Текст книги "The Doors. Зажжем эту ночь. Мои воспоминания"

Я и Вилли

Вплоть до начала 90-х Вилли Диксон даже не догадывался, что The Doors записали кавер-версию на его песню «Back Door Man». В разные годы эту песню перепело так много артистов, что уследить за всеми трудно. Даже наш вариант, по сути, кавер на кавер. Я как-то принес альбом Джона Хаммонда-младшего «Big City Blues» на наши ранние репетиции, даже не догадываясь, что на нем несколько каверов на Вилли Диксона, так что наш вариант «Back Door Man» строился на версии Хаммонда. Рэй сыграл нам версию этой же песни в исполнении Хаулин Вулфа, но нам больше импонировал напор Хаммонда. Песня стала стандартным номером наших ранних концертов, и, исполняя ее ночь за ночью, мы постепенно трансформировали ее в абсолютно наш собственный номер.

Ровно так же, как Вилли не догадывался о существовании нашего кавера, я не догадывался о том, какое влияние он на самом деле на меня оказал. Когда The Doors делали кавер на «Little Red Rooster», ориентировались на версию The Rolling Stones, при этом я не знал, что изначально песню написал Вилли, причем для Хаулин Вулфа. Когда же я позаимствовал гитарную партию для «Break On Through» из «Mellow Down Easy» Пола Баттерфилда, я не догадывался, что это кавер на Литтл Уолтера, опять же написанный Вилли. Это странно – находиться под столь сильным влиянием композитора и не знать о нем. Но Вилли все время был рядом. После того как репортер LA Times упомянул наш кавер на песню Вилли, мне позвонила дочь Диксона. В ту пору она занималась делами отца и сообщила мне, что Вилли хотел бы увидеться со мной. И предложила мне взять на встречу гитару. К тому моменту я уже сложил детали пазла и осознал, какой мастодонт Вилли, поэтому пришел в неописуемый восторг.

Я отправился к нему домой в Северном Голливуде, где он меня и поприветствовал. К тому времени он уже сильно поправился; моя рука буквально исчезла в его ладони во время рукопожатия. Он поблагодарил меня за кавер, мы немного поболтали, а затем он сказал: «Почему бы нам не написать что-нибудь вместе?» Он установил дешевый кассетный магнитофон и попросил меня поиграть на гитаре. Я с радостью согласился. Я предположил, что он будет играть на бас-гитаре – это его основной инструмент, – но вместо этого он решил сыграть на барабанах. Под словом «барабаны» я подразумеваю кусок картона, который он положил на свой огромный живот и принялся молотить по нему во время пения. Он придумал несколько слов, я – несколько аккордов, и мы сочинили для самих себя маленькую глупую песенку.

Вилли умер несколько месяцев спустя. Я очень благодарен судьбе за то, что имел возможность провести целый день, смеясь и играя с автором песен, оказавших на меня огромное влияние. Я получал удовольствие от записи музыки в профессиональных студиях с легендарными исполнителями на протяжении всей жизни, но одна из моих любимейших совместных работ с кем-либо – это кассета с низкокачественной записью, спрятанная где-то в пыльном сарае, на которой записан джем Робби Кригера на гитаре и Вилли Диксона на картонных барабанах.

Улица любви

Лорел Каньон – место концентрации фолка. Он расположен среди холмов в двух милях к северу от Сансет-стрип. Вдоль его извилистых горных дорог, как известно, жили Джони Митчелл, Нил Янг, Кэрол Кинг, Кросби, Стиллз и Нэш, а также участники The Byrds, The Monkees, Love и многих других групп. Это место определило звучание Калифорнии середины 60-х. Арендная плата там была дешевой, воздух – тихим, а виды – потрясающими. Там, конечно, тоже проходили вечеринки, но Лорел Каньон – место мирных тусовок, а не буйства.

Заядлые тусовщики жили в Голливуде. Те из нас, кто играл в громких клубах каждую ночь, наслаждались в этом месте мирным отдыхом в течение дня. Летом 1966 года Джон Джуднич, звукооператор из Whisky (по совместительству – парень, обнаруживший тело Ленни Брюса после его передозировки), освобождал свой старый дом на Брайер Драйв в Лорел Каньоне, поэтому мы с Джоном Денсмором решили арендовать это место. Мы проводили время за медитациями и периодически играли с нашими соседями – группой The Mothers of Invention. Дом стоял на одной из многочисленных скал Каньона, и именно здесь Джим впервые напугал нас до смерти, демонстрируя свою любовь к свисанию с балконов.

Джим все еще проводил большую часть ночей в домах случайных девушек, но официально переехал в соседний дом, поэтому мы регулярно собирались вместе для сочинения песен. К сожалению, всем нам пришлось отказаться от проживания на Лорел Каньон после того, как мы провели шесть недель в Нью-Йорке, где каждый вечер выступали в Ondine’s.

По возвращении в Лос-Анджелес я оказался в квартире в нескольких кварталах к северу от Whisky, на Кларк-стрит. Я разделял жилплощадь с несколькими тысячами клопов, иногда – с замужней женщиной, с которой крутил роман. Во время моего первого настоящего кислотного трипа кайф длился в течение примерно шестнадцати часов. Я был с Бобом Крэнсоном, исполнявшим партию гармоники на наших с Вольфом псевдофолк-концертах.

Мы решили зайти к другу Боба – Уорди Уорду, чья семья обладала огромным роскошным особняком эпохи Ренессанс в Карпинтерии. Вокруг дома была роща авокадо площадью 17 акров. В ту пору мы частенько заваливались к Уорди, иногда крали таблетки для похудения у его мамы, клали их в блендер, заливая фруктовым соком, чтобы получить смузи со стимуляторами. В день того трипа мы гуляли от рощи авокадо до пляжа, где я наблюдал за трансформацией скал в лица и фигуры животных. Неподалеку был маленький гостевой дом на пляже, отдельно от основного здания. Мы вошли туда и увидели сияющую женщину, купающую младенца-херувима. Образ Мадонны с младенцем эпохи Возрождения. Это была старшая сестра Уорди Уорда – Хэппи. Она была великолепна и без кислоты, но под кислотой я и вовсе пришел в восторг. Хэппи была лет на пять старше меня, замужем и с двумя детьми, так что я не думал, что у нас с ней есть какие-либо шансы. Но после моего поступления в Калифорнийский университет они с мужем переехали в Беверли-Хиллз и поселились недалеко от университетского кампуса.

Их дом стал местом наших тусовок – Уорди всегда был рядом, Боб Крэнсон периодически заглядывал, будучи поблизости, со мной иногда приходили Джим и Джон. The Doors даже репетировали в доме Хэппи, еще до аренды жилплощади на Венис-Бич.

Чем больше я узнавал Хэппи, тем лучше понимал, что она совсем не счастлива. Ее муж был добр к нам, но постоянно ее унижал и ни во что не ставил. Хэппи часто видела, как мы принимаем кислоту, и хотела попробовать, поэтому как-то Уорди дал ей. Правда, не предупредив об этом. Он добавил кислоту в ее утренний кофе, и непривычное новое ощущение, наложившееся на кризис отношений с мужем, привело к идеальному бэдтрипу. Комната исказилась, лица членов ее семьи стали злыми и карикатурными, пространство вокруг нее наполнили драконоподобные существа в мерцании огней.

Уорди позвонил мне, поскольку я был главным экспертом по кислоте в нашей компании, и я согласился стать для Хэппи проводником и вывести ее из темноты. Я думал о том, что мои лучшие трипы всегда были на природе, в местах с открытым пространством. Ясное дело, внутри созданной человеческими руками конструкции вы не могли в достаточной степени подключиться к Вселенной. Я отвез ее к обрыву с видом на океан, где мы сели на скамейке и спокойно наблюдали за закатом солнца, волнами, и вскоре монстры исчезли. Это был эмоциональный день и романтический момент, но я чувствовал себя не лучшим образом, пытаясь начать отношения с замужней женщиной. По крайней мере, на данном этапе.

После трипа Хэппи стала лучше понимать, что стоит менять в жизни. Мы стали друзьями, а затем – даже больше, чем просто друзьями. Она несколько раз видела наши выступления в Whisky, отправлялась с нами в гастроли, присутствовала на нескольких сессиях записи Strange Days[23]23
   Strange Days – второй альбом The Doors, выпущенный в конце 1967 года.


[Закрыть], организовала наше новогоднее выступление в Монтесито, и мы проводили с ней много времени в моей квартире, кишащей клопами, на Кларк-стрит.

Мы целовались на пляже возле репетиционной точки The Doors на Венис-Бич. Это было пустое, безлюдное место, где никто никогда не гулял, поэтому мы были уверены, что там нас никто не засечет. Но однажды, по удивительному стечению обстоятельств, которое я лично объяснить не могу, мимо нас случайно прошла золовка Хэппи. После этого она больше никогда не разговаривала с ней. Муж Хэппи, скорее всего, был в курсе. По крайней мере, он наверняка о чем-то догадался, когда Хэппи стала приносить домой клопов. Но никто никогда не противостоял ей. Ее мужу было все равно, или же он делал вид. Типичные 60-е.

Мы с Джоном вернулись в Лорел Каньон, на этот раз разделив дом на Лукаут-Маунтин-авеню – улице, где проживали Нил Янг, Фрэнк Заппа, Джон и Мишель Филлипс из The Mamas and The Papas. Хэппи приходила рано утром, пока ее дети были в школе, а муж – на работе. Джон жил на первом этаже, я – в подвальном, так что каждый раз едва уснувший после наших ночных концертов Денсмор вынужден был просыпаться, чтобы впустить ее. Это немного подпортило наши отношения с Джоном, но нет ничего, что не мог бы поправить небольшой сеанс медитации.

Джим также вернулся в Каньон, переехав в дом на Ротделл-трейл с рыжеволосой девушкой по имени Пэм Курсон, с которой ранее уже встречался. Они жили за рынком Canyon Country Store – центром общения и продуктовых магазинов. На рынке продавались продукты, выращенные в садах жителей Каньона, и создавалась очаровательная иллюзия, будто мы все – деревенские жители, хотя буквально в нескольких шагах от нас кипела жизнь на Сансет-стрип.

Джим увековечил «дом и сад» Пэм и «магазин, где существа встречаются» в тексте нашей песни «Love Street». Было в Лорел Каньоне нечто вдохновляющее, о чем свидетельствует бесчисленное множество классических американских песен, написанных в этих местах.

Джим едва ли был стереотипным фолк-певцом, исполнявшим акустические баллады о любови, но и его Лорел Каньон смог вдохновить. Как-то поздно вечером мы с Джоном веселили девушек у нас дома на Лукаут-Маунтин. Пришел Джим. Я видел его в разных состояниях, но никогда – столь подавленным. Он упорно повторял: «Вообще, зачем все это нужно?» Сперва я думал, что он давит на жалость девчонок, чтобы привлечь их внимание, но вскоре выяснилось, что отчаяние совершенно искреннее.

Я не знаю, что его так тяготило. Он не был пьян, насколько я помню. Он не говорил о том, что хочет покончить собой, но мы были обеспокоены и принялись его подбадривать. Ничего не помогало.

Поскольку рассвет уже начинал проникать в окна дома, я предложил прогуляться по Эппиан-Уэй, чтобы полюбоваться восходом солнца. Сработало. Солнце осветлило не только небо, но и настроение Джима. Когда мы вернулись домой, он объяснил причину: «Когда ты странный… люди кажутся странными!» Это твое собственное сознание искажает реальность, даже если на деле реальность не такая уж испорченная. Это происходит не извне, а изнутри.

Джим тут же набросал черновой текст, я добавил гитарную партию, и за неделю мы записали «People Are Strange» для альбома Strange Days. Я считал эту песню красивой и причудливой, но уж точно не догадывался, что тот рассвет на Лорел Каньон вдохновил нас на создание одного из главных хитов The Doors.

В итоге мы с Хэппи расстались. Она развелась с мужем, пока мы встречались, но я постоянно гастролировал, давая концерты, – она же нуждалась в чем-то более стабильном. Плюс мы оба встречались с другими людьми. Ну и сказалось то, что я подцепил какую-то заразу от другой женщины. Или скажем, что я подцепил лобковых вшей. Что я могу сказать? Ребята, такие уж были 60-е.

Когда The Doors пришли к успеху, мы с Джоном поняли, что можем позволить себе жить без соседей по комнате: в итоге он переехал в небольшую хижину по соседству с Нилом Янгом в Лорел Каньоне, я же – в жилье на Топанга-Бич. Последнее, что я слышал о Хэппи, – она снова вышла замуж и переехала в Нью-Мексико.

В 2018 году, пятьдесят лет спустя с момента выхода «Love Street», власти Лос-Анджелеса установили памятную доску на доме на Ротделл-трейл, где жили Джим и Пэм. Часть улицы же официально переименовали в «Love Street». Церемония открытия прошла во время ежегодного фестиваля Love Street, объединяющего энтузиастов Лорел Каньона, чтобы провести день музыки, искусства, еды и воспоминаний на парковке местного рынка. Мы с Джоном произносили речи на этом вечере, там же были и Мишель Филлипс, и Микки Доленц, и каждый сыграл несколько песен хором с толпой, предаваясь воспоминаниям. Надеюсь, эта памятная доска будет висеть еще долго после нашего ухода, чтобы напоминать людям о том мимолетном культурном моменте, когда миром правили музыка и свободная любовь.

К счастью, идиллический Эдем Лорел Каньона тех лет увековечен на фото, обложках альбомов и в многочисленных документальных фильмах. Если вы потратите время, чтобы по-настоящему взглянуть на все эти туманные, покрытые солнцем образы молодых людей, которые тусуются, улыбаются и играют музыку, наслаждаясь бесконечным золотым часом, вы увидите, что означает действительно жить полной жизнью и быть свободным.

А еще помните: у всех них были лобковые вши.

1967

После нашего первого выступления в Fillmore Auditorium в Сан-Франциско молодой фанат взял несколько воздушных шаров, привязанных к одному из динамиков у сцены. Тут же вылетел промоутер Билл Грэм и повалил парня на землю со словами: «Ты пытаешься украсть мои чертовы воздушные шары?!»

Сан-Франциско – город мира и любви.

Наш дебютный альбом вышел в январе 1967 года. До этого мы выступали лишь в Южной Калифорнии, Нью-Йорке и в том одиноком месте в Аризоне с умственно отсталым Элвисом на разогреве. Ронни Харан из Whisky помогала нам организовать серию выступлений вне нашего города. После выхода нашего альбома они с Elektra отправили нас на север в надежде произвести впечатление на Сан-Франциско и лично – на Билла Грэма, который был главной музыкальной фигурой Северной Калифорнии в то время.

При том, что жители Сан-Франциско всегда воротили нос от всего родом из Лос-Анджелеса, нам все же удалось расположить к себе слушателей во время выступления на разогреве у The Young Rascals в первый уик-энд и Grateful Dead – в следующий. Поездки в Bay Area стали ежемесячным ритуалом для отдыхающих. Во время одного из наших шоу в Fillmore Джим случайно ударил Билла Грэма по голове микрофоном, крутя им, словно лассо. Джим полностью контролировал ситуацию, но Билл волновался, что Джим причинит кому-нибудь боль, поэтому бросился к микрофону, воплотив свое мрачное пророчество в жизнь. Джим выразил сожаления в нашу следующую поездку, подарив Биллу раскрашенный вручную шлем во имя предотвращения любых последующих травм.

В марте 1967 года мы отыграли два аншлаговых концерта в выходные на площадке Avalon Ballroom вместе с Country Joe and the Fish, затем же последовали концерты по будням в гораздо меньшем клубе под названием The Matrix. У них была приличная аппаратура для записи живых выступлений и под рукой оказалась пленка, когда мы были в городе, – поэтому годы спустя у нас появилась возможность выпустить редкую запись в качестве архивного концертного альбома. Конечно, будучи иногородней группой, выступавшей по вторникам, мы явно не привлекали много зрителей. Было ощущение, будто мы вернулись во времена London Fog. Если вы послушаете наш альбом Live at the Matrix 1967[24]24
   Live at the Matrix 1967 – двойной концертный альбом The Doors, записанный в The Matrix в Сан-Франциско 7 и 10 марта 1967 года одним из владельцев клуба Питером Абрамом. Вышел 18 ноября 2008 года.


[Закрыть], то сможете ощутить, на что все это было похоже. Мы с размахом заканчиваем «Light My Fire», после чего следуют одиночные хлопки: хлоп… хлоп… хлоп…

Удивительно, как два города одного штата могут быть настолько разными в культурном плане. В Лос-Анджелесе все носили сапоги, как у The Beatles, и мини-юбки. В Сан-Франциско же – длинные волосы и вещи в расцветке тай-дай. И несмотря на весь скепсис в наш адрес, слушатели из Сан-Франциско относились к музыке куда более серьезно и куда с большей охотой уделяли внимание новым группам.

Билеты на шоу в Fillmore и Avalon каждые выходные были распроданы, и не имело значения, кто выступал. И во время нашей первой поездки мы отправились в парк Golden Gate, чтобы побывать на первом фестивале Human Be-In, где собрались десятки тысяч хиппи, объединенных музыкой, поэзией и ЛСД.

Однажды мы приехали на выступление в Fillmore, где в нашей гримерке находилась странная женщина, пахнущая спиртным и распивавшая из горла ликер Southern Comfort. Я предположил, что она бездомная, которая случайно забрела к нам с улицы. Она радостно поприветствовала нас: «Привет! Я – Большой Брат (Big Brother)!», – что привело меня еще в большее недоумение. Через мгновение до меня наконец дошло, что она говорила о группе Big Brother and the Holding Company. Уж не знаю, почему она не представилась как Дженис Джоплин, но мы все равно были ею очарованы. Мы разговорились, и она пригласила нас посмотреть их выступление в ту же ночь в зале Avalon. Я даже не уверен до конца, что она знала, кто мы такие, – думаю, она просто была очень дружелюбной. Ранее я уже слышал название Big Brother and the Holding Company, но тогда они еще не выпустили дебютный альбом, поэтому мы понятия не имели, как они звучат. После нашего выступления той ночью мы воспользовались приглашением Дженис и решили посмотреть, как они звучат. Когда они заиграли «Summertime», моя челюсть упала на пол. Эта миниатюрная, неприметная женщина заполнила собой все помещение, заглушив силой голоса все инструменты. Если вы никогда не были лично на выступлении Дженис, невозможно передать тот ошеломительный эффект, когда вы идете на концерт, не представляя, как звучит артист, и получаете такое шоу. Даже на альбомах Big Brother невозможно в полной мере оценить, насколько она хороша, – гитарам в записи уделено слишком много внимания. Пол Ротшильд был максимально близок к тому, чтобы передать ее истинное звучание, выпустив альбом Pearl, но ничто не сравнится с той ночью в Avalon.

Мы сдружились с Дженис и тусовались с ней каждый раз, когда жизнь сводила нас в одном и том же городе. Джим даже как-то отправился ночью домой к Дженис, вскоре после знакомства. Все шло хорошо, пока они не услышали подъехавший к дому мотоцикл.

«Это Фрэнк! Убирайся отсюда! Он тебя убьет!»

Фрэнк был парнем Дженис, секретарем отделения «Ангелов Ада»[25]25
   «Ангелы Ада» (англ. Hells Angels) – один из крупнейших в мире мотоклубов.


[Закрыть] в Сан-Франциско, более известным по прозвищу Беспечный Фрэнк.

Джиму удалось уйти незамеченным, и, насколько я знаю, Фрэнк так и не узнал, что Джим провел ту ночь с Дженис. Уже в который раз Джиму удалось избежать смертельных последствий.

«Ангелы Ада» были тесно связаны с музыкальной сценой Северной Калифорнии. Они полуофициально обеспечивали безопасность на фестивале Fantasy Fair and Magic Mountain Music Festival в округе Марин, где в июне 1967 года мы выступали между сетами Canned Heat и Дайон Уорвик. «Ангелы» не пускали Джима на сцену, не поверив ему, что он – участник группы, так что нам пришлось с ними спорить, правда, аккуратно, чтобы он получил проход. В остальном от них больше не было никаких проблем, хотя, конечно, вы могли чувствовать определенное давление в их окружении. Когда спустя два года появилась новость о трагедии в Альтамонте[26]26
   В 1969 году члены «Ангелов Ада» убили одного из зрителей на концерте The Rolling Stones. – Прим. пер.


[Закрыть], я ничуть не удивился.

Фестиваль Fantasy Fair не был так хорошо задокументирован, как Монтерейский поп-фестиваль или Вудсток, но по факту это первый крупный музыкальный оупен-эйр такого плана. Десятки тысяч человек, тридцать групп, несколько сцен, арт-инсталляции, продавцы, еда, наркотики и большой надувной Будда. Сейчас об этом почти забыли, но мы никогда не видел ничего подобного раньше. И, конечно, я забыл взять гитару. Хэппи отправилась с нами в поездку, и мы с ней из-за чего-то повздорили, возможно, из-за ее мужа. Все мои мысли были об этом конфликте, поэтому я забыл гитару в номере мотеля. В итоге одна из групп одолжила мне красный Gibson ES-335, в точности как у Чака Берри, – инструмент, о котором я в свое время мечтал.

Тогда мы работали на свое имя и все еще были новичками во всей этой игре. Поп-фестиваль в Монтерее прошел неделю спустя, но нас «не заметили» организаторы. По крайней мере, так нам объяснили. Я так и не поверил в это. Конечно, мы пока не были на вершине чартов, но Big Brother and the Holding Company там выступили, хотя на тот момент еще не выпустили дебютный альбом. Jefferson Airplane тоже выступили, хотя уже тогда мы собирали столько же зрителей, сколько они. Организаторами были Джон Филлипс из The Mamas & the Papas и Лу Адлер. Один из них жил на моей улице, другой предлагал стать нашим продюсером после выступления в Whisky. Думаю, Лу намеренно избегал нас, потому что мы так и не подписали с ним контракт на запись песен. Но даже если бы нас пригласили на Монтерейский поп-фестиваль, мы бы не смогли присутствовать. В те выходные мы уже запланировали выступления на Лонг-Айленде. Изначально планировалось, что мы выступим на Манхэттене в The Scene Стива Пола, но шоу перенесли на Лонг-Айленд: Стив Пол внезапно решил закрыть клуб на пару дней… чтобы посетить Монтерейский поп-фестиваль.

Каждый год для участников нашей группы был странным, но 1967-й – особенно. Первое полугодие мы гастролировали в фургоне в качестве неизвестных исполнителей, ничего никому не доказавших. Во второй – были хедлайнерами на фестивалях, артистами номер один. До выхода «Light My Fire» мы играли в небольших школьных аудиториях и подростковых центрах, на катках и залах Американского легиона[27]27
   Американский легион – организация американских ветеранов боевых действий, созданная после окончания Первой мировой войны военнослужащими американских экспедиционных сил 1917–1918 годов.


[Закрыть]. Мы выступали вместе с The Coasters на одном школьном шоу – выбор исполнителей в тот вечер был интересным. И мы не вызывали уважения за пределами округа Лос-Анджелес. Выступая на разогреве у Grateful Dead на выставке Earl Warren Showgrounds в Санта-Барбаре, мы надеялись позаимствовать кое-что из их аппаратуры. В ту пору все друг у друга что-нибудь заимствовали. Мы не думали, что это будет проблемой, особенно с такой непринужденной и добродушной группой из Сан-Франциско, как Grateful Dead. Их клавишник, Пигпен, играл на таком же органе Vox Continental, как у Рэя. Но он не позволил Рэю даже прикоснуться к нему. Не знаю, что они имели против нас, – но не мог поверить, что группа, пропагандировавшая мир и любовь, выступавшая на фестивале Human Be-In[28]28
   Human Be-In – мероприятие, прошедшее 14 января 1967 года в Сан-Франциско на полях парка Золотых Ворот и ставшее прелюдией к Лету любви в Сан-Франциско.


[Закрыть], могла быть столь неприветливой. Возможно, мне следовало разыскать Боба Вейра и обратиться к нему как к выпускнику Менло, однако группа не желала иметь с нами ничего общего. Я где-то читал позже, что мы вместе с участниками Grateful Dead вместе употребляли кислоту. Поверьте: в тот день мы вообще были не в настроении. У Grateful Dead была роскошная аппаратура Altec Lansing 604E, первоклассные студийные мониторы с пятнадцатидюймовыми низкочастотными динамиками, которые выдавали звук, слышный за мили от выступавших. Нам не дали к ним даже притронуться. В итоге в тот день я играл для трех тысяч зрителей через пятиваттный тренировочный усилитель с болтавшимся перед ним микрофоном.

Из всех групп Сан-Франциско, с которыми мы играли, наиболее дружелюбными, пожалуй, были Jefferson Airplane. Мы часто делили с ними сцену, наша карьера развивалась параллельно, возникло даже небольшое соперничество, всячески подогреваемое Биллом Грэмом.

И пока Билл занимался делами Airplane, я по-прежнему оставался парнем, увлеченным финансовыми вопросами и концертами The Doors. И каждый раз, когда Билл рассчитывался с нами, он ехидно подкалывал меня: «Ну что, ребята, сколько пластинок вы продали за прошлую неделю?» А потом сравнивал названные мной цифры с цифрами по продажам винила своих подопечных. Но когда мы выступали на шоу Амбла Харва с «Light My Fire», его подшефных Airplane поставили нам на разогрев. С тех пор Билл перестал меня подкалывать.

Я общался с промоутерами напрямую, поскольку у нас еще не было своего менеджмента. И мы еще не могли себе позволить нанять команду, поэтому взяли моего брата Ронни на должность роуд-менеджера – он возил нас на своем бежевом микроавтобусе «Фольксваген». Мы вместе проживали в номерах мотеля. Иногда делили одну кровать. О шике и комфорте даже говорить не приходится, но опыт таких гастролей ужасно увлекательный. Не было никакого давления, никаких прихлебателей, пытающихся напоить Джима. Все было честно. Если бы мы знали тогда, как быстро все изменится, – наверное, дорожили бы этим периодом еще больше.

Во второй половине 1967 года дела пошли интенсивнее, но сложнее. «Light My Fire» покорила чарты тем летом, и мы стали востребованы по всем штатам. Но у нас все еще оставались обязательства отыграть небольшие шоу, запланированные еще до внезапного выстрела песни. За неделю до того, как мы ворвались в ТОП-10 хит-парада, у нас был концерт в пригородной школе, опять же – вместе с The Coasters. На следующую же ночь мы выступали на огромной арене во Фресно с Дженис Йен в качестве хедлайнера.

Понятное дело, когда концерт организовывали, песня Дженис «Society’s Child» была куда больше на слуху, чем «Light My Fire». Но какой бы талантливой Дженис ни была, представьте, каково ей было выступать после Джима? Дикие крики Моррисона против нежного голоса и акустической гитары. В то же время, через месяц на разогреве у Simon & Garfunkel, дикие крики Джима были встречены недоумевающими взглядами людей, заплативших свои деньги, чтобы послушать нежные голоса и акустическую гитару.

Мы выступали в качестве хедлайнеров в новых для себя городах на северо-западе Тихого океана и северо-востоке Атлантического океана. Билеты на некоторые шоу полностью распродавались, на некоторых же – почти не было зрителей, где-то мы по-прежнему выступали в школах.

Вместо микроавтобуса «Фольксваген» мы передвигались на самолетах и лимузинах, иногда нас встречали толпы кричащих фанатов. Поначалу это было классно, но довольно быстро стало рутиной. Нас доставляли прямо из Лос-Анджелеса в Нью-Джерси, в Техас, в Юту, в Нью-Йорк, в Иллинойс, практически не оставляя нам времени отдохнуть от перелетов. Ронни не был нашим официальным роуд-менеджером – он, скорее, помогал нам ради удовольствия и возможности быть с нами на выступлениях. Иногда он брал в помощники своих друзей, в первую очередь Рича Линнелла, который позже занимался организацией нескольких шоу The Doors, и Билла Сиддонса, который вскоре стал нашим тур-менеджером. Один раз в Avalon нам пришлось очень быстро настраивать аппаратуру из-за опоздания. Ронни медленно поднялся по длинной лестнице на сцену, неся в руках всего одно устройство из всей нашей аппаратуры, но мгновение спустя я увидел, как Билл Сиддонс на большой скорости буквально мчался по этой же лестнице с двумя усилителями в обеих руках. Нам нужна была эта профессиональная суета и расторопность, поэтому мы наняли Билла в качестве единственного официального сотрудника.

Билл присоединился в нужный момент, когда все стало меняться. С точки зрения не только нашей карьеры, но и поведения Джима. Кислота была излюбленным наркотиком Джима, но, так как от нее портились мозги, вскоре он перешел на алкоголь, чтобы сбалансировать себя. Я пробовал разные наркотики – у каждого из них свои побочные эффекты, но худший – алкоголь. Разные препараты способны выпустить на волю самых разных демонов. Алкоголь – самых злых. И, как с любым наркотиком, чем больше вы принимаете, тем сильнее вам хочется еще, чтобы преодолеть нарастающую резистентность.

Через месяц после начала работы Билла с нами Джим автостопом из Нью-Йорка, попутно удовлетворяя свои сексуальные потребности, добрался до нас на Лонг-Айленде, тогда как весь остальной музыкальный мир наблюдал за поп-фестивалем в Монтерее.

Мы с Биллом беспомощно наблюдали, как Джим опустошал один стакан виски за другим, до того как мы вышли на сцену. Он не был агрессивным или буйным – просто решил напиться и уверенно шел к своей цели. Я не смог отследить, сколько всего он выпил в тот вечер, но, думаю, нормальный человек после такого количества спиртного непременно бы блеванул. Тем не менее наш концерт прошел на удивление хорошо. До тех пор, пока во время соло Джим не засунул руку мне прямо в штаны, схватив за яйца. Жестоко.

В младших классах мы дали этому термин «схватить гуся» и периодически делали подобное друг с другом, но я не мог поверить, что Джим, будучи взрослым человеком, сделал это со мной прямо на сцене. Я чуть не сломал ему руку гитарным грифом, и он отскочил, словно раненый щенок. Это довольно быстро его отрезвило. Я уже немного отошел от прошлогоднего эпизода в Нью-Йорке, когда он напал на меня голым, но все еще был зол. В гримерке он стал робко извиняться: «Чувак, мне очень жаль, я больше никогда так не буду делать…»

«Ты чертовски прав, потому что ни за что так больше не сделаешь!»

Он понимал, что облажался, а я – что он был пьян и не ведал, что творил. Джим искренне раскаивался, и тогда его раскаяния все еще действовали на нас. Я простил его.

В то время как Билл Сиддонс выполнял функции нашего роуд-менеджера, наш адвокат Макс Финк порекомендовал нам нанять для решения серьезных организационных задач двух уважаемых персонажей из Голливуда: Сэла Бонафеде и Эшера Данна. Сэл ранее был менеджером Диона, и, практически не сомневаюсь, именно он посоветовал ему уйти из The Belmonts и начать сольную карьеру (тот же трюк он пытался позже проделать с Джимом). Эшер Данн ранее был агентом по недвижимости (Беверли-Хиллз тогда был обклеен рекламой Asher Dann Realty), к тому же по иронии судьбы пересекался с моим отцом на гольф-полях загородного клуба «Ривьера». У него не было опыта работы с музыкальными коллективами, но он умел пить, а это важный навык в работе с Джимом. По мнению Сэла и Эшера, Джима нужно было напоить накануне концерта – наутро он просыпался бы смиренный, в состоянии похмелья, и вечером, перед концертом, не стал напиваться. Это, естественно, не сработало. Эшер как-то напоил Джима за день до выступления в The Scene в Нью-Йорке. На следующий вечер Джим был не просто пьян – он принялся размахивать микрофоном, словно лассо, и зарядил со всей силы в голову Биллу Грэму. Эшер, в свою очередь, выскочил на сцену, пытаясь остановить его, и выступление внезапно обернулось поединком по реслингу. Мы завершили сотрудничество с Сэлом и Эшером в начале следующего года.

Алкоголизм Джима приводил либо к потасовкам, либо к пьяным играм в прятки.

В конце 1967 года мы отыграли несколько концертов в Колорадо – это один из редких случаев, когда Хэппи наконец смогла вырваться от своей семьи и поехать с нами в тур. Джим, пьяный в хлам, шатался за кулисами, пытаясь нас найти. Мы с Хэппи со смехом скрывались от него, сворачивая за углы, бегая вокруг здания и прячась в авто. Рэй нашел нас и отругал за неуважительное отношение к нашему певцу. Нам стало стыдно после его нотации. Рэй вновь проявил свои отцовские инстинкты. Но с Джимом невозможно нормально взаимодействовать, когда он пьян. Так почему же мы не могли прикалываться над ним? Все мы подстраивались под атмосферу пьянства Джима – в такие моменты его выходки были ни разу не веселыми, так что мы как могли пытались это разбавить. Позже той ночью мы с Хэппи остановились в гостиничном номере по соседству с номером Джима – нас отделяла от него лишь стена. На улице собрались поклонники, и Джим, к их восторгу, периодически подходил к окну. Всю ночь мы слушали, как он швырял предметы по комнате, нам предстала целая палитра звуков. Раскаты грома, не иначе.