Текст книги "Дорога в Оксиану. Трэвел-блог английского аристократа. Италия. Персия. Афганистан"

Пока я фотографировал внутри пещеры, думая, какими скучными покажутся снимки другим, Кристофер нечаянно услышал, как шеф полиции шёпотом говорил военному коменданту: «И зачем британскому правительству понадобились фотографии этой пещеры». Вероятно, они решили, что мы работаем на власти.

Лошадей, пригнувших задние ноги, спускали с крутого уклона в деревню у подножия. Мы скользили за ними, здесь, в доме местного главы, для нас уже приготовили фрукты, чай и арак.

Когда мы выезжали из города этим вечером, я заметил ещё одну башню XII века сразу за воротами, опять же из старого кирпича земляничного цвета, но квадратную и установленную на основании из гранёного камня. Три из сторон башни разделены на две арочные панели, выложенные из кирпича твидовым узором. Углы башни скрыты полукруглыми колоннами. На четвёртой стороне одна большая панель, украшенная куфическими надписями и синей инкрустацией, обрамляла дверной проём. Внутри башни оказался пологий свод, поддерживаемый четырьмя глубокими, но очень низкими выступами. Здесь не было никаких орнаментов, да они и не нужны, достаточно было идеальных пропорций, чтобы создать такое классическое, объёмное совершенство, лиричное и в то же время строгое, открывающее европейцу новый архитектурный мир. Чужеземный гость воображает, что открыл нечто особенное, каковы бы ни были другие красоты азиатской архитектуры. Удивительно найти подобное совершенство не только в Азии и говорящее совершенно на другом архитектурном языке.

Саома (около 5500 футов), 18 октября. – Этим утром Аббас и погонщики мулов пребывали под сильным воздействием опиума, поэтому вовремя мы не выехали. На замечания они только смеялись нам в лицо. Ведут они себя гнусно, а в стране, где хорошие манеры ценятся превыше всего, нет нужды терпеть подобные выходки. Поэтому вечером, когда они начали усаживаться в нашей комнате, я их прогнал, вместе с кальяном, самоваром и всем остальным. Это смутило Кристофера, он сказал, что здесь так не принято, и в доказательство поведал мне историю, как он однажды останавливался у вождя бахтиаров и бесспорно шокировал его просьбой выставить слуг за дверь, когда хотел поговорить с ним наедине. Я ответил, что у меня тоже есть свои традиции, и одна из них – не испытывать неудобств из-за дыма или присутствия погонщиков, которых я же и нанял.

Сегодня мы проехали пять фарсахов на одной чашке творога, а деревянные сёдла были настоящей пыткой. Вскоре после Тас Канда дорога пересекала прекрасный старый мост, три арки которого, чередуясь с двумя маленькими над каменными опорами, были из насыщенно красного кирпича. Затем мы поднялись на холмистое нагорье, обширное, обнажившееся и хмурое глубокой осенью. Местами было перепахано, и открывалась плодородная почва, но для земледелия пригодна вся местность, эти земли могли бы обеспечить больше населения, чем сейчас. Это была первая большая деревня. Посреди неё стоит массивная каменная плита с примитивной опорой, на которой жители отжимают масло.

Мы заняли лучшую комнату в доме старосты деревни, однако пахнет в ней, как в конюшне, поскольку комната находится именно над ней. Есть настоящий камин, вдоль недавно побеленных стен расположены ниши, в которых хранится домашняя утварь, кувшины, чаши, оловянные кружки, некоторые из них наполнены смесью лепестков роз и трав. Никакой мебели, только ковры. Вдоль стеновых панелей навалены груды подушек и одеял, покрытых старомодным ситцем. До мировой войны эти ситцы изготавливались в России специально для рынка Центральной Азии: на одной из подушек-валиков изображены пароходы, ранние автомобили и первый аэроплан в цветочных виньетках на алом фоне. Выглядит это ярко и чисто. Но только что на мою руку прыгнула блоха, и я в ужасе от предстоящей ночи, я боюсь не за себя, меня никогда не кусают, а за Кристофера, для которого блохи представляют нешуточную угрозу.

Нам принесли чашку парного молока. По такому поводу мы выпили виски за здоровье коровы.

Говоря на персидском, азербайджанцы произносят к как ч, а когда нужно произнести ч, то говорят ц.

Каджук (около 5500 футов), 19 октября. – На ясном небе проплывают небольшие облака. Мы поднимаемся по пологим склонам, и нам открывается панорама бурой бугристой местности, расчерченной красными и чёрными пашнями, укрывающей у подножия холмов серые деревеньки с башнями и испещрённой розовыми и лимонными прожилками на подступах к далёким горам; и наконец гряда за грядой очерчивают панораму рваными краями сиреневого цвета. Двойные пики над Тебризом следуют за нами, как и жёлтые бабочки, порхающие вокруг. Далеко внизу появился всадник. «Мир тебе». – «Мир тебе». Цок, цок, цок, цок, цок, цок… Мы снова одни.

Вчера Кристофер дал хозяину дома банкноту в два тумана для размена. А сегодня утром Аббас, взявший разменянные деньги, отказался их отдавать. «Ты вор?» – спросил Кристофер. «Да», – ответил тот. Позже он очень жаловался на оскорбление, сказал, что у него 1000 туманов в кармане и тотчас же вздыхал, что не может жить без даров, которые время от времени падают ему в руки. Мы и без того уже едва его терпели, но он ещё попытался украсть деньги, которые мы заплатили хозяину за обед. Он замахнулся кнутом на старика-хозяина и ударил бы, если бы не моё вмешательство и оскорбления, я назвал его воровским отродьем.

Поэтому особенно досадно было обнаружить в пути, когда мы ехали по пустынной долине, держась солёного ручья, что Кристофер потерял кошелёк с нашими деньгами. Теперь мы полностью зависим от Аббаса, которому придётся просить для нас бесплатный ночлег. В тот момент он был где-то позади, сказав, что ему нужно заглянуть в одну отдалённую деревню. Мы заподозрили, что он нашёл кошелёк и сбежал, но через несколько минут появился и, выслушав нас, со слегка заметным триумфом, отправил одного из погонщиков мулов на поиски.

Радушный приём в доме местного богача немного компенсировал нам ущерб, теперь мы отдыхаем у огня за игрой в бридж, окутанные ароматами благовоний. Кипящий самовар придаёт уюта. Молюсь, чтобы погонщик мулов вернулся с пропажей – он только что вошёл. Нет, на самом деле он ещё даже не отправлялся и хочет, чтобы Хаджи Баба пошёл с ним и чтобы каждому заплатили по туману. Я отдал им два тумана из оставшихся двенадцати, и вот мы в центре Азербайджана5252
  Иранский Азербайджан, или Южный Азербайджан – историко-географическая область на северо-западе Ирана, к востоку от озера Урмия, соответствует территории трёх современных иранских провинций Ардебиль, Восточный Азербайджан и Западный Азербайджан.


[Закрыть], а у нас чуть больше фунта, чтобы вернуться в Тегеран.

Немного спустя. – Кристофер нашел кошелёк в своих вещах. Останавливать погонщиков было уже поздно, но мы дали Аббасу два тумана в качестве извинения за наши невысказанные, но имевшие место, подозрения.

Ак Булаг (около 5500 футов), 20 октября. – Наутро Кристоферу, искусанному блохами, было плохо. Управляющий, увидя его, принёс рожок практически чёрного мёда и сказал употреблять данное снадобье в течение четырёх дней и отказаться от местного творога и роганда, прогорклого масла, на котором здесь готовят практически всё, тогда блохи перестанут его кусать. Пока мы завтракали у огня молоком и яйцами, вошёл мальчик лет четырнадцати в сопровождении старика и свиты слуг. Он, как оказалось, был землевладельцем в этой деревне, и ему мы обязаны вкусной едой и заботой, а старик был его дядей. Его зовут Мохаммед Али Хан, и управляющий назвал его «повелителем всех деревень».

Погонщики прошли ночью двадцать миль – до деревни, где мы обедали, и обратно. Но сегодня они были даже энергичнее, чем обычно, ведь у них не было опиума.

Через один фарсах дорога привёла нас в посёлок Сарасканд, который может гордиться старой кирпичной чайханой. Мы купили винограда в местном магазине, в котором ещё были баварские карандаши, стальные перья и ситец. Днём мы доехали до Даш-Булага и остановились отдохнуть у ручья, созерцая небольшие скопления серых глинобитных домиков, остроконечных башен, покрытых птичьим помётом, и высокие белые стволы золотисто-зелёных деревьев на фоне розовеющих лишённых растительности холмов.

Ак Булаг расположен выше и открыт всем ветрам, одно согнутое деревце – всё его укрытие. Солнце село за двойными горными пиками. В нашей убогой, без окон, комнате при свете фонаря я растирал Кристофера холодной водой, чтобы сбить жар, вызванный укусами. В некоторых местах был такой сильный зуд, что мы обработали их виски, единственным дезинфицирующим средством, что оказалось под рукой. К счастью, Кристофер не так плох и в состоянии ответить старосте на его учтивость:

– Мир вам.

– Мир вам.

– Состояние господина хорошее, с божьей помощью?

– Благодарение Богу за ваши добрые поступки, всё очень хорошо.

– Всё, что господин прикажет, ваш любящий раб постарается выполнить. Этот дом – ваш дом. Всем для вас пожертвую.

– Да не уменьшится тень, укрывающая вас5353
  Это персидское выражение означает пожелание благополучия, процветания, благосостояния и долгих лет жизни.


[Закрыть].

Этот строгий старик сидел в церемониальной позе, подогнув под себя ноги, соединив ладони и опустив веки, в то время как мы растянулись на коврах. Семнадцать лет назад, рассказал он, здесь были четверо русских, но франков5454
  Европейцев на Востоке называли франками.


[Закрыть] здесь никогда не видели. Рядом с ним сидел его сын, Исмаил, слабый мальчик, который несколько лет назад так болел, что его отец отправился в Мешхед помолиться за него.

В качестве лекарства Кристофер принял опиум и чашку жидкого чёрного мёда. Это лучшее, что мы можем сделать.

Зенджан, 22 октября. – «Гранд-отель – Таун Холл», опять.

Долгий спуск к Миане становился утомительным, а город так и не появлялся. Мальчишка-пастух, одетый как Дарий, попросил у нас сигарету, называя её русским словом «папироса». В чайных домах вдоль дороги к нам часто обращались по-русски, что было необычно в этих отдалённых горах. Погонщики мулов и Аббас курили свои полуденные трубки в уединённом блокгаузе, единственном доме, встретившемся нам за двадцать миль пути. Когда Миана появилась в поле зрения, лошади оживились и ускорили шаг, хотя до города всё ещё оставалось два часа пути. Перейдя вброд русло реки, мы въехали в город с запада.

Казалось, мы упали с небес. Люди, высыпав из домов, окружили нас. Я принял на себя удар гражданской полиции. Кристофер отправился в дорожную полицию, к которой относился Аббас, и вернулся с капитаном. Тот был крайне подозрительным.

– Вы фотографировали что-нибудь по пути?

– Да, – вежливо ответил Кристофер, – восхитительный старый камень в Саоме. В самом деле, ага, вы должны на это посмотреть.

Подозрения капитана не исчезли, даже когда Аббас подтвердил, что всё сказанное – истинная правда.

Погонщикам мулов, конечно, сказали взять с нас больше денег, чем им причиталось. Кристофер дал им одну из своих персидских визитных карточек и предложил жаловаться или своему работодателю, или британскому консулу в Тебризе. Мы запрыгнули в грузовик и к часу ночи были в Зенджане, где нас разместили на ночь в кладовке. Этим утром в своём спальном мешке я задавил шестнадцать каких-то букашек, пять блох и одну вошь.

Кристофер в ужасном состоянии. Его ноги до колен распухли и покрылись волдырями. Мы нашли машину, которая выезжает отсюда сегодня днём, к полуночи должны быть в Тегеране.

ЧАСТЬ III

Тегеран

Тегеран, 25 октября. – Здесь меня ожидала телеграмма от Раттера: экспедиция на угольных автомобилях отправится из Бейрута 21 числа. Сообщение было отослано неделей ранее, и пока нет никаких известий об их прибытии в Марсель. Теперь, полагаю, я должен ждать их здесь, если, конечно, не станет известно об отмене поездки. Но в преддверии зимы нельзя терять столько времени.

Мы живём в пансионе месье и мадам Питро «Кок д’Ор» («Золотой петух»), в котором обитают их многочисленные питомцы. Питро раньше был шеф-поваром у японского посла, а начинал карьеру поварёнком у лорда Дерби в Париже. Де Баты тоже здесь со своей турецкой пастушьей собакой Карагозлу.

Кристофер сходил в лечебницу, ему перебинтовали ноги. Повязки нельзя снимать в течение десяти дней, и даже после этого язвы могут заживать ещё месяц. Блохи в Азербайджане – опасный враг.

Дворец Голестан: Photo by Sina HN Yazdi on Unsplash

Я отправился в Голестан, где шах проводит публичные аудиенции. Это дворец-фантазия из экстравагантной мозаики XIX века и хрустальных сталактитов (сотовых сводов). Павлиний трон хорошо вписывается в такую обстановку, но только барельеф льва под сиденьем, украшенным драгоценностями и эмалью, выглядит достаточно старым, чтобы быть частью подлинного трона из Дели. Есть и другой трон, который Каджары вывезли из Шираза, он находится в зале с открытыми проёмами в сад, похожем на индийский Дурбар Холл. Этот трон представляет собой высокую платформу, которую поддерживают статуи, он вырезан из полупрозрачного жёлто-зелёного мрамора, кое-где осталась позолота. Перед троном шаха небольшой водоём.

Photo by Manou Azadi on Unsplash

Тегеран, 6 ноября. – Всё ещё здесь.

Никаких вестей от экспедиции угольщиков. Но последний курьер из Багдада принёс слух, что автомобили окончательно сломались. Между тем в заметке «Таймс» говорится, что полковник Ноэль отправился из Лондона в Индию на «Роллс-Ройсе» с таким же угольным аппаратом. Должно быть, он видел отчёт о старте первой экспедиции в прессе и счёл это доказательством надёжности изобретения. Что ж, удачи ему!

В отчаянии два дня назад я чуть не отправился в Афганистан самостоятельно. И чудом избежал катастрофы.

Уодсворт, американский поверенный в делах, представил меня Фаркуарсону. Я увидел отталкивающее худое лицо с выступающей челюстью и почти сросшимися на переносице бровями. Речь его была нудной и монотонной. И всё же, думал я, надо быть снисходительнее. Теперь, когда Кристоферу для выздоровления нужен постельный режим, будет трудно найти компанию для путешествия.

Р. Б.: Я слышал, вы планируете ехать в Афганистан. Возможно, мы могли бы объединиться, если вы…

Фаркуарсон: Первым делом я должен объяснить вам, что я здесь, чтобы совершить оч-чень спешную поездку. Я уже провёл два дня в Тегеране. Говорят, что я должен увидеть Павлиний трон, что бы это ни было. Меня особо эта идея не привлекает. Честно говоря, мне не интересно разглядывать предметы. Я интересуюсь историей, свободой. Даже в Америке свобода совсем не та, что была раньше. Я хочу вам объяснить, что я очень ограничен во времени. Мои родители не слишком рады моей поездке. Мой отец недавно открыл рекламную фирму в Мемфисе и надеется, что я вернусь домой к Рождеству. Пожалуй, я задержусь до января, буду смотреть по обстоятельствам. Планирую поездку на юг, один день в Исфахане и второй – в Ширазе. Ещё есть Тебриз и Афганистан. Честно говоря, если получится, а бы съездил в Афганистан. У меня нет чётких планов. Когда уезжал, я даже не знал, попаду ли в Персию. В Штатах меня предупреждали, что это рискованно. То же самое здесь говорят об Афганистане. Они, может, и правы, но я сомневаюсь в этом. Я много путешествовал. Я посетил все европейские страны, даже Исландию, только в России не был. Однажды в Албании я спал в канаве. Это не оч-чень меня затруднило, но потом я много рассказывал об этом в Мемфисе. Итак, если возможно, я хотел бы поехать в Афганистан. Но я могу совершить только оч-чень спешную поездку. Мы можем добраться до Кабула, а можем и нет. Если всё же доберёмся, я могу вернуться сюда на арендованном аэроплане. В настоящий момент мне не слишком интересна Индия. Это большая страна, и я оставляю её на другой раз. В Тегеране я уже два дня. В основном они заняты приятным общением. Но я приехал не за этим. Я здесь, как вы понимаете, чтобы совершить оч-чень спешную поездку. Если удастся, я отправлюсь в Афганистан завтра утром. Мистер Уодсворт, он тоже из Мемфиса, сопроводил меня письмом к афганскому послу, я потерял его, он дал мне ещё одно. Я заходил к нему сегодня утром, но посол не смог меня принять. Он был занят обществом нескольких дам. Я встретил его секретаря, но тот не говорил по-английски, а мой университетский французский не позволяет свободно изъясняться, так что разговор не удался. Я могу получить визу, а могу и нет. В любом случае, я бы желал выехать завтра утром. Видите ли, я здесь для оч-чень спешной поездки.

Р. Б.: Если вам нужен попутчик, я мог бы поехать с вами, и мы бы сэкономили на дороге. Меня бы это устроило, поскольку нанимать машину только для себя дорого.

Фаркуарсон: Хочу заметить, я совершенно не стеснён в средствах. Я работаю, как и все в Штатах. С вами в Европе всё по-другому. А у нас нет людей, ведущих праздный образ жизни. Каждый работает, даже если ему это не очень нужно. Если вы не будете работать, в обществе о вас будут плохого мнения. Я отложил на свою поездку четыре тысячи долларов. Но это неважно, в любом случае, я не намерен выбрасывать деньги на ветер. Полагаю, что могу позволить себе поездку в Афганистан, если у меня будет достаточно времени. Видите ли, я здесь для оч-чень спешной поездки.

Р. Б.: Если бы вы точно сказали мне, сколько времени у вас есть, возможно, мы могли бы составить план поездки.

Фаркуарсон: Смотря по обстоятельствам. (Повторяет всё ранее сказанное, но в ещё более длинной речи.)

В итоге я сам пошёл в афганское посольство, чтобы узнать, не смогу ли я помочь Фаркуарсону в подаче заявления на визу. Тем временем мы договорились встретиться на следующий день. Он пришёл в наш пансион, когда я и Кристофер завтракали с Герцфельдом, только что вернувшимся из Европы.

Фаркуарсон (задыхаясь, скачет через столовую): Мои планы складываются лучшим образом. Собственно, я ещё не получил визу, но думаю, что получу. Теперь есть один или два момента, которые я оч-чень хочу обсудить с вами…

Р.Б.: Могу я представить профессора Герцфельда?

Фаркуарсон: … Оч-чень рад встрече, сэр. Как видите, я здесь для оч-чень спешной поездки, и я собирался сказать…

Кристофер: Не хотите ли присесть?

Фаркуарсон: Прежде всего я собирался сказать, что оч-чень хотел бы ехать завтра же утром. Но конечно, это может и не получиться. Но если получится, это и есть мой план.

Герцфельд (пытаясь разогнать скуку): О! У вас во дворе прирученная лиса.

Кристофер: Раньше тут жил ещё и дикий кабан. Но его застрелили, потому что он пробрался в кровать постояльцев, когда они спали. Мадам Питро так и не поняла, почему гости были против, кабан всего лишь хотел, чтобы ему почесали животик. Но они это сделали, конец истории.

Р. Б.: Лиса тоже залезает в кровати и гадит на них.

Фаркуарсон: Конечно, это оч-чень занимательно, хотя, боюсь, я не понял шутки. Теперь у меня есть один или два момента, которые я оч-чень хочу обсудить с вами.

Герцфельд: В Персеполе у меня живёт дикобраз. Он совсем домашний. Если чай опаздывает хотя бы на минуту, он начинает злиться, и его иглы встают дыбом.

Фаркухарсон: Есть один или два момента…

Герцфельд: А ещё он пользуется туалетной комнатой, как человек. Каждое утро я должен ждать своей очереди. Мы все должны ждать его.

Фаркуарсон (несмело): Это чрезвычайно интересно, но я не совсем улавливаю суть. У меня один или два…

Р. Б.: Нам лучше пойти в мой номер. (Мы идем.)

Фаркуарсон: Есть один или два момента, которые мне оч-чень нужно обсудить с вами. Хочу прояснить, что если я действительно поеду в Афганистан, это будет оч-чень спешная поездка. Теперь я хочу поговорить с вами оч-чень открыто. Вы не знаете меня, я не знаю вас. Я думаю, мы поладим. Я на это надеюсь. Но мы должны попытаться и всё прояснить заранее. Я записал несколько пунктов, я сейчас их прочитаю. Первое, я назвал это личные отношения. Я путешествовал немало. Поэтому я знаю, что путешествия выявляют в людях худшие стороны. Вот, например, у меня есть брат в Мемфисе. Он оч-чень любит музыку, в отличие от меня. Мы вместе были в Париже. После ужина он пошёл на концерт, а я нет. Я люблю своего брата, но при этом могут возникнуть недоразумения подобного рода. И я не знаю вас, а вы не знаете меня. У нас могут случиться неприятности, мы можем заболеть. В таком состоянии мы можем быть не в духе. Мы должны помнить об этом пункте про личные отношения. Второе, я назвал этот пункт политическим. Буду говорить оч-чень открыто. Поймите, у меня здесь мало времени, и если мы вместе поедем в Афганистан, а я на это надеюсь, я хочу дать понять, что я должен быть наделён влиянием во время этой поездки. Вот почему я назвал этот второй пункт политическим. Если я решу никуда не идти, тогда мы должны будем поступить именно так. Я сделаю всё возможное, чтобы выполнить ваши пожелания. Постараюсь быть справедливым. Мистер Уодсворт, он тоже из Мемфиса, знает мою семью, и я думаю, он подтвердит это. Но я должен быть главным. Третье, финансы. Поскольку я потратил столько усилий на эту поездку, я готов заплатить за машину чуть больше половины. Но вы же понимаете, что у меня мало времени, я намерен совершить оч-чень спешную поездку и, возможно, потом отправлюсь прямо в Индию, а там пересяду на корабль. Как я понимаю из ваших слов, вы стеснены в средствах. Я не могу оставить попутчика без денег в Индии. Так вот, прежде чем мы отправимся, я хочу убедиться, что у вас достаточно денег для возвращения в Персию, и я бы хотел увидеть банкноты у вас в руках…

Р. Б.: Что?

Фаркуарсон: Я хотел видеть, хватит ли вам денег…

РБ: До свидания.

Фаркуарсон: … перед отъездом я должен быть совершенно уверен, что вы сможете сами уехать в случае…

Р. Б.: Вы плохо слышите? ПОШЛИ ВОН.

Фаркуарсон убежал. На выходе он столкнулся с Герцфельдом и Кристофером и пожал им руки. «Оч-чень рад встрече. До свидания. Я должен идти. Видите ли, мне предстоит оч-чень спешная поездка…»

Я вышел следом за ним. Нет, без резиновых перчаток и дезинфицирующего средства я его точно не трону. Но он умел угрожать. Днём ранее я видел, как он одевался, и заметил оч-чень слабо развитые мускулы.

Тегеран, 9 ноября. – Всё ещё здесь.

В Кабуле убит король Надир-шах.

Утром до банка дошла базарная молва о том, что король Ирака Гази тоже мёртв. В дипмиссии достоверная информация стала известна в час дня. Агентство «Рейтерс» вечером это подтвердило. Правительство Индии в истерике. Из самого Афганистана нет никаких известий. Вне зависимости от того, начались ли там волнения или нет, такое событие вряд ли поспособствует моей поездке, если мне вообще удастся выехать.

Один из вождей бахтиаров, старый друг Кристофера, пришёл пообедать с нами в приватной обстановке. Он попросил сохранять наше знакомство в тайне, поскольку контакты с иностранцами опасны для человека его статуса – носящего титул хана племени. Марджорибанск негласно держит всех этих вождей почти в плену. Они могут жить в Тегеране и тратить деньги, но не могут вернуться в свою провинцию, Бахтиарию. Марджорибанкс опасается влиятельности племён, поэтому расселяет их по деревням под контролем полиции и отстраняет вождей. В прошлом слишком часто королями становились их ставленники.

О будущем наш гость говорил с дурными предчувствиями. Он сказал, что смирился с ситуацией. В Персии всегда было так. Единственное, что нужно сделать, – набраться терпения, пока тиран не сгинет.

Тегеран, 11 ноября. – Суббота. Всё ещё здесь.

В понедельник, решив уехать на следующий день, я нашёл автомобиль «Моррис» за 30 фунтов. Казалось, это выгодная сделка, и я смогу уехать, когда запланировал.

Но перед этим требовалось: получить документы на автомобиль, получить разрешение на вождение, разрешение на пребывание в Персии, на поездку в Мешхед, получить письма к губернатору Мешхеда и других городов по пути – четыре дня было вычеркнуто. Меня называли «не покорным закону» из-за отсутствия карты, удостоверяющей личность. Чтобы её получить, я предоставил государственному архиву информацию о месте рождения моей матери в трёх экземплярах. Тем временем владелец машины уехал из Тегерана, оставив доверенность престарелому адвокату в розовом твидовом сюртуке. Сделку приостановили. Подписи были официально засвидетельствованы, но полиция отказалась зарегистрировать передачу автомобиля, поскольку он не был упомянут в списке вещей, прилагаемом к доверенности, хотя сама доверенность адвоката распространялась на всё имущество владельца машины. Решение отменили после обращения к вышестоящему полицейскому чину, который уведомил об этом подчиненного по телефону. Но когда мы вернулись в другой отдел, в 300 ярдах, там ничего об этом не знали. Соседние отделы тоже не получали сообщения. Наконец кто-то вспомнил, что человек, отвечающий на телефонные звонки, вышел. Хвала небесам, мы встретили его на улице и проследовали к его рабочему месту. Мы выводили его из себя. Он отказался что-либо делать без копии доверенности, и пока её у нас не будет, попросил его не беспокоить. Адвокат, с палочкой, поковылял, чтобы купить бумагу. Я, сын владельца автомобиля и хозяин гаража расположились прямо на тротуаре главной площади, мы сидели на корточках вокруг ворчливого старого писаря, пока его очки сползали с носа, а перо царапало бумагу, превращая её в трафарет. И одного предложения не было закончено, как полиция попросила нас отодвинуться подальше, едва приступили ко второму – просьба повторилась. Как колония встревоженных лягушек, мы прыгали с места на место, вставляя по слову то тут, то там, пока совсем не стемнело. Когда копия была предъявлена, в отделении полиции потребовался ещё один экземпляр. В конторе отключилось электричество, и пришлось переписывать документ, чиркая спичками и обжигая пальцы – на тротуаре всё же было удобнее. Я смеялся, остальные тоже, полицейские хохотали, как сумасшедшие, но, неожиданно приняв серьёзный вид, сказали, что свидетельство о праве собственности будет готово через три дня или позже. Час пререканий – и мне пообещали отдать документ утром. На следующее утро я отправился к ним, чтобы опять услышать про три дня. Но теперь я был один, и у меня было преимущество: моих знаний персидского было достаточно, чтобы изложить свои требования, но недостаточно, чтобы понять отказ. Мы снова направились к офицеру через улицу. Люди метались из комнаты в комнату. Телефон трезвонил. Документ появился. И всё это, позволю себе заметить, только десятая часть того, через что я прошёл за эти четыре дня.

Автомобиль был 1926 года выпуска, поэтому требовалось проверить двигатель. Вчера я решил провести небольшой тест-драйва и планировал выехать сегодня в шесть утра. Но к концу поездки вышел из строя аккумулятор. Я выезжаю днём и надеюсь добраться до Амирие к вечеру, худший участок пути будет позади, останется только один опасный перевал.

Группа Ноэля прибыла прошлой ночью на двух «Роллс-Ройсах». В Дувре они избавились от угольного аппарата. Говорили, что первая экспедиция провела пять ночей в пустыне между Дамаском и Багдадом, сломались шатуны, которые сейчас отправлены на ремонт. У меня всё ещё нет уверенности, что они появятся здесь, а ждать просто так нельзя. В любой день после пятнадцатого числа дороги могут быть заблокированы.

Эйн Варзан (около 5000 футов), после 19.30. – В шестидесяти милях от Тегерана сломалась задняя ось.

«В Хорасан! В Хорасан!» – кричал полицейский у городских ворот. Я ощущал поразительный прилив бодрости, когда мы пробирались по тропам Эльбурса. Двигатель всегда работал на низшей передаче, только это могло спасти нас от падения на крутых поворотах горного серпантина.

Семь мужичков-селян с песнями толкали машину в гору, к сараю в этой деревне. Это полный провал, но я не стану возвращаться в Тегеран.

Шахруд (4400 футов), 13 ноября. – На следующее утро в Эйн Варзан прибыл целый автобус паломниц, направлявшихся в Мешхед. Я проснулся от их голосов во дворе. Через пять минут я уже занял место рядом с водителем, а мой багаж разместили под ногами у дам.

С перевала над Амирие мы смотрели назад поверх массива горных хребтов на белый конус Демавенда высоко-высоко в небе, а вперёди за бескрайними равнинами вздымались и опускались горы, как волны в прилив и отлив, где-то тёмные, где-то сияющие, в то время как тень и солнечный свет следовали за облаками по земной арене. Деревья по-осеннему жёлтого цвета окружали уединённые деревни. Повсюду пустыня – каменистая, с чёрным блеском – пустыня восточной Персии. В Семнане, пока паломницы пили чай в караван-сарае, я услышал о старом минарете и нашёл его до того, как полиция нашла меня. Когда им это удалось, я сказал, что опечален, поскольку не могу оставаться дольше в их прекрасном городе, и мы уехали в закат. «Поедем с нами в Мешхед», – предложил водитель-темнокожий, назвав цену, доказывающую дружеское отношение. Но, настояв на своём, я сошёл в Дамгане.

В этом месте есть две круглые башни, надпись на них свидетельствует об их постройке в XI веке. Они сложены их красивого кофейно-молочного кирпича, но кирпичная кладка неровная. Разрушенная мечеть, известная как Тарикхане, или «Исторический дом», ещё старше, её низкие широкие колонны напоминают английскую деревенскую церковь норманнского периода и, должно быть, унаследовали свой неожиданный романский стиль от сасанидских традиций. Вся исламская архитектура заимствовала эти традиции после того, как Персия была завоёвана исламом. Но интересно видеть истоки этого процесса, из каких грубых форм берёт начало архитектура, достигшая художественной ценности.

Полицейские, добродушные парни, начали падать от голода, когда я задержал их в обеденное время. Ближе к вечеру с запада подъехал грузовик, куда меня затолкали, не теряя надежды всё же поесть в этот день. К восьми часам мы были в Шахруде, а уехать должны в полночь.

Такое удивительное традиционное явление, как персидский караван-сарай, не исчезло c появлением современного транспорта. Конечно, стоянки-гаражи есть везде. Но они воспроизводят старые привычные образцы. Тот, в котором нахожусь я, представляет собой большой прямоугольный двор, размером с оксфордский колледж, и защищён огромными воротами. У ворот, рядом с арочным проёмом, есть помещение для приготовления еды, столовая, общая комната для отдыха и ночёвки и помещение для торговых сделок. Вдоль трёх других сторон расположены ряды небольших комнат, напоминающих монашеские кельи, а также загоны для лошадей и гараж. Эти современные караван-сараи отличаются по степени комфорта. Здесь, в «Гараж Массис», у меня есть кровать с матрасом, ковёр и печка, я ел вкусного цыплёнка и сладкий виноград. В Дамгане вообще не было мебели, а из еды предлагался остывший слипшийся рис.

Нишапур (4000 футов), 14 ноября. – Экспертом можно стать в чём угодно. Во всей Персии не найти такого грузовика, какой я поймал в Дамгане: новенький «Рео Спид Вэггон», способный развивать скорость до тридцати пяти миль в час на равнинной местности, с двойными колёсами, радиатором охлаждения и подсветкой в кабине водителя. Махмуд и Исмаил доезжают от Тегерана до границы с Индией за рекордно короткое время. Они каждые пять минут спрашивают о моём самочувствии и предлагают отправиться с ними прямо в Дуздаб (город Захедан).