Текст книги "Смертоносная зима"

Впереди неутомимо бежала Тира – мимо загонов для животных, прямо к мосту. Он выглядел так же, как и мост над Белой Лошадью, где нередко можно было найти мертвые тела и банды дрались за границы своего влияния. После моста сразу начинались дома Подветренной, родины Ишад. Но река, текущая под старым мостом, была холодной и черной рекой, покрытой дымкой в свете серого дня. Перевозчика видно не было. На дальнем берегу волновалась толпа умерших, но никто из них даже не пытался воспользоваться мостом.

Тира взлетела на мост и пронеслась по нему, визжа, как безумная. Карета последовала за ней. Собака была уже на той стороне, стрелой летя через толпу, словно гончая с высунутым языком. Мертвые расступались, давая дорогу для проезда карете. И вдруг Тира остановилась и стала прыгать чуть ли не выше головы, выражая переполнявшую ее радость перед одной темной тенью, сгорбленной под каким-то неуклюжим предметом, лежащим на ее плечах.

Харран!

Мрига выскочила из кареты и помчалась, не представляя себе, что она будет делать дальше. Позади нее спешила Сивени, подвернув свою тунику, с копьем на плече, которое теперь горело, как яркий факел. Мертвые поспешно уступали им дорогу. Мрига бросила взгляд на Сивени и заметила, что ее туника стала скорее серой, чем черной. Но Сивени, похоже, не заметила этого. А там, там, со смущенным взглядом, грязный, но высокий, красивый и бородатый, мертвый и родной, он…

Им пришлось притормозить, чтобы не столкнуться с ним. Как только он узнал их, они обнялись, и эти объятия были крепкими и долгими.

– Что, почему, как вы…

– С тобой все в порядке? У тебя ничего не болит?

– Нет, но… Что она делает здесь?

– Она показала нам дорогу. Нет, Тира, он имеет в виду Ишад, не обижайся.

– Мы похоронили тебя, почему ты…

– Я не мог оставить его. Ему больно. Смотрите, у него стрела застряла в…

– Осел, ты же мертв!

– …Да, я знаю. Но его…

Вокруг них все замерло. Черная карета остановилась рядом, и Харран увидел, как из нее выходит фигура в белоснежном платье. Он осторожно опустился на одно колено посреди грязной улицы, положил окровавленного молодого человека, которого нес, и склонился в медленном двойном поклоне. Он был священником и целителем и уже работал раньше в тени у Смерти: он узнал ее, как только увидел.

Сивени поглядела на него, на Мригу и отбросила свое копье прочь. Оно упало на землю, вспыхнув, будто в кузнице, где ковались молнии. В его свете стало видно, что платье Сивени вновь сделалось серого цвета, платье же Королевы ослепительно засверкало белым. Быстро и не очень грациозно, так как у нее не было практики в такого рода вещах, она преклонила колени перед Королевой Ада и опустила свою светлую голову прямо в грязь. Ее шлем соскользнул и упал рядом, но она не обратила на это внимания.

– Мадам, пожалуйста, – промолвила она глухим голосом, – возьмите меня. Позвольте им уйти.

– Что? – спросил Харран, поднимая лицо от Тиры, которая облизывала его.

– Твои богини пришли, чтобы просить у меня твою жизнь, – ответила Королева. – Но ты же знаешь цену того, чтобы отпустить душу.

– Нет, – воскликнул шокированный Харран. А затем, вспомнив, с кем говорит, взмолился:

– Пожалуйста, нет! Я умер, но мой город жив. Он нуждается в ней. Мрига, отговори ее от этого.

Мрига хоть и посмотрела на него, но глаза ее были затуманены.

– Она тоже предлагала заплатить эту цену, – сказала Королева. – Они чуть не подрались, потому что никак не могли выбрать. Я предлагаю это сделать тебе.

Харран онемел.

– Нет, – ответил он, наконец. – Я никуда не пойду за такую цену. Отошли их обратно. Но…

– Мы не уйдем без него, – воскликнула Мрига.

Сивени поднялась с земли, глаза ее сверкали.

– Конечно, нет!

Между тем становилось светлее. Было ли причиной тому копье Сивени или что-то другое? Дома и весь пейзаж стали выглядеть так, будто их освещало обычное солнце Санктуария. Мертвые вокруг начали мерцать и светиться.

– Позвольте ему уйти. Мы останемся обе, – умоляла Мрига.

– Да, – подтвердила Сивени.

Королева Смерть мрачно переводила свой взгляд с одной на другую.

Тира отпрянула от Харрана, прыгнула вперед, встала на задние лапы, а передние опустила на белое платье Королевы. Она посмотрела ей прямо в лицо своими большими коричневыми глазами.

«Я также останусь», – словно говорила она.

Мрига, Сивени и Харран застыли в напряжении. Только Ишад смотрела вдаль, улыбаясь.

Королева с изумлением поглядела вниз на собаку и вдруг почесала ее за ухом. Потом взглянула на Ишад.

– Какая оргия самопожертвования, – сказала она с легкой сухой улыбкой. – Неужели это во имя Санктуария?

– Похоже на то, мадам, – ответила Ишад, улыбаясь. – Возможно, он заслуживает этого.

– Вовсе нет. Но как редко кто-либо из нас получает то, что заслуживает. Что ж, может, оно и к лучшему. – Королева вновь обратила взгляд на своих посетителей: смертного, одну богиню коленопреклоненную, другую стоящую и еще некое существо, прильнувшее к ней и наслаждавшееся тем, что ее почесывали за ухом.

– Да, пожалуй, мне лучше избавиться от вашей троицы. Ни для кого из нас не будет покоя, если вы станете шататься здесь, нарушая все время порядок, споря по каждому поводу и внося переполох. – При этом теплом и мягком освещении она казалась гораздо менее суровой и ужасной, чем была на самом деле. Мриге даже показалось, что она заметила в ее глазах усмешку. – Но закон все равно остается законом. Цена должна быть уплачена.

Наступила долгая пауза.

– Мы можем разделить ее на четыре части, – сказал вдруг Харран.

Сивени в изумлении посмотрела на него и, поняв, улыбнулась.

– О, мой дорогой жрец, это верно. Каждый из нас может провести здесь четверть времени. Мы можем делать это по очереди.

Королева некоторое время молчала.

– Я полагаю, что смогу убедить моего мужа одобрить такое решение проблемы, – наконец проронила она. – Но ваш священник мертв, богини. У него нет тела, в которое он мог бы вернуться, так же как это бедное дитя.

– Он уже не дитя, – воскликнул Харран, – ему около семнадцати, и я все время пытаюсь вам объяснить, что он не мертв.

– Что?! – Королева пристально поглядела на молодого человека – Да, это и в самом деле так.

Мрига стояла пораженная, думая о неподвижном молодом теле, распростертом у ног Харрана, как она поняла, не холодном.

– Он был поражен во время того же боя, в котором был убит ты, Харран, – сказала Ишад, – но, хотя тело его вынесло удар, этого нельзя сказать о его разуме. Так иногда случается – душа слишком хрупка, чтобы перенести мысль о своей смерти и распаде. Тело его еще живо, но оно пусто.

– Стрела не задела главные артерии, – сказал Харран. – Рака серьезна, но излечима.

– Что ж, тогда иди, – разрешила Королева, смотря в глаза Тиры и слегка улыбаясь ей – Слишком много событий для одного дня. Уходите, пока мой муж не вернулся и не обнаружил вас здесь. Но один из вас должен пока остаться. – И Королева вновь посмотрела на Тиру.

Та подпрыгнула, подбежала к Харрану и бросилась ласкаться и лизать его лицо. Затем побежала к карете, запрыгнула в нее и села там с высунутым языком, ожидая отъезда.

– Я довольно легко смогу устроить переход в новое тело, – сказала Ишад, уводя Мригу, Сивени и все еще слегка ошеломленного Харрана. – Но вы все будете в большом долгу передо мной…

– Мы заплатим вдвойне, – несколько мрачно ответила Сивени. Было ясно, что ей претит мысль быть должной кому бы то ни было.

Харран посмотрел на них всех по очереди.

– Вы пойдете в Ад после меня?

Мрига с тихой радостью глядела на свою любовь и своего господина, пока Ишад выводила их обратно в верхний мир.

***

Оставшаяся внизу Тира привыкала к своему новому положению, когда Господин Смерти вернулся домой после работы. Королева Ада, как всегда, поднялась, чтобы встретить его, величественно подошла к огромным дверям, холодная, суровая и сверкающая. Там ее муж бросил голые кости скелета, который был его старой шуткой, прислонил клинок, бывший в то же время веслом, к косяку двери и подошел к ней, смеясь и сбрасывая одно из многих своих обличий. Никто не видел, как Королева Ада обняла Темного Властелина и как ее суровость исчезла в присутствии этого мрачного величия, которое человек не может даже вообразить себе; как ее сияние вспыхнуло при его прикосновении, похожее на день в объятиях ночи. Они оба засмеялись, наслаждаясь, словно влюбленные при первой встрече. Так было всегда, так всегда и будет.

– Сердце мое, – сказала Королева, – у меня появилась собака. Не будешь возражать, если я оставлю ее?

***

– Я не так представлял себе Ад, – с сомнением произнес Харран.

– Я тоже, – почти весело обронила Ишад, когда вела их через подземную Подветренную. И в самом деле, эти места сейчас очень мало напоминали преисподнюю. Была это Подветренная или нет, но местечко выглядело очень даже неплохо: здания были крепкими, ни одна из хижин не покосилась от старости, люди, окружавшие их, были тенями, но тенями спокойными, ясными и плотными. Небо начинало серебриться, платья Сивени и Мрига стали приобретать нормальный цвет. Мрига посмотрела на Сивени и увидела, что даже ее «вонючий кожаный шлем» выглядел уже не мерзким, а весьма красивым. Темная красота Ишад казалась еще более опасной, чем раньше. И ее черное платье было уже не таким черным. А Харран…

Но нет. Харран выглядел так же замечательно, как и всегда, как в те времена, когда Мрига была сумасшедшей. Она улыбнулась ему. Перспектива жизни с ним, хотя детали ее были еще неясными, озаряла собой все и вся ожиданием счастья. Целый мир был впереди.

– В сточных канавах нет нечистот, – промолвил с удивлением Харран, когда Ишад вела их к реке по одной из улиц Подветренной стороны.

– Нет, – ответила Мрига. С каждой минутой старые и ветхие дома становились все больше похожи на дворцы, а поросли сорняков превращались в цветы – Каждый делает здесь то, что он хочет, то, что выбирает: кто-то – Ад, а кто-то – что-нибудь другое. И в верхнем мире то же самое…

Они спустились на берег, внимательно глядя под ноги. Цвет воды в реке поменялся с черного на серый, хотя над ней еще витала холодная дымка. На другой стороне вырастал Санктуарий, Санктуарий, который ни один из его обитателей не мог узнать, – Лабиринт, состоящий из дворцов, Серпантин, наполненный уютными домами и тавернами, везде был свет, довольство и великолепие, радость и обещание.

– Он мог бы быть таким же, настоящий мир, – шептала Мрига, следуя за Ишад по берегу реки. – И он будет таким когда-нибудь… – обратилась она к Ишад, ее глаза сияли в свете наступающего дня.

– Не будучи богиней, – ответила Ишад, – я бы не стала говорить такого. – Она остановилась у небольших ворот, открыла их. – Здесь граница. Проверьте себя еще раз. И будьте осторожны при переходе.

– Но так будет, – сказала Мрига, когда сначала Сивени, а затем Харран прошли через ворота и серебряный день влился вслед за ними в заросший задний двор дома Ишад.

На деревьях распустились белые цветы, холодный речной воздух потеплел, как будто весна и лето рука об руку вошли в этот двор. Черные птички на деревьях посмотрели вниз, одна из них открыла клюв и начала петь голосом глубоким и сладким, как ночь и любовь. Увядший розовый куст расправил листья и покрылся бутонами всевозможных цветов: ослепительно белыми, красными, как вечерняя любовь, несравненно голубыми, цвета серебра, розовыми, фиолетовыми, зелеными и даже черными.

– Вот оно, – показала Мрига, пока Ишад замерла у ворот и смотрела через них в холодном изумлении. – Пробуждающийся мир не нуждается в том, чтобы быть таким, как раньше. И вы тоже. Вы можете измениться. Вы можете быть той же, как теперь, и даже еще…

Ишад молча внимала тому, что свет, серебряное утро, всепобеждающая радость, разлитая в воздухе, делали с ней. Она долго смотрела вдаль, а затем подняла свои руки и пристально посмотрелась в них, как в зеркало. А когда наконец опустила, произнесла, спокойная, как всегда:

– Я предпочитаю свой путь.

Мрига долго не сводила с нее глаз.

– Да. В любом случае спасибо вам.

– Вы должны хорошо заплатить за то, что я сделала для Харрана.

Мрига кивнула.

– Там, внизу… вы знали все, что должно было произойти? И пытались избавить нас от несчастий, пытались избавить Санктуарий… Конечно, не подавая вида, чтобы не портить свою репутацию.

– Я должна бы ненавидеть богинь, которые повсюду в самом ближайшем будущем создадут столько волнений, – мягко, но угрожающе сказала Ишад.

Мрига улыбнулась.

– Вы не такая, какой хотите казаться, госпожа Ишад. Но ваша репутация не пострадает из-за меня.

Некромантка посмотрела на нее и презрительно улыбнулась.

– Будь проклят тот день, когда для меня начнет что-то значить, что думают обо мне или чего не думают… пусть даже боги!..

– Да, – ответила Мрига. – Но кто оживляет мертвых, как не боги? Идемте.

Мрига вошла в шрота, и в свете настоящего восхода солнца последнее веяние подземного мира улетучилось. Над Санктуарием вставал новый день-бледный и дымный, в пятнах крови, призрачный и гнетущий, прохладный, как и приличествует первому дню зимы. За спиной Ишад катила свои воды река Белая Лошадь, тут и там виднелись льдины. Но радость, разлитая в небе, не уходила. Она закрыла за собой ворота и посмотрела на ступеньки крыльца. Там стояли Хаут и Стилчо, сжимая в руках мечи. Ишад рукой сделала им знак войти внутрь, убедилась в их повиновении и обернулась, чтобы глянуть на розовый куст.

Стилчо вошел в дом нервничая. Хаут замешкался возле Дверей. Ишад не обратила на него никакого внимания. Наконец она пошла к изгороди. Если Хаут и видел, как Ишад бросила долгий задумчивый взгляд на самую белоснежную из всех роз, перед тем как сорвать черную, он никогда потом вслух не вспоминал об этом.

Роберт Асприн
КОГДА ТОБОЮ ДВИЖЕТ ДУХ

– Он спит!

– Спит! Ха! Опять отключился.

Голоса проституток доносились словно издалека, и Зэлбар очень хотел бы опровергнуть их слова. Он не спал и не отключился. Он понимал каждое произнесенное слово. Просто глаза его были закрыты, только и всего… и их чертовски трудно было открыть. Да и не стоят они этого усилия.

– Не знаю, чего мадам нянчится с ним. Он не настолько красив и богат.

– Возможно, у нее просто слабость к брошенным щенятам и неудачникам.

– Если так, то это первое подобное проявление с тех пор, как я здесь.

Неудачник? Он? Как они смели сказать такое! Разве он не цербер? Не один из лучших фехтовальщиков Санктуария?

Пытаясь собраться с мыслями, Зэлбар осознал вдруг, что сидит на стуле. Точнее, сидит, скрючившись, положив голову на что-то жесткое… может, стол. Под ухом холодная и липкая лужица. Он неистово пожелал, чтобы это оказалось пролитое вино, а не блевотина.

– Что ж, думаю, нам опять придется тащить его в комнату. Давай, помоги мне.

Так не пойдет. Цербера? Тащить через публичный дом, точно простого пьяницу?

Собрав остатки сил, Зэлбар, ругаясь, поднялся на ноги.

***

Он резко уселся в кровати, ощущая ту кристальную ясность сознания, которая сопутствует иногда пробуждению после крепкой попойки перед неизбежным последующим похмельем.

Спал! Заснул! После трех дней, что он заставлял себя не смыкать глаз, у него хватило глупости начать пить!

В невероятном напряжении Зэлбар торопливо осмотрел комнату, опасаясь того, что может найти там.

Ничего. Он один в комнате… в его комнате… в той, что стала его в Доме Сладострастия благодаря терпимости и расположению Миртис. Оно не появилось!

Заставив себя расслабиться, Зэлбар позволил вернуться отравленной волне воспоминаний.

Он не просто выпил. Он напился! И продолжается это уже давно, понял он, когда его мозг представил на рассмотрение неоднократные повторы увиденной картины. Бесчисленные оправдания, за которыми Зэлбар прятался в прошлом, теперь были сметены безжалостной рукой презрения к самому себе. Это уже входит в привычку… и в гораздо большей степени стало реальностью его жизни, чем тот красивый образ, за который он пытался уцепиться.

Осыпая себя проклятиями за ту мерзость, до которой он докатился, Зэлбар попытался использовать это временное прояснение в мыслях, чтобы разобраться в себе.

Во что он превратился?

Прибыв в Санктуарий в качестве одного из отборных телохранителей принца Кадакитиса, он со своими товарищами получил от этой царственной особы задание покончить с преступностью и коррупцией, что пышно расцвели в этом городе. Работа была трудной и опасной, но она была честной, и ею мог гордиться воин. Горожане прозвали отряд церберами: воины с готовностью приняли это имя и удвоили свое рвение, чтобы быть достойными его.

Потом пришли пасынки, ватага задиристых наемников, которую, оставив своих собратьев, возглавил один из церберов. Теперь обязанности церберов ограничивались только личной охраной принца, задача поддержания порядка в городе перешла к пасынкам. А затем из далекой страны приплыли бейсибцы, и увлечение принца их императрицей заставило его сменить церберов на пучеглазых иноземцев.

Лишенные даже малейших обязанностей во дворце, церберы получили новое назначение, выраженное общей фразой «присматривать за борделями и игорными домами в северной части города». Все попытки с их стороны пресечь царящий в городе хаос встречались упреками, штрафами и обвинениями во «вмешательстве в дела, выходящие за их полномочия».

Первое время церберы держались вместе, упражняясь с оружием и разрабатывая за кружкой вина темные замыслы, которые они приведут в исполнение, когда пасынки и бейсибские гвардейцы лишатся милости и их снова призовут для настоящего дела. Отлучение от войны у Стены Чародеев, а затем убийство императора явились последними каплями, сломившими дух церберов. Возможность вернуться к активной деятельности исчезла. Властные структуры в столице реформировались, и о самом существовании нескольких ветеранов, отправленных на службу в далекий Санктуарий, несомненно, забыли. Так они и застряли под началом принца, который не нашел для них никакого применения.

И тренировки, и встречи становились все более редкими по мере того, как отдельные церберы обнаруживали, что их с готовностью засасывает трясина домов терпимости и игорных притонов Санктуария. Цербера по-прежнему встречала дармовая выпивка и бесплатные женщины, даже когда всем в городе стало очевидно, что они перестали быть силой, с которой стоит считаться. Просто само присутствие цербера в заведении отпугивало мелких жуликов и воришек, так что мадам и владельцы рюмочных с готовностью покрывали расходы, связанные с их слабостями.

Сползание вниз было медленным, но неуклонным. Подслушанный разговор проституток только убедил Зэлбара в том, что он уже давно подозревал… Церберы не только лишились всяческого уважения, теперь их презирали даже те отбросы общества, над которыми они когда-то надменно насмехались. Когда-то гордые воины, они превратились в горстку жалких пропойц… вот что сотворил с ними этот город.

Зэлбар покачал головой.

Нет, это не правда. Его личное падение началось с одного конкретного дела. Оно началось, когда он согласился объединиться с Джабалом, пытаясь покончить с Темпусом. Оно началось со смерти…

– Помоги мне, Зэлбар.

Впервые за последнее время нервы Зэлбара находились под контролем. Он даже не оглянулся.

– Ты опоздал, – ровным голосом произнес он.

– Пожалуйста! Помоги мне!

Наконец Зэлбар медленно повернулся лицом к своему мучителю.

Это был Рэзкьюли. Его лучший друг среди церберов, точнее, он был им до тех пор, пока его не убил Темпус в отместку за участие их в деле Джабал-Керд. На самом деле перед воином предстало видение, если хотите, призрак. После многочисленных предшествующих свиданий Зэлбару не нужно было даже смотреть, чтобы убедиться, что явившаяся перед ним фигура не касается пола при ходьбе.

– Почему ты так ведешь себя со мной? – требовательно спросил он. – Я думал, ты мой друг.

– Я действительно твой друг, – далеким голосом ответил призрак. – И мне больше не к кому обратиться. Помоги мне!

– Слушай! Мы уже сотни раз обсуждали это, – сказал Зэлбар, пытаясь сдержаться. – Я хочу спать. И не потерплю, чтобы ты выскакивал со своими стонами всякий раз, стоит мне сомкнуть веки. Плохо было уже тогда, когда ты показывался лишь от случая к случаю, но теперь ты повадился терзать меня каждую ночь. Вот что: или скажи, как я могу помочь тебе, или проваливай и оставь меня в покое.

– Там, где я нахожусь, холодно, Зэлбар. Мне тут не нравится. Ты же знаешь, я всегда ненавидел холод.

– Ну, здесь тоже не сахар, – оборвал его Зэлбар, поражаясь собственной дерзости. – А что касается холода… сейчас зима. А значит, везде холодно.

– Мне нужна твоя помощь. Я не могу перейти на ту сторону без твоей помощи! Помоги мне, и я больше не буду тревожить тебя.

Зэлбар вдруг поймал себя на мысли, что стал слушать внимательно. Столько информации призрак его друга прежде не давал… или, может, он был настолько пьян, что слова не отложились у него в памяти.

– Перейти куда? Как я могу помочь тебе?

– Этого я тебе не могу сказать…

– О Вашанка! – воскликнул Зэлбар, вскидывая руки. – Опять за старое. Я не смогу помочь тебе, если ты не скажешь, что…

– Поговори с Ишад, – оборвал его дух. – Она скажет тебе то, что не могу сказать я.

– С кем? – заморгал Зэлбар. – С Ишад? Ты имеешь в виду колдунью с Подветренной? Эту Ишад? Но… О Вашанка! Подумать только. В кои-то веки я захотел поговорить с ним, а он исчез.

Захваченный внезапной мыслью, Зэлбар откинулся на подушку и закрыл глаза. Может, если заснуть снова, надоедливое явление вернется на некоторое время и ответит еще на несколько вопросов.

Как и следовало ожидать, остаток ночи Зэлбар проспал, никем не потревоженный.

***

Зэлбар проснулся около полудня. Призрак Рэзкьюли наконец представил ему кое-какие сведения, опираясь на которые можно начать действовать, и воин преисполнился решимости избавиться от потустороннего зануды до того, как заснет снова.

Начало его действий, однако, было отложено почти до наступления ночи. Похмелье, которого Зэлбар избежал, общаясь ночью с духом, обрушилось на него теперь, когда его союзник-солнце стояло высоко в небе. Вследствие этого цербер провел большую часть дня в постели, с разбитым телом и кружащейся головой, ожидая окончания неизбежной кары за излишества, чтобы, наконец, двинуться в путь. Возможно, он и убедил бы себя подождать до следующего утра, но все то время, которое он приходил в себя, Зэлбар, словно за плавучий предмет в штормовом море, судорожно цеплялся за одну-единственную мысль.

«Почти все позади. Надо поговорить с Ишад, и я снова смогу спать».

Вот как получилось, что трясущийся Зэлбар, натянув мундир, вышел на улицу, преисполненный решимости избавиться от ночного мучителя или умереть… что в данный момент казалось ему весьма неплохим исходом.

Зэлбар, чтобы избежать городских улиц, намеревался пройти до моста через реку Белая Лошадь Северной дорогой, вившейся вдоль крепостной стены. После отстранения церберов от власти беспорядки на улицах переросли в настоящую войну между противоборствующими группировками, и у Зэлбара не было никакого желания ввязываться в стычки. Когда-то он безбоязненно входил в сердце преступного мира Санктуария, Лабиринт, теперь это была забота кого-то другого, и цербер не собирался рисковать без нужды.

Чем дальше он шел, тем больше понимал, насколько недооценивал размеры ведущихся в городе боевых действий. Даже здесь, за городом, его опытный глаз различал приготовления к насилию. Повсюду громоздились ящики и бочки, составленные определенным образом, вне всяких сомнений, для защиты, а не для складирования; и без какой-либо видимой цели слонялись вооруженные люди – наверняка соглядатаи. Несмотря на слабость, Зэлбар напрягся, чувствуя десятки глаз, исподтишка следившие за ним… признавая его силу. Наверное, следовало пойти более длинной дорогой, огибающей город с востока и проходящей на юге через причалы, где враждебные действия были менее вероятны. Теперь возвращаться поздно. Надо просто бесстрашно идти вперед, надеясь, что среди местных осталось еще достаточно уважения к мундиру цербера, чтобы обеспечить Зэлбару беспрепятственный проход.

Уронив руку на рукоять меча, Зэлбар перешел на свою обычную развязную походку вразвалочку, отчаянно пытаясь вспомнить последние сплетни из публичного дома о том, какая группировка какую часть города контролирует. Никто не пытался задеть его, и Зэлбар уже хотел, было поздравить себя с тем, насколько долгоживуча оказалась репутация церберов, как вдруг случайный порыв ветра донес до него со стороны одного из наблюдательных постов звук презрительного смеха. А вместе с ним другое объяснение этого беспрепятственного продвижения, которое заставило щеки запылать, несмотря на холод. Похоже, репутация церберов пала так низко, что на них просто не обращают внимания… считая настолько мелкой добычей, что ради нее не стоит марать руки.

Униженным и подавленным Зэлбар прибыл к обители Ишад. И как вкопанный стал у двери, внезапно растеряв все свои мысли. Воины никогда не пользовались любовью, и Зэлбар получил свою долю издевок за то, что носил мундир. Однако впервые он выставил себя на посмешище из-за кого-то другого, носившего оружие. Когда-нибудь, потренировавшись в обращении с оружием, он поглядит, что можно сделать, чтобы вернуть надлежащее уважение к форме церберов. Возможно, этим заинтересуются Арман и Квач. Пора им всем задуматься о своем общем будущем.

Сначала, однако, надо выполнить одно неотложное дело… при теперешнем состоянии рассудка Зэлбар способен был обдумывать одновременно только один замысел. Он кулаком постучал в дверь Ишад, с любопытством разглядывая странные растения ее сада.

Окружавшая дом тишина была гнетущей, и Зэлбар уже готов был постучать опять, как вдруг дверь приоткрылась и на него, сверкнув, уставился глаз.

– Кто вы и что вам угодно в столь ранний час?

– Я – Зэлбар, из личной охраны принца Кадакитиса, – рявкнул воин, возвращаясь к былым замашкам, – и я пришел… – Осекшись, он украдкой посмотрел на уже

Темное небо. – Ранний утренний час? Простите, но только что зашло солнце.

– В этом доме спят долго. Мы очень много трудились в последнее время, – раздался ворчливый ответ. – Что вам угодно?

– Я хочу поговорить с особой, именуемой Ишад.

– Тогда приходите в более подходящее время. Ишад занята…

– Впусти его, Хаут, – раздался откуда-то властный женский голос. – Я все равно уже проснулась.

Удостоив Зэлбара мрачным взглядом, страж у двери отступил в сторону, позволяя войти.

Первым впечатлением о гостиной Ишад было то, что цербер видел и более опрятные комнаты. Затем, когда его глаз углядел раскиданные вокруг вещи, воин пересмотрел свое мнение. Однажды он руководил нападением на банду горцев, поглощенную грабежом богатого каравана. Последствия очень походили на увиденное сейчас: дорогие вещи, разбросанные в беспорядке, невзирая на стоимость. Царская роскошь, уничтоженная небрежным отношением…

Зэлбар подумал, что Ишад не понравится ему. Время, проведенное во дворцах, приучило его ценить вещи, которые он никогда не сможет позволить себе, и огорчаться, когда их портили. Царственные особы, по крайней мере, знают, как ухаживать за своими игрушками… или имеют слуг, которые умеют это.

– Чем могу служить, господин военный?

Повернувшись, Зэлбар увидел женщину с волосами цвета воронова крыла, на ходу подпоясывающую черный халат.

– Ишад?

– Да.

Теперь, когда она стояла перед ним, Зэлбар не знал, что и сказать.

– Меня просил поговорить с вами… призрак.

Человек у двери со стоном вздохнул. Ишад выстрелила в него взглядом, который вполне можно было использовать и в сражении.

– Садитесь, господин военный. Полагаю, будет лучше, если вы расскажете все с самого начала.

Рассеянно усевшись в предложенное кресло, Зэлбар попытался собраться с мыслями.

– У меня был друг… его убили несколько лет назад. Теперь он постоянно является мне. Первый раз это случилось давно, и долгое время потом он больше не появлялся, поэтому я решил, что это был дурной сон. Но затем он стал приходить ко мне чаще… точнее, всякий раз, как только я пытаюсь заснуть. Он говорит, ему нужна моя помощь, чтобы перейти на ту сторону, – не знаю, что это значит. Он просил меня поговорить с вами… вы сможете объяснить мне то, что не может сказать он. Вот почему я здесь.

Ишад выслушала его с плотно сжатыми губами и отсутствующим взглядом.

– Ваш друг… Расскажите о нем.

– Он был цербером, как и я. Его звали Рэзкьюли…

Зэлбар хотел продолжить, но Ишад вдруг подняла руку ко лбу и с недовольным видом стала растирать его.

– Рэзкьюли. Вот на ком я видела уже этот мундир. Но он не из тех, кого я контролирую.

– Не понимаю, – нахмурился цербер. – Вы что, знаете его?

– Он… время от времени помогал мне, – сказала Ишад, едва пожав плечами. – Итак, чем я могу помочь вам?

Зэлбар попытался переварить то, что поведала колдунья, но его мозг отказался воспринимать подобные сложности. Наконец, прекратив бесплодные попытки, он вновь вернулся к своим вопросам.

– Можете ли вы объяснить, что происходит? Что имел в виду Рэзкьюли, когда говорил, что не может перейти на ту сторону?

– По какой-то причине его дух застрял между миром живых и миром мертвых. Что-то не дает его душе успокоения, и он хочет, чтобы вы помогли ему из мира живых.

– Помог? Но как? Что я должен сделать?

– Точно не знаю. Думаю, самое простое – это спросить его самого!

Выпрямившись в кресле, Зэлбар нервно оглядел комнату.

– Вы хотите сказать, что призовете его дух? Сюда? Сейчас?

Ишад отрицательно покачала головой.

– Во-первых, это не совсем так. Я не призываю духов… Я посылаю за ними гонцов, а иногда привожу их сама. В данном случае, однако, я считаю, что духа следует оставить в покое и применить другие способы получения необходимой информации. Как вы, вероятно, уже заметили, духи не очень-то разговорчивы и от них мало чего можно добиться. К тому же я только что вернулась с похожего дела, и будь я проклята, если хоть на миг снова спущусь в Ад.

– Что значит «снова»? – нахмурился цербер.

– Ничего. Просто маленькая шутка. А хочу я сказать вот что: возможно, нам больше повезет, если мы просто оживим труп и спросим у него, в чем проблема.

– Его труп, – гулким эхом откликнулся Зэлбар.

– Разумеется, кому-то придется достать его. Вам известно, где он похоронен?

– На гарнизонном кладбище на север от города… могила помечена.

– Хорошо. Когда вы принесете труп сюда, мы сможем…

– Я?! – воскликнул Зэлбар. – Вы ждете, что я раскопаю могилу…

– Именно. А почему нет?

Мысль о выкапывании старого трупа… трупа вообще не говоря уж о трупе друга, ужаснула Зэлбара. И все же по какой-то странной причине он испытывал нежелание выразить свое отвращение этой женщине, так просто говорившей об оживлении трупов и путешествиях в Ад.