Текст книги "Дорога в Оксиану. Трэвел-блог английского аристократа. Италия. Персия. Афганистан"

Печальный рассвет пробивался сквозь ветреную ночь с моросящим дождём. Я съел на завтрак сыр и остатки куриной грудки из Шахруда. Две низкорослые ивы и чайный домик просматривались в тумане над пустыней. Вошли Махмуд и Исмаил, они поприветствовали других путешественников, этих закадычных друзей дорог. Я задремал там, где сидел.

В Аббасабаде мы грелись у костра, а местные жители пытались продать нам бусы, мундштуки и игральные кубики из неяркого серо-зелёного камня. Они происходили от грузинских переселенцев, обосновавшихся здесь при шахе Аббасе, и носили алые русские блузы. Затем снова в путь, преодолевая встречный пронизывающий ветер и холмистые серые пустоши. Серые быстрые облака, словно дирижабли, проплывали совсем низко. Деревни встречались нечасто и казались серыми и безлюдными. Столпившись вокруг разрушенных цитаделей, древние формы – купол в виде пчелиного улья и зиккурат5555
  Архитектурное сооружение в виде ступенчатой пирамиды.


[Закрыть] – сливаются с фоном под дождём. Они также исчезали на заре истории, но с наступлением лета вновь вырастут из кирпичей. Пурпурные потоки несутся по улицам в поля и далее в пустыню. Дорога превратилась в бурное течение. За ночь облетели тополя, а на платанах листва продержались ещё день. Вереницы верблюдов покачиваются неподалёку от нас – их колокольчики звенят и отдаляются. Пастухи в белых плащах пробираются сквозь сильный ветер вслед за пасущимися стадами. Появились чёрные шатры и чёрные шапки туркоманов (туркменов), значит, мы приближаемся к границе Центральной Азии. Вот и Золотой путь. И восемь веков назад минарет Хосругирда наблюдал за движением по этому пути, как сейчас наблюдает за нами. Двумя милями далее расположился Себзевар. В караван-сарае путникам предлагают кебаб, гранаты, местный творог и кларет, местное красное вино.

Когда стемнело, вышли из строя фары. У этой незадачливой парочки рекордсменов, Махмуда и Исмаила, не нашлось ни спичек, ни фитиля. У меня было и то, и другое, но устранить поломку оказалось не так просто, поэтому вместо того, чтобы добираться до Мешхеда, мы остановились здесь – в городе Омара Хайяма, я был очень зол на это место.

Мешхед (3100 футов), 16 ноября. – От Нишапура до Мешхеда девяносто миль. Я надеялся быть здесь в середине дня.

Но мой замечательный «Рео Спид Вэггон» сломался, и было уже девять часов, когда я пересел в британский автобус с паломниками. Через шестнадцать миль, в Кадамга, водитель услужливо остановился у очередной достопримечательности. Этот интересный маленький восьмиугольник с куполом был построен в середине XVII века в память о месте упокоения имама Ризы. Он расположен под скалистым утёсом, в окружении высоких раскидистых пиний и шумных ручьёв. Пробивающиеся солнечные лучи падали на облицовку, и здание начинало сверкать голубым, розовым и жёлтым отливом на фоне тёмной листвы и хмурого неба. Бородатый сеид в чёрном тюрбане собирал деньги. Подпрыгивая и постукивая палками, угрожающе быстро приближались хромой и слепой. Я сбежал в автобус.

В автобусе ехало вдвое больше пассажиров, чем положено по инструкции, к тому же у всех был багаж. Пребывая в приподнятом настроении, оттого что поездка подходит к концу, водитель рванул вниз по склону, перелетел русло реки и только достиг противоположного склона, как, к моему великому удивлению, отскочившее переднее колесо понеслось назад в моём направлении, со скрежетом погнуло подножку и умчалось в пустыню. «Ты англичанин? – с раздражением спросил водитель. – Взгляни на это». Дюйм британской стали был пробит насквозь.

Потребовалось полтора часа, чтобы автобус снова был на ходу. Паломники пытались согреться, развернувшись к ветру спиной и кутаясь в тёплую одежду, овчинные тулупы и накидки. Три курицы, связанные друг с другом за лапы, наслаждались временной свободой, но их кудахтанье не сулило надежды. Когда мы наконец-то сдвинулись с места, водитель впал в состояние крайней осторожности. Он ехал со скоростью пять миль в час, останавливаясь у каждого караван-сарая, чтобы подбодриться чашкой чая, пока наконец мы не достигли небольшого перевала с новыми видами.

Освещённые огнями ярусы гор окаймляли горизонт. Ночь и облака, словно прибой, надвигались с востока. Внизу на равнине виднелись деревья, дома и дымок, возвещавшие о приближении Мешхеда, священного города шиитов. Сверкнул золотой купол, а вот замаячил и голубой купол в холодной осенней дымке. Век за веком, с тех пор как имам Риза5656
  Али ибн Муса ар-Рида, известный как имам Риза, – потомок в седьмом поколении пророка Мухаммеда, восьмой имам (религиозный и политический преемник пророка Мухаммеда) шиитов-двунадесятников.


[Закрыть] был погребён рядом с халифом Харун ар-Рашидом, это видение придавало сил уставшим от однообразия пустыни паломникам, купцам, армиям, королям и путешественникам и теперь дарит новую надежду измотанным пассажирам неисправного автобуса.

Пирамидами из камней были обозначены подходящие места для молитв. Паломники-мужчины направились туда. Водитель спустился вслед за ними собрать плату за проезд, но поскольку те были заняты молитвой, повернувшись спиной к Мешхеду, лицом – к Мекке, ему волей-неволей пришлось обратиться к их жёнам. Крики протестов, переросшие в оглушительный истеричный визг, разрушили момент вознесения молитв. В молитве набожные мужья ударялись лбами о камни пирамид, тяжело вздыхали и поднимали взоры к небу, решительно не желая расплачиваться. Вокруг автобуса пританцовывали водитель и его помощник, уклоняясь от этих укутанных в тряпьё гарпий. Один за другим мужья пытались увернуться и незаметно проскользнуть на свои места. Водители ловили одного за другим. Каждый протестовал по четверти часа. Но только трое в итоге отказались платить, их, огрызающихся и извергающих проклятия, кулаками и пинками выставили из автобуса. Ведомые хныкающим фарисеем, самым активным из них (он ехал рядом со мной на переднем сиденье автобуса), они неспешно спускались по склону.

Едва автобус тронулся, женщины на задних сиденьях подняли невообразимый шум. Своими кулаками и колотушками они бы вскоре снесли тонкую деревянную перегородку, отделявшую их от меня с водителем. Автобус остановился. Откинув вуали, эти фурии требовали вернуть тех троих. К тому моменту у меня было только одно желание – добраться до отеля, пока совсем не стемнело. «Или усаживайте их обратно, или поезжайте немедленно, – сказал я водителю. – Если мы не поедем сию же минуту, я тоже откажусь платить». Угроза подействовала. Он догнал мужчин, бежавших по дороге, и предложил им вернуться. Отступив в кювет, они категорически отказались сделать одолжение извергу, осквернившему самый святой момент их жизни. Женщины снова подняли крик. Автобус сотрясался. «Да едь уже!» – прикрикнул я, топая ногами. Выскочив, водитель схватил дезертиров, отколошматил их, пока те не начали просить о пощаде, и затолкал обратно в автобус. Фарисей хотел занять своё прежнее место возле меня. Но теперь настала моя очередь изобразить безумие. Я сказал, что не хочу терпеть его рядом с собой. В ответ он, схватив мою руку, начал её лобызать. Я выскочил из автобуса, заявив несчастному измученному водителю, что дойду до Мешхеда пешком, и мои деньги останутся при мне. Теперь женщины накинулись на фарисея и усадили эту скотину на заднее сиденье. И мы помчались в священный город со скоростью, способной разгромить орудийный лафет.

Переглянувшись, мы с водителем рассмеялись.

Мешхед, 17 ноября. – Храм доминирует на городском фоне. Туркоманы, казахи, афганцы, таджики и хазарейцы толпятся у его входа, смешиваясь с сомнительной толпой персов-псевдоевропейцев. Полиция боится этих фанатиков, поэтому доступ в храм по-прежнему закрыт для иноверцев, несмотря на официальную антиклерикальную политику, в соответствии с которой мечети в других местах открыты для всех. «Если вы очень хотите туда попасть, – сказал мне сотрудник в отеле, – можете одолжить мою шляпу. Этого будет достаточно». Я брезгливо взглянул на этот потрёпанный символ правления Марджорибанкса, пародию на французские кепи, и пришёл к выводу, что человеку с голубыми глазами и светлыми усами пройти через досмотр это не поможет.

Не так давно Марджорибанкс впервые посетил Систан. Чтобы угодить его пристрастию к современной планировке улиц, перепуганные местные власти, следуя хитрости Потёмкина, построили целый новый город, стены которого, хотя и были подсвечены электричеством, не окружали ничего, кроме полей. За день до его визита привезли грузовик детской одежды. На следующее утро собрали целую школу, одетую как французский детский сад. Подъехал монарх, пробыл достаточно долго, чтобы уволить директора школы за отставшую от моды форму, и покатил дальше. Но не успел он выйти из школы, как детей вытряхнули из одежды, запихнули вещи обратно в грузовик, который, обгоняя монарха, помчался к месту его следующего визита. Персия по-прежнему остаётся страной Хаджи-Бабы5757
  «Приключениях Хаджи Бабы из Исфахана» Джеймс Мориер.


[Закрыть].

Экспедиция Ноэля прибыла вчера. Я забронировал место в афганском грузовике, разрисованном розами. Отъезд намечен на послезавтра.

Мешхед, 18 ноября. – Тус, родной город Фирдоуси, старше Мешхеда, выросшего вокруг храма имама Ризы. Он расположен в восемнадцати милях к северо-западу, недалеко от дороги на Ашхабад на границе с Россией.

Насыпи и кровля домов выдают очертания старого города. Через реку перекинут древний арочный мост. А на фоне голубых гор возвышается купол массивного мавзолея, сложенного из кирпича цвета пепла розы. История не сохранила, в память о ком он построен, но судя по сходству с мавзолеем султана Санджара в Мерве, постройку можно отнести к XII веку. Это всё, что сохранилось от великолепия Туса.

Тем не менее в следующем году будет отмечаться тысячелетний юбилей со дня рождения Фирдоуси. Иностранцы слышали о нём и ценят его так, как можно ценить поэта, которого никто из них никогда не читал. И поэтому, ожидаемо, что их дань уважения относится скорее не к его поэзии, а к национальности. На это, по крайней мере, надеются сами персы. Праздничная программа уже объявлена. Государства, чьи границы или интересы совпадают с персидскими, посылают делегации, чтобы выразить почтение не столько Фирдоуси, сколько Марджорибанксу и его заслугам, превзошедшим заслуги поэта. Они обязательно заметят, что новая железная дорога Его Величества, его справедливость и открытое правосудие, его страсть к европейским костюмам дают надежду сбившемуся с пути миру.

Тус, долгое время живший тихо и спокойно между горами и пустыней, станет сценой, на которой будут произноситься эти приятные речи. На месте вероятного погребения поэта откроют памятник. Этот объект, уже почти построенный, приятно удивил. Пирамида с квадратным основанием, которая должна быть облицована белым камнем, стоит на широких ступенях. Перед ней протянулся длинный пруд, вдоль которого растут деревья и стоит пара классических беседок. Учитывая ограничения восточного вкуса при столкновении с западной идеей, дизайн восхищает. Памятник, выполненный в западной традиции, прост настолько, насколько это вообще возможно; персидская часть, сад, традиционно прекрасен, и оба стиля гармонично смешаны. Когда празднования завершатся, и снова будет слышен только звон козьих колокольчиков, почитатель Фирдоуси сможет отдохнуть в приятной тишине у этого скромного святилища.

Сегодня в консульстве была чайная вечеринка с играми. Мне довелось наблюдать любопытное зрелище: начальник полиции, который выглядит, как палач, а, возможно, им и является, и американка-проповедница, связанные за руку, соревновались в поиске напёрстков. Я познакомился с мистером Дональдсоном, главой американской миссии, который вместо, а может быть, и помимо заботы о новых приверженцах, только что выпустил книгу о религии шиитов.

Из телеграммы я узнал, что экспедиция угольщиков прибыла в Тегеран и будет здесь, как только таможня пропустит их оружие. Ждать их нет смысла. Мы должны встретиться в Мазари-Шарифе, если вообще встретимся. Даже сейчас дорога может быть перекрыта из-за снега.

Теперь Ноэль обдумывает, как им получить визы в Афганистан.

АФГАНИСТАН

АФГАНИСТАН: Герат (3000 футов), 21 ноября – Ноэль получил визы и привёз меня сюда, точнее, я привёз его. Проехав весь путь из Лондона, он был рад отдать руль кому-то другому. Он уехал в Кандагар сегодня днём по южной дороге.

За исключением служащих российского консульства, живущих здесь, как пленники, я в этом месте единственный европеец и веду себя наилучшим образом, того требует общественность, пристально за мной наблюдающая. В гостинице я познакомился с тремя индийцами-парсами, которые приехали из Мазари-Шарифа по новой дороге, открывшейся этим летом, – они путешествуют по миру на велосипедах. По пути им встречались разные русские, бежавшие за Оксус5858
  Oxus – латинское название реки Амударьи, отсюда и название региона Оксиана, в русском варианте реку также называют Окс.


[Закрыть] и направлявшиеся с проводниками в Китайский Туркестан по Вахано-Памирской дороге. Одним из них был журналист, он передал им письмо с рассказом о своих мучений. Его обувь была стёрта до дыр, но он собирался дойти до Пекина пешком.

В Герате есть свой секретарь по иностранным делам, мудир-и-хария, так здесь называется эта должность, он сказал, что, если я найду транспорт, то смогу поехать в Туркестан. Меня принял губернатор Абдула Рахим-хан, человек в годах, приятной наружности, носящий высокую каракулевую шапку и усы, как у Пауля фон Гинденбурга. Он тоже заверил меня, что я могу ехать, куда захочу, и сопроводил письмами к местным властям по маршруту моего путешествия.

Позже я зашёл к начальнику (или, как здесь говорят, мунтазиму) телеграфа, он говорил по-английски.

– Где Аманулла-хан5959
  Эмир и король Афганистана, после вынужденного отречения от престола жил в Италии.


[Закрыть]? – неожиданно спросил он, выглянув в окно посмотреть, нет ли кого-нибудь вокруг.

– Предполагаю, что в Риме.

– Он возвращается?

– Вам об этом должно быть известно лучше.

– Мне ничего не известно.

– Инаятулла, его брат, сейчас в Тегеране.

Мой собеседник выпрямился от удивления.

– Когда он приехал?

– Он там живёт.

– Чем же он занимается?

– Играет в гольф – и так плохо, что иностранные дипломаты его избегают. Но как только они узнали, что король Надир-хан убит, все звонили и приглашали его на игру.

– Что такое гольф? – покачав головой из-за этих дурных известий, спросил он.

Сегодня вечером меня навестил человек из городских властей, чтобы узнать, комфортно ли я устроился. На это я заметил, что с застеклёнными окнами комната была бы лучше. Гостиницей управляет Сеид Махмуд, судя по внешнему виду, он из племени афридиев, раньше он работал в гостинице в Карачи. Он показал мне гостевую книгу – оказалось, граф фон Бассевиц, германский консул в Калькутте, останавливался здесь в августе, возвращаясь из отпуска. Я не слышал о нём с 1929 года.

Герат, 22 ноября. – Герат расположен на обширной возделываемой равнине, простирающейся с востока на запад, на равном удалении трёх миль от реки Хари на юге и последних горных отрогов Паропамиза на севере. Фактически здесь два города. Старый город представляет собой лабиринт узких извилистых улиц, окружённый крепостными стенами и разделённый по диагонали улицей главного базара, растянувшегося на две мили; на севере стоит цитадель, внушительная средневековая крепость, построенная на возвышенности и доминирующая на фоне окружающей равнины. Напротив старого района находится новый город, состоящий из двух широких улиц, одна идёт от входа базара на север, а вторая пересекает её под прямым углом. Вдоль этих улиц выстроились лавки и магазинчики с открытыми витринами. Отель находится на втором этаже над мастерскими медников, чей звон с утра до вечера не даёт отдохнуть гостям. Далее, на перекрестке, есть касса, продающая билеты на места в грузовиках, пассажиры ежедневно собираются здесь среди кип товаром и баков с русским бензином в деревянной обрешётке.

Увлечённый контрастом с Персией, я с любопытством разглядываю людей, как и они меня. Простой перс, чтобы соблюсти законы о роскоши, придуманные Марджорибанксом, одевается в нечто унижающее человеческое достоинство, кажется невозможным, чтобы эта толпа в лохмотьях, напоминающая стаю дворняг, была действительно тем народом, который покорил многочисленных путешественников своими манерами, любовью к литературе, искусством верховой езды и создания парков. Могут ли афганцы расположить к себе, ещё предстоит увидеть, но первое впечатление хорошее, их одежда вполне достойная, а походка уверенная. Чиновники носят европейские костюмы, сочетая их с эффектной овечьей шапкой. Иногда можно встретить горожан, щеголяющих в жилетах викторианского стиля или сюртуках с высоким воротом, как у индийца-мусульманина. Но эти чужестранные вещицы в сочетании с тюрбаном, огромным, как скомканное одеяло, пёстрой накидкой, свободными белыми штанами и расшитыми золотом башмаками в форме гондол, выглядят диковинно и нарядно, подобно индийской шали в оперном театре. Это южная мода, которую любят сами афганцы. Таджики или персы предпочитают туркестанские халаты. Туркмены носят высокие чёрные сапоги, длинные красные пальто и киверы из козьего меха. Самые чудные наряды у окрестных горцев. Они прохаживаются по улицам в сюртуках из плотной белой саржи с широкими узорчатыми рукавами-обманками, почти крыльями, свисающими до колен. Время от времени порхает ситцевый улей с окошком вверху. Так выглядят женщины.

По тёмному базару гуляют мужчины в свободной одежде, смуглые, с хищными глазами и орлиными носами – и дерзко самоуверенные. Они ходят за покупками с винтовками, как лондонцы носят зонтики. Такая грозность отчасти театральна. Оружие может быть не заряжено. Телосложение не будет так впечатлять в облегающей солдатской форме. Даже блеск в глазах часто достигается с помощью макияжа. Но это традиция, в стране, где нет сильных законов, простая демонстрация силы – залог успеха во всех делах. Власти, вероятно, не приветствуют подобное. Но, по крайней мере, эта традиция сохранила в людях самообладание и веру в себя. Они ожидают, что европеец будет приспосабливаться к их традициям, а не наоборот; я хорошо понял это утром, когда пытался купить арак – во всем городе не оказалось ни капли алкоголя. Вот наконец Азия без комплекса неполноценности. Рассказывают, будто Аманулла-хан хвастался Марджорибанксу, что он привьёт в Афганистане западные ценности быстрее, чем тот превратит Персию в европейскую страну. Аманулла потерпел неудачу, возможно, подобные заявления будут губительны и для его последователей.

На подступах к Герату дорога из Персии пролегает близко к горам, пока не пересекается с дорогой из Кушка, а затем сворачивает вниз к городу. Мы приехали поздно, стояла звёздная ночь. Такая ночь всегда таинственна, в незнакомой стране, после пугающего вида пограничной охраны, это привело меня в такое волнение, какое я редко испытывал. Дорогу резко обступили гигантские дымовые трубы, чьи тёмные очертания вырисовывались на фоне звёзд, когда мы проезжали мимо. На секунду я был изумлён – ожидая увидеть, что угодно, но не фабрику, – пока на фоне этих огромных колонн не появился силуэт разбитого купола, причудливо ребристого, как дыня. Я думал, что в мире всего один купол такого плана, – в мавзолее Тамерлана в Самарканде. Значит, дымовые трубы – это на самом деле минареты. Я лёг спать в предвкушении утра, как ребенок в канун Рождества.

Наступает утро. Выйдя на крышу, примыкающую к отелю, я вижу семь небесно-голубых колонн, возвышающихся над пустыми полями на фоне ажурных цвета вереска гор. На каждый из них рассвет отбрасывает бледно-золотистые блики. В центре сияет голубая дыня-купол с откушённой верхушкой. Эта красота не просто живописна, она изменяется в зависимости от освещения или пейзажа. При ближайшем рассмотрении каждый изразец, каждый цветок, каждый кусочек мозаики работает на создание гениального цельного облика. Такая архитектура, даже разрушенная, напоминает о своём золотом периоде. Неужели история забыла об этом?

Герат: Photo by Ali Mosavi on Unsplash

Не совсем так. Гератская школа миниатюры XV века известна как своими работами, так и влиянием на персидскую и могольскую живопись впоследствии. Но люди, создавшие их, а также эти здания не занимают должного места в мировой истории.

Причина в том, что Герат находится в Афганистане, который до недавнего времени был недоступен; а в Самарканд, который был столицей лишь при Тамерлане, но не столицей империи Тимуридов впоследствии, идёт железная дорога. Самарканд последние пятьдесят лет привлекал исследователей, художников и фотографов. Поэтому расцвет искусств при империи Тимуридов ассоциируется с Самаркандом и Трансоксианой, в то время как настоящая столица Тимуридского Ренессанса, Герат, остаётся в тени. Теперь ситуация обратная. Русские закрыли Туркестан. А Афганцы, напротив, открыли свою страну. И появилась возможность восстановить справедливость. Идя по дороге к минаретам, я пребываю в состоянии, в каком мог бы быть человек, нашедший утерянные книги Ливия или неизвестные работы Боттичелли. Наверное, невозможно передать словами подобное чувство. Эти места слишком далеки, и большинство людей даже и не мечтают здесь оказаться. Но такова награда моего путешествия.

И всё-таки эти восточные Медичи были исключительной династией. Кроме Шахруха, сына Тамерлана, и Бабура, завоевавшего Индию, они принесли общественную безопасность в жертву личным амбициям, каждый оставался в политике тем, кем был сам Тамерлан, пиратом в поисках королевства. Тамерлан, основав империю из этих побуждений, освободил Оксиану от кочевых народов и сделал тюрков Центральной Азии частью персидской цивилизации. Его наследники из тех же побуждений уничтожили и его достижения, и самих себя. Они не признавали никаких законов о наследовании. Они убивали своих двоюродных братьев, среди них был даже отцеубийца. Один за другим они напивались до смерти. И всё же, если целью их жизни были удовольствия, то наивысшее удовольствие они находили в искусстве, и подданные следовали их примеру, так что для хорошо воспитанного человека нужно было обязательно быть если не художником, то по крайней мере ценителем искусства. Знаменитый министр Алишер Навои, записывая историю Шахруха, удивлялся, почему тот не писал стихов, хотя часто их цитировал. Они были склонны к изобретательности. Они искали в Китае новые идеи в живописи. Не довольствуясь традиционным персидским языком, они также писали и на тюркском, более выразительном, – как Данте, не довольствуясь латинским, использовал и итальянский язык. Подарок той эпохи – склонность к биографическим подробностям. Несмотря на то что хронология нестерпимо скучная (это утомительный отчет об интригах и гражданской войне), действующие лица представлены в них с живыми, реальными характерами. Они похожи на наших знакомым. Мы очень часто знаем по портретам, как они выглядели, как одевались и держали себя. И построенные ими здания производят такое же впечатление. В них есть характерная особенность, которая рассказывает об эпохе гуманизма, этом редком явлении в магометанской истории.

По европейским меркам это был умеренный гуманизм. Тимуридский Ренессанс, как и европейский, пришёлся на XV век, был обязан покровительству правителей и предшествовал возникновению националистических государств. Но у этих явлений есть одно различие. В то время как Ренессанс в Европе в значительной степени был противодействием вере и обращением к разуму, Тимуридский Ренессанс совпал с возрастающим могуществом веры. Тюрки Центральной Азии уже утратили контакты с китайским материализмом, и именно Тамерлан привел их к принятию ислама не только как религии, поскольку это уже было достигнуто, но и как основы социальных институтов. Тюрки, в любом случае, не слишком склонны к размышлениям. Потомки Тамерлана, развивая персидскую культуру в соответствии со своими собственными удовольствия, заботились о радостях в этом мире, а не другом. Поиски смысла жизни они оставляли святым и теологам, которых они обеспечивали и одаривали при жизни и увековечивали память о них в истории. А в жизни, в рамках ислама, они руководствовались только собственным здравым смыслом, без предрассудков или сантиментов.

Такие воззрения сохранились в книге Бабура с его мемуарами, написанными на тюркском языке в начале XVI века и дважды переведёнными на английский. Они показывают человека, столь же занятого повседневными радостями – комфортом, беседами, нарядами, вечеринками, музыкой, домами и парками – как и потерей владений в Оксиане и завоеванием Индии. Ему интересен и мир природы, и политика, поэтому он отмечает такие факты, как расстояние, которое проплывают индийские лягушки. Он так же честен в отношении себя, как и в отношении других, он оставил картину всего своего семейства, а в собственном описании он настолько реален, что даже в переводе почти слышно, как он разговаривает. Родившись в шестом поколении после Тамерлана, он лишь к концу жизни завоевал Индию и стал основателем империи Великих Моголов. Даже это достижение было второстепенным, после того как он потратил тридцать лет, пытаясь восстановить своё положение в Оксиане. Но, как человек со вкусом, он делал всё, что мог, чтобы сделать жизнь терпимой в столь ненавистной стране, и его высказывания о ней показывают те ориентиры, к которым он стремился. Он считал индийцев неприятными, их разговоры – скучными, их фрукты – безвкусными, и даже животных – невоспитанными, «в ремесле и работе нет формы или симметрии, технологий или качества… в строительстве зданий не учитывают климат и нормы, не заботятся об изяществе и внешнем виде в целом». Он осуждает их привычки, как Маколей6060
  Томас Бабингтон Маколей, британский государственный деятель, занимал видные посты в администрации Британской Индии. Сторонник идеи превосходства английской политической модели над всеми прочими, он старался привить индийскому обществу вкус к свободе слова и внедрить в правовую систему Индии принцип равенства англичан и индийцев перед законом.


[Закрыть] осуждал их познания, или как Гиббон осуждал византийцев с точки зрения классической традиции. А так как привычные ему традиции после завоевания узбеками Оксианы и Герата были уничтожены и в других местах, то он принялся прививать их заново. Он и его наследники изменили облик Индии. Они дали этой стране общий язык6161
  При правлении Великих Моголов официальным языком был фарси, персидский язык.


[Закрыть], новую школу живописи и новую архитектуру. Они возродили ту идею индийского единства, которая позже должна была стать основой британского правления. Их последний император умер в изгнании в Рангуне в 1862 году, уступив место королеве Виктории. А гордые потомки Тамерлана, в бедности, живут и сейчас среди лабиринтов Дели.

Пора вернуться в свою ночлежку среди мастерских, где меня ждут мемуары Бабура в переводе миссис Беверидж6262
  Аннетт Беверидж, британский востоковед.


[Закрыть]. Герат находится на полпути между Персией и Оксианой, на одной из двух дорог, соединяющих эти две части империи Тамерлана. Дорога через Герат, по которой поеду я, более лёгкая, другая, через Мерв, пустынна и безводна. Очевидно, географически этот город больше подходил на роль столицы, чем Самарканд, и после Тамерлана в 1405 году Шахрух перенёс столицу в Герат. Город стал метрополией, центром политической, культурной и торговой жизни всей Средней Азии. Сюда приезжали посольства из Каира, Константинополя и Пекина, в «Средневековых исследованиях из восточноазиатских источников» Бретшнейдер6363
  Эмилий Васильевич Бретшнейдер, русский синолог, ботаник и географ.


[Закрыть] даёт китайское описание города. После двадцати лет смуты, последовавших за смертью Шахруха в 1447 году, власть перешла к Хусейну Байкаре, потомку сына Тамерлана Омара Шейха. При его правлении в Герате на сорок лет установился мир. Это был период расцвета Ренессанса, когда Мирхонд и Хондемир работали над историческими трудами, Джами сочинял стихи, Бехзад6464
  Кемаль-ад-Дин Бехзад – персидский художник-миниатюрист, работавший в Герате с 1468 по 1506 год и признаваемый одним из крупнейших мастеров гератской школы миниатюры и всего Востока. В настоящее время его работы собраны в Британской библиотеке в Лондоне и в музее Метрополитен в Нью-Йорке.


[Закрыть] рисовал миниатюры, а Алишер Навои главенствовал в тюркской литературе. Именно этот Герат в эпоху расцвета, когда узбеки были в походе, а Самарканд уже пал, увидел Бабур в свои юношеские годы. «Во всём мире, – вспоминал он впоследствии, – не было такого города, каким стал Герат при султане Хусейне… Хорасан и, прежде всего, Герат, были наполнены людьми образованными и непревзойдёнными специалистами в своей сфере. За какую бы работу ни брался человек, он стремился довести её до совершенства».

Бабур пробыл здесь три недели осенью 1506 года. Возможно, тогда была такая же погода: свежие солнечные дни становились короче и холоднее. Каждый день он выезжал осматривать достопримечательности. Этим утром я последовал его примеру и рассматривал здания, которые видел и он. Осталось не так много. Семь минаретов и разрушенный мавзолей – всё, что я увидел от той эпохи. Но их история дополняет остальное, и для этого я должен обратиться к более поздним писателям, воинам и археологам. Двое из них были особенно мне интересны.

Прошло много времени, прежде чем они посетили эту страну, поскольку Тимуридский Ренессанс завершился в 1507 году, когда Герат был захвачен узбеками. Бабур, предвидя это, удалился и выразил своё возмущение, записав, как Шейбани, их лидер, был настолько горд своей собственной культурой, что дерзнул исправлять работы Бехзада. Три года спустя город был захвачен шахом Исмаилом и присоединён к новой Персии. Тени сгущались. Последний проблеск былого великолепия приветствует Хумаюна, сына Бабура, на его пути из Индии к шаху Тахмаспу в Исфахане в 1544 году. Триста лет спустя над обломками империи Надир-шаха приоткрывается завеса тайны.

Несколько британских офицеров посетили Герат в начале XIX века. Один из них, Элдред Поттингер, организовал оборону города от персидской армии в 1838 году и стал героем романа Мод Дайвер6565
  Мод Дайвер – английская писательница, дочь офицера Британской Индийской армии, выросла в Индии и на Цейлоне, писала романы, короткие рассказы, биографии и статьи в основном на индийские темы и об англичанах в Индии.


[Закрыть], вполне неплохого, если вам нравится литература Флоры Энни Стил6666
  Писательница Флора Энни Стил также жила в Британской Индии, самый известный роман «На поверхности вод» посвящён восстанию в Индии 1857 г.


[Закрыть]. Другим был Бёрнс, позже убитый в Кабуле, его индийский секретарь Мохун Лал опубликовал статью о памятниках в журнале Бенгальского азиатского общества в 1834 году. Был ещё один, Ферье, французский солдат удачи, наёмник, который в 1845 году предпринял две попытки попасть в Кабул, выдавая себя за местного, но был разоблачён. Его книга тоже разместилась на моём столе, хотя содержание вряд ли стоило того, чтобы тащить с собой такую тяжесть. Затем, в середине века, появились два исследователя, венгр Вамбери6767
  Арминий Вамбери – венгерский востоковед, путешественник.


[Закрыть] и русский Хаников6868
  Николай Владимирович Хаников – русский учёный-ориенталист.


[Закрыть]. Подлинность путешествия Вамбери в Бухару часто подвергалась сомнению, действительно, в его описании Герата нет ничего такого, что он не мог бы взять из работ таких военных, как Конолли и Аббот. Почти также я разочарован и Ханиковым – он провёл в Герате целую зиму, а его отчёт в «Азиатском журнале» за 1860 год содержит лишь план и несколько подписей.

В 1885 году на помощь всё-таки приходят военные. Русские войска скапливались на северо-западной границе Афганистана, и правительство Индии не могло их остановить, поскольку ни они, ни афганцы не знали, где проходит граница. Для решения этого вопроса между двумя державами была создана совместная комиссия, с английской стороны в качестве хроникёров в ней принимали участие два брата, Артур Кэмпбелл и Чарльз Эдвард Йейты. Путешествуя тогда по почти неизвестной стране, они докладывали обо всём с военной точностью, и последний посвящает главу древностям Герата, как будто это новое полевое орудие, – хотя он вовсе не был равнодушен к их красоте. Его книга стала для меня одним из двух главных гидов по этим краям.