Текст книги "Артур-полководец"

Глава 6

Корс Кант Эвин сидел на деревянной лестнице и ждал, когда же утихнет боль в паху. «Будь она проклята, зачем она издевается надо мной, когда Артус, и Бедивир, и все остальные все видят?!» Из-за Гвинифры он вынужден был удрать из пиршественного зала, не съев даже ни кусочка мяса, ни дичи, ни липкого гвидденского печенья (которое вполне годилось для сыновей Брэна[21]21
  Валлийское божество.


[Закрыть]).

Чья-то тяжелая поступь оборвала мучительные раздумья юного барда. Корс Кант вскочил, прижался спиной к стене, гадая, кто еще, кроме него, мог покинуть пир до того, как подали на стол главное угощение. Он узнал поступь. Ланселот из Лангедока. Он спешил, как вор, боявшийся, что его застигнут на месте преступления.

Ланселот прошел по площадке, остановился, заметив барда, и мгновенно притворился пьяным. Если бы Корс Кант не видел, как шел рыцарь, перепрыгивая через три ступеньки, он бы поверил, что Ланселот действительно пьян вдребезги.

– Quo vadis,[22]22
  Куда идешь? (лат.)


[Закрыть] Ланселот? – поинтересовался бард.

– Не ш-шмей ш-шмеяться надо мной, мальч-чишка, – пьяно прошепелявил Ланселот. – Ш-штупеньки эти… ч-что-то они мне тяж-жело дают-ся нынч-че.

Он опустил голову и присел на ступеньку, ругаясь на чем свет стоит на своем родном сикамбрийском.

А между прочим, как-то раз Корс Кант слышал, как Ланселот болтал на превосходном британском с едва заметным сикамбрийским выговором с какой-то куртизанкой.

Корс Кант уселся на ступеньку рядом с рыцарем и восхитился его необычайно торжественной одеждой. На Ланселоте была кольчуга, но, приглядевшись повнимательнее, Корс Кант понял, что она не из колец, а из находящихся друг на дружке чешуек.

«Совсем как сикамбрийская рыба…»

– Говорят, что он наполовину рыба… – задумчиво протянул Корс Кант. Он почувствовал, как напрягся Ланселот, хотя заметить это едва уловимое движение в полумраке могли бы только глаза Мирддина.

Корс Кант продолжал описывать королевскую особу, чей посол сидел в триклинии и разговаривал с Артусом. Король Меровий Сикамбрийский, Меровиус Рекс, король всех народов Лангедока, бывший римский губернатор этих земель в ту пору, когда они назывались Трансальпийской Галлией… до того, как римляне ушли из Сикамбрии и оставили ее в тоске и страданиях томиться под серыми августовскими небесами.

– Говорят, что он неуязвим в бою, что он полубог. Говорят, что у него такие длинные волосы, что они тянутся на полмили за его конем. Он прибыл наконец, Ланселот? Ты собираешься выехать ему навстречу?

В точности никто не знал, что произошло между Ланселотом и Меровием, но Ланселот из Лангедока жил в изгнании, которое, очевидно, избрал для себя сам, в Придейне-Британии, на другом берегу пролива, напротив своей прежней родины.

Рыцарь долго молчал. А потом любимец Камланна вдруг вздрогнул, словно змея, совершающая бросок, и его железные пальцы ухватили Корса Канта за загривок, от чего барду показалось, что у него сейчас мозги из ушей полезут. От боли скрутило спину. Ну и хватка же у этого Ланселота! Так, наверное, мог бы держать беднягу барда сам громовержец Таранис![23]23
  Таранис – бог грома у древних кельтов.


[Закрыть] Юноша даже вскрикнуть не мог.

– Он прибыл. Он уже сейчас скачет по нашему лесу – так мне сказал Бедивир. Я хочу, чтобы ты мне сделал одолжение, малявка. – Принц немного ослабил хватку, и барду чуть дурно не стало от перегара, которым пахнуло от приблизившегося к нему вплотную Ланселота.

– Смотри, не предавай своего господина, малявка. Я хочу спасти Артуса от беды, которой ему грозит этот изменник-христианин, Меровий, король свиней, чей папаша зачал его в гнилом стогу с хворой римской шлюхой.

Ланселот отпустил юношу – тот, потирая шею, скатился на ступень ниже.

– Чего ты хочешь, принц Ланселот?

Лучше было сыграть в покорность и смирение.

– Меровий – римский прислужник, как и его папаша, ублюдок! Свинья! Это-то я хорошо знаю.

– Но м-ногие служили Риму. «Артус был римским полководцем, сикамбрийский ты осел! А разве ты до сих пор не заметил, что придворный язык у нас – латынь?» Но вслух юноша ничего этого, конечно, не сказал.

Ланселот хмыкнул.

– Плевать я хотел на всякие там титулы и все такое. Этот длинноволосый король дальше пошел, слышишь, ты? Он поклоняется римскому Христу и поплевывает на древние обычаи.

Юноша скорчился на ступеньке, дрожа и пытаясь прийти в себя. А ведь он тоже включил нового римского бога в свой пантеон. И если Ланселот заподозрит его в связи с останками некогда могущественной империи…

– Ты чего хочешь от меня, великий принц?

– Мне нужны твои глаза, мальчишка. И уши. Будешь смотреть, слушать и помалкивать, а рассказывать будешь только мне одному. Все понял?

Корс Кант призадумался. Позволить Ланселоту вот так его использовать, а потом чего ему еще захочется?

– Я сделаю все, как ты просишь, Ланселот. «Скорее свиньи предскажут будущее, чем ты добьешься от меня всей правды, безродная собака!»

– А если попытаешься замазать мне глаза, вспомни о моей «Темной Деве», и о том, что она пьет.

Он любовно погладил рукоятку топорика, который ему вовсе и не обязательно было носить под крышей Артуса, Dux Bellorum.

Корс Кант прижался спиной к стене. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

– Как я могу забыть об этом?

А внизу зашумели, загомонили. Пирующие, видимо, заметили приближение Меровия и его свиты. Какамври заорал на солдат, чтобы те открыли ворота. Полсотни копыт прогрохотало по камням моста, а за ними столько же, если не больше, сапог. Меровиус Рекс, Длинноволосый Король, вошел в Каэр Камланн, а Корс Кант Эвин, скорчившийся на ступеньке рядом с Ланселотовыми сапожищами, подбитыми железом, пропустил такое зрелище!

Ланселот в последний раз одарил Корса Канта зловещей ухмылкой, встал и пошел вверх по лестнице – рыба в стальной чешуе, всплывавшая в струях водопада голубых стен.

Юноша сидел на ступеньке, зажав голову между коленями. Он был волен идти, куда пожелает, но страх, который нагнал на него Ланселот, не давал сдвинуться с места.

Но все-таки, какой же он, этот полубог Меровий? Корс Кант собрал в пучок свои длинные каштановые волосы, устроил себе из них подушку и улегся на спину на холодные ступени. Диковатая мелодия, пришедшая ему в голову во время пира, до сих пор звенела в ушах, словно близкий пчелиный рой, и тревожила мысли. Гвинифра, Ланселот, Артус, Бедивир – все соединились, сплавились в одно четырехголового великана, тянувшего лапищи к арфе и пытавшегося вырвать ее у судорожно сжимавшего свой инструмент барда.

Запахи жареного кабана и винные пары застилали лестницу, окрашивали стены, терзали язык. Эти восхитительные ароматы в конце концов подняли Корса Канта на ноги и потащили вниз по лестнице. Перед последним поворотом он все же остановился и посмотрел на представшее перед его глазами зрелище как бы со стороны.

В зале зажгли еще множество свечей, и они были подобны звездам на летнем небе. Пол вздымался и опадал живым ковром, сотканным из солдат, сенаторов, рыцарей и их дам. Люди из свиты Меровия были одеты в белые туники с красными крестами, и красные пятна крестов смотрелись слишком по-римски. Их светлые одежды выглядели полной противоположностью тускло-синим и тускло-зеленым, полубританским-полуримским одеяниям камланнских вельмож. Людей с Меровием прибыло всего-то четыре десятка, а казалось – целая когорта.

«Иисус и Пресвятая Дева Мария! – подумал бард. – Они, что же, скинули дорожную одежду и переоделись для пира прямо за воротами?»

Рабы опустились на колени, почтительно склонив головы перед человеком, который был римским губернатором и королем в одном лице. У Артуса двух титулов пока что не было.

Камланнские и сикамбрийские солдаты проходили строем друг против друга, и каждый протягивал руку, дабы коснуться командующего иноземного отряда – командующие стояли в противоположных концах зала. Меровий и Артус также стояли в разных концах зала, протягивая руки подходящим к ним воинам и касаясь макушек склоняемых перед ними голов (ну совсем, как римские священники, дарившие благословение). Золото и драгоцен– ные камни окружали их, словно стекляшки в греческом калейдоскопе.

Вооруженные воины дружно вскричали, и Корс Кант зажал уши ладонями. Звуки смешались в его голове, от красок пестрело в глазах.

Как же они не похожи! У Меровия – длинные обвислые усы и черные волосы длиной с лошадиную гриву, кожа – темная, как дубовая кора, губы – алые, как вино… У Артуса щеки гладко выбриты, кожа белая, словно выбеленный пергамент, глаза – карие, как чай третьей заварки. Оба в белом – Меровий в штанах, расшитых золотой нитью, сапоги со шнуровкой из черной телячьей кожи. Артус в простой тоге римского губернатора и сандалиях.

Корс Кант издали наблюдал за церемонией, входить в зал он не решался. «Готовы ли они убить друг дружку не моргнув и глазом?» Он прислонился щекой к прохладной оштукатуренной стене и поймал на себе чей-то взгляд.

Странная сила заставила барда посмотреть вправо. На него, нахмурив брови, глядела королева Моргауза. Она одна не поднялась, чтобы приветствовать Меровия, а осталась лежать на боку, сжав в пальцах кубок.

Наконец она встала, царственная, как королева-мать, Арианрод, совсем недавно умершая. Дыхание у Корса Канта перехватило… о, как она похожа на королеву-мать!

Моргаузу окружала свита женщин-воинов. Они смотрели на шумящих мужчин, словно волки на шакалов. Вообще-то считалось, что они охраняют заложницу, но на самом деле она набрала их самолично, и если они что и охраняли, так только ее личную безопасность.

Все вместе они спустились с возвышения и направились к лестнице. Солдаты уступали им дорогу, пятились, как туман от огня.

Моргауза, загадочно улыбаясь, поднималась по ступеням туда, где стоял Корс Кант. Ее красота завораживала. Сам не зная почему, он протянул ей навстречу руки.

Королева одернула плащ.

– Сладкая жертва от богини пекарей, – провозгласила она. Ткань скользнула по рукам барда – нежная и гладкая, словно паутина. А потом она ушла, оставив после себя аромат падуба и омелы.

Бард ощутил что-то в своих ладонях, опустил глаза… К рукам прилип большой кусок гвидденского печенья, сладкого, как смех его возлюбленной. На корочке запеклись две большие узорчатые буквы «КК». До юноши донесся едва слышный смешок Моргаузы, ушедшей вверх по лестнице.

– Б-благодарю тебя, прекрасная королева, – промямлил ей вслед Корс Кант, уселся на ступеньку и съел свой десерт, наблюдая за тем, как внизу, в зале, стих за стихом складывается история.

Глава 7

Питер Смит проснулся окончательно, в полной темноте соскочил с кровати, натянул брюки и майку, осторожно открыл дверь. Довольный тем, что в коридоре его никто не ждал, он сунул пистолет девятого калибра в кобуру под мышку и, прислушиваясь к своему шестому чувству, пошел вниз, в темный холл.

«Двадцать второе подразделение СВВ… Она, чертовка, назвала мой отряд, а я с таким увлечением болтал с Уиллксом и Бланделлом, что пропустил это мимо ушей!» Смит проклинал себя на чем свет стоит. Стратегические воздушные войска, СВВ, считались секретной службой, занимавшейся расследованием всего, что было связано с ИРА.

Селли Корвин не могла знать, что он из СВВ, и тем более – из двадцать второго подразделения, если только не пользовалась источником внутренней информации, что на практике почти всегда означало «источниками ИРА».

Холод больших мраморных ступеней обжигал ноги. После каждых пяти шагов Смит останавливался и слушал. «Пресвятая Дева, Матерь Божья, где они держат эту проклятую машину?» Селли Корвин сыграла на нем, как на ирландской арфе, заставила его валяться в постели и ждать страстной ночи, что дало ей массу времени для того, чтобы устроить саботаж. Да мало ли что она там собиралась натворить!

«Будь проклят Купер и его паршивая „разведка“!» В досье Корвин ничего такого не было, чтобы забить тревогу, кроме того, что она однажды спонсировала Шин фейн, то бишь политическую ветвь ИРА. Тогда она была совсем девчонкой и училась в университете. У нее имелись ирландские предки. Она посещала англиканскую церковь. «Просто фантастическое прикрытие! – думал Смит. – Она все знала про меня, она знала, из какого я подразделения!»

Питер остановился в холле с шахматным полом – в помещении жутком, способном на любого нормального человека навеять клаустрофобию. Он закрыл глаза и попытался вспомнить карту, которой его снабдил Купер. Судя по оперативной информации, лаборатория размещалась в полуподвале. Массивная входная дверь располагалась слева, кухня – перед Питером. Сразу за ней – кладовка и лестница. Затянутые железными решетками стекла напоминали окна тюрьмы – единственная уступка безопасности.

Смит торопливо зашагал по грязному, невыметенному полу и вскоре наступил на что-то острое. Это было соединение кабелей.

Смит скорчился и прикусил костяшки пальцев, чтобы не взвыть от боли. С трудом переводя дух, пошел дальше. Кухонную дверь он открыл без шума, словно эльф, заворочавшийся на шелковых подушках.

Кухня как кухня, захламленная, кран течет. Капли падали в раковину, и их эхо звучало, словно пистолетные выстрелы в бункере. Тусклый лунный свет струился в единственное узкое окошко, и от этого в кухне было жутко, как в страшном сне.

Сгнили и противно воняли какие-то объедки. Питер, морща нос, побрел по потрескавшемуся линолеуму. Руки его слегка дрожали от волнения.

На секунду ему показалось, что он снова в Лондондерри, что не было этих двух недель… «Обман зрения», – решительно убедил себя он и выбросил из памяти ужасное зрелище, пока оно еще не успело расцвести пышным цветом. «Сержант Мак… МакАду? Да, не повезло бедняге…»

Питер повернул ручку двери, ведущей в полуподвал. Дверь скрипнула – он настороженно и пугливо прислушался… тишина.

Наконец он проскользнул в дверь и пошел вниз по старинной деревянной лестнице, издававшей при каждом его шаге тяжкие стоны. Обнаружив выключатель, он побоялся включить свет. Оборудование светилось, излучая голубоватое сияние.

Выглядела машина как будто целехонькой – правда, как мог Питер судить об этом наверняка? Ну по крайней мере не торчали оборванные проводки, не валялись рядом куски металла. Машина негромко жужжала. Голубоватый свет исходил от большой панели.

Не исключалась и другая возможность. «Что она задумала – испортить машину, или?..»

Машина времени напоминала «колыбель для кошки» из пластиковых трубочек, в одном конце которой стоял компьютер «Миникрей». Главное устройство окружали восемь «Макинтошей» – все, кроме двух, старенькие, потрепанные. В желобах, выдолбленных в полу, лежали кабели, закрепленные изолентой.

На экране одного из тех «Макинтошей», что были постарее, красовался циферблат – в верхнем левом углу. Часы показывали двенадцать минут после полуночи. Питер взглянул на свои наручные часы – на них было 02.35. «Время после какого-то события, происшедшего двенадцать минут назад», – рассудил Питер.

Он осторожно шагнул вперед и наступил на кучку одежды. Питер наклонился.

Он обнаружил платье – то самое, в котором Селли явилась в «Броню Фолкленда». Чуть поодаль валялись бюстгальтер и трусики, чулки и пояс с резинками, пара туфель на низком каблуке – все было разбросано в беспорядке рядом с «колыбелью для кошки». Питер подобрал с пола трусики, обнаружил в них гигиеническую прокладку и со вздохом бросил на пол.

Взгляд Питера скользнул по валяющейся на полу одежде. Следы вели в самую середину хитросплетения пластиковых трубочек. Там воздух слегка поблескивал. Крошечные пылинки отражали свет, хотя в полуподвале окон не было.

Вдруг внимание Питера привлек силуэт. Он наклонился ближе. Это был труп, обнаженное тело Селли Корвин. Питер чуть не задохнулся, не зная, что ему делать: смотреть или отвернуться.

Она была… мертва? Или в коме? Грудь ее вздымалась и опадала, но взгляд открытых глаз ничего не выражал.

Питер молниеносно нырнул под сплетение трубок, разорвал голубоватое свечение. Подхватил Селли на руки – руки напряглись от тяжести неподвижного тела, хотя вряд ли Селли могла весить больше пятидесяти килограммов.

Вытаскивая Сели из паутины пластиковых труб, Питер отвлекся на созерцание ее тела. Маленькие груди, шов после удаления аппендицита… Он покачнулся, опустил глаза чуть ниже – волосы у нее таки были рыжие. Питер выпутался из паутины трубок, чувствуя, что теряет сознание.

«Уплываю… далеко-далеко… раньше, чем… намного раньше, чем… чем что? Где я? А где…»

Он с трудом опустил Селли на цементный пол, едва не повалившись на нее. Отряхнулся, сдержал тошноту. Руки горели, словно он обгорел на солнце, щеки пылали.

Питер два раза подряд глубоко вздохнул и собрался с силами. Затем он принялся бить Селли по лицу, сначала осторожно, потом все сильнее и сильнее. Она не приходила в себя. Он оттянул ее веки, повернул ее голову лицом к машине и провел рукой вверх-вниз. Зрачки реагировали, но медленно и неровно. «Или тут слишком мало света? Черт побери, я же не врач!» Авторучку-фонарик он забыл в комнате, а оставлять Селли одну Смит боялся.

Он, как мог, проверил остальные жизненные показатели Селли. Ни ран, ни ушибов. Смит ощупал все тело женщины, уговаривая себя, что он это делает в силу необходимости, а не потому, что очень хочется. Переломов он не обнаружил. Кожа у Селли оказалась загорелая, и никаких повреждений Смит не заметил.

«Нет, не так, – поправил он себя. – Тело у нее целехонько, но сама Селли Корвин мертва».

Тяжело дыша, Питер поднялся, подошел к главному пульту, осмотрел его и увидел цифры: 48 851.164.817 00.

«Большое число. И что?!»

Селли необходим врач, первой помощью тут не обойдешься. Вряд ли она могла ни с того ни с сего ожить и удрать. Смит развернулся и, прыгая через три ступеньки, взбежал вверх по лестнице в кухню, откуда понесся к комнате Бланделла.

Ученого он разбудил, отчаянно тряся за плечи. Физик сел, сжал голову руками и снова повалился на подушку.

– Большая голова… – выдохнул он, – большая-пребольшая…

Питер отволок Марка в ванну, умыл ледяной водой из-под крана.

Немного придя в себя, Бланделл сумел наконец сообразить, что он голый, засмущался, натянул трусы, облачился в смокинг и деловито откинул со лба редеющие волосы.

– П-привеств-вую вас, ш-што бы ни слу-училось, – с трудом выговорил Бланделл.

– Простите, что поднял вас в такой час, но нам нужен врач. Срочно!

– Готов на что у-угодно ради брата по… ну вы знаете, п-почему… – ворчливо проговорил Бланделл. Явно будить его в половине третьего ночи не дозволялось даже «собрату масону».

– Марк, дело в Селли.

– Селли? Ну и кого она соблазнила на сей раз?

– Бланделл, сядьте.

– Я и так уже сижу. Мне бы лучше поспать.

– Черт подери, все серьезно! Она там, в полуподвале! По крайней мере – ее тело. Нам нужен доктор!

Последовала долгая пауза.

– О Господи… – вырвалось наконец у Марка Бланделла. Лицо у него стало землисто-серым, но он тут же взял себя в руки и с холодным равнодушием посмотрел на Питера.

– Она… мертва? – тихо спросил Бланделл.

Питер, удивленный столь быстрой переменой в ученом, покачал головой.

– Дышит, сердце бьется. Зрачки реагируют на свет, но неровно, лениво. Что-то вроде комы. Марк, да поднимайтесь же вы. Где тут у вас телефон? У вас в комнате есть?

На миг маска слетела с лица Бланделла. Глаза его расширились.

– Питер, – осторожно сказал он. – Могло случиться и кое-что похуже. Она сидела внутри «пончика»?

– Что? Ну да совершенно голая, но я не…

– «Пончик» был включен?

– Воздух светился голубым сиянием. «Нет, нет! Не хочет же он сказать, что она…»

Бланделл вздрогнул, сбил с прикроватной тумбочки стакан.

– Вы уверены? Вы не могли ошибиться?

Маска светскости безнадежно пропала.

– Марк, Марк, только не говорите мне того, что готовы сказать? Это просто кома, верно? Инсульт или еще что-то в этом роде!

Бланделл молча смотрел на Питера и все сильнее бледнел с каждым очередным вопросом.

– О Господи! Нет, она не могла этого сделать! Неужели?!

– Что сделать? О чем вы?

– Воспользоваться машиной! Отправилась в прошлое, во времена королевы Елизаветы I!

Выражение лица Бланделла было красноречивее всяких слов. Питер ухватил его за лацкан смокинга, рванул на себя.

– Кто-нибудь еще умеет управляться с этой штуковиной? Кто еще знает, как ее настраивать?

Питер моргнул. В глазах у него затуманилось. Он видел Бланделла, как в кино через запыленную линзу проектора.

Бланделл на сыпавшиеся, как из автомата, вопросы Питера не ответил.

– Боже мой… – наконец произнес ученый. – Значит, старый пердун все-таки проиграл…

«Она сделала это. Селли Корвин, шпионка из ИРА, отбыла в прошлое».

– Марк, да очнитесь же вы! Это же официальное дело! Возьмите себя в руки! Уиллкс умеет работать с машиной? А вы?

– Ч-что? – Бланделл наконец снова заметил Питера. – Нет. Только Селли знала, как с ней работать. Больше никто, только Селли, одна Селли. Ну, впрочем… Селли и Уиллкс, поскольку он ее собирал. Ну да, и еще Гамильтон, конечно.

– Уиллкс?

– Естественно. И я, ну и еще, может быть, Розенфельд, этот американец.

– Ну так давайте разбудим его! Нужно вытащить ее оттуда, пока она не перешерстила историю! Ну, оживайте, Марк!

– Разбудить Уиллкса? В половине третьего? После пьянки?

Бланделл отшатнулся, испугавшись самой мысли о том, чтобы будить старика, изрядно перебравшего вечером.

Питер закрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Марк, если придется, я его нагишом из кровати вытряхну, отволоку к констеблю и устрою порядочную взбучку!

– Да что это вы? Какие взбучки? Я его сам разбужу.

Дрожа как осиновый лист, Бланделл прошествовал по галерее к комнате Уиллкса. Из-за двери слышался могучий храп, эхом отдававшийся в ушах у Питера.

Бланделл велел Питеру остаться за дверью, а сам тихонько вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Храп, подобный звуку циркулярной пилы, оборвался, сменился взрывами кашля и хрипов. После сердитых дебатов, которые, к счастью, звучали приглушенно за толстой стеной, дверь открылась, и на пороге появился Уиллкс в халате, давно нуждавшемся в стирке. Волосы у него торчали во все стороны.

Он часто моргал, но вид при этом имел довольно-таки трезвый. Не произнося ни слова, он прошел мимо Питера и первым спустился вниз по лестнице. У входа в полуподвальное помещение он решительно нажал на выключатель.

От неожиданно яркого света Питер зажмурился и закрыл глаза ладонью. Уиллкс наклонился к пульту управления, на панели которого по-прежнему светились цифры: 48.851.164.817.00. Старик несколько раз прочесал пятерней растрепанные волосы, похожие на седую львиную гриву.

Затем он выпрямился, глянул в потолок. Похоже, что-то лихорадочно рассчитывая в уме.

У Питера плыло перед глазами – еще сильнее, чем раньше. Он открыл, закрыл и снова открыл глаза, и обнаружил, что Марк Бланделл проделывает то же самое. Похоже, эта внезапная слепота оказалась заразной штукой.

– Так куда, вы сказали, она отправилась? – спросил Бланделл у Питера.

– Я ничего не говорил, – возразил Питер. – Но судя по нашему последнему разговору, я бы предположил, что она отправилась на коронацию Елизаветы I. И что теперь? Как вы собираетесь ее оттуда вытаскивать?

Уиллкс повернул рукоятку на пульте. Голубоватое свечение внутри «пончика» погасло. Затем старик наклонился к одному из «Маков», вызвал калькулятор и набрал число, светившееся на панели. Произведя деление числа несколько раз, он всякий раз испуганно моргал.

Уиллкс покачал растрепанной головой.

– Ты ошиблась на тысячу лет! Ну нет, ты туда не полезла, а? Плохо. Очень плохо. Лучше отвезти тебя в больницу.

– Нет у нас на это время, Уиллкс! Это дело полиции.

– Времени? – каркнул старик. – Время-то у нас как раз есть. Есть! Чувствуете головокружение, тошноту, слабость?

– Ничего такого, – соврал Питер.

– Что-то у вас кожа совсем красная.

– Я легко обгораю. Послушайте, мы должны немедленно вытащить ее оттуда, пока она не разорвала на кусочки историю!

– Смит, цифры на табло указывают на то, что она скакнула в четыреста пятидесятый год нашей эры, и сейчас, когда мы тут с вами чешем языками, она уже там гуляет. Ну не она, а ее сознание. Если оно просто не стерто начисто.

Уиллкс поежился. В лохматом коричневом халате он был похож на громадного седовласого медведя, сожалеющего об упавшей в обморок Златовласке. Бланделл пялился на цифры, кусая костяшки пальцев.

– Четыреста пятидесятый? – спросил Питер. – Почему туда? Что, черт подери, стряслось в четыреста пятидесятом?

– Ну… – промямлил Бланделл. – Норманнское завоевание произошло в тысяча шестьдесят шестом.

– Карл Великий? – предположил Уиллкс. – Нет, это вроде бы в восьмом веке было. Сейчас, сейчас… Римляне ушли из Британии в начале пятого века, а через пятьдесят лет после этого…

Уиллкс обернулся и с ошарашенным видом уставился на Бланделла.

– Ну что! – прошипел Питер. – О чем вы оба думаете?

– Ну, – выговорил Бланделл. – Битва при горе Бадона состоялась позже пятисотого года.

– Если исторический Артур существовал, – проворчал медведь в халате.

Бланделл зажмурился, покачал головой.

– Был. Был! Он был, Хэнк. Не такой, каким описан у этого… как его… Мэлори, но исторический король А. действительно существовал.

У Питера все сжалось внутри.

«Артур? Король Артур? Треклятая шпионка из ИРА за Круглым Столом?»

– Но какого дьявола ей потребовалось отправляться в артуровские времена?

Уиллкс осторожно передвинул тело Селли на коврик.

– Может быть, она отправилась туда для того, чтобы копнуть историю британской монархии в самом зачатке? Поищи чего-нибудь, чем бы накрыть ее, Бланделл.

Марк отступил на шаг, уставился в потолок, что-то бурча под нос.

Питер тоже старался не смотреть на обнаженную женщину.

– Послушайте, кому какая разница, чем она там занимается? Нужно вернуть ее!

– А я, между прочим, как раз этим и собираюсь заняться, умник! Это не так-то просто. Время! Мы не должны ее потерять!

«Что тут скажешь? Убеждать их не распускать языки?»

И все-таки, что могло понадобиться шпионке из ИРА от короля Артура? У Питера закрались кое-какие подозрения, и затылок покрылся холодной испариной. «Господи Иисусе, – подумал он. – Не станет же она его… или станет?»

Он увидел себя мальчишкой, забравшимся на чердак. Свет фонарика тускло освещает страницы «Детства короля Артура», «Смерти короля Артура». Борец с терроризмом в прошлом и будущем читает Мэлори и Теннисона.

Питер как бы находился в другом мире, далеко от разъяренного Уиллкса и раздраженного Бланделла. Он видел размытые контуры деревьев, чувствовал ласковое прикосновение ветерка к щекам. Марк тоже стоял глядя в одну точку. Только с Уиллксом, похоже, все было в порядке.

– Марк, – тихо проговорил Питер. – Вы же не видите деревьев, а? Или видите?

– Почти что… лес. Там… нет не там. Я… я бы смог описать его.

– О Господи… Началось. Генри, она сделала это. Она там. И она… изменяет историю.

– О чем это вы бубните? Какие деревья? – рявкнул Уиллкс, выглядевший несколько прозрачным.

Бланделл несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь побыстрее прийти в себя.

– Хэнк я думал, что мы с Питером начинаем видеть две различные временные линии. Спаси меня Господи, это другое время, не наше! Господи Иисусе, что же Селли натворила!

– Профессор, – решительно заявил Питер. – Верните ее. Немедленно. Мне плевать на то, потеряем мы ее или нет.

Он тяжело вздохнул. Как это ни противоречило его правилам, Питер был вынужден рассказать ученым все.