Текст книги "Обратный отсчет"

Едва до Сергея доходит смысл слов Михи, как у него перехватывает дыхание.

– Бросить меня решил? – мальчишка задыхается от ярости. – Да? Так кто из нас крыса тогда?!

– А ты на «слабо» меня не бери! – шипит Михась. – Зубы обломаешь! Ты что, думаешь, я тебя как в кино сейчас на спину взвалю и потащу на себе? Ты со своей ногой еле ковылять сможешь. Тут-то нас он и прищучит. Или ты его потащишь, а? – обращается Михась к Скелету.

Макс пыхтит, мычит, исподлобья смотрит на Сухова, затем отворачивается.

– Нет…

– Не слышу! – кричит на пацана Миха. – Громче говори, так, чтобы до Сухова дошло!

– Не потащу! – истерично взвизгивает Скелет.

– Слышал, Серый? Не потащит он тебя! Хороший урок, да? – Михась ухмыляется. – Но ты не переживай, если дело выгорит, мы за тобой вернемся. Ты, – палец Михи упирается в грудь Скелета, – бежишь первым, я за тобой, а там как повезет.

– Хорошо, – Макс кивает, – как скажешь. – Мальчишка косится на Сухова, и тут же отводит взгляд, не в силах выдержать отчаянную мольбу в глазах Сергея.

– Обождите! – неожиданно восклицает Сухов, цепляясь за внезапно пришедшую в голову идею как за соломинку. – А если так – вы лезете в колодец, а я остаюсь здесь и буду изображать раненого.

– И?.. – спрашивает Михась. – Это ты со страху придумал? Допустим, он пришел, решил проверить, всех ли положил, дальше чего?

– Действуем по тому плану, что ты предложил, – отвечает Сухов. – Только я лягу на люк, чуть придвинем крышку и забросаем ее снегом. Колодец сразу не разглядишь, если нам повезет, он меня перевернет, откроется, и у тебя будет пара секунд, чтобы выстрелить в него. Как тебе такой план, а?

– Дохлый номер, салабон, – отмахивается Миха. – Он может не спуститься или сделать контрольный выстрел. Ты раскинешь мозгами, и на этом все кончится, сначала для тебя, а потом и для нас.

– Тогда давай, беги, а я посмотрю, что из этого получится! – взрывается Сергей. – Зуб даю, сделает он вас! Зато мне по приколу, подыхать не так стремно будет, зная, что вы оба сдохли!

Михась тяжело дышит, его пальцы сжимаются в кулаки. Кажется, еще секунда – и он ударит пацана.

Пауза затягивается.

– А ты умеешь уговаривать, салабон, – наконец цедит сквозь зубы парень. – Рискнем. – Миха переводит взгляд на Скелета:

– Ну что, «дух», сыграем в мертвецов?

Макс смотрит на Миху, затем переводит взгляд на Сухова.

– Да вы оба сбрендили! – говорит он. – Так мы точно втроем подохнем, без вариантов.

– Не вопрос, – произносит Михась, – тебя здесь никто не держит, беги!

– Ага! – отвечает Скелет. – Нашел дурака, далеко я один уйду? Сыграем, черт с вами, все лучше, чем кроликов изображать!

Сухов смотрит на Макса.

– Не того мы Крысом назвали, – тихо говорит он.

– Тоже мне, герой нашелся, – шипит в ответ Макс. – И без тебя тошно.

– Наговорились? – перебивает Миха. – Тогда делаем так, – Михась заглядывает в колодец, скидывает туда ком снега. Затем поднимает голову, смотрит на пацанов. – Ты, – указательный палец вытягивается в сторону Скелета, – лезешь первый, я за тобой. Встану тебе на плечи. Удержишь?

Макс кивает и, точно спохватившись, спрашивает:

– А зачем?

– Затем! – взрывается Михась. – Глубоко там, а скобы обломаны! Если я буду стоять внизу, то могу прозевать момент выстрела. Понял? Теперь ты, Серый! – Миха смотрит на мальчишку. – Как только мы ныкаемся в колодце, быстро лезешь на край ямы и, как условились, подставляешь под выстрел трупак. После выстрела скатываешься вниз, прямо на колодец и громко стонешь, типа раненый, понятно?

– Понятно, – отвечает Сухов. – Только есть один затык.

– Чего? – переспрашивает Миха. – Что еще за затык?

– Как мне лежать? На спине? На животе? Руки куда деть, чтобы натурально выглядело?

– Сечешь, боец! Это я недодумал, – Михась смотрит на тело Крыса. – Поставим себя на место стрелка. Нужно, чтобы он тебя перевернул, значит, ты лежишь на животе. Одну руку поджал, в ней пистолет, я тебе его дам, вторую вытянул. Ствол СКС я прямо в тебя упру. Как только он перевернет тебя, я стреляю, а ты работай на добивание. Ранен он или убит, неважно, просто всади в него еще несколько пуль. Справишься?

– А стрелять покажешь как? – спрашивает Сухов. – Я не умею.

– Чтоб тебя! Хоть что-то ты умеешь? Или только языком чесать?

– Покажи, я сумею, – хмуро отвечает Сергей. – Языком пока ты больше треплешь.

Пропустив дерзость мимо ушей, Миха достает ПМ и говорит:

– Смотри. Я снимаю пистолет с предохранителя, – Михась опускает флажок вниз. – Видишь красный кружок вверху?

– Вижу.

– Теперь я досылаю патрон в патронник, – Михась передергивает затвор. Слышится щелчок. – Все, патрон в стволе, можно стрелять. Понятно?

– В принципе, да, – кивает Сергей. – А на предохранитель как обратно ставить?

– Просто, – говорит Миха, – поднимаешь большим пальцем флажок вверх – все, стрелять нельзя. Но ты лежи со снятым предохранителем, иначе выстрелить не успеешь. На, бери, восемь патронов, восемь выстрелов, – парень протягивает пистолет Сухову. Неожиданно Михась задумывается, внимательно смотрит в глаза мальчишке. – Вздумаешь выкаблучиваться – завалю. И пикнуть не успеешь, понял?

– Понял, – тихо отвечает Сухов. Мальчишка осторожно берет ПМ, ощущая приятную тяжесть в руке.

– Ну, как? – спрашивает Миха. – Чувствуешь превосходство?

– Есть такое, – усмехается Сергей.

– Крючок не дергать, нажимаешь плавно, – продолжает инструктаж Михась. – Стрелять придется навскидку, прицелиться ты не успеешь. Так что просто повернули – стреляй, понятно?

– Угу, – кивает Сергей.

– Да, и еще… – Миха внимательно смотрит в глаза пацана. – В человека-то выстрелить сможешь?

– Н-не знаю…

– А в меня?

Мальчишка теряется, мнется, и Михась горько усмехается:

– Это только в кино все герои, а в жизни или на войне со страху и обделаться можно. Но это только в первый раз, потом привыкаешь, верь мне.

Миха глубоко вдыхает, хлопает мальчишку по плечу и говорит:

– Все просто: или ты, или он. Думай так. Замешкаешься – ты труп, помни об этом.

Сухов кивает. Руки мальчишки заметно трясутся. Вихрь мыслей носится в его голове, как стая потревоженного воронья.

«Придет снайпер или не придет? Что, если он выстрелит с расстояния, не станет подходить ко мне? А если не будет переворачивать и просто даст контрольный в голову?»

Страх заставляет мальчишку думать. Одна идея отбрасывается за другой.

«Михе, конечно, по фиг на меня, свою шкуру спасает. И дернуть отсюда нельзя, и завалить его нельзя. Остается только надеяться на везение…».

Взгляд Сухова падает на труп Крыса, и внезапно его осеняет. Ни слова не говоря, мальчишка бросается к мертвецу и начинает сдирать с него заляпанный кровью противогаз.

– Ты чего удумал?! – шипит Миха. – Зачем?

– А ты сам подумай! Я надену противогаз с выбитой линзой. Еще раз стрелять в бойца с дыркой вместо глаза снайпер не станет. Я буду изображать труп, а Крыс, с моим целым противогазом, типа раненый. Ты его иногда стволом карабина снизу тыкай, вроде как он шевелится.

– Что, от страха совсем мозги разъело?! – взрывается Миха. – Ты сдохнешь! Герметичность у противогаза нарушена, здесь фон, наглотаешься пыли – и все, лучевуха!

– Зато он меня точно сразу не пристрелит, смотри! – Сергей протягивает Михе снятый с Крыса противогаз. – Входное и выходное отверстие. Дырка за ухом и крови на резине сколько! Я лягу метрах в трех от люка, вон там, – Сухов машет рукой в сторону труб теплоцентрали. – Как раз в вашу сторону буду смотреть. Если он пройдет, то окажется спиной ко мне.

– Ты чокнутый, – Миха устало качает головой.

– Точно! – вворачивает до сих пор молчавший Скелет. – Это вообще дурацкая идея! Что бы мы не сделали, мы уже покойники.

– Дохляк – это ты! – бросает Сергей. – Лучше помогите мне одеть его!

– Обожди. – Миха роется в рюкзаке, затем подползает к пацану и разжимает кулак.

Сухов видит на перчатке куцый моток изоленты.

– Я тебе линзу изнутри залеплю, все меньше пыли пройдет. А в темноте сразу не разглядишь, что там за выбитым стеклом.

– Угу, – Сергей протягивает противогаз.

Миха ловко залепляет линзу и возвращает противогаз мальчишке:

– Какое-то время продержится. Если дело выгорит, буду звать тебя Циклопом.

– Посмотрим, – бурчит Сухов.

– Так, антракт закончен, – Миха серьезнеет. – Действовать надо быстро. Сдергиваешь противогаз, а я на тебя напяливаю этот. Готов?

Сергей кивает.

– Тогда делаешь глубокий вдох, не дышишь и зажмуриваешься. Ну, – Михась глубоко вздыхает, – поехали!

Сергей набирает полные легкие воздуха и закрывает глаза. В следующую секунду он чувствует, как с него рывком стаскивают противогаз. Лицо щиплет мороз. Хочется вдохнуть полной грудью, но Сухов убивает в себе это желание, стараясь как можно сильнее сомкнуть веки. Мальчишка чувствует, как подбородка касается резиновый край маски. Ему кажется, что резина все еще хранит тепло последнего вздоха Крыса, а затем – что вместо холодной маски противогаза на него натягивают лицо мертвеца. Сергей инстинктивно пытается убрать голову, но Михась, зажав его затылок руками, натягивает «слоника» и кричит:

– Готово!

Сухов открывает глаза и сглатывает.

– Что, типа брезгливым стал? – ухмыляется Миха. – Не время сейчас морду воротить. Старайся дышать часто, но не глубоко. Как вернемся в Убежище, дам тебе «бэху», не скопытишься.

– «Бэху»? – переспрашивает Сергей.

– Радиопротектор «Б-190», – гордо отвечает Михась. – У меня в загашнике пара упаковок осталась. Без этих колес я бы уже давно скопытился.

– Да враки все это! – вворачивает Скелет. – От лучевухи все равно подохнешь, что с ними, что без них.

– Тебе-то откуда знать, дохляк? – угрожающе гудит Михась.

– Слышал! – не унимается Макс.

– И только? – удивляется Миха. – А я принимал, и только поэтому до сих пор не сдох. А теперь заткнись и не отсвечивай! Так, – Миха кивает Сухову, – погнали! Мы лезем, ты остаешься здесь. Скелет, пошел.

Миха подталкивает Макса к колодцу.

– Быстрее!

Скелет спускается в колодец. Вслед за ним лезет Михась. Из колодца доносится шум возни, слышатся чертыханья, но вскоре воцаряется тишина.

– Мы готовы!

Сухов, стараясь унять дрожь в руках, обхватывает Крыса за пояс. Подивившись тяжести трупа и поднатужившись, он приподнимает его над бруствером. Тотчас грохает выстрел.

Рывок. От неожиданности пацан разжимает руки. Крыс катится на дно траншеи, а Сухов, спохватившись, громко орет. Затем он хватает Крыса за ноги и, продолжая стонать, подтаскивает труп к колодцу. Заглядывает вниз. На него смотрит противогазная харя.

– Ну, чего? – шепотом спрашивает Михась.

– Попал! – отвечает Сергей. – С первого выстрела.

– А куда? – шипит Миха. – Опять в голову?!

Из-за этого вопроса мальчишку бросает в жар, а сердце гулко ударяет в ребра.

«Черт! Хорош раненый с дыркой в голове!»

Сухов присматривается, видит у Крыса пулевое отверстие справа от ключицы и облегченно выдыхает:

– В плечо попал.

Миха кивает.

– По грани мы прошли, дети подземелья. Сваливай его на колодец и будь начеку, кто знает, сколько лежать придется. Выдюжишь?

– А куда я денусь, – Сухов ухмыляется. – Холодно только очень.

– Терпи, – подбадривает его Михась, – я тут вообще на Скелете топчусь, вроде держит меня.

– Принимай! – командует мальчишка, закрывая трупом колодец. Михась упирает ствол СКС в туловище Крыса.

– Держу!

– Пошевели его.

Сергей видит, как тело чуть приподнимается, отчего создается впечатление, что Крыс все еще дышит.

– Нормально! – одобряет он. – Я бы купился.

– Он – не ты, – замечает Михась. – Ныкайся и молись.

Сухов отползает, прислоняется спиной к стенке траншеи. Раскидывает ноги, склоняет голову набок. Сверху падает снег. Пацана засыпает. Маскировка что надо. Стараясь унять дрожь – то ли от страха, то ли от холода, – Сергей засовывает руку с оружием под трубу теплоцентрали. Достаточно чуть сдвинуть запястье, и открывается широкое поле для стрельбы. Боль в ноге начинает разгораться с новой силой. Мальчишка думает, что это хорошо. Боль не даст заснуть. Сухов ждет. Так или иначе, сегодня решится, кому жить, а кому умирать…

Глава 4
Ликвидатор

Он «увидел» их еще на подлете к городу. Тепловизор, установленный в головной части боевого беспилотного дирижабля, засек отряд из десяти человек и стрелка, прячущегося в высотке. Можно сказать, им просто не повезло. Потенциальных целей было больше: еще три человека шли вслед за отрядом, держась от него на приличном расстоянии. Но программа распознавания выбрала именно их – вооруженных и лучше всего подходящих под описание диверсионной группы.

Несколько секунд электронный мозг анализировал сообщения, поступающие с множества датчиков: скорость ветра, дальность до целей, радиационный фон. Обработав данные, программа отдала приказ на уничтожение. Тихо заурчали четыре маршевых электродвигателя, и тридцатиметровый «охотник», переложив рули высоты, пошел на снижение.

Вооруженный ракетами и крупнокалиберным пулеметом, он стал одним из первых в экспериментальной серии полностью автономных БПЛА. Многосекционный корпус, наполненный гелием, солнечные батареи, работающие в паре с водородными топливными элементами, спутниковая система позиционирования – все это позволяло ему барражировать на шестикилометровой высоте в течение нескольких лет.

Лишенный эмоций, сомнений, жалости, он идеально подходил на роль убийцы в новом мире. Но жизнь зло подшутила над его создателями. Система распознавания «свой-чужой» дала сбой вскоре после Удара. Видимо, не выдержала система защиты, и боевая платформа перешла в режим свободной охоты, летая и ликвидируя всех, кто, по мнению ее электронного мозга, хоть как-то подходил под описание врага.

Когда, спустя пару недель после Удара, врагов, по мнению машины, не осталось, она «ушла в спячку» – один из режимов, предусмотренных ее мудрыми создателями. В этом случае аппарат в режиме повышенной энергоэкономии поднимался в верхние слои атмосферы, медленно, по ветру, на головокружительной высоте, ожидая команды «очнуться», если появятся подходящие цели.

В таком режиме БПЛА провел больше двух лет, оставив за собой тысячи километров. Кто знает, какие сны видел его электронный мозг за это время, пока в один из дней система распознавания целей не отдала команду дремлющему разуму «проснуться».

Самообучающаяся система, вышедшая за грань, начертанную ей разработчиками. Серая, почти неразличимая на фоне свинцовых облаков потертая обшивка едва заметно подрагивала на пронизывающем ветру. Как хищник готовится к прыжку, так и беспилотник медленно заходил на цель, подчиняясь алгоритму управляющей программы. Когда расстояние до отряда сократилось до двух километров, дирижабль остановился, зависнув в пятистах метрах над замерзшим руслом реки Пахры.

Глядя на сегментированный корпус, состоящий из трех частей, сторонний наблюдатель, окажись он здесь, мог бы подумать, что это – некая новая форма жизни, гигантский червь, рожденный в племени ядерного пожара. А кремниевый мозг тем временем думал, анализировал ситуацию, решал, кому умирать первым.

Чего проще, выпустить ракеты «воздух-земля» – одну по отряду, вторую в высотку, где затаился человек с винтовкой, и дело сделано. Вопрос лишь в том, что ракет уже не осталось. Значит, надо подлететь ближе и дать залп из пулемета. От десяти тысяч патронов осталось меньше четверти. Пополнить боезапас негде. Машина знала об этом. Значит, надо действовать наверняка.

Пока система решала, как поступить, сверхчувствительные микрофоны зафиксировали звук выстрела. Вслед за первым раздался еще один, потом еще и еще. Цели на тепловизоре заметались, забегали, и, чем чаще раздавались выстрелы, тем быстрее движущиеся фигурки падали и превращались в остывающие точки.

Система, проанализировав ситуацию и сверив данные, поступающие с видеокамер наблюдения, поняла, что отряд уничтожает человек, прячущийся в многоэтажке. Если бы беспилотник мог испытывать эмоции, то, скорее всего, его чувства можно было описать одним словом – восхищение. Восхищение такой же машиной для убийства, как и он.

Но компьютеру неведомы человеческие эмоции, и все, что он сделал – это произвел расчет и пришел к выводу, что меткого стрелка пока выгоднее оставить в живых. Чем больше убьет он, тем меньше придется тратить ограниченный боезапас. А значит, надо ждать. Ждать и наблюдать, кто кого перевоюет в этой странной битве двуногих, где нет ни победителей, ни побежденных. Мертвые умеют ждать, так же, как машина с отсроченной лицензией на убийство. Куда ей торопиться, ведь впереди целая вечность…

* * *

– Ну что, крысятки, вы сдохли или как? – спрашивает сам себя Николай, рассматривая через снайперский прицел траншею.

Еще минуту назад Николай порывался встать и покинуть засидку, но какая-то сила его останавливала, словно нашептывая на ухо: «Еще не время, выжди, не торопись».

Снайпер привык доверять своему внутреннему голосу. Это не раз спасало ему жизнь на войне. Время идет. Секунды складываются в минуты. Если посмотреть на снайпера со стороны, то можно подумать, что на сдвоенных столах лежит труп. Винтовка точно срослась с человеком, став продолжением его рук.

«Проверять, не проверять, – эта мысль свербит в мозгу человека последние тридцать минут. – Глупая идея. Пока буду идти, откроюсь, хотя… Если те двое спрятались и ждут меня, значит, сидят тише воды, ниже травы, и носа не покажут из траншеи, побоятся нарваться на пулю. Я их переиграю».

Азарт охотника затмевает холодный разум. Николай встает и, захватив рюкзак, выходит за дверь. Спустя несколько минут он оказывается на улице. Понимая, как опасна эта затея, Николай, оставив позади многоэтажку, идет медленно, осторожно, постоянно оглядываясь по сторонам. Падает снег. Промозглый ветер треплет «кикимору». Размозженный город точно стонет под тяжестью шагов человека.

Шаг, остановка. Снежный наст предательски скрипит под подошвой ботинок. Пройдя несколько метров, Николай останавливается. Голова стрелка поворачивается то влево, то вправо. Затем он смотрит вверх, видя, как над домами кружит стая угольно-черных ворон.

«А, твари! Поживу чуете? – думает снайпер. – Ну, меня-то вам не получить!»

Николай хорошо знает, что птиц теперь приходится опасаться не меньше людей. Что-то с воронами случилось после Удара. Они и до Катастрофы отличались умом и сообразительностью, а сейчас стали просто опасны, атакуя любого, кто казался им слабым или перешедшим условную границу гнездования. Видимо подействовала радиация или какая-нибудь хитрая бактериологическая начинка бомб, вызвав мутации. А скорее – и то, и другое сразу. Среди ворон не осталось птиц с серыми пятнами, все «оделись в траур», словно скорбя по утерянному миру. Они стали крупнее, наглее и четко придерживались тактики стайной охоты. Николай хорошо помнил тот день, когда он впервые увидел, как вороны, стаей набросившись на небольшую собаку, выдрали ей глаза, а затем заклевали отчаянно скулящую псину до смерти, точно осатанев от вида крови. Случаи нападений повторились, чтобы из разряда случайностей стать обыденностью.

«Кем же вы станете лет через двадцать-тридцать, а? – продолжает думать Николай, наблюдая за галдящими птицами, которые, точно чуя вооруженного человека, стараются держаться от него подальше. – Ну да ладно, не до вас сейчас…»

Он вскидывает «мосинку», смотрит в прицел на траншею.

«Крысятки, признавайтесь, что вы задумали? – щурясь, думает снайпер. – Хорошо спрятались. Или надеетесь меня так просто купить? – Николай, для большей устойчивости перекинув лямку винтовки через локоть, пристально вглядывается в прицел. – Черт, отсюда не видно». – Стрелок берет «трехлинейку» за цевье, опускается на одно колено, пристально всматривается вдаль.

Приметив метрах в тридцати занесенный снегом самосвал, Николай встает, осматривается и, глубоко вдохнув и выдохнув, что есть духу несется вперед. Подбежав к грузовику, снайпер прячется за колесом. Кладет винтовку на скат шины, наблюдает.

«Этот готов, аккурат в глаз ему засадил, – отмечает стрелок разведчика в простреленном противогазе, лежащего у стенки траншеи. – Зато быстро отмучился. Кто там еще у нас? – ствол винтовки смещается на пару сантиметров левее. Николай пристально глядит в прицел. Наблюдать в противогазе то еще удовольствие. Проходит минута. Внезапно стрелок подается вперед. – Неужели живой? – мысль пулей выстреливает в мозгу Николая. Снайпер замирает, наблюдая за скрюченным на снегу втором разведчике. – Хм, точно, вроде шевелится… Не добил крысеныша».

Палец снайпера ложится на спусковой крючок. Даже сквозь перчатку Николай чувствует, как мороз щиплет кожу. Он уже собирается выстрелить, как его словно кто-то дергает за руку. Палец отпускает крючок.

«Были еще двое, – думает стрелок. – Где же они? – ствол винтовки шарит в пространстве. – Затаились? Ждут? Крысятки, где вы? – Николай осматривает каждый метр траншеи. – Черт, только этот дохляк, остальные как сквозь землю провалились! Хитро. А с другой стороны, если бы они могли, то уже убили бы. Значит, сидят в канаве своей, только чуть дальше. Проверим».

Снайпер перекидывает винтовку за спину, ложится и ползет, огибая грузовик с правой стороны. От сугроба к машине, от машины к стволу дерева. Человек петляет, вжимается в снег, каждую секунду ожидает выстрела со стороны траншеи. Пара сотен метров превращаются в километры. Вскоре снайпер добирается до начала траншеи и, не теряя ни секунды, ужом соскальзывает вниз.

Сняв рюкзак, стрелок прячет его, засовывая поглубже под железобетонный лоток, тщательно присыпает снегом и, держась левой стороны траншеи, ползет вперед.

«Десять, одиннадцать, двенадцать», – считает снайпер. Прикинув оставшееся расстояние, Николай расстегивает набедренную кобуру, вытаскивает «Кедр», снимает пистолет-пулемет с предохранителя.

Вороненая сталь приятно холодит ладонь.

«Двадцать, двадцать один, двадцать два… А вот и наш клиент, – метрах в пяти от себя он видит тело, лежащее лицом вниз. – Как там говорится: – Последний негритенок вздохнул устало, повесился и никого не стало».

Ствол пистолета-пулемета поднимается. Снайпер замирает и почти дожимает спуск, но останавливается.

«Странно, – щурится Николай. – Слишком легко, что-то здесь не так. Они хотели, чтобы я вышел, так вот он я, весь на виду. Почему тогда не стреляют? – Охотник на людей смотрит в глубь траншеи. – Крысятки, сейчас отличный момент расставить все по местам, – снайпер оглядывается по сторонам. – Хотя… если эти двое придурков прячутся где-то там, впереди, и ждут, когда я выстрелю, чтобы выйти на звук… лишний шум ни к чему. Дохляк, ты тоже так думаешь? – Николай переводит взгляд на тело разведчика с пулевым отверстием в линзе противогаза. – Умно придумано, умно. – Николай ползет вперед. – Так, крысятки, игра продолжается, только теперь по моим правилам».

* * *

«Появился, – сглатывает Сухов, видя, как к нему медленно ползет человек в белом камуфляже незнакомого ему типа. – Черт, только бы не заметил! Только бы ничего не заметил!»

Сердце мальчишки от страха готово выскочить из груди. Несмотря на жуткий холод, Сергея бросает в жар. Стараясь не дышать, пацан провожает взглядом снайпера, радуясь, что его уже засыпало снегом, и он действительно напоминает труп.

Сергею кажется, что снайпер смотрит прямо на него. Если бы не окоченевшие руки и ноги, то пацан, скорее всего, не выдержал бы, вскочил и дал деру. Но холод, почти убив его и заглушив боль в простреленной ноге, сыграл ему на руку, не дав сделать необдуманный шаг.

«Ну, давай, тварь, ползи, ползи! – с тихой яростью думает Сухов, искоса наблюдая за стрелком. – Еще пара метров! Давай, переверни Крыса, и Михась тебя завалит!»

О том, что ему самому придется стрелять, Сергей даже не хочет думать. Руки замерзли так, что он не уверен, сможет ли пошевелить пальцами.

Снайпер держит под прицелом траншею. Черный немигающий зрачок дула пистолета-пулемета глядит прямо на пацана, затем перемещается левее. Сергею хочется раствориться в воздухе, превратиться в невидимку, провалиться сквозь землю, только бы не видеть так близко человека, перебившего на его глазах весь отряд.

– Ну что, дружок, сильно мучаешься? – произносит снайпер.

Мальчишка едва не срывается с места, думая, что обращаются к нему. Сердце ухает в груди. Снайпер приближается. Их отделяет три метра, два…

В противогазе, грязно-серой накидке, наброшенной поверх ОЗК, и разгрузке с множеством карманов, он напоминает Сухову какое-то потустороннее существо, словно к нему ползет сама смерть.

Любой на его месте уже давно бы побежал, но Сергей словно окаменел, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Отрешенность, граничащая с безумием, заставляет пацана глядеть на снайпера практически в упор.

«Черт, а вот это не хорошо, совсем не хорошо, – думает Сухов, замечая, что рука снайпера тянется к ножу, закрепленному рукояткой вниз у левого плеча. Стрелок щелкает кнопкой застежки ножен и выхватывает оружие. – Вот я и допрыгался, – Сергея охватывает равнодушие. – Сейчас он меня прирежет, а потом застрелит Михася и Макса. Хорош план, сами себе могилу вырыли».

Сухов ловит себя на мысли, что ему совершенно не жалко ни себя, ни товарищей по несчастью.

«Скорей бы все уже закончилось. Туда им и дорога, хоть не один подохну».

Внезапно Сергей слышит, как стрелок, повернув голову и глядя на чуть пошевелившееся тело Крыса, говорит:

– Ну, что, гаденыш, все никак не подохнешь?

С этими словами охотник на людей, не таясь, проползает мимо Сергея и вонзает нож в шею Крыса чуть пониже затылка.

– Что за… – слышит в следующую секунду Сухов.

Выдернув нож, стрелок смотрит на практически чистое лезвие. Сквозь панорамное стекло противогаза видны его удивленные и в то же время злые глаза.

Сергей понимает, что счет идет на секунды.

«Сейчас он поймет, что прирезал трупак, и… – думает пацан. Отчаяние придает ему сил и уверенности. – Была не была!»

Рука с пистолетом взлетает из-под снега. Сергей целится в голову стрелка, одновременно пытаясь пошевелить окоченевшими пальцами, но к своему ужасу понимает, что не чувствует их.

– Черт, поймал ты меня, дохляк, – спокойно говорит снайпер, медленно поворачивая голову. – Пистолет-то хоть заряжен?

– Бросай ствол! – приказывает Сухов, стараясь придать голосу твердость.

– Сколько тебе лет, сопляк? – продолжает снайпер. – Шестнадцать? Меньше?

– Бросай ствол! – повторяет Сергей. – Мозги вышибу!

– Уверен? – тихо спрашивает снайпер, медленно поворачиваясь и прижимая пистолет-пулемет к правому боку. – А стрелять-то сможешь? Сколько ты на морозе пролежал?

– Кидай! – тонко вскрикивает Сухов. – Видишь? – мальчишка чуть поворачивает голову, так, чтобы стрелок мог хорошо разглядеть дырку в противогазе. – Мне терять уже нечего, часики тикают!

– Типа в героя решил сыграть? – спрашивает снайпер. – Друзей спасаешь, а сам потом от лучевухи загнешься? Кстати, где они?

– Где надо, – отвечает мальчишка. – Кидай мне ствол! Считаю до трех. Раз!

– Три! – выкрикивает стрелок и резко валится на спину, открывая огонь в падении.

Сухов скорее инстинктивно, чем обдуманно, мгновенно съезжает по стенке траншеи вниз. Пули свистят над его головой. Сергей со всей дури прикладывается затылком об мерзлую землю, так, что у него темнеет в глазах, и случайно жмет на спусковой крючок.

Бам!

Звук выстрела эхом разносится по улице.

От неожиданности Сухов едва не роняет пистолет. Мальчишка смотрит на ПМ, словно удивляясь, что он решился из него выстрелить, затем переводит взгляд вперед и, как ему кажется, сквозь серую хмарь видит какое-то движение за теплоцентралью. Пацан прицеливается и резко, два раза рвет спусковой крючок.

Бам! Бам!

Выстрелы сливаются в один. Это придает мальчишке уверенности. Он перекатывается под трубой теплоцентрали. Прячется. Оглядывается.

«Черт, не попал! Где он?! Уполз?» – мысли мечутся в голове мальчишки как перепуганные кролики.

Несмотря на холод, пот выедает глаза. Сергей осматривается. Пистолет пляшет джигу в его руке. Сухов пытается взять себя в руки. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Холод, проникающий сквозь дырку в линзе, делает свое дело. Мороз отрезвляет. О фоне мальчишка старается не думать. Сейчас главное не словить пулю.

– Серый! – неожиданно доносится из-под земли голос Михи. – Ты живой там еще?

– Живой!

– Чего там?

– Встряли мы! Он смылся!

– Отодвинь Крыса, я помогу тебе, а иначе мне быстро не выбраться!

«Ага, легко сказать – отодвинь, – думает Сергей. – Одно неверное движение, и меня самого придется отодвигать».

– Обожди! – отвечает Сухов. – Он где-то рядом!

В этот момент из-за бетонного блока, расположенного метрах в пяти, раздается короткая очередь. Пацан вжимается в снег. Пули уходят поверху. Видно, что стреляли вслепую.

«Что же делать-то? – лихорадочно думает Сухов, – Михась не помощник. Пока я буду оттаскивать тело Крыса, снайпер превратит меня в решето».

В этот момент раздается голос стрелка:

– Эй, крысеныш!

– Чего тебе? – отзывается Сергей.

– Давай поговорим!

– Давай!

– Мне до тебя дела нет, ты все равно сдохнешь, – кричит снайпер. – Вали отсюда! Обещаю, стрелять в тебя не буду!

Сухов решает потянуть время и подыграть ему.

– Чем докажешь?

– Ничем! – смеется стрелок. – Мое слово против твоего. Верить или нет – решать тебе.

– А мой друг? – спрашивает Сергей.

– Друг? – удивляется стрелок. – Ты кому другому заливать будешь! Где один, там и второй сидит! Вас ведь трое осталось! О них не печалься, как говорится, обещаю им смерть легкую и быструю!

– Да пошел ты! – вспыхивает Сергей. – Ты сам скоро сдохнешь, за нами уже отряд поисковиков выслали!

– Да ну?! – удивляется снайпер. – Целый отряд, говоришь? Чего-то долго они идут. Наверное, в силах тяжких, так ведь, крысеныш? Даю минуту на размышление. Думай, время пошло.

– Серый! – кричит из-под земли Миха. – Серый, не верь ему, он тебя все равно грохнет!

«Интересно, – усмехается мальчишка, – он о себе или обо мне печется? Хотя… кому охота вот так подыхать, угодив в собственную ловушку?»

– Двадцать секунд! – напоминает стрелок. – Беги, кролик, беги!

При этих словах у Сухова перед глазами возникает лицо Кныша. Он вспоминает, как его друг корчился от боли. От собственной беспомощности мальчишке хочется выть.

Сергей чувствует, как все тело начинает бить мелкая дрожь. Вот так, подыхать зазря, ему жуть как не хочется.

От былого запала не осталось и следа. Время идет. Сухов не знает, что делать дальше. Наконец, собравшись с духом, он вытягивает дрожащую руку с пистолетом вперед и выглядывает из своего укрытия, но тут же слышит окрик:

– Ты сам так решил, крысеныш!

Вслед за этими словами рядом с пацаном в снег шлепается что-то тяжелое. Мальчишка приглядывается, хочет заорать, но немеет от ужаса.

«Это… граната!..» Сергею хочется вскочить и ринуться сломя голову куда угодно, лишь бы подальше отсюда, но, скованный паническим страхом, он лишь цепенеет, глядя на черный ребристый корпус «Ф-1». Мозг помимо воли начинает обратный отсчет.