Текст книги "Алмазы для Бульварного кольца"

По мере продвижения в сторону центра города бедняцкие развалюхи сменялись все более добротными домами и виллами в колониальном стиле. В одном из зданий со стоявшим по обе стороны от центрального входа вооруженным патрулем, судя по табличке, располагалось Министерство обороны Народной Республики Ангола.

Комплекс преимущественно одноэтажных зданий советской военной миссии занимал относительно небольшую территорию, окруженную невысоким металлическим забором. С внутренней стороны ворот, в которые въехал микроавтобус, стоял вооруженный автоматом Калашникова военный в кубинской униформе, впустивший транспорт внутрь, узнав и поприветствовав водителя и бегло взглянув на сидевших в салоне. Примерно в двух сотнях метров от миссии одиноким вставным зубом торчал высоченный многоэтажный дом, точнее, бетонный каркас дома, строительство которого, судя по всему, было остановлено несколько лет назад:

– А это наш долгострой, – заметив удивленный взгляд Олега, прокомментировал Володя, паркуя микроавтобус в начале, судя по всему, центральной аллеи миссии, по правую сторону от которой выстроились домики ее обитателей. – С самой Независимости стоит нетронутый, с тех пор, как главный архитектор, а за ним и вся команда проектировщиков уехали.

К Олегу и приехавшим вместе с ним «вияковцам», выпускникам института военных переводчиков, подошел дежурный по миссии, как позже выяснилось, один из попавших в тот день на дежурство офицеров-переводчиков, Сергей Шелест, в зеленой майке и брюках цвета хаки, высоких шнурованных армейских ботинках и с соответствующей повязкой на рукаве. Он сверил фамилии прибывших с имевшимся у него списком и пригласил всех следовать за ним.

Размещение в уже попавшихся на глаза Олегу при въезде в миссию одноэтажных домиках прошло оперативно и довольно буднично. В одной комнате было расположено несколько кроватей с марлевыми накомарниками. Олегу досталась та, что была сбоку от работавшего на всю мощь кондиционера, к которому снизу была прикреплена небольшая фанерная доска. На ней лежали какие-то продукты, обдуваемые холодным воздухом, что позволяло предположить, что «кондей» здесь по совместительству служит и неким подобием дополнительного холодильника. Хотя небольшой холодильник в комнате тоже имелся. Сергей попросил ребят поторопиться с размещением, предупредив, что уже через пять минут ждет их у кабинета финансиста миссии, который расположен рядом с воротами и постом дежурного офицера с соответствующей надписью «Oficial Dia».

Финансистом советской военной миссии в НРА оказался неприятного вида краснощекий подполковник Протасов Михаил Викторович, с идеально круглой формы тугим, как барабан, животом и дымящейся в углу рта сигаретой. Сидя за столом, отчего живот его распирал рубашку еще сильнее, демонстрируя бледную волосатую плоть, он осмотрел прибывших ленивым взглядом и бросил на край зеленого сукна разлинованный лист бумаги с фамилиями.

– Вот, найдите себя и там, где галочка, распишитесь, – бросил он и, развернувшись на стуле, открыл находившийся сзади него сейф, откуда вынул небольшую пачку, судя по всему, местных денег.

Вияковцы стали по очереди послушно расписываться, не особо вникая в написанный над фамилиями текст, получая взамен по две денежные купюры с портретом президента Нето. Когда очередь дошла до Олега, он прежде прочел то, что было написано в верхней части страницы:

Я, ф.и.о. ___________обязуюсь ежемесячно, при получении моего жалования переводчика при Советской военной миссии в НРА приобретать на причитающиеся мне инвалютные рубли сумму в 150 единиц местной валюты из расчета 1:10.

Дата, подпись.

– Товарищ подполковник, разрешите уточнить, – спросил Олег. – Правильно ли я понимаю, что ежемесячно я буду вынужден расставаться примерно с полусотней рублей из моей зарплаты ради ста пятидесяти кванз, на которые, как мне объяснили, из-за здешней гиперинфляции я не смогу выпить и чашки кофе?

Подполковник слегка опешил. Дым его сигареты, как показалось Олегу, замер на долю секунды, но потом вновь устремился сизой струйкой вверх:

– Вообще-то кофе надо в столовой пить, из общего чайника, как положено. Это кто же тут у нас такой борзый? – с явным любопытством поинтересовался Протасов. – Как фамилия, я тебя спрашиваю?! – спросил он и слегка подналег на связки, сделав вопрос значительно более весомым, почти угрожающим.

– Лейтенант Хайдаров! – ответил Олег, глядя ему в глаза. – Извините, товарищ подполковник, но мне это не нужно: у меня молодая семья, скоро будет ребенок, я собираюсь копить деньги на квартиру, и у меня каждая копейка на счету.

– Ты что, лейтенант, едрена мать, не желаешь помогать страдающему ангольскому народу?!

– Никак нет, товарищ Протасов, желаю. Я именно для этого сюда и прикомандирован в качестве военного переводчика, – попустив брань мимо ушей, бойко и без запинки ответил Хайдаров, ни звуком не выдав, что взволнован или раздражен.

– Ах ты, гаденыш желторотый, я тебя научу Устав соблюдать, а ну подписывай давай живо!

Олег никогда не позволял, чтобы на него повышали голос, тем более – оскорбляли в лицо. Имея абсолютный музыкальный слух, он отличал малейший перекос в интонации собеседника и всегда сразу же отвечал настолько же резко, насколько себе позволял себе его визави. Понимая, что грубить старшему по званию и просто человеку старше его годами он не будет, Хайдаров, тем не менее, пошел на принцип:

– Прошу прощения, товарищ подполковник, но Устав как раз не велит выполнять заведомо незаконные приказы начальства.

Оставшись без аргументов и не видя, к чему придраться, Протасов продолжил упражняться в ненормативной лексике, видимо, самой убедительной в его понимании, но адресуясь уже куда-то в сторону, в пустоту. После этого, вероятно, поняв, что настаивать на подписании бумаги бесполезно, финансист с неохотой отстал от Олега, но на прощание предупредил, что тот еще об этом горько пожалеет.

Коллеги-переводчики, вернувшись в миссию к вечеру после работы, объяснили Олегу, что покупка кванз за полновесные инвалютные рубли – это своеобразная братская помощь советских военных спецов ангольцам и их разрушенной войной экономике.

– Не думай, что Протасов кладет твои деньги в карман. Его наверняка сверху обязали, – по-дружески посоветовал ему Сергей Шелест, как и он, инязовец, только выпустившийся на год раньше Олега, отбывший здесь положенный до отпуска срок и уже собиравшийся в Москву. Первые три месяца Сергей просидел «в бригаде», на передовой, потом служил на АН-12 бортпереводчиком, а последние месяцы работал в военной миссии и переводил занятия, которые наши советники вели для курсантов школы ФАПА – ДА, подразделений национальной системы противовоздушной обороны.

– А вообще, советую тебе лучше с этим гнусным хмырем не связываться. И привыкни уже сразу к тому, что переводчик здесь хоть и жизненно необходимая штатная единица, без него нашим советникам ни туда и ни сюда, но он еще и в каждой бочке затычка, молодая, безропотная и безотказная рабсила. Тебя может дернуть, как «киску-засранку», любой специалист в миссии, даже анголец, и потребовать перевести все, что ему вдруг вздумается кому-то сказать. Так что, если ты окажешься в поле зрения советника, особенно в твое драгоценное свободное время, лучше обойди его стороной. Или на ходу придумай себе задание от старшего его по званию, которое как раз в данный момент выполняешь. Иначе будешь пахать без продыху, а иногда и не без риска для собственной жизни. – Шелест сладко затянулся сигаретой и продолжил:

– Вот нас, помню, в первый же день только что прилетевших переводяг направили на пляж для охраны главвоенсоветника: они, видишь ли, изволили пожелать искупаться. Когда ГВС, наконец, приехал, из машины вылез Боб, старший переводчик, и спросил офицера охраны: «Капитан! Вы пляж-то на предмет мин проверили?» Тот типа, «так точно, осмотрели визуально!». Тогда Боб повернулся ко мне и говорит: «Сынок! А ну побегай-ка по пляжу! Вон там и здесь, баночку ногой пни…».

– Побегал?

– А что делать? Побегал, как страус с яйцами, туда-сюда. Но это были еще цветочки. Когда начальник отчитался, «все в порядке товарищ генерал-лейтенант, мин нет!», тех, кто хорошо плавал, загнали в воду: «Парни, а ну-ка давайте поплавайте там, где поглубже, – скомандовал нам старший, – вон там вон, вдоль бережка, параллельно товарищу генералу и метрах в двадцати от него». Это, стало быть, чтобы акула-дура, если вдруг она забредет в эти края, сожрала сначала нас, худосочных, поперхнулась, а на белом дородном теле генерал-лейтенанта у нее бы пропал аппетит. А остальные все это время с оружием по берегу ходили, со спасательными кругами наготове. Вот такие, понимаешь, пироги, дружище!.. Ну, да ладно, – Сергей одним махом отбросил воспоминания в сторону. – Тут тебе таких баек каждый с вагон и маленькую тележку понарассказывает. Пойдем-ка лучше в магаз сходим, отоваримся, – предложил и повел Олега в другой конец миссии, где располагалась местная торговая точка совместного советско-испанского предприятия «Совиспано». Предприятие, по сути, представляло собой огромное торговое судно, которое курсировало между Европой, Африкой и Латинской Америкой, загруженное под завязку продуктами и промтоварами, развозя их по советским представительствам за рубежом. Запасы продуктов в магазине периодически пополнялись со склада, куда предварительно сгружались во время захода судна в порт Луанды, а дефицитный ширпотреб – всякие заграничные тряпки и электронику – советские загранработники, включая военных, заказывали заранее и ждали месяцами как манну небесную. Время от времени в магазин военной миссии стекались пополнить продуктовые запасы и другие обитатели Луанды, включая гражданских специалистов, работавших на разных объектах как в столице, так и в провинции. Впрочем, у них, приехавших в Анголу, в основном по линии ГКЭС, Госкомитета по экономическим связям, был и свой магазин, где они также оставляли честно заработанную валюту.

Набор товаров в магазине с непривычки поразил Олега своей дефицитностью: все, что было выставлено здесь на полках – от консервов с крабовым мясом, говяжьим языком, банок с красной и черной икрой и даже чуть более привычными прибалтийскими шпротами – всего было не найти в советских магазинах и даже в так называемых производственных заказах, которые предприятия выдавали сотрудникам, как говорится, перед большими праздниками. Из спиртного здесь были несколько сортов водки в экспортном исполнении, которые можно было увидеть только в инвалютной «Березке», лучшие сорта коньяка и качественные грузинские вина, не чета той бормотухе, к которой давно привык простой советский человек. Здесь же Олег впервые в жизни увидел баночное пиво, финское, не говоря уже об изобилии кока-колы, тоника, содовой или фанты, напитках, часть которых лишь мельком появились в олимпийской Москве, чтобы потом исчезнуть, судя по всему, опять навсегда.

Преимущество магазина заключалось в том, что с самого первого дня пребывания специалиста на ангольской земле он отпускал товары в кредит, хотя первая зарплата ожидалась только через месяц. Об этом Олегу услужливо рассказали коллеги, которые отправились вместе с ним за покупками. Он моментально смекнул, что это был толстый намек на «прописку», когда вновь прибывший в миссию накрывает стол для своих братьев-«переводяг», истосковавшихся тут без праздников и свежих новостей из Союза.

По совету бывавших в загранке людей Хайдаров привез для наверняка ностальгирующих здесь по всему советскому относительно дорогие сигареты «Герцеговина флор», известные прежде всего тем, что их курил, точнее, набивал ими свою трубку вождь народов, а также буханку черного хлеба. Все это оказалось никому не нужным: переводчики курили «Мультифильтр», классные западные сигареты с угольным фильтром, а черный хлеб, оказывается, тоже не был проблемой, во всяком случае в Луанде. «Герцеговину» с трудом удалось потом впихнуть оказавшемуся в миссии солдату – водителю микроавтобуса, на котором возили на аэродром и обратно экипаж АН-12. В тот день микроавтобус как раз привез летчиков в миссию отовариться. Машину ярко-зеленого цвета, польскую «Нисса», служившую исключительно для встречи и проводов экипажа (у техников был свой транспорт, грузовик ГАЗ-66), летчики прозвали более привычным для них именем «Нюська». Ребята-летчики, с которыми Олег перекинулся парой слов, ему сразу понравились своей жизнерадостностью и открытостью.

* * *

Под «прописку» Олег загрузился двумя коробками спиртного, воды и закусок, так что праздник обещал выдаться на славу. Собрались в комнате, в которой среди прочих «переводяг» располагался Петр Неверов, переводчик военной миссии, вернувшийся недавно из командировки с Главным военным советником, проводившем инспекцию на Южном фронте, в пехотной бригаде, базировавшейся близ Куито-Куанавале. Бригада контролировала автоперевозки между этим местечком и располагающимся чуть севернее городом Менонге, куда летали из Луанды советские АН-12 и кубинские АН-26. На обратном пути машину, шедшую в сопровождении БТР, обстрелял разведотряд одной из баз УНИТА. Петра ранило, но, к счастью, совсем легко: пуля прошлась верхом, когда он отстреливался, лежа на земле у БТРа, прошив защитного цвета фапловскую рубаху и лишь оцарапав спину:

– Ну, за переводяг! – поднял он первый тост и приветливо подмигнул Олегу. – Не дрейфь, прорвемся, все будет пучком!

Поучаствовав в нескольких тостах за то, что «дембель неизбежен», «за родных и близких в Союзе» и «за здоровье вновь прибывших», Хайдаров, утомленный долгим и экстремальным полетом, быстро заснул на отведенной ему кровати, забыв, несмотря на предупреждения, укрыться накомарником.

Наутро он не мог узнать себя в зеркале: все лицо было покрыто мелкими точками от комариных укусов. Комары здесь были маленькие, не такие шумные, как на родине, но необычайно въедливые, в самом прямом смысле. «Бывалые» переводчики, увидев Олега, весело рассмеялись:

– Старик, ты еще должен радоваться, что малярийный сезон недавно прошел, а то лежать тебе с температурой за сорок в лазарете, и не одну неделю!

В то же утро Хайдаров узнал первую в свой приезд в Анголу трагическую новость: на юго-востоке страны пропал вертолет Ми-8 с советскими геодезистами, занимавшимися аэрофотосъемкой местности. Это было в тот день сообщением номер один, которое обсуждала вся военная миссия, что добавило Олегу ощущения абсурдности происходящего с ним, еще вчера бродившим по сверкающему залу московского международного аэропорта «Шереметьево».

К реальности его вернул вызов в кабинет старшего переводчика Бориса Коновалова. «Бобу» подчинялись все новоприбывшие и работающие «переводяги», как они сами себя уважительно величали, не без основания считая, что без них здесь мало бы что сдвинулось с места.

– Хайдаров, тебя решено отправить в отряд АН-12, – заявил встречавший его на входе в комнату Боб, пожимая руку Олегу. – Страну посмотришь, до миссии минут десять езды, будешь заезжать в гости, – приободрил старший и направил Олега к Сергею Шелесту, так сказать, «принять вахту» из его рук.

– Серега на АН-12 налетал почти полгода, порядка четырехсот часов. Он тебя научит премудростям ведения радиопереговоров и прочим хитростям. Я думаю, что не только тем, что применимы в воздухе, – туманно на что-то намекнул Боб. – Иди к нему в комнату, он сейчас как раз у себя, наверное, отдыхает после обеда под накомарником.

Шелест и правда спал, несмотря на дневное время, чему-то сладко улыбаясь во сне.

С тяжелым сердцем Олег разбудил товарища, чем несказанно огорчил его. Тот недовольно взглянул на лежащие на тумбочке часы «Сейко» с толстым противо-ударным стеклом:

– Ну, что за хрень? У меня еще полчаса законного послеобеденного отдыха!

– Брат, извини: старшой к тебе направил, сказал, что ты можешь поделиться со мной опытом. Меня отправляют на АН-12, на твое место.

– А, ну это же совсем другое дело! – Сергей попробовал изобразить бодрость, но тут же схватился за голову: – Слушай, но мы вчера чутка погуляли на твоей прописке! Чердак сегодня трещал до самого обеда. – Шелест достал из холодильника две пол-литровые банки финского пива, протянув одну Олегу. – Так, значит, говоришь, отпуск не за горами? Вот обучу тебя матчасти и…

– И?.. – переспросил Олег.

– И – в законный отпуск, дурачишко! Прости, если ненароком обидел. – Сергей снова полез в холодильник, достал оттуда уже не пиво, а початую 750-граммовую бутылку экспортной «Столичной» и консервную банку с говяжьим языком. Разлив водку по рюмкам, он произнес: «Дембель неизбежен!» и вылил в себя рюмку сорокоградусной.

Олег, на секунду задумавшись в связи с ранним для выпивки часом, тем не менее, последовал примеру товарища, не желая показаться тому неопытным салагой. Шелесту тем временем ранняя рюмка далась с трудом: судя по всему, она просилась наружу, поэтому он проверенным жестом задержал дыхание, позволил жидкости самой, под собственной тяжестью опуститься по пищеводу и, практически не открывая рта, буквально втянул ей вдогонку глоток пива. После этого он, наконец, облегченно выдохнул и как-то сразу заметно просветлел:

– Прижилась!..

Потом он уже уверенным жестом нацепил на вилку кусок языка и так же по-деловому поинтересовался:

– Так, о чем, бишь, мы?

– Да, я говорю, Боб просил с тобой потолковать, чтоб ты научил вести переговоры с авиадиспетчером.

– Ага, да, конечно! – Сергей взглядом показал на блокнот и ручку, которые покоились на прикроватной тумбочке: – Пиши, когда я тебе скажу, а для начала – пара вводных. Английский-то не забыл?

– Нет, вроде.

– Кто преподавал? Поляченко?

– Угу.

– Нормальная тетка, толковая. И с делегациями работает постоянно. То, что надо. Только ты произношение свое сразу засунь куда подальше и говори, как последний двоечник или как наши военсоветники. Здесь чем проще и кондовее скажешь, тем понятнее.

Так вот, старик, переговоры борта самолета с диспетчером аэропорта на контрольной вышке – что в Луанде, что на юге, что в Кабинде, на севере – ведутся, по международным стандартам, почти исключительно на английском языке. Это правило не соблюдается только, когда ты прилетаешь на юг, а там на вышке сидит какой-нибудь ангольский неграмотный лох, который и по-португальски-то с трудом говорит. Или, это случай особый, когда тебя будет сажать кубинец. На юге, в Лубанго, Менонге или в Мосáмедише взлетно-посадочную полосу и все, что рядом, по периметру часто охраняет батальон наших братьев-кубинцев: их люби, с ними всегда дружи – они за «совьетико» готовы и жизнь отдать. Он же, кубинец, знающий обстановку в городе и вокруг аэродрома лучше всех, и будет отдавать тебе команды по снижению, выходу на так называемый «третий разворот» и потом – на финишную прямую. И самое главное, он тебе сообщит скорость, направление ветра и атмосферное давление на земле, по которому твой командир корабля или второй пилот выставят руль высоты. Это чтобы вам четко на полосу сесть и, не дай бог, не вылететь за нее, как говорят летчики, «муравьев считать».

– Каких таких муравьев? – удивился Олег.

– А это когда с бетонки на грунтовку, в траву выскочишь (тьфу-тьфу!), там муравьев обычно видимо-невидимо. Но не советую. Теперь давай пиши. – Шелест налил еще рюмку, что-то прошептал про себя и, не предлагая Олегу выпить с ним, проглотил водку залпом. – Luanda, good day, this is Aeroflot One, Two, One, Zero, One, Luanda – Menongue, departure time nine-fifteen, ETA – eleven, flight level one hundred eighty, requesting clearance to start engines.[21]21
  Аэропорт Луанда, добрый день, это Аэрофлот 12101, Луанда – Менонге, вылет в 9.15, время прибытия – 11.00, эшелон полета – 180, просьба разрешить запустить двигатели. (англ.)


[Закрыть] Это, как ты понимаешь, ты приветствуешь диспетчера, докладываешь, кто ты такой и сообщаешь время вылета, место назначения, высоту полета и расчетное время прибытия. Он тебе тогда говорит: Aeroflot One, Two, One, Zero, One, cleared to start engines.[22]22
  Аэрофлот 12101, завести двигатели разрешаю.


[Закрыть] Записал?

– Так, – продолжил Сергей. Речь его стала чуть замедленной, но не менее четкой. – Теперь твой экипаж – командир корабля, правый пилот, штурман, бортинженер, борттехник и даже сидящий на отшибе в хвосте стрелок-радист, который здесь называется ласково «наблюдатель» (цветы он там нюхает, бабочек ловит!)… теперь, стало быть, они начинают включать двигатели, проверять закрылки, все бортовые системы и так далее. Когда двигатели запущены, командир тебе и говорит: «Олег, дорогой… твою мать (был у меня один такой, Николаев, майор, добрый дядька, но это у него, как запятая, шага без мата ступить не мог), давай-ка запроси у них рулежку». Тогда ты, соответственно, просишь разрешения вырулить на полосу, на ВПП. Нажимаешь кнопку эфира и в свои ларинги[23]23
  Ларингофон, микрофон, который крепится на шее, у гортани.


[Закрыть] говоришь диспетчеру: Luanda, ёлки,(только без «ёлок»!) Aeroflot One, Two, One, Zero, One requesting taxi clearance. – Олег продолжал послушно записывать. – Он тебе на это говорит, что, мол, Аэрофлот такой-то, разрешаю вырулить к полосе, например, двадцать четвертой. Ты отвечаешь: Roger, то есть «вас понял». Потом, когда вы уже вырулили на полосу, что теперь? – Сергей неожиданно решил проверить его сообразительность.

– Теперь, судя по всему, нужно попросить разрешение на взлет.

– Йес! – радостно воскликнул Сергей, решив, что есть повод снова выпить. Он налил себе еще и так же профессионально выпил, предварив действие пожеланием: «Чтоб число взлетов равнялось посадкам!» – Когда самолет взлетел, ты говоришь диспетчеру: Aeroflot One, Two, One, Zero, One airborne – «я в воздухе», мол. И на это он тоже тебе говорит «Роджер» и обычно предлагает набрать высоту, типа, тысяча восемьсот футов (дели грубо на три, получишь метры), а потом – turn left, повернуть влево, ну, или вправо, в зависимости от обстановки в воздухе. В следующий раз ты диспетчеру докладываешь уже, когда выйдешь на свой эшелон, то есть займешь воздушный коридор, которым ты будешь лететь до пункта назначения, точнее, до момента, когда вы с командиром и экипажем начнете снижаться. – Сергей зевнул и сел на свою неубранную кровать. – Устал я что-то с тобой, – пробормотал он, привалившись к стене. – Как будто сам лечу, честное слово! Слушай, иди-ка ты к Бобу и скажи ему, что Шелесту на завершение занятий с новобранцем (с тобой то есть) нужно еще минимум пару часов. Отчего, мол, просит освободить его от вечерней работы по переводу. Скажи, типа, материал уж больно непростой, необходимо все усвоить как следует. Давай, старичок, давай! А мы с тобой потом посадку будем проходить. – Сергей снова зевнул. – Без нее, брат, в авиации, как говорят, и ни туды, и ни сюды!..

Олег отправился к старшему переводчику, а когда вернулся, Шелест уже снова сладко спал, уютно свернувшись калачиком под накомарником.