Электронная библиотека » Ривка Рабинович » » онлайн чтение - страница 10

Текст книги "Сквозь три строя"


  • Текст добавлен: 2 апреля 2014, 02:18


Автор книги: Ривка Рабинович


Жанр: Историческая литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Много лет спустя мне стало известно, что в европейской части СССР в тот год и в последующие годы происходили страшные вещи. Сталин боялся, что в народе усилятся антисоветские настроения под влиянием рассказов военнослужащих о высоком уровне жизни в Европе. То, что увидели солдаты в странах Европы, поразило их полным несоответствием советской пропаганде о загнивающем капитализме. Сталин знал только один путь борьбы с вредными виляниями – террор. Десятки тысяч участников войны были осуждены за «вражескую пропаганду» – не говоря уже о тех, которые были в плену и считались «изменниками». Такова была благодарность страны тем, кто принес ей победу после четырех лет кровопролитной войны. В крупных городах царила атмосфера страха.

Кроме террора, население обширных областей европейской части СССР страдало от крайнего голода, подобного известному «голодомору» 30-х годов. Причиной голода было не стихийное бедствие, а дело рук властей: ради возобновления быстрого экономического роста они решили забрать у колхозов не только то, что те обязаны были сдать в рамках «государственных закупок», но вообще весь урожай. В колхозах не осталось ни семенных фондов, ни фуража для скота, не говоря уже о зерне для распределения по трудодням среди колхозников. Это был смертельный удар, уничтоживший советское сельское хозяйство. Предположение властей, что народ «преодолеет все», на сей раз не оправдалось. Началось массовое бегство из деревень в города. Бежать из колхоза – дело непростое, так как у колхозников не было ни документов, ни денег, но люди как-то ухитрялись преодолевать эти препятствия. Те, что остались, стали посвящать все свое время работе на приусадебных участках и отказывались работать безвозмездно на полях колхозов. Дело дошло до того, что Советский Союз стал закупать зерно за границей – после того, как на протяжении десятилетий был экспортером зерна.

Мы в сибирской глубинке не знали обо всех этих ужасах. Пресса сообщала только о достижениях и об «энтузиазме трудящихся в труде ради восстановления хозяйства». В Советском Союзе люди никогда не знали, что происходит в других областях. Человек, попавший в трудное положение, обычно считал, что он находится «не там, где надо», и что жизнь в других регионах такова, как ее изображают газеты.

Жители Сибири оказались в те годы в лучшем положении, чем жители европейской части страны. Мы, ссыльные, уже получили свое наказание, и мало вероятности, что к нему что-то добавят. Свободных жителей власти не притесняли, так как были заинтересованы в заселении необъятных просторов Сибири и Дальнего Востока. Свободные граждане (кроме колхозников) получали «северную надбавку» за согласие жить и работать там. Эта надбавка давалась на основе договоров, в которых люди обязывались проработать в Сибири определенное число лет; в результате их зарплата удваивалась. Поэтому в наших местах все было спокойно, страшные рассказы о самоубийствах в лагерях бывших пленных и о фактах каннибализма в районах голода до нас не доходили.

Все, что доходило до нас через газеты и по радио, рисовало картину, противоположную действительности. В наше время, когда мир стал «маленьким» и прозрачным, режим, подобный сталинскому, не мог бы существовать. Исчезли главные его опоры – отсутствие информации и всесилие пропаганды.

Не имея ни малейшего представления об ужасах, творимых режимом, мы с братом были большими патриотами. Можно сказать, что мы были «больше коммунистами, чем коммунисты». Идеологические основы строя мы приняли с самого начала, хотели быть такими, как все советские граждане. Это было непросто, потому что мы оставались ссыльными, лишенными даже тех скудных прав, которыми пользовались свободные граждане. Это выводило нас, во многих отношениях, за пределы общества. Чувствуешь себя советским гражданином, но официально считаешься «социально опасным» – потенциальным врагом общества и советской власти, без вины виноватым.

Отношение комендатуры к нам периодически менялось. Был период, когда нас освободили от обязанности ходить «отмечаться». Потом опять ввели обязательную явку на регистрацию раз в месяц.

Постепенно условия жизни в Парабели начали улучшаться. Не то в 1947-м, не то в 1948-м году произошел большой скачок вперед: появилось электричество, и все дома были подключены к нему. В магазинах появились кое-какие товары – самые элементарные, но и это было новшеством. Вдруг в продаже появилась краска для полов – и эпидемия крашения охватила все село. Мы тоже заразились.

До того мытье полов было тяжелой работой. Некрашеные доски полов темнеют со временем, а темный пол считался грязным. Делом чести хозяйки было выскоблить полы дожелта; для этого нужно было посыпать пол песком или золой и «шоркать» голиком – березовым веником, с которого сбиты листья. Понятно, что в нашем доме только я делала это.

Вначале, после покраски пола, я была недовольна: не могу больше хвалиться желтизной тщательно выскобленного пола. Но со временем я стала ценить мелочи, облегчающие наши будни. И без того оставалось еще достаточно трудностей.

В магазинах появились нитки – простые катушки ниток, в основном белых. Мама научилась вязать из этих ниток крючком разные вещи. Была у нее приятельница, старше ее возрастом; та приходила к нам каждый день, и вместе они сидели и вязали часами, советовались о рисунках. Наш дом украсился вязаными занавесками, скатертью, покрывалами для кроватей – все это белого цвета. Вязаные покрывала прикрывали жалкий вид мебели, и убранство дома даже выглядело красиво.

Несколько позже были отменены хлебные карточки, и началась свободная продажа хлеба. Переход к свободной продаже продуктов сопровождался крутым взлетом цен, но все же это было колоссальное облегчение. Правда, ассортимент продуктов и товаров в государственных магазинах был скудным, но можно было дополнить недостающее с помощью покупок на частном рынке. Советские граждане, особенно сибиряки, не были избалованы, умели обходиться без многого и проявлять смекалку, преодолевая повседневные трудности.

У нас в доме положение было нелегким, потому что работал только папа, и его зарплата «пожарника» была низкой. В свободные от дежурств дни он не ленился и находил различные работы, такие, как чистка труб, очистка крыш от снега, мелкие ремонты в квартирах. Все начальники партийных и советских учреждений знали дядю Борю и обращались к нему, когда нужно было устранять мелкие неполадки в их домах или учреждениях.

Благодаря этим знакомствам папы я тоже получила возможность помогать увеличению доходов семьи. Я научилась, сначала для нужд школы, писать лозунги – патриотические тексты, белые буквы которых наносят кисточкой на большие красные полотнища. Местное начальство узнало, что у дяди Бори есть дочь, умеющая писать лозунги, и папа стал приносить мне заказы, особенно перед государственными праздниками. На лозунги в селе был большой спрос: все учреждения и предприятия обязаны были украшать ими свои фасады, и в предпраздничные периоды работы было по горло.

Местному начальству не было дозволено самим составлять тексты лозунгов. Перед праздниками ЦК партии публиковал список утвержденных лозунгов, под названием «Призывы партии к трудящимся в честь праздника», и рассылал этот список партийным организациям на местах.

С момента опубликования «призывов» начиналась лихорадка писания лозунгов. Тексты выбирались из утвержденного списка. Лозунги призывали граждан любить родину и не жалеть сил для строительства и укрепления социализма.

Белый раствор для лозунгов я изготовляла из толченого мела. Когда белый текст был готов, я делала желтые или голубые оттенки из акварельных красок, чтобы лозунг был красивее.

Все работы, которые я выполняла параллельно с учебой, не прибавили мне веса в доме. Мама была единоличной правительницей. Ни у кого, кроме нее, не было доступа к деньгам или продуктам. В течение всех лет моего проживания с родителями, даже будучи замужней женщиной, я не смела брать сама что-то из еды. Только то, что мама подавала.

Этот диктаторский режим в доме причинял мне много страданий. Как у любой девушки-подростка, у меня были свои нужды, но мама совершенно игнорировала их. Хотя мы уже не терпели крайнюю нужду, у нас была корова, был огород, обеспечивающий нас овощами – мама по-прежнему оставалась скупой до крайности. Даже получить разрешение на покупку чулок было нелегко. Ответ на все просьбы гласил: «Ты хочешь, чтобы кончились все деньги?»

Во мне горело желание как можно скорее стать самостоятельной. Но что делать, если я еще школьница и впереди несколько лет учебы? Перейдя в седьмой класс, я решила «перепрыгнуть через класс» и учиться в девятом классе в будущем году. Надо было продумать план осуществления этого замысла.

В конце каждого учебного года во всех классах нужно было сдавать переводные экзамены. Особенно много их было при окончании седьмого класса, завершающего ступень неполной средней школы. Чтобы перескочить в девятый класс, мне нужно было сдать выпускные экзамены за семилетку и переводные экзамены за восьмой класс.

Такие предметы, как русский язык, литература, история, география и биология, не создавали для меня проблему. Учебники по этим предметам я всегда прочитывала с начала до конца в первые дни учебного года, подобно тому, как читают романы. Просто потому, что это интересно. В течение учебного года мне было достаточно пробежать глазами материал урока, проверить, не забыла ли я что-нибудь, особенно даты. Материал восьмого класса я большей частью уже знала, потому что читала учебники брата.

Проблему составляли предметы, построенные на основе последовательности – математика, физика, химия. Материал по этим предметам невозможно читать как роман, каждая новая тема логически вытекает из предыдущей.

Обдумав все, я пошла к директору Василию Михайловичу и сказала ему:

– Вы ведь знаете, что я старше моих одноклассников, потому что пропустила два года учебы во время войны. Я хочу наверстать хотя бы один год из этого потерянного времени.

Осуществление моего плана зависело от того, разрешат ли мне сдавать переводные экзамены за 8-й класс по математике, физике и химии в конце лета, перед началом следующего учебного года. Все остальные экзамены за седьмой и восьмой классы я обязалась сдать параллельно, вместе со всеми.

Василий Михайлович сказал, что должен посоветоваться с преподавателями математики, физики и химии и получить их согласие. Они ведь будут в летнем отпуске, и им придется в августе специально приходить в школу ради моего экзамена. Он выразил надежду, что возражений не будет. Он лично голосует за мой план обеими руками.

Через несколько дней он вызвал меня в свой кабинет, сказал, что учителя согласны, и пожелал мне успеха.

Я не рассказала моим одноклассникам о своем намерении покинуть их, но так как о моем плане знали все учителя, секрет продержался недолго. Я стала «знаменитостью» в школе, школьники из других классов провожали меня любопытными взглядами. Мне было неловко от этого, не люблю привлекать к себе внимание. Тем, которые прямо спрашивали, верны ли слухи о моем плане, я отвечала, что слухи отражают истину.

Дома я чувствовала себя лучше, потому что усердно училась и была рада возможности использовать весь свой потенциал. Все шло по плану, и к весне я была готова к экзаменам в обоих классах.

В экзаменационный период в коридоре школы вывешивалась специальная доска объявлений со списком учеников, сдавших в этот день экзамен на пятерку. Поскольку Иосиф тоже сдавал экзамены, а у меня иногда бывало два экзамена в день, случалось, что фамилия «Рабинович» красовалась на доске три раза: одна пятерка брата и две моих. Василий Михайлович встречал нас в коридоре сияющей улыбкой. Мы, разумеется, не хотели быть наглыми и напоминать ему, как он опасался принять нас в школу из-за возраста…

Летом я занималась предметами, по которым должна была сдать экзамены осенью. Сдала их успешно и догнала свою подругу Женю, которая тоже перешла в 9-й класс. Понятно, что мы сели за одну парту.

Эффект пирамиды, о котором я писала выше, наглядно выразился в составе девятого класса. Если пятых классов было три и в каждом по сорок учеников, то девятый класс был один и в нем всего двадцать учеников – почти все сильные и способные. Приятно было учиться в этом классе: здесь был другой темп занятий, учителям не приходилось разжевывать материал несколько раз, класс быстро схватывал новое. Я чувствовала себя в этом классе как рыба в воде. Годы учебы в девятом и десятом классах могли быть хорошим периодом в моей жизни. Могли, если бы не то, о чем я расскажу в следующей главе.

Глава 20. «Безродные космополиты»

В конце 40-х годов в стране наступили тяжелые времена для евреев. Началась кампания антисемитских преследований, которую власти не замалчивали, а напротив – пропагандировали всеми средствами, поскольку это была новая «генеральная линия».

Идеологический облик Советского Союза после войны сильно изменился. Идеал дружбы народов был заброшен, и его место занял русский шовинизм. Сталин, хотя и не был русским, стремился возродить империю, подобную царской России, вместо союза республик, равноправных хотя бы на словах. Даже государственный гимн, «Интернационал», был заменен песней, прославляющей «великую Русь», сплотившую вокруг себя другие «менее великие» народы, и Сталина как самодержца этой великой державы.

После победы над Германией он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы сбросить маску «отца народов» и дать волю своему естественному антисемитизму. Антисемитские чувства укоренились в нем, по-видимому, в годы его молодости, когда он учился в духовной семинарии, или в годы, когда он вел борьбу за власть против внутрипартийных соперников, в большинстве евреев. Относительно источников возможны разные толкования, но результат был недвусмысленным. Кампания гонений была направлена, без всякой маскировки, против евреев, в частности против тех, которые занимали видное положение в науке, технике и культуре. Согласно новой идеологической линии, они не патриоты своей страны, внесшие ценный вклад в ее развитие, а «безродные космополиты, преклоняющиеся перед Западом».

Мне уже приходилось упоминать о том, что среди советских евреев была широко распространена замена еврейских фамилий и имен типично русскими. Некоторые изменяли фамилии и имена в своих официальных документах; другие избирали русские псевдонимы, сохраняя в личных документах свои еврейские имена. Как те, так и другие «удостоились», в рамках кампании против «космополитов», публичного «разоблачения» – раскрытия их подлинных фамилий и имен. Это делалось подчеркнуто, грубо, словно за псевдонимами скрывались преступники. В числе «разоблаченных» были авторы учебников, по которым мы учились, и книг, которые нам рекомендовали читать.

Полный переворот произошел в истории науки. Вдруг «выяснилось», что лампочку накаливания изобрел не Эдисон, а русский инженер Ладыгин. Радио изобрел не итальянец Маркони, а русский изобретатель Попов. Паровоз и его использование на железной дороге тоже, разумеется, изобрел русский – Ползунов. Русский ученый Михаил Ломоносов, автодидакт из крестьянской семьи, действовавший в 18-м веке, был объявлен основоположником всех наук. И вообще – все великие открытия человечества принадлежат русским ученым. Если в какой-нибудь отрасли науки не удавалось откопать русского автора, то сама эта отрасль объявлялась «лженаукой, чуждой народу».

Наши учителя не могли игнорировать эту кампанию и вынуждены были вести преподавание в духе новой идеологии. Не сомневаюсь в том, что они чувствовали себя очень неловко. Нелегко опровергать вещи, которым они сами учили школьников год тому назад, называть «чуждыми народу» писателей и литературных критиков, произведения которых они рекомендовали нам.

Кампания борьбы с «космополитами» причиняла мне большие страдания – не потому, что мне лично или моим родным приходилось терпеть антисемитские нападки (таковых не было), а потому, что она потрясла основы моего представления о жизни. Я впервые столкнулась с грубым организованным антисемитизмом и поняла, что значит быть евреем в Советском Союзе.

Интеллигенты иронически усмехались, когда появлялись очередные «корифеи русской науки», но простые граждане были под сильным влиянием этой кампании. В европейской части СССР антисемитизм принял народный характер. К чести сибиряков нужно сказать, что они не были заражены «природным» антисемитизмом; поэтому официальная кампания не произвела на них особого впечатления. Возможно, общие страдания, выпавшие на долю людей различных национальностей в сибирской ссылке, породили в них дух общечеловеческой солидарности. Как бы то ни было, я не слышала ни одной насмешки, ни одного оскорбления, связанного с моей еврейской национальностью. Общественная среда осталась дружественной, какой была до кампании. Мы не прятались за русскими именами, незачем было «разоблачать» нас.

Если прежде мне удавалось найти доводы для оправдания суровых мер властей, то теперь кампания была настолько жестокой и ложь настолько беззастенчивой, что это выходило за всякие рамки логики. Я пыталась убедить себя, что это всеобщее помешательство меня не касается, но оно не могло не касаться. Вдруг, как в нацистской Германии, еврейство стало чем-то позорным. Ощущение было таково, будто мне в душу воткнули винтик, и с каждой новой «разоблаченной» еврейской фамилией он совершает оборот и вонзается глубже в грудь.

«Разоблачение» не ограничивалось только словами. Большая часть «разоблаченных космополитов» потеряла свои должности, литераторов перестали печатать, лекторов увольняли из вузов. Люди оставались без источников заработка.

Почему? – спрашивала я себя. В чем провинились евреи? Как могло случиться, что нацизм, против которого воевал весь цивилизованный мир, включая советский народ, официально пропагандируется в СССР? Я чувствовала, что у меня крадут страну из-под ног.

Вспомнились признаки русского антисемитизма, которые я раньше старалась не замечать. В великой русской литературе, которую я так люблю, разбросано немало антисемитских замечаний; их можно найти в произведениях Гоголя, Достоевского, даже Пушкина. В его поэзии, светлой и проникнутой духом гуманизма, есть строчка, которая всегда больно задевала меня. Я утешала себя тем, что это всего лишь одна строчка. Контекст уже не помню, но запомнилась строка: «Ко мне постучался презренный еврей».

Русский литературный язык – это язык эпитетов. Особенно отличаются этим фольклор и литература 19-го века. Редкое существительное оставляли без определения. Если небо, то обязательно «синее» или «голубое», если воды – то «глубокие», если горы – то «высокие». Какое же определение великий Пушкин нашел для еврея? «Презренный». Не этот определенный еврей, а еврей вообще. Постоянное качество, как «небо синее». Я уверена, что эта строчка оставила царапину в сердце каждого еврея, любящего поэзию Пушкина. Мы пытались ее игнорировать, ведь все остальное было таким прекрасным, таким любимым…

Новая идеологическая линия отторгала евреев от русской культуры – они, дескать, не внесли в нее никакого вклада, только примазались, как паразиты. Если даже внесен какой-то вклад, то он отрицателен.

Выходит, не только мою страну у меня украли, но и мой язык и культуру. Это было слишком много даже для такой советской патриотки, как я.

Современную Россию очень метко назвали «страной с непредсказуемым прошлым». Честные ученые-историки систематически, на основе подлинных документов и фотографий, разоблачают ужасы и преступления советского режима. В одной из телепередач на историческую тему показана подлинная сценка, в которой зритель слышит голос Сталина: «Евреям нельзя доверять. Каждый из них – потенциальный шпион».

Сталин был убежден, что антиеврейская кампания повысит его популярность в русском народе. К счастью для евреев, он не успел осуществить свой злодейский план – депортировать всех евреев на Дальний Восток, в Биробиджан – место на задворках России, носящее фиктивное название «еврейского автономного округа». Он намеревался представить внешнему миру эту акцию массовой высылки как «акцию спасения евреев от справедливого гнева русского народа». По указанию Сталина планировались нападения, якобы стихийные, на эшелоны, которые повезут евреев на Восток; секретная директива гласила: «Не больше половины высылаемых евреев должны доехать до места назначения».

Кульминационным событием антиеврейской кампании было «дело врачей»: виднейшие советские медики, профессора с мировым именем (все как один евреи), были обвинены в «систематическом отравлении руководителей государства по приказу агентов Запада». Несмотря на провал всех попыток сломить врачей и заставить их «сознаться» в связях с Западом, в шпионаже и отравлении руководителей, несмотря на отсутствие каких-либо улик, готовились «показательные процессы» с предрешенными заранее приговорами – смертной казнью. Власти намеревались осуществлять казни в форме публичных церемоний повешения в различных городах, чтобы народ, не только в Москве, мог «насладиться» ужасными зрелищами.

Только смерть человека, делившего с Гитлером «титул» самого жестокого диктатора в новейшей истории, помешала осуществлению этих ужасных планов. Смерть Сталина была спасением для сотен тысяч людей, которым была отведена роль жертв. Через короткое время после смерти Сталина в марте 1953 года была раскрыта фальшивка, породившая «дело врачей», и все они были освобождены – за исключением одного, умершего в тюрьме. Иногда история оказывается милостивой к евреям.

В 1950 году, когда я училась в выпускном 10-м классе, кампания была в самом разгаре. Несмотря на свою репутацию отличницы, «перескочившей» через класс, и авторитету Иосифа, закончившего школу годом раньше, я часто чувствовала отчужденность даже в среде моих одноклассников: они ведь «хорошие», те, кого лелеет «матушка Россия», а я «плохая», безродная, Россия для меня не мать и даже не мачеха. Кроме ощущения отверженности, меня тяготил также наш гражданский статус ссыльнопоселенцев со всеми связанными с ним ограничениями. Мне хотелось свободы, самостоятельности, освобождения от цепей, сковывавших нашу жизнь со всех сторон.

По слухам, ссыльнопоселенец, удостоенный какой-либо государственной награды, получает статус свободного гражданина, так как он доказал свою верность государству и больше не считается «социально опасным». Выпускников средних школ награждали золотыми медалями, если они сдавали все выпускные экзамены с оценкой «отлично». Я слышала, что золотая медаль выпускника считается государственной наградой, поэтому ее получение может привести к освобождению от статуса ссыльного. Не было официального подтверждения, что это действительно так, но была надежда. Я поставила перед собой цель – добиться золотой медали.

По-видимому, учителя знали об «указании сверху»: никоим образом не допускать, чтобы ученик-ссыльный получил золотую медаль, поставить ему хотя бы одну оценку 4 (хорошо), тем самым лишив шансов на медаль. Но я не знала об этом и очень надеялась. В течение учебного года у меня были оценки «отлично» за все сочинения, их иногда зачитывали в других классах как образцы стиля и содержания.

И вот наступил решающий день – письменный экзамен по литературе, экзаменационное сочинение. Как всегда, нам на выбор дали три темы. Не помню, какова была моя тема. Что-то обычное, не очень трудное.

Нам было обещано, что оценки будут зачитаны в тот же вечер. Класс невелик, всего двадцать сочинений, которые проверяла наша преподавательница литературы вместе с инспектором из районо.

Часам к восьми вечера мы собрались во дворе школы, но нам велели подождать. У меня было недоброе предчувствие. Я старалась разрядить напряженность, болтая с друзьями. Мои одноклассники знали, что я кандидат на медаль, понимали мое волнение и относились ко мне особенно тепло.

В десять часов вечера учительница появилась на пороге и велела нам войти в класс. Она начала с сообщения о том, что экзамен выдержали все, никто не провалился. Ученики вздохнули с облегчением. Большинству было безразлично, получили ли они оценку 4 (хорошо) или 3 (удовлетворительно), поскольку это проходные баллы. На оценку 5 (отлично) не рассчитывал никто, кроме меня.

Затем она начала зачитывать список оценок. Я чувствовала, что все взгляды направлены на меня, и сосредоточила свое внимание на маленькой черной точке на потолке. Не шевелиться, приказала я себе, не моргать. Не плакать.

– Рабинович – 4, – сказала учительница. Шорох прошел по классу. Я не пошевелилась. Не моргнула. Поняла.

Если хотят провалить кого-нибудь на экзамене, то наилучшим средством для этого является письменный экзамен по литературе. Если ученик правильно решил задачу по геометрии или физике, невозможно сказать, что решение неправильно. На устных экзаменах возможности для провала еще более ограничены: весь класс слышит слова экзаменуемого, и невозможно при всех объявить правильный ответ ложным. С сочинениями все обстоит проще: их не возвращают ученикам, и если кто-нибудь захочет узнать, за что ему снизили оценку, всегда можно сказать, что где-то не хватало запятой или была поставлена лишняя запятая, или тема раскрыта недостаточно глубоко. Учителя вообще не обязаны давать экзаменуемым объяснения относительно оценок – разве что кто-то заупрямится. Это бывает, когда кто-то получает двойку и, следовательно, лишается аттестата зрелости.

Советские граждане умели обходить молчанием многие вещи, но прекрасно их понимали. Не было в классе ученика, который не понял, что меня провалили преднамеренно.

На выпускном вечере мне преподнесли подарок – два тома антологии европейской литературы средних веков, учебные пособия для студентов литературных факультетов. Директор и учителя были уверены, что меня ожидает будущее преподавательницы литературы. Я же, после неудачи с сочинением, в душе простилась с литературой. Хватит с меня красивых слов, хватит вещей, которые можно толковать по-разному. Хватит ходить по зыбкой поверхности, где тебя всегда могут толкнуть и сбить с ног. Мы, вечные «подозреваемые» режима, должны стоять на твердой почве. Точные науки – таков наш путь. Тем более что я очень люблю математику и обладаю хорошим логическим мышлением.

Если бы меня спросили, что я хочу делать в будущем, я ответила бы – заниматься научной работой в области математики, в надежде открыть что-то новое. Я знала, что для ссыльной, лишенной прав, это всего лишь мечта, но прекрасная мечта. Даже всесильная власть не может запретить человеку мечтать.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации