Текст книги "Смертельная белизна"

6

Говорят, что я угнетаю молодежь.

Генрик Ибсен. Росмерсхольм

Загремели стулья, ремни сумок перекидывались через плечо. Присутствующие стали направляться к дверям в конце зала, но некоторые уходили с неохотой. Страйк сделал несколько шагов в сторону Джимми, надеясь с ним переговорить, но его опередил молодой азиат, который судорожно, с нервной решимостью рванулся к оратору. Джимми обменялся еще парой слов с мужчиной из «Рабочего союза», а затем приметил направляющегося к нему молодого человека и двинулся ему навстречу, всем своим видом излучая доброжелательность и готовность побеседовать с предполагаемым новобранцем.

Стоило, однако, азиату заговорить, как Джимми помрачнел. Во время их приглушенного разговора в центре быстро пустеющего зала рядом с ними маячила Флик с кучкой молодежи. По-видимому, все они считали физический труд ниже своего достоинства, поскольку предоставили старушке убирать стулья одной.

– Позвольте, – обратился к ней Страйк, забрал у нее три стула и взгромоздил на высокий штабель, стараясь не выдать острую боль в колене.

– Ой, спасибо вам великое, – с одышкой сказала престарелая женщина. – Думаю, не надо нам больше эту компанию… – Она выждала, пропуская Уолтера и остальных, которые даже не подумали ее поблагодарить, а потом с обидой продолжила: –…сюда пускать. Я ведь не знала, что у них на уме. А тут эта листовка с призывом ко всяким беспорядкам и неизвестно что еще…

– Вы же не против Олимпиады? – осведомился Страйк, водружая очередной стул поверх прочих.

– Моя внучка в секции бега занимается, – сказала она. – Нам и билеты на стадион выделили. Она ждет не дождется.

Джимми все еще разговаривал с азиатом. Как видно, у них возник небольшой спор. Джимми напрягся и забегал глазами по залу: либо надеялся смыться, либо проверял, нет ли кого постороннего в пределах слышимости. Зал почти опустел. Оба собеседника тоже направились к выходу. Страйк навострил уши, но приспешники Джимми стуком шагов заглушили все, кроме пары обрывочных фраз.

– …уже не один год, так ведь, приятель? – злобствовал Джимми. – Да делай ты, мать твою, что хочешь, ты же сам вызвался…

Дальше Страйк не разобрал. Он помог старушке составить последние стулья и, когда она выключала свет, спросил дорогу в паб «Белая лошадь».

Минут через пять, забыв о своей недавней решимости перейти на здоровую пищу, Страйк купил в киоске пакет чипсов и двинулся по Уайт-Хорс-роуд в поисках паба, повторяющего название улицы: «Белая лошадь».

Хрустя чипсами, он обдумывал, как будет лучше начать разговор с Джимми Найтом. Реакция пожилого приверженца Че Гевары показала, что человек, одетый в костюм, вряд ли вызовет доверие участников антикапиталистической сходки. Джимми – с виду опытный крайне левый активист – был, вероятно, готов к тому, что в накаленной атмосфере перед открытием Игр власти заинтересуются его планами. И в самом деле: неприметный голубоглазый человек, сунув руки в карманы, следовал сейчас за Джимми. Перво-наперво Страйку требовалось убедить Джимми, что в задачу следствия не входит разоблачение деятельности ОТПОРа.

Паб «Белая лошадь» занимал безобразное здание из сборных конструкций, стоящее на оживленном перекрестке фасадом к большому парку, откуда вечным укором смотрел военный мемориал с аккуратно сложенными у пьедестала венками из маков. Питейное заведение на потрескавшейся асфальтированной площадке с пучками сорняков и кучами окурков окружала бетонная стена.

Пьющие посетители слонялись у входа в паб и курили. Страйк заметил Джимми и Флик: примкнув к небольшой группе, те стояли перед витриной, украшенной огромным флагом футбольного клуба «Вест-Хэм юнайтед». Высокий молодой азиат как сквозь землю провалился, зато неподалеку от этой группы в одиночку крутился полисмен в штатском.

Страйк вошел в паб с намерением взять пинту пива. Убранство паба составляли в основном флаги с крестом святого Георгия и кое-какая атрибутика клуба «Вест-Хэм». Купив пинту пива «Джон Смит», Страйк вернулся в парадный дворик, закурил новую сигарету и приблизился к обступившей Джимми компании. Но стоило ему подобраться вплотную к Флик, как эти люди поняли, что крупный незнакомец в костюме чего-то от них хочет. Все разговоры прекратились, на лицах промелькнуло подозрение.

– Привет, – сказал Страйк, – меня зовут Корморан Страйк. Я мог бы перекинуться парой слов с Джимми? Это касается Билли.

– Билли? – резко вскинулся Джимми. – А что такое?

– Вчера он у меня был. Я частный детек…

– Его Чизл подослал! – выдохнула Флик, с испугом оборачиваясь к Джимми.

– Разберемся! – отрезал тот.

Вся компания глазела на них со смесью любопытства и враждебности; Джимми жестом отозвал Страйка в сторону. Как ни странно, Флик увязалась за ними. Стриженные под «ежик» парни в майках с символикой команды «Вест-Хэм юнайтед» приветственно кивали активисту, когда тот проходил мимо. Возле двух белых столбиков с навершиями в виде конских голов Джимми остановился, удостоверился, что никто не подслушивает, и обратился к Страйку:

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Корморан, Корморан Страйк. Билли – твой брат?

– Да. Младший, – ответил Джимми. – Значит, он к вам приходил?

– Угу. Вчера во второй половине дня.

– Вы – частный?..

– …детектив. Точно.

Страйк заметил, как в глазах Флик промелькнуло первое узнавание. У нее было пухлое бледное лицо, которое могло бы показаться наивным, если бы не вульгарная подводка глаз и нечесаные томатно-красные волосы. Она вновь резко повернулась к Джимми:

– Джимми, о нем…

– Шеклуэллский Потрошитель? – вспомнил Джимми, пристально глядя на Страйка поверх зажигалки и закуривая следующую сигарету. – Лула Лэндри?

– Да, это мои расследования, – подтвердил Страйк.

Краем глаза детектив заметил, что Флик окинула взглядом его фигуру до коленей и ниже. Губы ее скривились в презрительной усмешке.

– К вам приходил Билли? – повторил Джимми. – Зачем?

– По его словам, он видел, как душили ребенка, – ответил Страйк.

Джимми раздраженно выпустил дым.

– Ну-ну. Он же с головой не дружит. Шизоидное аффективное расстройство.

– Мне сразу показалось, что он нездоров, – согласился Страйк.

– И это все, что он заявил? Что видел, как душили ребенка?

– Я считаю, этого достаточно, чтобы начать расследование, – сказал Страйк.

Губы Джимми скривились в мрачной ухмылке.

– Неужели вы купились на его россказни?

– Нет, – честно признался Страйк, – но, мне думается, в таком состоянии лучше не бродить по улицам. Ему нужна помощь.

– Я лично не заметил, чтобы его состояние отличалось от обычного, а ты что скажешь? – Джимми обратился к Флик, не слишком убедительно изображая равнодушие.

– И я не заметила, – бросила она, поворачиваясь с едва скрытой враждебностью, чтобы обратиться к Страйку. – Вообще состояние у него неустойчивое – то лучше, то хуже. А чтобы приступов не было, лекарства надо принимать.

В стороне от их сподвижников она заговорила куда более гладко. Страйк отметил, что девица намалевала стрелки, даже не потрудившись ополоснуть лицо, чтобы удалить засохший сгусток слизи в уголке одного глаза. Хотя сам он провел большую часть детства в нищете, пренебрежение аккуратностью вызывало у него неприязнь, за исключением тех случаев, когда человек настолько сломлен или болен, что чистота отходит на второй план.

– В армии служили, да? – спросила Флик, но Джимми заговорил поверх ее головы:

– Как Билли узнал, где вас найти?

– Посмотрел в справочнике? – предположил Страйк. – Я ведь не в пещере живу.

– Билли не умеет пользоваться справочниками.

– Однако же благополучно нашел мой офис.

– Никакого задушенного ребенка не было и нет, – резко сказал Джимми. – У Билли тараканы в голове. Во время обострений несет черт-те что. Вы заметили, какой у него тик?

Джимми с беспощадной точностью воспроизвел неконтролируемое, судорожное движение руки от носа к груди. Флик захохотала.

– Да, заметил, – без улыбки сказал Страйк. – Значит, вы не знаете, где он?

– В последний раз виделись вчера утром. На кой он вам сдался?

– Как я уже говорил, мне показалось, он не в том состоянии, чтобы разгуливать в одиночку.

– Как вы заботитесь об интересах общества! – сказал Джимми. – Богатый и знаменитый детектив печется о нашем Билле.

Страйк промолчал.

– У вас ведь за плечами армия? – не унималась Флик. – Воевали?

– Да, – ответил Страйк, глядя на нее сверху вниз. – Это имеет отношение к делу?

– Что, спросить нельзя? – Она слегка раскраснелась от праведного гнева. – Вас же не всегда настолько заботили людские страдания, правда?

Страйк, знакомый с людьми ее взглядов, ничего не ответил. Скажи он ей, что завербовался в армию, дабы закалывать штыком детишек, она бы, скорее всего, поверила.

Джимми, которого, судя по всему, мало интересовало мнение Флик о военных, сказал:

– С Билли ничего не случится. Он время от времени сваливается на нас как снег на голову, а потом уходит. Это в его духе.

– Где он ночует, если не у тебя?

– У дружков, – пожал плечами Джимми. – По именам не знаю. – А затем, противореча себе: – К вечеру я ему позвоню – убедиться, что с ним ничего не случилось.

– Ладно, – сказал Страйк, допивая свою пинту и передавая пустой стакан покрытому татуировками уборщику, который собирал грязную посуду.

Страйк в последний раз затянулся сигаретой, бросил окурок на потрескавшийся бетон – в ту сторону, где оставалась компания, растер его своей протезированной ногой, а затем вынул бумажник.

– Сделай одолжение, – он достал и передал Джимми свою визитку, – позвони, когда объявится Билли, договорились? Хочу убедиться, что он жив-здоров.

Флик иронически хмыкнула, а Джимми, казалось, растерялся от неожиданности.

– Да, хорошо, договорились.

– Вы не подскажете, на каком автобусе быстрее всего доехать до Денмарк-стрит? – спросил их Страйк.

Он даже помыслить не мог о следующем пешем походе до метро. Автобусы проезжали мимо паба с завидной частотой. Джимми, который, видимо, хорошо знал этот район, направил Страйка к нужной остановке.

– Благодарю. – Возвращая бумажник в карман пиджака, Страйк добавил как бы между делом: – Билли упомянул, что ты, Джимми, тоже стоял рядом, когда душили ребенка.

Флик выдала себя, дернув головой в сторону Джимми. Тот был подготовлен лучше. У него раздулись ноздри, но во всем остальном он старательно изображал спокойствие.

– Да, он нарисовал в своей придурочной башке целую сцену, – сказал Джимми. – Иногда ему мерещится, что наша мать-покойница тоже стояла рядом. Скоро и папу римского туда приплетет.

– Грустно, – сказал Страйк. – Надеюсь, вы сможете его найти.

На прощание он поднял руку и ушел, а они остались стоять во дворике. Голодный, несмотря на съеденные чипсы, Страйк кое-как доковылял до автобусной остановки, превозмогая сильную пульсирующую боль в культе.

Автобуса пришлось ждать пятнадцать минут. Двое подвыпивших парней через несколько мест впереди от Страйка завели нескончаемый нудный спор о достоинствах нового приобретения клуба «Вест-Хэм» – Юсси Яаскеляйнена, чье имя и фамилию, правда, ни один так и не сумел выговорить целиком. Страйк невидящим взглядом смотрел в замызганное окно, нога болела, отчаянно хотелось лечь, но расслабиться он не мог.

Хотя признаваться в этом было досадно, поездка на Шарлемонт-роуд ни на йоту не развеяла его сомнений по поводу рассказа Билли. А воспоминание о внезапном испуганном взгляде Флик в сторону Джимми и особенно о вырвавшемся у нее «Его Чизл подослал!» занозой бередило душевный покой сыщика.

7

Вы думаете остаться тут? То есть совсем, хочу я сказать.

Генрик Ибсен. Росмерсхольм

На выходных Робин предпочла бы отдохнуть от переезда, распаковки вещей и расстановки мебели, но Мэтью не терпелось устроить новоселье, на которое он пригласил массу народу с работы. Его тщеславию льстила яркая, романтическая история улицы, где в ту далекую пору, когда Дептфорд был центром судостроения, селились исключительно корабельные мастера и капитаны дальнего плаванья. Хотя для Мэтью здешний почтовый индекс был еще не самым желанным в Лондоне, но небольшая вымощенная булыжником улочка со множеством элегантных старинных домов знаменовала, как он и хотел, шаг наверх, даже притом что в этот аккуратный кирпичный куб с подъемными окнами и фигурками ангелов над входом они вселились только на правах съемщиков.

Мэтью был против возврата к аренде жилья, но Робин настояла, сказав, что не выдержит еще год на Гастингс-роуд, а все их попытки приобрести жилье – сейчас непомерно дорогое – в собственность ни к чему не привели. Материнского наследства и нового оклада Мэтью еле-еле хватило на аренду этого симпатичного домика с гостиной внизу и тремя комнатами наверху, зато сумма, вырученная за продажу квартиры на Гастингс-роуд, осталась в банке нетронутой.

Домовладелец – издатель, уезжавший в Нью-Йорк для работы в головном офисе, – был в восторге от новых жильцов. Этот гей сорока с небольшим лет восхищался правильными чертами Мэтью и в знак особого расположения сам вручил ему ключи в день переезда.

– Полностью разделяю мнение Джейн Остен насчет идеального съемщика, – говорил он Мэтью, стоя на булыжной мостовой. – «Женат. Бездетен. Чего же лучше?»[6]6
  Цитата из романа Джейн Остен «Доводы рассудка». Перев. Е. Суриц.


[Закрыть] А чтобы дом содержался в порядке, нужна хозяйка. Или вы орудуете пылесосом сообща?

– Конечно, – заулыбался Мэтью.

Робин, которая, обойдя мужчин сзади, втаскивала через порог коробку с цветочными горшками, едва удержалась, чтобы не съязвить.

С недавних пор она подозревала, что Мэтью стремится создать у друзей и знакомых впечатление, будто он вовсе не съемщик, а владелец этого дома. Замечая за Мэтью неприглядные или неоднозначные поступки и делишки, Робин мысленного выговаривала себе за растущую мнительность и корила себя за дурные мысли о муже. Именно в таком приливе самобичевания она и согласилась на вечеринку, закупила спиртное и пластиковые стаканы, наготовила закусок и оборудовала кухню к приходу гостей. Мэтью переставил мебель по своему вкусу и несколько вечеров кряду составлял музыкальное меню, которое сейчас на полной громкости проверял по своему айподу на док-станции. Робин бежала наверх переодеваться под оглушительные первые аккорды песни «Cutt Off»[7]7
  Букв.: «Прекрати» (англ.).


[Закрыть] группы Kasabian.

С утра Робин накрутила волосы на поролоновые бигуди, решив сделать прическу, как в день венчания. Поскольку гости могли нагрянуть с минуты на минуту, она снимала бигуди одной рукой, а другой открывала шкаф. У нее было приготовлено новое платье, облегающее, серое, но она побоялась, что такой цвет будет ее бледнить. Поколебавшись, она достала изумрудно-зеленое платье от Роберто Кавалли, в котором никогда еще не появлялась на людях. Это был самый дорогой – и самый красивый – предмет ее гардероба, «прощальный» подарок от Страйка, оставшийся с той поры, когда она пришла на место временной секретарши, а затем помогла задержать первого убийцу в истории агентства. При виде подарка, который она в волнении сразу же показала жениху, Мэтью сделал такое лицо, что Робин и думать забыла про эту обновку.

Сейчас, когда она приложила к себе это платье, мысли ее почему-то обратились к девушке Страйка, Лорелее. Та всегда одевалась в яркие цвета драгоценных камней и обожала стиль пин-ап сороковых годов. Рослая, примерно как Робин, брюнетка с блестящими волосами, она делала стрижку, закрывающую один глаз, на манер Вероники Лейк. Робин знала, что Лорелее тридцать три года и что она совладелица магазина винтажной одежды и сценического костюма на Чок-Фарм-роуд. Эти сведения когда-то обронил Страйк, а Робин проверила их онлайн, взяв на заметку название улицы. Шикарный магазин оказался вполне преуспевающим.

– Без четверти, – бросил Мэтью, заскочив в спальню и на ходу стягивая футболку. – Я по-быстрому в душ.

Он заметил, что Робин прикладывает к себе зеленое платье.

– Я думал, ты наденешь серое.

Они встретились взглядами в зеркале. Загорелый, красивый, с обнаженной грудью, Мэтью был идеально сложен, и его отражение полностью совпадало с реальной внешностью.

– По-моему, серое меня бледнит, – пролепетала Робин.

– Я предпочитаю серое, – сказал Мэтью. – Мне нравится твоя бледность.

Робин заставила себя улыбнуться.

– Хорошо, – сказала она. – Пусть будет серое.

Переодевшись, Робин расправила локоны, чтобы сделать их мягче, надела серебристые босоножки и поспешила вниз. Едва она ступила в холл, как в дверь позвонили.

Спроси ее, кто придет первым, она бы выпалила: Сара Шедлок и Том Тэрви, которые недавно обручились. В этом была вся Сара: ей вечно не терпелось застать Робин врасплох, чтобы получить возможность выведать все раньше всех и занять удобный наблюдательный пункт. И верно: когда Робин открыла дверь, там стояла Сара в жутком розовом балахоне и с охапкой цветов, а сзади – ее жених с вином и пивом.

– Ах, Робин, дом великолепный, – запела Сара, не успев переступить порог.

Она рассеянно обняла Робин, не сводя глаз с лестницы: к ним спускался Мэтью, на ходу застегивая рубашку.

– Класс! Это тебе.

Необъятный букет восточных лилий перекочевал к Робин.

– Спасибо, – сказала она. – Пойду поставлю в воду.

У них не было достаточно большой вазы, но Робин решительно не могла просто оставить подаренные цветы в раковине. Ей слышно было, как Сара хохочет в кухне, заглушая даже Coldplay и Рианну, исполнявших «Princess of China»[8]8
  «Принцесса Китая» (англ.).


[Закрыть]. Робин достала из шкафа ведерко, стала наполнять его из-под крана и, естественно, забрызгалась.

Она не забыла, что уже просила Мэтью не приглашать Сару перекусить вместе в обеденный перерыв. А узнав, что Мэтью в возрасте уже за двадцать крутил с Сарой роман, стала настаивать на полном разрыве этого знакомства. Однако Том помог Мэтью получить продвижение по службе, а Сара в последнее время носила на пальце крупный бриллиант-солитер, и Мэтью, наверное, не видел ничего предосудительного в общении с будущими супругами Тэрви.

Робин слышала, как они втроем топают наверху. Мэтью проводил экскурсию по комнатам. Робин вытащила ведерко с лилиями из раковины и затолкала в угол кухонной столешницы, рядом с чайником, спрашивая себя, не слишком ли гадко подозревать, что Сара принесла букет с умыслом – чтобы хоть ненадолго отделаться от хозяйки дома. В разговорах с Мэтью Сара вечно переходила на игривый тон, который усвоила еще в студенческие годы.

Налив себе вина, Робин вышла из кухни в тот момент, когда Мэтью вел Тома и Сару в гостиную.

– …а лорд Нельсон и леди Гамильтон жили, как считается, в доме номер девятнадцать, но улица в ту пору называлась Юнион-стрит. – Он разливался соловьем. – Так, кто хочет выпить? Прошу на кухню, там все готово.

– Шикарно, Робин, – сказала Сара. – Такой дом – большая редкость. Вам, с моей точки зрения, просто повезло.

– Мы ведь его только снимаем, – пояснила Робин.

– Правда? – насторожилась Сара, и Робин поняла, что та делает выводы не о состоянии рынка недвижимости, а об их с Мэтью браке.

– Замечательные серьги, – сказала Робин, чтобы только сменить тему.

– Миленькие, правда? – подхватила Сара, отбрасывая назад волосы, чтобы продемонстрировать серьги во всей красе. – Подарок от Тома на день рождения.

Опять раздался звонок. Робин пошла открывать, надеясь, что пришел кто-то из тех немногих, кого пригласила она. Увидеть сейчас на пороге Страйка она, конечно, не надеялась. Он непременно опоздает, как бывало в половине таких случаев.

– О, слава богу, – выдохнула Робин при виде Ванессы и сама удивилась испытанному облегчению.

Ванесса Эквензи служила в полиции – высокая чернокожая женщина с миндалевидными глазами, модельной внешностью и завидным самообладанием. На новоселье Ванесса пришла одна. Ее бойфренд, судмедэксперт Скотленд-Ярда, в тот вечер оказался занят. Робин была разочарована: ей давно хотелось с ним познакомиться.

– Ты как, в порядке? – вручая ей бутылку красного вина, спросила Ванесса.

На ней было платье густо-лилового цвета на тонких бретельках. Робин в который раз пожалела, что не рискнула надеть свое изумрудно-зеленое.

– Да, все прекрасно, – ответила Робин. – Пойдем во дворик. Там можно курить.

Она провела Ванессу через гостиную, мимо Сары и Мэтью, которые теперь не стесняясь подшучивали над лысеющим Томом.

Стена, выходившая на задний двор, была увита плющом. В терракотовых вазонах зеленели аккуратно подстриженные кусты. Робин, сама не курящая, заранее расставила тут и там складные стулья и пепельницы, а также множество чайных свечей. Мэтью раздраженно поинтересовался, с какой стати она так печется о курильщиках. Робин прекрасно понимала, к чему он клонит, но не стала себя выдавать.

– Мне казалось, Джемайма курит, – не моргнув глазом пояснила она.

Джемайма была начальницей Мэтью.

– А-а, – замялся тот, сбитый с толку. – Да. Но только в неформальной обстановке.

– Ну, хотелось бы верить, что у нас неформальная обстановка, Мэтт, – добродушно заметила Робин.

Она захватила стакан для Ванессы, вернулась в гостиную и увидела, что ее подруга, заметно оживившись, обратила свои красивые глаза к Саре Шедлок, которая при активном содействии Мэтью все еще подтрунивала над облысением Тома.

– Она, точно? – спросила Ванесса.

– Она, – подтвердила Робин.

Эта моральная поддержка дорогого стоила. Они были знакомы давно, однако сдружились примерно полгода назад, и только тогда Робин доверила Ванессе историю своих отношений с Мэтью. До этого они, отправляясь в кино или недорогие рестораны, делились мнениями только о следственной работе, о политике и одежде. Ни с одной другой знакомой Робин не чувствовала себя так легко и свободно, как с Ванессой. Мэтью был с ней в компании два раза и сказал, что находит ее холодной, но так и не смог объяснить почему.

У нее сменилась целая плеяда бойфрендов; была и одна помолвка, но Ванесса не простила жениху измены. Иногда Робин задумывалась, не считает ли Ванесса ее, вышедшую замуж за своего первого парня, до смешного инфантильной.

Очень скоро в гостиную нагрянуло еще с десяток гостей – это были коллеги Мэтью с своими женами и девушками; они, совершенно очевидно, для начала разогрелись в баре. Робин понаблюдала, как их приветствует Мэтью и громко объясняет, где стоит спиртное. У него прорезался хвастливый тон, который ей доводилось слышать на корпоративах. От этого тона ее трясло.

Вечеринка быстро стала многолюдной. Робин знакомила присутствующих, показывала, где какие бутылки, выставляла новые стаканчики и передавала над головами тарелки с закусками, так как в кухне уже было не протолкнуться. Только после прихода Энди Хатчинса с женой она почувствовала, что может на какое-то время расслабиться и пообщаться со своими друзьями.

– А для вас, – говорила она Энди и Луизе, провожая их во дворик, – я приготовила отдельное блюдо. Знакомьтесь, кстати: это Ванесса. Она служит в Центральном полицейском управлении. Ванесса, это Энди и Луиза. Побудь тут, Энди. Я сейчас принесу. Закуска – без капли молочных продуктов.

На кухне стоял Том и загораживал собой холодильник.

– Извини, Том, я должна…

Он заморгал, потом отодвинулся в сторону. Уже пьян, подумала Робин, а еще только девять вечера. До ее слуха доносился гогот Сары.

– Давай помогу. – Том придержал дверцу, грозившую захлопнуться.

Робин склонилась к нижней полке, чтобы достать приготовленную безлактозную еду, не подвергавшуюся тепловой обработке.

– Боже, у тебя обалденная задница, Робин.

Она выпрямилась, но промолчала. За пьяной усмешкой Тома сквозила тоска, подобная ледяному ветру. Мэтью упоминал, что Том страшно комплексует из-за лысины и даже подумывает о пересадке волос.

– Красивая рубашка, – сказала Робин.

– Что? Эта? Нравится? Она купила. У Мэтью есть точно такая, верно?

– Хм, не уверена, – ответила Робин.

– Не уверена, – с отрывистым, гаденьким смешком передразнил он. – Где твои глаза? Дома не зевай, Роб.

На миг сочувствие Робин смешалось со злостью; потом же, решив, что с пьяным спорить бесполезно, она просто вышла из кухни с закуской для Энди.

Гости расступились, давая ей пройти, и она сразу заметила Страйка. Он стоял спиной к ней и разговаривал с Энди. Рядом, в алом шелковом платье, красовалась Лорелея с каскадом темных волос, как в рекламе дорогого шампуня. Каким-то образом за время краткого отсутствия Робин к этой группе примкнула и Сара. При виде Робин у Ванессы дрогнул уголок рта.

– Привет, – сказала Робин, опуская тарелку на чугунный столик рядом с Энди.

– Робин, привет! – сказала Лорелея. – Такая дивная улица!

– Да, приятная, верно? – ответила Робин, пока Лорелея чмокала воздух у нее за ухом.

Страйк тоже наклонился к хозяйке дома. Его щетина кольнула щеку Робин, но губы даже не прикоснулись к ее коже. Он уже открывал банку пива «Дум-бар» из принесенной сцепки.

Робин мысленно отрепетировала, что скажет Страйку на своем новоселье: спокойные, дежурные фразы, которые покажут, что сожалений у нее нет, что якобы существуют некие противовесы, хотя и недоступные его пониманию, склонившие чашу весов в пользу Мэтью. Она хотела также расспросить его подробнее о странном поведении Билли и о задушенном ребенке. Однако Сара в это время распространялась на тему известного аукционного дома «Кристис», где она работала, и вся компания внимала ей одной.

– Да, у нас третьего числа будет торговаться «Шлюз», – вещала Сара. – Констебль, – великодушно добавила она для дилетантов. – Мы ожидаем получить больше двадцати.

– Тысяч? – изумился Энди.

– Миллионов, – фыркнула в ответ Сара с покровительственным смешком.

За спиной у Робин хохотнул Мэтью, и она машинально посторонилась, чтобы впустить его в круг. Поскольку речь зашла о крупных суммах, его лицо просияло от восторга. Не исключено, подумала Робин, что именно об этом беседуют Сара и Мэтью во время совместных обедов: о деньгах.

– В прошлом году «Джимкрэк» ушел за двадцать два с лишним. Стаббс[9]9
  «Жеребец Джимкрэк с конюхом, тренером и жокеем на Ньюмаркетской пустоши» (1765) – картина знаменитого английского художника-анималиста Джорджа Стаббса (1724–1806), проданная за указанную сумму на аукционе «Кристис» в 2011 г.


[Закрыть]. Третье место среди самых дорогих картин старых мастеров.

Пальцы Лорелеи с красными ногтями скользнули, как заметила краем глаза Робин, в ладонь Страйка, исполосованную тем же ножом, который навсегда оставил шрам и на ее предплечье.

– Скучно, скучно, скучно! – театрально воскликнула Сара. – Хватит о работе! Кто-нибудь раздобыл билеты на Олимпиаду? Том – мой жених – в ярости! Нам достались только на пинг-понг! – Сара скривилась. – А у вас у всех какие успехи?

Робин увидела, как Страйк и Лорелея обменялись быстрыми взглядами, и поняла, что они призывают друг друга смириться с набившей оскомину темой. На миг пожалев, что эти двое здесь, Робин отошла.

Прошло около часа; Лорелея танцевала в гостиной, пока Страйк обсуждал с кем-то из друзей Мэтью шансы сборной Англии на чемпионате Европы по футболу. Робин, с которой он не обменялся ни словом после встречи во дворике, вошла с тарелкой в руке, остановилась поболтать с рыжеволосой женщиной, а потом стала предлагать угощения. Прическа Робин напомнила Страйку день ее венчания.

Его неотступно будоражили подозрения насчет той незнакомой клиники; он мысленно рисовал себе фигуру под облегающим серым платьем. Ни намека на беременность, да к тому же Робин пила спиртное, но есть вероятность, что они с мужем только начали подготовку к ЭКО.

Прямо напротив Страйка за танцующими возвышалась инспектор-следователь Ванесса Эквензи, чье присутствие в этой компании его удивило. Подпирая стену, она беседовала с рослым блондином, который, судя по его преувеличенным знакам внимания, на время забыл о своем обручальном кольце. Ванесса перехватила взгляд Страйка и кислой миной дала ему понять, что просит нарушить их тет-а-тет.

Разговор о футболе был не настолько увлекательным, чтобы продолжать его бесконечно, так что во время следующей удобной паузы Страйк обошел танцующих и заговорил с Ванессой.

– Вечер добрый!

– Приветик! – сказала она, принимая со своей неизменной элегантностью его тычок носом в щеку. – Корморан, это Оуэн – извините, не расслышала фамилию?

Оуэн вскоре понял, что ему не светит ни приятный флирт, ни телефончик симпатичной женщины.

– Не думал, что вы с Робин настолько дружны, – сказал Страйк, когда Оуэн отошел.

– Да, мы частенько проводим время вместе, – ответила Ванесса. – Я написала ей записку, после того как ты ее уволил.

– Угу, – сказал Страйк, делая глоток «Дум-бара». – Так, значит.

– Она позвонила сказать спасибо, и в результате мы отправились в бар.

Робин никогда об этом не заговаривала, но Страйк отчетливо сознавал, что после ее возвращения из медового месяца сам целенаправленно обходил все темы, кроме рабочих.

– Хороший у них дом, – сказал он, стараясь даже мысленно не сравнивать элегантно обставленную комнату со своим чуланом в мансарде над офисом.

Мэтью, должно быть, зашибает огромные деньги, подумал Страйк. Прибавка к зарплате Робин вряд ли сыграла ощутимую роль в этом приобретении.

– Хороший, – кивнула Ванесса, – только съемный.

Страйк некоторое время обдумывал эту интересную подробность, а сам наблюдал, как танцует Лорелея. Некоторая уклончивость Ванессы подсказывала, что выбор молодой четы был продиктован не только конъюнктурой рынка недвижимости.

– Виновата морская инфекция, – сказала Ванесса.

– Что-что? – переспросил он, совершенно сбитый с толку.

Она внимательно посмотрела на Страйка и, смеясь, покачала головой:

– Ничего. Забудьте.

– Да, нам более или менее повезло. Раздобыли билеты на бокс, – услышал Страйк слова Мэтью, сказанные рыжеволосой женщине во время музыкальной паузы.

«Уж не ты ли раздобыл?» – с неприязнью подумал Страйк, в очередной раз нащупывая в кармане сигареты.

– Ну как тебе тусовка? – спросила Лорелея в такси; был уже час ночи.

– Так себе, – ответил Страйк, глядя на огни встречных машин.

У него создалось впечатление, что Робин его избегает. После относительно теплого разговора в четверг он ожидал – чего? Общения, смеха? Ему интересно было узнать, как складывается брак молодой пары, но узнал он сущие крохи. Робин и Мэтью держались друг с другом вполне дружелюбно, однако тот факт, что жилье у них съемное, наводил на размышления. О чем он свидетельствовал, пусть даже неявно: о нежелании вкладываться в совместное будущее? О запутанных отношениях, которые не хочется осложнять еще больше? А дружбу с Ванессой Эквензи Страйк вообще расценил как новую грань той жизни, которую Робин вела независимо от Мэтью.

Виновата морская инфекция.

Как, черт побери, это понимать? Связано ли это с той загадочной клиникой? Робин перенесла какую-то болезнь? После нескольких минут молчания Страйк решил задать Лорелее встречный вопрос насчет вечеринки.

– Бывало и получше, – вздохнула Лорелея. – Жаль, что у Робин друзья такие скучные.

– Да уж, – сказал Страйк и не без удовольствия добавил: – Видимо, это из-за мужа. Он у нее бухгалтер. Мудила тот еще.

Такси мчало их дальше в ночь, а у Страйка перед глазами стояла фигура Робин в сером платье.