Текст книги "Сто одна причина моей ненависти"

Катюха, выйдя второй раз замуж, и, судя по всему, удачно, взяла Викторию из детского дома, когда той было почти пятнадцать. Лишь через несколько лет выяснилось, что Вика с Марьяной родные сестры. До той поры для Кати и Вики Демидовых Марианна Путято оставалась проходным персонажем, исключительно и только официальным лицом в полицейских погонах, которое, надо заметить, со своими обязанностями справлялось неплохо.

Расследование убийства Лидии Авдотьевой, директора детского дома, где в то время воспитывалась Вика, не связало их судеб, хотя без участия Катерины следствие могло бы затянуться – это в лучшем случае. В худшем – появились бы новые жертвы, целая группа новых жертв – выпускников Викиного интерната, ставших заложниками некоего криминализированного бизнесмена.

Все это Людмила узнала год назад, когда по приглашению Катерины явилась к Демидовым в особняк на церемонию представления сестер друг другу. Катька волновалась даже больше Вики, опасаясь, что та решит покинуть приемных родителей, чтобы поселиться с сестрой. Похоже, Катька Вику очень любит, если волновалась настолько, что пригласила своих ближайших подруг в качестве моральной поддержки.

К Марианне Люда отнеслась тогда настороженно, поскольку прямота и остроты Путято граничили с цинизмом и временами коробили даже Миколину, съевшую на подобных упражнениях собаку. Но Люда рассудила, что при такой работе люди просто обязаны защитить свою психику грубой оболочкой, дабы не свихнуться, каждодневно сталкиваясь с человеческой мерзостью.

Во второй и последний раз Людмила лицезрела Марианну на Викиной свадьбе, но было это мельком и не особенно запомнилось. Зато хорошо запомнилась подружка невесты – ослепительная блондинка в шикарном розовом платье. Люда решила, что блондинка вполне себе симпатичная, но несколько глуповата или простодушна, однако данный недостаток – если это он – с лихвой покрывался ее безапелляционной самоуверенностью вкупе с детским обаянием. Следует заметить – необычный коктейль свойств. Возможно, именно на это удивительное сочетание и клюнул в свое время владелец крупной фирмы и красавец-мужчина, решивший жениться на Светлане. Кажется, подружку Викину звали Светлана.

Однако рано или поздно Людмила должна будет признаться Катюхе в своем брачном фиаско. Катюхе и Галке. Почему, собственно, должна? Неправильно вопрос поставлен. Не «почему», а «зачем». А затем, детчка, чтобы не потерять людей, на которых можешь, как на саму себя, положиться. А значит, и самолюбие свое засунь куда подальше.

– Анюсь, нашла кроссовки? Вот же они, давай, влезай. А я Клашу одену.

– Они велики мне будут, – недовольно пробурчала Анисья.

– Газетки подложишь, – хмыкнула Люда. – Принести газетку?

– Не надо, – кислым тоном ответила жиличка, и тут затрезвонил дверной звонок.

Гулко гавкнул Шарик. Анисья в испуге вскочила с галошницы, сидя на которой перешнуровывала кроссовки. Сумка свалилась с ее коленей, а она и не заметила, застыла, прижав руки к груди.

– Тихо, тихо, Анюсь, не беспокойся, это ко мне. Мастер пришел. Электрик, розетку чинить. Что-то он рано. А тебе, Шар, должно быть стыдно. Зачем волну гонишь, гостью пугаешь?

Пес пристыженно нагнул башку к лапам, Анисья торопливо продолжила завязывать бантики на обуви, Людмила пробралась мимо них к входной двери. И вправду Витя.

– Здорово, Валерьевна, – разулыбался он, но осекся, увидев в прихожей ньюфа.

Людмила проговорила:

– Вить, ты проходи пока в комнату, я гостей должна проводить. Ты что замер-то?

– Да у нас с собакеном этим неконтакт получился, – понизив голос, пояснил он. – Я его подружку кожаной прищепкой обозвал, вот с тех пор он зло на меня и держит. Другой причины не вижу.

– Какую подружку? Гортензию, что ли?

– Ну. Только подумай сама, как я мог удержаться?

– Теперь пожинай, – усмехнулась Людмила и добавила: – Жди на площадке. Сейчас мы отправим их гулять и делом нашим займемся.

– Что за герла? – спросил Витя сразу же, как только за Людмилиными постояльцами захлопнулась подъездная дверь.

– А может, мне Эсмеральде стукануть, что ты всякими герлами интересуешься? – сварливо спросила Людмила.

– Не, да я так просто… Чисто для пополнения информации… – принялся оправдываться Витя. – Девочка такая холеная, а с дитем, и угол снимает.

– Непутевая дочка моей школьной подруги. Прячется от папашки, поскольку в подоле принесла.

– А что папашка? Прибить, что ли, грозил? – заржал Витюша.

– Папашки – они такие… Ты вот что, Виктор, ты от работы не отлынивай. Нужно до их возвращения успеть. Готов?

– Усегда готов! – отрапортовал Витя и направился к компьютеру. – Уточняй задачу.

Людмила, помедлив, произнесла:

– Задача чисто хакерская. Боюсь, ты не потянешь. Но моя подруга-программист сейчас на пляжах Адриатики загорает, поэтому пришлось к тебе…

– Обидеть хочешь?! – сердито проговорил Витя. – Давай уже, обрисовывай.

И Люда обрисовала. Во-первых, нужно выявить все аккаунты вот с этим ником – Анисья Черных (Карасева). Это легкотня. Далее сложнее. Нужно сделать так, чтобы ни одна собака ни в одном поисковике найти эти аккаунты больше не сумела, а сама Черных-Карасева ничего не заподозрила бы и войти в них могла. Паролей нет, придется ломать. И третье, самое сложное – определить IP-адрес, с которого отправили Черных приглашение встретиться в метро сегодняшним утром.

– И все? – с насмешкой поинтересовался Витя.

– А что? Мало?

– Нормально. Деньги давай.

– Прости?

– Деньги, говорю, сразу давай. А то потом скажешь, что не заработал.

– Ты заработай сначала.

– Ну тогда я пошел, – и он начал приподниматься со стула.

– Сиди, кровопивец. Сейчас принесу. Но если обманешь…

– То что? – заржал Витюша.

– Я тебя поцелую, – шепнула Люда, приблизив губы к его уху, после чего многозначительно повела бровями. – Страстным поцелуем в шею.

– Сдурела? Она ж нас обоих уроет…

– Ты меня услышал?

– Беспредельщица, – пробурчал Виктор и принялся за работу.

Надо отдать ему должное – соображал он шустро. Минут через двадцать пригласил Людмилу ознакомиться с промежуточным результатом. За это время он нашарил три Анисьиных аккаунта в Сети и перепрятал простейшим способом – поменял несколько букв в написании ника с кириллицы на латиницу, отчего внешне ничего как бы не изменилось, и Анисья и не заметит ни за что, а вот поисковики уже тупили. Взламывать ничего не пришлось, девица утречком, когда проверяла почту, все пароли сохранила в Людином компе. На этом пока все.

– Супер, – оценила работу Люда. – Вот так просто можно заменить одну букву, и адрес уже другой сделался?

– Ну кое-что я у нее во внутренних настройках поменял. Но это уже профсекреты, – поспешил добавить Витюша, боясь обесценить труд. – Ща, передохну чуток и IP-адресом займусь. Ты ведь все еще хочешь узнать, кто твою квартирантку кошмарит?

– Кошмарит?! – делано удивилась Людмила. – Неужели? А я и не знала.

– Ну, может, оно и к лучшему, что не знала. Она не удалила историю, а я заглянул. Не умеет, наверное. Кстати, про кошмары, про наши, местные. Ты в курсе, что теперь этому вояке с третьего этажа полный трындец?

– Нет, не в курсе, – спокойно ответила Людмила.

Ответила спокойно, потому что Серега Портнов никого не убивал. Это главное. Все прочее – поправимо. Поколебавшись секунду, она поинтересовалась:

– И чем отличается полный трындец от частичного? Кстати, отчего вдруг такое злорадство, Витя? Он назвал твою подругу кожаной прищепкой?

Виктор замер от неожиданности, а потом зашелся хохотом. Ненатуральным и злым хохотом. Это уж Люда смогла отметить.

– Подруг у меня нет, а есть жена Альдочка. И к ней, как ты смогла убедиться, такое обзывалово не подходит, – отсмеявшись, проговорил он. – А чел этот мне просто не нравится. Не нравится мне, видишь ли, что он постоянно по двору шатается и на твои окна глазеет.

Вот это новость. Двойная новость, кстати. Хорошо, что Людмила привыкла делить информацию на семнадцать. Иначе, пожалуй, от гордости в зобу дыханье сперло бы, как у той вороны.

Она хладнокровно спросила:

– Получается, ты тоже шастаешь по нашему двору, если сделал такое наблюдение? А работаешь-то ты когда, Витя?

Откинувшись на спинку стула, тот с усмешкой проговорил:

– У меня много информаторов. А вот отчего ты так вспенилась, непонятно.

– Бесит, когда бред несут.

– Бре-е-ед?.. Скажешь, не было у вас ничего с бугаем этим, пока не разъехались кто куда? Хреново шифруешься, Валерьевна.

– Ну, учились мы вместе. И что дальше?

– А ничего. Повяжут теперь твоего… гм… одноклассника, как миленького. Свидетели подкатили.

– Что за чушь!

– Угу. Чушь. А как же. Короче, в квартире напротив, где консьержку упокоили, мамаша с пацаненком проживает. В тот день она пацану дохтура вызвала по причине высокой температуры и на каждый шум к двери металась, на дисплей посмотреть. Видеодомофон у них, как выяснилось. И видела дамочка, как заходил к Зинаиде мужик в «пятне», и приметы его запомнила. Жаль только, что видеозапись не велась на ее домофоне, но это дело поправимое. Очная ставка все покажет. Она почему сразу-то не проявилась?.. Их с малым в больницу забрали, а сегодня выписали. Люди тут же ее в курс дела ввели, и теперь она в полицию собирается. Хотя ушла уже, наверное. «Не желаю, – говорит, – рисковать жизнью сыночка, если в соседнем доме убийца на свободе ходит».

– Вот как? Надо же, – задумчиво произнесла Людмила. – И вправду полный трындец, ты не ошибся, Витя. Надо бы посоветовать ему поискать хорошего адвоката, как считаешь?

Виктор озадаченно взглянул на нее. Странная она сегодня, ведет себя не по прогнозу. Может, заблуждается Витя, и не очень-то важен Людку этот увалень из таежной военной части?

– А мужик твой когда заявится? – поинтересовался он небрежным тоном. – Ты хоть поставила его в известность, что у тебя тут беженцы нарисовались?

– А мужик мой, Витюша, на заработки умотал. За океан, в далекую Канаду. Но к Новому году обещался приехать. Тогда и познакомитесь. Кстати, ты как, передохнул? Не забыл, что подрядился IP-адрес выудить, откуда последнее письмо пришло? А то скоро сюда беженцы пожалуют в сопровождении Шарика. А с Шариком у вас неконтакт.

Витя недовольно сопнул носом, произнес: «Не стой над душой, мешаешь», – и углубился в работу.

Людмила не стала спорить, а вернулась на кухню. Неторопливо подошла к окну, потрогала прищепку возле подоконника, за которую крепилась стропа от Клашиной колыбельки. Вроде держит нормально. И отпирает, и запирает. Опустила вниз связку гаек на цепочке таймера, послушала его дребезжание. Села на диванчик.

Ей нужно было собраться с мыслями, решить, что делать дальше. Про Смоленск она Анисье ляпнула, уверенная, что та не воспримет сказанное всерьез. Но, во‐первых, Анисья такой человечек, что все воспринимает серьезно. А во‐вторых, почему бы им туда и вправду не сгонять.

Вот только Портнову сначала помочь нужно. Особенно в свете последних, таких неожиданных новостей.

Перво-наперво следует Серегу предупредить о лжесвидетельнице и посоветовать убраться подальше из столицы, несмотря на подписку. Да только послушает ли он? Тогда просто предупредить, чтобы знал, к чему готовиться. И пусть сам решает, как себя лучше защитить. Про адвоката он и сам догадаться может.

Только есть ли у него деньги на адвоката? Может и не быть. У Людмилы деньги он не возьмет, это факт. В таком случае Люда осуществит подковерную комбинацию и снабдит Серегу нужной суммой через Николая Никитовича, тот должен согласиться ей подыграть.

Что еще можно сделать? Пойти к следователю и убедить, что Портнов не способен на убийство? На редкость глупая мысль. Или как-то со свидетельницей этой внезапной разобраться? Например, убедить ее, что она неправа. За определенную сумму убедить, если потребуется, и совесть Миколину не потревожит.

Скоро девчонки явятся. Клашу кормить пора и баиньки укладывать. Да и Анисья пусть вздремнет, намаялась за эти дни.

Люда вышла в прихожую, подняла с пола Анисьину сумку, пристроила на вешалку поверх куртки-кожанки – свободных крючков не нашлось. Сумка мягко скользнула вниз. Людмила закинула ее вверх на полку в гущу вязаных шапок и шарфов.

Вот еще интересно: а с какой стати Витя повадился ей инфу про Серегины неприятности вываливать? Видно, не так прост наш компьютерных дел мастер. Люда не поверила ни разу, что он приревновал ее к Портнову. А вдруг Ступин моральный садист, провокатор и манипулятор, которому нравится, обнаружив болевую точку, кольнуть в нее или куснуть, а потом любоваться эффектом?

В таком случае на какой результат он рассчитывал, проделывая все это с Людмилой? На слезы и истерику? Тогда он придурок. С другой стороны, прыгнуть с моста ты ведь собиралась недавно? И именно из-за Портнова. Или хочешь этот факт в шутку обратить?

Тогда не придурок. Но истерики он все равно не дождется. С тех пор кое-что изменилось, извини, Витюша.

Компьютерных дел мастер вышел в коридор, почесывая щетинистую щеку. Проговорил озабоченно: «Облом, Валерьевна. Письма шли с сервера Курского вокзала, там терминалов немерено. А свой аккаунт тролль удалил прям на моих глазах. С ним теперь не спишешься, чтобы мозги вправить. Но ты не дрейфь, он по-любому не сможет теперь к твоей Карасевой домотаться, поскольку в Сети ее не отыщет».

– Ты все сделал, что мог? – строго спросила Людмила.

– Гадом буду, – уверил ее Ступин.

– Мне отлучиться надо, – поставила она в известность жиличку, раскладывая пельмени по тарелкам. – Дверь никому не открывай. Никуда не уходи. Трубку снимай по коду. Я сначала дам два гудка и отсоединюсь. Потом позвоню снова, тогда бери. Но вряд ли мне потребуется звонить, предупреждаю просто на всякий случай.

– А в интернет-то хотя бы можно? – кисло улыбнулась Анисья.

– Можно, отчего же нельзя. Но лучше поспи. Интернет никуда не денется. Как погуляли? Шар тебя слушался?

– Скорее наоборот, – усмехнулась Анисья. – И он совсем не страшный.

– Это он для тебя не был страшный. А для хулиганов местных – ого-го какой зверь. Мне Николай Никитович такие истории про него рассказывал, что просто…

– Что – просто?

– Просто зашибись. Давай мы все-таки вечерком твоему папке звоночек сделаем. Спросишь, как его здоровье и вообще дела.

– Сбагрить меня торопитесь?

– Не совсем. Хочу его реакцию на звонок узнать.

– Вы что же думаете, это мой папа ко всем этим гнусностям причастен?! – вознегодовала Анисья.

– А ты, выходит, на все сто уверена в обратном? – спокойно спросила Люда.

Анисья пришибленно умолкла. Потом проговорила шепотом:

– Какая, в общем, разница… Сама виновата. Заслужила.

– Это ты о чем? – заинтересовалась Люда. – Давай-ка поподробнее. Может, это важно.

– Важно? Нет, не важно. Мы на лекциях с девчонками иногда дурака валяли. Клепали стишки. Хотя какая это поэзия… «Встал Женек на пенек и сказал, что он Женек». Или «Мы видели Бананова, Бананова не пьяного, Бананова не пьяного, а значит, не Бананова». А совсем недавно у меня вот такой стиш сочинился: «Была бы ты другая, все было бы другое. Но ты – такая, и все – такое».

– И какова мораль? – скептически спросила ее Люда, уже зная, о чем пойдет речь. Она терпеть не могла самоедства.

– В десятом классе меня попросила подруга, близкая, заметьте, припрятать дневник. Не ученический, а настоящий, где она переживания всякие свои личные записывала. Чтобы предки не нашли, чего-то там она в этом дневнике понаписала, а сжечь было жалко. И слово взяла, что читать я его не буду. А потом мы с ней поссорились. Нет, не так. Не ссорились мы вовсе. Ради парня она перестала со мной дружить. И вот я, прежде чем ей тетрадь вернуть, все прочитала. От корки до корки. Очень благородно.

– Отомстила, короче.

– Ну, – мотнула головой, соглашаясь, Анисья. – А потом одной девчонке пересказала. Одной-единственной. Но я же понимала, что это все равно что всем.

– Тебя сейчас как: оправдывать или просто промолчать? Могу и то, и другое.

– Оправдывать? Это про жгучую мою обиду и подростковую психику, временами неадекватную, поведать? Не трудитесь, оправдывать себя я умею.

– В чем же дело тогда? Ну, было дело, сподличала маленько, с кем не бывает. К тому же и оправдалась. Забудь и живи спокойно дальше.

– Я вам пример привела. Могла бы еще предъявить пару-тройку, для полноты картины, да неохота грязь тревожить.

– Уволь, Анисья, не стоит. Я не священник. Ты на исповедь сходи, авось полегчает.

– За совет спасибо. Только я вам все это рассказала не для того, чтобы тяжесть с души снять. Понимаете, Людмила Валерьевна, я не имею права кого-то винить в своих несчастьях. Потому что мой наружный мир – события, обстоятельства, люди – весь он формируется в соответствии с моим внутренним. Хочу я того или не хочу. Сам собой формируется как отражение меня самой. Или как продолжение. Дико звучит, наверное, да?

– Надо же, какие умозаключения в столь юном возрасте, – спрятав за иронией растерянность, проговорила Люда и добавила с легким раздражением: – И посему искать ублюдков, которые тебя приговорили, мы не будем. Они ни при чем, а просто твоя вселенная мстит своему центру, то есть тебе, за неприглядные поступки в прошлом.

– Да не мстит мне моя вселенная! Она уродская, как и я сама. И ведет себя соответственно.

– Ты полагаешь, нам что-то прилетает из прошлого? В таком случае все люди без исключения должны страдать всяческими несчастьями, причем в режиме нон-стоп.

– А разве это не так? Богатые, как известно, тоже плачут. А во‐вторых, вы на редкость непонятливая. Не в поступках суть, а в гнусных свойствах человеческой души! Поступки проецируют эти свойства наружу. Дошло, наконец?

Людмила рассердилась:

– Ты мне не дерзи! Разумничалась тут… Дошло, успокойся. Но если ты, милочка, и своему мужу мозги конопатишь высокими материями, то я даже не знаю… Извини, неудачная шутка.

Анисья, погасив гневный взгляд, уткнулась в тарелку, глаза ее налились слезами. Не расплакалась бы снова.

Язва ты, Людка. Состришь, а потом кайфуешь от собственной искрометности, а человек вон подранен.

Да… «Была бы ты другая»…

В неловкой тишине доели свой обед, Людмила предложила чаю. Анисья вяло пожала плечами, соглашаясь.

– Анюсь, а давай мы с тобой сегодня вечеринку закатим, – бодро-весело провозгласила Людмила и добавила под недоуменным взглядом жилички: – Я куплю много мороженого или торт какой-нибудь вкуснейший, или то и другое, фруктов-ягод всяких. Устроим просмотр кинофильма, подберем что-нибудь посмешнее, или просто поболтаем. Как тебе перспектива?

– А когда папе позвоним? До или после банкета?

– А когда захочется, тогда и позвоним. Как тебе план? Подходящий?

– Только мне обычный пломбир, я крем-брюле не очень… И в стаканчике не надо. Лучше эскимо. Нет, брикет. Ой, что это я. Но лучше не в стаканчике. И не сэндвич. А вообще, что купите, конечно.

И Анисья наконец улыбнулась.

Людмила долго стояла возле окна на площадке между первым и вторым этажами. Если спросят, чего она здесь торчит – то почту ходила проверять к ящикам. Но мимо никто не прошел пока, сочинять не пришлось.

Она стояла, изучала пыльные потеки на стекле, готовилась к краткой встрече с Серегой. Слова готовила, а более всего – тон, которым эти слова будут произнесены. Создавала себе настроение – независимости и самодостаточности. Свободы.

Стоит ли идти к нему, если такие терзания? Черкни записку, кинь в почтовый ящик. И долг выполнишь, и нервы сбережешь.

Трусиха.

«Не разочаровывай меня! – приказала самой себе строго Людмила. – Шевели копытами, время дорого».

Крадучись – зачем, почему? – Люда поднялась на третий этаж, подошла к двери, за которой обитал Портнов. Решительно надавила на кнопку звонка. Воровато оглянулась на дверь Николая Никитовича, что напротив. Одернула себя. Какие это все ничтожные страхи и глупости!..

Из квартиры Портнова не донеслось ни звука. Людмила терпеливо ждала, стояла, почти уткнувшись лбом в обитую дерматином створку, снова поднесла палец к клавише. В этот момент дверь открылась.

Портнов недоуменно и мрачно смотрел на посетительницу. Целых несколько секунд. А потом начал дверь закрывать. Молча и решительно.

– Что ты себе позволяешь, Сергей?! – рявкнула Люда, пряча за возмущением жгучий стыд, смешанный с обидой, и толкнула дверь что есть мочи, и ввалилась в квартиру, и захлопнула дверь за собой.

– Чего надо? – угрюмо осведомился Серега, который все-таки сделал шаг назад, чтобы позволить Людмиле ввалиться.

– Мне – ничего. А вот тебе, голубь, надо мотать отсюда, пока за тобой арестантский фургон не прислали.

– Я. Никого. Не убивал. И никуда мотать не собираюсь.

Он произнес эти слова абсолютно сухим голосом и, развернувшись, ушел в комнату, оставив Людмилу решать самой, проходить ли ей следом или отправляться восвояси, не забыв поплотнее захлопнуть входную дверь.

Она не ушла. Несмотря на смущение, неуверенность, робость – а робость совсем уж ни в какие ворота, – несмотря на взвинченные нервы, что вибрировали на грани визгливого срыва, Людка не ушла.

В большой комнате, именуемой гостиной, с обязательным диваном, пестрым ковром над ним и напротив него – стенкой «Ореховка», Люда без приглашения уселась в продавленное кресло возле журнального столика и, подождав, пока исчезнет щекотный спазм в горле, сказала:

– Я знаю, что не убивал. Но откуда-то возникла свидетельница, готовая под присягой показать на тебя. А я готова показать, что мы были вместе. В момент убийства. Если у тебя нет алиби.

Она наконец решилась взглянуть на Сергея в упор. Он сидел на диване, откинувшись на мягкую спинку и заложив руки за голову. Вольготно так сидел, можно сказать – расслабленно. Перевел взгляд с люстры на гостью. Усмехнулся. С той же насмешкой спросил:

– А разве ты была где-то в другом месте? И с кем-то еще?

Людмила его не поняла. Переспросила озадаченно:

– Что ты имеешь в виду, Серый?

Портнов пружинисто встал, вышел из комнаты, вернулся, держа в руках мобильник. Древний кнопочный мобильник, неубиваемый и надежный. Протянул гаджет Людмиле. На дисплее светились строчки СМС-сообщения. Сообщение было недельной давности и гласило, что она, Миколина Люда, приглашает Сергея для приватного разговора на скамеечку в заброшенном скверике с тыльной стороны кинотеатра «Памир» – такого же заброшенного, – в десять часов пятнадцать минут завтрашнего утра. Наличествовала и подпись – «Людмила Миколина».

– И ты не удивился?! Не перезвонил на номер, с которого пришло сообщение?

– Отчего же. Перезвонил. Ты сказала, что все объяснишь при встрече. Неужели не помнишь?

Людмила во все глаза смотрела на Портнова и не могла разобрать, издевается он над ней, что ли, или прикалывается так, или – что хуже всего – происшедшее значительно серьезнее, чем казалось с самого начала.

– Я не отправляла тебе месседж! – почти выкрикнула она. – И по телефону с тобой не общалась! Лет двадцать, наверное…

– А жаль.

– Что?! – взметнулась Людмила, чтобы наткнуться на его непроницаемо-ироничную полуулыбку.

– Жаль, говорю. Была бы ты тогда тоже… подозреваемой. Так сказать, от конкурирующей фирмы.

– Дуболом. И юмор у тебя тупой. Как был тупой, так и остался.

– Ну это ты брось. Чтобы в течение нескольких лет сносить все твои придури – это надо иметь уникальное чувство юмора.

– Не помогло оно тебе, Портнов, напрасно хвастаешь. На последней моей придури вы обломались.

Сергей уточнил, усмехнувшись в усы:

– Мы – это кто?

– Вы – это ты с твоим чувством юмора.

Повисла тишина.

– Я вот что… хочу тебе сказать, – медленно, через силу начала Людмила и снова умолкла.

– Да-да, – с шутовской готовностью поощрил ее собеседник.

– Я тогда… неправа была. Обвиняла тебя в ужасных вещах… И вообще… Наверное, тебе обидно было все это выслушивать… Может, даже… – она запнулась, – больно было… Ты прости меня, Сереж. Мне очень жаль.

– Конечно-конечно! Уже простил! Да и не обижался я вовсе, – разулыбался во весь рот Портнов, а глаза его оставались холодными. – Чаю предложить не могу, заварка кончилась. Так что, если у тебя важные дела дома…

А чего она ожидала? Трогательной сцены примирения парочки давнишних друзей с теплым объятием в финале и поцелуем в щечку?

Самое гнусное, или нет – самое смешное, что именно этого она и ожидала.

А может быть, все-таки не этого? Может быть, ты рассчитывала на нечто более, гм, романтичное? Если так, то ты, Людка, шлюха. Наглая, бессовестная шлюха, ничем не отличная от Маргоши, которую презираешь.

«Прекрати на меня наговаривать! – огрызнулась сама себе Людмила. – Не одной только Анисье хочется камень с души свалить. Вот я его и свалила».

Ладно. Проехали. Рефлексировать и дома можно, прав Серега. Все, что она могла сделать, сделала. Хотя…

– Портнов, а что в полиции насчет этой эсэмэски сказали? И почему, интересно, меня до сих пор не вызвали на допрос как фигуранта? Или я у них не фигурант, а как-то иначе именуюсь?

Сергей молча на нее смотрел, и взгляд его был растерянным, злым и мрачным одновременно.

– Так ты им не сказал? – ахнула Людмила. – Сейчас же звони следователю и проси аудиенцию, или как там у них называется…

– Хватит командовать! – неожиданно рявкнул Портнов и пнул ногой коробку из-под пылесоса «Полярис», крест-накрест перетянутую скотчем. Это была не единственная коробка в гостиной, имелось еще несколько таких же объемных, подпирающих неширокую стену у выхода в прихожую. И судя по тому, как данная коробка сначала мягко поехала по паласу, а потом не спеша завалилась набок, внутри был не пылесос, а детский комбезик на гагачьем пуху вместе с одеяльцем на пуху верблюжьем.

Раньше он никогда с Людмилой так себя не вел. Выходит, правильно она поступила, что не вышла за него замуж. Это же настоящий первостатейный монстр, который притворялся плюшевым мишкой.

Она проговорила слегка обеспокоенно:

– Ты знаешь что, Портнов, ты не пенься. Никто тут тобой помыкать не собирается, до дома потерпи, для этого у тебя жена есть. Кончай психовать и подумай хорошенько. Просто сядь и подумай. Это я не в качестве приказа, а то еще решишь, что я снова командую. Совет тебе даю, понял?

– Извини, – буркнул Сергей и широкими шагами удалился из комнаты.

Послышался шум воды, льющейся в рукомойник, смазанные шлепки по физиономии, отфыркивание и откашливание. Понятно. Портнов решил освежиться. Дело хорошее.

В комнату из ванной он не вернулся, сразу прошел на кухню. А говорил, заварка кончилась.

– Ты знаешь, какая идея у меня нарисовалась? – бодро провозгласила Людмила, войдя за ним следом. – Мы не будем говорить в полиции, что месседж поступил от неизвестного лица! Мы заявим, что это и вправду я написала. Я написала, ты прочел и на встречу явился, где и пробыл… До какого часа у нас свиданка была? Это мы обмозгуем отдельно. А почему сразу об этом следствию не доложил, так потому что боялся, что жена узнает. Как тебе план?

Портнов продемонстрировал завидный артистизм, воззрившись на Людку в ироничном удивлении. После красноречивой паузы спросил:

– А про тебя, Миколетта, ничего не добавим? К примеру – ты боялась, что про интрижку узнает супруг. А я, как благородный человек, решил принять удар на себя и скрыл от полиции факт свидания.

– И это тоже. Кашу маслом не испортишь, – ничуть не смутившись, согласилась Людмила. – Ну как? Так и поступим?

– Увы, вынужден отказаться.

– Но почему?!

– Ты же всегда блистала интеллектом. А теперь не можешь сообразить, что налицо спланированная акция? Или в поддавки решила сыграть со мной, тупоголовым?

Людмила хамскую колкость проглотила. Что поделать, если настоящая ситуация есть не что иное, как издержки той, давнишней, в которую Люда загнала себя сама. Поэтому она проговорила спокойно:

– Ты излагай, излагай, Портнов. Сверка выводов – хорошая метода, чтобы прояснить проблему максимально быстро и составить алгоритм ее решения.

«Как я заковыристо, а? Знай наших, дуболомище…»

Портнов хрюкнул – видимо, рассмеялся – и продолжил:

– Видишь ли, Микола… Я, лошара, и вправду поверил, что тебе было что сказать, но ты передумала и не пришла. Потом… Когда ко мне эцилопы явились с обыском… Я заподозрил тебя в сговоре с убийцей, только не бей. Это недолго продолжалось, я одумался и вернулся к мнению, что вертихвостке стало скучно и она решила немного размяться. Ну а теперь все стало еще серьезнее.

– Ты не добавил «старой».

– Что? Не понял.

– Ты должен был сказать: «старой вертихвостке», – замороженным голосом пояснила Людмила.

И прозвище «Микола» из его уст ей тоже не понравилось.

– Разве я грубиян, миледи?

– Отнюдь… милорд. Так что там про более серьезную ситуацию? Не отвлекайся.

– Ты сама меня перебила. Получается, что некто знает, что мы с тобой… То есть я хотел сказать, что некто знает, что Людмила Миколина, чисто гипотетически, могла адресовать мне подобную эсэмэску.

– И, чисто гипотетически, Сергей Портнов приглашение принял бы? Маловероятно.

Сергей вскинул на нее взгляд:

– Но я его принял.

Он тут же отвел глаза. Молодец. А то Людмила могла бы подумать, что Серега… Ничего она не могла бы подумать.

Людмила заторопилась со словами. Чтобы прогнать ненужные мысли, следует заморочить голову словами. Хоть какими-нибудь. Любой ерундой заморочить.

– Если мы оба заявим, что алиби у тебя есть, то следствие от тебя отстанет. И начнет искать в другом направлении. В нужном. Потому что свидетельские показания какой-то там Зинаидиной соседки припрут тебя к стенке, и свою невиновность ты ничем не докажешь. Надежно припрут.

– Стоп, стоп, Миколетта. Ты несешь чушь, и сама это понимаешь, – не скрывая раздражения, проговорил Сергей. – Я не собираюсь теперь утаивать факт этой эсэмэски. Но твое предложение отклоню. Спасибо тебе, ты выказала себя благородно, но – не надо. В полиции должны узнать, что убийца консьержки готовился к преступлению так скрупулезно, что не поленился отыскать в ее окружении человека, которого можно подставить. Причем убедительно. Поэтому с утречка в понедельник я позвоню в полицию и попрошу у них, как ты выразилась, аудиенцию. Поэтому ты тоже жди повестку.

Людмила не сразу решилась задать ему вопрос, но все-таки спросила:

– Сергей, а что помешало тебе сразу сказать про СМС полиции?

– Почему сразу не сказал? – озадачился Портнов. – Да как-то знаешь… Вылетело из головы. Вот просто взяло и вылетело. Веришь?

Она не верила.

Чувствовала она себя усталой. Выжатой как лимон. Опустошенной. Еще бы. Пора домой, однако. Теперь уже точно пора.

Легко поднявшись с табурета, на который как-то незаметно для себя присела по ходу разговора, она так же легко произнесла:

– Ну, если заварка у тебя кончилась, я пойду до дому. Там и попью… С Анисьей.

– А что за гостья у тебя? Внезапная такая.

– Что правда, то правда. Внезапная, в самую точку. Я Анисью с эстакады сняла, откуда она сигать намеревалась. Прям на железнодорожные пути. Все от несчастной любви. Так-то. Только ты никому не рассказывай. Я всем говорю, что она моя квартирантка, считай, что и тебе так же сказала.