Текст книги "Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции"

Первым делом, оказалось непросто отыскать непьющих и заслуживающих доверия носильщиков и убедить их в том, что STN будет поставлять пиратские издания и никакой запрещенной литературы. (На самом деле, невзирая на оговоренные в контракте условия, STN использовало Февра для переброски своих самых опасных книг.) В конце концов он заверил STN, что подобрал надежную команду. Он знал несколько троп в обход пограничного пункта во Фрамбуре и во время первой, пробной переправки лично сопровождал носильщиков. Затем он стал смягчать суровость местных чиновников из Генерального откупа. Переговоры длились месяц, но в итоге Февр добился их согласия – за немалые деньги. Фиксированная такса в 8 луидоров (192 ливра) должна была выплачиваться им за то, что они не будут замечать его носильщиков, при условии, что те за раз будут доставлять не более 60 тюков. К несчастью для Февра, носильщики тоже оказались людьми достаточно ушлыми. Вместо поденной платы в 25 су они требовали теперь по 15 ливров с сотни фунтов плюс выпивка. «Можете отправлять мне все, что сочтете достойным срочной доставки, пока не пошли снега», – писал Февр в STN осенью 1783 года, которая выдалась долгой и теплой. Все эти договоренности стоили денег: «Мне придется выставить этим носильщикам вина и отдать 8 луидоров тем, с кем я договорился на той стороне, – пояснил он, имея в виду взятки людям из Генерального откупа. – Но за эти 8 луи я смогу проносить по 50–60 тюков и даже больше».

Тем самым Февр настаивал на увеличении собственных расценок, что вызвало очередные прения между ним и STN, пока наконец в феврале 1784 года не был достигнут компромисс. К тому времени Февр уже занимался контрабандной доставкой товара для других издателей, включая несколько издательских домов из Лозанны и Берна. Наполнив во Фрамбуре не один карман, он получил контроль над несколькими пограничными переходами, а затем еще и разработал новую технику сокрытия груза, предназначенного для провинциальных городов: прятал его в тюках, отправляемых в Париж.

К апрелю сколько-нибудь глубокого снега на перевалах почти не осталось. Носильщикам эти переходы по-прежнему давались нелегко, но однажды ночью они перебросили через границу целых шесть партий, еще шесть следующей ночью – и до конца месяца еще полдюжины. Тропы оставались настолько труднопроходимыми, что они передали вниз просьбу еще раз уменьшить вес поклажи – до сорока, максимум до шестидесяти фунтов на человека. К концу мая снег исчез совсем, а вместе с ним и некоторые из носильщиков, поскольку настало время весенней пахоты. Но Февр по-прежнему нанимал достаточно рабочей силы для того, чтобы обеспечить непрерывный поток поставок в Безансон, Лион, Труа и Реймс. Трудности, конечно, возникали на каждом шагу, но система работала. Работала до тех пор, пока не пришла беда. В начале августа 1784 года чиновники с фрамбурской пограничной станции перехватили пять тюков livres philosophiques, в которых среди прочего оказались бунтарские и порнографические книги Оноре Габриэля Рикети, графа де Мирабо. Шли они от «Фош-сын старший и Витель» (Fauche fils aîné et Witel), фирмы, основанной в Нёвшателе зятем Самюэля Фоша, Жереми Вителем, и его же старшим сыном, Жонасом. Рассорившись с Фошем-старшим, они открыли собственный книжный магазин и, последовав его примеру, стали печатать запрещенные книги. Мирабо в этом жанре являлся фигурой ключевой. В 1775 году, будучи заключенным в Шато де Жуа, который высился над границей невдалеке от Фрамбура на Юрской вершине в 3024 фута над уровнем моря, он тайком опубликовал Essai sur le despotisme5151
  «Опыт о деспотизме» (Примеч. пер.).


[Закрыть] – у Фоша-старшего. В 1782 и 1783‐м Фош-младший и Витель соответственно выпустили в свет его Des lettres de cachet et des prisons d’ Etat5252
  «О королевских ордерах на арест и о государственных тюрьмах» (Примеч. пер.).


[Закрыть] и Erotika Biblion5353
  Эротический трактат, написанный одновременно с порнографическим романом «Мое обращение, или Образцовый либертен» (1783) (Примеч. пер.).


[Закрыть]. Но контрабандная доставка у них была налажена плохо, а конфискация груза вызвала такой скандал, что маршрут через Фрамбур функционировать перестал.

Февр ко всей этой истории не имел никакого отношения, и тем не менее, по его собственным словам, «многие люди досадуют даже и на меня, хотя ни в каком возможном отношении я в этом деле не виноват». Он писал, что чиновники Генерального откупа теперь «начеку день и ночь». Единственное, что оставалось, – приостановить все операции. Носильщики не соглашались идти через границу ни на каких условиях, а «в Ле-Веррьер теперь полно шпионов и других негодяев, которые сдают людей за деньги». Книги STN, с его точки зрения, не были теперь в безопасности на складе у Мишо, даже в Ле-Веррьере, на швейцарской стороне границы, так что он приказал своим людям перенести их в потайное место на вершине горы. Там они и оставались до конца октября, когда страсти улеглись, и Февр достиг нового соглашения со своими друзьями из Генерального откупа (Ferme). Удалось ему договориться и с некоторыми из прежних носильщиков, в основном за счет дополнительной выпивки. Подкрепившись лишней дозой спиртного, носильщики легко справлялись с доставкой груза; агенты Ferme, ободренные увеличившимися взятками, старались их не замечать; и к ноябрю система опять работала как часы.

Однако летний простой сказался на финансовых обстоятельствах Февра. Он уже не мог прибегнуть к мошенническим схемам, вроде фиктивного развода с женой. Жена, кстати сказать, тоже работала изо всех сил и даже отправлялась вместе с дочерью в дальние поездки, чтобы уладить дела с книгопродавцами во Франш-Конте. Отвечая на весьма настойчивые требования STN уплатить долги, Февр умолял об отсрочке: «Носильщики держат меня в заложниках. Они вынудили меня увеличить оплату до 6 денье за фунт, и прибыли у меня не остается вообще никакой, с учетом тех сумм, что я вынужден платить людям, которые делают мне одолжение». В последнем случае речь, конечно же, шла о представителях Генерального откупа.

Часть взяток шла receveur, начальнику таможенной станции во Фрамбуре по фамилии Сент-Андре, и его коллеге, который занимал аналогичную должность на другом пропускном пункте Ferme, неподалеку от Понтарлье. Февр был хорошо знаком с ними обоими. Чтобы втереться к ним в доверие, он попросил STN выслать им по экземпляру переводного шеститомного романа Фанни Берни «Сесилия, или Мемуары наследницы»5454
  Второй роман популярной английской писательницы Френсис Бёрни (1752–1840), опубликованный в 1782 году (Примеч. пер.).


[Закрыть]. Вдобавок к этому STN расщедрилось на две бесплатные подписки на свой Journal helvétique5555
  Литературно-художественный журнал, выходил в Нёвшателе с 1738 по 1769 год (Примеч. пер.).


[Закрыть]. Обе предназначались самому Сент-Андре, и в сопроводительном письме Остервальд особо указал, что это – подарок в знак благодарности за оказанные услуги: «Мы шлем Вам, сударь, тысячу благодарностей за ту любезность, которую Вы изволили выказать в отношении книг, что следуют от нас и проходят через вверенную Вам таможню». Несколько месяцев спустя, когда заново налаженная система контрабандной доставки заработала с прежней эффективностью, Февр запросил два экземпляра De l’ administration des finances5656
  «Об управлении финансами Франции» (1874) – революционный для своего времени трактат Неккера, написанный им после выхода в отставку. Пользовался популярностью, необычайной для книг в таком жанре, было продано восемьдесят тысяч экземпляров.


[Закрыть] Жака Неккера, швейцарского банкира, который исполнял обязанности министра финансов Франции при Людовике XVI с 1776 по 1781 год. Ему вскоре предстоит обедать с Сент-Андре, пояснил Февр, а потому необходим соответствующий подарок. В крохотном мирке между Понтарлье и Фрамбуром все люди, принадлежавшие к образованной элите, прекрасно знали друг друга и читали одни и те же книги, вне зависимости от того, занимались они продажей этих книг или их конфискацией.

Для того чтобы обезопасить себя от тайных агентов Генерального откупа и одновременно успокоить носильщиков, успевших рассориться с Мишо, Февр перенес швейцарскую часть операции из Ле-Веррьер в Сен-Сюльпис, задействовав в качестве своих новых агентов старых конкурентов Мишо, братьев Мёрон. Параллельно с усовершенствованием прежней системы он разработал еще одну, построенную на другом маршруте. Маршрут был «безопасным, надежным» и пригодным для больших возов, хотя лошадей следовало подбирать сильных, поскольку дорога шла через высокогорье. И значит, вместо того чтобы складывать книжные листы в пачки по 50–60 фунтов, STN могло высылать их в тюках весом от 200 до 400 фунтов. (При случае издательство «забывало» о необходимости ограничивать вес груза, и Февр протестовал в ноябре 1784 года: «Один человек не в состоянии нести поклажу в 110 фунтов».) Теперь STN могло вернуться к упаковке в более привычные тюки, а Февр – обойтись без носильщиков. Единственной головной болью был снег, который в феврале 1785 года лежал слоем более трех футов, что делало дороги непроезжими. «Ни один возчик не осмелится ехать по ним на санях», – писал Февр. Горные дороги вышли из строя до конца апреля, и все это время STN отправляло во Францию как вполне легальные, так и пиратские книги (спрятанные в тюках между легальными) через таможенные пункты в долинах, получая там квитанции.

Значительная доля этих грузов шла через Пиона, который брал за доставку меньше, хотя по-прежнему отказывался браться за промысел страховщика-контрабандиста. Февр планировал зарезервировать за собой весь грузопоток STN, играя двойственную роль агента по доставке через таможню и «страховщика» (commissionnaireassureur), и снял складское помещение, в котором можно было размещать большое количество книг перед их переправкой через границу. Его контракт с STN и в самом деле закреплял за ним преимущественное право на перевозки во Францию. Особенно он нуждался в таможенных квитанциях, поскольку благодаря им он скрывал нелегальную литературу, которую перевозил для других издателей. Из его писем следует, что он, как и другие агенты по доставке, вроде лионца Жака Револя, вкладывал стопки запрещенных книг в большие тюки с книгами, которые власти не считали для себя опасными. Благодаря своим связям с таможенными чиновниками, Февр мог перепаковывать тюки в Понтарлье, прямо перед тем как они запечатывались; владельцам книжных магазинов, заказавшим через него доставку, оставалось придумать, как изъять нелегальные книги в нужный момент из тюков – или как сделать так, чтобы палаты синдиков не обращали на них внимания.

В ответ на все более и более резкие жалобы Февра на то, что издательство не выполняет условий соглашения, «Общество» предъявляло претензии в несоблюдении сроков поставок. Он отвечал, что старательно следовал графику на протяжении всего 1774 года, а в начале 1775‐го вынужден был задержать несколько операций по переброске только из‐за сильных снегопадов. Если объемы поставок будут недостаточно большими, настаивал он, его страховая операция лишится всякого смысла. Ему больше нет никакого проку от склада, который он снял за 33 ливра в год. Если STN не заплатит оставшуюся часть аренды, написал он 15 августа 1775 года, ему придется разорвать контракт, и они перестанут сотрудничать между собой.

Тогда STN полностью прекратило отправлять Февру книги. Само столкнувшись с финансовыми трудностями, оно вынуждено было резко сократить издательскую деятельность. Его счет был закрыт в январе 1776 года, издательству досталась скромная сумма в 300 ливров. Насколько можно судить из последних писем, хранящихся в его досье, книготорговое предприятие Февра продолжало существовать и после того, как он перестал возить контрабанду для STN. Фиктивная процедура развода не мешала его жене активно сотрудничать с ним вплоть до конца 1780‐х годов – как и дочери, успевшей к этому времени повзрослеть. Есть основания полагать, что контрабандой в интересах других издательств он занимался вплоть до 1789 года, сочетая «страховые» операции с обычной ловкостью рук при таможенном досмотре на пропускных пунктах.

Точно так же как Фаварже дает нам представление о типичных функциях торгового представителя, Февра можно рассматривать как образец контрабандиста. По его истории видно, как работавший в сфере книжной торговли мелкий предприниматель из маленького городка мог сводить концы с концами, если городок этот находился в серой зоне возле восточной французской границы. В ходе своего тур де Франс Фаварже всего на несколько дней в 1778 году, проверяя на месте, как функционируют каналы STN на французской границе, соприкоснулся с обстоятельствами этой истории и еще нескольких других, также имевших место в Верхней Юре. Перед ним стояло множество иных задач на следующих этапах его пути, и эти задачи имели отношение к огромному количеству других историй, каждая из которых была глубоко индивидуальной, при том что все они сплетались воедино как части общего предприятия по доставке книг читателям в этот весьма непростой период французской истории.

Глава 3
Лон-ле-Сонье. Как составить мнение о магазинах

Лон-ле-Сонье, первая остановка Фаварже после отъезда из Понтарлье, с деловой точки зрения оказалась совершенно бессмысленной. После утомительной поездки через Юрское плато, он остановился на постоялом дворе – вероятно, одном из обычных кишащих вшами заведений, которое завлекало путников вывеской: «Размещение для пеших и конных» (On loge à pied et à cheval). Лон представлял собой маленький город с рыночной площадью, куда съезжались за покупками немногочисленные обитатели этой бедной части Франш-Конте. В дневнике Фаварже записал следующее: «В Лон-ле-Сонье всего два книжных магазина. Один Делорма [печатника и книгопродавца], который торгует только теми книгами, которые выпускает сам. Габриэль – человек достойный, но бедный. В магазине нет ничего, кроме молитвенников и т. д., и все это не стоит и 500 ливров. Но я все-таки оставил у него каталог и проспект Description des arts. Если нам и стоит с ним работать, то исключительно за наличный расчет».

Перед нами типичная запись из дневника Фаварже: лаконичная и крайне емкая фиксация фактов, и во главу угла автор ставит тот аспект книжной торговли, который зачастую ускользает от внимания, – важную роль локальных рынков, где спрос определяли богослужебные и душеспасительные книги, школьные учебники, альманахи и издания-однодневки, вроде публичных объявлений5757
  У нас, конечно, есть несколько прекрасных исследований печатного дела и книжной торговли в конкретных городах и регионах; некоторые из них вышли уже очень давно, однако актуальности ничуть не потеряли. См., к примеру: Quéniart Jean. L’ imprimerie et la librairie à Rouen au XVIII^e siècle. Paris: Presses Universitaires de France, 1969; Moulinas René. L’ imprimerie, la librairie et la presse à Avignon au XVIII^e siècle. Grenoble: Presses Universitaires de Grenoble, 1974. Из более современных работ см. прежде всего: Mellot Jean-Dominique. L’ édition rouennaise et ses marchés (vers 1600 – vers 1730). Paris: École des chartes, 1998; Adam Claudine. Les imprimeurs-libraires Toulousains et leur production au XVIII^e siècle. Toulouse: Presses Universitaires du Mirail, 2015. Прочие вспомогательные источники перечислены на сайте robertdarnton.org. Исследования в области так называемой популярной литературы, вроде альманахов и дешевых сборников сказок и баллад, буквально расцвели после публикации книги Робера Мандру: Robert Mandrou. De la culture populaire aux 17^e et 18^e siècles. La bibliothèque bleue de Troyes. Paris: Stock, 1964. Из относительно недавних публикаций на эту тему см.: Andries Lise et Bollème Geneviève. La Bibliothèque bleue: Littérature de colportage. Paris: Robert Laffont, 2003. Касательно торговли религиозными книгами в целом см.: Martin Philippe. Une religion des livres (1640–1850). Paris: Éditions du Cerf, 2003.


[Закрыть]. С подобной продукцией STN дела не имело, а потому Фаварже смело характеризовал многие встреченные им по пути книжные магазины как не стоящие того, чтобы с ними возиться. Описывая товар, продававшийся в таких магазинах, он, как правило, пользовался определением usages, «для широкой публики»: имелись в виду молитвенники и разного рода благочестивые трактаты, но не книги по богословию. Он обычно ограничивался одной-двумя фразами относительно лавок подобного рода:

Гренобль: Фор – королевский печатник и выпускает только публичные объявления [placards]. Весь свой товар продал Бретту, который порядочными книгами [articles de librairie] не торгует.

Оранж: В Оранже нет никого, кроме человека по фамилии Жуи, по профессии он парикмахер, продает книги для широкой публики [livres d’ usage] и ничего сверх этого.

Тараскон: Кордоннеси и вдова Тасси объединились в один дом, с очень ограниченным предложением. Продают исключительно религиозные книги.

Ним: Бом, здешний печатник, очень хорош, но выпускает и продает только религиозные книги.

Кастр: Я виделся с мсье Робером, доктором богословия, печатником и книготорговцем. Но книги он продает только религиозные, которые сам же и печатает, так что вести с ним дела смысла нет.

Либурн: Моррен… хорош, но делом почти не занимается. Торгует религиозными книгами и почти ничего, кроме них, не продает.

Блуа: Шарль и Ф. Массоны, печатники, ведут дела вместе и работают только с религиозной литературой.

Орлеан: Вдова Рузо очень хороша; но торгует только религиозными книгами. Пердру – средних достоинств, нашел в нашем каталоге несколько товаров, которые пришлись ему по вкусу, но он хочет получить их в обмен и предлагает религиозную литературу, поскольку больше у него почти ничего нет.

Наблюдения Фаварже подтверждаются обзором, охватывавшим всех печатников и книготорговцев королевства и произведенным интендантами и их помощниками (subdélégués) в 1764 году, за десять с лишним лет до его путешествия. Отвечая на стандартный вопрос о том, какие книги издатели печатают, а торговцы продают, большинство указало некоторое количество художественной и научной литературы, но указало на преобладание литературы религиозной и книг, представлявших интерес для местных жителей. В луарском городе Блуа, например, та оценка, которую они вынесли в отношении Пьера-Поля Шарля и Жана-Филибера Массона, практически совпадает с оценкой Фаварже. Они сообщали, что оба, будучи как печатниками, так и книготорговцами, предлагают «разного рода книги для школ, служебные книги для епархии, учебники, конторскую продукцию, плакаты, объявления, извещения о похоронах и время от времени книги, которые печатаются с высочайшего соизволения». Интендант в Орлеане писал: «Книготорговцы предлагают только товар, обычный для их ремесла, состоящий из литературы, душеспасительных книг и молитвенников»5858
  С результатами опроса 1764 года можно ознакомиться в Национальной библиотеке Франции, fond français 22184–85. Отрывки из этого и других имеющих отношение к делу документов воспроизведены на сайте robertdarnton.org в разделах, посвященных тем городам, в которых побывал Фаварже. Общую характеристику надзора и администрирования в сфере книжной торговли см. в: Rigogne Thierry. Between State and Market: Printing and Bookselling in Eighteenth-century France. Oxford: Voltaire Foundation, 2007. Сходная работа, посвященная типографиям: McLeod Jane. Licensing Loyalty: Printers, Patrons, and the State in Early Modern France. University Park: Pennsylvania State University Press, 2011.


[Закрыть].

То, что продавало STN, было литературой. Под этот всеобъемлющий термин подпадало множество жанров, которое в целом не имело ничего общего с тем, что стояло на полках в большинстве маленьких книжных лавок5959
  Слово «литература» в современном смысле только-только начало входить в обиход во времена предпринятого Фаварже tour de France. Dictionnaire de l’ Académie française в стандартном издании 1762 года определяет littérature как «начитанность, ученость» и в качестве примера приводит фразу: «Это человек весьма литературный (большой учености)». Впрочем, здесь же оговорено: «В более узком смысле слова имеется в виду изящная словесность». О различии между традиционным пониманием словесности (lettres) и романтическим термином «литература» см.: Kernan Alvin. Printing Technology, Letters and Samuel Johnson. Princeton: Princeton University Press, 1987. P. 7. Еще один случай использования того же термина применительно к торговле книгами находим в характеристике Бессона из Бурк-ан-Бреса, которую Фаварже направил в STN 4 сентября 1776 года: «Бессон торгует исключительно молитвенниками [des usages], которые сам же и печатает. Когда я предложил ему каталог, он сказал, что литературных книг [livres de littérature] не держит».


[Закрыть]. В городах, соразмерных Лон-ле-Сонье (6700 жителей), как правило, типографов было один или два. Они в изобилии печатали литургические книги для церковных нужд, объявления по заказам провинциальных властей, «фактумы» (резюме юридических документов) для судейских чиновников, векселя для торговцев и всякую другую продукцию на случай. Напечатанное они зачастую продавали в собственных лавках, существовавших при типографии, в особенности в тех случаях, когда могли похвастаться официальным двойным статусом книгопродавцев-печатников (libraires-imprimeurs). Владельцы местных магазинов торговали тем же товаром: в основном благочестивыми сочинениями и брошюрками на местные темы. Оборот у них были такой, что они вряд ли могли заинтересовать STN, да и книг, которые лучше всего расходились среди традиционной клиентуры STN, они не держали. Поставки STN шли по основным французским торговым путям, разбегаясь не слишком большим количеством ручейков по местным рынкам. Они были частью культурного движения, которое достигало самых отдаленных уголков страны, но не могло связать между собой локальные пространства книжной торговли так, чтобы литература и впрямь начала обращаться повсеместно. Несмотря на то что книгоноши распределяли тиражи серьезных изданий по капиллярной системе мелочной торговли, о чем пойдет речь в главе 10, единый книжный рынок полностью сложился во Франции только в самом конце XIX века6060
  Нам еще предстоит проделать колоссальный объем работы, прежде чем мы получим более или менее ясное представление о книжных рынках во Франции и во всей остальной Европе со времен Гутенберга до наших дней. Самой лучшей из общих работ по французской книготорговле остается: Martin Henri-Jean et Chartier Roger (Eds). Histoire de l’ édition française (4 vols). Paris: Promodis, 1983–1986.


[Закрыть].

Фаварже не очень-то вдавался в сожаления по поводу отсутствия спроса на книги STN в таких городишках, как Лон-ле-Сонье. Он считал это чем-то само собой разумеющимся и спешил сосредоточить внимание на городах, где были книжные магазины, хозяева которых торговали книгами общего спроса (articles de librairie). Однако ему требовалась некая шкала, в соответствии с которой он мог бы оценивать эти магазины. Как следует из приведенных выше замечаний, он делил их на три основные категории: «хорошие» (Бом, Моррен), «посредственные» (Пердру) и «недостойные» – то есть те, кого рассматривать как возможных клиентов не стоит (Делорм, Бретт, Жуи)6161
  Фаварже постоянно оперирует этими категориями как в дневнике, так и в письмах. Например, в отчете о Безье он пишет: «Барбю умер. Бусске ничего не стоит. Л’Аллеман перебрался в Марсель. Итого остаются вдова Одозан с сыном и Морбийон, о которых говорят как о торговцах относительно хороших. Впрочем, с моей точки зрения, их надлежит поместить в категорию посредственных».


[Закрыть]. Само STN также пользовалось этим принципом классификации в отчетах и в деловой переписке, хотя время от времени там попадаются другие термины, такие как «солидный», «посредственный» и «несолидный»6262
  В письме от 11 августа 1776 года STN инструктирует Фаварже, находившегося тогда в Лионе, соизмерять степень доверия, которого, с его точки зрения, заслуживают потенциальные покупатели, со степенью их «солидности». «Солидным» (solides) он мог предлагать выплату по счетам в срок до двенадцати месяцев, «посредственным» (médiocres) – до шести месяцев, а вот «недостаточно солидные» (peu solides) должны были расплачиваться на месте, либо наличными, либо каким-либо эквивалентом суммы. В сводных балансовых отчетах (bilans) (ms. 1042) STN делила «должников» на три категории: «с хорошей репутацией» (débiteurs réputés bons), «с сомнительной репутацией» (débiteurs réputés douteux) и «с дурной репутацией» (débiteurs réputés mauvais). В личной записной книжке от 1774 года (ms. 1056) Остервальда приводятся сведения о восьмидесяти книготорговцах, поделенных на эти три категории; цифра 1 означает высшую степень кредитоспособности. Вот, к примеру: «3 Лефрансуа… Аржантан; 1 Леруа… Кан; 2 Лемайлене… Брюссель». Именно этой системой ранжирования пользовался при оценке деловой репутации книготорговцев и Фаварже.


[Закрыть]. Складывается впечатление, что и другие европейские купцы XVIII века активно пользовались этой трехступенчатой шкалой оценки платежеспособности клиентов – едва ли не повсеместно. (К 1850‐м годам торговые представители, работавшие на британских издателей, делили розничных книготорговцев на четыре категории, весьма похожие на те, которыми пользовался Фаварже: «хорошие», «порядочные», «сомнительные» и «плохие»6363
  Bell Bill. «Pioneers of Literature»: The Commercial Traveller in the Early Nineteenth Century // The Reach of Print / Ed. Peter Isaac and Barry McKay. New Castle, Del.: Oak Knoll, 1998. P. 125–126.


[Закрыть].) Эта система оценок была весьма приблизительной и субъективной и едва ли могла всерьез помочь Фаварже, когда он приезжал в незнакомый город. Что именно должны были означать эти «хороший» и «посредственный», когда дело доходило до налаживания деловых отношений?

Едва успев прибыть в очередной пункт своего назначения, Фаварже сверялся с «Альманахом книготорговли» (Almanach de la librairie), торговым справочником, опубликованным в 1777 году, а затем переизданном, в расширенном и дополненном виде, в 1778‐м: там были перечислены все типографы и книготорговцы Франции, от города к городу6464
  См. репринт издания 1781 года с характеристикой изданий более ранних в предисловии, написанном Жеромом Феркрюссом, в кн.: Perrin Antoine. Almanach de la librairie. Aubel: P. ft. Gason, 1984.


[Закрыть]. «Альманах» помогал планировать дальнейшие действия и заодно служил чем-то вроде оценочной ведомости, в соответствии с которой можно было записывать полученную информацию. Так, приехав в Пуатье и сверившись с «Альманахом», Фаварже первым делом отправился к Фелису Фокону, типографу и книготорговцу, который получил статус «хорошего» партнера, хотя тот, будучи синдиком местной гильдии, возомнил о себе невесть что и не стал заказывать пиратские издания. Второй печатник, Бро, также получил в дневнике у Фаварже характеристику «хорошего», но и он никаких книг заказывать не собирался. Четыре книготорговца – Бобен, Гийемино, Жиро и Жоре – попали в дневник как «посредственные», все же прочие значившиеся в альманахе прошли по разряду «плохих».

Но «Альманах» зачастую давал неверные сведения6565
  Так, например, в отчете о пребывании в Кастельнодари Фаварже написал: «В Кастельнодари я встретился с предполагаемыми книготорговцами Аннатом и Серье, которые попусту названы в альманахе, поскольку Аннат ювелир и за всю свою жизнь не продал ни единой книги, а Серье торгует тканями: время от времени они продает молитвенник-другой, и более ничего».


[Закрыть], и в любом случае Фаварже, перед тем как зайти к кому-то в магазин, нуждался в информации куда более содержательной. По возможности он опирался на инструкции, вписанные в начале путевого журнала. В Бурк-ан-Бресе, например, он, согласно этим инструкциям, должен был «повидаться с месье Вернарелем и получить более подробную информацию относительно его платежеспособности». А в Шалон-сюр-Марн ему надлежало опасаться Сомбера: «До нас во множестве доходили дурные вести как о его характере, так и о финансовом его положении». Однако инструкции были весьма скудными, поскольку STN мало что знало о том, насколько надежными были его клиенты, обитавшие за сотни миль от Нёвшателя. Основная цель той поездки, в которую отправился Фаварже, как раз и состояла в получении этой информации, и поэтому ему прежде всего приходилось опираться на сведения, полученные прямо в пути. Полезнее всех оказался Жак-Франсуа д’ Арналь, зять управляющего STN Абрама Боссе де Люза и партнер в лионском банке «Помаре, Рийе, д’ Арналь и компания», через который STN вела свои тамошние финансовые расчеты. Д’ Арналь был предан Боссе и интересам STN. Его банк, весьма значимый узел в сети протестантских финансовых учреждений в Швейцарии и Франции, вел дела по всему королевству, в особенности в его южной части. Фаварже навестил д’ Арналя сразу, как только приехал в Лион; и прежде чем он покинул этот город, д’ Арналь помог ему улучшить рабочие условия поездки, снабдив контактами лиц по пути следования и рекомендательными письмами к ним – по большей части речь шла о купцах, чьим сведениям о «солидности» местных книготорговцев можно было доверять. Относительно надежную информацию Фаварже получал также от перечисленных у него в дневнике протестантских священников и агентов по доставке (commissionnaires), которые, как правило, обладали исчерпывающими знаниями о состоянии местной торговли.

Итак, перемещаясь по Франции из города в город и от одного рекомендованного ему лица к другому, Фаварже следовал линиям человеческой географии. Для него Франция представляла собой решетку пересекающихся личных связей. Кроме того, конечно же, это была вереница сменявшихся пейзажей, соединенных долгими и утомительными переездами по плохим дорогам. Через некоторое время он понял, что Остервальд, несмотря на свои глубокие познания в географии, неверно рассчитал степень доступности некоторых городов в Центральном массиве и ошибся на шестьдесят, если не на все восемьдесят лье, так что Фаварже попросту исключил из своего маршрута Ле Пюи и Манд. Однако представления о маршруте и личные контакты, выступавшие в роли соединительных звеньев, все же имели большее значение, чем физическое пространство. Тогда, как и сейчас, страны существовали как воображаемые, сконструированные сообщества, а не просто в качестве топографических реалий, разделенных четко прочерченными границами.

Благодаря «Альманаху», полученным в Нёвшателе инструкциям, рекомендациям и доверительным беседам, Фаварже, приезжая в очередной незнакомый город, знал, как ему действовать в интересах STN. Только однажды за все путешествие, в 1778 году, он пожаловался на отсутствие контактов среди местных жителей – в Рошфоре, где ему пришлось полагаться на информацию, полученную от хозяина постоялого двора. А еще у него были хорошее зрение и прекрасный слух, и он не давал им оставаться без дела. Он собирал слухи о характере и достатке каждого книгопродавца и знал, как оценить положение дел по внешнему виду магазина: это была способность, приобретенная в ходе предыдущих поездок. К примеру, в 1776‐м, то есть за два года до своего полномасштабного тур де Франс, он отправил в головную контору отчет о книготорговцах из Шалон-сюр-Сон, и этот отчет многое может сказать о его деловом подходе: «Лоран безнадежно плох. Месье Руайе [местный агент по доставке] сказал мне, что не одолжил бы ему и двенадцати су, пусть даже на час… Леспина по большей части торгует старыми книгами, но, во всяком случае, таковыми его магазин снабжен весьма неплохо. Репутация у него человека не вполне солидного… Модидье дома не оказалось. Я вручил каталог и проспект его сыну, который сообщил мне, что продажи у них случаются нечасто. И сам он, и магазин выглядели нисколько не привлекательнее, чем то было у Леспина, и о них также говорят, что люди они несолидные. Ливани солиден, по словам месье Руайе; по крайней мере, магазин его на вид производит хорошее впечатление и вполне обеспечен товаром. У него собирается читательское общество [cabinet littéraire], а сам он кажется человеком умеренным и хорошо разбирается в своем деле»6666
  От Фаварже в STN из Дижона, 4 сентября 1776 года.


[Закрыть].

Умение оценить магазин было ключевым качеством для торговых представителей подобных Фаварже. Они должны были знать, как вытянуть нужные сведения из хозяина постоялого двора, как заставить одного книгопродавца посплетничать о других и как выяснить компетентность владельца магазина, завязав с ним разговор о книгах. Прежде всего торговые представители обращали внимание на ассортимент и состояние выставленных книг. Ухоженный магазин со свежими изданиями на полках выдавал потенциально значимого клиента, тогда как общая неряшливость была знаком возможных проблем с оплатой векселей в должный срок. Так, например, некоему Сюру, хозяину книжного магазина в Экс-ан-Провансе, хотя и пользовавшемуся репутацией вполне надежного коммерсанта, Фаварже не выставил высшей оценки, поскольку в его ассортименте было очень мало недавно вышедших книг, что говорило о малых продажах. И наоборот, Ле Пуатье из Кастра без колебаний был отнесен к категории «хороших»: «Торговля у него, судя по всему, идет весьма оживленно, так как полки заполнены хорошо. На вид он вполне приличный человек [brave homme]… И ничего, кроме хорошего, я про него не слышал».

Финансовое благополучие как таковое, конечно же, играло не последнюю роль, поскольку STN хотело быть уверенным в том, что его покупатели смогут платить по счетам. И тем не менее в тех характеристиках, которые Фаварже давал людям и магазинам, немалый вес имели и соображения совсем иного порядка. Книгопродавец должен быть actif – то есть трудягой, энергичным и предприимчивым. Вот запись о Делье, владельце книжного магазина в городе Коньяк: «хорошая подборка на полках, производит впечатление весьма энергичного [très actif] молодого человека». Сходное мнение Фаварже высказывает в отчете о семействе Буше из Авиньона: «Предприимчивые люди, весьма солидный дом». Слишком большое количество детей в семье не приветствовалось. Орель получил наивысшую оценку из всех книготорговцев Валанса, однако Фаварже счел необходимым заметить: «Он обременен большим семейством и зарабатывает немного. Таким способом далеко не пойдешь». Боннар из Осера показался ему куда более многообещающим клиентом, поскольку лишних ртов у него в семье не было: «Он холостяк, выставляет хорошую подборку книг и кажется мне человеком порядочным [honnête homme]».

Карта показывает плотность распределения корреспондентов STN, как частных лиц, так и книготорговцев, по всей территории Франции. У STN были контакты почти повсюду, но при работе с книготорговцами «Общество» должно было знать, кому из них можно доверять как «солидным». Одной из задач Фаварже в его путешествии было добыть такую информацию. BPUN: Карта распределения корреспондентов STN по Франции

Как в своем дневнике, так и в письмах Фаварже охотно прибегает к этому определению, honnête homme, желая подчеркнуть, что речь идет о человеке честном, порядочном и заслуживающем доверия. Пользуется он им нечасто, поскольку книжная торговля кишмя кишит откровенными проходимцами, особенно в таких крупных городах, как Лион или Бордо, где бал, по его мнению, правили недобросовестность и двуличие. Только двое из множества авиньонских печатников и владельцев книжных магазинов – Фабр и Бонне – были удостоены эпитета honnête, а в городишках поменьше, вроде Апта, honnêteté не водилась и вовсе: «Я встретил одного купца из Апта, который рассказал, что книгами в городе торгует один-единственный человек, некий Сорре, которому он не доверил бы и шести ливров без опасения потерять половину, потому что тот либо обманет, либо будет не в состоянии вернуть деньги». Если не считать нескольких honnêtes gens, Марсель был еще хуже. Книжные магазины в городе имелись во множестве, но Фаварже сразу счел необходимым отметить, что троим из книгопродавцев он не доверил бы в долг и пяти су, а остальные, за исключением пятерых, «не заслуживают ни малейшего доверия».

В оценках, которые давал Фаварже, слово «доверие» (confiance) играло ключевую роль. Прежде всего, за ним стояло понятие допустимого коммерческого риска, однако помимо этого оно покрывало еще и довольно широкий спектр качеств сугубо этического порядка: честность, надежность, порядочность и прилежание. Доверием STN одаривало своих клиентов в тщательно рассчитанных дозах, поскольку всякий раз необходимо было точно знать, книги на какую сумму можно доверить тому или иному покупателю и сколько времени придется ждать платежа. В большинстве своем платежи приходили в форме векселей или других долговых обязательств, которые, как правило, подлежали погашению через двенадцать месяцев после получения товара. Но торговцы зачастую задерживали отправку платежных документов под самыми разными предлогами: в тюке оказались поврежденные листы, цена доставки оказалась непомерно высокой, задержки с получением товара привели к падению продаж, на рынке появилось другое, более дешевое издание и так далее. Для того чтобы не платить по обязательствам в срок, владельцы магазинов могли придумать еще больше причин. Однако и слухи об их манере вести себя с кредиторами распространялись быстро, а потому Фаварже добывал информацию не только об уровне материального благосостояния книготорговцев, но и о том, насколько своевременно они прежде платили по счетам. Так, он предупредил STN, чтобы в Осере оно осторожнее вело дела с двумя хозяевами местных книжных магазинов (включая Боннара, несмотря на общую положительную характеристику), поскольку ему удалось узнать, что «весьма неохотно расстаются с деньгами».