто от их семьи. Никакая информация о глыбокоречинских делах Юлии Лепехиной не отвела бы тогда подозрения от Леонида.

Даже если он и пришиб девчонку ненароком, во что Лера все же не особенно верила, полиции об этом знать необязательно. Кроме того, девица такую жизнь стремную вела, что, скорее всего, не своей смертью бы скончалась. В конечном-то итоге.