Текст книги "Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest"

8. Командовать у себя дома будешь!

В конце 1970-х Judas Priest демонстрировали невероятную производительность. Для нас было парой пустяков отыграть масштабный многомесячный американский и европейский тур, вернуться домой, отдохнуть не больше недели, а затем вернуться в студию и работать над новым альбомом.

Отчасти нас подгонял лейбл. «Вы сейчас реально набираете обороты! – говорили нам CBS. – Конкурируете с именитыми группами, поэтому об отдыхе можете забыть. Нет времени сбавлять скорость. Надо оставаться в поле зрения!»

Это была упорная работа… Но не было ощущения, что мы себя истязаем. Мы сами этого всецело хотели. Сложный график мы считали испытанием и доказательством своей стойкости и решимости как группы. Сразу же пойти в студию после тура казалось абсолютно нормальным и правильным решением.

Поэтому не успели мы прийти в себя после акклиматизации, вернувшись из Японии, как поехали в Лондон сочинять второй за 1978 год альбом. Продюсером наняли Джеймса Гатри, потому что нам понравилась его работа над кавером Spooky Tooth (несмотря на малые сроки). Приехав в студию, тут же взялись за дело. Полагаю, в этом было преимущество безостановочных студийных сессий и изнуряющего гастрольного графика. Мы всегда были вместе, у нас не было свободного времени, и мы постепенно превращались в хорошо слаженный металлический механизм.

К тому же мы чувствовали, что не стоим на месте. Становились сыграннее, увереннее, полностью посвящали себя группе и думали над тем, как сделать её еще мощнее. Сегодня мне нужно прилечь от одной только мысли о том изнуряющем графике. Но раньше это было обыденностью.

Priest никогда не сочиняли в дороге, поэтому мы всегда могли пойти в студию – у нас ничего не было готово – и начать с чистого листа. Нас это никогда не заботило, и на этот раз песни рождались и обретали форму невероятно быстро. Мы были в ударе и выжимали из этого максимум.

Есть тонкая грань между «влиянием» и «вдохновением» от другой группы. Когда ты «под влиянием», зачастую ты просто копируешь других артистов и пытаешься звучать, как они. Но когда мы сочиняли «Take on the World», меня, безусловно, вдохновила песня Queen «We Are the Champions».

Когда Гленн придумал сумасшедший рифф, мне тут же захотелось написать похожий текст на классические темы Priest: оптимизм, вера в себя, триумф перед лицом невзгод. Только «Take on the World» был чем-то большим. Мы пели о мощной связи с фанатами – своей преданности им. Металл все еще постоянно подвергался насмешкам, а это было заявление в стиле гимна о нашей вере в ценность музыки, и фэны разделяли эту точку зрения. Мы были едины:

 
Возьмемся же за руки, чтобы наши голоса услышали
И вместе свернем горы!
 

Когда мы заканчиваем сочинение песни, я всегда слышу в голове, как она будет звучать живьем. Когда мы записали ее, я уже слышал, как нам подпевают тысячи фанатов. У меня от этой мысли мурашки бежали по коже.

Гленн был в ударе и придумал трек, который стал классикой Priest на все времена. В студии я не выпускал из рук свой надежный тезаурус, и фраза просто бросилась на меня: «Эй, парни, послушайте-ка: "Чертовски быстро"[61]61
  Hell bent for leather (англ.). Здесь игра слов, поскольку фраза «hell bent» означает «одержимый». «Одержимый кожей / чертовски быстрый»


[Закрыть]! Ух ты! Это же настоящий Priest!» Гленну фраза понравилась, и он придумал остальное – а рифф-то какой!

Однажды вечером мы решили отдохнуть от записи и посмотреть по телику в баре студии бой Мухаммеда Али против Леона Спинкса за звание мирового тяжеловеса. Парни все еще работали, а я смотрел преамбулу перед боем, и ребята попросили меня позвать их, когда начнется бой.

Когда Али и Спинкс вышли на ринг, я побежал в комнату с микшерным пультом и на эмоциях подпрыгнул, вбежав через дверь: «Эй, парни, бой начинае…»

БАХ! Слишком высоко прыгнул. Долбанулся макушкой о звуконепроницаемую дверную раму и рухнул на спину, как будто Али врезал мне ниже пояса. Ай!

– Не беспокойтесь, это всего лишь царапина, – предположил я, неуклюже пытаясь встать на ноги, и кровь хлынула к лицу.

– Нет же, черт возьми, не просто, – запаниковал Гленн. – Я твою черепушку вижу, дружище!

Я провел в отделении травматологии пару часов, и мне наложили несколько швов – великий бой я, разумеется, пропустил. Зато остался на память шрам, напоминающий о победе Али.

Гленн сочинил музыкальный номер под названием «Killing Machine» («Безжалостный убийца»), и мы решили так назвать альбом, потому что фраза идеально описывала нашу группу на тот момент: искусная безжалостная металлическая машина. Мы видели в этом глубокий смысл… но затем нам позвонили из Arnakata.

Менеджмент сказал, что в Великобритании CBS такое название устраивает, но в Америке не прокатит. За последние месяцы в Штатах был всплеск массовых перестрелок, и они считали, что такое название слишком скандальное и вызовет негативное освещение в прессе.

Больше всех негодовал Гленн. «Мы ведь про себя поем – мы и есть машина для убийств! – жаловался он – Мы не убиваем людей: машина – это наша музыка Judas Priest – машина для убийств с мощью металла. Неужели они не въезжают?»

Ирония состояла в том, что, разумеется, в качестве альтернативного названия американский лейбл выбрал Hell Bent for Leather, и это был гениальный ход, принесший дивиденды как им, так и нам.

Killing Machine удостоился хвалебных отзывов в Великобритании и стал нашим третьим альбомом подряд, попавшим в топ-40. Мы всегда пристально следили за своей позицией в хит-парадах. Каждый артист так делает. Любая группа, которая отрицает это, – врет! В общем, мы были потрясены тем, что случилось дальше. Наши предыдущие синглы никогда даже близко в хит-парады не попадали. Мы этого и не ждали: мы ведь играли хеви-метал, и это был не наш мир. Но первый же сингл с этого альбома все изменил.

Мы охренели, когда «Take on the World» оказался в топ– 40 на 31-м месте, и не могли поверить, когда он продолжил подниматься до 14-го места. Четырнадцатого! Но больше всего мы были удивлены, к чему все это привело: нас пригласили на передачу «Вершина популярности» (Top of the Pops).

Ничего себе! Это уже что-то! Мы появлялись в телике и много раз на радио, но… Top of the Pops? Шоу, которое я ребенком исправно смотрел каждую неделю, восторгаясь Хендриксом, Боланом, Боуи и Queen? Теперь мы действительно о себе заявили!

Меня переполняли эмоции по дороге в Шепердс-Буш, где находился телецентр Би-би-си. Маме, папе, Сью и Найджелу также не терпелось увидеть это по телику. Можно сочинять альбомы, давать концерты, даже гастролировать по Америке, но именно когда попадаешь в Top of the Pops, семья и друзья знают, что ты чего-то стоишь!

Шоу было не таким, как я ожидал. Студия была убогой, а в зале не больше тридцати подростков. Помимо нас в тот день еще выступали Dr Feelgood, которые мне нравились, и Донни и Мари Осмонд, волновавшие меня гораздо меньше.

Мы все еще работали над своим новым «кожаным» имиджем, но я уже его полностью на себя примерил. Черная кожа с ног до головы, фуражка с козырьком, ремень из пулеметной ленты. Длинные нарукавники с заклепками, и в последний момент я добавил еще один интересный элемент гардероба: длинный пастуший кнут, который купил в сельской лавке в Уондсворте.

Из-за этой последней детали возникла небольшая проблемка. Возможно, меня мало интересовала Мари Осмонд, но, похоже, она ко мне проявляла больше интереса. Priest зависали в гримерке и репетировали, и вдруг вошел один из продюсеров шоу и объявил неприятную новость.

– Роб, боюсь, кнут придется оставить, – сказал он.

– Эм? С чего вдруг? – спросил я. – Это же часть моего образа!

– Мари Осмонд жалуется. Ей не очень нравится.

Что? Я всегда был спокойным и добродушным парнем, который терпеть не может скандалы, но в этот раз был крайне возмущен.

– Подожди-ка минутку! Мы – британская хеви-метал-группа, на британском телевидении, и какая-то американская певичка указывает нам, что делать?

– Ну, эм… – замялся продюсер, – дело в том, что…

– Пошел вон!

Гримерку Осмондов было найти несложно. Когда я влетел туда с хлыстом в руке, Мари сидела в огромных бигуди, и ей делали макияж. Я был очень сердит, и плевать мне было на ее бумажные розы[62]62
  Первый сингл Мари Осмонд «Paper Roses», вышедший в 1973 году.


[Закрыть].

– Мари, я Роб из Judas Priest! – представился я.

– О! Привет, Роб!

– Что значит, ты не хочешь, чтобы я выступал с хлыстом?

– Ой, эм… ну…

Даже договорить ей не дал.

– Хлыст – часть нашего шоу, нашего образа! – провозгласил я таким тоном, который уже не терпел никаких возражений. Мари неуклюже улыбнулась и кивнула. «Присты» – 1; Осмонды – 0.

Накатив пару стаканов в баре Би-би-си, я спел живьем, а группа сыграла под фанеру. Прикол был в том, что в конце песни я как раз забыл щелкнуть хлыстом, но само выступление мне понравилось. Мы ощущали себя послами металла.

Более твердолобые и убежденные фанаты Priest были не согласны. Они считали Top of the Pops слащавым попсовым шоу, и, согласившись на выступление, мы их фактически предали. Некоторые недовольно ворчали, что мы «продались».

Но времени спорить у меня не было. Я всегда считал, что мы должны любым путем продвигать группу и музыку – и металл в целом. Top of the Pops хотели дать нам возможность показать наш сингл 15 миллионам зрителей? Отлично – мы только за!

Пока это был наш самый мейнстримовый поступок, и мне было интересно, изменится ли от этого моя повседневная жизнь. Стану ли я публичной фигурой, знаменитостью, без конца раздающей автографы, и, может быть, теперь и по улицам родного города не смогу пройти, не собрав вокруг себя толпу?

Не стоило беспокоиться. Всем было плевать. Даже сегодня в Америке меня останавливают и просят сфоткаться, но в Уолсолле этого никогда не бывает. Меня узнают и думают: «А, чего его беспокоить?! Он ведь отдыхает – не будем навязываться!» Это замечательно, и я очень им благодарен.

В любом случае времени наслаждаться новообретенным звездным статусом у меня не было. Мы должны были отправиться в тур почти на весь 1979 год. Я посмотрел на календарь, впереди было почти 140 концертов.

Из-за того что в 1979-м не было бы времени сочинять новый альбом, CBS придумали запасной план. Мы начинали тур в Японии, и они договорились записать два шоу в Токио, чтобы потом свести их для концертного альбома – Unleashed in the East – и выпустить в конце года.

Я был не против концертного альбома, но время его записи вызывало опасение. В Японии голос был не в лучшей форме, отчасти из-за того, что я не высыпался. Всегда мучился от бессонницы и в той поездке испытал, наверное, самую отвратительную акклиматизацию.

Перед одним из концертов я не спал буквально всю ночь, ни разу не сомкнул глаз. Как опытный актер, я, конечно, продержался, но сомневался, что на записи получится что-то стоящее.

После этого настало время на два месяца вернуться в Америку и дать концерты в Штатах. Большую часть этих концертов мы разогревали UFO, которые, мягко говоря, творили полный пиздец. Мы каждый вечер с ними отжигали. Жестко. Priest были те еще тусовщики, но UFO – вообще без тормозов.

На сцене я вел себя театрально. Музыка Priest была настолько громкой и мощной, сильной и динамичной, что я хотел соответствовать – в том числе и физически. Носился по сцене, и размахивал руками, и начал придумывать коронные номера.

Каждый вечер размахивал хлыстом и делал вид, что лупцую кнутом первый ряд. CBS не стали терять времени и вместе с Arnakata начали продавать провокационные футболки и значки:

МЕНЯ ОТХЛЕСТАЛ РОБ ХЭЛФОРД!

Я решил вывести свой сценический арсенал на новый уровень и раздобыл пулемет, из которого стрелял в аудиторию холостыми, обычно в конце песни «Genocide» («Геноцид»). Мы не исполняли ее каждый вечер, но когда играли, отрывались по полной. Иногда затягивали песню минут на пятнадцать.

Еще в определенные моменты выступления мы с Кеном и Гленном выстраивались в линию и синхронно трясли башкой, слегка согнувшись и покачиваясь. Все это было обязательным элементом концерта Priest. Мы знали, что наша музыка сносит крышу, поэтому хотели показывать достойное шоу.

Мы превзошли себя, когда в мае прилетели домой, чтобы отыграть в Великобритании. Где-то в Мидлендс мы еще больше раздвинули границы своего живого выступления – было это во время нескольких первых концертов тура. Думаю, мы были в Дерби.

Приехали на площадку после обеда, чтобы отстроить звук, и наблюдали, как наши техники загружают оборудование в узком переулке со стороны театра. Я увидел несколько припаркованных вдоль переулка мотоциклов, и ВДРУГ мне пришла в голову замечательная мысль.

– Эй, парни! – сказал я. – А круто, если сегодня вечером во время песни «Hell Bent for Leather» я выеду на сцену на мотоцикле?

– Ты спятил, мать твою! – была общая реакция. – Давай так и сделаем!

Я тусовался на улице, и, когда байкер вышел проверить, на месте ли его железный конь, я рассказал о своих планах и спросил, можно ли мне одолжить байк. Чувак был огромным поклонником Priest, поэтому тут же согласился. Мы загнали байк на площадку и припарковали сбоку сцены.

Эффект был просто феноменальным. Когда в начале песни я сел на байк и завел рычащий двигатель, публика не могла понять, что происходит. Я выехал и увидел море ошеломленных лиц:

«А? Что это за шум? Похоже на… твою же мать, он выехал на сцену на мотоцикле!»

Публика лишилась рассудка. С того момента мотоцикл был одним из наших обязательных ритуалов, и фанаты очень полюбили этот элемент шоу и всегда с нетерпением ждали. У Arnakata возникла головная боль, поскольку им приходилось договариваться с каждой площадкой, чтобы нам разрешали выезжать на мотоцикле на сцену, но оно того стоило: это было настоящее зрелище.

После успеха песни «Take on the World» CBS решили вторым синглом выпустить «Evening Star» с альбома Killing Machine. И нас снова пригласили на Top of the Pops. В тот же день у нас был концерт в Birmingham Odeon, но мы решили, что нам не составит труда успеть везде.

Мы ошибались.

В тот день мы потеряли кучу времени на Top of the Pops, болтаясь туда-сюда, как говно в проруби. Часами слонялись без дела и ждали. Была отстройка звука, прогон одежды; репетиция выступления. Возникли технические неполадки – бог знает, что за неполадки. Но время тикало.

Мы начинали беспокоиться все больше и больше: «Чорт вазьми, вы время видили?»

Наступило шесть часов, и мы знали, что в лондонский час пик на шоссе М1 и М6 никак не успеем вовремя приехать на площадку в Бирмингем. Женщина из Arnakata сидела в студии не отходя от телефона. А можно ли заказать самолет? А вертолет? А полицейский эскорт? Бесполезно.

В итоге мы выступили на Top of the Pops, но к тому времени как приехали в Birmingham Odeon, уже час как должны были быть на сцене. Некоторые поклонники сдались и ушли домой, думая, что мы не приедем, и когда мы наконец вышли из автобуса, услышали вдали свист негодования. И это в родном-то городе! Нам было ужасно неловко из-за этого фиаско.

После выступлений в Великобритании выдался на редкость свободный от концертов месяц, поэтому появился шанс заняться сведением альбома Unleashed in the East. Я послушал запись концерта в Токио, и худшие опасения подтвердились.

CBS свели нас с парнем по имени Том Аллом, чтобы он выступил продюсером альбома. В течение нескольких следующих месяцев мы стали кровными братьями и много лет продолжали продуктивно и успешно сотрудничать – хотя по первым впечатлениям так не казалось.

Том Аллом был на несколько лет старше меня, с безупречным произношением. Он был самым модным и элегантным парнем, которых я встречал. Вполне мог бы быть каким-нибудь дальним родственником королевской семьи или военным – отсюда и прозвище Полковник.

Однако, как только мы перестали замечать в нем аристократические манеры, Том оказался классным парнем и настоящим рок-н-ролльщиком. Ему нравились Priest и хеви-метал, и он сразу же въехал в нашу группу. В отличие от некоторых продюсеров, он знал музыкальную грамоту и умел играть на пианино, что нас крайне впечатлило.

Том с первой же нашей встречи стал шестым участником Priest и проделал превосходную работу во время сведения Unleashed in the East. Группа была в порядке, а я едва попадал в ноты. Сказывалась накопленная усталость от перелетов. Я растягивал ноты и откровенно лажал.

Мы пересводили пластинку в комплексной студии Ринго Старра в Титтенхёрст-парк, великолепном георгианском особняке недалеко от Аскота. Ринго купил дом у Джона Леннона и Йоко Оно. Находиться там было невероятно круто – но времени глазеть по сторонам не было. Мы переживали кризис.

Том старался как мог, но даже он не смог сделать из дерьма конфетку, и мне было противно от одной мысли о том, что фанаты Priest услышат меня в такой отвратительной форме, едва попадающим в ноты. Пока я слушал пленку, постоянно вздрагивал от ужаса, а потом принял решение.

«Послушайте, ребята, – начал я, – я пойду в комнату с микрофоном и спою весь альбом от начала до конца. Давайте его запишем и посмотрим, что можно сделать». Так и поступил. Этот вокал был в разы лучше, и Том свел мои партии прямо с выступлением группы в Токио. Мы долгие годы об этом молчали, и когда все узнали – потому что один пустомеля проболтался в интервью! – поклонники стали называть альбом Unleashed in the Studio.

Мой перезаписанный вокал вызвал небольшую полемику – но совесть наша была чиста. Мы не пытались обмануть фанатов: просто не собирались выпускать посредственный продукт Priest. Если бы выпустили – обманули бы еще больше.

Снова начались гастроли, и мы впервые поехали в Ирландию выступить на фестивале в Дублине вместе с группой Status Quo. Мы с ними уже виделись, и они милые ребята, но мы чуть не оказались у них на разогреве, потому что обстановка слегка накалилась.

Ирландские промоутеры и полиция сказали нам, что я не смогу выехать на сцену на мотоцикле. Они, видимо, считали, что это спровоцирует беспорядки в толпе. А я считал, что это полная чушь. Фанаты ждали байк, и мы не хотели их подводить.

Никто в Priest никогда не строил из себя примадонну, даже я, но на этот раз мы не собирались сдаваться: если не будет мотоцикла, мы на сцену не выйдем. Безвыходное положение продолжалось до самого выхода на сцену… И вдруг организаторы сдались. Публика заревела, как и мой байк, когда я выехал на нем, – в итоге мы оказались правы.

Концерт в Дублине должен был стать последним для Леса Бинкса. Вдруг наш барабанщик ушел. Это было неожиданно, и я не до конца понимал, в чем дело, хотя годы спустя Лес рассказал Кену, что всему виной денежные разногласия с Arnakata.

Мне нравился Лес, и в итоге он даже перестал надевать свои ковбойские рубашки, но, честно говоря, когда он ушел, я не сильно расстроился. Я считал его слишком уж типичным барабанщиком, который мог бы заморочиться и улучшить технику, а не зацикливаться на основных аспектах музыки Priest.

На его место пришел Дэйв Холланд, игравший в Trapeze, группе, которая нам нравилась, но, когда мы навели о нем справки, он был рад к нам примкнуть. Как только он приехал, мне понравилась разница между ним и Лесом. Лес, безусловно, привносил в нашу музыку сложность, но Дэйв придал нам простоты, драйва и мощи – именно это и было нужно.

Уже осенью вместе с Дэйвом мы снова вернулись в Штаты отыграть еще несколько концертов, на этот раз в поддержку Unleashed in the East. Первые шоу прошли на аренах и стадионах в поддержку истинных королей американского рока – KISS.

Когда нам предложили, мы долго размышляли. KISS не играли металл, и в музыкальном плане мы были с ними на разной волне. Но Джину Симмонсу и Полу Стэнли нравились Priest, и они лично нас попросили, что было приятно. К тому же нельзя было отказываться от возможности заявить о себе перед сотнями тысяч новых фанатов.

Армии поклонников KISS, как известно, угодить сложно, но нас приняли хорошо. Мы играли всего полчаса, поэтому выходили и рубили, показывая настоящую металлическую атаку. Публика принимала нас, потому что мы были свирепыми, преданными своему делу, да и имидж им наш нравился.

Может быть, Джину с Полом нравилась наша музыка, но за кулисами мы их практически не видели. Однако я был в восторге от того, что Джин встречался с певицей Шер, по которой сохнут все геи. Я придумывал разные глупые отмазки, лишь бы зависнуть рядом с ней и поздороваться.

Пока мы играли с KISS, CBS выпустили альбом Unleashed in the East. Мы понятия не имели, как он будет продаваться – полагаю, не с чем было сравнивать, – поэтому были поражены, когда он попал в топ-10 Великобритании и даже прополз в американский хит-парад Billboard 200!

Что? Концертный альбом? Серьезно? Было ощущение, что все, до чего мы дотрагивались, превращалось в золото. Голова кругом шла.

Но впереди меня ждало невероятное событие. Когда концерты с KISS закончились, мы сольно проехались по театрам и аренам в Техасе, Канаде и на Западе, закончив выступлением на уже хорошо известной территории – в нью-йоркском «Палладиуме».

CBS организовали нам вечеринку по случаю окончания тура – в ночном клубе «Грязь», где мы играли в начале тура. После полуночи мы отыграли короткий концерт, и, пока я драл глотку, не мог не заметить парня, который делал фотки прямо у меня перед носом. Он был мелким и в возрасте, волосы покрашены пергидролем. В руках держал крошечную камеру «Олимпус» и сильно напоминал…

Подожди-ка, да он не напоминает, а это и ЕСТЬ он! Энди Уорхол!

Я знал об Уорхоле все и был огромным поклонником его поп-искусства и авангардных фильмов. Для меня он и был Нью-Йорком, в самом чистом и артистичном смысле этого слова. Буду честен, когда после нашего выступления меня ему представили, я почувствовал себя мальчишкой-фанатом.

– Привет, Энди! – начал я – Спасибо, что пришел! Классное место, правда? Мы уже здесь выступали!

– Серьезно? – медленно тянул слова Энди, продолжая меня фотографировать. ЩЕЛК!

– Да! Мы сегодня «Палладиум» собрали!

– Серье-е-езно? ЩЕЛК!

– Да, и мне очень нравятся твои работы! Очень!

– Да ты чтоооо? ЩЕЛК!

Я выпил пару бокалов, и его красноречивая манера общения начинала меня раздражать. Всегда слышал, что Уорхол был неуклюжим в общении и говорил очень мало, и вот как раз убедился. Но даже если так… Я разговаривал с самим, мать его, Энди Уорхолом!

Я попробовал начать беседу заново.

– Обожаю приезжать в Нью-Йорк!

– Серье-е-езно? ЩЕЛК!

Ну все. С меня довольно! Помимо хлыста в качестве сценического реквизита я еще и наручники стал использовать, и они как раз свисали с ремня, усеянного заклепками. И я почему-то их снял, один наручник надел себе, а другим приковал Уорхола.

Он посмотрел на меня и нервно засмеялся.

– Энди, у меня для тебя плохие новости, – сказал я ему.

– Серьезно?

– Ключи потерял!

– СЕРЬЕЗНО? – он отвечал все теми же словами, но его голос, безусловно, стал выше и волнительнее!

– Нет, дружище. Я прикалываюсь! Вот они! – сказал я, достав ключи из кармана. Видно было, что он почувствовал облегчение.

– О, серьезно? – улыбнулся он.

Уорхол разнообразил свой языковой репертуар и предложил пойти в клуб «Студия 54». Мы вышли на улицу, поймали желтое такси, сели на заднее сиденье и помчались по утреннему Манхэттену.

Я выглядывал из окна, и вдруг до меня дошло, где я и с кем еду. Неужели это правда? Это был не Канзас – или Блоксвич! Мы приехали в «Студию 54», Энди Уорхол потусил со мной две минуты… и пропал. Просто растворился в толпе. И больше я его не видел.

У меня остались фотки с той знаменитой встречи, и когда я на них смотрю, в глаза бросается одна деталь. Моя футболка. На ней был рисунок известного эротического гей-художника, Тома из Финляндии[63]63
  Тоуко Валио Лааксонен; больше известен под псевдонимом Том оф Финланд – финский художник-рисовальщик, оказавший влияние на гомосексуальную субкультуру своими многочисленными гомопорнографическими рисунками. Оказал влияние на Роберта Мэплторпа, Дэвида Хокни, Энди Уорхола и Кита Харинга.


[Закрыть], и там изображена настоящая гомосексуальная оргия: изобилие эрегированных членов, ягодиц, фелляции и анального проникновения.

И теперь мне просто интересно: о чем я, на хрен, думал? Я все еще скрывал и с ужасом боялся признаться, хотя футболка, наверное, была чуть ли не неоновой вывеской над головой с надписью: «Я – ГЕЙ!»

Если вы хотите одно фото в момент тревожности и паники, долгие годы сковывающей меня в Judas Priest, – посмотрите на мою фотку с Уорхолом. Я очень хотел признаться и перестать жить во лжи, но не видел возможности этого сделать.

Неудивительно, что я бухал как сволочь…

Наши гастроли должны были закончиться. У меня было меньше недели на Ларчвуд-роуд, чтобы потрещать с Ником, Майклом и Дениз о том, как я познакомился с Шер и приковал себя наручниками к Энди Уорхолу, после чего настало время отправляться в финальную часть нашего странствия: европейский тур на разогреве у AC/DC в поддержку их альбома Highway to Hell.

Это было для нас большим событием. Мы дико котировали австралийских рокеров, которые уже гремели на весь мир. И, как и в туре с KISS, мы знали, что это отличный шанс показать себя сотням тысяч металлюг, которые нас, вероятно, еще не знают. Нужно было, чтобы с нами считались.

Вместо того чтобы спускать деньги на отели, мы решили взять гастрольный автобус и проехаться по Бельгии, Голландии, Германии – в Германии отыграли МНОГО концертов – и Франции. Взяли себе достаточно большой автобус, чтобы уместить группу, технический персонал и оборудование.

Справедливо было бы сказать, что это совершенно лишние траты. Так гастролировать нормально два или три дня, но жить друг на друге несколько недель жутко выматывает. Мы были как загнанные животные, которых запихнули в один автобус, – начинала ехать крыша.

Мы терпеть не могли этот сраный автобус.

С фанатами AC/DC мы ладили нормально, но хедлайнеров практически не видели. Обычно мы заканчивали свое выступление, а ночью ехали в другой город. И спустя несколько дней Ангус Янг вышел и нашел нас.

– Мы вам не нравимся? – спросил он нас.

– А? Ты о чем?

– Вы с нами никогда не тусите!

– О, да мы бы с радостью, – начал я его убеждать. – Ничего личного! Нам сразу же после выступления нужно уезжать, потому что мы живем в идиотском, мать его, автобусе!

– О, да забудь! – сказал Ангус. – Поехали на нашем и пивка выпьем!

Когда до нас дошло, что их «автобус» оказался первоклассным комфортабельным домом на колесах, с кондиционерами и всеми удобствами, мы тут же согласились.

И частенько катались с ними. Парни из AC/DC были милыми ребятами, очень щедрыми, и с ними было здорово. Мы с Боном Скоттом быстро нашли общий язык, два метал-певца, не умолкая, болтали в их гастрольном автобусе (гораздо комфортнее нашего).

Ангус Янг практически не пил. Я спросил у него, почему он и капли в рот не берет. «Потому что после одного бокала я в говно», – сказал он мне. Я не знал, шутит он или нет, но однажды вечером увидел сам и понял, что не шутит. Не успел он выпить бокал шампанского, как тут же валился с ног. Менялся прямо на глазах.

Бон Скотт был полной ему противоположностью. Он пил всегда: этот парень был бездонным. Пил до тех пор, пока не падал на кровать и не отрубался, а на следующий день вставал и выходил прямо на сцену. Вот так и работал.

Бон никогда не выглядел неопрятным и помятым. Казалось, он несокрушимый. В конце тура Highway to Hell AC/DC и Priest обнялись и пообещали снова поехать в тур. Спустя четыре недели Бон умер от передоза. Мы были потрясены.

1979-й мы провожали изможденные, но довольные. Вот это год! У нас был хитовый альбом и синглы, мы прокатились по миру с одними из крупнейших рок-коллективов, завоевали сердца миллионов новых фанатов… и я приковал себя наручниками к Энди Уорхолу.

Я думал, лучше быть уже не может. Как же я был неправ. Потому что следующий альбом превратит нас в суперзвезд.