Текст книги "На службе зла"

20

I never realized she was so undone.

Blue Öyster Cult. «Debbie Denise»

Lyrics by Patti Smith[37]37
  Кто б мог подумать, что она в тоске («Дебби Дениз», слова Патти Смит) (англ.). С альбома «Agents of Fortune» (1976).


[Закрыть]

Робин даже не вспомнила, что пообещала Страйку не разгуливать в темноте. На самом деле она просто не замечала наступления сумерек, пока не обратила внимания на сверкающие витрины и проносящиеся мимо нее фары. Платина отошла от привычного распорядка. В это время ей бы полагалось уже несколько часов находиться в «Мятном носороге» и егозить полуголой перед мужиками, а она вышагивала по улице в джинсах, замшевой куртке с бахромой и сапогах на высоком каблуке. Наверное, с кем-то поменялась, но скоро в полной безопасности будет вертеться у шеста, а Робин еще нужно было решить вопрос с ночлегом.

Телефон в кармане пальто вибрировал весь день. Мэтью послал больше тридцати сообщений.

Нам нужно поговорить.

Перезвони, пожалуйста.

Робин, мы ничего не уладим, если ты будешь молчать.

Время шло, а Робин не реагировала, поэтому он попытался до нее дозвониться. После этого тон сообщений стал иным.

Робин, ты же знаешь, я люблю тебя.

Прости, что так вышло. Хотел бы все изменить, но не могу.

Я люблю только тебя, Робин. Так было и будет всегда.

Робин не писала, не отвечала на звонки и сама не перезванивала. Единственное, что она знала наверняка, – вернуться в их общую квартиру невозможно… Быть может, когда-нибудь потом, но только не сегодня. Как угадать, что будет завтра или послезавтра? Она проголодалась, устала и словно оцепенела.

К концу дня настойчивость проявил и Страйк.

Ты где? Перезвони пжл.

Она ответила сообщением: для звонка не хватило духу.

Не могу говорить. Иду за Платиной.

Между ней и боссом всегда существовала определенная дистанция, и Робин опасалась, что при малейших признаках его участия просто разревется, проявив слабость, какую он не желает видеть в своей ассистентке. Дел у нее практически не осталось, а угроза встречи со злодеем, приславшим ногу, по-прежнему витала в воздухе, поэтому не стоило давать Страйку очередной повод гнать ее домой.

Его не устроил полученный ответ.

Позвони сейчас же.

Это сообщение Робин проигнорировала под тем предлогом, что легко могла его не получить, поскольку в момент отправки находилась у метро, а вскоре, когда следом за Платиной она возвращалась к Тотнэм-Корт-роуд, связь действительно пропала. Выйдя из метро, Робин обнаружила еще один пропущенный звонок от Страйка и новое сообщение от Мэтью.

Ты придешь домой? Я рехнусь. Напиши хотя бы, что жива, большего не прошу.

– Не льстил бы себе, – пробормотала Робин. – Вообразил, будто я из-за него руки на себя наложу.

Мимо Робин прошел на удивление знакомый пузатый мужчина в костюме, освещенный сверкающими огнями «Мятного носорога». Это был мистер Повторный.

Робин померещилось, что он самодовольно ухмыльнулся в ее сторону.

Он что, любит смотреть, как его девушка развлекает других мужчин? Или возбуждается, когда его плотские утехи записываются на пленку? В чем именно заключается его извращение?

Робин отвернулась. Она еще не решила, куда деваться сегодня ночью.

В темной подворотне ругался по телефону какой-то здоровяк в вязаной шапочке. Уход Платины выбил у Робин почву из-под ног. Куда податься? Пока она раздумывала, мимо прошла компания парней, один из которых специально задел ее сумку. Робин обдало запахом пива и дезодоранта «Акс».

– Там у тебя трусики и лифон, киска?

Она даже не заметила, что стоит возле стриптиз-клуба. Машинально направившись в сторону агентства, услышала телефонный звонок и на автомате взяла трубку.

– Где тебя черти носят? – загремел разъяренный голос Страйка. Не успела она порадоваться, что это не Мэтью, как босс продолжил: – До тебя не дозвониться! Ты где?

– На Тотнэм-Корт-роуд, – ответила она, поспешно удаляясь от глумливых парней. – Платина только что зашла, а Повторный…

– Кому сказано не болтаться по улицам, когда темно?

– Здесь хорошее освещение, – возразила Робин.

Она силилась вспомнить, не попадалась ли где-нибудь поблизости гостиница «Трэвелодж». Ей требовалось такое пристанище, где чисто и недорого. Недорого – потому что платить она собиралась по их общей с Мэтью карте и не хотела тратить больше, чем сама внесла на счет.

– Ты в порядке? – спросил Страйк, умерив свой напор.

К горлу подступил комок.

– Да, – сухо подтвердила она, пытаясь сохранять профессионализм, которого ждал от нее босс.

– Я все еще в конторе, – сказал он. – Говоришь, ты на Тотнэм-Корт-роуд?

– Мне некогда, извини, – выдавила Робин холодным, натянутым тоном.

Чтобы только не расплакаться, пришлось закончить разговор. Ей показалось, что Страйк хочет ее встретить, но если бы такое произошло, Робин волей-неволей раскрыла бы перед ним все карты, а об этом не могло быть и речи.

Неожиданно по лицу потекли слезы. У нее больше никого не осталось. Вот так! Наконец-то она смогла себе в этом признаться. Все, с кем она ужинала по выходным, с кем смотрела регби, были друзьями Мэтью, коллегами Мэтью, бывшими однокурсниками Мэтью. А у нее, кроме Страйка, не было ни одной родственной души.

– Господи! – всхлипнула она, вытирая глаза и нос рукавом пальто.

– Чего рассопливилась, подруга? – окликнул ее из дверного проема беззубый бомж.

Робин сама не знала, почему ноги принесли ее в «Тотнэм»: ну да, здесь знакомые бармены, известно, где находится женский туалет, а кроме всего прочего, сюда никогда не заглядывал Мэтью. Ей лишь хотелось забиться в укромный угол и поискать по интернету дешевый ночлег. А еще ужасно хотелось выпить, что было ей совсем не свойственно. Ополоснув лицо холодной водой, она вышла из дамской комнаты, взяла себе бокал красного вина, отошла с ним к столику и вытащила из кармана телефон. Еще один пропущенный звонок от Страйка.

На нее глазели сидевшие за барной стойкой мужчины. Робин догадывалась, какой у нее вид: зареванная, одинокая, да еще с дорожной сумкой. А что было делать? Она набрала в строке поиска «Трэвелодж около Тотнэм-Корт-роуд» и, пока не загрузились результаты, жадно глотала вино – считай, на пустой желудок. Ни завтрака, ни обеда: за весь день только пакетик чипсов и яблоко, съеденные в студенческом кафе, где сидела за конспектами Платина.

Оказалось, «Трэвелодж» есть в Хай-Холборне. Сойдет. Она немного успокоилась. Пряча глаза от посетителей, сидевших за стойкой, Робин пошла за вторым бокалом вина. Маме, что ли, позвонить, пронеслось у нее в голове, но от этой перспективы опять навернулись слезы. Выдержать любовь и сочувствие Линды было бы ей не под силу.

В паб зашел все тот же здоровяк в шапочке, но Робин сверлила взглядом сдачу и вино, чтобы у мужчин не возникло мысли, будто она хочет кого-нибудь подцепить.

От второго бокала Робин расслабилась. Ей вспомнилось, как в этом самом пабе Страйк до того надрался, что едва стоял на ногах. Это был единственный раз, когда он поделился чем-то личным. Возможно, из-за этого ее подспудно тянуло именно сюда, подумала она, изучая купол из цветного стекла. А куда еще идти, когда узнаёшь, что любимый тебе изменил?

– Ты одна? – прозвучал мужской голос.

– Жду кое-кого, – ответила она.

С ней говорил слегка расплывавшийся в ее глазах жилистый блондин с блеклыми глазами, и Робин понимала, что он ей не верит.

– Я могу подождать с тобой?

– Ни хрена ты не можешь, – сказал другой, знакомый голос.

Страйк деловитым, хмурым взглядом вперился в незнакомца, и тот неохотно ретировался к дружкам.

– Ищу тебя, – сказал Страйк.

– Как ты догадался?..

– Я сыщик. Это уже который? – спросил он, кивнув на бокал вина.

– Всего лишь первый, – соврала она, и Страйк пошел за следующим, а также за пинтой «Дум-бара» для себя.

Пока он делал заказ, громила в шапочке улизнул через дверь, но Страйк пристально разглядывал блондина, который до сих пор не отрывал взгляда от Робин и окончательно сдался лишь после того, как грозный Страйк с двумя напитками сел напротив нее.

– Что происходит?

– Ничего.

– Не надо мне тут. Сидишь как в воду опущенная.

– Что ж… – сказала Робин, вливая в себя вино. – Считай, что я приободрилась.

Страйк хохотнул.

– Почему у тебя с собой дорожная сумка? – Не дождавшись ответа, он продолжил: – А колечко где?

Робин открыла рот, чтобы объяснить, но ей помешали предательски подступившие слезы. После недолгой внутренней борьбы и очередного глотка она сказала:

– Я больше не невеста.

– Почему?

– Смешно слышать от тебя такой вопрос.

Меня развезло, думала она, словно глядя на себя со стороны. Надо же: захмелела от двух с половиной бокалов, а все потому, что без сна и еды.

– Смешно? – с недоумением переспросил Страйк.

– Мы же не говорим о личном… Ты никогда не касаешься личных дел.

– Насколько мне помнится, в этом самом месте я вывернулся перед тобой наизнанку.

– Один раз, – уточнила Робин.

По ее румянцу и сбивчивой речи Страйк определил, что бокал вина был уже не вторым. Одновременно веселясь и беспокоясь, он сказал:

– Думаю, тебе надо поесть.

– Точчч… тебе говорю, – забормотала Робин. – В тот веччч… когда ты был… а потом ели кебаб, а я не хоччч… – провозгласила она с достоинством, – кебаб.

– Не забывай, – сказал Страйк, – мы же не где-нибудь, а в Лондоне. Здесь, видимо, подают не только кебаб.

– Хоччч… чипсы, – выдавила Робин, и Страйк тут же купил ей пакетик.

– Что происходит? – повторил он, вернувшись.

Посмотрев пару секунд, как она терзает целлофан, он забрал у нее пакет и надорвал его сам.

– Ничего. Пойду в «Трэвелодж», вот и все.

– В «Трэвелодж»?

– Да. Тут есть… как раз в этом…

Она посмотрела на вырубившийся телефон и поняла, что вечером забыла поставить его на зарядку.

– Не могу вспомнить где, – сказала она. – Оставь меня, я в полном порядке, – добавила Робин, роясь в дорожной сумке и пытаясь найти салфетку или платок, чтобы высморкаться.

– Ну-ну, – сказал он мрачно. – Лучше не бывает.

– Да все нормально. – В ее голосе звучала решимость. – Завтра выйду на работу вовремя, вот увидишь.

– Думаешь, я сюда сорвался потому, что меня волнует работа?

– Не заискивай! – пробормотала она, выглядывая из-за вороха бумажных платков. – Это невыносимо! Веди себя как обычно!

– И как это – как обычно? – спросил Страйк в замешательстве.

– Когда ты раздражен и неразгро… неразго…

– О чем ты хочешь поговорить?

– Да так, ни о чем, – соврала она. – Просто подумала… дрржаться… чисто на профессиональной.

– Что происходит у вас с Мэтью?

– А что происходит у вас с Элин? – парировала Робин.

– При чем тут это? – Страйка озадачил ее вопрос.

– Все при том же, – туманно проговорила она, осушая третий бокал. – Мне еще один…

– Переходим на лимонад.

Дожидаясь Страйка, Робин разглядывала потолок. На нем были изображены театральные сцены: Оберон и Титания в кругу фей[38]38
  Титания и Оберон – персонажи комедии У. Шекспира «Сон в летнюю ночь».


[Закрыть].

– У нас с Элин все в порядке, – сообщил он, вернувшись на место и решив, что встречная информация – самый легкий способ вызвать Робин на откровенность. – Я смотрю на вещи спокойно, и меня это устраивает. У нее дочь, и Элин не хочет, чтобы она ко мне слишком привязалась. Развод был тяжелым.

– Ясно. – Робин поморгала, сжимая в руке стакан колы. – Как ты с ней познакомился?

– Через Ника с Илсой.

– А они откуда ее знают?

– Они ее не знают. У них были гости, и Элин пришла со своим братом. Он – врач, коллега Ника. До этого никто ее не видел.

– Ясно, – повторила Робин.

Она даже забыла о собственных проблемах, отвлеченная этими скупыми сведениями о личной жизни Страйка. Так стандартно, так пóшло! Был в гостях, увидел симпатичную блондинку, разговорился. Женщины тянулись к Страйку… Робин не сразу пришла к такому выводу. Вначале она не видела в нем никакой привлекательности. Страйк и Мэтью настолько разные…

– А Илсе нравится Элин? – вдруг вырвалось у Робин.

Страйка поразила ее мгновенная проницательность.

– Ну, думаю, да, – слукавил он.

Робин потягивала колу.

– Ладно, – продолжил Страйк, с трудом подавляя раздражение. – Теперь твоя очередь.

– Мы расстались, – сказала она.

Техника ведения допроса подсказывала ему, что здесь нужно промолчать, и примерно через минуту правильность его решения подтвердилась.

– Он мне… кое-что сказал, – пробормотала она. – Вчера вечером.

Страйк выжидал.

– И теперь уже нельзя делать вид, что ничего не случилось. Больше такое не пройдет.

За ее бледностью и сдержанностью Страйк разглядел душевную боль. Нужно было еще выждать.

– Он переспал с другой, – процедила она сквозь зубы.

Повисла пауза. Робин взяла свой пакетик чипсов, увидела, что он уже пуст, и швырнула его обратно на стол.

– Паршиво, – сказал Страйк.

Его удивило не то, что Мэтью переспал с другой, а то, что он в этом сознался. Когда Страйк представлял себе молодого привлекательного финансиста, ему виделся мужчина, который понимает свой интерес и умеет обстряпывать житейские дела.

– И не один раз, – все так же сквозь зубы добавила Робин. – Он изменял мне на протяжении нескольких месяцев. И я ее прекрасно знаю. Сара Шедлок. Они старые университетские друзья.

– Господи! – вырвалось у Страйка. – Могу только посочувствовать.

Ему на самом деле было жаль, искренне жаль, что она сейчас так страдает, и вместе с тем это открытие пробудило в нем ряд других чувств, которые он сейчас подавлял, проверял на прочность и всячески сдерживал, – чувств, которые он привык подчинять жесткому контролю, считая, что они ошибочны и опасны.

Не будь мудаком, приказал он себе. Даже не думай. Капитально испоганишь все, что только можно.

– И что же подтолкнуло его сознаться? – спросил он вслух.

Робин не ответила, но вопрос опять вызвал в ее воображении ту отвратительную сцену.

Их светло-бежевая гостиная была чересчур тесна для разъяренной пары. Весь путь из Йоркшира домой они проделали на нежеланном для Мэтью «лендровере». По дороге возмущенный Мэтью заявил, что рано или поздно Страйк начнет подкатывать к Робин; более того, он подозревал, что она будет совсем не против.

– Мы друзья, и только! – выкрикнула она, стоя возле недорогого дивана. Сумки, которые они брали с собой на выходные, оставались нераспакованными в прихожей. – Как можно предположить, что он меня заводит, только потому, что его нога…

– Какая наивность, черт побери! – проорал он в ответ. – Вы друзья до тех пор, пока он не затащил тебя в постель, Робин…

– Ты по себе судишь? Ждешь момента, когда сможешь запрыгнуть на какую-нибудь из своих сотрудниц?

– Ничего подобного, но ты на нем зациклилась: он мужчина, вы работаете вдвоем…

– Он мой друг, как и вы друзья с Сарой Шедлок, но ты же никогда…

При взгляде на Мэтью ей все стало ясно. Такого выражения лица, промелькнувшего мимолетной тенью, она никогда прежде у жениха не видела. Чувство вины явственно отразилось в его высоких скулах, точеном подбородке, в карих глазах, которые она обожала многие годы.

– Ты же не?.. – произнесла она вдруг вопросительным тоном. – Ничего же не было?

Мэтью задергался.

– Нет, – проговорил он с трудом, как в фильме, воспроизведенном после паузы. – Еще не хватало…

– Врешь! – перебила Робин. – Ты с ней переспал.

У него все было написано на лице. Мэтью не верил в дружбу между мужчиной и женщиной – такого понятия для него не существовало. Он переспал с Сарой.

– Когда? – спросила она. – Нет… это случилось тогда?

– Я не…

Она услышала слабый протест мужчины, который знает, что потерпел поражение и даже сам хотел проиграть. Всю ночь и весь день ее преследовало это ощущение, и в какой-то момент Мэтью решил, что Робин должна все знать.

Ее странное спокойствие, в большей степени от ошеломления, чем от обиды, подтолкнуло его к признанию. Да, это случилось тогда. От этого он до сих пор переживает; в то время у них с Робин не было интимной близости, и как-то вечером Сара утешала его, ну и все получилось как-то само собой…

– Она тебя утешала? – взорвалась Робин. От гнева она в конце концов вышла из ступора. – Она утешала тебя?

– Знаешь, мне тоже пришлось нелегко! – выкрикнул он.

Страйк наблюдал, как Робин бессознательно трясла головой, пытаясь избавиться от воспоминаний, но только покраснела, и в ее глазах вновь сверкнула искра.

– Что-что? – переспросила она в растерянности.

– Я спросил: с чего вдруг он решил признаться?

– Сама не знаю. Мы поругались. Он считает…

Робин глубоко вздохнула. Две трети бутылки вина на пустой желудок – и она готова была посоперничать с Мэтью в своей прямоте.

– Он не верит, что мы с тобой просто друзья.

Для Страйка это не было новостью. Мэтью всегда смотрел на него с подозрением, а в каждом брошенном в адрес Страйка комментарии слышалась настороженность.

– Ну и… – неуверенно продолжала Робин, – я доказывала, что мы правда всего лишь друзья и что у него самого тоже есть платоническая привязанность – драгоценная многолетняя подруга Сара Шедлок. Тогда-то все и обнаружилось. Он замутил с Сарой в университете, пока я… пока я сидела дома.

– Так давно? – удивился Страйк.

– По-твоему, если дело было семь лет назад, нужно смотреть на это сквозь пальцы? – наседала Робин. – Притом что все эти годы он мне лгал, а Сара Шедлок постоянно терлась рядом с нами?

– Меня просто удивило, – без эмоций ответил Страйк, не позволяя втянуть себя в перепалку, – что он признался после стольких лет.

– Ах вот оно что, – протянула Робин. – Да его просто совесть замучила. Из-за того, в какое время это случилось.

– Во время учебы в университете? – в замешательстве уточнил Страйк.

– Как только я ушла в академку, – ответила Робин.

– Вот оно что, – пробормотал он.

Они никогда не обсуждали, почему она забросила психологию и вернулась в Мэссем.

В планы Робин не входило делиться со Страйком, но сегодня вечером все ее решения бултыхались в озерце алкоголя, которым она утолила голод и восполнила силы. Так ли уж важно, откроется она ему или нет? Страйку нужно это знать, чтобы составить полную картину и посоветовать, что делать дальше. В глубине души она понимала, что рассчитывает на его помощь. Нравилось ей это или нет – нравилось это Страйку или нет, – но в Лондоне он был ее ближайшим другом. Раньше она никогда не смотрела в лицо этому факту. Алкоголь поднял настроение и открыл ей глаза. In vino veritas[39]39
  Истина в вине (лат.).


[Закрыть], так ведь говорится? Кто-кто, а Страйк должен знать: у него есть необъяснимая привычка время от времени цитировать латинские изречения.

– Я вовсе не собиралась бросать универ, – неспешно заговорила Робин, покачивая головой. – Но после одного случая у меня возникли проблемы…

В этих словах не содержалось информации. Они ничего не объясняли.

– Возвращалась я от подруги, жившей в другом общежитии, – продолжала она. – Было не так уж и поздно… около восьми… и я услышала, как в местных новостях… передавали о нем…

И это прозвучало столь же невразумительно. К чему такие детали? Ей нужно было просто озвучить сам факт, а не вдаваться в подробности, как требовалось в ходе судебного процесса.

С глубоким вздохом она посмотрела на Страйка и прочла на его лице понимание. Робин стало легче оттого, что необходимости в объяснениях больше нет. Она спросила:

– Можно мне еще чипсов?

Вернувшись от барной стойки, он молча протянул ей пакет. С таким выражением лица, какое ей не понравилось.

– Только не подумай… это ровным счетом ничего не значит! – воскликнула она в отчаянии. – Каких-то двадцать минут моей жизни. Допустим, со мной такое произошло. Но это не я! Это никак меня не характеризует.

Страйк догадался, что эти фразы ей внушили в группе психологической поддержки. Ему случалось допрашивать жертв изнасилования. Он знал, какие слова им подсказывают, чтобы в голове уложилось то, чего женщина осознать не может. Теперь многое в отношении Робин прояснилось. К примеру, ее стойкая верность Мэтью, этому тихоне-земляку. В свою очередь, Робин, захмелев, прочла в молчании Страйка то, чего больше всего боялась: перемену его отношения – от ровного к жалостливому.

– Ничего не изменилось! – с надрывом повторила она. – Я – все та же!

– Это понятно, – ответил он, – но все же с тобой приключилась эта чертова история.

– Что ж, да… приключилась… – пробормотала она уже спокойнее. А потом опять вспыхнула. – Благодаря моим показаниям его и взяли. Я кое-что заметила, когда… Белое пятно под ухом – это называется витилиго, а один зрачок расширенный и будто застывший. – У нее слегка заплетался язык; она уминала третий пакет чипсов. – Он ведь пытался меня задушить; я обмякла, притворилась мертвой, и он убежал. А до этого еще напал на двух других девушек, но был в маске, и они ничего не смогли сообщить полиции. И только благодаря моим показаниям его упекли за решетку.

– Оно и понятно, – заметил Страйк.

Такой отклик ее удовлетворил. С минуту они сидели молча; Робин доедала чипсы.

– Да только потом я еще долго на улицу выходить не могла, – продолжила она, словно и не прерывала своего рассказа. – В конце концов меня отправили в академку. На один семестр. Но я… к учебе я так и не вернулась.

Уставившись в пустоту, Робин обдумывала данное обстоятельство. Мэтью убеждал ее пожить дома. Через год с лишним, когда агорафобия прошла, Робин стала наезжать в Бат, где Мэтью учился в университете, и они, взявшись за руки, бродили среди домов из серого известняка, вдоль георгианских зданий Королевского полумесяца, по усаженным деревьями берегам Эйвона. Если к ним присоединялись его друзья, среди них непременно оказывалась Сара Шедлок, которая истерично хохотала над шутками Мэтью, поглаживала его руку и постоянно сводила разговор к тем славным денькам, когда они всей компанией прекрасно проводили время, пока зануда Робин сидела дома…

Она утешала меня. Знаешь, мне тоже было нелегко!

– Ну что ж, – прервал молчание Страйк, – давай подумаем, где ты сегодня будешь ночевать.

– Поеду в «Трэве…»

– Ну уж нет.

Страйк не хотел, чтобы Робин ночевала в таком месте, где неизвестно кто будет шляться по коридорам или просто заходить с улицы. Возможно, у него развилась паранойя, но ему хотелось, чтобы она заночевала там, где не будет шумных воплей девичника, способных перекрыть любой другой крик.

– Могу переночевать в офисе, – предложила Робин, пошатываясь и пытаясь устоять на месте; он подхватил ее под локоть. – Если у тебя сохранилась та раскладу…

– В офисе ты спать не будешь, – перебил Страйк. – Я знаю одно приличное место. Там останавливались мои дядя с тетей, когда приезжали на «Мышеловку»[40]40
  «Мышеловка» – детективная пьеса Агаты Кристи; поставлена в лондонском Вест-Энде в 1952 г. и не сходит с подмостков по сей день, побивая все рекорды непрерывности показов.


[Закрыть]. Сумку давай сюда!

Его рука уже однажды лежала на плече Робин, но тогда все обстояло иначе: Робин служила ему опорой. В этот раз нормально передвигаться не могла она. На выходе из паба он придерживал ее, обхватив за талию.

– Мэтью, – выдавила Робин, когда они кое-как вышли, – этого бы не одобрил.

Страйк промолчал. Несмотря на все услышанное, он, в отличие от Робин, был далеко не уверен, что ее отношения с женихом закончены. Эти двое уже девять лет вместе, в Мэссеме у нее приготовлено подвенечное платье. Но Страйк придержал язык, чтобы не сказать о Мэтью ничего такого, что могло бы всплыть в ходе неминуемых предстоящих стычек между Робин и ее бывшим женихом, ведь с ходу разорвать девятилетние узы не так-то просто. Страйк молчал ради Робин, а не ради себя. Уж он-то не испытывал никакого трепета перед Мэтью.

– Кто это был? – сонно спросила Робин после того, как они прошли метров сто в молчании.

– Ты о ком?

– Тот субъект, утром… Я подумала: не он ли прислал ногу?.. И до смерти перепугалась.

– А, Штырь. Мой друг детства.

– Жуткий тип.

– Штырь тебя не обидит, – заверил ее Страйк и, поразмыслив, добавил: – Только не оставляй его в конторе одного.

– Это почему?

– Стырит все, что плохо лежит. Не привык уходить с пустыми руками.

– Как вы познакомились?

Рассказ про Штыря и Леду длился всю дорогу до Фрит-стрит, где Страйка и Робин встретили надменными взорами тихие пригородные особняки, воплощение благородства и чинности.

– Здесь? – поразилась Робин, глядя с раскрытым ртом на отель «Хэзлиттс»[41]41
  Респектабельный отель-таунхаус; назван в честь классика английской эссеистики Уильяма Хэзлитта, скончавшегося в этом доме в 1830 г.


[Закрыть]. – Не может быть и речи – такая дороговизна!

– Я оплачу, – сказал Страйк. – Пусть это будет премией по итогам года. И никаких возражений, – добавил он, когда дверь отворилась и улыбающийся молодой человек, отступив немного назад, пригласил их войти. – Это я виноват, что тебе потребовалось безопасное место.

Отделанный натуральным деревом холл дышал домашним уютом. Вход был только один; с наружной стороны дверь не открывалась.

Вручив молодому портье свою кредитку, Страйк проводил еще нетвердо стоявшую на ногах Робин до лестницы.

– Завтра можешь прийти попозже, если…

– Буду в девять, – сказала Робин, – Корморан, спасибо за… за…

– Да нет проблем. Отдыхай.

Он захлопнул за собой дверь «Хэзлиттс» и вышел на тихую Фрит-стрит.

Засунув руки в карманы, Страйк брел обратно, погруженный в свои мысли.

Ее изнасиловали и бросили, как труп. Охренеть.

А восемь дней назад какой-то ублюдок прислал ей отрезанную ногу, но девчонка ни словом не обмолвилась о своем прошлом, не стала клянчить отпуск и продолжала с профессиональной четкостью выходить на работу. Даже не зная той предыстории, Страйк тут же купил самый надежный брелок безопасности, потребовал, чтобы Робин уходила из конторы засветло, и держал с ней связь на протяжении всего рабочего дня…

Тут Страйк осознал, что идет вовсе не в направлении Денмарк-стрит, а наоборот, от нее отдаляется; его внимание привлек незнакомый человек в лыжной вязаной шапке, стоявший метрах в двадцати от него, на углу площади Сохо-Сквер. Янтарный кончик сигареты быстро исчез: незнакомец спешно зашагал прочь.

– Эй, чувак!

По тихой площади прокатилось эхо; Страйк ускорил ход. Даже не оглянувшись, человек в лыжной шапке пустился в бегство.

– Чувак, постой!

Страйк тоже побежал. Преследуемый оглянулся, потом резко свернул влево; Страйк припустил за ним. На Карлайл-стрит он обвел взглядом толпу перед входом в «Тукан», пытаясь определить, не затесался ли в нее тот перец. Тяжело дыша, побежал дальше мимо очереди и остановился на углу Дин-стрит, чтобы осмотреться по сторонам в поисках того, за кем гнался. Здоровяк в вязаной шапке мог свернуть налево, направо или продолжить движение по Карлайл-стрит; каждый вариант давал выбор из множества подворотен и подвалов, где вполне можно было укрыться, если, конечно, не наскрести денег на такси.

– Сука! – выругался Страйк. Протез терзал искалеченную ногу.

В сознании остался только образ рослого, плечистого мужика, в черной куртке и вязаной шапочке, который подозрительно быстро исчез, прежде чем Страйк успел спросить у него время, дорогу или огоньку.

Наугад он двинулся по Дин-стрит. С обеих сторон мимо него проносились машины. Почти час Страйк рыскал поблизости, заглядывая в темные подворотни и щели подвалов. Он понимал, что это почти на сто процентов дохлый номер, но если – если – их действительно преследовал этот бешеный ублюдок, приславший ногу, то прерванная до срока погоня вряд ли заставила бы его прекратить охоту на Робин.

Из своих спальников настороженно выглядывали бомжи: Страйк забрел гораздо дальше, чем позволяли себе рядовые граждане; из мусорных баков при его появлении дважды выскакивали кошки, но человека в вязаной шапке нигде не было.